Глава 6
Ну что ж, старая, опробированная в сыскном искусстве методика вопросов и ответов дала кое-какие результаты, — удовлетворенно подводила я итоги своей деятельности, сидя за рулем. Как там говорил Пуаро: я просто беседую с людьми и слушаю сплетни…
Вот и я, подобно картам, перетасовываю услышанные слова, неспешно раскладываю некий мыслительный пасьянс, каждое слово-карту привязывая в памяти к определенной мимике, движению, жесту, которыми его сопровождал говорящий. Удивительная и поучительная «человеческая комедия», или скорее — бестиарий.
Я сидела в машине, выпуская дым в приоткрытое окно, по мере того как в моей голове хаотично разбросанные цветные стеклышки фактов постепенно складывались в осмысленный узор. Наконец, подведя под отнюдь не праздными размышлениями черту, я нажала на педаль акселератора и, дав задний ход, стремительно развернулась и выехала со двора.
Затормозив у очередного светофора, я позвонила Говорковой. Без особого энтузиазма она согласилась встретиться со мной снова.
— Здравствуй, — сухо бросила она в ответ на мое приветствие.
— Возникли некоторые вопросы, — я села в предложенное кресло.
— Интересно, — вяло произнесла она, пристраиваясь на стуле.
— Действительно интересно. Ты говоришь, что была в душе, — я перехватила ее недобрый настороженный взгляд, — а вот Шубин утверждает, что это он был в душе, а тебя там как раз и не было. Это расхождение можно было бы, конечно, свести на нет, если предположить, что вы там были вдвоем…
Лицо Говорковой передернулось презрительной гримасой, но легкая дрожь ее брезгливо поджатых губ выдавала ее с трудом скрываемое волнение.
— Шубин и тебе голову заморочил? — скривила она губы в ядовитой усмешке.
— Так что ты на это скажешь? — бесстрастно продолжила я, пропустив мимо ушей брошенную в мой адрес «шпильку».
— Скажу, что он врет…
— Так ты была в душе? — Я пристально посмотрела на Говоркову.
— У тебя что, плохо со слухом? — раздраженно ответила она вопросом на вопрос.
— Значит, ты была в душе с Шубиным? — продолжала я долбить в одну точку.
Полный неприкрытой ненависти взгляд Говорковой, казалось, имел целью пронзить меня насквозь. Но броня моей обычной невозмутимости была действительно непробиваемой.
— Ну если ты такая непонятливая, — теперь Говоркова явно хотела унизить меня, — я тебе повторяю: никакого Шубина я в душе не видела.
Глаза и руки выдавали ее. Конечно, можно сказать все, что угодно, стараясь изобразить непроницаемо-гордое лицо, соврать и не покраснеть, но это при условии, что твой собеседник — дрянной психолог и никудышный физиономист. А я, неплохо разбираясь в человеческой психологии, видела, что Говоркова врет.
— Может быть, я бы поверила тебе, а не Шубину, хотя он тогда в душе был не один. Но дело осложняется тем, что именно в это время мимо душа проходил… кто бы ты думала? Юрий Степанович Верещагин. Он никого не видел в душе, но слышал, как оттуда раздавался женский смех. Если ты утверждаешь, что была в душе, значит, Верещагин не узнал твой голос? Мне кажется, это маловероятно. Если же это так, то получается, что ты была там с Шубиным, и именно поэтому боишься признаться.
Говоркова молчала, подавленная моей, честно говоря, небезупречной логикой. Мне нужно было просто вывести ее из равновесия, а уж потом добиться от нее правды.
— Что же ты молчишь? Ты не подумала, что своим враньем можешь навредить своему благодетелю? Ну, говори, где ты была?
— Я была в душе, — упрямо твердила Говоркова, — и была там одна.
— Ты сможешь повторить это на суде? — припугнула я ее.
— На суде? — Она уставилась на меня широко открытыми глазами.
— А ты что думаешь, дело уже закончено? Все еще только начинается! — грозно предупредила я ее.
— Не пугай меня, мне нечего бояться. — Она привстала со стула, наверное, чтобы придать больше весомости своим словам.
— Если ты не хочешь сказать правду, значит, чего-то боишься. И поверь мне, я узнаю это рано или поздно, — заявила я.
