Глава 8
В доме номер 100 по Большой Садовой улице мне популярно объяснили, что вот уже несколько лет, как весь первый этаж здания выкуплен под магазины, а жильцы имели счастье приобрести себе жилье в других районах нашего города. На мой вопрос, куда именно отправилась гражданка Цеплер, мне ответили, что науке это неизвестно, равно как и милым жильцам этого старенького двухэтажного дома. Вот тебе и приехали! Я вышла из подъезда на улицу и посмотрела на небо. Там светило милое ласковое весеннее солнышко, оно растопило практически весь снег, асфальт местами высох, значит, уже можно надевать туфли. Но это не особо меня радовало: я пока так и не нашла человека, который бы хорошо знал нашу потерпевшую и мог рассказать о ней что-нибудь стоящее.
Что ж, придется, как видно, в очередной раз обратиться к моему другу Андрюше Мельникову, думаю, только он может добыть мне адресок однокурсницы Ягудиной Ираиды Станиславовны Цеплер. Я потянулась к мобильнику.
В этот момент он зазвонил сам. На дисплее высветилось «Донцов». Черт! Опять этот доморощенный детективщик. Он что, уже написал книгу, для которой я подкинула ему сюжет, и теперь собирается выклянчить у меня еще один? Я недовольно поморщилась, но трубку все-таки включила: мало ли! Голос Дария был радостно-взволнованным:
– Татьяна! Это я… – Не уточнив, кто именно звонит, – очевидно, считает, что он в городе – знаменитость и все узнают его по голосу, Дарий перешел к делу: – Татьяна, а что, если мы нашу даму, содержательницу подпольного игорного клуба, прежде чем убить, изнасилуем?
– В каком смысле? – растерялась я, лихорадочно пытаясь вспомнить, о какой такой даме идет речь.
– В прямом. Изнасилуем, потом будем пытать, чтобы она призналась, где хранит свои миллионы, и, наконец, как вы и советовали, воткнем ей в глаз шампур!
«Садюга, – подумала я. – Ему бы не детективы писать, а инструкции по добыванию сведений из шпионов для Третьего рейха. Для пыток, одним словом. Уж он бы там подробненько все описал, кому, что и куда втыкать, просмаковал бы по полной. Впрочем, мне-то все равно, пусть себе пишет что угодно, если, конечно, издательство рискнет издать его садистский шедевр». Однако от писаки надо было как-то избавляться, мне сейчас было совсем не до него.
– Я согласна, Дарий, это хорошая мысль, – сказала я с некоторой долей сарказма, которого писака, разумеется, не заметил, – думаю, читателям такое понравится.
– Изнасиловать старушку? И только потом пришить ее шампуром? А может, сначала пришьем, а потом изнасилуем?
«Да пиши ты, что хочешь, некрофил недоделанный!» – так и хотелось рявкнуть мне в трубку. Вот привязался со своей старушкой! Вслух же я сказала:
– Да, это интересная мысль, можно сначала прибить, а потом того… Свежо и ново.
– Правда? Спасибо вам, Татьяна, вы вдохновили меня на новые свершения! Теперь я сделаю такое!.. Обо мне заговорят!.. Я надеюсь, я не слишком отвлек вас?
– Ну, что вы! С удовольствием пообщалась с вами, – успокоила я Дария и побыстрее отключила телефон, пока у моего собеседника не возникло новых вопросов. Мне предстояло позвонить Мельникову.
У Андрея моя просьба вызвала немалое удивление.
– Что, какой Цербер? Мать, ты там вообще чем занимаешься?
– Да не Цербер, Андрюша, а Цеплер, Ираида Станиславовна Цеп-лер.
– А зачем тебе эта самая Ираида Станиславовна?
– Это однокурсница Ягудиной, она, возможно, что-то знает о ее прошлом.
– Тань, что ты прицепилась к прошлому Ягудиной? Заняться больше нечем?
Голос моего друга был недовольным. Интересно, кто испортил ему настроение? Впрочем, какая разница, кто испортил, поднять все равно предстояло мне.
– Слушай, Андрюшечка, – сказала я вкрадчивым голосом, – я вот что сейчас подумала: я тут как раз проезжаю мимо… Разумеется, совершенно случайно… А что, если я заверну к тебе? Ненадолго. Я и пиццу могу прикупить, с грибами, а ты нам чаек сообразишь… Ну, так как, мне подруливать?
– М-м… Ну, если с пиццей… Знаешь, мать, пицца – это моя слабость, перед которой я не могу устоять. Так что подруливай, – милостиво разрешил Андрюша. – Только пиццу привезешь с курицей, с курочкой я как-то больше уважаю.
Минут через сорок я уже входила в кабинет Мельникова с фирменной коробкой в руках. Мой друг сидел за столом, разбирая какие-то бумаги в папке.
– Пиццу заказывали? – шутливо-деловым тоном спросила я, водружая свой презент на стол.
Андрей радостно захлопнул папку, убрал ее в стол и подошел к чайнику, стоящему на подоконнике. Включив его, он достал из тумбочки два внушительных размеров бокала.
– Ну, так зачем, мать, тебе какая-то там старушенция?
