ГЛАВА 5
На следующий день психолог Пименов по-прежнему не подавал признаков жизни. Зато позвонил Мельников и «обрадовал»: подходящих под мои данные автомобилей насчитывается примерно сто двадцать. Что ж, нужно действовать, проверять все версии, восполнять все пробелы!
Вот, например, есть у меня на примете Светлана Мироненко, внезапно и поспешно исчезнувшая из Тарасова. И даже не то чтобы исчезнувшая, а якобы поехавшая к родителям в Красный Кут. Говорю «якобы», потому что, честно говоря, я вовсе не была уверена, что бывшая жена Виктора отправилась именно туда. Если Светлана хотела скрыться, она могла нарочно подкинуть версию о Красном Куте своим соседям, а отправиться совсем в другом направлении. Интересно, почему ей так спешно потребовалось исчезать? Да еще сразу после визита бывшего мужа? Разобраться тут следовало. И я, поразмыслив, решила-таки смотаться в Красный Кут.
Однако сначала мне нужно было еще раз съездить к Светлане домой — ведь я не запаслась адресом ее родителей, за что здорово отругала себя сейчас. К счастью, словоохотливая соседка Светланы Мироненко Галина Васильевна оказалась дома — без лишних вопросов продиктовала мне краснокутский адрес. Заодно женщина попросила сообщить Светланочке, что плату за свет и газ она за нее внесла.
Погода сегодня была самой подходящей для моего путешествия. Светило солнце, и по чистому, сухому асфальту мой автомобиль за два с небольшим часа легко преодолел расстояние от Тарасова до районного центра под названием Красный Кут. Городок раскинулся посреди степи, и вся жизнь его сосредоточилась вокруг железнодорожного вокзала. Во всяком случае, именно там, как я заметила, было наиболее оживленно. А в остальных частях городка царила патриархальщина с гусями, весенней грязью и чумазыми мальчишками, мало мне интересная.
Местные жители почему-то далеко не с первого захода вспомнили, где находится нужная мне улица. Две женщины не знали вообще такой, и только словоохотливый парень, вовлеченый в обсуждение, где она может находиться, в конце концов указал мне нужное направление.
Вскоре я постучалась в дверь одноэтажного кирпичного домика, вокруг которого раскинулось приусадебное хозяйство. Во дворе лаяла собака, но она, слава богу, была привязана и могла выражать свою злобу только на расстоянии.
Наконец из глубины одноэтажного домика послышался тонкий голосок:
— Кто там?
— Простите, я ищу Светлану Мироненко.
За дверью воцарилась пауза. Мне сразу же чисто интуитивно показалось, что именно Светлана, которую я ищу, и находится за дверью.
Наконец, женский голос еще раз, но уже более испуганно спросил:
— А кто это?
— Меня зовут Татьяна. Мы незнакомы, но мне очень нужно с вами поговорить.
Дверь спустя несколько секунд все же отворилась, и в щели над цепочкой, придерживавшей ее, показалась кругленькая испуганная мордашка, удивленно смотревшая на меня. Я обезоруживающе улыбнулась, стараясь выглядеть наиболее естественной и не вызывать чувства тревоги и опасности. Видимо, мне это удалось, потому что Светлана отдернула цепочку.
Она оказалась маленькой, щупленькой, с короткой стрижкой жиденьких русых волос. Своей субтильной внешностью она напоминала хрупкую девочку-подростка несколько болезненного вида, и мне, признаться, сложно было представить ее в роли врача-хирурга. Она вопросительно смотрела на меня серыми глазами, явно ожидая, что я представлюсь более полно.
Я начала с того, что сказала:
— Здравствуйте, я приехала к вам из Тарасова.
— Здравствуйте, — неуверенно кивнула Светлана, продолжая вопросительно смотреть на меня в ожидании объяснений.
Я вздохнула и, не став ходить вокруг да около, проговорила:
— Я частный детектив, занимаюсь расследованием смерти Дины Черемисиной.
Вопрос в глазах Светланы сменился испугом. Она вцепилась в край двери так, что косточки пальцев побелели, и, ничего не говоря, продолжала со страхом смотреть на меня.
— Вы не волнуйтесь, я просто хочу поговорить с вами, — поспешила я успокоить ее, но, кажется, безуспешно.
— Кто вас послал? — вскрикнула она. — Кто вам сказал, где я?
— Светлана, я еще раз прошу вас успокоиться, — продолжала я. — И не думайте, что вас преследуют. Ну посудите сами: разве так сложно узнать ваше местонахождение, адрес ваших родителей? Частному детективу это вовсе не составляет труда, — снова улыбнулась я. — Ведь можно поговорить с сослуживцами, соседями…
— Вы были у меня дома? — удивленно спросила молодая женчина. — Значит, вы знаете, где я живу, где работаю, и утверждаете, что не преследуете меня?
— Я просто хотела с вами поговорить, — повторила я. — Вы исчезли очень внезапно, а мне нужны кое-какие данные, и вы могли бы мне рассказать…
— О чем? — перебила она меня. — О ком? О Дине Черемисиной? Я практически не знаю ее! Она встречалась с моим бывшим мужем — ну и что? При чем тут я? Мы с ним развелись, развелись официально. Что же теперь, меня всю жизнь будут преследовать по поводу его новых пассий?!
— Но эта его пассия умерла. Причем довольно странно, при необычных обстоятельствах умерла, — напомнила я. — Кстати, вам ведь откуда-то известно о ее смерти…
Светлана молчала. Страха в ее глазах не уменьшилось, однако к нему добавилось твердое желание защищать себя до конца. Мне предстояло как-то снять с нее напряжение, чтобы вызвать на откровенность, поскольку если сейчас бывшая жена Виктора Мироненко вобьет себе в голову, что разговор со мной может ей как-то повредить, то поездку мою сюда, в Красный Кут, можно считать бесполезной. Кто же ее так запугал? Или — что ее напугало?
— Светлана, вы чего-то боитесь, — продолжала я убеждать, надеясь, что она внимательно меня слушает. — Но скрываться постоянно вы же не сможете. Все равно вам придется возвращаться в Тарасов. Не лучше ли положить конец всему прямо сейчас? Если я установлю истинного виновника смерти Дины, вам ведь нечего будет бояться, так? Вот я и прошу вас помочь — и мне, и себе самой.
Светлана вроде бы чуточку отмякла. Она оттолкнулась от двери, постояла немного, а затем прошла в комнату. Остановившись посередине, спросила:
— Вас Виктор прислал ко мне?
— Нет. Как раз наоборот, он почему-то не хотел, чтобы мы с вами встречались. Вы его боитесь?
— Не знаю, — тихо выдохнула Светлана и вдруг, с размаху и почти не глядя сев на стоящий рядом стул, расплакалась.
Она плакала, как ребенок — громко и навзрыд, всхлипывая, и худенькие ее плечи тряслись при этом. Я посчитала ее плач хорошим показателем — теперь напряжение девушки должно выплеснуться и сойти на нет. Тем не менее я, поозиравшись, взяла стакан, наполнила его водой и поднесла Светлане. Молча кивнув, она выпила почти всю воду, потом утерла слезы и, глядя на меня покрасневшими глазами, сказала:
— Я очень устала… Устала бояться… Мне все это надоело! А главное — я ничего ведь не знаю, понимаете?! Да, я ничего не знаю, я совершенно ни при чем, я ни чем не могу никому ни помочь, ни навредить… И тем не менее я боюсь и прячусь. И врежу сама себе. И не знаю, как с этим покончить…
— Давайте-ка разберемся во всем вместе, — усаживаясь напротив нее, заговорила я. — Хоть немного, но вы наверняка кое-что знаете, раз опасаетесь, верно? Что-то же заставило вас взять отпуск за свой счет и уехать к родителям? Так что же это?
