ГЛАВА 11

Я ехала в центр и, вместо того чтобы думать о том, какое очередное происшествие заставило клиентку вызвать меня в больницу, размышляла о том, где бы мне раздобыть белый халат. Следовало уже давно приобрести его и держать в багажнике, ведь мне очень часто приходилось бывать в больницах, естественно, в связи с моими расследованиями. Увы, мне совершенно не хватало времени на то, чтобы заняться такими важными мелочами.

В вестибюле отделения токсикологии я увидела главного врача. Он разговаривал со своими коллегами. Заметив меня, он тут же свернул свой разговор, подошел ко мне и громко поприветствовал:

– Здравствуйте, Татьяна Александровна!

Все присутствующие в вестибюле сразу же обратили на нас свое внимание – и персонал, и больные, и посетители.

– Здравствуйте! – сказала я, но спрашивать о ЧП в больнице не стала.

– Вы пришли справиться о здоровье Хохлова? – уточнил громогласный Шторм.

– Да.

– Я как раз был на обходе. К сожалению, нет никаких сдвигов, ни в ту ни в другую сторону. Его состояние стабильно тяжелое. Если я не ошибаюсь, к нему пришла супруга? Очень стойкая женщина – никаких слез, истерик.

– Да, она такая, умеет держать эмоции в себе. Я вот тоже хочу пройти в отделение, только у меня нет белого халата.

– Не проблема. – Шторм жестом подозвал санитарку и попросил ее найти для меня халат.

– Да-да, Николай Арнольдович, сейчас организую, – любезно ответила та.

– Ну что ж, Татьяна Александровна, мне пора в другое отделение. Не болейте!

– До свидания, – я посмотрела ему вслед с некоторой растерянностью.

Мне с трудом верилось в то, что в больнице случилось какое-то ЧП, связанное с Хохловым. Главврач непременно дал бы мне знать об этом. А зачем же тогда клиентка меня сюда вызвала в таком срочном порядке? Информация, вспомнила я, у нее появилась некая информация… Санитарка подала мне халат, я накинула его на плечи, поднялась наверх и стала искать палату, в которой лежал Дмитрий Олегович. Приоткрыв несколько дверей, я наконец увидела Анастасию Валерьевну, сидевшую у больничной койки. Она держала мужа за руку. Они были в палате не одни. На другой койке лежал еще один больной под капельницей. Рядом с его койкой, пристроившись на стуле, дремала молодая женщина, вероятно, его родственница. Хохлова почувствовала мой взгляд и оглянулась.

– Я сейчас, – сказала она шепотом.

Я закрыла дверь и отошла к окну в коридоре. Вскоре ко мне присоединилась Анастасия Валерьевна.

– Таня, по-моему, ночью кто-то хотел убить Диму! – тревожно сообщила она.

– С чего вы это взяли?

– Видели девушку на стуле? Это Вера! Она всю ночь сидела рядом со своим мужем. Примерно в час ночи в палату вошла медсестра со шприцем, увидела ее, страшно смутилась и тут же закрыла дверь. Вера выглянула в коридор, но сестры уже и след простыл. А на полу, около двери, лежало вот это, – Хохлова вынула из кармана голубой шейный платок. – Таня, вы не поверите, но это мой платок!

– Ваш? Вы в этом уверены?

– Абсолютно! Видите вот это? – и клиентка продемонстрировала мне подпалину на ткани. – Это Инна случайно сожгла. Она тогда так расстроилась, аж до слез! Это ведь был ее подарок мне на день рождения. Чтобы не огорчать дочь, я его не выбросила, а стала повязывать на голову, занимаясь уборкой. В последний раз я его надевала в тот день, когда Дима от меня ушел. Я точно помню, что пошла в платке в гараж, посмотреть, какие вещи он оттуда забрал. Платок развязался и упал на пол. Я его подняла, положила на полку у входа, да так там и забыла.

– Значит, я была права. В ваш гараж наведывались! Не удивлюсь, если там что-то еще пропало или, наоборот, появилось.

– Правильно говорят – не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Вы это о чем? – удивилась я.

– Дело в том, что Дима сначала лежал в палате один. А вчера, уже поздно вечером, сюда привезли Вериного мужа. Он отравился грибами, и за неимением свободных мест его положили в ту же палату. Вообще-то родственникам ночевать в больнице не разрешают, но Вера – студентка мединститута, она недавно было здесь на практике, поэтому ей позволили находиться рядом с мужем. Касаткины не знали об этом, вот и напоролись на свидетельницу. Хотя, что это я во множественном числе говорю? Это Маша хотела сделать Диме смертельный укол, а всю вину на меня свалить! Я спросила у Веры, как та «медсестра» выглядела. Выяснилось, что на девушку, дежурившую этой ночью, она совсем не похожа, а вот на Касаткину – да! Я описала Вере Марию. Приметы совпали! Вера хотела рассказать о ночном инциденте врачу, но я уговорила ее не делать этого.

