ГЛАВА 12
В понедельник утром я снова отправилась в третью городскую больницу. Созрел ли в моей голове за ночь какой-то план? Скорее да, чем нет. Я все-таки решила сымитировать случайную встречу с Хохловым, заговорить с ним о рыбалке, а дальше… дальше была надежда на Ее Величество Импровизацию.
Я приехала в клинический городок еще до того, как посетителей начали пускать к больным. Возле корпуса токсикологии уже стояло семь человек.
– Нет, граждане, туда пока нельзя, – говорил им охранник, стоящий в дверях. – В отделении сейчас профессорский обход. Это вам не шутки! И вообще, время для посещения больных – с десяти ноль-ноль. Ждите!
– Так сейчас уже без пяти, пока мы поднимемся на второй этаж, пока дойдем до палаты, – пухленькая шустрая женщина попыталась проскользнуть в дверь, но охранник ее остановил, – как раз ровно десять и будет.
– Граждане, проявите терпение! Совсем недолго осталось.
– Ничего не понимаю, – не унималась женщина, – раньше здесь таких строгих порядков не было! Что сегодня случилось-то? Кому это вожжа под хвост попала?
– Это не вожжа, а распоряжение главврача, – разъяснил ситуацию охранник. – Он распорядился пускать вас к пациентам исключительно в установленные часы приема. Скажите «спасибо», что карантин не ввели!
– Странно, я уже в первую терапию к маме успела сбегать, там никакой охраны и в помине нет, – заметила высокая худющая девушка в одноразовом голубом халате, накинутом на плечи. – Хватит томить нас ожиданием! У меня там жених, понимаете?
– Понимаю, – парень в камуфляже посмотрел на наручные часы и сказал: – Осталось две минуты.
Ну, Шторм, ну, натворил он дел! Наверняка хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Всю конспирацию мне нарушил!
– Что стоим? Кого ждем? – спросил только что подошедший мужчина.
– Десяти часов! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Так на моих уже начало одиннадцатого.
– А на моих – без одной, – стоял на своем пунктуальный охранник. – Граждане, ну куда вы так торопитесь? Можно подумать, опоздаете! Не суетитесь. Никуда от вас ваши родственники не денутся. Так… еще десять секунд. Ну вот, можете проходить. Спокойней, граждане, спокойнее! Не создавайте давку. А то еще кто-нибудь переломает себе руки-ноги, и его придется госпитализировать.
Я пропустила всех перед собой и вошла последней. Задержалась в вестибюле и прочла две свеженькие эсэмэски. Впрочем, ничего интересного в них не оказалось. В одной оператор просто напоминал абоненту о необходимости пополнить баланс, а в другой содержалась еще более бесполезная для меня информация о какой-то рекламной акции. Никогда не принимаю в них участие. Поставив телефон на вибрацию, я убрала его в сумку и уже собралась подняться наверх, как вдруг услышала чей-то очень интересный разговор неподалеку.
– Вы не могли бы передать это… – фамилию я, к сожалению, не расслышала, потому что в вестибюле стоял галдеж, – в седьмую палату?
Мне было известно, что Хохлова перевели из реанимации именно туда, но, кроме него, там лежали еще три человека.
– А сама отчего не хочешь пройти наверх? – спросила санитарка невысокую девушку с длинными жгуче-черными волосами, совавшую ей в руки прозрачный пластиковый пакет с апельсинами.
– Понимаете, у меня халата нет.
– Я могу что-нибудь для тебя подыскать, – с готовностью предложила санитарка.
– Спасибо, конечно, но я очень тороплюсь. Так вы можете передать фрукты? Вас это не затруднит?
– Ну, в принципе, могу, – сказала санитарка, но к передачке не притронулась. Похоже, ждала денежных вливаний в свой карман.
Девушка немного помялась с ноги на ногу, достала что-то из своей сумочки, висевшей через плечо, и сунула это нечто санитарке:
– Я вас очень прошу, передайте апельсины, мне уже пора. Я на работу опаздываю! Там у нас строго.