Светлана допила оставшуюся в стакане воду, отставила его в сторону и, облокотившись на стол, сказала задумчиво:
— Я даже не знаю, с чего начать… Просто я с самого начала подозревала, что в смерти Дины не все чисто…
— Почему? — тут же спросила я.
— Почему? Потому что я была замужем за Виктором, — грустно усмехнулась она.
Я пока ничего не понимала из ее слов, но продолжала терпеливо ждать, пока она продолжит сама. И Светлана медленно повела свой рассказ:
— Мы прожили с ним два года, и все, можно сказать, было замечательно… Если бы не одно обстоятельство: у нас не было детей.
— Ну, два года — это еще не такой срок, чтобы беспокоиться на сей счет, — осторожно заметила я. — Дети могут появиться и позже. Что, Виктор хотел подождать?
— Нет, — слабо улыбнулась Светлана. — Дело не в том. Я знала, что ничего не будет и после. У нас вообще не могло быть детей. Вернее, у Виктора не может — у него проблемы по мужской части. Он в армии служил, а там аппаратура какая-то была вредная, вот с тех пор и пошло. Я водила его к своим знакомым в больницу, просила обследовать получше, но приговор был окончательным: Виктор никогда не сможет стать отцом. А для меня это очень важно, понимаете?
— Я понимаю, — кивнула я, совершенно искренне сочувствуя Светлане, хотя сама никогда не имела детей и, честно говоря, не очень-то задумывалась над тем, чтобы их завести.
— Может быть, вы посчитаете это подлым с моей стороны, но я не могла представить себе дальнейшую жизнь без детей. Поэтому и завела речь о разводе. Может быть, это показало, что я не любила Виктора, не знаю… Но дети, вернее, желание их иметь, пересилили мои чувства к нему. Вы можете сказать, что ребенка можно и усыновить, но… Виктор и слышать об этом не хотел. Да и мне не хотелось брать на воспитание чужих — я-то могу иметь детей! Поэтому мы и развелись.
— Ну и… — неопределенно сказала я, не понимая, какое все-таки все вышеизложенное имеет отношение к страхам Светланы.
— Но Дина же была беременна, — напомнила мне Светлана. — Я узнала об этом от ее подруги Валерии — мы с ней знакомы. И поняла, что официальная версия выглядит таким образом: Дина забеременела от Виктора, он отказался на ней жениться, и она от отчаяния наглоталась таблеток. Но я-то знала, что она не могла забеременеть от него! Следовательно, здесь замешан кто-то еще… То есть из-за Виктора она наглоталась таблеток. Еще тогда я подумала, что ее могли убить… Одним словом, я сама не знаю, чего и кого конкретно я так испугалась, только мне не хотелось быть замешанной во все это. Понимаете, ведь, кроме меня, никто не знает о бесплодии Виктора. А что, если убийца в курсе? Что, если он решит устранить и меня как свидетельницу? Вам мои объяснения, может быть, кажутся бредовыми и глупыми, но, поймите, нет ничего страшнее неизвестности! Я не знала, что случилось с Диной на самом деле. И до сих пор не знаю. Я и решила уехать, просто чтобы меня не трогали. У меня даже возникла мысль…
Светлана понизила голос, а затем и вовсе замолчала.
— Какая мысль? — поторопила я ее.
— Ну, что, может быть, Виктор сам… — неуверенно проговорила Света. — В смысле, он-то знал, что не может быть отцом, а Дина могла и не знать. Что если она, не подозревая о его бесплодии, заявила ему о том, что беременна, а он в порыве гнева и ревности решил отравить ее? И тогда… Тогда он мог подумать, что я пойму, что он убил ее. Вдруг он захотел бы избавиться от меня, чтобы я не проболталась…
Светлана взахлеб выкладывала свои сбивчивые и путаные мысли, объяснения. Конечно, в ее словах было много нелогичного. Например, в порыве гнева или ревности люди обычно хватаются за нож или что-то тяжелое, а не планируют тщательно преступление, подбирая таблетки. И потом: нужно еще каким-то образом заставить жертву принять отраву… Однако я повидала на своем веку множество преступлений и знала, что далеко не всегда убийца руководствуется логикой. Я расследовала столько преступлений, кажущихся на первый взгляд совершенно абсурдными, что и версию Светланы теоретически можно было принять. Однако пока я не делала никаких выводов, продолжая просто слушать молодую женщину.
— В общем, я стала бояться Виктора, — говорила она. — А уж когда он пришел и стал просить меня никому и никогда не говорить о его бесплодии, терпение мое лопнуло. Я пообещала ему уехать, сказала, что буду молчать, только пусть он оставит меня в покое! Я устала, устала!
И Светлана снова зарыдала, уронив на стол голову.
Я ждала минут семь, пока всхлипывания утихнут, затем, порывшись в сумочке, достала валерьянку, снова наполнила стакан водой и дала ей выпить лекарство. Вид у нее стал совсем непривлекательный: красные глаза, распухший нос, искривленные губы… Она сейчас вызывала жалость, но мне необходимо было с ней договорить, выяснить все окончательно.
— Итак, Виктор пришел к вам и своим визитом спровоцировал ваш отъезд сюда, так? — уточнила я, когда Светлана приняла лекарство.
Она молча кивнула.
— И что конкретно он говорил, как объяснял свое нежелание обнародовать истину?
— Ну, во-первых, — Светлана шмыгнула носом, — он всегда стеснялся своего бесплодия. Еще тогда, год назад, когда это было установлено точно, он умолял меня никому не рассказывать, чтобы, дескать, не позорить его. Он боялся, что его не будут воспринимать как мужчину. Я пообещала молчать и действительно никому ничего не говорила, и коллег своих попросила о том же. Хотя, собственно, мы ведь и так как врачи обязаны сохранять конфиденциальность. А теперь он, придя ко мне, повторил все то же самое, но еще добавил, что не хочет, чтобы его подозревали.
— Но почему по этой причине его должны были подозревать? — не совсем поняла я.
— Логика у него была примерно такая же, как и у меня: если все узнают о его бесплодии, то могут решить, что он убил Дину из-за того, что она забеременела от другого.
— Но ведь, по вашим же словам, ходили упорные слухи, что он так и так виновник смерти Дины! И Валерия Павлова была убеждена, что Дина наглоталась таблеток после того, как Виктор ее бросил. Не лучше ли было, наоборот, кому надо объявить: так, мол, и так, я к беременности Дины отношения иметь не могу.
— Это другое, — возразила Светлана. — Виктор говорил, что пусть лучше его считают подлецом, бросившим беременную женщину, чем убийцей. В первом случае ведь все сходятся во мнении, что произошло самоубийство. Он говорил, что это сейчас такая шумиха, пока времени мало прошло. А потом, дескать, люди поговорят-поговорят, да и остынут, забудут. Ну, перемоют, конечно, ему косточки, и все. Поэтому он и попросил меня уехать. Сам попросил, чтобы выждать время. А я так устала бояться, оставаясь в городе, что согласилась.