— Это твое дело.
— Вот тут ты права, — согласилась я, — но позволь тебя спросить: если еще один человек подтвердит слова Шубина о том, что он был в душе, ты все равно будешь стоять на своем?
— Ничего нового я тебе не скажу, — упрямо твердила Лидка.
— Ладно, тебе решать. Но ты подумай хотя бы о Беркутове.
— Мне нечего думать, я уже все сказала.
Упрямства ей было не занимать, а у меня весь арсенал средств психологического давления был израсходован. Я встала и, не прощаясь, вышла на лестницу. Закурив на площадке, я не спеша стала спускаться вниз.
Запустив двигатель, я вышла из машины, чтобы достать из багажника щетку, которой счищала снег. Я уже начала открывать крышку багажника, как вдруг раздался грохот взрыва и, ослепляя глаза, вверх взметнулся столб пламени. Плотной воздушной волной меня отбросило в сугроб. Хорошо еще, что я не потеряла сознание и успела отползти в сторону до того, как второй, гораздо более мощный, взрыв окончательно разворотил мою «девятку», — взорвался бензобак.
Мне повезло, что я осталась в живых. По всей вероятности, взрывное устройство было заложено под днище автомобиля в районе водительского сиденья. Задержись я за рулем еще хотя бы на десять секунд, и мое стройное молодое тело превратилось бы в неопознаваемое месиво.
Я зябко поежилась, скорее не от холода, а от возникшей перед моим внутренним взором безрадостной картины. Попытавшись подняться на ноги, я убедилась, что это мне удалось. Ныли спина и затылок — сугроб был не такой мягкий, как в середине зимы. Ощущалась боль в кистях рук, по которым ударило открывшейся от взрыва дверцей, да еще немного заложило уши, а в остальном я осталась той же Таней Ивановой и прощать такое кому бы то ни было не собиралась.
С момента взрыва не прошло и минуты, а из подъездов начали появляться первые зеваки. Я с сожалением посмотрела на то, что осталось от моей «девятки», которая верой и правдой служила мне до самого последнего момента, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась к ближайшему бару — мне просто необходимо было выпить.
Меня распирало желание заглянуть в будущее — и я обратилась к магическим костям. Выпавшая комбинация была мне знакома: 22+28+4. «Перемена места жительства».
Что за черт!? Я не собиралась никуда переезжать, разве что какой-нибудь неизвестный родственник завещает мне виллу на Лазурном Берегу?
* * *
До обеда оставалось не так много времени, когда я, приведя себя в норму двумя рюмками коньяка, отправилась к вдове Грушина. Отпустив такси возле девятиэтажки, в которой она жила, я пешком поднялась на третий этаж и надавила на кнопку звонка. Дверь долго не открывалась, и я собралась уже было позвонить еще раз, как изнутри раздался женский голос:
— Кто?
— Антонина Игоревна, это Татьяна Иванова, мы с вами договаривались о встрече, — как можно громче сказала я.
Еще с полминуты за дверью ничего не было слышно. Наконец щелкнул замок, и я увидела на пороге круглолицую шатенку с пышной челкой, чуть вздернутым носом и тонкими губами. В ее широко раскрытых глазах я заметила растерянность, если не сказать страх.
— Добрый день, — я ободряюще улыбнулась ей. — Можно войти?
Она молча повернулась и пошла в комнату.
«Надо же, как смерть мужа подкосила ее, — подумала я, — а ведь они с Грушиным, кажется, собирались разводиться».
Я вошла в гостиную следом за хозяйкой, которая замерла у окна в какой-то напряженной позе. На круглом столе, покрытом темно-зеленой скатертью, лежали несколько листов бумаги и ручка.
— Антонина Игоревна…
Больше я ничего не успела сказать. Метнувшийся у меня за спиной силуэт опустил мне на голову что-то вроде бейсбольной биты. Я успела только инстинктивно пригнуться, немного отклонив голову в сторону. Вероятно, только это и спасло меня от перелома костей черепа. Свет в глазах померк, колени подогнулись, и я свалилась на пол.
