Глава 5
Вот так, поехав на юг в поисках пляжа и приятного отдыха, я нашла здесь длинный коридор с дверями, открытыми в дневное время и запираемыми на замок по вечерам.
Классно, правда?
А я считаю, что это все Володька Степанов виноват: загорелось ему, видите ли, съездить с женой к теще в гости, а мне за эту дурость приходится расплачиваться!..
Я вышла в казенный коридор РОВД, сопровождаемая бравым сержантом Швейком — очень уж был похож этот служака на известный персонаж, — и в его сопровождении совершила еще одно автомобильное путешествие, но уже, к сожалению, с известным заранее финишем.
Меня подвезли к скучному обшарпанному домику и препроводили по скользкой лестнице вниз, в длинный, ярко освещенный подвал, выложенный по всем периметрам белой кафельной плиткой.
Когда я подошла к открытой двери слева, то даже слегка обалдела от романтической картинки, распахнувшейся передо мной: за низким столиком сидели двое: толстый старшина, задумчиво трущий свою необъятную лысину, и под стать ему, почти такая же толстая, сержант-контролер.
Оба они играли в шашки, и, казалось, ничто не может их отвлечь от этого милого занятия. Однако отвлечься пришлось.
Нехотя прочитав сопроводительные документы и сделав необходимые отметки, старшина передал их напарнице и, покосившись на мою сумку с уже изученным в РОВД содержанием, просипел:
— У нас есть сейф для ценных вещей и денег… если желаете сдать на хранение под расписку… я тут вижу, в списке у вас значится…
— Благодарю вас, — вежливо улыбнулась я, — я предпочитаю иметь все при себе.
— Ну как знаете, девушка… — Старшина вздохнул и передал меня сержанту.
Тетка, опершись кулаками в колени, приподнялась со второй попытки и, бросив на ходу своему партнеру «ход за мной», ледоколом двинулась на меня.
Мне пришлось прижаться к косяку, но столкновение состоялось.
Тетка-контролерша вбила меня своими габаритами в косяк и, не заметив этого, проследовала дальше.
Дыша с приостановками, я повлачилась следом за ней, чувствуя, что меня помимо моей воли заносит то влево, то вправо.
Подойдя к первой открытой камере, тетка, величественно кивнув головой на дверь, скомандовала:
— Располагайся. Обед через два часа.
После чего развернулась и двинулась в обратном направлении.
Наученная опытом, я шарахнулась в сторону и растеклась по стене, чем заработала одобрительный взгляд контролерши.
Как видно, я имею неплохие способности к карьеризму. Только до сих пор все это мне не пригодилось.
Войдя в камеру, я поздоровалась с тремя своими соседями, подошла к свободной кровати и присела на нее.
Так сидела я с закрытыми глазами и быстро вспоминала все события прошедшего дня. Мне нужно было что-то решить, а это «что-то» пока не решалось.
Раскрыв сумку, я достала свои косточки и спросила у них совета.
Они надолго не задумались и мрачно успокоили меня: 15+26+12 — «Недостатка в напитках и пище в доме не будет».
Я едва удержалась, чтобы не вбить их в стену за такой черный юмор. И так душа не на месте, словно ее пометила стая бешеных котов, а костяшкам еще и поюморить захотелось!
Кое-как справившись с нервами и мимикой, я поставила вопрос ребром, и на этот раз мои маленькие гаденыши меня не подвели.
Они выдали мне то, что я никак не хотела бы от них услышать, но, честно говоря, надеялась: 29+4+19 — «Вы осознаете, что вам остается только один выход, но он слишком рискованный».
Хорошо им лежать постоянно в уютном и теплом замшевом мешочке и время от времени разрождаться каким-нибудь афоризмом, а ты тут хватай голову в руки и соображай, на что они намекают!
Я сгребла косточки в мешочек и осмотрелась еще раз в своих новых апартаментах.