— А вы поверили Виктору? — спросила я. — Как вы считаете, он был искренен, убеждая вас? Ведь, знаете ли, мотивы его выглядят не слишком убедительно…
— Наверное… — кивком головы согласилась со мной Светлана. — Да, наверное, вы правы. Но я тогда не могла рассуждать здраво. И Виктор тоже был… возбужденный, перепуганный… Он сам боялся, я видела… Но, по-моему, он вел себя очень искренне — испуг так не сыграешь, — покачала головой моя собеседница. — Он все время твердил, что я должна его спасти и поэтому должна молчать…
«Странно, — подумала я. — Вообще-то Виктор показался мне человеком довольно спокойным и выдержанным. С чего он так разволновался? Почему боялся? Потому что сам и убил Дину? Или действительно боялся, что его обвинят в этом, или по какой-то другой причине? Но Светлана ответов на эти вопросы мне не даст. Она и в самом деле ничего не знает больше того, о чем говорит.»
— А скажите, Света, — задала я девушке неожиданный вопрос. — Виктор никогда не обращался к вам с просьбой достать какие-то лекарства? Может быть, на первый взгляд совершенно безобидные?
— Я поняла, о чем вы говорите, — кивнула Светлана. — Нет, ничего такого. Он вообще старался не обращаться ко мне с какими то ни было просьбами. Обиделся очень на меня за то, что я так с ним поступила, — голос Светланы, в котором зазвучали виноватые нотки, дрогнул. — Вообще-то я и сама чувствую, что не очень хорошо обошлась с ним, подав на развод. Даже, можно сказать, жалею об этом. Но… сделанного не воротишь, — со вздохом заключила она.
Я постаралась переключить Светлану с переживаний о собственных проблемах на то, что волновало сейчас лично меня, и спросила:
— А Виктор что-нибудь рассказывал вам о своих отношениях с Диной? Может быть, он упоминал какую-то причину, по которой ее могли убить? Или, может, говорил о каких-то тайнах в ее биографии?
Но Светлана только отрицательно качала головой.
— А не говорил ли он вам, что ему что-то не нравится в ее поведении? — не отставала я. — Не упоминал, что она нашла кого-то другого?
— Вы считаете, что Виктор настолько откровенничал со мной? — усмехнулась Светлана. — Напомню, он был сильно обижен на меня после развода. Приходил иногда, конечно, но в основном по делу. И никогда не плакался мне в жилетку, не рассказывал о своих личных проблемах. Вел себя подчеркнуто отстраненно, хотя я видела, что в душе ему очень хочется со мной поговорить, посоветоваться, но гордость мешает. Так продолжалось до последней нашей встречи — вот тогда он вел себя совсем иначе. Но о ней я уже рассказывала, — развела руками Мироненко.
— Ну что ж, понятно, — задумчиво протянула я, хотя толком мне так ничего и не было понятно.
Только одно можно было принять за данность: Виктор не имеет отношения к беременности Дины, а следовательно, в ее жизни определенно был другой мужчина. И то это еще не факт… У меня же нет гарантий, что Светлана не обманывает меня. Может быть, она хочет как-то оградить бывшего мужа от подозрений, может быть, они вдвоем сговорились придерживаться такой версии. Хотя поведение ее выглядит искренним. Я, конечно, не профессиональный психолог, но за свою практику частного детектива общалась с разными людьми, с очень многими людьми и фальшь определяю, можно сказать, безошибочно.
— Извините, я на минутку, — извинилась Светлана, поднимаясь со стула, и я, воспользовавшись ее отсутствием, решила быстренько кинуть «кости», чтобы проверить правильность мнения, к которому пришла.
И вот какой итог данной ситуации они выдали:
16+26+4 — «Изменения к лучшему. Стоит прислушаться к чужому мнению. Отнеситесь к нему с уважением, даже если оно не совпадает с Вашим».
Ах вот так, значит… Ну что ж, по крайней мере «кости» не предостерегают меня от неискренности Светланы. И то хорошо. Следовательно, поездка моя в Красный Кут оказалась не напрасной. В принципе можно, конечно, и проверить слова Светланы насчет бесплодия Виктора — в его медицинской карте наверняка должны быть зафиксированы результаты анализов и заключение специалистов, — но мне не хотелось углубляться в медицинские дебри. Даже если Виктор и преступник, его медицинская карта ничего не докажет. Нет, мне явно предстоит еще много работы, пока я докопаюсь до истины.
Я сгребла со стола «кости», заслышав шаги возвращающейся Светланы. Когда она вошла, вид у нее был уже более привлекательным: она умылась, подкрасилась, замаскировав следы слез, и переоделась из простого халатика в юбку и свитер. На губах даже появилась легкая улыбка.
— Что вы собираетесь дальше делать? — спросила я ее.
— Вот, решила вернуться домой… — не совсем уверенно проговорила Мироненко. — Вернее, я хотела сказать, в Тарасов…
— Я поняла. Ну что ж, пожалуй, это правильное решение, — одобрила я. — Хватит уже прятаться. Если вы едете прямо сейчас, то могу вас, кстати, подвезти — я тоже возвращаюсь в Тарасов.
— Ой, спасибо, — обрадовалась Светлана. — Только подождите совсем чуть-чуть: я сложу вещи. У меня их совсем не много!
Разумеется, я подождала. Обратная дорога показалась еще более приятной, чем в Красный Кут — рядом сидела попутчица и собеседница.
— Кстати, мне тут звонил адвокат вашего бывшего мужа, — поведала я Светлане.
— Адвокат? — искренне удивилась та.
— Да, некий Аркадий Александрович.
— Что вы! Никакого адвоката у Виктора нет и быть не может. Он ведь получает в своей редакции гроши. Разве он может адвоката на них нанять? — искренне рассмеялась Светлана.
«Да, действительно, такое элементарное объяснение! — вынуждена была признать я. — Почему-то самые простые вещи иногда не сразу приходят в голову!»
— А насчет адвоката… — Светлана засмеялась еще пуще. — Наверное, Виктор так вас испугался, что попросил позвонить вам одного знакомого. Есть у них в редакции парень, который может голоса пародировать. Он то, наверное, с вами и говорил, прикинувшись солидным человеком.
«Действительно, такое может быть. Не зря я отметила, что адвоката с таким именем и отчеством не знаю», — подумала я.
— Так что на эту тему можете не беспокоиться, — сказала вконец повеселевшая Светлана. — А с Виктором я сама поговорю. Думаю, что он больше не станет вам докучать.
«Он-то докучать, может быть, и не станет. А вот я наверняка еще буду. Потому что полностью откидывать возможность участия Виктора в гибели Дины нельзя», — мысленно отреагировала я.
Высадив Светлану возле ее дома, я взглянула на часы и с удовлетворением отметила, что у меня есть час с лишним для того, чтобы перекусить. А уж после шести можно будет отправляться в клуб филофонистов. День сегодняшний к бесполезным никак отнести было нельзя, я открыла важную деталь в биографии Виктора Мироненко, познакомилась с его бывшей женой Светланой и узнала причину ее внезапного исчезновения из города. А что покажет встреча в клубе филофонистов с новым персонажем по имени (или скорее кличке) Мартин, ради которого, собственно, я туда и направлялась? Посмотрим…
* * *
Дворец культуры «Россия» встретил меня кучей детей, пришедших на какой-то спектакль, и сопровождавших их мамаш и папаш. Нервная бабушка на вахте, неодобрительно на меня поглядев после моего вопроса о клубе, сообщила, что «эти самые, с пластинками», находятся внизу, в нижнем фойе.
