ГЛАВА 4
— Какой, вы говорите, вице-жилец этого мира вас интересует? — небрежным жестом убирая зеленые купюры в ящик своего стола, спросил меня рослый широкоплечий мужчина, специалист, занимавшийся вскрытием интересующего меня трупа.
— Беспалов Дмитрий Владимирович.
— Кстати, я — Иванов Сергей Петрович, — осмотрев меня с ног до головы, игривым тоном проговорил мужчина и, подойдя к сейфу, достал из него стопку каких-то бумаг.
Послюнявив свои толстые пальцы, он стал медленно пролистывать документы, отыскивая нужный. И в то же время не переставал вести со мной светскую беседу, о которой современным языком можно сказать так — он просто-напросто клеил меня.
— Интересная у вас профессия, интересная… И что же, есть успехи?
— Угу, — пренебрежительно ответила я.
— И что же…
— Сергей Петрович! — резко перебила я его, хлопнув при этом ладонью по столу. Доктор заметно вздрогнул и уставился на меня, широко открыв глаза. — Давайте по существу! Я женщина занятая, даже деловая, так сказать.
— По существу так по существу… — протянул Иванов, пожав плечами, и вытащил наконец из стопки нужную бумажку. — Спрашивайте.
— Рассказывайте лучше вы все по порядку, а уж в заключение я спрошу о том, что останется для меня непонятным.
— Как хотите…
Здоровяк стал монотонно озвучивать написанное на бумажке. Среди сказанного им, конечно, было много несущественного и множество разных непонятных терминов. В общем, он перечислял все, что полагалось ему по роду профессии указать в данном документе. Тем не менее выделить самое главное у меня получалось. Я, не перебивая доктора, делала некоторые записи.
Как ранее и предполагалось, лицо Беспалова было облито кислотой. Иванов назвал ее формулу — аш два эс о четыре. Со школьной скамьи это сочетание букв и цифр известно каждому — серная кислота. По словам Сергея Петровича, преступник воспользовался концентрированным составом, который наиболее опасен. То есть действие таково, что если человек вечером ненароком упадет в емкость с данной жидкостью, то утром от него найдут одни только галоши. Или, скажем, подошвы от ботинок. Однако действие кислоты при желании можно нейтрализовать, если добавить к ней определенное химическое вещество для создания необходимой, своего рода обезвреживающей реакции. По всей видимости, в нашем случае к этому никто не стремился.
Еще одной интересной деталью являлось то, что эксперт отметил наличие волокон жесткой ткани на теле погибшего. Волокна эти, по его словам, не могли принадлежать его собственной одежде и напоминали, скорее, по своей структуре элементы материи типа мешковины. Вероятнее всего, как выразился велеречивый Сергей Петрович, несчастного при перевозке оборачивали чем-то, дабы ноша, в случае столкновения с нежелательным ночным прохожим, не шокировала его и не привела к сиюминутному разоблачению преступника.
«Так-так», — думала я, слушая эксперта. Никто из жильцов трофимовского дома — и пока никто вообще! — с заявлением о том, что стал очевидцем ужасного зрелища, судя по всему, не обращался. Свидетель, по идее, мог существовать, но он мог бояться и поэтому молчать. Хотя, вероятнее всего, преступникам просто посчастливилось, и на пути им никто не встретился. Что, впрочем, вполне объясняется поздним часом.
Иванов продолжал монотонно зачитывать заключение, в частности, назвал процент ожога тела и прочие мелочи. Однако меня гораздо более интересовала причина смерти. По моему представлению, вряд ли этот несчастный скончался от воздействия кислоты, а тот, кто так старательно «искупал» его, вряд ли использовал кислоту как основное средство для убийства. Я, например, знала, что негодяи, избирающие такое оружие, часто подмешивают в него «для верности» подсолнечное или другое растительное масло — чтобы кислоту было невозможно смыть с кожи. Я предположила, что в данном случае химическое вещество либо просто подвернулось под руку убийце, либо послужило дополнительным средством.