«Мой дом» — если пользоваться терминологией гадальных костей и воровской фени, тут они говорили на одном языке, — состоял из комнаты площадью примерно метров в двадцать или не намного больше.
Комната была вытянута, и по обеим сторонам ее стояли четыре панцирные койки, накрытые потертыми синими одеялами. Над нижними койками — еще четыре. Итого восемь мест на четыре человека.
Жить можно, да только вот как?
Я взглянула на свои наручные часы, они показали половину первого. Следовательно, я находилась в СИЗО полчаса, и мне здесь уже надоело.
Решив долго не огорчаться, я познакомилась со своими соседками и, слегка переговорив с ними, снова вернулась на кровать.
Мои соседки представляли собой два разных типа арестованных.
Себя я относила, разумеется, к третьему типу, самому нестандартному и не от мира сего — полусвободному.
Первая девчонка, которая, единственная из остальных, мне сразу понравилась, была блондинкой и попала сюда за гнусное хулиганство, о чем она мне и поведала, едва я начала с ней разговаривать.
Ее звали Ольгой, ей было двадцать два года, и весь последний год она тусовалась среди байкеров.
Эта спортивно-разгильдяйская жизнь наложила на Олю свои отпечатки в виде маленьких татуировок на плечах и больших металлических перстней на пальцах и шипованных браслетов на запястьях рук.
Браслеты, правда, я знала только по описанию — их у Ольги забрали как колющие предметы и обещали выдать только по освобождении.
Одежда Ольги тоже была под стать байкерскому имиджу: короткие кожаные штанишки и такая же куртка на заклепках.
Прошлой ночью, катаясь с приятелями по окраине города, они встретили одинокого, здорово подвыпившего милиционера, и так как им показалось, что он слишком грубо с ними поговорил, байкерские добры молодцы его быстренько раздели, лишили даже фигового листика на причинном месте и привязали к фонарному столбу, а Ольга разрисовала всего уставшего от службы блюстителя порядка своими губнушками.
Все было весело и закончилось бы хорошо, но внезапно появились пэпээсники.
Ольгины друзья умчались на своих рычащих лошадиных силах, а она не успела.
В результате девушка провела две ночи в СИЗО, и сегодня ее должны были отвезти в суд.
— За мелкое хулиганство много не дают, — смеялась Ольга, — ментик оказался мелким, суток на пятнадцать потянет. Не больше!
Две остальные мои соседки были, увы, из мира уголовниц и примкнувших к ним.
Одну из них — постарше, повыше ростом и пострашнее на мордашку, одетую в черную прямую юбку и черную водолазку и саму всю какую-то чумазую — звали Светиком, а вторую, совершенно серенькую птичку, но замечательно костлявую и неприятную, — Ниной.
Эти две постоянно о чем-то шушукались между собою и как-то незамысловато сами себя развлекали.
Оля шепотом предупредила меня, что с ними лучше не связываться, потому что у Светика, видите ли, на воле много друзей среди бандитов, а Нина просто похожа на бандитку.
Сама же Ольга этот принцип «не связываться» проводила в жизнь четко и аккуратно.
Как я поняла, она вообще этим двум неприличным шмарам ни в чем не противоречила, а они вели себя просто нагло.
Достаточно сказать, что Ольга отдала Светику все свои наличные деньги и теперь жила спокойно.
Я легла на кровать и задумалась о своем грустном будущем, и постепенно у меня созрел план для его коренного улучшения.
Но для этого мне нужно было договориться с Ольгой и обеспечить по крайней мере нейтралитет со стороны двух других, прошу прощения за выражение, «девочек».
Время близилось к обеду, девчонки уже начали позевывать и нервничать; обе шмары, скучковавшись в углу, о чем-то перешептывались, искоса поглядывая на меня и Ольгу.
Меня все это волновало мало, но я тоже смотрела на Ольгу.
Мне нравился цвет ее волос и их длина, да и Ольгин рост тоже устраивал.