Я спустилась по ступенькам и очутилась в достаточно просторном помещении цокольного этажа. Клуб филофонистов представлял собой в подавляющем большинстве мужскую тусовку людей разного возраста, от безусых сопляков до каких-то замшелых, плешивых и неухоженных стариков. Объединяла их то ли любовь к музыке, то ли страсть к собиранию музыкальных записей. Во всяком случае, вокруг каждого сидящего были разложены различные компакт-диски. А те, что ходили между ними в фойе — большом зале с каменными колоннами, — держали диски в руках. Меломанов собралось здесь человек сто, наверное. Они беспорядочно, по-броуновски передвигались, обменивались мнениями, рассматривали чужие меломанские сокровища и демонстрировали свои.
Прийдя сюда, я имела в своем активе приметы Мартина, которые узнала от Евгения. Но под эти приметы здесь подходило человек как минимум десять. Столько, а может, и больше высоких худощавых парней, с длинными волосами, с усами и бородкой, в джинсовом костюме сновало между колоннами меломанского клуба.
К одному из этих субъектов, ближнему ко мне в данный момент, я и направилась.
— Извините, вы не Мартин? — спросила я.
— Нет, — коротко ответил парень, бросив на меня равнодушный взгляд, и снова углубился в дискуссию с каким-то мордастым гоблином, обсуждая в деталях творчество неизвестной мне группы, какой-то «Ред Хот Чилли Пепперс».
Я отошла и направилась к другому парню, похожему на первого.
— Вы не Мартин? — задала я свой наивный вопрос.
На этот раз я удостоилась более заинтересованного взгляда. Парень осмотрел меня с ног до головы, улыбнулся и сказал:
— Нет, меня зовут Иван. Но если вас интересует рэйв, то можно и со мной пообщаться.
— Нет, рэйв меня, пожалуй, не слишком интересует, — разочаровала я меломана Ивана. — А вот Мартин…
— Понятно… — процедил сквозь зубы Иван и тут же окликнул какого-то маленького субъекта рядом: — Слышь, ты Мартина не видел?
— Да вон он, по-моему, там со Стасом тусуется, — кивнул тот куда-то в угол.
— В таком случае вам туда, — и парень выбросил худощавую руку, указывая в угол зала.
— Спасибо, — поблагодарила я и поспешила в людскую гущу, следуя заданному направлению.
Однако никого похожего на Мартина в углу я не обнаружила. Зато удостоилась пристального взгляда крепкого, хорошо сложенного шатена лет тридцати.
— Что-нибудь интересует, девушка? — с улыбкой осведомился он, показывая на внушительную стопку CD.
— Нет, спасибо. Вы не знаете, как Мартина найти?
— Мартина? — переспросил он и с высоты своих метров восьмидесяти пяти начал, вытянув еще немного шею, высматривать кого-то в зале. — Только что был здесь! Ах, ну да, вот же он!
Из толпы прямо на меня вышел очень худой, можно сказать, тощий, субъект с длинным носом. Усы и бородку парень, по всей видимости, недавно сбрил — сейчас лицо его было абсолютно свободным от волосяного покрова.
— Мартин, тебя здесь женщины разыскивают! — с усмешкой сказал шатен.
— Спасибо, Стас, за информацию! — бесцветно отозвался Мартин и повернулся ко мне. — Это вы меня разыскиваете?
— Да, я.
Мартин просто смотрел на меня, не задавая никаких уточняющих вопросов.
— Я по поводу Дины Черемисиной. Может быть, мы отойдем?
Мартин пожал плечами и указал на дверь, ведущую на лестницу Дворца культуры. Я кивнула и пошла в указанном направлении. И вдруг, бросив случайный взгляд в середину фойе, где в тот момент публика немного рассосалась, увидела лицо, показавшееся мне знакомым. Но я не успела сообразить, кто это, поскольку Мартин довольно стремительно поднимался по лестнице, перешагивая через несколько ступенек своими длинными ногами, и я поспешила за ним.
Оказавшись на площадке, разделявшей лестничные пролеты, Мартин остановился и вынул сигареты.
— Так что насчет Дины? — спросил он.
— У меня много вопросов… — со вздохом начала я.
— Много? — удивился, перебив меня, Мартин. — А вы вообще кто?
Я объяснила парню, кто такая, и он сохранил на лице выражение легкого удивления. Именно легкого. Особого изумления я у него не заметила, списав это на общую его флегматичность.
— Подозреваете, что там было что-то нечисто? — осведомился он достаточно равнодушно.
— Иначе бы не пришла к вам с расспросами.
Мартин пожал плечами и снова выжидающе уставился на меня.
— А что вы сами думаете о ее смерти? — спросила напрямик я. — Ничего подозрительного не заметили? В ее поведении, например…
— Я не очень часто с ней общался. Последний раз мы виделись в январе. А насчет поведения… — парень немного задумался. — Мне кажется, она стала какой-то другой. Но времени и, извините, желания задумываться над изменениями в манерах Дины у меня не было. Поговорили, пиво попили и разбежались.
— Скажите, Мартин, а был ли у Дины близкий человек? Иными словами — любовник, от которого она могла забеременеть? — спросила я в лоб.
Парень снова пожал плечами, не высказав никакого удивления моим вопросом.
— В принципе от кого угодно она могла забеременеть. Но постоянного друга, по-моему, у нее в последнее время не было. Виктора, ее прежнего парня, я знал.
— Вы знали о том, что они расстались? — перебила я.
— Да, Дина сама мне говорила, что, мол, надоел ей этот Виктор. Давно, в январе еще.
— Значит, Виктор ушел, а другой не появился?
— Не знаю я, — ответил Мартин. — У меня с Диной были не такие уж близкие отношения, чтобы о таких вещах говорить подробно. Мы с ней были приятелями, не более того. Просто давно вместе в одной тусовке.
— Вы сказали: «От кого угодно она могла забеременеть». А что, Дина так легко шла на сближение с мужчинами? — уточнила я.
— Ну, в общем-то, да, — ответил Мартин. — Девчонка она была скромная, но безотказная. А что вас тут смущает?
Я отрицательно покачала головой. Ничего, конечно же, меня не смущает. Просто наводит на определенные размышления. Скромная и безотказная. Что это значит?
И кстати — кого же я все-таки видела там, в зале? Знакомое вроде бы лицо, которое я совершенно не ожидала здесь увидеть…
Мартин докурил сигарету и выкинул ее в стоявшую поблизости урну.
— А у вас, Мартин, не было с Диной близких отношений? — спросила я, не особо заботясь о тактичности. Как я успела понять, Мартин при своем безразличном отношении к окружающему миру не смущался ни от чего.
— Были, — просто ответил парень. — Только это уже, можно сказать, предание старины глубокой. Два года назад они были. Да и то пару раз, по-моему. Словом, к делу они отношения не имеют. Кстати, вообще-то пора бы нам уже и наверх, а? А то я сегодня еще ничего не наменял…
Он подхватил свои компакт-диски и пошагал прочь от меня по лестнице. Мне ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. И тут на ступеньках появился Стас, который с недовольной миной спросил Мартина, куда он запропастился. Тот красноречиво показал глазами на меня. Стас пожал плечами и сообщил:
— Тут чувак один интересовался твоим гранжем на продажу.