– Ну, ладно, – сказала пожилая сотрудница больницы и взяла пакет. – Кому, ты говоришь, это предназначается?
– Там все написано, – буркнула девушка и поспешила к выходу.
– Ну, молодежь, – санитарка осуждающе покачала головой, глядя ей вслед, – некогда ей, видите ли! А у меня, значит, время и силы есть туда-сюда по этажам прыгать! Мне полы мыть надо. Вон как наследили! Вроде на улице сухо, непонятно, откуда грязь берется!
– Если вы не возражаете, я могу отнести этот пакет, – любезно предложила я ворчливой женщине. – Я как раз иду в седьмую палату.
– Да уж будь добра, дочка, отнеси, там записка с фамилией есть, – санитарка сунула мне передачу и взялась за швабру.
Я подошла к лестнице и достала из пакета листок, на котором размашистым почерком было написано: «Хохлов». Времени на размышления не оставалось, и я бросилась вслед за черноволосой девушкой.
– Эй, ты куда? – крикнула мне вслед санитарка.
Не обращая внимания на ее окрик и расстегивая на ходу халат, я выскочила из дверей и натолкнулась на главврача. Хорошо, что не на охранника. Тот курил в сторонке и уже мало интересовался входящими в корпус.
– Татьяна Александровна, куда это вы так спешите? Что случилось? – осведомился Николай Арнольдович.
– Забыла машину закрыть, – быстро нашлась я и, оставив реплику главврача без внимания, побежала за жгучей брюнеткой.
Расстояние между нами сократилось вдвое, когда меня за руку схватил Петька Родионов, мой бывший одноклассник.
– Иванова, ты, что ли? Сто лет не виделись! Ты куда так несешься? Вроде пожара нигде нет?
– Петь, мне не до тебя! – бросила я ему и побежала дальше.
Поскольку у девушки, передававшей Хохлову апельсины, имелась временная фора, она успела выйти за больничную ограду и перебежать дорогу на желтый свет светофора, а мне пришлось пережидать, пока машины проедут на красный. Тем временем незнакомка влилась в толпу, стоявшую на остановке на другой стороне улицы. Я была уже на середине дороги, когда к остановке подъехало маршрутное такси, в которое и села брюнетка. Запомнив номерной знак желтой «Газели», я, как была, в бахилах и с халатом в руках, побежала обратно через дорогу, рискуя стать жертвой ДТП. К счастью, все обошлось благополучно, и через пару минут я уже запрыгнула в свой «Ситроен», при первой же возможности развернулась и помчалась за маршруткой. Только через три остановки мне удалось догнать ее. Я пошла на обгон и увидела, что черноволосая девушка сидит у окна слева и разговаривает по мобильному. Я снова пропустила «Газель» вперед и села ей на хвост.
Разумеется, я не могла не проанализировать произошедшее. Итак, сегодня Анастасия Валерьевна отправилась с утра не в больницу, а на работу. Все понятно – ведь супруг категорически не хочет ее видеть. А вот «Агафон» без начальницы существовать не может, так же как и она без него. Бизнес есть бизнес. Вероятно, Касаткины убедились в том, что Хохлова на работе, и послали кого-то в больницу. Нет, не навестить Дмитрия Олеговича, а передать ему апельсины.
Остановившись на красный свет, я приоткрыла пакет и еще раз взглянула на записку. Теперь мне бросилось в глаза не ее содержание, а нечто другое. Одно-единственное слово было как-то неестественно выписано в верхнем правом углу бумажки. Это могло означать только одно – благодаря работе ножниц женская фамилия превратилась в мужскую. И, вероятно, фамилия эта была написана рукой самой Анастасии Валерьевны. Маша Касаткина вполне могла раздобыть этот листочек в офисе «Агафона» и приспособить его для своих нужд.
