Книга: С легким паром!
Назад: ГЛАВА 6
Дальше: ГЛАВА 8

ГЛАВА 7

Въехав во двор, я глянула на беспаловские окна, и мне показалось, что одна занавеска немного отодвинута. Во всяком случае, она выглядела как-то не так по сравнению с тем, что я запомнила. Возможно, я и ошибалась, но искорка надежды застать хозяйку дома у меня загорелась.
— Кто там? — раздалось откуда-то из глубины квартиры в ответ на мой звонок.
— Милиция, — недрогнувшим голосом ответила я.
— Руфь, открой, пожалуйста, — услышала я незнакомый женский голос.
Через минуту в двери стал поворачиваться ключ.
— Вы? — удивленно спросила Руфь, увидев меня.
— Не ждали? — отозвалась я и без приглашения переступила порог.
— Ждали, почему же, — сказала Руфь и отошла немного в сторону, чтобы пропустить меня в комнату. — Просто мы только вошли, поэтому не вполне готовы к приему гостей. Даже таких, как милиция.
— Ну уж простите, — с некоторым сарказмом ответила я, — наша работа не предполагает соблюдения светских правил поведения.
Я огляделась. В комнате на большой кровати лежал Данила, одетый в нарядный вязаный костюмчик, и я сделала вывод, что семейство на самом деле недавно появилось в квартире.
Из кухни выглянула женщина, в которой я сразу же почему-то признала Ирину Беспалову. Она была невысокая, худенькая и необыкновенно смуглая, и лицо ее было не очень похоже на лицо женщины с фотографии в прихожей. Выглядела она как семнадцатилетняя девочка, и от этого мне сразу захотелось переменить тон, которым я поначалу собиралась заговорить с нею.
— Добрый день, — сказала она, и я немедленно уловила особую грусть и тоску в ее голосе.
«Или она на самом деле убита горем, или просто необыкновенно искусно притворяется», — подумала я и ответила:
— Здравствуйте. Вы — Беспалова?
— К несчастью, да, — ответила женщина и глубоко вздохнула.
— Нам надо поговорить, — сухо произнесла я и направилась в зал.
— Вы не подождете буквально минутку? — обеспокоенно спросила Ирина. — Я хотела бы переодеться, мне не вполне удобно в этом, — вдова обвела взглядом свой облегающий костюм, который на самом деле был ей несколько узковат.
— Как вам будет угодно, — сказала я.
Какое-то непонятное чувство диктовало мне быть мягкой с Ириной, но в то же время внутренний голос язвительно шипел: «Маленький монстр! Маленькая, да удаленькая! Угрохала мужичка в два счета!» Мне почему-то трудно было бороться с собой и прийти к определенному мнению. Но время должно показать истину! И я успокоила себя этой сентенцией.
— Руфь! — позвала Беспалова, не отходя от меня. — Подойди, пожалуйста.
Я решила, что Ирина пытается найти для меня развлечение и, замахав руками, воскликнула:
— Не надо, не надо, ну что вы! Я посижу!
— Вы-то посидите, — вздохнув, протянула Беспалова, — а мне помощь нужна.
Я не поняла сначала, что бы это могло значить, хотя сразу догадалась, что поставила себя в неловкое положение совершенно неуместными дурацкими восклицаниями.
— Минутку, — отозвалась Руфь из детской, — Данилку раздену.
Мы с Ириной на некоторое время застыли в напряженном молчании. Когда же вошла няня, она сразу подошла к Беспаловой и принялась расстегивать застежку изящной золотой цепочки на ее шее.
— И верхние пуговицы, пожалуйста, — попросила вдова.
Мне трудно было скрыть свое изумление, но все же я старалась держать себя в руках, молча созерцая всю эту картину. «Ну и ба-арыня! — думала я, сочувствуя няне. — Ребенка нянчи, да еще и мамашу обслуживай!»
Расстегнув две верхние пуговки, няня предложила:
— Давай еще?
— Нет, спасибо, — отказалась Ирина.
Сморщившись, как от невыносимой боли, она подняла руки, чтобы расстегнуть остальные пуговицы, и пошла из зала в другую комнату.
«Что это?» — подумалось мне. Но тут же в моей голове, словно эхом, прозвучали слова Ленкиного хирурга об ограничении свободы движений у людей с диагнозом, которым я интересовалась.
— Неужели правда? — неожиданно для себя прошептала я.
— Что? — удивленно переспросила Руфь, стоящая рядом.
Я быстро сориентировалась в возникшей ситуации и несколько возмущенно произнесла:
— Вы вроде говорили, что работаете у Беспаловых только няней?
— Так оно и есть, — уловив мой сарказм, ответила Руфь. — Ирина — больной человек. Грех не помочь ей. И когда у человека такое горе, просто кощунственно таким тоном говорить об этом.
— Вы не так меня поняли! — тихим голосом воскликнула я, пытаясь оправдаться. — Этот тон у меня выработался за долгие годы работы в органах, и в данной ситуации я обидчик поневоле.
В дверях показалась Ирина. Как оказалось, она слышала обрывки нашего разговора, поэтому, выйдя из спальни, первым делом сказала:
— Предполагаю, каким будет ваш первый вопрос, товарищ милиционер.
— Даже так? — удивилась я.
И тогда Беспалова действительно, не дожидаясь моих расспросов, на одном дыхании поведала историю своей многолетней болезни. Она говорила не обиженно, наверное, уже привыкнув к вопросам в свой адрес на эту тему. И чем дальше она рассказывала, тем меньше у меня оставалось желания подозревать ее. Столько в ней было нежности и мягкости, что трудно было вообще поверить в ее способность творить зло или несправедливость. Но, как любой мент, я не могла остановиться в расследовании только на тех данных, которые выкладывает подозреваемый или свидетель. Я не могла уйти, прислушавшись к требованиям собственной души. Мне нужны были факты. И я должна их получить. Поэтому, как только Ирина замолчала, я принялась расспрашивать у нее обо всем, касающемся произошедшего с ее мужем. Вдова отвечала, хотя и неохотно. По всему было видно — говорить о муже, о его смерти ей больно и очень тяжело.
Подозрения мои рушились, как карточный домик. Это, с одной стороны, радовало, поскольку жаль было бы отправить за решетку такую приятную особу. Но, с другой стороны, мои новые выводы являлись огорчительными и, возможно, губительными для Сергея, поскольку становилось ясно, почему менты забрали и держали его, — альтернативы на роль убийцы не было. А значит, у меня прибавлялось работы. То, что Трофимов невиновен, было однозначным для меня, но не для милиции. Следовательно, необходимо еще более активно искать того, кто так постарался и в отношении Беспалова, убив его, и в отношении Трофимова, притащив труп в его дом. Драгоценное время было потеряно напрасно.