Мартин тут же забыл про мое присутствие и помчался в зал «броуновского движения». Я тоже зашла в продолжавшее кишеть толпой фойе и… тут вспомнила, кого увидела мельком в центре толчеи недавно. А видела я «импозантного мужчину», любящего игру в снежки. Дурачка Костю! Что он, интересно, здесь делал?
Мартин уже исчез из моего поля зрения. Повертев головой по сторонам, я наткнулась взглядом на Стаса. Я снова протолкалась к нему как единственному знакомому.
— Извините, а вы не знаете такого необычного человека по имени Костя?
— Необычного? В каком смысле? — уточнил Стас.
— Он, как бы это сказать… ведет себя, как ребенок.
— А-а! — расплылся в улыбке здоровяк Стас. — Костя-металлист, что ли? Знаю я его. А зачем он вам нужен?
— Ну, разговор у меня к нему, — сознавая, как глупо выгляжу, тем не менее уклонилась я от прямого ответа.
— Да он где-то здесь должен быть. Он всегда до самого конца здесь крутится, — ответил Стас. — Поищите в другом конце зала, там, где металлисты собираются.
И он указал направление по диагонали, куда мне, по его мнению, стоило бы направиться. Я поблагодарила парня за помощь и отправилась на поиски Кости. Его появление здесь было для меня совершенно неожиданным. И мне показалось, что здесь, в этом клубе, может быть заключена разгадка дела. Только я пока не понимала, в чем она заключается. Тем не менее, думалось мне, дурачок Костя, который, по словам неформалов, дружил с Диной, и этот флегматик Мартин наверняка как-то связаны.
Поиски мои, однако, закончились неудачно. Потолкавшись среди меломанов и поймав пару определенных заинтересованных взглядов молодых прыщавых металлистов, а также услышав краем уха несколько скабрезностей из их кучки, я вынуждена была вернуться к Стасу, который по-прежнему стоял на своем месте. Мартин вроде бы закончил свои дела и тоже как раз подошел к нему.
— Ну как, нашли? — поинтересовался Стас несколько, как мне показалось, насмешливо.
— Нет, как сквозь землю провалился, — призналась я.
— Странно, — пожал плечами Мартин. — Вообще-то он здесь до конца работы клуба бывает.
— Мартин, а можно вас еще раз на минутку?
Парень на сей раз выразил свое недовольство скептической миной и покачал головой.
— Говорите здесь, а то я сегодня ни с кем толком пообщаться не успею. Здесь хоть люди могут компакты посмотреть. Говорите!
Стас чуть отошел, показывая, что не собирается мешать разговору.
— Вы знаете, что Дина и металлист Костя дружили между собой? — спросила я.
— Ну да, они же в одном доме, по-моему, живут.
— А Дина не могла быть беременной от Кости?
На губах Мартина появилась усмешка. Он покачал головой, а потом посмотрел на меня взглядом, показывающим, что разочаровался во мне как в личности, способной разумно мыслить.
— По-моему, от него никто не смог бы забеременеть, — медленно произнес он. — Девушка, вы какие-то уж такие вопросы задаете, что упасть можно прямо на компакт-диски! Да и, собственно, если откровенно, почему такой шум вокруг смерти Дины? Поймите меня правильно, я не хочу ничего плохо против нее сказать, но с крышей у нее точно не в порядке было. Поэтому как ни удивительна ее смерть от каких-то там таблеток, но… — Мартин сделал паузу и замолчал, подбирая слова. — В общем, когда крыша не в порядке, что угодно произойти может.
— Значит, вы отрицаете, что Костя мог…
— Даже не хочу на эту тему говорить, — прервал меня Мартин. — Лучше возьмите вот, послушайте музыку! — и он сунул мне компакт-диск какой-то неизвестной мне группы.
Я отрицательно покачала головой и устремила взгляд в толпу, которая, кстати говоря, потихоньку начала редеть. Двое парней, которые стояли рядом со Стасом, тоже собрали свои диски и направились к выходу. Металлисты в несколько опустевшем зале стали хорошо видны. Но дурачка Кости среди них не наблюдалось. Значит, он ушел, заметив меня? Зная, кто я, не пожелал со мной разговаривать? Вопросы возникали как бы сами собой, но ответов на них не было.
— Но ведь он сюда приходил, — повернулась я снова к Мартину. — Если он дурачок, то…
— Да никакой он не дурачок, — отмахнулся Мартин. — Он просто маленький мальчик, любит всякую музыку подростковую. Родаки ему аппаратуру классную срастили, только потом взвыли от того, что он слушать начал. Не дурачок он, — подвел Мартин итог своему короткому рассказу и посмотрел на часы. — Все, мне пора. Извините. Может, возьмете послушать? — обратился он ко мне. — Потом встретимся, обсудим…
«Кажется, меня начали клеить», — подумала я. Что ж, дело по весне не самое неприятное, но… Мартин как мужчина был совершенно не в моем вкусе. Вот Стас с его крепкой телесной фактурой еще куда ни шло… Но он, кажется, совершенно безразлично ко мне отнесся. Мартин, сложив свои компакт-диски в сумку, уже прощался со своим приятелем, обсуждая какие-то там перспективы на следующую неделю.
Никакого желания общаться со мной со стороны меломанов я более не наблюдала. Но почему-то вдруг почувствовала настоятельную необходимость кинуть «кости». Решившись, я вышла на ту самую лестничную площадку, где недавно разговаривала с Мартином, и удовлетворила свое любопытство. Результат гадания оказался интригующим:
34+10+18 — «Против Вас действует тайный противник, но если Вы будете осторожны, он разоблачит себя сам в самый неожиданный момент».
Вот так, значит… Ну что ж, хорошо. По крайней мере это означает, что я не топчусь на месте в своих разысканиях, как может показаться со стороны. Надо продолжать делать хоть что-то.
Вернувшись в зал, я не обнаружила там уже ни Мартина, ни Стаса. Металлисты с упорством фанатиков еще продолжали тусоваться, но былой толпы и след простыл.
Я прошла через фойе, поднялась по лестнице к выходу из Дворца культуры и вскоре уже садилась в свою «девятку». «Может быть, нужно было проследить за Мартином?» — мелькнула у меня в голове мысль, но тут же исчезла по причине ее крайне запоздалого появления. Пока я бросала «кости», потеряла из вида Мартина. А еще чуть раньше, ради разговора с Мартином, упустила дурачка Костю. В общем и целом я могла определить свое посещение клуба филофонистов как не слишком удачное. Но удачи без ошибок не бывает. К тому же в конце концов «косточки» предсказали мне, что при определенной доле осторожности мой противник сам себя обнаружит. Возьмем это на заметку и будем ждать, когда такой момент наступит.
* * *
Следующий день начался с хмурого, безотрадного утра. Апрельское солнце куда-то исчезло, гонимое атлантическим циклоном. Наступила безвременная влажная погода, и с неба сыпалось что-то мокрое — не то дождь, не то снег. Единственное, что меня порадовало, так это то, что откликнулся психолог Пименов. Через автоответчик он мне сообщил мне, что будет рад звонку после пяти часов вечера.
Но мне и без Пименова хватало забот. Многое еще не отработано: бывший муж доктора с его бездетностью, дурачок-Костя, интересующийся музыкальными творениями металлистов, таинственный толстяк с денежными претензиями к Дине, разъезжающий по городу на грязной «шестерке». Но центральной во всем этом мне казалась фигура Кости. Именно с него я и решила начать этот хмурый, неприветливый день.