– Я же сказала, Андрюша, эта самая Цеплер – однокурсница нашей Ягудиной… Нож дай пиццу разрезать… наверняка бабуля знает что-нибудь такое-эдакое…
– Все-таки хочешь раскрыть тайну внезапного богатства Ягудиной? – усмехнулся Мельников, доставая из тумбочки нож.
– Очень хочу, и поверь мне: я это сделаю!
– Далось тебе это богатство! Вот помяни мое слово: убийство бабули окажется с ним не связано.
– Поживем – увидим.
– Кстати, Тань, у меня для тебя хорошая новость: твоего алкаша-фехтовальщика сегодня отпускают. Пока под «подписочку», разумеется, но тем не менее…
– Ого! – восхитилась я. – Вот это приятно. Значит, можно будет получить гонорар…
– Приятно ей! – проворчал Андрей, наливая закипевшую воду в бокалы. – А это ничего, что мне вместо него теперь его папашу-архитекторишку «раскручивать»?
– А какая тебе разница, кого «раскручивать»?
Мы принялись за пиццу.
– Какая разница? – возмутился Мельников. – Да ты пойми, мать: он не «колется»! Если бы этот архитекторишка признательное написал, а то ушел, понимаешь, в «несознанку», знать, мол, ничего не знаю, тетку свою не убивал, вообще сто лет у нее не был, и саму ее, мерзкую тварь, столько же не видел, чему и был безумно рад все эти годы…
– Ну, извини, Андрюша, – развела я руками, – какой подозреваемый подвернулся, такого и прихватила. Я и предположить не могла, что он «колоться» не будет! В следующий раз постараюсь добыть тебе подозреваемого посговорчивей.
Мельников сощурился.
– Смеешься, да? Ну, конечно, тебе можно острить: ты у нас на вольных хлебах! А вот мне так не до смеха: начальство наседает. «Когда будешь дело сдавать?.. Когда будешь?..» Мне вообще, мать, знаешь, что светит? Лишение премии!
– Страшное дело! – сочувственно покачала я головой, откусывая очередной кусок пиццы.
– Кстати, наш новоявленный подозреваемый раскрыл тебе секрет своего алиби?
Я кивнула.
– И ты его проверила?
Я снова кивнула: мой рот был полон пиццы.
– И как оно тебе?
– Сойдет. Он был у своей любовницы, она его слова подтвердила.
– А если она врет?
– Не знаю. Думаю, придется вам проверять это более серьезно.
– Да, да, придется опрашивать всех соседей, не видел ли кто нашего Белохвостикова-среднего утром того дня в подъезде. Черт! Кто бы знал, как я не люблю эту рутинную работу! Кстати, как держалась эта юная пассия нашего новоявленного подозреваемого?
– Представь себе, она хвалилась тем, что захомутала не нищего юнца, а солидного дяденьку с каким-никаким, а достатком.
И я рассказала Андрею о своей встрече с Никой. Он выслушал меня и даже согласился с моими выводами относительно девушки.
– Ой, чует мое сердце, что дяденьку архитектора проверять придется особенно тщательно, – Андрюша нервно побарабанил пальцами по столу, – особливо эту его предприимчивую мадам, охотницу за старыми богатыми мужиками. Ладно, этим займутся мои ребята, у меня как раз сейчас один освободился… Кстати, напомни, кого ты там хотела разыскать?
– Ираиду Станиславовну Цеплер, она раньше проживала на Большой Садовой, в сотом доме, потом куда-то переехала. Эта бабушка училась в одной группе с нашей потерпевшей и может знать о ней что-то интересное.
– Тань, ну чего ты прицепилась к этим древним бабулькам? Они небось еще в институте благородных девиц учились при царском дворе. Что они могут помнить?!
– Э-э, Андрюша, не скажи. Вот у меня однажды был такой случай…
Но не успела я рассказать моему другу интересный случай из своей детективной практики, как на его столе зазвонил телефон, и он, извинившись, поднял трубку.
– Мельников слушает… Что?.. Какое отделение полиции?.. Кто?.. Какой Вася Копытин? Не знаю такого… Уверяет, что мы знакомы? Бред!.. Дарий?!. Ах, Донцов!.. Авторский псевдоним?.. Ну, да, имею честь быть знакомым… Что?.. Кого?.. Грозил убить?.. Изнасиловать?.. Ах, вот так! Воткнуть шампур в глаз?!. А уже потом изнасиловать?.. Задержали?.. Нет, знаете, здесь какая-то ошибка… Да, это родственник моего начальника… Да, да, его… Да, да, он самый… Сейчас в отъезде… Знаешь что, капитан, давай вези его сюда, мы сами здесь во всем разберемся… Да ты не сомневайся, обязательно все выясним… Да, и с сообщниками разберемся, что там за банда такая маньяков-насильников… Я у себя в кабинете… Дежурный вам покажет…
Андрей положил трубку и посмотрел на меня:
– Лихо! Нет, ты представляешь, мать: наш Дарий, этот писака-самоучка, этот детективщик недоделанный, попал в полицию! К коллегам из соседнего отделения. Кстати, на самом деле его зовут Вася Копытин, представляешь?! А Донцов – это его, так сказать, псевдоним.