* * *
Сознание медленно возвращалось ко мне, удары сердца грубыми толчками отдавались в затылке. Запах пороховых газов, плавающих в комнате, щекотал ноздри. Словно сквозь вязкую влажную пелену, обволакивающую мое сознание, я смутно слышала мужские голоса: один — гнусавый и высокий, другой — хриплый и басовитый.
— Репа, — сказал обладатель баса, — забирай бумаги, пора сматываться.
— Погоди, Шомпол, — заверещал в ответ Репа, — надо все проверить еще раз, чтобы следо…
Я снова провалилась в черную немую пустоту.
* * *
Подтянув ноги и упершись руками в мягкий ковер, я медленно встала на колени.
Антонина Игоревна неподвижно сидела в большом кожаном кресле в двух шагах от меня, уставившись в пол. Из маленького отверстия в виске по ее щеке стекала тоненькая струйка крови.
Сев на пятки, я потянулась рукой к кобуре: пистолет на месте. Я достала его и понюхала ствол. Нет никаких сомнений — из него стреляли. Я отодвинула затвор и заглянула в него — патрона в стволе не было. Вынув магазин, я убедилась, что все остальные патроны на месте, но от этого мне почему-то не стало легче.
Я не знала, долго ли я провалялась на полу — несколько минут или несколько часов, но мне было ясно, что надо убираться отсюда, — и чем быстрее, тем лучше. Вообще-то часов я не носила и обычно могла определять время с точностью до пяти-десяти минут, но в данном случае мой внутренний хронометр отказывался работать.
Выпрямившись, я с трудом сохранила вертикальное положение, мне даже пришлось опереться о стену, чтобы снова не оказаться на полу. Постепенно головокружение прошло, и я потихоньку тронулась к выходу. Мой взгляд упал на часы, стоявшие на полке, и я поняла, что прошло чуть более получаса с того момента, как я переступила порог этой квартиры.
Я была в прихожей и уже собиралась открыть дверь, как вдруг она сама собой распахнулась и мне в грудь уперлось дуло автомата.
— Стоять! Лицом к стене! Руки за голову!
Двое в камуфляже и бронежилетах остались рядом со мной, еще двое, прикрывая друг друга, ринулись в квартиру.
Веселенькое положеньице. Одна в квартире с хозяйкой, убитой, без сомнения, из моего «макарова». В моей больной голове всплыло предсказание о перемене места жительства. Не означает ли это, что вскоре мне придется перебраться в «кутузку»?
Обыскав, меня втолкнули в комнату.
— Ну что там, Гаврилюк? — сиплым голосом спросил высокий грузный мужчина с насупленными бровями.
— Вот, товарищ старший лейтенант, — он вывалил на стол все, что нашел у меня в карманах.
— Ого! — удивился старший лейтенант. — Да тут целый арсенал! — Он с любопытством посмотрел на меня, приподняв кустистые брови. — Ты ее кончила? — он кивнул головой в сторону кресла с трупом хозяйки.
— Конечно же, нет, сейчас я вам все объясню, — начала я.
— Ну-ну, — скептически произнес лейтенант, по-видимому, уже все для себя решив, — садись на стул.
— Я — частный детектив, там на столе моя лицензия. Я расследую убийство Артема Грушина и пришла поговорить с его вдовой. Вчера я с ней договорилась об этом по телефону, — быстро заговорила я, особо не надеясь, что мне поверят.
Лейтенант подошел к столу и, покрутив в руках мою лицензию, недоверчиво поглядел на меня.
— Это мы проверим, — деловито сказал он. — Гаврилюк, — он протянул лицензию высокому худощавому парню с головой в форме яйца и большими оттопыренными ушами, — позвони-ка в отдел. И проверь заодно ее пушку.
— Так вот, — продолжила я, когда яйцеголовый с лицензией и «макаровым» вышел к телефону, стоявшему в прихожей, — Грушина сама мне открыла, и я прошла за ней в комнату.
— Когда это было? — коротко бросил лейтенант.
— В час, — лаконично ответила я.
Лейтенант посмотрел на свои часы.
— Дальше, — приказал он.
— Потом меня ударили по голове, сзади. Я очнулась несколько минут назад.
— Складно у тебя получается, — он ухмыльнулся. — Значит, кто-то пришел к Грушиной, собираясь отправить ее на тот свет. Потом он или они подождали, пока заявишься ты, ударили тебя по голове и из твоего же пистолета укокошили хозяйку, оставив тебя в живых.