Только ее дурацкий прикид меня немного раздражал, но и в нем были свои плюсы, что я не преминула отметить.
Внезапно чумазая Света и костлявая Нина поднялись из своего закутка и неторопливо направились в мою сторону.
Нина встала слева у края моей кровати и сделала вид, что задумалась о чем-то высоком, словно ей очень нужно было в туалет, но она дала себе обет воздержания.
В руках у нее мелькнул металлическим блеском какой-то предмет. Но она его пока старалась прятать в ладони.
Светик же, выдержав паузу и состроив свою физию еще противней, чем она была от природы, подошла ко мне и, уперев руки в боки, стала нагло меня рассматривать.
Было ясно, что надвигается местная разборочка и все будет зависеть от моей тактики и быстроты движений.
В камере повисла напряженная тишина.
Ольга-байкерша сделала вид, что очень занята своими делами, спрятав и глазки, и голову.
— Ну ты, чувырла, чего лежим, отрывай задницу, базарчик есть! — сказала Светик и пнула ногой мой пружинный матрас снизу вверх.
— Правил, что ли, не знаешь, развалилась здесь, как у себя в блядовнике! — развязно произнесла она. — Днем на койках сидеть нельзя.
Я села на кровати и взглянула на нее, краем глаза держа во внимании стоящую слева Нину.
Все становилось ясно, как банан.
Пока я ругаюсь со Светиком, Нина нападает на меня сзади — просто, подло, но действенно.
Однако я решила сыграть по своим правилам.
Для начала нужно было дать возможность Светику подумать о своих перспективах.
Поднырнув под ее поднятую руку, я обошла Светика сзади и выпрямилась уже у нее за спиной.
Неловко повернувшись, Светик оказалась со мною один на один.
Нина, уже явно показав остро заточенную маникюрную пилочку, выругалась и бросилась в обход, низко пригибаясь и скалясь от перевозбуждения.
— Резкая ты, однако, — процедила Светик и без замаха попыталась ударить меня ногой в живот.
Поймав ее копыто на лету, я дернула за него снизу вверх, как на тренировке, но о страховке для спарринг-партнера даже не задумалась, и в результате Светик, взмахнув ручками и распахнув пасть, рухнула плашмя на пол, очень удачно приложившись затылком к бетонному полу.
Мне показалось, что временная анестезия ей никак не помешает.
Завизжав, как гиена, Нина бросилась на выручку подруге, выставив впереди себя шпильку.
Полуотвернувшись и отступив, я разрешила ей продолжить движение, но, сделав маленькую подсечку и дернув Нину за руку вперед, я только придала ей большее ускорение.
Нелепо размахивая руками, словно пытаясь спланировать помягче, Нина закончила свой эквилибр в кровати, стоящей напротив, очень качественно приложившись лобиком к металлической спинке, и затихла там.
Наверное, решила передохнуть.
Я осмотрела поле боя, оставшееся за мной, и, вернувшись на свою койку, села на нее, поигрывая мешочком для гадальных костей.
Я ждала продолжения, а оно не наступало.
Чтобы не так скучно было ждать у моря погоды, я закурила.
Но, как видно, этот фильм был короткометражным и односерийным.
Светик пришла в себя минут через пять и села на полу, мотая головушкой и держась за затылок. Пока она не очнулась, Нина вообще очень старательно изображала, что ее здесь нет и никогда не было.
Я курила и продолжала задумчиво смотреть на Светика до тех пор, пока она после некоторых попыток спрятать глаза все-таки была вынуждена ответить на мой взгляд.
— Ну, ты чего вылупилась? — пропыхтела она. — Крутая, что ли? Смотри, не попади на весло, сука.
«Весло» на собачьей фене означает заточенную алюминиевую ложку, я это знала, но знала и еще кое-что.
Я постучала ладонью по кровати рядом с собою.
— Пойдем перетрем малеха, мымра, — предложила я ей, слегка переходя на ее язык, чтобы было понятнее.