От удивления у меня кусок пиццы застрял в горле.
– Говорят, ехал в «маршрутке», – продолжал меж тем Андрей, – и звонил своему сообщнику, в открытую, понимаешь, советовался: каким способом пришить какую-то старушку! Пассажиры «Газели» оказались людьми неравнодушными к судьбам Родины вообще и старушек в частности, скрутили бедолагу и благополучно доставили в ближайшее отделение полиции, где он сейчас и загорает. Вернее, сейчас-то его уже везут к нам.
Я вспомнила, как Дарий звонил мне недавно и советовался по поводу сюжета своей книги, как ему лучше «пришить» нашу героиню, содержательницу подпольного казино и притона. Оказывается, он в это время ехал в «Газели». Ну, чудила! Я, в свою очередь, рассказала об этом Андрею. Тот округлил глаза:
– Что?! Прямо в «маршрутке»?!. В открытую трепался?! Вот придурок! Хотя и племянник начальства… А пассажиры-то молодцы! Предотвратили (в их понимании) настоящее убийство. А еще говорят, что у нас сплошь – одни равнодушные! Кстати, мать, учти: тебя тоже будут «пробивать»: ведь звонил-то он тебе, твой номер в его телефоне «засветился» последним. Так что ты у нас пойдешь сообщником, – вдоволь насмеявшись, подытожил мой друг.
– Ой, как хорошо, что у меня есть свои люди в полиции, – подмигнула я Мельникову, – надеюсь, ты не будешь меня допрашивать с пристрастием?
– Это уж, извини, как получится! Может, придется сделать тебе личный досмотр: а вдруг ты носишь с собой холодное оружие? Под нижним бельем. Тот же шампур, например…
– А как же, Андрюша! Я без шампура вообще из дома не выхожу: как же без него сегодня по улицам ходить?! А что касается личного досмотра – перебьешься!.. Кстати, как там насчет адресочка мадам Цеплер? Пицца съедена, – будьте любезны оплатить счет.
Мельников вытер руки носовым платком, сел к своему компу, и его пальцы запорхали по клавиатуре.
– Есть, – выдал он через минуту, – Ираида Станиславовна – как заказывали. Улица Шелковичная… Дом… Тебе записать?..
Однокурсница нашей бабы Яги проживала в Осеннем ущелье. Я нашла ее сидящей на лавочке возле старой пятиэтажки. Ираида Станиславовна прекрасно выглядела для своих семидесяти трех лет, а именно столько ей и было, судя по данным, выуженным Андреем из милицейской базы. Женщина была одета в коричневое драповое пальто, элегантную шляпку с цветочками и короткие сапожки на низком каблуке. Она подставляла свое белое лицо с розовыми щечками весеннему солнышку и улыбалась подкрашенными губами. Возле ее ног сидела собачка неопределенной породы.
Узнав цель моего визита, женщина без особого огорчения покачала головой:
– Значит, Ягудину убили… Царство ей небесное! Впрочем, я не особо удивлена: такая дрянь должна была кончить подобным образом. Это закономерно…
– Кажется, вы вместе учились в институте?
– Что? А, да, учились… В одной группе.
– Ираида Станиславовна, вы не будете так любезны рассказать мне про нее – какой она была в институте? С кем дружила или, может, наоборот, ругалась?
– Дружила? Что вы говорите, деточка?! Ягудина не могла ни с кем дружить, совершенно не могла. Ссориться, ругаться – это да, это – сколько угодно! Она даже сидела всегда одна – за первым столом, ближайшим к преподавательскому. Рядом с ней никто не хотел садиться.
– Скажите, Ираида Станиславовна, а не случалось ли с вашей Ягудиной чего-нибудь необычного? Может быть, какой-то случай, неприятность или что-то в этом роде?
Женщина задумалась:
– Неприятность, говорите? Право, не знаю… Училась она неплохо, «хвостов» у нее вроде не было… А то, что ругалась со многими из группы, так ведь это не необычно, это как раз в порядке вещей. Для Ягудиной в порядке вещей.
– Значит, ничего такого, – вздохнула я, посмотрев на кудрявого питомца моей собеседницы. – Училась хорошо, сессию сдавала вовремя, регулярно собачилась с однокурсниками…
– Ну, да, – кивнула Ираида Станиславовна, нагнулась и погладила свою питомицу. – Хотя нет, погодите… Как вы сказали?
– Регулярно собачилась с однокурсниками, – повторила я.
– Я не о том… Сессия… Сессия… Да, было что-то, связанное с сессией.
– Что именно?
– Не помню… Простите, Татьяна, шутка ли – пятьдесят лет прошло, даже больше!
Я уже собралась было прощаться, как вдруг Ираида Станиславовна вскрикнула, прижав руки к груди:
– Ой, я вспомнила! Сессия, точно, наша последняя сессия в институте…
Собачка у ее ног вздрогнула и, недовольно покосившись на хозяйку, тявкнула.
– Ну, что сессия? – не выдержала я. – Она ее что, завалила?
– Хуже.
– В каком смысле хуже? – опешила я.
– Она на нее не явилась.