— Я случайно оказалась здесь в это время, — как можно убедительней сказала я, — те, кто убил Грушину, просто воспользовались моим приходом, чтобы свалить все на меня. Меня элементарно подставили.
— Ну что там, Гаврилюк? — лейтенант посмотрел на вошедшего яйцеголового.
— Все чисто, товарищ старший лейтенант. Пушка зарегистрирована на имя Ивановой Татьяны Александровны, лицензия тоже на имя Ивановой Татьяны Александровны. — Он положил «ПМ» и заламинированную лицензию обратно на стол и, сделав шаг назад, взял автомат на изготовку.
— Рубашкин, — лейтенант кивнул коренастому здоровяку, — пойдем осмотрим квартиру, а ты, — он посмотрел на совсем еще молодого паренька с рыжими усиками, — останешься с Гаврилюком. Глаз с нее не спускайте!
Самое время делать ноги, подумала я, если меня арестуют, то пройдет немало времени, прежде чем я сумею доказать свою невиновность. Да и сумею ли? А настоящие преступники в это время спокойно заметут следы. Нет, нужно как-то выбираться отсюда. Только вот как?
Гаврилюк с напарником расположились по обе стороны от меня немного впереди, положив руки на автоматы, перекинутые через плечо. К счастью для меня, они стояли ближе, чем должны были бы стоять.
Медленно опустив руки вниз, я покрепче ухватилась за сиденье стула и резко распрямила обе ноги, целясь носками в промежности моих охранников. Они почти беззвучно охнули и перегнулись пополам. Я быстро вскочила и, взяв их за головы, легонько стукнула одну об другую.
Извините, ребята, у меня нет выхода.
Придержав моих охранников за плечи, чтобы не наделали своим падением много шума, я помогла им опуститься на мягкий ковер и, перешагнув через них, метнулась к столу. Схватив одной рукой «макаров», другой — кое-что из своих прибамбасов, я пулей бросилась к выходу.
Когда я уже скатилась на первый этаж, наверху еще было тихо.
* * *
Через несколько минут я уже сидела на заднем сиденье такси. Цены нынче на это средство транспорта таковы, что поймать желтую «Волгу» не составляет никакого труда. Такси косяками курсируют по городу в надежде «подстрелить» хоть какого-нибудь пассажира.
Вскоре я была на месте. Открыв дверь, я, не разуваясь, метнулась в спальню. В темпе «военной тревоги» покидала в объемную спортивную сумку кое-какие тряпки, взяла необходимые вещи, деньги и опрометью выбежала из квартиры. Времени у меня было в обрез.
Сев в такую же желтую «Волгу», на которой доехала до дома, я понеслась к Светке. От моей «девятки», служившей мне верой и правдой и не раз выручавшей меня из разных критических ситуаций, остались, как говорится, рожки да ножки. Мне срочно нужен был автомобиль, и я рассчитывала позаимствовать его на некоторое время у своей подруги.
В этом смысле Светка была безотказной и всегда шла мне навстречу. Ей не понадобится объяснять, чем я занимаюсь, мучительно долго растолковывать, что случилось с моей машиной. Некоторая доля легкомыслия, присущая моей подруге, никак не отражалась на ее завидной сообразительности и перманентной готовности помочь словом и делом. Даже, наоборот, может быть, как раз Светкина бесшабашность и авантюристическая жилка самым счастливым образом влияли на ее умение все быстро понять и не задавать лишних вопросов.
Не доезжая до ее дома, я попросила водителя притормозить. Мне пришла в голову замечательная идея — позвонить на свой сотовый, который остался у старшего лейтенанта.
Завидев телефон-автомат, я вышла из машины и направилась к нему.
— Алло, товарищ старший лейтенант?
— Да. Кто это? — Сиплый голос старшего лейтенанта казался еще более надтреснутым от отчетливо звучащей в нем тревоги.
— Иванова. У меня туго со временем. Я только хочу извиниться за свой побег и заверить вас в том, что как только найду настоящего убийцу Грушиной, обязательно с вами свяжусь и предоставлю все доказательства.
Не дав ему опомниться, я повесила трубку и вернулась в машину.