Загорелся зеленый свет, «Газель» тронулась с места, а я – за ней. Так мы пересекли едва ли не полгорода. В Ленинском районе, на остановке «105-я школа» черноволосая девушка вышла из маршрутки и направилась к жилому микрорайону. Я поехала в ту же сторону. Надо сказать, мне удалось хорошенько разглядеть черты ее лица только сейчас, когда она сняла темные очки и ненароком посмотрела в мою сторону. До этого ориентиром для меня служили ее распущенные волосы и ярко-зеленая кофточка. Теперь смуглое лицо с миндалевидными глазами выдало восточное происхождение этой молодой особы. В моей голове что-то щелкнуло, и я вдруг поняла, что знаю ее имя и даже фамилию. Между тем девушка зашла в продуктовый магазин. Я припарковалась рядом с ним, сняла наконец-то дурацкие бахилы, убрала пакет с апельсинами с переднего кресла назад, вышла из машины и вскоре увидела брюнетку с рожком мороженого в руках.
– Карина, – позвала я, когда она подошла поближе.
Девушка остановилась.
– Простите, вы меня? – спросила она, лизнув мороженое.
– Ты ведь Карина Гакаева? – уточнила я, приветливо улыбаясь.
– Да, – кивнула та, подтверждая мою догадку, – а вы кто? По-моему, мы незнакомы.
– Я журналистка, пишу статью о судьбе бывших воспитанников детдома, – брякнула я первое, что пришло мне в голову.
Девушка вздрогнула и выронила мороженое.
– Вот досада! – воскликнула она. – Но как же вы меня узнали?
– По фотографии. У тебя такие шикарные волосы…
– А кто вам показывал мои фотографии? – еще больше удивилась Карина.
– Одна твоя одноклассница, – сказала я интригующе. – Ты что, не веришь? Ладно, я сейчас покажу тебе фотки, – без всякой спешки я обошла «Ситроен», села на водительское место, достала из сумки конверт с фотографиями, правда, совсем не с теми, которые пообещала ей показать, открыла пассажирскую дверцу и дружелюбно позвала: – Каринка, иди сюда!
– Может, в другой раз поговорим? Я спешу.
– Да у меня тоже не очень много времени, – сказала я, высунувшись в окно. – Слушай, давай, я схожу за мороженым? Мне как-то неловко, что ты его из-за меня уронила. Вот что, посиди пока в машине, посмотри фотки, а я сбегаю в магазин. Сейчас такие времена, ни секунду нельзя тачку оставить, только отвернешься, и то дворник сопрут, то зеркало открутят. Выручишь, а? Ну я тебя очень прошу…
Я смотрела на Карину такими искренними глазами, говорила таким заискивающим тоном, что она не углядела в моей просьбе никакого подвоха и села в «Ситроен». Как только девушка закрыла дверцу, я тут же нажала на кнопку и заблокировала салон.
– Нет, пожалуй, я не пойду в магазин. Мы обе торопимся, а нам еще поговорить надо!
– Мне лично этого не надо. Я о детдоме не больно-то люблю вспоминать. Знаете, я лучше пойду, – Гакаева попыталась открыть дверь, но ей, естественно, это не удалось. – Да что же это такое?!
– Двери заблокированы, ты не выйдешь отсюда, пока я тебя не выпущу, – сказала я и тронулась с места.
– Вы что, ненормальная?! Выпустите меня! Да я… да я в окно закричу!
Открыть окно Карине тоже не удалось. Вероятно, ей не часто доводилось ездить в иномарках с электростеклоподъемниками, поэтому она не знала, где находится нужная кнопочка.
– Ну, что же ты не кричишь? – усмехнулась я.
– Передумала. Что вам от меня надо?! Зачем вы меня сюда заманили? Кто вы на самом деле?
– Нам надо очень серьезно поговорить, вот мне и пришлось пойти на эту хитрость.
– О чем мне с вами разговаривать, если я вижу вас первый раз в жизни? – спросила Гакаева с откровенным вызовом в голосе.
– А сама не догадываешься?
– Нет.
– Карина, ты была сегодня в больнице? – спросила я, не отрывая взгляда от дороги.
– В какой еще больнице? – фыркнула та. – Я здорова!