Наверное, у меня был очень удивленный взгляд. Ираида Станиславовна поспешила меня успокоить:
– Да нет, на сессию она все-таки явилась, но потом, с недельным опозданием! Поверьте, это было нечто, из ряда вон выходящее. В те времена никто не смел выкинуть ничего подобного, дисциплина была – о-го-го! А уж на последнюю сессию все больные ползком ползли, как же: последняя сессия! Это сейчас…
Женщина принялась рассуждать о нравах современной молодежи, которой «все до лампочки». И на занятия-то они не ходят, а придут, так сидят и «эсэмэски» друг другу пишут вместо того, чтобы преподавателя слушать, а еще в смартфонах у них всякие игры да скачанные из Интернета книжки. Это она по своим внукам знает, их у нее трое. Как современная молодежь вообще учится?! Сессию сдают за взятки… Ужас! Ужас!.. Мне пришлось терпеливо ждать окончания лирического отступления в нашей беседе. Наконец Ираида Станиславовна, что называется, выпустила пар и закончила свой возмущенный монолог.
– Так, говорите, Ахолия Ивановна опоздала на сессию? – напомнила я тему нашей беседы. – Может, у нее что-то случилось, вы не спрашивали?
– Лично я – нет, – презрительно поморщилась женщина и успокоила свою зарычавшую на пробегавшую мимо кошку собачку. – Подождите… Что-то случилось, говорите? Да, точно! Вспомнила! Тогда действительно случилось что-то непонятное. Началось с того, что все заметили, как наша Ахолия вдруг начала поправляться. Ползла и ползла во все стороны… Девчонки над ней подшучивали, намекали на интересное положение, да и не только девчонки… Помню, она нам сказала, что у нее что-то серьезное со щитовидной железой и она принимает какие-то гормональные препараты, от которых так полнеет. Да, да, именно так и сказала.
– А вы?
– А что «мы»? Ничего. Щитовидка – так щитовидка, нам-то что! И вообще, всем тогда было не до Ягудиной, на носу была последняя сессия, потом предстояло написание дипломной работы… А потом она пропала.
– Как?
– Надолго. Месяца на два, кажется… Нет, чуть меньше, полтора… Перестала ходить на занятия, совсем перестала. А потом вдруг снова появилась, это когда уже сессия была в разгаре. Похудевшая, осунувшаяся – жуть! Под глазами – черные круги, ходит, как тень, глаз ни на кого не поднимает… Кто-то из девчонок, помню, спросил, что случилось, так она провякала что-то невразумительное, мол, долго в больнице лежала, тяжело болела, чуть не умерла… Только тогда нам всем было не до нее: я же говорю, сессию мы сдавали, последнюю. Помню, мы тогда только и думали, что мы уже без пяти минут врачи, и еще предстояло распределение. Кто же в такой ситуации будет переживать из-за какой-то там скандалистки Ягудиной!
– Так, так. Это очень интересно, – я невольно подалась вперед.
– Да нет, ничего интересного я вам не расскажу, – покачала головой Ираида Станиславовна. – Ягудина предоставила в деканат какую-то справку.
– Справку?
– Да вроде что-то у нее там было со здоровьем. И стала «догонять» сессию…
– Значит, она пропадала месяца на полтора?
– Ну да, где-то так.
– А появилась с болезненным видом?
– Да. Худая, осунувшаяся… Только при чем здесь все это? Это же было сто лет тому назад! Или вы, Татьяна, думаете, что это как-то связано с ее убийством?
– Может быть, и связано. Я пока только собираю сведения о вашей Ягудиной.
– Сведения? Зачем?
– У меня такой метод работы – аналитический: я собираю о человеке как можно больше сведений, анализирую их и только потом на основании данных делаю выводы.
– И таким образом вы надеетесь найти убийцу? – еще больше удивилась женщина. – Думаете, если узнаете, почему наша Ягудина опоздала на свою последнюю сессию, так сразу и убийцу ее вычислите?
Я кивнула:
– Вы будете удивлены, Ираида Станиславовна, но порой самые, казалось бы, ничего не значащие сведения могут вывести сыщика на преступника или на человека, который «в курсе»…
– Скажите, пожалуйста! Но только я вам все рассказала, все, что знала.
– Ираида Станиславовна, а вот скажите как врач: после какой такой болезни человек может плохо выглядеть?
– После какой? Да после какой угодно! Таких болезней – большой список. Может, у человека была жутчайшая простуда или пневмония, и он провалялся в постели с высокой температурой, а может, у него был перитонит, и он едва остался в живых, перенеся тяжелую операцию… Нет, наверняка вам никто не скажет, таких болезней много.
– Что ж, понятно, – я встала со скамейки. – Спасибо, что побеседовали со мной, всего вам доброго!
Собачка радостно тявкнула мне на прощанье, мол, наконец-то эта чужая тетка отстала от ее хозяйки.
Сев в машину, я задумалась. Ягудина пропадала месяца на полтора. Довольно солидный срок для студентки последнего курса. Где-то же ведь она была все это время! Кто, как не родная сестра, должна это знать… Я достала мобильник и, набрав номер Эллы Ивановны, предложила ей немедленно встретиться.