Вспомнив, что вдова уезжала хлопотать насчет похорон, я решила поинтересоваться, как идет подготовка к ним. Ирина еще более погрустнела, и по ее щекам побежали слезы. Смахнув их, она сказала:
— Простите, мне трудно держать себя в руках.
— Ничего, ничего, — успокоила я ее, — все понятно.
— Я не о том. Ужасно еще и то, что я остаюсь без средств к существованию.
— Как? — удивилась я. — Ведь вы, кажется, неплохо зарабатываете.
— Да, неплохо. Но никаких сбережений у нас не осталось, поскольку незадолго до трагедии мы приобрели дорогую дачу, потратив все, что скопили. Похороны сейчас, сами знаете, обходятся недешево, тем более, как вы понимаете, хочется, чтобы все было по-человечески. Я уже погрязла в долгах. До этого еще назанимала, надеясь отдать в ближайшее время…
— Сочувствую, — сказала я и в тот же момент подумала, что нанять убийцу при таком положении дел Беспалова тоже вряд ли могла.
— Придется теперь и Руфь отпустить… — печально протянула Ирина.
Я промолчала и подумала, что пора и честь знать: оставаться здесь больше не имело смысла.
— Ну что ж, — встав с кресла, произнесла я, — не буду больше вам мешать, меня ждет работа.
— Кофе не попьете? — предложила Беспалова.
— Нет, — отказалась я, — спасибо.
Я направилась к выходу и вскоре уже стояла за порогом беспаловской квартиры.
— Выхожу ни с чем, — вслух сказала я самой себе и стала спускаться вниз по лестнице.
Сев в машину, я задумалась над тем, куда теперь мне следует отправиться и в каком направлении вообще двигаться. Не физически — ехать, идти, а в смысле хода расследования. Чтобы сойти с места, с той мертвой точки, в которой я сейчас неожиданно оказалась, нужно было прежде всего определиться с подозреваемым, а как раз это — задача не из легких. И ничего стоящего, как назло, не приходило в голову.
— Таня, тебе следует отдохнуть! — нравоучительным тоном произнесла я вслух и нажала на газ.
Строго-настрого запретив себе думать о делах в ближайшие полчаса-час, я направилась домой, чтобы освежиться под душем, попить кофе, а затем уже со свежей головой вновь приступать к работе. Однако находиться в состоянии безразличия к начатому делу мне не удавалось, и, начиная думать о постороннем, я невольно вновь и вновь возвращалась к мучительному вопросу: что делать дальше?
Добравшись до дома, я снова оставила машину во дворе, не надеясь, что смогу задержаться в родных стенах надолго. Собираясь войти в собственную квартиру, я все же решила сначала позвонить в дверь Трофимовых и, поговорив с Ольгой, узнать, не появилось ли каких новых обстоятельств или вообще интересных, хороших и даже не очень хороших новостей. Однако на мой звонок и последующий громкий стук никто не ответил, пришлось отправляться восвояси, как говорят, несолоно хлебавши. То есть без каких-то новостей.
С удовольствием скинув с себя надоевшую за день одежду, я пошла в ванную и, встав под душ, отдалась наслаждению безмятежно бегущей по телу теплой водой. Это позволило немного расслабиться. Уже посвежевшая, я присела в ванну, заткнув сливное отверстие пробкой, и достала с полочки недавно купленную симпатичную перламутровую бутылочку с пеной для купания. В очередной раз прочитав на этикетке многообещающие строчки об ошеломляющем эффекте данного средства, я затем налила густую жидкость в воду, причем гораздо больше, чем рекомендовалось изготовителем. Энергично побултыхав в собравшейся уже в ванне воде руками, я заставила подняться вверх огромные шипящие белые гребни и в тот же момент с удовольствием в них погрузилась с головой.
Вынырнув, я закрыла глаза и откинулась назад, пытаясь расслабиться, как рекомендовали делать изготовители пены для ванны. Но не тут-то было. Мысли, как назойливые мухи, сами лезли в голову, я принялась еще раз мысленно прокручивать все свои предыдущие шаги, от первого до последнего, начав с того момента, когда увидела изуродованный кислотой труп.
Глянув теперь на все немного как бы со стороны, я вдруг подумала, что слишком легко «отпустила» хозяина «Волги» — Дьяченко. А ведь что-то в нем мне не понравилось. Еще тогда, когда встретились. Сейчас он казался еще более странным и даже подозрительным. Причем вот ведь забавно и неожиданно: сам он ассоциировался с образом скользкой водяной змеи, ловко увильнувшей из рук. В общем, я пришла к выводу, что неплохо было бы к Дьяченко присмотреться получше, более тщательно и обстоятельно. Теперь мне уже не верилось в его случайное и непреднамеренное появление возле нашего с Трофимовыми дома.
По-быстрому ополоснувшись под душем, я поспешила выбраться из ванны. Мой общий тонус был теперь значительно выше, чем некоторое время назад. Однако чего-то все же не хватало. Чего же? Ах да…
— Кофе! — воскликнула я и направилась на кухню.
Пока кофеварка делала свое дело, я размышляла над той же проблемой. Да, следует еще раз поговорить с Дьяченко — в этом нет сомнений. А вот как это лучше сделать? Тут, безусловно, требуется как следует все обмозговать.
Чашечка кофе, как обычно, меня еще больше взбодрила и позволила посмотреть на мир и на расследование дела Трофимова вполне оптимистично. Закончив трапезу выкуренной под кофе сигареткой, я выбрала в своем гардеробе другую одежду, а прежнюю, запыленную за день, отправила в короб для стирки. Новое «обмундирование» казалось мне сейчас символом нового поворота в делах, поворота в лучшую сторону. Дурашливо улыбнувшись собственному отражению, я покинула свое жилище.
На ходу стукнув пару раз в дверь Трофимовых, я убедилась, что Ольги по-прежнему нет дома, после чего вышла на улицу.
* * *
Позвонив в металлическую дверь квартиры Дьяченко, буквально в тот же момент я услышала за ней грозный собачий лай, а затем пес начал разъяренно скрести когтями по обивке двери.
«Капиталист!» — подумала я и тут же вспомнила, как Дьяченко поправил меня: «Не Капиталист, а Буржуй!»
Сзади кто-то недовольно кашлянул. Я оглянулась. На ступеньках, держась одной рукой за перила, стоял Дьяченко. Сдвинув густые брови, он в упор смотрел на меня, и его взгляд можно было назвать, мягко говоря, недружелюбным. Продолжая молчать, я почему-то подумала, что пока еще не давала ему повода так себя невзлюбить, и его поведение показалось мне весьма странным.
— Что, — саркастическим тоном проговорил он, — опять бабушку приехали проведать, или теперь вас беспокоит исключительно моя персона?
— Да, я к вам, — ответила я коротко и, чтобы избежать лишних вопросов и объяснений, протянула Дьяченко удостоверение.
Он недовольно хмыкнул и, помолчав, спросил:
— М-да… А мне все-таки интересно: бабушка существует или нет?