Эксперт, глянув на меня, сообразил, что некоторые специфические подробности мне совершенно не нужны, — и пропустил часть заключения, молча пробежав его глазами. Потом перевернул листок обратной стороной и воскликнул:
— Ага! А вот это вас наверняка заинтересует!
— Ну-ка, ну-ка… — протянула я и оперлась локтями на стол.
— Кроме кислотных ожогов, на теле трупа обнаружены следы удушья!
— То есть… его душили? Вначале или потом? То есть до кислоты или после?
— Я думаю, потом. Хотя не уверен. Но есть деталь, о которой я могу заявить с полной уверенностью.
— И что же это?
— Беспалова душили чем-то мягким. Например, шарфом.
— Помилуйте, какой шарф в это время года? — удивилась я. — Хотя…
Я встала и сняла со своей шеи легкий прозрачный шарфик, в раздумье сделала несколько шагов и остановилась прямо сзади Иванова.
— Вот так, да? — Я резко накинула шарф ему на шею и потянула на себя.
Иванов вздрогнул и, хрипнув два раза, застучал рукой по столу, как это делают борцы, когда хотят показать, что причиненная боль заставляет их признать поражение. Я отпустила шарф, и он соскользнул на пол.
— Ненормальная! — тихим дрожащим голосом проговорил Сергей Петрович, потирая шею. — Ты что себе позволяешь?
— Признаю, я превзошла допустимое, — нарочито испуганным тоном пролепетала я, с трудом скрывая смех, вызванный видом Иванова.
— Стерва, — едва слышно пробурчал он.
— Угадали, — так же тихо сказала я, наклонившись прямо к его лицу. — Мне все это говорят.
Затем я выпрямилась, села на свое место и как ни в чем не бывало произнесла:
— Ну что ж, продолжим? Так вы говорите, его именно так душили? Набросив вещь сзади?
— Да, — грубо ответил Сергей Петрович. — Только вещь эта, в отличие от вашей удавки, была мягкой.
— То есть?
— Скорее это было полотенце или что-то ему подобное. Судя по найденным на теле волокнам.
— Уверены?
— Да. Мягкая ткань оставляет на теле иной след, чем такая, как эта, — Иванов кивнул на мой шарф, лежавший на полу рядом с ним.
— Вы уж меня простите…
— Да ладно, — Сергей Петрович махнул рукой. — Теперь понимаю, почему вы делаете успехи. А поначалу удивился — как вы до всего доходите? И как вы с мужиками справляетесь? Одна, такая хрупкая… А теперь понятно.
— Вот и прекрасно! — нарочито обрадованно воскликнула я. — Мир? Сотрудничать будем?
Иванов указательным пальцем постучал по ящику, куда спрятал врученный мной гонорар за это общение, кривовато улыбнулся и одобрительно кивнул головой.
— Великолепно! Просто отлично! Ну что ж, расстанемся на этой доброй ноте. Мне пора.
Я развернулась и направилась к выходу. Иванов, рассчитывая, что я его уже не слышу, на выдохе протянул:
— Слава богу!
Выйдя на улицу, я села на скамейку и закурила. Следующий мой шаг был определен: еду по адресу Беспалова.
О цели этого визита догадаться нетрудно — мне предстояло попытаться выяснить, кто мог желать зла Беспалову. Возможно, его близкие имели насчет кого-нибудь определенные подозрения. Ведь не могло же убийство произойти ни с того ни с сего.
Еще раз на всякий случай заглянув в блокнот, я убедилась, что ехать предстояло совсем недалеко. Затушив оставшуюся треть сигареты о землю, я поспешила к своей «девятке».
Я повернула ключ в замке зажигания, тронулась с места и, миновав несколько улиц, оказалась в нужном месте. Девятиэтажный дом под указанным номером стоял вдоль довольно оживленной дороги, и окна его нижних этажей покрывал плотный слой пыли. Я посочувствовала жильцам и, вспомнив номер квартиры Беспалова, предположила, что и она находится на первом этаже. В ближайшие минуты я смогла убедиться в своей правоте.
Дверь мне открыла молодая высокая девушка. На вид ей было лет двадцать пять — двадцать шесть, поэтому она вполне могла являться несчастной вдовой. Однако на ее лице не было заметно того трагического чувства, которое обычно появляется на лицах родственников в случае гибели кого-то из близких, и это меня немного насторожило.