– Разве ты приехала сюда не из третьей городской больницы?
– Нет, что вы, я даже не знаю, где она находится, – достаточно натурально соврала моя пассажирка.
– Неужели? А я полчаса назад своими собственными глазами видела тебя в вестибюле токсикологического корпуса. Ты просила санитарку передать Хохлову апельсины. Разве не так?
– Я даже не знаю, кто он такой, – Гакаева продолжала играть в партизанку.
– Возможно, ты действительно не знаешь, кто он такой, но это не помешало тебе отнести ему в больницу передачку. Более того, я даже догадываюсь, кто тебя туда направил.
– Так чего же вам от меня еще надо? – практически проговорилась Карина, поняла это и попробовала выправить ситуацию: – Никто никуда меня не направлял. Это все ваши фантазии!
– Значит, решила играть в молчанку? Ладно, тогда я тебе сама кое-что расскажу. Хоть ты и не любишь вспоминать о детдоме, но мне придется совершить небольшой экскурс в твое не слишком далекое прошлое. Ты сама вынудила меня это сделать.
– Я вас не вынуждала. Вы мне вообще неинтересны, и я разговаривать с вами не желаю! – и Гакаева демонстративно уставилась в окно.
– Карина, а у тебя действительно роскошные волосы! Представляю, как было жалко их стричь, когда Регина Андреевна заставляла тебя это сделать. Я бы на твоем месте тоже заупрямилась. Все-таки Коробова поступила с тобой в высшей степени непедагогично – ударила по лицу, порвала фотографию твоей мамы, причем единственную. Интересно, куда смотрели другие учителя и воспитателя? А директор детдома? Похоже, всем было не до тебя. Только один человек понял, что творится в твоей душе, и отомстил за тебя ненавистной училке. Это был Серый, не так ли?
– Понятия не имею, о чем вы говорите. Какой еще Серый?
– Сергей Касаткин. Это ведь он подстроил так, чтобы Коробовой ведро масляной краски на голову вылилось? Кто же еще мог до такого додуматься? Только он! После этого ты наверняка стала считать Касаткина супергероем и даже почувствовала себя обязанной ему, поэтому была готова выполнить любую его просьбу. Только ему до поры до времени ничего от тебя не требовалось. А теперь вдруг твоя помощь ему понадобилась. Ничего серьезного, так, пустячок один. Всего-то и требовалось отнести апельсины в больницу. Это же совсем не сложно! Скажи, Карина, Касаткин тебя предупреждал, чтобы ты сама к ним не прикасалась?
– У меня жуткая аллергия на цитрусовые, они мне даром не нужны.
– Ну вот, ты опять проговорилась! – усмехнулась я.
– О чем проговорилась? О том, что у меня аллергия?
– Кариночка, я услышала гораздо больше, чем ты сказала. А сказала ты, что твои детдомовские приятели знали о твоей аллергии на цитрусы, поэтому и не опасались, что ты позаришься на спелый сочный апельсинчик. А вот о том, что тебя посадят за покушение на убийство, Сережа и Маша Касаткины, к сожалению, не подумали!
– Что вы несете? Какое еще покушение?!
– Третье. После первого Хохлов попал в больницу, второе напрочь провалилось, третье, к счастью, тоже. Девочка, тебе очень повезло, что я встретила тебя в больнице. Иначе срок был бы тебе обеспечен!
– Женщина, вы, вообще, кто?
– А ты сама-то как думаешь?
– Я даже не знаю, что думать. Я вас боюсь, – честно и откровенно призналась Карина.
– Правда? Неужели я такая страшная?
– Я вас боюсь, потому что никак не пойму, что вам от меня нужно? Куда вы меня везете?
Откровенно говоря, у меня не было в голове определенного маршрута. Я просто ехала из Ленинского района в центр. Поскольку совсем недалеко располагался райотдел, я сказала:
– Я везу тебя в милицию. Там ты дашь показания. Апельсины же отправятся на экспертизу.
– Какие апельсины?
