Как приятно было вновь оказаться в родном городе. Здание вокзала, мокрые от дождя деревья и неповторимый запах кофе из желудей, которым угощают в местном буфете разношерстную толпу пассажиров, – что может быть трогательнее для человека, только что вернувшегося из длительного путешествия. Мне действительно казалось тогда, что меня не было дома целую вечность.

На мое счастье, мой новенький красный «Форд» никто не угнал со стоянки, поэтому мы сразу же имели возможность поехать в морг (угнанную «Волгу», на которой мы благополучно добрались до родины, поставили как раз напротив отделения милиции при железной дороге).

– Валентин, – обратилась я к знакомому патологоанатому, зажимая нос от тошнотворного запаха: в городе стояла жара, трупы, не поместившиеся в холодильные камеры, разлагались, казалось, повсюду… – В прошлом году летом кто-то из вас вскрывал девушку по имени Женя. Евгения Травина. Она умерла от воспаления легких. Ты не посмотришь журналы?

– Обижаешь. У нас теперь компьютеры. Сейчас сделаем. Слушай, тебе трупы не нужны в хозяйстве? Ну там, соседей попугать, мумию сделать на память о каком-нибудь бомже…

– Ты тут, похоже, совсем сбрендил, Валя. Давай! Коньяк у меня уже в сумке.

– Так что же это ты раньше не сказала?

Когда его долговязая фигура скрылась за дверью, Павел тронул меня за плечо:

– Ты всегда так работаешь?

– Как? – не поняла я.

– ТАК. – Он имел в виду коньяк.

– И не только так. Что только не приходится делать частному детективу, чтобы узнать, к примеру, кому принадлежали отпечатки пальцев, или еще что-нибудь…

– Но у тебя, я слышал, ни одного прокола…

– Не будем об этом. Все мои проколы еще впереди. И это выяснится сегодня-завтра.

Вернулся Валентин. Я только сейчас заметила, насколько нетвердая у него походка.

– Ну что?

– Получается, что вроде бы это я ее вскрывал, но, хоть убей, не помню… Воспаление легких. Ты бы хоть фотографию показала.

Я достала фотографию.

– Видел?

Он сильно изменился в лице. Просто побелел весь.

– Тебе плохо, Валя?

– Мы можем остаться одни? – спросил он изменившимся голосом. Казалось, он в момент протрезвел.

Павел, усмехнувшись, вышел.

– Я вспомнил. Ко мне пришли какие-то люди и принесли мертвую девушку…

Но Валентин не договорил. Раздался выстрел, посыпались осколки битого стекла, патологоанатом рухнул у моих ног, обливаясь кровью. Ему попали прямо в глаз. Мгновенная смерть. Снаружи донеслись еще два выстрела. Потом все стихло.

Я растерялась.

Распахнулась дверь, и Павел, схватив меня за руку, потащил за собой.

– Поехали отсюда. Я только что уложил тех двоих, которые грохнули казашку в поезде… Я их узнал. Что с твоим приятелем?

Я опустилась на пол и взяла Валентина за руку. Пульса не было. Кровь на полу начала стекать в черное, забранное ржавой решеточкой отверстие. Меня стошнило прямо на пол.

– Хорошо, что твой друг… – мы разговаривали уже в машине.

– Его звали Валентин, – слабо отозвалась я.

– Хорошо, что Валентин попросил меня выйти. Если бы не это, могло бы быть хуже.

– Но как же ты увидел их?

– Они вышли из такси и прямиком направились к входу в морг. Я же не мог просто так взять и выстрелить. Я спрятался за дерево. Если бы я знал расположение окон… А они профессионалы, один из них пригнулся, я думал, что они просто хотят заглянуть в окно…

– И выстрелил, – докончила я за него драматический монолог. К чему все эти объяснения, когда и так все понятно? Только вот Валентина жалко.

– Куда мы теперь?

– У нас сегодня меню из одних трупов. Видел фильм Бертрана Блие «Холодные закуски»? Ну, там еще Депардье играет. Гора трупов. Идея фильма заключается в том, что жизнь – копейка.

– А при чем здесь холодные закуски?

– Под ними подразумеваются трупы с ножом в спине. Как у Вика. И Стаса.

Мы въехали на кладбище.

– У тебя что, цель накормить меня до отвала этими самыми холодными закусками? Боюсь, что здесь они несвежие. Некоторые больше двадцати лет лежат.

– Выдержанные больше ценятся.

– Послушай, что такое ты несешь?

– Я пока ничего не несу, а вот ты ступай принеси лопаты. Спроси у сторожей, могильщиков. Сделай же хоть что-нибудь сам! Ты начинаешь меня раздражать! Ровно год тому назад здесь эксгумировали труп одного известного пианиста. Я провела все расследование от начала до конца, доказала, что это именно он убил свою дочь и похоронил вместо себя, многие мои приятели из прокуратуры после этого стали большими начальниками, а мне хоть бы спасибо сказали. Свиньи неблагодарные.

Что-то я разошлась не на шутку.

– Успокойся.

– Вот только не надо меня тискать на кладбище. Я же не извращенка какая. Иди за лопатами.

– Мы что, будем кого-нибудь выкапывать?

– Могу и закопать.

Он ушел и только через полчаса вернулся с двумя лопатами. Ну не дурак? Он что ж, думал, что я тоже буду махать тут лопатой? А мозги мои драгоценные на что?

Я пошла в дом, где жили сторожа. Прямо у центрального входа на кладбище. Все собираюсь каждый раз спросить у них, не страшно ли им здесь жить, да как-то забываю. И на этот раз забыла.