Заранее планируя действия, я решила сразу же предъявить свои «корочки». Представившись лицом официальным, я получала больше шансов на то, что беседа состоится. И вообще, на мой взгляд, разговор с представителем правоохранительных органов будет менее болезненным для скорбящих родственников.
— Добрый день, — стараясь быть как можно более любезной, сказала я.
— Здравствуйте, — почему-то шепотом ответила девушка.
Я достала из сумки удостоверение и в развернутом виде продемонстрировала его ей, при этом спросив:
— Вы Беспалова?
— Нет, — так же шепотом ответила девушка. — Заходите.
Я переступила порог и огляделась. Одна из дверей вела из прихожей в небольшую, но очень уютную комнату, в центре которой стояла детская кроватка. Реагируя на звуки нашего разговора, малыш в ней зашевелился и закряхтел. Девушка на цыпочках кинулась к кроватке и слегка покачала ее, приговаривая:
— Чу-чу-чу…
Видя, что дитя успокоилось, она так же на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
— Он очень чуткий, давайте потише, — сказала она мне.
— Ваш сын?
— Нет, Беспаловых.
— А вы, простите…
— Я — няня Данилы. Приходящая.
— Вот оно что! — немного разочарованно проговорила я. — Мы можем поговорить?
— Да, идемте на кухню, чтобы малыша не разбудить.
Я последовала за девушкой. Кухня была довольно просторной и светлой. В правом углу, возле окна стоял мягкий диван-уголок. Присев на него с краю, няня представилась:
— Руфь.
— Татьяна, — ответила я и села напротив. — А хозяйка скоро будет?
Руфь тяжело вздохнула и сказала, что жена усопшего Дмитрия Владимировича Беспалова, Ира, уехала. Родители Дмитрия проживают в районном центре Недолюбе, и они настаивают на том, чтобы их сын был захоронен там, где родился. Тем более что в Недолюбе живут многие их родственники, а здесь только Ира и ребенок. Ира согласилась, и вот теперь уехала туда хлопотать насчет предстоящей траурной церемонии.
— Придется тогда допрашивать вас, — вздохнув, сказала я.
Однако поведение няни сразу же переменилось. Если до этого она не выражала никакого протеста относительно нашей с ней беседы, то теперь стала отказываться от разговора, упирая на то, что не имеет права распространяться о личной жизни чужой семьи, что не хочет потерять работу, которая очень неплохо оплачивается.
Я стала настаивать, а Руфь в свою очередь вспомнила о правах и обязанностях российского гражданина и заявила, что без адвоката отказывается со мной беседовать. Никакие увещевания о том, что выяснение истины в интересах Беспаловых, на девушку не действовали, и я начинала терять терпение.
— Я вынуждена тоже напомнить вам некоторые моменты нашего законодательства! — воскликнула я наконец, перейдя со спокойного тона на довольно грозный. — А именно: лжесвидетельство преследуется по закону!
После этого высказывания Руфь стала более словоохотливой, очевидно, взвесила все «за» и «против». Меня интересовало буквально все о Беспаловых, все, что могла знать о них няня. Конечно, жена погибшего могла дать более исчерпывающую информацию, но ее ожидание или поиски заняли бы гораздо больше времени.
В ответ на многие вопросы Руфь просто пожимала плечами. Однако кое-какие важные вещи она все-таки смогла мне сообщить. Так, например, сказала, что Ира работает на химзаводе, причем, несмотря на молодость, занимает один из руководящих постов. Это место ей обеспечил дядя, всю жизнь там проработавший и занимавший высокую должность. Дядя — человек бездетный, Ира — его единственная племянница, поэтому он так и расстарался.
Сказанное меня немало заинтересовало. В голове замельтешило: химзавод — кислота, химзавод — кислота. Уж где-где, а на химзаводе такое добро не редкость, и человеку на руководящей должности, по моим представлениям, достать баночку-другую аш два эс о четыре не составит труда. «Ну и что мы имеем? Жена угрохала мужа?» — спрашивала я саму себя, приходя к мысли, что следует очень обстоятельно поинтересоваться супружескими взаимоотношениями в этой семье.