– Правильно, я займусь этим сама, – сказала я и достала из сумки полиэтиленовый пакет. – Кладите платок сюда. Против вас эта улика теперь точно не сработает. Но, может, на ней найдутся другие отпечатки пальцев…

– Вот, собственно, и все, что я хотела вам сказать. Я пойду к мужу? Мне кажется, он уже реагирует на мое присутствие. У него веки задергались, рука потеплела…

– Да-да, конечно, не буду вас задерживать. Вечером созвонимся.

Хохлова утвердительно кивнула и пошла обратно в палату, а я спустилась вниз. Увидев санитарку, я отдала ей халат и спросила:

– Скажите, ночью можно пройти в это отделение?

– Время для посещений больных заканчивается в двадцать ноль-ноль, – ответила та не слишком любезным тоном.

– Это официально. А если очень надо пройти, это возможно… за определенную плату? – и я положила в карман халата санитарки пятьдесят рублей.

– Забери деньги, не вводи понапрасну в искушение! Я все равно ничем тебе помочь не смогу, – сказала как отрезала моя собеседница.

– Вы меня не совсем правильно поняли. Это вам за консультацию. Дело в том, что… – Я наклонилась к женщине и доверительным шепотом сообщила ей: – Я за своего старшего брата волнуюсь! Он бизнесмен, и кое-какие люди только и ждут его смерти. А кое-кто может даже попытаться ее приблизить! Скажите: чисто теоретически, сюда могут войти ночью посторонние люди?

Мне удалось завоевать расположение санитарки, поэтому она заговорила со мной совсем другим тоном:

– Успокойся, милая, ничего твоему родственнику здесь не угрожает. После того, как в прошлом году в хирургическом отделении ночью депутата застрелили, а медсестру ранили в руку, подобные случаи у нас исключены. Сама посуди – после того, как выйдет последний посетитель, мы закрываем дверь на засов, и сюда уже никто не пройдет. Пусть хоть обстучится! Здание старое, дверь тяжелая, дубовая.

– А если новый больной ночью поступит? – не унималась я.

– Тогда нам предварительно позвонят из приемного покоя. Для вновь поступающих больных вход с другой стороны. Там охранник дежурит.

– И других входов нет?

– Нет, а окна первого этажа обречешены. Так что не переживай, – заверила меня санитарка. – Здесь все под контролем.

– Спасибо, вы меня успокоили, – сказала я и вышла на улицу.

По мнению младшего медперсонала, безопасность пациентов больницы была под контролем, но тем не менее посторонние как-то проникли ночью в отделение. Точнее, посторонняя. Я обошла все здание кругом, пытаясь отыскать лазейку, и, что совершенно неудивительно, нашла. Если бы мне понадобилось попасть ночью в это здание, я воспользовалась бы пожарной лестницей и залезла в окно, расположенное справа от нее. Судя по всему, оно было приоткрыто не только днем, но и ночью. Ведь это, кажется, был мужской туалет, по совместительству – курилка. Аккурат под окном на асфальте валялось полным-полно «бычков». В подтверждение моей догадки, в окне нарисовался кудрявый паренек с сигареткой во рту.

Я развернулась и пошла к своему «Ситроену».

Итак, Касаткины обрубали концы. Квартиру они продали. Мария уволилась с работы. А еще она попыталась исправить «ошибку» своего мужа – добить Хохлова. Но вторая попытка отправить Дмитрия Олеговича на тот свет, к счастью, также провалилась. Я не сомневалась, что больше Касаткины в больницу ночью не сунутся. Это небезопасно. Они либо затаятся на время, либо предпримут какую-нибудь дерзкую выходку средь бела дня, в часы посещения больных. Ведь в толпе, как известно, затеряться легче всего.

Вернувшись домой, я первым делом взяла в руки мешочек с двенадцатигранными косточками. Только вынимать их не спешила, потому что никак не могла сформулировать вопрос. Мысленно прокручивая события вчерашнего дня и ночи, я вдруг вспомнила об Инне. А что, если Касаткины теперь переключатся на нее? Наверняка многие сотрудники «Агафона» знали, что дочь директрисы проводит каникулы в языковом лагере, расположенном неподалеку от районного центра Дергачевск, в ста пятидесяти километрах от Тарасова. И бывший менеджер по работе с клиентами, в том числе, в курсе. Пожалуй, дочь моей клиентки – сейчас самое уязвимое звено во всей этой цепочке мщения, сплетаемой Касаткиными.