— Существует, существует, — покивала я, — только давайте лучше поговорим на другую тему.
— И она у вас есть? — широко открыв глаза, как бы удивился Дьяченко.
— Есть.
— Надо же! Вот уж не думал! И какая же?
Дьяченко явно издевался. Меня это, конечно, бесило, но я старалась держать себя в руках и потому ровным тоном ответила:
— Ну знаете ли, я девушка эмансипированная, развитая, так сказать, а потому могу поддержать разговор на любую тему.
— Даже так?
— Конечно! Хотите докажу?
— Попробуйте.
— Давайте, к примеру, поступим так: вы мне будете рассказывать, как и зачем в тот злосчастный вечер оказались возле дома Трофимова, а я буду интересными дополнениями и вопросами оживлять вашу историю.
— Де-евушка! Ми-илая! — протянул Дьяченко, громко расхохотавшись. — Я же вам уже говорил…
В этот момент соседняя дверь отворилась, и из нее выглянуло любопытное старушечье лицо. Только тут мы оба сообразили, что по-прежнему стоим на лестничной площадке и, ко всему прочему, разговариваем довольно громко. Старуха открыла рот и собралась было что-то произнести, но Дьяченко опередил ее, тихо сказав мне:
— Выйдем на улицу.
Приглашать меня к себе он явно не собирался, поэтому мне пришлось согласиться, тем более что малоприятно было слышать продолжающееся царапанье собачьих когтей о дверь.
Когда мы вышли на улицу, не успела я ничего сказать, как Дьяченко, проговаривая каждое слово чуть ли не по слогам, заявил:
— Повторяю — приехал повидаться, никого не застал и уехал.
— А если я не верю? — хмыкнув, спросила я.
— Ну уж это ва-аши проблемы, — протянул Дьяченко и развел руками. — Друг мой все подтвердил, так что вы явились не по адресу.
У меня, собственно, не было никаких оснований для опровержения сказанного трофимовским приятелем, кроме некоторых догадок и смутных подозрений. Однако они весомым аргументом, как известно, считаться не могут, поэтому я сразу поняла, что, если Дьяченко будет продолжать настаивать на своем, я уеду от него ни с чем. Рассчитывать при этом разговоре приходилось только на случай и надеяться на то, что Петр Викторович случайно проговорится. Но, вопреки моим надеждам, Дьяченко вполне контролировал собственные эмоции и реплики.
Не собираясь сразу сдаваться, я задала своему новому подозреваемому еще несколько каверзных, на мой взгляд, вопросов. Однако трофимовский приятель весьма легко и быстро выкручивался из каждой ситуации. В конце концов я пришла к выводу, что сегодняшний разговор не принесет желанного для меня результата.
— Ну что ж… — протянула я, не сводя с Дьяченко глаз, — раз вы так настаиваете на своем и не хотите честно ответить на мои вопросы, придется, видимо, оставить вас в покое. Пока. Но, боюсь, этот разговор у нас не последний.
— И напрасно, — пытаясь выглядеть равнодушным, сказал Дьяченко и пожал плечами.
Затем он глянул на часы и как ни в чем не бывало сказал:
— Совсем заговорился с вами, а ведь мне пора ехать.
— Позвольте поинтересоваться, куда?
— Бабушку, знаете ли, надо проведать, — ответил Петр Викторович и, довольный своей шуткой, улыбнулся.
— Может, подвезти? — предложила я, тоже улыбнувшись.
— Благодарю, я на своей.
«Весьма кстати», — подумала я, поняв, что, если я хочу что-либо узнать об этом человеке, единственным выходом для меня остается слежка за ним. Только так я могу подобраться к истине, которую, как мне казалось, приятель Трофимова скрывал.
— Тогда до свидания, — демонстративно попрощалась я.
— Всего доброго, — сквозь зубы проговорил Дьяченко и, развернувшись, направился в подъезд.
Понимая, что теперь мне следует действовать не только быстро, но и хитро, я решительным шагом направилась к своей машине. Начинать слежку прямо отсюда означало бы сразу завалить дело, поэтому, нажав на газ, я медленно выехала на единственную дорожку, ведущую прочь со двора. Отъехав метров триста от дома Дьяченко, я приостановилась и оглянулась по сторонам, пытаясь найти место, где можно было бы затаиться до появления его «Волги». Впереди дорогу пересекала другая, оживленная и широкая. Выехав на нее вслед за Дьяченко, я вполне могла бы затеряться среди других автомобилей и относительно спокойно следить за ним.
Справа был пустырь, а на пустыре, как известно, спрятаться негде, поэтому я обратила свой взор в левую сторону. Там находился двухэтажный дом старого образца, окруженный покосившимися деревянными сараями. Вот там-то я и решила на время притаиться.
Пространство между двумя сараями, служащее входом во двор, было недостаточно широким для проезда. Машина, конечно, пройдет, но есть риск поцарапать ее. Мою «девятку» назвать свежей просто язык не повернется, однако уродовать ее все же не хотелось. Но… работа требует жертв, а риск благородное дело. И я повернула руль влево, медленно и осторожно двинувшись вперед.
— Куды пре-ешь! — тут же послышался из глубины двора скрипучий старческий вопль.
— Тихо, бабуля, — буркнула я себе под нос, аккуратно продвигаясь буквально в пяти сантиметрах от стен сараев.
— Все заборы щас полома-а-ишь, — продолжала орать, подняв руки к небу, старушка.
С горем пополам протиснувшись во двор, я вздохнула с облегчением. Возле соседнего сарая стояла та самая возмущавшаяся местная жительница и гневно смотрела в мою сторону. Подморгнув бабусе, я вышла из машины и обошла ее кругом: никаких царапин не было, данный маневр по занятию удобной наблюдательной позиции прошел благополучно. Старуха тут же кинулась ко мне с упреками, однако я поспешила ее успокоить и заверить в своем скором отъезде, причем столь же безопасном для покосившихся заборов и сараев, как и прибытие.
— Я только тихо тут постою минут пять, — сказала я в завершение и села в «девятку», чтобы поставить ее носом к выезду и быть готовой в нужный момент вернуться на дорогу.
Развернуться в тесном дворике было так же непросто, как и проникнуть в него. Пока я сосредоточенно крутила баранку, меняя положение машины, пришлось выслушать немало нелестных слов в мой адрес, вплоть до угрозы вызвать милицию. Я уж совсем было собралась предъявить свое удостоверение — вопли неугомонной старухи начали надоедать, — но тут за сараями послышался звук приближающегося автомобиля, и вскоре я увидела «Волгу» Дьяченко.
Если въезд в мою засаду представлял собой движение вверх, то выезд являлся небольшим спуском с горки. Я отпустила ручник, и моя «девятка» медленно и бесшумно покатилась вниз, к дороге, а мне осталось лишь слегка поворачивать руль и следить, как бы не поцарапать крылья и дверцы о стенки сараюшек. Когда «Волга» достигла перекрестка, я завела машину, выехала на дорогу и прибавила ходу, надеясь следовать за Петром Викторовичем до конечного пункта намеченного им путешествия.