— А как Ира с Дмитрием жили? Они ладили? — будто бы случайно спросила я у няни Беспаловых.
Руфь посмотрела на меня так, будто хотела сказать: «Не твое дело!» Но тем не менее этой фразы она не произнесла, а дала полный расклад беспаловских отношений, которые раньше были прекрасными, а в последнее время стали хуже некуда. Дело было в том, что Дмитрий изменил жене, а она про это узнала. Узнала, потому что хотела узнать.
Ира часто делилась своими переживаниями с няней Данилы, поскольку близкой подруги у нее не было. Так что в этом смысле Руфь становилась для меня кладезем информации. И девушка хотя и неохотно, но посвятила меня все-таки в нюансы семейной драмы.
Ира по природе своей была очень ревнивой, но мужу этого никогда не показывала. Она подозревала его в неверности и, переживая в душе, очень страдала. Причины для этих переживаний у нее были. Однажды, собираясь постирать своему благоверному брюки, она стала выворачивать карманы и обнаружила там записку с номером телефона, под которым было указано женское имя. С тех пор семейная идиллия превратилась в кошмар с целой чередой бурных скандалов. Дмитрий клялся и божился, естественно, что записка абсолютно ничего не значит. Ира на словах вроде бы его простила, но червь сомнения все время точил ее сердце. И, как оказалось позже, не напрасно.
Спустя восемь месяцев после того, как Ира родила Данилу, у нее возникла необходимость показаться женскому доктору, который, естественно, в первую очередь рекомендовал сдать анализы. А они через пару дней показали — со здоровьем у Иры не все в порядке. В бумажке, присланной из лаборатории, значилось название инфекции, которая, как помнила Ира, передается половым путем. Кроме супруга, Ирине подозревать было некого.
Взбешенная Ирина позвонила знакомой медсестре, и та обещала уточнить все об этом заболевании у людей более осведомленных — у врачей. Но на ожидание у Ирины сил не было. Как только Дмитрий явился домой, она швырнула ему в лицо свою медицинскую карточку с анализами и сухо спросила:
— Что это такое?
Далекий от медицины, Дмитрий не сразу понял, о чем речь. Но под нажимом вскоре признался жене, что на самом деле изменил ей, правда, давно — четыре года назад. Ирина не поверила ему, резонно заявив, что если бы это было так, то болезнь обнаружилась бы уже давно. Однако Дмитрий настаивал на своем.
Позже та самая медсестра сообщила, что заболевание, обнаруженное у Ирины, при определенных обстоятельствах возникает сама собой, но Беспалова скрыла это от мужа и продолжала тихо ненавидеть его за измену, в которой он так легко сознался.
Ира горько убивалась, с Дмитрием не разговаривала, допоздна засиживалась у приятельниц, возвращалась навеселе. Однако, как известно, время лечит, и она постепенно смягчилась, даже после пары дорогих подарков вроде бы простила благоверного. Во всяком случае, внешне отношения супругов стали выглядеть такими же, как и прежде.
— Так продолжалось до момента смерти Беспалова? — поинтересовалась я, когда Руфь ненадолго замолчала.
Девушка замялась, но потом, покраснев, призналась, что невольно явилась причиной возобновления вражды между супругами.
Однажды, болтая по-приятельски с хозяйкой, Руфь высказала свое изумление… мол, как же так, Ирина — такая красивая, стройная, умная и все такое прочее, а муж столь безобразно с ней поступил, изменил ей. А потом еще и возмущенно добавила, что она сама на месте обманутой супруги просто-напросто убила бы мужа. Рассказав это, Руфь тут же уверила меня, что слова ее о немедленном убийстве были просто словами, так сказать, крылатым выражением. Однако после них — выходит, с легкой руки няни — Беспалова вновь впала в обиду и даже иногда вела себя с мужем агрессивно. Один раз она, разъяренная, бросилась на него с ножом, но, слава богу, все обошлось.