Осознав это, я мысленно задала косточкам вопрос: грозит ли Инне Хохловой опасность, и бросила двенадцатигранники на стол. Они несколько раз перекрутнулись, а когда остановились, я зафиксировала взглядом числа: «13+7+25». Моя память отказывалась выдавать, что стоит за этой числовой комбинацией, пришлось заглянуть в потертую распечатку. Оказалось, что это был «знак благополучия, здоровья, свободы». А еще мне предсказывали: «Вы избежите пустых хлопот». Я привыкла доверять гаданию, поэтому с облегчением вздохнула. Девочка пока что в безопасности. Она отдыхает в лагере от родительской опеки, дышит воздухом, не отравленным выхлопными газами, упражняется в английском и немецком языках, понятия не имея, какие тучи сгустились над головами ее папы и мамы. В этом случае нет никакого смысла тратить время на поездку в Дергачевский район. Лучше сделать что-нибудь полезное, например приготовить себе что-нибудь на обед. Нельзя же держаться на одном лишь кофе! Но и без этого напитка тоже никак нельзя обойтись. Он тонизирует мои мозги и, как следствие, помогает мне логично мыслить.

Очень скоро я осознала, что «пасти» Инну – это действительно пустые хлопоты. Мысленно поставив себя на место Марии, я поняла, чего эта девушка добивается. Конечно же, ее конечная цель – сделать дочь Хохловых круглой сиротой.

Зазвонил телефон, я ответила. Это была Хохлова:

– Танечка, у меня такая радость – Дима пришел в сознание! Он открыл глаза, попросил воды. Только… только он почему-то меня не узнал. Врачи говорят, что это амнезия и в девяноста девяти случаях из ста она сама проходит, со временем. Его сейчас обследуют. Знаете, а я ведь чуть дочери обо всем не проговорилась! Позвонила ей и уже хотела сказать, что папа пришел в себя, а потом опомнилась – она ведь не в курсе того, что с ним произошло. Пришлось на ходу как-то перестраивать разговор. Я надеюсь, что к ее возвращению из лагеря Дима вернется домой в добром здоровье и в твердой памяти.

Я должна была сказать ей что-нибудь ободряющее, нетривиальное, но, помимо своей воли, выдала дежурную фразу:

– Я думаю, так и будет.

– Таня, извините, врачи вышли из палаты. Мне надо поговорить с ними, – сказала клиентка и отключилась.

Конечно, хорошо, что Хохлов вышел из комы. Помнится, главврач говорил, что третьи сутки окажутся критическими: если он не очнется, шансы на полное выздоровление значительно уменьшатся. Дмитрий Олегович уложился в этот срок – пришел в себя. Эта радостная новость вдруг омрачилась осознанием того, что выздоровление Хохлова заставит Касаткиных активизироваться. Я допила остывший кофе и приняла решение позвонить Шторму на мобильный.

– Алло! – ответил он.

– Николай Арнольдович, это Иванова.

– Да, Татьяна Александровна, я вас узнал. Что-то случилось?

– Мне сказали, что Хохлов пришел в себя, но вот жену не узнал.

– Такое иногда случается. Тут нужно время или какой-нибудь раздражающий фактор. Ретроградная амнезия – штука непредсказуемая. Вы знаете, в моей практике был такой случай, – Шторм начал что-то рассказывать, но я его слушала вполуха.

Едва лишь в его монологе возникла пауза, как я сказала:

– Да, случай интересный. Николай Арнольдович, у меня есть к вам просьба, точнее, две.

– Говорите.

– Я так понимаю, что Хохлова теперь переведут в другую палату, да?

– Возможно.

– Он пациент состоятельный, обычно таких кладут в VIP-палату. Но в данном случае ему одному находиться противопоказано. Чем больше человек будет в его палате, тем лучше.

– Это не проблема. Какая вторая просьба?

– Не исключено, что о состоянии Хохлова будут справляться по телефону. Можно устроить так, чтобы ваш персонал отвечал, будто он все еще без сознания?

– А вот с этим все не так просто. Боюсь, предупредить о подобной мере предосторожности всех – от завотделением до санитарки – просто невозможно. К тому же люди, которые так «беспокоятся» о судьбе вашего протеже, могут кого-нибудь лично послать в токсикологию. В любом случае обман быстро вскроется. Татьяна Александровна, если я правильно понял, вы считаете, что Хохлову угрожает опасность?

– К сожалению, это так.

– Но у нас все-таки не проходной двор, а клиническая больница, – заметил главврач.

– Вы думаете, я не знаю, что случилось в прошлом году в хирургическом отделении?

Штор отреагировал на это замечание не сразу, но все-таки чуть позже ответил:

– Ту ситуацию действительно штатной не назовешь… Татьяна Александровна, вы должны знать, что с тех пор мы во всех отделениях усилили меры безопасности.