Ехать пришлось недолго. Путь, которым мы следовали, определенно был Дьяченко отлично знаком. Он двигался уверенно и, к счастью, преследования не заметил. Миновав несколько довольно оживленных улиц, «Волга» начала петлять по каким-то ухабистым закоулкам. Я не только старалась не упустить ее из виду, но еще и оглядывалась по сторонам, чтобы на всякий случай запомнить дорогу. Во-первых, надо же будет отсюда как-то выезжать, и вполне возможно, что придется это делать уже без «путеводной звезды» в виде Дьяченко. А во-вторых, я заранее предположила возможность еще одного визита сюда, и опять же без общества трофимовского приятеля.
Впереди показалась вереница соединенных между собою кирпичных гаражей. Завернув к ним, «Волга» остановилась. Я немедленно тоже притормозила на значительном расстоянии и стала ждать дальнейших действий своего нового подозреваемого. Петр Викторович вышел из машины и оглянулся. Я быстро пригнула голову. Надо было куда-то скрыться, причем найти такое место, чтобы Дьяченко не мог видеть мою «девятку», а я бы его видела отлично. Я осторожно, не разгибаясь, посмотрела по сторонам, но такого местечка не увидела. Мгновенно приняв решение, я резко отъехала назад, так что моя машина скрылась из виду хозяина «Волги». Собираясь получше законспирироваться, я отъехала еще дальше и остановилась прямо под ветвями пышного раскидистого дерева.
Но отсюда и я ничего не могла увидеть. Поэтому я покинула машину, торопливо заперев дверь, и пешим ходом подобралась поближе к гаражам. Выглянув из-за угла через минуту, я пережила глубокое разочарование, увидев, что Дьяченко поставил машину в гараж и теперь запирал его.
Когда Петр Викторович сделал несколько шагов в моем направлении, я поняла, что он собирается уйти с территории гаражей. Прикинув разделявшее нас расстояние, я, к своему ужасу, сообразила, что ни до своей «девятки», ни до любого другого укрытия добежать не успею. А если Дьяченко заметит меня, все пропало. Оглянувшись, я обнаружила позади себя довольно глубокую канаву, заросшую давно высохшей травой. На ее дне валялся всякий хлам, накиданный в разное время небрежными хозяевами гаражей. Однако это меня не остановило, и я, резко развернувшись, сиганула в канаву.
Не знаю почему, громкий хруст сломавшейся при моем падении травы не привлек внимания Дьяченко, но он прошествовал мимо меня, не оглядываясь, не смотря по сторонам и насвистывая какую-то мелодию. При приземлении я здорово треснулась коленкой о какую-то железяку, и мне очень захотелось в тот момент завыть в голос, но, стиснув зубы, я стерпела, чтобы не выдать себя.
Приподняв голову над канавой, я увидела, как Петр Викторович скрылся за углом старого двухэтажного здания с обсыпавшейся местами штукатуркой. Мысли о том, что делать дальше, не обрадовали. Поскольку мой подопечный двигался пешком, преследовать его на машине не представлялось возможным: черепашья скорость двигающегося автомобиля привлекла бы его внимание сразу. Шествовать за Дьяченко «на своих двоих» я тоже не могла, так как в этой почти безлюдной и почти пустынной местности долго оставаться незамеченной было совершенно нереально.
Тогда я успокоила себя пришедшей в голову в тот же момент идеей. Из соседнего с дьяченковским гаража раздавались громкие мужские голоса, и я подумала, что отнюдь неплохо было бы побеседовать с наверняка подвыпившими мужичками, поинтересоваться их мнением о Петре Викторовиче, его характере, образе жизни и так далее. Да и сам гараж хозяина «Волги» для частного детектива являлся довольно привлекательным объектом.
Собираясь выкарабкаться из ямы, я потянулась вперед и ухватилась руками за две толстые сухие палки-коряги, торчащие из земли, по виду похожие на корневища некогда произраставшего здесь дерева. Однако одна моя нога неожиданно скользнула по поверхности какого-то маслянистого предмета, и в этот же момент от резкого движения обе сухие палки выдернулись из земли… В общем, изрядно взрыхлив носками башмаков землю, я свалилась назад в канаву, громко проклиная собственную неуклюжесть.
— Ничего-о, — послышался жалостливый голос сверху, — не ты первая тут отдыхаешь! Мы как переберем, так кто-нибудь обязательно в этой колыбельке заночует! Давай руку!
Я подняла голову и увидела над собой покачивающийся силуэт хорошо принявшего «на грудь» мужчины. Отказываться от предложенных столь необходимых мне услуг я не стала и протянула пьянчуге свою вымазанную в земле руку. Мужчина ухватился за нее покрепче и потянул к себе. Сделав пару широких шагов, я очутилась наверху канавы.
Мужик улыбался мне, обнажая редкие желтые зубы, но руки не отпускал. Убедившись, что я уже крепко стою на ногах, он легонько потряс мою руку и, склонив голову, представился:
— Петюня!
— Черт бы побрал этого Петюню, — тихо пробормотала я, думая о Дьяченко.
— Что? — криво улыбнувшись, спросил мой собеседник и приложил ладонь к своему уху, как делают глуховатые люди.
— Да это я так, — успокоила я его, махнув рукой.
За спиной Петюни появился еще один выпивоха с красным, как кирпич, лицом.
— Прис-с-соединяйся! — задорно воскликнул он и панибратски хлопнул меня по плечу так, что я чуть было опять не угодила в яму.
Очевидно, мужики приняли меня за местную бомжиху. Оглядев себя с ног до головы, я поняла причину и даже справедливость такого подхода. Моя дорогая одежда вся испачкалась в земле, местами на ней, как и во всклокоченных волосах, висели репейники и еще какие-то сухие колючки, один ботинок был забрызган соком лопнувшей помидорины, а другой блестел от автомобильного масла.
Немного помолчав, я поняла, что все складывается как нельзя лучше — знакомство с гаражными соседями Дьяченко можно было считать состоявшимся. Будем надеяться, оно окажется плодотворным, ведь подвыпившие мужики всегда словоохотливы.
— Не откажусь от приглашения, — улыбнувшись, ответила я и последовала к их гаражу.
Переглянувшись, они, довольные, засеменили за мной.
— Как же это ты так неловко? — спросил краснолицый.
— Нечаянно, — ответила я, пожав плечами, а потом добавила: — Это случайность, вообще-то я спортсменка, черный пояс по карате имею.
— Ага, — хмыкнув, произнес Петюня, недоверчиво кивая головой, — а я ваще брат президента.
Оба приятеля расхохотались, довольные Петюниной шуткой. А мне стало обидно, что самую настоящую правду приняли за ложь.