Я не знала ни его фамилии, ни адреса, но была уверена, что во дворе, где он живет, такого необычного человека должны знать практически все. А может быть, он и сам сейчас там, играет с местной детворой. Одним словом, я была уверена, что с его поисками у меня затруднений не будет.
Я сознательно заплела свои светлые волосы в косичку, чтобы создать некий намек на беззаботное детство и тем самым вызвать расположение Кости — мне казалось, что так я буду к нему ближе. А может быть, ерунду я придумала? Но мне очень хотелось быстро найти с ним общий язык при встрече и вызвать парня на откровенность. Беда заключалась в том, что я никогда раньше не сталкивалась с подобными людьми и не знала, как они себя ведут, чем их можно заинтересовать. Я пыталась убедить себя в том, что Костя — обычный десятилетний ребенок, просто во взрослом обличье, и разговаривать с ним нужно так, как с его сверстниками-мальчишками.
И все-таки мне не давала покоя одна мысль. Этот парень был довольно близок к Дине. Почему он к ней тянулся? Потому что она была добрая и тихая? Потому что любила детей? Или все же верно мое чудовищное предположение, возникшее вчера? Не мог ли этот странный Костя действительно быть Дине гораздо ближе, чем просто друг-приятель?
Да, мне сейчас очень не хватало хорошего знания людей, страдающих тем же заболеванием, что и Костя. Так что приходилось только гадать и предполагать, надеясь, что смогу найти верный тон в предстоящем разговоре и верную манеру поведения. Не знала я, например, как такие люди воспринимают секс, способны ли они вообще им заниматься. И если способны физически, то готовы ли они к нему морально. В том смысле, что им это может быть просто неинтересно и не нужно, а гораздо более приятным занятием им кажется, скажем, игра в снежки. И я не знала, как вообще задавать такие вопросы Косте. Почему-то я заранее чувствовала неловкость перед ним и заранее краснела, готовясь задать свои вопросы.
Подъезжая к дому Дины Черемисиной, я подумала, не стоило ли все-таки перед встречей с Костей пообщаться с психиатром или хотя бы просто с психологом, чтобы он помог мне понять природу таких людей и ответил еще на ряд вопросов. Но я этого так и не сделала, потому что время было дорого — с Костей необходимо было встретиться поскорее. И теперь мне оставалось полагаться только на собственные силы.
Кости во дворе не было. Но ватага мальчишек по-прежнему носилась по детской площадке. Я несколько удивилась, почему сегодня странный парень не составил им компанию. Взрослых во дворе не наблюдалось, поэтому я подошла к металлической сетке-рабице, которой была огорожена площадка, и окрикнула мальчишек:
— Эй, ребята!
Игроки в хоккей остановились, некоторые из них опустили клюшки и вопросительно уставились на меня.
— А Костя не выходил сегодня? — спросила я.
Один из пацанов, находившийся ко мне ближе всех, поправил сбившуюся на затылок шапку и отрицательно покачал головой:
— Не-а… Не выходил.
— А где его можно найти? Он в какой квартире живет?
Мальчишка оглянулся на своих приятелей. Те молчали. Пацан как-то растерянно поковырял носком ботинка ледышку и, глядя в пол, сказал:
— В шестнадцатой квартире он живет… Вон в том доме, — и указал на дом, стоявший перпендикулярно дому Дины Черемисиной.
Я поблагодарила юных хокеистов и отправилась по указанному адресу. Смущение и неловкость пацанов меня несколько удивили. Обычно дети такого возраста не отличаются подобными качествами и охотно общаются со взрослыми, особенно с молодыми женщинами, потому что детская робость у них уже исчезла, а юношеская, замешанная на эротизме, еще не успела развиться. Но так или иначе, а своей цели я добилась и теперь стояла на третьем этаже, нажимая на кнопку звонка шестнадцатой квартиры.
Дверь открыла женщина лет сорока пяти, с холеным бледным лицом и тщательно уложенными каштановыми локонами. Макияж был выполнен столь же тщательно, а на ногтях красовался совсем недавний маникюр. Она выглядела очень ухоженно, одета была дорого, а золотые серьги с бриллиантами указывали, что материальный достаток в семье не просто высок, а очень высок. Женщина смотрела на меня молча, устремив на меня холодный взгляд серых глаз, и ждала.
— Добрый день, — начала я. — Я бы хотела поговорить с Костей. К сожалению, не застала его во дворе…
— Вы кто? — голос у женщины тоже был холодным, морозно звенящим. Мне даже показалось, словно на меня посыпались маленькие льдинки.
— Вообще-то я по поводу Дины Черемисиной, расследую ее смерть, — пришлось признаться мне. — Я в курсе, что Костя дружил с ней.
Женщина никак это не прокомментировала, только продолжала молча рассматривать меня. Затем она неожиданно произнесла, очень ровно, не меняя интонаций:
— Кости больше нет. Он умер сегодня ночью.
По-моему, у меня даже подогнулись коленки от услышанного. Новость показалась мне настолько невероятной, что я некоторое время стояла в оцепенении, не зная, что сказать. Вернуло меня к реальности только движение женщины, которым она собиралась захлопнуть дверь.
— Подождите, — опомнилась я. — Как же это случилось?
— Его убили. Нашли его на улице. Сейчас он в морге, — отчеканила женщина.
— Но… Как все-таки это получилось? Как хотя бы его убили? Почему? Нашли того, кто убил? — забросала я вопросами «снежную королеву», но она, даже не дослушав их до конца, перебила меня:
— Если вам нужны подробности, обратитесь в милицию. А я не хочу об этом говорить. У меня погиб сын, постарайтесь это понять.
И женщина захлопнула дверь. Вообще-то, если честно сказать, она вовсе не напоминала убитую горем мать. Даже намека на горе в ее облике не наблюдалось. Хотя… как тут можно судить? Просто, может быть, у нее железная выдержка.
«Они словно стыдятся его, — всплыли у меня в голове слова соседки Дины, Ольги Тимофеевны, по поводу Кости и его родителей. — Они бы и отказались от него, если бы не боялись, что люди скажут».
Что ж, возможно, она была права. Но сейчас это неважно. Сейчас нужно выяснять главное — при каких обстоятельствах погиб Костя-металлист, дурачок Костя. Что удалось узнать милиции? Не знаю почему, но я была уверена, что смерть его не случайна.
Однако, прежде чем сесть в машину, я снова подошла детской площадке. Мальчишки, заметившие меня, как только я вышла из подъезда, прекратили игру и теперь молча ждали.
— Ребята, вам что-нибудь известно о том, как погиб Костя? — спросила я через ограду, приблизив лицо к металлической сетке.
Юные хоккеисты подошли ближе, и самый старший из них заговорил первым:
— Мы знаем только, что его в гаражах нашли. Вон в тех, — он указал на ряд гаражей, стоявших за детской площадкой. — Утром нашли. Мы во двор вышли, а тут везде машины милицейские. И нам играть здесь не разрешали. Но мы все равно во дворе были, смотрели. Видели, как его потом в машину положили медицинскую и увезли.
— Его на носилки положили, и лицо у него было закрыто одеялом, — добавил другой пацан.
— Не одеялом, а подушкой, — поправил третий, и затем все мальчишки загалдели хором.
Ничего полезного в их гомоне я не услышала, а дождавшись, пока они немного успокоятся, спросила:
— А что говорили вокруг? Что случилось-то?
