Глава 14
После нескольких мгновений оглушающей тишины жизнь опять вступила в свои права.
Заплакала Аня, Мария Сергеевна потребовала корвалола и объяснений, что же наконец происходит. Иван Васильевич побежал за аптечкой. Роман достал сотовый и начал звонить в милицию. Вика предположила, что вино отравлено, а Рита — что брат умер от молниеносной формы ботулизма. Лев курил одну сигарету за другой, странно посматривая на меня.
Я обняла Надю за плечи и отвела в сторону. К моему удивлению, она была совершенно спокойна и превосходно держалась. Мы сели прямо на траву.
— Я знала про его измены. — Она поскребла обломанным ногтем грязное пятно на майке и равнодушно кивнула на мертвого мужа. — Натуру не переделаешь. Но семью он бы не бросил, детей очень любил, да и меня тоже… Правда!
— Конечно, любил, — согласилась я. — Вы отлично друг другу подходили. Я не могу представить вас отдельно… Как же ты теперь… одна?
— Проживу, — усмехнулась Надя. — Если ты о деньгах, то мы все равно не на Петькины гроши жили. Мои и его родители помогут, как и до этого помогали.
Помолчала и продолжила:
— Столько лет терпела, а теперь вот будто прорвало, потянуло на откровения… Незаметная серая мышка, создававшая уют в доме, вечно с детьми, вечно на кухне — идеал восточного мужчины: босая, беременная и у плиты! А ему всегда нравились яркие, веселые, вызывающе одетые, грудастые, глазастые…
— Всем мужикам нравится одно и то же, — мудро заметила я.
— Клянусь, про связь с Виолеттой я не догадывалась! — горячо воскликнула «серая мышка». — Наверное, она продолжалась недолго, всего пару месяцев. Да я и не старалась узнать имя его новой пассии. Зачем нервы себе портить? — Удобная позиция. — Стыдно признаться, но я даже чувствую облегчение.
Сделав последнее откровенное признание, Надя умолкла и погрузилась в свои мысли, а я не стала больше ни о чем допытываться. Если она не знала про связь мужа с «мачехой», то о Дине Пушиной тем более никакой информации предоставить мне не сможет.
Кто же отравил вино? Или сама Дина, или ее сообщник. Интересно, не заметил ли кто-то у нашего костра посетителей из лагеря медиков?
Подошла к бесцельно бродившей около машин Рите, она криво улыбнулась.
— Привет, сестричка!
— Я — частный детектив, — заученно проговорила я. — Послушай, ты никуда не отходила от нашего стола?
— Нет.
— К нам приходил сюда кто-нибудь чужой?
Девушка наморщила лобик.
— Подходили. Одни спички просили одолжить, другие — отлить бензина. Дядя Лева с ними поругался, а папа отлил.
Стоило только отойти ненадолго от стола, как к нему набежала толпа подозрительного народа. Неужели я проворонила убийцу? Или Дина намеренно ждала, пока я отойду, незаметно наблюдая за нами издалека?
— А среди подходивших были женщины? — продолжила я допрос добровольной свидетельницы.
— Была одна.
— Опиши ее, пожалуйста!
— Толстая, некрасивая… Да я не запомнила ее совсем. Обычная тетка, каких миллион. А ты и правда думаешь, во всем Дина виновата? Или Анька нафантазировала?
Я неопределенно пожала плечами. Надо немедленно идти к отдыхающим медикам и брать преступницу. Какие-нибудь улики найдутся потом. Но не успела я сделать и пары шагов в сторону, как ко мне направился Роман.
— Куда собралась?
— Ловить убийцу, — честно призналась я.
— Сейчас приедут крутые парни в бронежилетах и всех поймают. Тебе лучше остаться.
— Но потом может быть поздно!
— Нет!
Мы молча стояли, пронзая друг друга убийственными взглядами. Первым сдался мой «жених»:
— Ладно, уговорила, пойдем вместе!
Из двух зол выбирают меньшее. Чем совсем отказаться от мысли познакомиться сегодня с виновницей моих бед, лучше потерплю «помощь и охрану» Ромы.
Мы спустились вниз по течению ручья. По дороге наткнулись на давешнего горбоносого парня, на этот раз без топора, но с двумя пустыми ведрами. Он довольно помахал ими перед нашим носом.
— Я — дурная примета! Куда путь держите?
— К медикам в гости, — ответила я. — Кстати, в примете фигурировала баба, а не парень.
— Никакой разницы. Вот доказательство: больничные работники только что собрали бутылки, погрузились на машины и отчалили по домам!
— Не может быть! — расстроилась я.
— Не верите — проверьте, — пожал плечами горбоносый.
Мы решили проверить. На то, что на небольшой полянке возле ручья побывали люди, указывали лишь брошенные окурки, обертки и примятая молодая травка.
— Опоздали.
— Ну и слава богу. Не женское это дело — рисковать жизнью из-за каких-то подлецов.
Я поморщилась. Если бы он знал, сколько раз я слышала подобные речи!
Мы вернулись к нашему костру.