— Да ты присаживайся, — утирая прослезившиеся от смеха глаза, сказал Петюня и пододвинул мне перевернутый вверх дном посылочный ящик.
Я опустилась на него аккуратно, стараясь избежать нового падения. Петюня начал разливать на троих в мутные заляпанные граненые стаканы. Его приятель вдруг жестом остановил его и воскликнул:
— Подождите, подождите! Ведь мы еще не познакомились! Владимир, — более спокойно произнес он и протянул мне руку, предварительно потерев ее о засаленную рабочую спецовку.
— Танюха, — сказала я и ответила на рукопожатие.
— Итак, она звалась Татьяна… — мечтательно произнес Петюня пушкинскую строчку и приподнял стакан, предлагая его мне. — За Татьяну! Татьяну милую мою!
— Да вы поэт! — улыбнувшись, сказала я и приняла стакан, хотя меня и мутило от вида грязной посуды, от ужасного, просто умопомрачительного запаха самогона и еще больше от фамильярности обоих приятелей.
— Фу! — разом выдохнули Петюня с Владимиром и опрокинули стаканы.
Напиток, по-видимому, был термоядерным, поскольку мужики, поглотив его, оба крепко зажмурились, поднеся рукава к носу. Мне, естественно, повторять их действия не хотелось, поэтому, воспользовавшись этим моментом, я быстро выплеснула свою порцию на пол. Он был местами заляпан машинным маслом и еще чем-то, поэтому появления новых влажных пятен на нем никто и не заметил. Увидев на себе любопытные взгляды еще более опьяневших мужичков, я тоже дико сморщилась и резко выдохнула, что им очень понравилось.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Петюня. — Это по-нашему!
Однако разглагольствовать попусту мне было некогда, поэтому я поспешила приступить к делу.
— И часто вы так тут? — спросила я как бы невзначай.
— Да, почитай, каждый де-ень! — горделиво ответил Петюня.
— Неплохо, — ответила я.
— Ну это он заливает, — увидев мои округлившиеся глаза, сказал Владимир.
— Кто заливает? Я? — возмущенно произнес обиженный Петюня. — А в соседнем гараже, у Викторыча, кто на днях песняка давал?
— Но тебя-то там не-е было! — язвительно протянул Владимир.
— Не было, — согласился Петюня. — Так ведь все равно ж гуляли…
— Тебя о чем спрашивали, дурень? — перебил приятеля Владимир.
— И часто вы тут так гуляете? — повторила я свой недавний вопрос.
— Во-во! А я про что? — Петюня развел руками. — Мы — это весь наш гаражный аул. И мы гуляем часто: то в одном гараже праздник, то в другом, а то и в нескольких сразу.
— И что, у Викторыча действительно весело было? — вновь вступила в разговор я, заинтересовавшись упоминанием о Дьяченко.
— Ве-есело! — восхищенно произнес Владимир, закивав головой. — Громко играла музыка и все такое…
— И что же, крепко они подвыпили? Или так, побаловались? — не унималась я.
— Побаловались, ха! — Петюня ухмыльнулся, хитро глядя на меня. — Один надрался так, что его пришлось грузить в машину и отправлять с доставкой на дом.
— И что, — удивленно сказала я, — даже вас не постеснялись?
— Ну, они нас не видели, у нас дверь прикрыта была, — ответил Петюня.
— А если б и видели, — добавил Владимир, — то чего ж стесняться? Мы сами через день такие. Среди мужиков это дело обычное.
— А между вами, девочками, ка-ак? — промямлил Петюня и потянулся ко мне рукой.
— В Багдаде все споко-ойно, — ответила я и отвела его руку.
— Ой! Ой! Ой! — кривляясь, несколько раз повторил неожиданный ухажер и, покачнувшись, чуть было не упал с того, что служило ему стулом.
Владимир подхватил приятеля, помог ему удержаться на «стуле» и, приняв серьезный вид, заявил:
— Во, уже падать начал… А что это значит? Падение означает, что нам пора отчаливать. Пора по домам!
— Да-да, — поддержала его я, — мне, кстати, тоже.
— Пр-роводить? — вновь покачнувшись, произнес Петюня.
— Нет, я сама, — стараясь быть как можно любезнее, отказалась я.
— А может, посидим еще? — не унимался Петюня. — Ты же только пришла…
— Это тебе кажется, что она только пришла, — возразил Владимир, — а она, может, в этой канаве со вчерашнего дня лежала…
Оба приятеля жалостливо посмотрели на меня.
Еле-еле удерживаясь от смеха, глядя на их «понимающие» лица, я ответила таким же жалостливым тоном, потирая ушибленную коленку:
— Точно, все бока отлежала…
— По домам! — неожиданно громко вскрикнул Владимир и стал закупоривать бутылку, в которой еще плескалась подозрительной мутности жидкость.
— Все согласны, — заплетающимся языком произнес Петюня, вырвал у приятеля бутылку и спрятал ее себе за пазуху.
Мужички начали спорить, выясняя, кто имеет больше прав на оставшееся зелье, а я под шумок потихоньку удалилась. Торопливым шагом добравшись до своей машины, я сначала отряхнулась как следует, обобрала по возможности колючки и только потом позволила себе опуститься на водительское сиденье.
Облегченно вздохнув, я попыталась осмыслить все произошедшее. Судя по рассказу гаражных выпивох, в гараже Дьяченко недавно состоялся приличный кутеж. Мне почему-то показалось, что мужики говорили именно о том дне, когда в квартире Трофимовых был обнаружен труп. А тот якобы напившийся, которого погрузили в машину и увезли, вполне, может, и не пьян был вовсе, а мертв. Что, если здесь, в дьяченковском гараже, и произошло убийство? В этом случае мне следовало более обстоятельно осмотреть гараж.
Расставаясь со мной, Дьяченко сказал, что ему пора куда-то ехать. Непонятно, зачем тогда он поставил «Волгу» в гараж. Может быть, это был своего рода отвлекающий маневр? Неглупый Дьяченко вполне мог предположить, что я пожелаю проследить за ним, и, чтобы успокоить, так сказать, мою душу, отогнал машину в гараж, будто бы поставив точку на своих делах этого дня.
Раздумывая так, я пришла к выводу о необходимости подождать и посмотреть, не произойдет ли здесь что-нибудь интересное. Гараж трофимовского приятеля притягивал мое внимание. И одновременно настораживал. Занятие у меня нашлось: глянув на себя в зеркало, я обомлела и тут же достала из сумочки расческу и косметичку, чтобы привести себя в порядок. Репьи из прически выдирались с огромным трудом, мне было очень больно и жалко волос, которые приходилось выдирать, чтобы освободиться от мусора. Ничего не оставалось делать, как успокаивать себя традиционной фразой: «Работа требует жертв!»