– Я это заметила, когда прогуливалась вокруг корпуса токсикологии. – Я не смогла удержаться от этого саркастического замечания, после чего рассказала об окне в курилке, соседствующее с пожарной лестницей.

– Да, непорядок! Знаете, я уже собирался домой, но, пожалуй, придется мне задержаться. Надо срочно заглянуть в отделение токсикологии, – сказал Николай Арнольдович.

– Загляните, – сказала я и отключилась.

Когда Шторм был моим клиентом, я не позволяла себе беседовать с ним в таком тоне. А теперь просто не могла говорить по-другому. Безопасность пациентов, о которой упорно твердили все: от санитарки до главного врача, – явно оставляла желать лучшего. Примерно через час Николай Арнольдович перезвонил мне и сказал:

– Татьяна Александровна, я думаю, вам следует это знать – Хохлов симулировал потерю памяти. На самом деле у него никакой амнезии нет! Наверное, он пришел к выводу, что возвращение памяти может стоить ему жизни, вот и решил таким образом себя обезопасить. Жену обмануть ему удалось, а вот с нашими докторами такие шутки не проходят.

– Очень интересная информация! Спасибо, что вы мне об этом сообщили.

– Нет, это вам спасибо за то, что вы сообщили об открытом окне. Слесарь сегодня же им займется. А еще я распорядился, чтобы Хохлова ни на минуту не оставляли одного, а всем, кто будет справляться о его здоровье, отвечали, что он ничего не помнит. – Шторм сделал небольшую паузу, а потом спросил без всякого перехода: – Татьяна Александровна, скажите, я могу рассчитывать на то, чтобы как-нибудь поужинать с вами в ресторане? Конечно, после того, как вы закончите свое расследование…

Насколько же все мужчины, в подавляющем своем большинстве, банальны! Что главврач больницы, что майор милиции. Выполнят небольшую твою просьбу – и уже рассчитывают на большое вознаграждение, разумеется не в денежном выражении. Когда я решала проблемы самого Шторма, с его стороны не возникло даже намека на флирт. А вот теперь мне поступило предложение – вдвоем с ним поужинать в ресторане. Откровенно говоря, Николай Арнольдович не относился к тому типу мужчин, с которыми я могла бы закрутить роман, даже самый мимолетный. Тем не менее я ответила:

– Ваше предложение меня заинтересовало. Мы обсудим детали, но несколько позже.

– Я надеюсь, это произойдет в самом скором времени.

Надейся! Я мысленно усмехнулась и отключила мобильник. Он сразу же зазвонил вновь.

– Алло!

– Таня, я не знаю, что мне делать! Меня выпроваживают из больницы, – пожаловалась мне Хохлова.

– Кто выпроваживает?

– Доктора. Они говорят, что Дима еще очень слаб и ему нужен отдых, в том числе и от меня.

– С врачами не поспоришь. Придется их послушаться.

– Таня, разве вы не понимаете, что я не могу оставить Диму одного? Касаткина может вернуться этой ночью! Что же мне делать? Может, поговорить с дежурным врачом начистоту?

– Я уже поговорила, но кое с кем повыше его рангом. Мне обещали усилить меры безопасности.

– Так что же, мне теперь ехать домой? Нет, я так не могу! Таня, мне кажется, если я буду все время рядом с Димой, он скорее меня вспомнит.

– Чтобы к вашему мужу вернулась память, ему нужен стресс, положительный стресс.

– Я видела подобные сюжеты в кино, но никогда не думала, что нечто в этом роде может произойти в нашей семье… А знаете, я попробую сама организовать для Димы стрессовую ситуацию. Но для этого мне придется вернуться домой и разыскать кое-какие вещи…

Хохлова опять не видела ничего дальше своего носа! Дмитрий Олегович просто не захотел ее узнавать, он ведь собирался с ней развестись. Сил на выяснения отношений у него пока что не было, вот он и предпочел отгородиться от Анастасии Валерьевны стеной отчуждения. Хорошо, если Хохлов не заподозрил жену в причастности к его отравлению. А ведь мог! Он же поверил в ее измену. Я пока что не знала, стоит ли клиентке намекнуть об этом или временно оставить ее в добросовестном заблуждении. Впрочем, у меня еще есть время, чтобы об этом подумать, по крайней мере до завтрашнего утра.

– Анастасия Валерьевна, раз уж вы все равно домой собираетесь, я к вам подскачу, ладно? – Хохлова молчала, и я ей напомнила: – Мы ведь собирались заглянуть в гараж.

– Да, я как-то совсем об этом забыла. Хорошо, встретимся во дворе через полчаса.

Анастасия Валерьевна включила свет в гараже и огляделась по сторонам.