Милиция приехала ровно полпятого. Знакомых среди оперов и следователей у меня на этот раз не оказалось, зато обнаружился знакомый криминалист. У него я выведала интереснейшие подробности касательно гибели Петра. Оказывается, подобную картину смерти дает отравление стрихнином, который используется в медицинской практике в качестве средства лечения вялых параличей и парезов. К сожалению, мой эксперт не знал, применяют ли стрихнин в гинекологии.
При обыске обнаружили маленький пузырек с остатками отравы: он валялся среди прочего мусора возле наших машин, и, само собой, никаких отпечатков пальцев на нем не было.
Нас помучили расспросами, а затем повезли в отделение. Я хотела улизнуть, но ни заступничество знакомого криминалиста, ни звонок от Андрюши Мельникова не позволили избежать процедуры дачи показаний в участке. А так как из «родственников» создалась целая очередь, первыми решили пропустить семейных, и я очутилась в самом конце списка, перед Львом и Романом.
Часов в восемь вечера я пила пятнадцатую чашку кофе в кабинете Гарика Папазяна, сетовала на злодейку-судьбу и жалела бездарно потерянное время. Кроме того, меня очень беспокоила мысль: известно ли уже убийце, что я не имею отношения к завещанию Гольдберга? Успели ли ей сообщить? Поверила ли? Если да, то покушения на меня должны немедленно прекратиться, а вот жизни Александра Самуиловича начнет грозить нешуточная опасность.
Эта мысль не давала мне сидеть спокойно, я ерзала на стуле и рвалась в больницу к «папе».
В комнату заглянул Роман.
— У меня две новости: одна хорошая, другая просто отличная. С какой начать?
— С хорошей.
— Нас троих сегодня принять не успеют и отпускают до завтра. Левка уже смылся.
— Ура! — Я вскочила и потянулась. — Давай другую.
— Твоему… эээ… клиенту, то есть старику Гольдбергу, стало значительно лучше, он пришел в сознание и даже начал разговаривать.
— Да ну? — я изобразила удивление. — На какие темы?
— Первым делом попросил вооруженную охрану, а затем котлету с жареной картошкой.
— Оголодал, бедолага. Но охраны он вряд ли добился. Даже если больница предоставляет такую услугу, то не в воскресенье вечером. Ему не у кого требовать, разве что у медсестер с санитарками, все начальство отдыхает.
— Что ты задумала?
— По выражению лица, что ли, догадался? Поеду в больницу.
Роман помялся, повздыхал, но предложил подвезти, и я с радостью согласилась. Как бы то ни было, рядом с ним я чувствовала себя увереннее, почти защищенной от посягательств сумасшедшей преступницы. А то вдруг не поверила она моим признаниям и прилаживает на крыше очередной кирпич.
По дороге Роман молчал, ни о чем не спрашивал и морали не читал, что для него было весьма не характерно. Видно, наши отношения и в самом деле дали трещину. Причем исключительно по моей вине, из-за моего дурацкого вранья. Сейчас корить себя поздно, но на будущее мне это будет хорошим уроком.
До первой клинической больницы мы добрались без приключений. Даже прогуляться в темноте по парку не потребовалось. Роман сунул охраннику в нос свое удостоверение, и мы преспокойно проехали на больничную территорию. Встали прямо перед входом в корпус, где находилась палата Гольдберга.
— Нас не пустят внутрь, — пессимистично спрогнозировала я, припомнив прошлое позднее посещение и войну с персоналом.
— Предоставь это мне.
Рома не зря считался великолепным адвокатом. В умении блестяще разрешать споры, недоразумения и противоречия ему не было равных, хотя немалую роль тут играли и деньги, которые он ненавязчиво, но щедро рассовывал направо и налево. Профессионал!
Мы поднялись в реанимацию кардиологического отделения. И там, не встретив никакого сопротивления, дошли до палаты Гольдберга. Дверь в нее была плотно закрыта.
— Может, они на ключ его заперли? — предположила я. — Чтобы не убежал или чтобы к нему никто не проник?
— Не может такого быть! Это незаконно! — возмутился Рома. — Я им дверь выломаю, а потом скажу, что Александр Самуилович звал на помощь.
— Может, спросим ключ в ординаторской? — предложила я, но потом вспомнила: в двери нет замка, только задвижка. — Он сам заперся изнутри! Надо покричать и постучать.
Мы покричали и постучали — безуспешно. Тогда Роман с размаху навалился на дверь. И в этот момент она распахнулась, а мой «жених» пулей влетел в палату, тут же упав на кого-то.
Я рванула следом и обнаружила, что на полу уже барахтались двое мужчин, поодаль валялся пустой шприц, а смертельно бледный больной на кровати не подавал признаков жизни.
Моментально сориентировавшись, я заорала в коридор:
— Человек умирает! Скорее! — А потом перепрыгнула через дерущихся и разъединила «систему» с иглой. Вряд ли Лев ввел отцу лекарство или яд отдельно, скорее всего «преданный» сынок добавил препарат в уже вводимый раствор.
Затем я начала делать невезучему клиенту непрямой массаж сердца, в это время Рома одолел наконец противника и вывел его вон. В палату прибежала медсестра с набором ампул в карманах и кулаках. Она одобрила мои действия, сообщила, что доктор в другом отделении, но сейчас придет, и намеревалась сделать инъекцию, но я ее остановила.