Вдруг с улицы донесся какой-то дикий вой. Оказалось, это Петюня с Владимиром, обнявшись, брели мимо, во всю глотку распевая что-то, мало похожее на песню. Неожиданно, будто почувствовав, что на него смотрят, Петюня повернулся, и наши взгляды встретились. Мутные глаза забулдыги, казалось, прояснились, он сначала потер их кулаками, а потом, треснув по плечу приятеля, указал рукой в мою сторону. Я резко пригнулась, чтобы стать невидимой с улицы. Через минуту до меня донеслось громкое: «Ну ты ваще… Залил глаза до галюников! Она в канаве сутками валяется, а ты ее в „девятку“ захотел посадить!» Это был голос Владимира, который говорил важно, считая себя более трезвым и вообще умным.
Его фраза меня выручила: подчинившись приятелю, Петюня последовал дальше, а я продолжила приводить себя в порядок. Через пятнадцать минут мой внешний вид можно было назвать вполне сносным, если не считать мелких остатков колючек и грязных разводов на одежде.
Занимаясь собой, я старалась не пропустить незамеченным ни одного прохожего. Однако мимо меня редко кто направлялся к гаражам, и я подумала, что к ним, наверное, можно пройти еще с какой-нибудь стороны. Покинув машину, я пошла искать для себя какое-нибудь другое укрытие, откуда легко просматривался бы подход к гаражу Дьяченко.
Неподалеку, возле подъезда одного из домов, я увидела небольшую покосившуюся скамейку — место вполне подходящее. Закрыв машину, я направилась к ней и расположилась на краешке. Со стороны меня наверняка трудно было заметить, поскольку скамейка имела великолепную маскировку: дикий виноград, сильно разросшийся, оплел весь вход в подъезд. Сверху он держался на козырьке, а по бокам цеплялся за приспособленные металлические опоры. От плетей падала тень, которая делала сидящего на скамейке малозаметным и плохо узнаваемым. Я будто находилась в шалаше, зато гараж Дьяченко наблюдался отсюда великолепно.
Вскоре мимо меня прошла молодая женщина, сгорбившаяся от тяжести сумок, которые она несла в обеих руках. Я молча посочувствовала ей, продолжая наблюдать. Однако место, возле которого она остановилась, начав шарить в кармане пиджака, меня удивило — это был гараж Дьяченко.
Дама достала из кармана ключи и по-хозяйски стала отпирать замок. Я подумала: «Вряд ли это чужой для Дьяченко человек… На угонщицу не похожа… Опять же авоськи эти…» Тут что-то в ней показалось мне знакомым. Чем-то едва уловимым, непонятным она напомнила Петра Дьяченко. Впрочем, это было минутное впечатление. Хотя… Может быть, не зря говорят, что, прожив друг с другом долго, супруги становятся не только внутренне, но и внешне похожими друг на друга. Но частный детектив не имеет права делать выводы на основании примет и минутных впечатлений, и я стала придумывать, как лучше всего достоверно узнать, кого я вижу возле интересующего меня гаража.
А дама между тем сняла с толстой петли навесной замок и стала открывать тяжелую металлическую дверь, которую затем снизу приперла большим кирпичом. Затем она подняла с земли свои сумки и зашла внутрь. Теперь я не могла видеть ее действий, как ни старалась. И я пошла к гаражу, заранее придумывая повод, чтобы заговорить с ней. Причем требовался такой предлог, который позволил бы мне зайти прямо внутрь гаража и хорошенько осмотреть его.
Перебрав в голове все возможные варианты предстоящего разговора, я собралась назваться представителем электросетей. В моей памяти возникли многочисленные примеры визитов тех, кто приходит снять показания электрического счетчика не только в квартиру, но и в гараж, и выбранная версия показалась мне весьма правдоподобной.
— Добрый день, — громко сказала я, подходя к дверям гаража.
Женщина стояла ко мне спиной и разбирала принесенную сумку. Мой голос заставил ее оглянуться. Не дожидаясь ответного приветствия, я обвела взглядом помещение и спросила:
— В вашем гараже есть электросчетчик?
Дама молча указала мне на противоположную стену.
— Прекрасно, — ответила я. — Я из электросетей, мне нужно снять показания вашего счетчика.
— Ради бога, — равнодушно ответила женщина, продолжая заниматься своим делом.
Я подошла поближе к указанному месту и игриво спросила:
— За свет вовремя платим?
— Вовремя, — ответила хозяйка и снова замолчала.
— Это гараж Дьяченко?
— Да.
— Он записан на имя Петра Викторовича. Вы его жена?
Я блефовала, не зная, как на самом деле обстоит дело с документами на гараж.
— Да, я его супруга, — ответила женщина.
Она была молодая и привлекательная, но серьезная не по годам.
К счастью, я взяла с собой сумочку, из которой тут же достала записную книжку. Она, конечно, мало напоминала документы, используемые обычно в таких ситуациях, но Дьяченко не обратила на это абсолютно никакого внимания, и я успокоилась, начав для вида записывать цифры из окошечка на счетчике.
Глянув на хозяйку гаража, я поняла: она совсем не интересуется моими действиями — и стала смелее смотреть по сторонам, даже прекратив делать записи. И вдруг… неподалеку от себя на полу заметила капли темно-бордового цвета. В том, что это засохшая кровь, у меня даже сомнений не возникало. Я вполне доверяла своему опыту по данной части.
Удивительно, но пол в гараже был земляной. Видимо, гараж совсем недавно построили и еще не успели залить землю бетоном. Он стоял крайним в ряду других, и мое предположение вполне могло оказаться правдой. Хотя возможно, что просто-напросто хозяина не слишком беспокоили такие проблемы и он долгое время откладывал эту работу на потом.
Когда я заметила кровь на полу, сердце мое забилось чаще, а внутренний голос твердил: «Неужели то самое?!» Не собираясь мучиться догадками, я вытянула руку вперед и, указывая пальцем на пол, спросила у мадам Дьяченко:
— Ой! Что это у вас тут такое?
Я надеялась таким прямым вопросом как-то смутить хозяйку гаража, ведь даже если она не была ни к чему причастна, эти следы женщина не могла не заметить. А значит, наверняка должна была расспросить мужа и получить какой-то ответ.
Но ожидаемой реакции не последовало. Дьяченко спокойно посмотрела на меня и невозмутимо ответила:
— Привезли из деревни от родителей поросенка. Здесь торговали мясом, а его, естественно, приходилось рубить.
— А себе что же, не оставили? — не унывая, спросила я.
— Оставили, но, конечно, не в свежем виде. У нас отдельной морозилки нет, а в холодильнике много ли уместится?
Возле ног женщины выстроился ряд банок. Пристальнее присмотревшись к ним, я разглядела в их содержимом мясную тушенку и спросила:
— Это он?
— Кто? — Дьяченко посмотрела на меня еще более удивленно.
— Поросенок, — кивнула я на банки.
— Ну да.