– Зачем? – искренне удивилась та. – Мой внук на свободе, он только что пришел, пришел домой, понимаете?! Я имею в виду, домой к его родителям. Сноха сейчас звонила мне… Ах, это такая радость!.. Кстати, Татьяна, мы, наверное, должны поблагодарить вас…
– Подождите, – остановила я поток восторгов, – вы разве ничего не знаете о вашем сыне?
– О сыне? А что мы должны знать? – голос женщины тут же стал встревоженным.
Очень не хотелось огорчать дамочку неприятной новостью, но что было делать?!
– Элла Ивановна, видите ли, так получилось, что теперь задержан ваш сын…
– Что? Как это задержан? Когда?
Пришлось в двух словах рассказать мадам Белохвостиковой о сегодняшнем утреннем происшествии в доме ее покойной сестры. Правда, я скромно умолчала о своей роли в этом деле.
– Господи! Мой сын арестован?!
– Задержан, – уточнила я.
– Какая разница?! Боже мой! Что же теперь делать? Мой сын – в тюрьме!
– В изоляторе временного содержания, – поправила я.
– Какая разница?! Не в санатории же! Боже, боже! Что делать?!
– Встретиться со мной.
– Извините, Татьяна, но мне сейчас не до вас… И почему же сноха ничего мне не сказала?! Я сейчас позвоню ей…
В трубке раздались гудки. «Хм, действительно, – подумала я, – странно, что семья Сергея Валерьевича до сих пор не знает о его задержании». Но я решила подождать. Сейчас Элла Ивановна позвонит снохе, и та скажет ей, что супруг не изволил ночевать дома, а я позвоню мадам Белохвостиковой чуть позже.
Когда через несколько минут я набрала номер Эллы Ивановны, та возмущенно закричала в трубку:
– Татьяна, как вы можете шутить такими вещами?! Почему вы меня обманываете?!
Я даже растерялась: в чем это я ее обманула и когда?
– Э-э-э… – начала было я, но мадам Белохвостикова меня перебила:
– Вы сказали, что мой сын арестован…
– Задержан, – поправила я автоматически.
– Какая разница?! Итак, вы сказали, что мой сын задержан, а сноха сейчас мне сказала, что он в командировке!
Я даже растерялась от такого заявления.
– В командировке? – переспросила я, не веря своим ушам.
– Ну да! Он уехал утром в воскресенье, собрал свою дорожную сумку и уехал. Ему надо быть в Москве на совещании в понедельник днем…
Женщина несла что-то про совещание в Главке, про министерство строительства, про доклад министру, про то, какой ответственный работник ее сын, и про то, что его часто посылают в Москву… По мере прослушивания ее монолога я начинала догадываться, в какие такие командировки ездил ее ответственный сынок и какому такому министру докладывал свои доклады. Я извинилась, сказала, что скоро перезвоню, и выключила телефон. Тут же набрав номер лаборантки Ники и представившись, я спросила ее прямо в лоб безо всяких предисловий:
– Скажите, чемодан Сергея Валерьевича у вас?
Девушка, как видно, растерялась, потому что сначала «зависла», потом пролепетала удивленно:
– Какой чемодан?
– Да тот самый, с которым ваш любовник якобы ездил в Москву.
– Какой любовник?
– А у вас их что, несколько? Ах да, действительно несколько, простите, я и забыла… Так я же сказала, я не про «запасной аэродром», я про Сергея Валерьевича.
– А откуда вы знаете, что его чемодан, вернее, дорожная сумка у меня?
– Работа у частных сыщиков такая: все про всех знать! Так, значит, он собирался провести у вас пару-тройку дней, я права? Только не лгите мне, Ника! – добавила я строго.
– Да, три дня. А что?
– Значит, он ушел от вас вчера утром и пропал, и вы не знаете, где он, так?
– Да. Я звоню ему на мобильник, а он почему-то не отвечает…
– Понятно.
Я уже хотела отключиться, когда Ника вдруг закричала:
– Татьяна, где Сережа? Что с ним? Куда же он пропал?
– Сергей Валерьевич решил остаться с женой, – неожиданно для себя самой выпалила я.
– С женой?! – возмутилась Ника. – С этой старой сварливой кошелкой?! А как же я? А мне что теперь делать?
– А вам, Ника, надо с молодыми людьми встречаться, а главное, с неженатыми, – наставительно сказала я и отключила трубку. Теперь мне предстояло перезвонить Элле Ивановне и напроситься к ней в гости.
– Поверьте, нам есть о чем поговорить, – уверила я дамочку в конце моего монолога.
Она не стала раздумывать долго:
– Ну, хорошо, подъезжайте…
Элла Ивановна открыла дверь, едва я коснулась пальцем кнопки звонка. Женщина стояла на пороге с самым недовольным видом. Вот она, лгунья, явилась! – говорил весь ее облик. Мне довольно холодно предложили переобуться в тапочки, после чего я проследовала за хозяйкой в комнату. Там женщина опустилась в кресло, указав мне рукой на другое, напротив:
– Присаживайтесь… Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Она поправила белую шаль на груди, потом прическу. Вскинула на меня быстрый недовольный взгляд. Кажется, дамочка очень огорчена моим «обманом», догадалась я.
– Элла Ивановна, – осторожно начала я, – хочу прояснить все сразу: ваш сын не в командировке, он действительно был задержан вчера работниками полиции, так что обмана с моей стороны не было.