— Ему что-то ввели.
— Что? — спросила она.
Я пожала плечами, не переставая давить на грудину старика, и вновь заорала:
— Рома! Выясни у него, что было в шприце!
С пару минут, показавшихся мне вечностью, из коридора доносились лишь загадочные звуки, затем «жених» отозвался:
— Говорит, строфантин.
— Ясно, — отреагировала медсестра и отобрала несколько ампул, набрала из них лекарства и ввела в вену Гольдбергу.
Александр Самуилович крепко цеплялся за жизнь, и вскоре его сердце заработало, дыхание стало глубже, а лицо перестало походить на бездыханную белую маску. Тут явился дежурный врач и тотчас выгнал меня из палаты.
Кисти моих рук и плечи ломило, словно я дралась с сотней борцов сумо, боксеров и приверженцев «пьяного» стиля. Нелегкий труд у реаниматологов!
Роман сидел на подоконнике и в который раз объяснял по сотовому дежурному милиционеру, почему в больнице требуется присутствие представителей закона. Скособоченный Лев стоял, прислонившись к стене: правый глаз и щека у него расцвели всеми цветами радуги, а по нелепой позе можно было догадаться, что пара ребер, если не больше, у него сломаны.
Я подняла брошенную невдалеке сумку, вынула из нее браслет-кастет и, поигрывая им, направилась к «блудному сыну».
— А теперь поговорим.
— Вы не имеете права! — слабо прошепелявил он разбитыми губами.
— У меня мало времени, поэтому пугать не буду. — Я повернулась к Роме. — Если увлекусь, останови меня. Труп на суде не пригодится.
— Я ничего не скажу без адвоката!
— Тебе повезло: адвокат рядом.
Я не стала его бить, просто нажала на одну из болевых точек: «братик» заскулил и сполз на пол. Я села рядом.
— Откуда у тебя строфантин?
— Купил.
— Он продается только по рецептам. Кто дал рецепт?
— Врач.
— Пушина?
— Нет.
Я легонько щелкнула его по ребрышкам.
— Пушина?
— Да.
— Значит, и ты с ней связан. Остальное ясно, можешь молчать и кивать. Вы узнали, что я не наследница, и переключились на внезапно очнувшегося больного папу?
Он не кивнул. Сидел и затравленно смотрел на меня. Быстро же сильные и смелые на вид мужики превращаются в бесформенные тряпки, стоит им столкнуться с серьезным противником!
— Должна тебя обрадовать, она тебя подставила. Тебя видело полно народу, как ты вошел и поднялся в отделение. Даже если бы мы не застукали тебя на месте преступления, вычислить такого лоха-убийцу не составило бы труда. А доказать ее причастность, особенно если ты станешь отпираться и покрывать ее, почти невозможно. Ладно, я еще могу понять, что тебе хватило совести улыбаться мне в лицо, а самому готовить на меня покушения, но как ты решился убить отца?
Мой вопрос остался без ответа.
— Тань, — Роман подошел и приобнял меня за плечи, — все кончено, давай не нервничай!
Я немного успокоилась, лишь когда на запястьях Льва звякнули наручники и его увезли. Доктор сообщил, что за жизнь Гольдберга можно не опасаться, хотя поправляться теперь он будет куда медленнее, и еще неизвестно, к каким последствиям приведет вторая за последние дни кома.
Роман уговорил меня ехать домой, а не искать сообщницу убийцы.
— Она теперь сама в роли жертвы: и ты, и Александр Самуилович живы, ее подельника схватили. В такой ситуации — не до новых покушений. Тебе надо отдохнуть, расслабиться. Признайся, сегодня у тебя был тяжелейший день.
— Ты прав, — вздохнула я. — Может, зайдешь попить кофе?
Он не отрываясь смотрел на дорогу.
— В другой раз.
Я не стала настаивать: насильно мил не будешь.
У моего подъезда Роман попытался смягчить свой отказ, долго держал меня за руки и рассказывал, какой у него завтра будет напряженный день, но если он мне понадобится, то выкроит время и обязательно приедет. И так далее… Я улыбнулась ему, поцеловала и с достоинством удалилась, споткнувшись, правда, о порог и зацепившись сумкой за крючок на двери.
Дома я сначала подключила телефон, затем села у окна, подперла голову руками и задумалась. Дело Гольдберга снова пора закрывать. Один преступник пойман с поличным, другую арестуют не сегодня-завтра, и, возможно, при обыске, допросах и очных ставках удастся доказать вину Дины. Больше на меня никто охотиться не будет, и я заживу по-прежнему, отгуляю отпуск и примусь за работу.
Зазвонил телефон. Я вздрогнула и чуть не свалилась с табурета — нервы ни к черту стали!
— Алло!
Тишина. Внутри все сжалось, и я заорала что было сил:
— Я не дочь Гольдберга! Я не вру! Наведите справки и оставьте меня в покое!
— Ты скоро умрешь, — прошелестел в ответ далекий голос.
— Нет!
Короткие гудки.