— А что же муж вам не помог такую тяжесть сюда доставить? У вас же машина есть.
— Дождешься его!
Я замолчала, а Дьяченко открыла крышку погреба, собираясь спустить в него банки.
— Извините, но мне некогда, — сказала она и скрылась в полутемном подземелье.
Поросенок поросенком, но на то я и частный детектив, чтобы не так легко верить чужим словам. Надежды, конечно, оставалось немного, однако, не желая терять времени даром, я вознамерилась взять частичку окровавленной земли для экспертизы. Безусловно, эта земля фактом обвинения Дьяченко в причастности к убийству служить не сможет, однако для меня положительный результат экспертизы означал бы правильность выбранного пути.
Подходящей емкости под землю поблизости не нашлось. Я судорожно порылась в своей сумке и решила пожертвовать собственной косметичкой. Она была прозрачной, к тому же совсем новой, на днях купленной, поэтому вполне подходила на роль тары для образца.
Быстро вытряхнув содержимое косметички в сумку, я присела на корточки. Чем же теперь плотно утрамбованный земляной пол ковырнуть? И опять пришлось пустить в ход собственное имущество: на этот раз пригодилась длинная пилка для ногтей, к счастью, выполненная из крепкого материала. Аккуратно сняв тонкий пласт земли, я положила его в косметичку, куда бросила и пилку. Застегнув на косметичке замочек, я опустила ее в свою сумку и удалилась.
Добравшись до машины, я поскорее уселась в нее, но с места тронулась не сразу. Целый рой самых разнообразных мыслей кружился в моей голове. Меня одолевали сомнения: в верном ли направлении я действую, могло ли вообще произойти такое страшное происшествие между армейскими друзьями, ну пусть не друзьями, а сослуживцами. Кроме того, я пыталась сообразить, как действовать дальше, к кому, например, обратиться с просьбой об экспертизе. В общем, собраться с мыслями в эти минуты мне было невероятно сложно.
Конечно, в качестве первого претендента на роль помощника в организации экспертизы был Володя Кирьянов. Он уже немного знаком с этим делом, поэтому, обратившись к нему, я получала шанс сэкономить время на всяческие объяснения и доказательства нужности данного мероприятия. Так что теперь оставалось только разыскать его.
Придя к такому решению, остановившись на этой мысли, я тронулась с места. Дорога от гаражей была ухабистой, и двигаться приходилось медленно. Это злило, поскольку в данный момент мне казалось, что все решают минуты. Добравшись наконец до дороги, более похожей на автомобильную, я прибавила ходу.
Я намеревалась нанести Кире визит, заявиться прямо в отдел, в котором он работал, так как просьба, с которой я хотела к нему обратиться, не слишком подходила для телефонного разговора. Кроме того, «образец», который нужно было подвергнуть экспертизе, по телефону в любом случае не передашь.
Увидев невдалеке очертания знакомого здания, я начала искать место для парковки. Внутри у меня все кипело в предвкушении скорой развязки дела, хотелось надеяться, что я иду в верном направлении.
Припарковавшись не слишком далеко от входа, я поспешила в отдел, но неожиданно прямо в дверях столкнулась с одним из молодых подчиненных Кирьянова, которого знала, но не очень хорошо.
— Татьяна Александровна! — воскликнул он. — Какими судьбами? А-а-а, догадываюсь, догадываюсь… Владимир Сергеич вас интересует?
— Ты, как всегда, прав, — улыбнувшись, согласилась я, сгорая от нетерпения.
— Вынужден огорчить, — поправляя фуражку, ответил кирьяновский парнишка, — подполковник Кирьянов только что отбыл.
— Куда? — ошарашенная, я выкрикнула свой вопрос неожиданно громко.
— Его направили в командировку. Консилиум там какой-то или что-то вроде этого. В общем, совещание по поводу того, как лучше бороться с преступностью.
— Надолго?
— Пару дней, думаю, это займет. Учитывая время на дорогу, конечно.
— Нет, это ни в какие рамки не лезет! — вслух сказала я самой себе.
— Татьяна Алекса-а-ндровна! — посмеиваясь, воскликнул мой собеседник. — А вы, кажется, как всегда, в рабочем ажиотаже! Спокойнее надо ко всему относиться, спокойнее… Нервные клетки-то не восстанавливаются.
— Брось пороть чушь! — неожиданно грубо прервала я ироническое разглагольствование. — Киря давно уехал?
— Кто, простите? — парень изобразил на лице недоумение.
Подчиненный Кирьянова, естественно, знал «неформальное» имя своего шефа, и поэтому его искусственное удивление меня просто взбесило.
— Конь в пальто!
— А-а-а-а, — закивал он головой, — так бы сразу и сказали! Срочное дело? Так у вас еще не все потеряно! Владимир Сергеич должен был по пути заехать домой. Может быть, успеете его застать. Хотя… — Кирин сослуживец посмотрел на часы.
— Что же ты молчал? — заорала я и, спускаясь по лестнице, тихо добавила — Баран в погонах!
Бегом добежав до своей машины, я уселась в нее, бормоча слова негодования по поводу медлительности того, кто меня разозлил. Ведь действительно сейчас все решали минуты, и недаром, интуитивно почувствовав это, я так торопилась. Зная Кирину ответственность, можно было смело предположить, что он и лишнего мгновения не проведет дома, а сразу поспешит по делам службы.
После поворота ключа мотор моей машины затарахтел, но потом, неожиданно взвизгнув, замолк.
— Елки-палки! — воскликнула я и повторила попытку завести «девятку», но она вновь оказалась неудачной.
Сработал закон подлости. Естественно, в самый неподходящий момент машина сломалась. Хотя… а бывает ли подходящий момент для поломки?
Честно говоря, карбюратор давно уже барахлил, и надо было вовремя им заняться, но ведь у нас, у русских, всегда так — пока жареный петух… Я ругала себя на чем свет стоит. И карбюратор, кстати, тоже, хотя на этот раз причина могла быть и не в нем вовсе. Я снова и снова поворачивала ключ и давила на газ, в отчаянье произнося волшебные слова из разных мультиков и сказок:
— Трах-тибедох-тибедох-тибедох! Сим-салабим! Лети-лети, лепесток!
На последних словах противно взвизгивавший до этого мотор заработал нормально совершенно неожиданно. И я, обрадовавшись, как сумасшедшая, рванула с места. Проклиная светофоры и тех, кто их выдумал, я летела по улицам, откровенно превышая скорость и только молясь, чтобы на моем пути не встретились гаишники. Ну или эти, как их там… работники ГИБДД.