– Нет сомнений, здесь определенно кто-то похозяйничал. Хотя мы-то с вами знаем, кто именно! Вот на этой полке все передвинуто.

– Что-то пропало? – уточнила я.

– Пока не могу сказать. Вроде бы все на месте, только баллончики поменяли местами. Дело в том, что я вчера утром брала полироль, чтобы затереть царапину на бампере. А теперь это средство стоит у самой стены.

Не скрою, я тоже с интересом глазела по сторонам, но не в поисках каких-либо улик, а исключительно ради самого интерьера. Надо сказать, директриса дизайнерской фирмы приложила свою руку и к убранству этого помещения. На одной стене был нарисован ретроавтомобиль начала прошлого века, а на другой она оборудовала стеллажи, довольно-таки оригинальные. Охватив взглядом всю конструкцию, я увидела как бы вертикальный срез старинного здания с башенками.

– А это что еще такое? – Хохлова в недоумении протянула руку к початой бутылке водки. – Здесь этого точно не было.

– Не надо ее трогать, – предупредила я и подошла ближе. – Интересно, не та ли это «водка», которой Серый угостил Дмитрия Олеговича?

– Ну откуда же мне знать?

– Мне сказали, что ваш муж отравился метиловым спиртом. Можно отдать содержимое этой бутылки на экспертизу, хотя картина и так вырисовывается довольно четкая. Пока вы были в Курдюмском, Касаткины наведались сюда. Взяли одну улику, в смысле, ваш шейный платок, и подбросили другую. Если бы ваш муж умер от укола, подозрение непременно упало бы на вас… Все это, конечно, очень кинематографично, но что еще можно ожидать от двадцатилетних юнцов?

– Таня, я так больше не могу, я устала! – Хохлова обессиленно опустилась на табурет, стоящий в углу гаража. – Каждый вечер я засыпаю с вопросом: какие еще сюрпризы мне ждать от завтрашнего дня? Вы уже почти неделю занимаетесь этим делом…

Последнее замечание хлестко ударило по моему сыщицкому самолюбию, и я осведомилась:

– Вы хотите сказать, что я не справляюсь?

– Нет, я не о том. Вы очень многое сделали – нашли Диму в Уткине, меня вытащили из каменного мешка, вычислили Касаткиных… – Хохлова вдруг задумалась. – Таня, а вы были по тому адресу, который Машка указала в своей анкете?

– Да, я была в Кавказском переулке. Оказалось, что Касаткины в спешке продали квартиру.

– Они просто неуловимы! А какое у них богатое и одновременно извращенное воображение! Предугадать их следующий шаг просто невозможно. Мне кажется, что я живу в каком-то нереальном мире, где жуткие события следуют одно за другим. Что они еще придумают? А знаете, во всем тот детский дом виноват! Там спустили на тормозах давний случай с ведром краски, вылившейся на голову учительнице. Вот привлекли бы тогда Касаткина к ответственности, отправили бы его в колонию для несовершеннолетних, он, может быть, там и образумился бы! А Маша еще сто раз бы подумала – выходить за него замуж или нет. А теперь они словно слились воедино в этом порыве мстительности!

– Наверное, вы правы, криминальные наклонности Серого следовало погасить еще в зародыше. А в детском доме их только взращивали.

– Я уверена, что Маша сама никогда до такого не додумалась бы, это все ее муженек… Помнится, я ей кое-какие подростковые вещи отдала, моя мама такой запасливой была, ничего не выбрасывала. Но эта девочка оказалась из тех, кого с руки лучше не кормить. Вот чем она мне за все заплатила – решила меня изобразить убийцей собственного мужа! Ее необоснованные обиды всплыли откуда-то из глубины детской души на поверхность. Интересно, есть ли какой-то предел ее ненависти по отношению к моей семье? Татьяна, скажу вам честно, я уже подумывала о том, чтобы в милицию обратиться, – Хохлова в своем беспомощном смятении перескакивала с одной мысли на другую, – но теперь это совершенно невозможно. Не хватало еще одного скандала, теперь уже вокруг нашей семьи! Касаткины все против меня же и обернут. Таня, не знаю, как вы будете действовать дальше, но я очень вас прошу – не бросайте меня! Понимаю, вы молоды, это расследование совсем не оставляет вам времени на личную жизнь, но я без вас пропаду. Мы все без вас пропадем – и Дима, и Инна, и «Агафон»…

– Анастасия Валерьевна, да вы что, я и не думала вас бросать! Я никогда не останавливаюсь на полпути.

– Значит, мне показалось… Татьяна Александровна, вы ко мне не подниметесь?

– Хорошо, – сказала я, решив, что Хохлова опасается очередной мстительной выходки Касаткиных.