– Иван Павлович, – обратилась я к сторожу, который был здесь главным среди сторожей и могильщиков: распределял работу и брал дань – 50 процентов с выручки. Он жил в самом большом доме, с женой и двумя детьми. Возле дома росли огурцы и помидоры, цветы и клубника. И все это – на кладбище.

– А, это ты, – он хитро прищурил свои заплывшие жиром глаза. Мы стояли и разговаривали на крыльце. – Что надо?

– Дай нам двоих человек. И чтоб молчали. – Я достала деньги из сумки и протянула ему. – Это важно.

Как часто в последнее время я произношу эту фразу. «Зеленые» исчезли в кармане его широких домашних штанов. Иван Павлович проворно спустился с крыльца, обошел дом и привел двух пьяненьких мужичков.

– Бери. Лучше у меня все равно нет.

– А водка есть?

Он понял меня. Сходил домой за водкой. Мужикам, как всякому человеку, нужен был стимул. Вот я и поставила две бутылки на столик соседней могилы, чтобы мои золотые работнички, орудуя лопатой, могли время от времени поглядывать на них. Когда я сказала Павлу, ЧТО я собираюсь делать, он просто покрутил пальцем у виска.

– Ну достанешь ты ее тело, тебя же посадят за осквернение могилы.

Мы выкопали крест с фотографией Жени Травиной и аккуратно положили его на землю. Понятное дело, что за могилой никто не ухаживал. Она местами провалилась, словно приглашая ЖИВЫХ заглянуть в земляной провал МЕРТВЫХ. На кладбище стало темно. Совершенно темно. Я послала одного из мужиков к Ивану Павловичу за керосиновой лампой. Он вернулся как раз вовремя: лопата его напарника стукнулась о крышку гроба. Все замерли. Сейчас распахнется занавес, и перед зрителями откроется страшная тайна…

Я задрала голову и посмотрела на звезды. Что-то я не заметила ТАМ душу Жени Травиной. Ее душа, душа настоящей Жени Травиной, обитала в крестьянском доме, на пуховой перине… А вот как звали девушку, чей гроб мы поднимали из могилы, это еще предстояло узнать.

При помощи специальных тросов, их принес мужичонка, которого я отправила за керосиновой лампой, гроб подняли и установили на краю могилы.

– Слабонервных просим не смотреть, – сказала я на полном серьезе и принялась поддевать ломиком крышку гроба. Она как-то быстро поддалась.

– Слышь, – подал голос один из протрезвевших от работы и всего происходящего мужиков, – может, мы того, пойдем, а?

– Никуда вы не пойдете. Поимейте совесть. Давайте посмотрим, кто лежит в гробу.

Крышку подняли, я взяла лампу и посветила в гроб.

– Матерь Божья, – перекрестился один мужик.

– Господи Христе, – сказал другой.

В гробу лежала пачка воззваний народного движения «Россия». Один из мужиков хотел было уже взять листок, протянул руку, но я слегка огрела его ломиком. Нечего пролетариату читать фашистские воззвания. Пусть лучше водку пьет.

Я сама захлопнула крышку и приказала заколотить ее. Мы ушли уже на рассвете, когда могила была восстановлена. Поставили крест, а фотографию Жени Травиной я спрятала в сумке.

Мужики отправились пить в какой-то шалаш. Мы покурили да и пошли к машине.

– Ты знала, что там никого нет?

– Догадывалась. С той самой минуты, когда встретила здесь Вика.

– Жаль, что с ним нельзя провести такой же фокус. Открыли бы гроб, а он живой.

– Увы. Если честно, – я села в машину и вставила ключ зажигания, – то он мне понравился. Я почти влюбилась в него, с первого раза.

– Он нравился женщинам. Красивый, я ничего не говорю…

– Вот и не говори.

– Куда мы теперь?

– Навестим Женю Травину в ее квартире.

– Ты же сама сказала, что она ее снимала.

– Какая разница. Она там жила. Если бы она эту квартиру снимала, то соседи бы сказали. Это вообще не имеет никакого значения. Ты со своей любовью к порядку никогда и ничего не добьешься. Иногда все решает случай, любопытство и даже преступление. Маленькое. Как такая вот эксгумация, например.

Мы приехали и поднялись в квартиру, где когда-то жила Женя Травина. Перед «смертью». Двери я открыла, естественно, своим ключом. Вернее, ключами.

– Заходи. Чувствуй себя, как дома…

Павел, по-моему, просто ошалел от событий этой ночи.

– Ты, агент 007, что ты можешь сказать об этой квартире?

– То, что здесь давно никто не живет. Запах специфический.

– Правильно. А теперь посмотри, чего не хватает в прихожей? – Я включила свет. Плащ желтоватого цвета, какие-то другие вещи, на которые я обратила внимание еще год назад. Но все-таки чего-то, очень, на мой взгляд, важного, здесь не хватало.

– Я не знаю. Сдаюсь.

– Зато я теперь все знаю. Поехали.

Мы вернулись в машину, отъехали от дома. Остановились. Я сильно нервничала.

– Заедем в супермаркет, – сказала я и бросила недокуренную сигарету в окно.

В супермаркете мы набрали еды. Молодой человек, потрясенный таким количеством купленных нами продуктов, еле уместил все пакеты и коробки на заднем сиденье машины.

– Сейчас заедем в кафе, выпьем там кофе, перекусим и – в Москву.

– Куда?

– В Москву.