Однако не зря, наверное, говорится, что как начнешь дело, так оно и будет продолжаться. Когда я притормозила на одном из светофоров, мотор снова заглох. При свете зеленого все машины двинулись вперед, а мы с моей «девяткой» остались стоять на месте. К счастью, хоть в крайнем правом ряду, и нас легко объезжали те, кто был сзади. Надеясь поскорее устранить причину неполадок, я вышла из машины, со злости громко хлопнув дверью. Открыв капот, я склонилась к железкам, безмятежно отдыхающим под ним, и начала трогать все узлы подряд. Надежды на удачу, что просто какой-то из них разболтался, было, конечно, немного, так как я не очень-то разбиралась в автоделе, а ремонтом заниматься доверяла только рабочим со станции техобслуживания.
Знакомый голос, раздавшийся позади, заставил меня обернуться и принять более пристойную позу.
— Вай! Вай! Вай! Какая женщина! Мне б такую!
На выходе из супермаркета стоял мой давний приятель Гарик Папазян и, целуя кончики своих пальцев, громко произносил:
— Просто пэрсик!
Гарик иногда нарочно ломал язык, стараясь соответствовать типичному образу «лица кавказской национальности», хотя давным-давно обрусел и говорил практически без акцента.
Гарик был честным ментом, и за это я его уважала, но теперешней встрече, честно говоря, не обрадовалась. Папазян всегда с удовольствием помогал мне в работе, не требуя материального вознаграждения. Но, как любой человек кавказских кровей, страдал излишним пристрастием к женскому полу, поэтому при любом случае старался затащить меня в постель. Не питая к Гарику ничего, кроме дружеских симпатий, я всегда изящно его кидала, рискуя в следующий раз получить отказ в помощи. Однако простодушный Папазян вновь попадался на мою удочку и… в очередной раз оставался ни с чем.
— Хитрый сочный пэ-э-рсик! Хитрый пэ-эрсик, да? Ты куда в прошлый раз делся, слушай? — продолжал декламировать Гарик, активно жестикулируя.
Я понимала, что разговор с Гариком только отнимет время, поэтому понадеялась поскорее отвертеться от него парой стандартных фраз.
— Гарик! Друг мой! Какая встреча! — воскликнула я, не отвечая на вопрос о прошлом моем побеге. — Как я рада тебя видеть! Только, знаешь ли, мне и поболтать некогда! Я так спешу, так спешу!
— Но твой конь не едет! — хитро сказал Гарик и подошел поближе.
Я стояла, открыв рот, не зная, что ответить, и совсем забыв, в чем, собственно, заключается причина моего нахождения здесь.
— А почему он не едет? — продолжал Папазян.
Помолчав минуту, он пододвинулся ко мне еще ближе, нежно обвил рукой мою талию, хитро повторяя:
— Так почему твой конь не едет? Давай-ка посмотрим…
Гарик осторожно повернул меня вновь к капоту, сам, плотно прижавшись, встал сзади и, взяв своими руками мои, стал диктовать, направляя действия.
— Берешь эта штука, делаешь с ним вот так… Раз! Потом вот этот ерундовин тянешь на себя… Поворачиваешь… Два!
Так продолжалось несколько минут. Я чувствовала возбужденное дыхание Гарика, но он не давал мне никакой возможности высвободиться, пока наконец не возникла необходимость проверить, заведется ли машина. Перейдя на нормальный тон разговора, Папазян сказал:
— Ну что ж, посмотрим, — и сел за руль.
Машина тут же завелась. Но, судя по всему, Гарик не собирался покидать салон. Он пересел на соседнее с водительским сиденье и, улыбаясь, сделал мне жестом приглашение занять место за рулем. Я, молча подчинившись, села, а потом, по-детски выпятив губы, сказала:
— Гарик, ну я правда спешу. У меня дело срочное — Кирю разыскать надо.
— Фи! — обрадованно воскликнул Папазян, махнув рукой. — Так бы сразу и сказала. Вынужден разочаровать — опоздала.
— Как? Откуда ты знаешь?
— А я его с женой недавно видел в этом магазине. Они консервы всякие ему в дорогу покупали.
— Так, значит, он отъехал совсем недавно? Догоним! — воскликнула я и положила руки на руль, собираясь тронуться.
Папазян тут же нежно снял мои руки с руля и сказал:
— Какой недавно! В магазине продавец красивый-прекрасивый, молодой! Я с ней целый час разговаривал, обхаживал… — Гарик помолчал немного, а затем, отрешенно вздохнув, добавил: — Отказала!
— Значит, не догоним… — разочарованно проговорила я.
— Да нет, Танюх, — серьезно сказал Гарик. — Говорю же: час назад он уже отбыл. А в чем дело-то? Может, я чем помогу?
Мне ничего не оставалось делать, как пересказать все Папазяну. Он внимательно выслушал, а затем воскликнул:
— Какая ерунда! Что же молчала? Да я тебе в два счета экспертизу организую.
— Да не знаю… Я уже как-то на Кирю настроилась… Заразилась азартом погони…
— Не вешать нос! Я все устрою, — Папазян положил руку мне на плечо.
— При каком условии? — криво улыбнувшись, спросила я.
— При самом невинном, — Гарик вздохнул. — Результаты передам прямо в твои нежные ручки… при встрече тет-а-тет.
— Га-а-рик! — с деланым возмущением протянула я.
— А что? Разве в этом есть что-то предосудительное? Посидим, попьем кофе, побеседуем… — Папазян положил руку мне на бедро.
— Тогда пригласи меня куда-нибудь. В кафе или ресторан… — сказала я, избегая предложения встретиться в его или моей квартире.
— А почему не дома?
— Надоела, знаешь ли, рутина. Все дом да дом…
— Та-аня! — Папазян рассмеялся. — Ты говори да не заговаривайся! Тебя дома-то днем с огнем не застанешь…
— Ты что? — воскликнула я, сделав серьезное лицо. — Я абсолютно на мели, общественных мест не посещаю… Щи да каша — пища наша.
— Ну ладно, ладно, согласен, — Гарик кивнул головой. — Куда — сообщу позже. А теперь давай твой материал.
Я расстегнула сумочку и вытащила из нее косметичку с землей.
— Это что еще такое? — удивленно воскликнул Папазян. — Не по форме образец! — Гарик рассмеялся, рассматривая косметичку со всех сторон.
— Что было под рукой, — объяснила я.
— Ты чью кровь надеешься обнаружить? — спросил Папазян.
— Да уж ясно, что не поросячью! Кстати, вот это может понадобиться. — Я полезла еще раз в сумку и достала записную книжку.
Быстро пролистав ее, отыскала записи, сделанные при беседе с патологоанатомом, дававшим заключение по телу Беспалова.
— Здесь есть данные о крови жертвы, — сказала я и протянула вырванный листок Гарику. — Кстати, запиши телефонный номер этого доктора. Может, понадобится. Ведь я не все из его слов записывала, а только то, что мне было более или менее понятно.
Я протянула Папазяну ручку и продиктовала телефон Иванова.
— Ты меня подбросишь? — спросил Гарик, закончив записывать.
— Конечно.
Назад: ГЛАВА 6
Дальше: ГЛАВА 8