Ее тревога оказалась ложной. В подъезде все было спокойно, в квартире никаких признаков присутствия посторонних также не наблюдалось.

– Татьяна Александровна, я пригласила вас сюда, чтобы произвести очередной платеж, – клиентка извлекла из ящика шкафчика-горки пачку новеньких купюр и протянула ее мне. – Берите, вы заслужили. Наверное, у вас еще никогда не было такого запутанного дела?

Я невольно улыбнулась. У меня практически не случалось простых дел, все преступления, которые мне довелось расследовать, можно было отнести к разряду повышенной сложности. И нераскрытых дел у меня тоже не имелось. Рано или поздно всех преступников привлекали к уголовной ответственности. И Касаткины отнюдь не станут исключением из этого правила. То, чем они занимались теперь, уже нельзя назвать детскими шалостями. Это четкие уголовно наказуемые деяния.

– Спасибо, – сказала я и убрала очередную порцию зарплаты в сумку.

Долго задерживаться в квартире Хохловых я не стала, попрощалась с клиенткой и поехала домой. Остаток субботнего дня не принес ничего интересного.

В моем воскресном плане пока что значился только один пункт – посещение клинической больницы. На всякий случай я решила изменить свою внешность. Зачем? Да все очень просто. Маша Касаткина могла видеть меня в офисе «Агафона» или еще где-нибудь рядом с Хохловой. Поскольку имелась вероятность нашего столкновения нос к носу в больнице, конспирация была просто необходима.

Самый простой способ изменить внешность – надеть парик. Но я его отмела сразу же. В такую жару (термометр показывал около тридцати градусов) в нем мне определенно будет некомфортно. Я не стала долго мудрствовать и изобразила из волос высокий хвостик, закрепив его широкой резинкой со стразами. К такой прическе так и напрашивался яркий макияж. Немного подумав, я решила сделать главный акцент на губах. Чтобы они казались пухленькими, я сначала обрисовала их контур карандашом, затем накрасила помадой, а сверху наложила перламутровый блеск. Открыв шкаф, я остановила свой выбор на самой короткой джинсовой юбке и яркой майке. Облачившись в отобранную одежду и посмотревшись в зеркало, я поняла, что образ мой получился вполне завершенным. Мне даже показалось, что я скинула лет пять и теперь вполне сойду за студентку.

На этот раз я оставила «Ситроен» подальше от входа. Вдруг мое красное авто уже успело кое-кому намозолить глаза? Вот, например, я сразу поняла, что Хохлова уже в больнице – по ее «Тойоте Камри», стоявшей на парковке. Вряд ли злодеи сунутся туда, пока Анастасия Валерьевна в отделении. Впрочем, мне там тоже пока что делать нечего. Я стала прогуливаться вокруг корпуса токсикологии, приглядываясь ко всем парням и девушкам, даже отдаленно напоминавшим Касаткиных. В этот воскресный день посетителей было много, они так и сновали между отдельно стоящими корпусами туда-сюда. Только никого подозрительного среди них вроде бы не было. На всякий случай я проверила окно курилки. Оно оказалось наглухо закрытым. Вероятно, поэтому некоторые больные покуривали в форточки прямо в своих палатах, а другие, те, что были в состоянии сойти вниз, дымили у входа. Я даже услышала такой разговор:

– И кому это потребовалось замуровать окно в туалете? – недовольно пробурчал кудрявый паренек.

– Говорят, сам главврач распорядился, – ответил ему лысоватый мужчина.

– Неужели он думает, что это кого-то заставит бросить курить?

– По-моему, не в том дело. Тут какая-то деваха прошлой ночью в окно вылезла. Наверное, засиделась со своим хахалем в VIP-палате допоздна, а через дверь-то ночью уже не выйти. Вот она, отчаянная башка, и полезла в окно.

– А ты откуда знаешь?

– Представляешь, Егорыч, мой сосед по койке ее застукал в сортире!

Ну вот слухи уже поползли по отделению. Так и о том, что Хохлов симулирует амнезию, скоро узнают все кому не лень.

Мужчины докурили и вернулись в корпус. Я повернулась в другую сторону и увидела невысокого парня с серьгой в одном ухе, стоявшего буквально в метре от меня. Он поглядывал по сторонам, будто искал глазами кого-то. Мне даже показалось, что он нервничает. Я отошла к щиту со схемой расположения корпусов и сделала вид, что внимательно ее изучаю, а сама исподтишка наблюдала за «объектом». Он помахал кому-то рукой. За деревом мне не было видно, кому именно. Сделав несколько шагов в сторону, я увидела беременную блондинку, шагавшую к нему от корпуса акушерства и гинекологии. Она подошла к парню с серьгой в ухе, они поцеловались и уселись в обнимку на скамейку под липой. Тревога оказалась ложной.