– Но как же так? Ведь он сказал жене…
– Да, он сказал ей, что поехал в Москву в министерство с докладом, но он туда… как бы это сказать? Не доехал.
– Что вы говорите? Как же так? Сноха сказала, он ушел утром с чемоданом…
– Я в курсе. Чемодан, как и его хозяин, находится в изоляторе.
Женщина ахнула и закрыла рот руками.
– Господи! В изоляторе… Его-то за что?
– За то же, за что был задержан ваш внук.
– Что? Теперь подозревают его?.. Не может быть! Но он не убивал! Да что это за напасть на нашу семью?!
– Элла Ивановна, во-первых, не стоит так расстраиваться, еще не все в этом деле ясно. Ведь он только подозреваемый…
– Ничего себе только!
– Но отпустили же вашего внука!
– Внука отпустили, а сына арестовали! О, господи! За что мне все это?!
– Вот! Именно по этому поводу я и хотела с вами поговорить.
– Вы снова хотите предложить нам ваши услуги?
– Хочу. Я хочу помочь вам, ведь и ваш внук выпущен пока только под подписку, а не оправдан. Я надеюсь, вы понимаете разницу в этих терминах.
– Да, но сначала мне надо позвонить адвокату Ромочки…
Женщина вскочила с дивана и бросилась было к телефону, но я, как и в прошлый раз, остановила ее.
– Очень кстати вы заговорили об адвокате. Элла Ивановна, настоятельно прошу вас не звонить ему сейчас.
– Как? Опять не звонить? Почему это? – насторожилась дамочка, с подозрением глядя на меня. – Он сказал звонить ему по каждому поводу.
– Разумеется! Но не сейчас.
– Вы что же, так ничего и не разузнали про Эдика?
– Нет. Так получилось. Я была занята другими делами.
– Другими?! – Элла Ивановна посмотрела на меня где-то даже возмущенно. – Татьяна, но ведь вы взялись оправдать Ромочку, вы даже деньги взяли у Насти, а сами…
Ах, мы теперь даже имя бывшей жены внука можем выговаривать! А когда-то произносили его с запинанием, буквально выдавливая из себя. До чего доводит благородное негодование!
– Элла Ивановна, поверьте, все мои действия и даже мысли направлены на то, чтобы доказать непричастность Романа к убийству вашей сестры. Просто дел действительно очень много: надо опросить кучу народа, надо держать связь с полицией…
Женщина недовольно поджала губы, недоверие так и читалось на ее лице.
– Вот и сейчас, – продолжала я, – мне необходимо выяснить одну деталь…
– Но вы возьметесь помочь моему сыну? – перебила меня хозяйка. – И на этот раз оплачивать услуги будем мы.
– Хорошо, я возьмусь, если вас устроит моя ставка – двести долларов в день. Вам это по карману?
– Но ведь вопрос стоит о судьбе моего сына!
– Хорошо. Условия контракта обговорим позже. Сначала, как я сказала, нам надо кое-что выяснить.
Женщина выпрямилась на своем диване и стала похожа на надменную графиню с портрета, который висел у нее над головой на стене.
– Элла Ивановна, вы говорили, что ваша сестра училась в мединституте…
– Да, разумеется, училась и закончила его. А что?
– Мне стало известно, что на последнем курсе с ней что-то случилось. Она пропала и не появлялась на занятиях месяца полтора, даже чуть не завалила последнюю сессию.
Кажется, женщина слегка побледнела. Или мне только показалось? Во всяком случае, она уставилась на меня растерянно:
– Татьяна! Я думала, вы хотите поговорить со мной об аресте моего сына…
– Об этом мы обязательно поговорим, но потом. А сейчас ответьте, пожалуйста, на мой вопрос: было такое с вашей сестрой?
– М-м… Я этого не помню… Зачем вам это?
– Это нужно для того, чтобы освободить вашего сына, ну, и Романа тоже оправдать.
– Странно… Ну, хорошо… Только я не помню, чтобы сестра пропадала. Может, здесь какая-то ошибка?
– Ошибка? Так что, ваша сестра регулярно ходила на занятия?
Нет, все-таки она побледнела. Хотя очень старалась не показать, что нервничает. Снова поправила шаль на груди, точнее, закуталась в нее.
– Я же говорю, я не помню, дело давнее… Может, Холя тогда болела и лежала дома…
– Дома? Полтора месяца? Чем же таким страшным она болела, что на выздоровление ей понадобился такой немалый срок?!
– Господи! Да не помню я!.. И, вообще, какое это имеет значение? Болела она или не болела, институт-то она закончила! Получила диплом и распределилась на работу в санэпидемстанцию…
– Да, да, все это прекрасно, но, Элла Ивановна, речь не о том. Я пытаюсь выяснить, было ли такое в действительности, что ваша сестра не посещала занятия в институте целых полтора месяца? И даже опоздала на сессию…
– Черт возьми, Татьяна! – вскричала вдруг женщина, и я заметила, что по ее лицу пошли красные пятна. – Чем вы вообще занимаетесь? Что за ерунду придумали – выяснять, прогуливала моя сестра занятия или нет! Когда это было?! Шестьдесят лет тому назад! Кто вообще способен вспомнить, что было шестьдесят лет тому назад?! И что вы думаете, что ее убили из-за того, что она тогда прогуляла несколько занятий в институте? Господи! Что за бред?!