– А вон те, – я кивнула назад. – Да-да, это те самые. На пакете отпечатков твоих пальчиков наверняка полно. Так что, Кариночка, все очень серьезно. Признаюсь, мы в больнице тебя ждали. Твое общение с санитаркой записано на видеокамеру. Вот и получается, что улик против тебя достаточно.
– Я не понимаю, неужели отнести фрукты в больницу – это преступление? – спросила девушка дрожащим голосочком.
– Если эти фрукты отравленные, тогда конечно, преступление. Выходит, что ты – исполнительница. А кто заказчик, ты и сама знаешь. Ведь так?
Вместо ответа Карина разразилась горькими рыданиями.
– Я ничего этого не знала! – проговорила она сквозь слезы. – Меня попросили, и я согласилась. Мне не сказали, что апельсины отравленные. Да этого просто не может быть! Я вам не верю!
Я припарковалась у райотдела милиции, достала из сумки диктофон и сказала:
– Карина, я даю тебе шанс. Сейчас ты успокоишься и расскажешь, как все было.
– А что потом? – уточнила девушка, глядя на меня исподлобья.
– Все зависит от степени твоей искренности. Если ты ничего не утаишь от меня, то поможешь тем самым следствию, и это тебе непременно зачтется. А если начнешь юлить, выгораживать своих приятелей, то пойдешь по делу уже не как свидетельница, а как соучастница. Сама подумай, что для тебя предпочтительнее?
– Все это очень странно! Почему вы меня здесь допрашиваете, а не там? – Гакаева мотнула головой в сторону райотдела.
– Вот дуреха! Я о тебе же забочусь. Нет, если ты, конечно, хочешь давать показания в душном милицейском кабинете, я это тебе мигом организую. – Я вынула из сумки мобильник и набрала номер Папазяна.
– Алло! – сухо ответил он.
– Здравия желаю, товарищ майор! Я доставила гражданку Гакаеву. Она согласна дать показания.
– Гм, – произнес Гарик, и это означало, что он в замешательстве.
– Вы пошлете за ней сержанта или мне самой доставить ее к вам в кабинет?
– Я верно понимаю – мне надо к вам выйти? – уточнил Папазян.
– Да, жду, – сказала я и отключилась.
Я знала, что Гарик отходчивый, поэтому, несмотря на мое очередное «динамо», он непременно мне подыграет. Карина уже не на шутку испугалась. Когда к «Ситроену» подошел мой приятель в форме, она была в полуобморочном состоянии. Я разблокировала двери, Папазян сел позади моей пассажирки, и я вновь замкнула замочки.
– Ну что, попалась, птичка? – спросил Гарик для пущей важности и вопросительно уставился на меня.
– Попалась, – подтвердила я, – можно сказать, с поличным. Хотела сама ее допросить, но она упрямится. Товарищ майор, забирайте ее себе. Я на нее больше тратить время не собираюсь.
У Карины повторился приступ истерики. Она уткнулась головой в ладони, громко всхлипывая и еле внятно приговаривая:
– Я не виновата, я ни в чем не виновата, поверьте!..
Папазян показал мне мимикой и жестами, что он не понимает, как ему вести себя дальше. Я дала ему понять тем же способом, что он со своей задачей практически справился и теперь ему остается только красиво уйти. Гарик осуждающе покачал головой, изобразив, что ему совсем не нравится этот спектакль, и сказал:
– Сейчас у меня в кабинете помощник подследственного по другому делу допрашивает. Придется вам немного подождать.
– Не на-надо в ми-милицию, я все зде-здесь ра-ра-расскажу!.. – сильно заикаясь, пробормотала Гакаева.
– Товарищ майор, раз уж вы все равно заняты, придется мне самой ее допросить. Если вы, конечно, не возражаете.
– Не возражаю, – ответил Папазян. – Возникнут проблемы – я подключусь. А пока у меня есть другие дела.