— Да толком никто и не знает, что случилось, — снова заговорил старший. — Соседи говорили, что его пьяницы какие-нибудь убили. Подумали, что у него деньги есть, и убили. А у него, хоть он и хорошо одет был, денег с собой и не было никогда…
— Нет, были, были! — вмешались сразу двое мальчишек. — Он же нас часто мороженым угощал. И жвачку покупал.
— Это не деньги, а мелочь, — солидно заметил старший пацан и, помолчав, добавил: — В общем, увезли его, а потом и милиция уехала, через час где-то.
— А вы видели его вчера вечером? Что он говорил, может быть, собирался с кем-то встретиться?
— Ничего не говорил, — покачали головами мальчишки.
— Он по четвергам в клуб свой ходил, музыку слушать, — сообщил один из них. — И вчера пошел. Больше мы его не видели — он поздно оттуда возвращался, мы уже в такое время не гуляем.
— А насчет Дины Черемисиной он вам что-нибудь говорил? — спросила я. — Они, кажется, дружили.
— Он к Дине ходил, потому что она его в театр приглашала часто, на спектакли. Ему там интересно было, — сказал маленький веснушчатый мальчуган с выбившимся из-под шапки рыжим вихром. Он помолчал немного и со вздохом добавил: — И меня обещали взять, но тут Дина умерла… А теперь вот и Костя…
«А теперь вот и Костя», — невольно повторила я, уже прочно связывая две этих смерти между собой. Я была просто уверена в этом, хотя уверенность моя пока зижделась больше на интуиции.
— А Костя вам не говорил, почему она умерла? — спросила я. — Может быть, он знал точно?
— Так она же отравилась, — озадаченно почесал голову старший из пацанов. — И Костя то же самое говорил. Он все время плакал, когда о ней вспоминал. Говорил, что она была хорошая, добрая… И что она съела что-то и отравилась…
«Если бы просто что-то съела…» — подумалось мне.
— Что ж, понятно, — проговорила я и, попрощавшись с мальчишками, пошла к своей машине.
Версия, высказанная соседями, насчет «левых» пьяниц, убивших Костю ради денег, которые могли оказаться у того в карманах, не представлялась мне правдоподобной и достойной внимания. Я все время думала о Дине Черемисиной. Она умерла за пять дней до Кости. И в том, что ее именно убили, теперь я почти не сомневалась. Но Костя, похоже, ничего толком не знал о причинах ее смерти, если рассуждал так наивно: «Съела что-то и отравилась». Однако же его тоже убили! Зачем? Почему, если он был, по сути, безобидным, наивным ребенком? Какую тайну он мог знать? Наверное, он не думал, что то, что он знает, — секрет, и мог разболтать. Вот кто-то и забеспокоился, решил его устранить. Но почему именно вчера, а не сразу после смерти Дины?
Круговерть вопросов настолько мною завладела, что я не очень внимательно следила за дорогой и чуть было не проскочила на красный свет в одном нехорошем месте, где всегда толкутся гаишники. Тем не менее до Кировского РОВД я добралась без неприятностей и сразу же поднялась к Мельникову в кабинет. Я не знала, он ли занимается убийством Кости, но район был его, и подробности дела Андрей имел возможность мне сообщить.
* * *
Мельников пребывал в мрачном расположении духа. Как выяснилось, сегодня утром на планерке он получил взбучку за проволочку в деле об отравлениях клофелином и опасался, что если и дальше так пойдет, то его лишат квартальной премии.
— Ну а вы пробовали работать «на живца»? — спросила я.
— Пробовали, — уныло кивнул Андрей, — и неоднократно. Нету ее!
— Как нету? Не клюнула? — уточнила я.
— Вообще нету! — громыхнул Мельников кулаком по столу. — Как сквозь землю провалилась, зараза! Ни на подставных не клюет, ни на кого! Кстати, и заявления от пострадавших прекратились. Видно, почуяла, стерва и на дно залегла. Где я ее теперь найду, в миллионном-то городе?
Мельников так распереживался из-за возможности лишиться квартальной премии, что даже не спрашивал, зачем я пришла. Он сокрушенно качал головой, ныл по поводу свалившихся на него забот, жаловался на головную боль и грозился вообще уйти из милиции в охранное агентство. В конце концов я поняла, что если так пойдет дальше, то помощи мне от него не видать, и решительно спросила:
— Так, сколько составляет твоя квартальная премия?
Мельников удивился, но сумму назвал. Она мне показалась настолько смешной, что я тут же пообещала выдать ему эти деньги лично, если он наконец выслушает меня и предоставит интересующую меня информацию. В конце концов, решила я, означенную сумму вполне можно внести в счет клиенту, то есть Валерии Павловой, в графу «Текущие расходы», и это будет справедливо.
Мельников сразу же оживился, забыл про головную боль и заверил, что с удовольствием меня выслушает и сделает все возможное.
— Меня интересует смерть некоего Кости, которого нашли убитым сегодня ночью в гаражах. Кстати, во дворе, где жила Дина Черемисина.
— А-а-а, знаю, — протянул Мельников, скептически вытянул губы трубочкой, собираясь уже высказать, что он думает о столь малоинтересном деле, но поймал мой взгляд и, видимо, подумал об опасности лишиться обещанного бонуса, потому что тут же продолжил: — Но я-то этим делом не занимаюсь, на него Лукьянова кинули… Хочешь с ним поговорить?
— Не только поговорить, но и получить доступ к материалам, — твердо сказала я.
— Ты посиди тут, Тань, — вылезая из-за стола, проговорил Андрей. — Сейчас я его разыщу и все улажу. Жди.
Мельников вышел из кабинета и отсутствовал минут десять, после чего появился с высоким, мордастым молодым ментом, обладавшим какими-то замедленными движениями. Здоровяк лениво поздоровался и кряхтя уселся на стул рядом со мной. На колени он положил папку, в которой, как я догадалась, были собраны материалы по расследованию убийства Кости.
— Вот, тут все, — поглаживая папку, произнес он.
— Отлично, — кивнула я. — А сами вы на место выезжали?
Лукьянов кивнул мне в ответ.
— Ну и что? Каковы предварительные версии?
Лукьянов неопределенно пожал плечами.
— Ну а свидетели, друзья? — не отставала я. — Что говорят?
— Да ничего, — пожал крутыми плечами Лукьянов.
— Что дал осмотр места происшествия? Ваше личное впечатление каково — что там случилось?
Лукьянов медленно выдавил изо рта жвачку, надул пузырь, который лопнул с оглушительным треском, и снова пожал плечами.
— Коля, Коля, — заволновался Мельников. — Я же тебе говорил, что Татьяна Александровна может только помочь в деле, так что лучше с ней поделиться своими предположениями.
— Да нет у меня предположений, — флегматично перекатывая во рту жвачку, процедил Лукьянов. — Искать надо.
— Понятно, — вздохнула я, выслушав это глубокомысленное изречение, и протянула руку к папке, — давайте.
Лукьянов вручил мне тонкую папку и откинулся на спинку стула. Я перестала обращать на него внимание и полностью углубилась в изучение материалов. Они гласили, что труп Константина Макарского был обнаружен в пять часов тридцать минут утра неподалеку от собственного дома. Смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы от удара тупым предметом. Сам предмет, то есть орудие преступления, был найден там же и представлял собой железный арматурный прут. Свидетелей преступления выявлено не было, смерть наступила примерно в двадцать три тридцать.