«Мымра» в данном случае не было оскорблением ни в коей мере. «Мымра» — это условный термин, означающий свою деваху в «доме».
Светик удивленно вытаращилась на меня, потом оглянулась на Нинку, которая пожала плечами и помотала головой, показывая, что сама не знает, как поступить.
Подумав или просто потянув время для солидности, Светик, стараясь не морщиться, поднялась с пола и, подойдя, села на краешек моей кровати.
— Ну, че надо-то? — осторожно спросила она.
Наклонившись к ней, я прошептала несколько слов по фене, и Светик чуть ли не прониклась ко мне сразу же «чисто» сестринской любовью.
Благодаря своему опыту я знала кое-что и слышала кое о ком. И после первых десяти минут разговора я так качественно забила мозги Светику своим якобы существующим авторитетом в уголовном мире, что этого тумана, которого я напустила, должно было хватить как минимум на сутки.
Ну а на большее мне просто было и не надо.
Через десять минут мы договорились, как мне кажется, к обоюдному удовольствию.
Мне был обещан даже не просто нейтралитет, а нейтралитет дружественный, как великой державе во время локального конфликта.
После чего я вплотную занялась переговорами с Ольгой. Здесь пришлось действовать не только обаянием, но и деньгами.
Отойдя в дальний правый угол комнаты, откуда нас нельзя было разглядеть со стороны двери, мы с Ольгой обменялись одеждой.
Я с отвращением нацепила ее кожаные причиндалы, в которых, как мне показалось, я стала похожа на стрип-герл, а не на байкершу, но пришлось с этим смириться.
А Ольга, между прочим, в моем костюмчике оказалась довольно-таки милой девочкой.
В приступе великодушия я даже подарила Ольге свою замечательную сумочку, вынув из нее все содержимое.
Байкерша с сумочкой от Гуччи смотрелась бы, конечно, не стильно, надо признать.
После краткого совещания с Ольгой я уже имела минимум необходимых мне познаний и о мире байкеров, и о процедуре раскрашивания пьяных милиционеров.
Теперь оставалось только смыть макияж, испоганить прическу и надеяться на удачу, потому что все, что я могла сделать сама, я уже сделала.
Мы успели организоваться почти вовремя, и минут через пятнадцать резко растворилась дверь и толстая тетка-контролер — то ли та, которая очень любит шашки, то ли ее коллега, я и не разобрала, — заглянув в камеру, сипло объявила:
— Обед, девчонки, а Ярченко — на выход с вещами!
Опустив голову, я взяла потертый полиэтиленовый пакетик с вещичками и, опустив голову еще ниже, вышла в коридор.
Дверь закрылась, но я продолжала вслушиваться в звуки, доносившиеся из камеры.
Было бы очень некстати, если бы вдруг Светик, например, передумала и решила устроить мне маленькую подлость — просто из любви к искусству.
Но все было тихо.
Мы миновали коридор и зашли в дежурку.
— Административно задержанная Ярченко Ольга Ивановна, — прочитал по бумажке скучающий старшина и с сожалением взглянул на меня.
— Ну, что же ты, дочка, так себя ведешь, как… Эх!
Значение этого «эх» я не поняла и с любопытством посмотрела на старшину. Оказалось, что он в ответ с любопытством пялится на меня.
Заметив мой взгляд, он нахмурился, опустил голову и махнул рукой.
— В машину иди и больше так не хулигань! Лучше найди себе нормального парня, ну и… сама знаешь, в общем…
Не закончив своей чудной речи, он снова махнул рукой, и меня в сопровождении уже двух толстых теток, похожих друг на друга, словно они были близняшками, вывели на улицу, во внутренний двор. Здесь стоял зеленый «уазик», и рядом с ним два милиционера с автоматами.
«Ой, блин, Танька, — подумала я, — а не сменила ли ты шило на мыло?»