Я выпустила Гарика из машины и вновь осталась наедине с Кариной. Она продолжала истерически всхлипывать. Я заботливо сунула ей пачку носовых платочков и, когда она утерла сопли и слезы, сказала:
– Итак, я слушаю. Говори четко и громко, ничего не утаивай. От этого зависит твоя дальнейшая судьба.
Я включила диктофон, и бывшая воспитанница агафоновского детдома начала вещать. Говорила она медленно, тщательно продумывая каждое слово:
– Вчера мне позвонила моя одноклассница, Машка Маменко, в смысле Касаткина – она замужем за Касаткиным, – и сказала, что нам надо сегодня срочно встретиться. Я согласилась, ни о чем не спрашивая. Мне все равно делать нечего было, я на этой неделе выходная. Мы договорились увидеться около Крытого рынка, на остановке трамвая. В девять утра. Машка пришла с Серым, со своим мужем. Они сказали, что улетают сегодня в Турцию, поэтому не успевают навестить в больнице одного очень хорошего человека. Серый всучил мне пакет с апельсинами и сказал, что его надо передать Хохлову Дмитрию Олеговичу, который лежит в отделении токсикологии, в седьмой палате. Еще он сказал, что мне самой совершенно ни к чему к этому Хохлову заходить. Можно попросить кого-нибудь передать больному пакет с апельсинами. Я так и сделала. Отдала его санитарке – она в холле полы мыла – и ушла. Уже когда я ехала домой в маршрутке, Машка мне позвонила и спросила, как все прошло. Я сказала, что все нормально. Тогда она попросила меня завтра позвонить из автомата в больницу и справиться о здоровье Хохлова. Еще она сказала, чтобы я сама ни ей, ни Серому не звонила, потому что они сразу же купят в Турции местные симки, чтобы звонки были дешевле, и сами мне перезвонят. Вот, собственно, и все.
Я отключила диктофон и сказала:
– Карина, все у тебя как-то очень уж гладко и причесано получилось. Меня, мол, попросили – я согласилась. Ни о чем не знала, не подозревала… Только почему-то из больницы ты удирала так, словно догадывалась, что за тобой может пристроиться «хвост». Скажи: ты догадывалась или знала наверняка?
Гакаева немного подумала, а потом сказала:
– Догадывалась.
– Что же натолкнуло тебя на эту мысль? – уточнила я и снова нажала на кнопку диктофона, включив его.
– Я не знаю, как вам это объяснить… Просто я подумала: если все так безобидно, то почему они сами не передали эти апельсины Хохлову? Вместо того чтобы со мной встречаться, они успели бы смотаться на такси в больницу, а оттуда – в аэропорт. Еще я подумала, что этот человек может спуститься, захочет узнать, от кого передача, а мне с ним совсем не хотелось встречаться. Я просто не знала бы, что ему сказать.
– Признайся честно: ты поняла, что апельсины отравленные, вот и дала деру! Тем более что внизу сидел охранник, он мог что-то заподозрить и задержать тебя.
– Все было не так! – поспешно возразила девушка, но под моим строгим взглядом призналась: – Уже потом, когда вы меня в эту машину усадили, я о чем-то таком подумала.
– Карина, а тебе никогда не приходило в голову, что думать надо до того, как соберешься что-то сделать, а не после? – назидательным тоном осведомилась я. – Иногда последствия необдуманных поступков оказываются необратимыми.
Гакаева сидела какое-то время молча, а потом вдруг спросила:
– А с чего вы взяли, что цитрусы отравленные? Может, это и не так? Все-таки Касаткины не могли меня так подставить!
– Значит, им ты веришь больше, чем мне?
– Понимаете, мы ведь в одном детдоме росли, у нас с Машкой кровати рядом стояли. Я ее своей лучшей подругой считала.
– Раз так, ты, наверное, знаешь, при каких обстоятельствах Маша попала в детдом?
– Знаю немного.
– Расскажи, – попросила я и включила диктофон.