– Может, бред. А может, и нет, – спокойно ответила я, глядя ей прямо в глаза. – И прогуляла она не несколько занятий, а много занятий и даже часть сессии.
Женщина прикрыла глаза. Посидела так несколько секунд, потом открыла. Мне показалось, что она сосчитала про себя до десяти, чтобы успокоиться и взять себя в руки.
– Вам плохо? – спросила я на всякий случай.
– Нет, все в порядке, – уже более ровным тоном ответила Элла Ивановна. – Да, все хорошо.
Она выпрямила спину и посмотрела мне в глаза. «Молодец, быстро она справилась со своей нервозностью», – подумала я. И все-таки мой вопрос о незапланированных каникулах ее сестрицы вывел ее из равновесия, ой как вывел! И как бы она ни старалась скрыть это, у нее ничего не получилось.
– Чаю хотите? – вдруг спросила Элла Ивановна.
– Что? Чаю? А, нет, спасибо, в другой раз. Так как насчет моего вопроса?
– Я не помню, чтобы Холя прогуливала занятия, – упрямо повторила женщина, сузив глаза.
– Но, может, она куда-то уезжала?
– Это вряд ли, она довольно серьезно относилась к учебе, без причины не прогуливала. Скорее всего ваши осведомители ввели вас в заблуждение.
Я посмотрела на нее долгим взглядом.
– Элла Ивановна, возможно, завтра вас вызовут в полицию…
– Зачем? – насторожилась она.
– Помните о том, что у вас нет алиби?
– Нет алиби? – женщина округлила глаза. – Позвольте, но при чем здесь мое алиби?
– Полиция до сих пор не нашла убийцу, а ваш сын задержан по подозрению в убийстве вашей сестры. Кстати, Элла Ивановна, по какому адресу вы жили в то время?
Женщина снова посмотрела на меня удивленно:
– В какое время?
– В то самое, когда ваша сестра заканчивала институт и когда, по вашим словам, она никуда не пропадала на полтора месяца.
– Э-э…
«Э-э» – это не ответ. Я пристально смотрела в глаза хозяйке и ждала.
– По какому адресу жили? – переспросила она.
Делает вид, что не расслышала. «Плохо со слухом или тянет время, придумывая, что бы мне наврать?»
– Да я уже и не помню… Это было так давно… шестьдесят лет…
– Ну, уж шестьдесят! Всего-то пятьдесят, – поправила я Эллу Ивановну. – Так что, в самом деле не помните адреса? Ну хоть на какой улице?
– М-м… Улица… Улица… На Рабочей. Да. Но номер дома я не помню! – пылко заверила меня дамочка и тихо добавила, опустив глаза: – Честное слово…
Я глубокомысленно промолчала. Потом встала и направилась к двери.
– А как же насчет ваших услуг? – вслед мне крикнула хозяйка.
– Я позвоню вам.
«…Номер дома я не помню… Честное слово…» Слава богу, я еще не разучилась определять, когда люди мне врут. Могу сказать без ложной скромности: я неплохой психолог. Я сидела в своей машине и прокручивала в голове наш разговор с Эллой Ивановной. Черт, кажется, опять придется звонить Мельникову. Я набрала его номер:
– Андрюша! У меня к тебе еще одна просьба, даже не просьба, так, просьбишка…
– Как, опять просьба?! Наглеешь, мать, медленно, но верно.
– Я же говорю, это всего-навсего просьбишка. Малюсенькая-премалюсенькая.
– Знаю я твои просьбишки, мать! Ну, говори, чего там у тебя опять? Написать за тебя диссертацию по юриспруденции?
– Спасибо, не надо.
– Еще какую-нибудь придворную фрейлину императрицы пробить по базе? Щас, только залезу в базу полиции девятнадцатого века…
– Не угадал, Адрюшечка, фрейлины мне как раз без надобности. А вот место, где жила бабушка Ягудина, будучи еще молодой девушкой, студенткой мединститута, вот это мне очень даже надо.
– Зачем, Тань?! Что ты там такого особенного хочешь раскопать? Ну, скажут тебе, что и по тому адресу она переругалась со всеми соседями в подъезде, в доме и даже на всей улице. Переругалась, подралась, отравила всех кошек в округе и накатала в милицию жалобы на всех жителей своего района. Тебе от этого легче будет?
– Подожди, Андрюшечка, не ворчи. Меня интересует не поведение Ягудиной.
– А что?
– На последнем курсе она пропадала месяца на полтора, и где она была, никто не знает. Об этом мне сказала та самая Ираида Станиславовна…
– Подожди. А при чем здесь пропажа Ягудиной? Она же, как я понимаю, нашлась, черт бы ее побрал! Уж лучше бы она совсем не находилась, тогда не было бы у нас сейчас этого дела…
– Послушай, Андрюшечка! Ираида Станиславовна мне сказала…
– Тань, ну их на фиг, этих твоих бабулек с их адресами и всем прочим. Ты мне лучше скажи: как будем доказывать виновность архитектора? Человек парится в «предвариловке», надо же что-то решать. Может, еще кого-нибудь задержать из этой семейки? До кучи.