Ближайший ко мне милиционер подошел, надел мне на руки наручники и похлопал меня по плечу, что, наверное, должно было означать пожелание не рыпаться и тогда хуже не будет.
Однако рыпаться уже было поздно, и я покорно зашла в машину.
Дверь со стуком закрылась за мной, и я оказалась в малюсеньком помещении, отделенном от кабины небольшим окошком с двойной металлической сеткой на нем.
Машина вздрогнула, и мы поехали.
Я протряслась в этой душегубке не очень долго; вскоре машина остановилась, и меня выпустили перед белым двухэтажным зданием.
Это было здание суда, по крайней мере, не верить целым двум красным застекленным табличкам слева и справа от двери не было никакого смысла.
Меня ввели внутрь здания, сняли наручники и посадили в деревянное кресло, одно из многих пустующих в длинном коридоре.
Слева от меня сел один из моих милиционеров, справа уже сидел другой, да не один. У его ног напрягалась во все стороны немецкая овчарка — рыжая с подпалинами, и, если судить по характеру, подлая сука, даже если это и был кобель.
Овчарка сидела молча до тех пор, пока мимо нее не проводили кого-нибудь в сопровождении милиционеров. Тогда эта милая собачка начинала кидаться и буквально рвать поводок.
Так же она бросалась и на меня, пока я не присела с ней рядом. После этого я потеряла для собачки всякий интерес, и она начала высматривать новую жертву для облаивания.
Одним словом, сука.
Ожидание затянулось, и в судейскую комнату меня пригласили только к трем часам.
Так как мое дело — пардон, дело Ярченко — квалифицировалось как самое обыкновенное хулиганство, в котором не оставалось никаких сомнений, то и проводить целое заседание не имело смысла.
Состроив покаянно-скорбящую физиономию, я предстала перед пожилой уставшей женщиной, только что с удовольствием освободившейся от своей мантии и вкусно пообедавшей, и она скороговоркой прочитала мне лекцию о примерном поведении.
Я согласилась с нею полностью.
На самом деле: раздевать на темной улице чужого мужчину — это действительно предосудительно, что и говорить. Тем более если не имеешь желания выйти за него замуж.
Я прямо так и сказала.
Тетка хлопнула глазами и стала зачитывать приговор.
Мне на выбор было предложено два вида наказания: или пятнадцать суток, или штраф и извинения.
Я скромно согласилась на штраф и извинения.
Мне еще повезло, что милиционера, подвергшегося таким неслыханным надругательствам, не было сегодня в суде. Он, наверное, сейчас проходил курс реабилитации в местной психлечебнице.
Я подписала все необходимые бумажки, в том числе обязательство трудоустроиться в ближайшие же десять дней: Ольга Ярченко оказалась еще и нигде не работающей тунеядкой. Мне за нее было очень стыдно, честное слово.
После приговора снова была прочитана совсем уж коротенькая лекция, и мы с судьей очень дружелюбно распрощались, довольные друг другом.
Она перестала наблюдать перед собой кожаную байкершу и смогла отдохнуть, а я получила свободу, по крайней мере на какое-то ближайшее время.
Зная условия и практику работы наших органов, я могла быть уверена, что если даже подмена будет обнаружена сегодня, что было весьма маловероятным, то ориентировки разошлют не раньше завтрашнего дня, а я за это время сумею так раствориться в окружающей среде, что меня и днем с фонарем не найдешь, не то что с какой-то дурацкой ориентировкой.
Хотя находиться в бегах и было унизительно для меня, но я посчитала это необходимостью.
Азизбегяну до сего момента жилось почти замечательно: он почти сразу же нашел убийцу и избавился от классического висяка — как ему казалось. Потом чуть было не нашел в кемпинге спецагента-засланца.
Теперь ему будет житься все хуже и хуже, а потом совсем плохо, потому что убийцу я решила найти сама, и это было моей единственной целью на все ближайшее время.