Обнаружил труп житель соседнего дома, вышедший к своему гаражу. Согласно показаниям матери убитого, тот ушел из дома по каким-то своим делам еще днем. Должен был вернуться около десяти, но позвонил и сказал, что задержится. Большего она сообщить не могла.
Прибывшая на место происшествия оперативно-следственная группа произвела осмотр, все сфотографировала (снимки тоже в папке были) и запротоколировала, как положено. Но ничего интересного из этих материалов я не узнала.
Разве что арматурный прут… Его наличие на месте преступления говорит о том, что убийство планировалось. Хоть как-то, но планировалось, иначе Макарского шарахнули бы просто камнем или тем, что под руку подвернулось. А прут наверняка принесли с собой…
И вот еще что. Костя собирался вернуться домой около десяти — то есть сразу, как только закончится тусовка филофонистов. Однако потом перезвонил и предупредил, что задержится. Что его задержало? Исчез он из клуба очень неожиданно, во всяком случае, для меня. И скорее всего потому, что не захотел со мной общаться. Кстати, с чего он решил, что я захочу с ним поговорить-пообщаться? Ему что, было известно, что я частный детектив, который расследует смерть Дины? От соседей об этом слышал? Потому так шустро и свалил из клуба филофонистов? Как бы там ни было, но, похоже, в клуб нужно будет съездить еще раз, сегодня — сразу же после разговора с Мельниковым и Лукьяновым. Возможно, кто-то видел, как и куда уходил Костя вчера. Возможно, кто-то в курсе его дел. А может быть, его тамошние знакомые помогут мне лучше понять мне натуру этого странного человека, взрослого ребенка, не то мужчину, не то мальчика-подростка.
Вообще личность Кости представлялась мне очень загадочной и непонятной. Я очень жалела, что не успела пообщаться с ним до его гибели, теперь мне сложно будет составить его портрет как человека.
То, что произошло буквально через пару минут, ярко продемонстрировало, что я права: загадок в личности и жизни Константина Макарского хватает… А случилось следующее.
Зазвонил телефон, Мельников поднял трубку и после недолгого разговора, подняв удивленно брови, быстро передал ее Лукьянову.
— Твои звонят, нашли там кое-что…
Лукьянов схватил трубку и начал слушать, что ему говорят. Я, разумеется, ничего не слышала, а сам Лукьянов вставлял только междометия, по которым нельзя было понять, о чем идет речь. Положив наконец трубку, Лукьянов улыбнулся и пристально посмотрел на Мельникова.
— С тебя пиво! — заявил он и тут же сообщил: — У этого дурачка нашли кое-какие причиндалы. И вполне возможно, что они связаны с твоими клофелиновыми делами.
Тут и Мельников, и я обратились в слух.
— Короче, я послал ребят с матерью этого Макарского поговорить, посмотреть, что к чему, — начал рассказывать Лукьянов, вынув наконец изо рта жвачку. — Ну, а они в комнату зашли и сразу же наткнулись на женский парик. Спросили у матери, может, он гомиком был или там… ну, в общем, тем, которые в баб переодеваются. Та вроде отрицает, мол, нет, не был. А потом пошарили и клофелин нашли. Прикинь!
— Так, и что? — нервно забарабанил пальцами по столу Мельников.
— А то, что сейчас они приедут и все привезут.
«Интересный поворот намечается», — подумала я и решила, разумеется, дождаться возвращения в отдел оперативников Лукьянова.
Они прибыли довольно скоро и выложили на стол женский парик черного цвета, косметический набор и предметы женского туалета: короткую кожаную юбку, колготки и сильно декольтированную блузку. Но это все не представляло особой ценности. Главное заключалось в том, что были обнаружены таблетки, которые эксперты уже идентифицировали, как клофелин.
— Ну и что? — почему-то у меня поинтересовался Мельников, со скептической усмешкой взирая на представленные улики. — Хотите меня уверить, будто ваш Макарский и занимался травлей мужиков? Он же вроде дурачок был…
Я не стала отвечать, поскольку сама не знала точного ответа. Вместо меня неожиданно обрел словоохотливость Лукьянов.
— Значит, не такой уж дурачок, раз додумался до подобного.
— А где же баба, его сообщница? — продолжал недоумевать Мельников. — Ты ж мне говорил, парень все с малолетними пацанами общался.
— А может, он сам под бабу косил? — предположил Лукьянов и, видя, что Мельников поморщился, продолжил, довольно хохотнув: — А что такого? Ну-ка, дай попробую!
Он взял со стола парик и нацепил его на голову. На женщину он походить ни в коем случае не стал, но развеселился еще сильнее. И тут решила вступить в разговор я:
— Вряд ли он сам в это облачался, — указала я на обнаруженные в комнате Кости вещи. — Размер явно не подходит. Макарский был высоким и внешне вполне нормально развитым. И хоть и не толстым, а все равно он в юбку никак не влез бы. Так что ерунда все это, там женщина работала.
— Но Макарский мог быть организатором, — не отступал Лукьянов, воспылавший вдруг энергией и желанием не только раскрыть убийство Константина, но заодно, может быть, завершить и «клофелиновое дело», висевшее на отделе.
— Мог, — согласилась я. — Но это все еще нужно проверять и проверять.
— Мы вообще-то ничего там больше не обнаружили. Понимаете — ничего! — вмешался один из оперативников. — Ни денег, ни вещей посторонних, ничего из похищенного, что мужики кинутые описывали, там нет. Только вот это. Да и насчет женского шмотья мать в полном недоумении. Говорит, никогда у них ничего подобного не было, и вообще она не видела, чтобы сын что-то откуда-то приносил.
— А сам он что-нибудь себе покупал? — спросила я. — Вы этим не интересовались?
— Интересовались. Мать утверждает, что нет, — ответил оперативник. — Родители сыну много денег не давали, сами покупали то, что нужно. Да и правильно, как такому крупные суммы доверять, если он как ребенок?
— Может, он не как ребенок, — не отступал от своей версии Лукьянов.
— Тогда почему деньги не доверять? — заметил Мельников.
— А может, родители не знали? Может, он притворялся?
На это никто из нас не нашелся, что ответить. Похоже, в психиатрии присутствующие сильны не были.
Но вещи в доме Кости были найдены. И значит — что? Иными словами, если сказать: появились улики, указывающие на связь Константина Макарского с некоей клофелинщицей, портившей жизнь охочим до продажных ласк мужикам, а заодно и моим знакомым ментам, пытавшимся поймать преступницу. Предстояло разбираться во всем этом детально. Хотя возможно, что получится только пустая трата времени и смерть Макарского окажется далекой и от дела клофелинщицы, разыскиваемой ментами, и от смерти Дины, с которой я ее почему-то вдруг мысленно связала. Сейчас лично я надеялась, что хоть какое-то разъяснение получу в клубе филофонистов, ведь именно оттуда Константин ушел вчера вечером, а до дома не дошел, потому что кто-то встал на его пути с тяжелым арматурным прутом. Может быть, кто-то в клубе все-таки знает, куда направился Костя из ДК «Россия» и с кем? Или с кем он должен был встретиться? В общем, я надеялась на любую информацию.
Загвоздка заключалась в том, что я не знала координат ни Мартина, ни Стаса, ни вообще кого бы то ни было из филофонистской тусовки, на которой я побывала вчера. А ждать до следующего четверга, когда любители рэйва, металлисты и разные прочие меломаны там снова соберутся, означало потерять время, которое потом вряд ли можно будет восполнить.