– Одна бабка отравила Машиного отца самогоном, а ей за это даже ничего не было. Прошло несколько лет, и внук этой бабки заставил Машину маму продать их дом. Он Маменко как-то обманул, и они остались без жилья и без денег. Машу в детдом отправили, а ее мама вынуждена была куда-то на Север податься – то ли ей там жилье обещали, то ли заработок был хороший. Я точно не знаю. В общем, она на Крайнем Севере простудилась, сильно заболела и умерла. Так Маша и стала круглой сиротой.
– Она, наверное, отомстить кое-кому за это хотела, да?
– Ничего такого я не знаю!
– А как была фамилия той бабки и ее внука, Маша тебе говорила?
– Может, и говорила. Я уже не помню. Столько лет прошло!
– Надо же, какая у тебя, Карина, избирательная память! Наверное, ты в школе географию очень любила?
– При чем здесь география?
– То, что Машина мать умерла именно на Крайнем Севере, а не, к примеру, на Дальнем Востоке, ты помнишь, а вот фамилию – нет. Даже когда тебя попросили передать апельсины Хохлову, тебе это ни о чем не сказало…
– Я не понимаю, на что вы намекаете!
– Да так, ни на что. Скажи-ка, не химия ли, случайно, была любимым школьным предметом Сергея Касаткина?
– Ну, допустим, химия. Серый в университете на химико-биологическом факультете заочно учится. Только при чем здесь это?
– А ты сама не понимаешь?
– Нет.
– Ладно, тогда мы сейчас попробуем сделать экспресс-анализ этих апельсинов. В милицейской лаборатории по-быстрому не получится, придется мне обратиться к одному знакомому.
Я достала мобильник и позвонила Косицыну.
– Геннадий Петрович, здравствуйте! Узнали?
– Да, конечно, Татьяна Александровна, я вас узнал.
– Геннадий Петрович, у меня есть к вам одна просьба, связанная с родом вашей деятельности.
– Да, я слушаю вас внимательно.
– Нельзя ли в вашей лаборатории сделать один анализ?
– Какой? – уточнил Косицын.
– Да вот, апельсинчики хочу проверить, чтобы узнать, съедобные они или нет?
– Вы правы, проверка качества продуктов питания как раз входит в круг наших обязанностей, – по официальному тону начальника областной санэпидстанции я догадалась, что он находится в своем кабинете не один. – Когда вы сможете привезти на экспертизу ваши образцы?
– Если вы не возражаете, я буду у вас минут через пятнадцать.
– Хорошо, позвоните мне по внутреннему телефону три-десять, я скажу вам, к кому обратиться, – сказал Косицын и отключился.
– Ну вот, Карина, сейчас мы поедем с тобой в санэпидстанцию.
– Зачем?
– Так надо, – сказала я и повернула ключ зажигания. – Пусть независимые эксперты определят, чего в этих апельсинах больше – натуральных витаминов или синтетических добавок? Карина, я хочу, чтобы ты наконец избавилась от своих иллюзий!
На самом деле я потащила Гакаеву с собой в учреждение, которым руководил Косицын, лишь потому, что не могла оставить ее одну. Она наверняка тут же позвонила бы Касаткиным, несмотря на их строжайший запрет. Возможно, она дозвонилась бы и все им рассказала. Я видела, что эта девица так до конца и не определилась, какой линии поведения ей придерживаться. Она и ответственности боялась, и предавать друзей не хотела. Требовалось как-то выбить из ее сознания это ложное чувство детдомовского товарищества, заставившего ее стать соучастницей преступления.
Через десять минут я припарковала «Ситроен» возле здания областной санэпидстанции и сказала:
– Карина, сейчас мы пойдем туда вместе с тобой. Вздумаешь бежать – докажешь тем самым свою виновность и нежелание помогать следствию. Да и убежать далеко тебе все равно не удастся. Уверяю тебя, уже к вечеру ты окажешься в следственном изоляторе, в камере с прожженными воровками и проститутками со стажем. Оно тебе надо?
– Я и не собиралась никуда убегать, – фыркнула она.
Я взяла с заднего сиденья пакет с апельсинами, разблокировала дверцы и скомандовала:
– Ну тогда – вперед!