Я села на другую скамейку, достала из сумки журнальчик и начала листать его, не забывая поглядывать на вход в отделение токсикологии. Примерно через полчаса оттуда вышла Хохлова. Она явно была не в духе, что, впрочем, с ней в последнее время случалось довольно-таки часто. Когда Анастасия Валерьевна вынула мобильник и стала нажимать на кнопки, я предположила, что она звонит мне, и не ошиблась. В моей сумке завибрировал телефон.

– Алло! – негромко сказала я.

– Таня, я больше так не могу. Это выше моих сил! – патетично заявила она.

– Что случилось?

– Он… он… он…

Я, конечно, догадалась, что именно вывело мою клиентку из состояния душевного равновесия, но для приличия спросила:

– Да говорите же толком, в чем дело?

– Он не хочет меня видеть и утверждает, что, как только выпишется, сразу же подаст на развод, – сказала она шепотом, направляясь в противоположную от меня сторону.

– Значит, Дмитрий Олегович все вспомнил?

– Дима ничего и не забывал, – сказала Хохлова с горечью. – Лучше бы он действительно потерял память, и мы начали бы жизнь с чистого листа. Вы можете себе представить – муж просто не хотел со мной общаться! В какое идиотское положение он поставил меня перед персоналом больницы! Врачи уже вчера все знали, поэтому, по его просьбе, тактично выпроводили меня вон. Интересно, что они обо мне думают?

– Анастасия Валерьевна, поверьте мне, докторам есть, о чем думать, кроме ваших отношений с мужем. Отделение забито больными. Я слышала, что едва ли не каждый день сюда привозят людей, отравившихся грибами. Потом, у всех врачей, медсестер и даже санитарок есть своя личная жизнь, так что до ваших семейных проблем им просто нет никакого дела.

– Татьяна Александровна, вы, как всегда, правы. Я об этом как-то не подумала.

У меня создалось такое впечатление, что Хохлова частенько думала не о том, о чем надо бы. Впрочем, каждый человек имеет право на индивидуальность.

– Анастасия Валерьевна, а как же вы разоблачили мужа? Или ему самому надоел этот спектакль?

– Понимаете, я вышла из палаты, чтобы поговорить с врачом, а когда собралась вернуться туда, увидела в приоткрытую дверь, что Дима общается с Косицыным. Он называл приятеля по имени и просил поскорее забрать его в Уткино. Ну вот как это называется?! Я ночей не сплю, тревожусь, переживаю за его здоровье, а ему на меня наплевать! Было бы не так обидно, если бы Димины претензии ко мне имели под собой реальную почву. Но ведь все это выдумки, и мы с вами знаем, чьи именно. – Хохлова сделала небольшую паузу. – Танечка, может быть, вы зайдете к Дмитрию и все ему расскажете? Я понимаю, что сегодня воскресенье, но это же ненадолго, всего на какой-нибудь часок… Меня он слушать совсем не хочет. А у вас как-то получается с ним контактировать.

– Анастасия Валерьевна, если честно, то я уже в больнице, точнее в садике. Сижу, наблюдаю за посетителями.

– Значит, вы меня видите?

– Уже нет. Вы исчезли из поля моего зрения. Но я хочу сказать, что на вас сегодня очень симпатичный брючный костюм, – заметила я, отнюдь не понаслышке зная, как нужны женщинам комплименты.

– Знаете, мне Дима раньше не раз говорил, что он мне очень идет. Вот я и вырядилась сегодня как полная дура! А еще плеер принесла с его любимой музыкой, альбом с нашими семейными фотографиями, думала, это поможет Диме вернуть поскорее память. Таня, Татьяна Александровна, вы выполните мою просьбу?

В голосе Хохловой было столько надежды, что я не решилась ей возразить и сказала:

– Я постараюсь что-нибудь придумать.

– Ну, я не буду вам мешать, поеду домой. Мне надо побыть одной, восстановить силы, завтра ведь рабочий день. Я совершенно опустошена!

– Я вас понимаю. Будьте осторожны.

– Да, конечно.

Честно говоря, я пока что не знала, каким образом донести всю необходимую информацию до Дмитрия Олеговича. Еще мне не давал покоя вопрос: почему я просмотрела Косицына? Наверное, он прошмыгнул в корпус, когда я стояла возле схемы расположения корпусов клинического городка. «Эх, Таня, Таня! Так ведь можно и Касаткиных пропустить!» – пожурила я себя и вновь переключила свои мысли на Хохлова. Они были очень неутешительными. Вряд ли он станет слушать меня, если узнает, что я вовсе не его случайная знакомая, а частный детектив, нанятый Анастасией Валерьевной. Но, с другой стороны, разве Дмитрий Олегович прислушается к советам недалекой молодой женщины, озабоченной собственными семейными проблемами, какую я из себя изображала на берегу? Я вдруг пришла к выводу – в этой ситуации помочь мне может только Косицын. Стоило мне подумать об этом человеке, как он вышел из больничного корпуса. Я вскочила со скамейки и бросилась к нему.