– Тебе, Мельников, лишь бы кого-нибудь задержать!
– А как же иначе?! На том стоим. Берем подозреваемого, допрашиваем, собираем доказательную базу…
– А если доказать не удается, подозреваемого выпускаете.
– А как же иначе? А тебе что, кажется это странным? Тань, ты, помнится, сама так работала.
– Теперь у меня другой метод.
– Собирать адреса всех бабулек города и выяснять, где они могли загулять восемьдесят лет тому назад в канун Октябрьской революции?
– Не язви, Мельников, тебе не идет. И вообще, еще неизвестно, кто из нас прав.
– Готов поспорить.
– Я тоже готова.
– Тогда спорим? На что?
– Как всегда – на бутылку коньяка, что богатство Ягудиной и ее прошлое сыграли в ее судьбе роковую роль…
– А я говорю, что все это не имеет никакого отношения к ее убийству. Просто кому-то из ее родственников остохре… хм, хм… остофигело ее сволочное отношение к ним и этот кто-то однажды утром проснулся, взял шампур, пошел в гости к тетушке, ну, или к бабушке, или к сестре – в зависимости от того, кто это сделал… Тык ей в глаз шампуром! Та – на пол бряк! Он шампур – за обналичку соседской двери – шмяк! и – бегом вниз – прыг, прыг…
– Нет, Андрюша, ты ошибаешься, все было не так…
– Как это «не так»?! Ты что, мать? Хочешь сказать, ты знаешь, как там все было?
– Конечно. И ты тоже это знаешь. Этот человек ходил к Ягудиной много раз, во всяком случае, не один… Ведь соседка рассказала нам…
– Знаешь, Иванова, я тебе сейчас открою одну тайну…
– Что бабушку Ягудину на самом деле отравили? Ну, не томи, Андрюша, что там? Цианистый калий, мухоморы, клофелин? А может, паленый коньяк?
– Очень смешно! – съязвил Мельников. – Тебе, мать, все хиханьки, а дело-то серьезное…
– Что ты говоришь, Андрюша! А я-то думала, посидим, похохмим, да и разойдемся себе по домам. Ладно, что у тебя там за тайна?
– Тань, я, кажется, понял! Они все ее убивали!
– Кто все?
– Ну, они все, вся семья: сестрица эта – музейный работник, муженек ее – водитель, их сыночек – архитектор… Может, еще кто-то, жена Романа, например. А что, ей тоже было выгодно, чтобы муженек ее стал богатым наследничком… Сейчас-то она квартирку снимает, денежки отстегивает, а вот со смертью бабушки Холи…
– Веский мотив! – усмехнулась я. – Но не забывай, Мельников: они в разводе.
– Понятное дело, но ведь она сама сказала: если, мол, буду при деньгах, то, может, муженька-то и вылечу? Я имею в виду, от алкоголизма. Так что, Тань, как ни крути, а ей тоже было очень даже выгодно, балерине этой из ночного варьете. Ты, кстати, ее алиби проверяла?
– Нет.
– Почему?
– Она меня наняла.
– И что? Думаешь, если наняла, так и не при делах?
– Андрюша, конечно, так бывает, что нанявший частного сыщика сам оказывается преступником, но, поверь, крайне редко. Обычно человек понимает, что сыщик может выйти и на него самого. Зачем же платить деньги и потом самому садиться в тюрьму? Нет, Настя не при делах, это я тебе авторитетно заявляю.
– Тогда давай арестуем бабушку Романа, у нее тоже алиби нет…
– Ты, я вижу, во вкус вошел.
– А поспорить я готов – на хороший коньяк, мать!
– Само собой, самый хороший…
– Итак, спорим: я говорю, что преступники – все родственники Ягудиной – семейство Белохвостиковых: отец Романа, дед, бабушка, и грохнули они ее все вместе.
– Ну, а я со своей стороны говорю, что это кто-то совершенно посторонний, тот, кто не является ее родственником и кого мы еще не знаем. Девяносто пять процентов за то, что это тот самый «мексиканец» в драном пальто.
– То есть Сергей Валерьевич?
– Не факт.
– Ладно, посмотрим…
– И еще я утверждаю, что внезапное богатство Ягудиной имеет самое прямое отношение к ее гибели. Ну, так что, Андрюшечка?
– Принято. Спорим. Никита! Будешь свидетелем!
Из трубки еле слышно донесся голос молодого человека:
– Я? Свидетелем? Свидетелем мне бывать еще не приходилось.
– Теперь будешь, – отрезал Мельников.
– А свидетелем чего?
– Неважно, – это снова был голос Мельникова, на этот раз бодрый и где-то даже веселый, – лучше скажи, Ник, ты коньяк любишь? Хороший, дорогой.
– Кто ж не любит?!
– Так вот. Скоро нас им побалуют… Правда ведь, Тань?
Я только усмехнулась в ответ.
– Ты, Мельников, про адресок Ягудиной не забудь. Меня интересует, где она проживала пятьдесят лет тому назад.