– Здравствуйте, Геннадий Петрович! – крикнула я. Он посмотрел в мою сторону, но не узнал. Даже когда я сняла солнцезащитные очки, начальник областной санэпидстанции продолжал с удивлением таращиться на меня. Пришлось назваться: – Я Таня. Помните, мы недавно общались с вами на даче, помните?

– Ой, Танечка, я действительно вас не узнал. Здравствуйте! – Косицын было заулыбался, но быстро свернул улыбку и спросил: – Вы пришли сюда пообщаться с Дмитрием?

– Хотела бы, но понимаю, что ему сейчас не до того. Геннадий Петрович, у вас есть немного свободного времени?

– Да, конечно.

– Я хотела бы с вами поговорить. Давайте присядем на скамейку.

– Давайте, – согласился приятель Хохлова.

– Геннадий Петрович, вы уже рассказали своему другу о моем визите к вам на дачу? – спросила я, когда мы расположились под сенью раскидистой липы.

– Собирался, но так и не сделал этого. Понимаете, Танечка, Дима весьма решительно настроен против Насти. Он категорически отказывается говорить не только с ней, но и о ней. Я попытался воззвать к его разуму, но он меня сразу же обрубил. Хохлов такой упрямец! Всегда таким был. Мы с ним когда-то по молодости здорово повздорили и несколько месяцев даже не разговаривали. А сейчас, как видите, у нас вновь приятельские отношения. Так что есть вероятность, что он и с женой наладит отношения.

– А как же вы помирились? – поинтересовалась я.

– Если хотите, я вам расскажу все с самого начала.

– Конечно, хочу.

– История эта давняя, ей уж лет двадцать. А суть ее в том, что Димка обвинил меня тогда… в воровстве!

– Разве был повод?

– Судите сами. У него из раздевалки при бассейне пропали японские часы, а я отлучался ненадолго от воды, вот он меня и обвинил в краже. Хотя, кроме меня, это мог сделать кто угодно – и прыгуны в воду, и ватерполисты, и даже работники бассейна. Но Хохлов вбил себе в голову, что именно я увел у него часы, и все тут! Будто его кто-то надоумил, настроил против меня. А через несколько месяцев он встретил в городе Дмитриева прыгуна в воду, и у того на руке красовался хохловский «Orient». После чего Дима прилюдно передо мной извинился. Что касается Дмитриева, то тот так часы ему и не отдал, заявил, что они его собственные. Только на воре, как известно, шапка горит, поэтому он перешел в другой клуб, чтобы больше не встречаться с Хохловым в «Тарасове».

Я проанализировала эту информацию и сказала:

– Значит, для того, чтобы Дмитрий Олегович поверил в искренность жены и выбросил из головы мысль о разводе, нужен совершенно независимый источник информации? К сожалению, я для этого не подхожу.

– Я думаю, – сказал Косицын, – было бы лучше, если бы Хохлов сам как-то разоблачил людей, бросивших тень на Настю.

– Скажите, что Дмитрий Олегович говорит и думает о своем отравлении?

– Ничего. Упорно молчит. Я вижу – его самолюбие сильно задето. Не пристрастись он за время своего отшельничества к спиртному – и не случилось бы всего этого.

– Могло произойти что-то другое, – сказала я, поглядывая на вход в отделение. – Выходит, Хохлов не понял, что на него покушались?

– По-моему, Димка упорно не хочет смотреть правде в глаза. Такое с ним случается. Сейчас он одержим идеей развода. Хохлов хочет поскорее выписаться из больницы и вернуться в Уткино. Думает, Настя его там не найдет. Таня, по-моему, ему небезопасно туда возвращаться! Тем более что мой едва начавшийся отпуск пришлось срочно прервать. Город буквально захватила грибная «эпидемия». Так что сидеть все время рядом с Димкой и, если что, подстраховать его, я на даче не смогу.

– Понимаю вас. Работа есть работа. Интересно, когда Хохлова выпишут?

– Еще дня три его там точно продержат.

– Ясно. Значит, есть время что-нибудь придумать.

Мы еще немного пообщались с Косицыным, и он поехал домой. А я осталась в клиническом городке и проторчала там до самого вечера, до того момента, пока не закрыли для посетителей вход в отделение токсикологии. По дороге домой я заехала в «Городок здоровья», который работал круглосуточно, и приобрела пресловутый белый халат.