Последнее сообщение меня весьма заинтересовало, и вопрос: «Жена угрохала мужа?» — встал передо мной еще острее. «Сначала, может, кислотой плеснула, чтоб никому не приглянулся больше, а потом решила, что этого наказания ему будет слишком мало», — рассуждала я про себя. В общем, все тогда просто и понятно, только… зачем и как она отправила труп своего благоверного моему соседу?
Мне вспомнились слова эксперта об удушении Беспалова, и это породило еще больше загадок. В документах, которые зачитал мне Иванов, указывался рост убитого и еще кое-какие его приметы. Исходя из них, я заключила, что Беспалов отнюдь не был ни лилипутом, ни дистрофиком, и задушить его женщине не так-то легко, если не сказать — явно не по силам.
Размышляя, я молчала, устремив взгляд в одну точку перед собой. Когда же внезапно затарахтевший холодильник заставил меня очнуться, я рассмотрела, извиняюсь за каламбур, то, на что смотрела. Один из углов кухни был щедро «украшен» пустыми пивными и водочными бутылками. Это меня удивило.
В своем рассказе о Беспаловых Руфь ни разу не обмолвилась о том, что кто-то из супругов увлекался спиртным. Да и потом — во всей квартире царил идеальный порядок, и щепетильная хозяйка, следившая за домом, вряд ли позволила бы себе держать долгое время такое количество ненужной посуды.
Внезапно из детской раздался пронзительный крик, и Руфь кинулась туда, чтобы успокоить младенца. Охваченная любопытством, я решила воспользоваться этим моментом. Встав на четвереньки, я стала присматриваться к бутылкам, стоящим на полу. В первую очередь я разглядела дату на этикетках. Посуда оказалась совсем «свежей». Торопливо перебирая одну пивную бутылку за другой, я установила — они куплены не сразу, а постепенно, день за днем, по несколько штук.
— Это похоже на запой, — задумавшись, проговорила я вслух.
— Что с вами? — услышала я позади себя.
В дверях стояла Руфь с очаровательным малышом на руках. Я поняла, что выгляжу глупо, поэтому поспешила оправдаться:
— Серьга укатилась.
— Вам помочь?
— Нет, спасибо, я ее уже отыскала.
— Вы извините, я сейчас. Данилу надо покормить. Это не займет больше десяти минут. Потом я положу его в кроватку, и мы сможем продолжить разговор. Он очень спокойный. Дя? — спросила няня карапуза детским голосом, и он широко заулыбался ей в ответ.
Руфь взяла со шкафа небольшую бутылочку, наполненную какой-то жидкостью отвратительного цвета, и удалилась, приговаривая:
— Сейчас будем кушать кашку-малашку.
— Несчастный! — тихо сказала я. — Мне даже с голодухи не захотелось бы есть такую бяку.
От нечего делать я стала разглядывать пачку из-под детского питания, стоящую здесь же, на шкафу. Прочитав перечень продуктов, входящих в эту самую «малашку», я сделала вывод, что кашка хоть и полезная, но все-таки гадость.
Как и было обещано, минут через десять Руфь возвратилась, и мы продолжили беседу. В дальнейшем разговоре выяснилось, что муж-изменник, огорченный то ли своим поступком, то ли реакцией на него жены, стал напиваться до свинского состояния. Морщась, Руфь очень живо описала, каким порой возвращался домой Дмитрий. С выражением не меньшего отвращения на лице она изобразила, как выглядел Дмитрий, пьянствуя у себя дома, на кухне. Оказывается, нередко бывало, что он падал со стула и засыпал здесь же, прямо на полу.
Представив себе эту картину, я предположила, что находящегося в таком состоянии даже крупного мужика нетрудно прикончить. Руфь так артистично описала все происходившее в последние дни в доме Беспаловых, что и у меня возникло чувство брезгливости. И если это Ирина удушила своего благоверного, то мне было вполне понятно, какое чувство руководило ею на тот момент.
Я вновь мысленно обратилась к рассказу эксперта, который, кроме всего прочего, сказал, что мужчина до своей смерти находился в состоянии алкогольного опьянения. И это еще больше укрепило мои подозрения относительно Ирины. Только, решила я, скорее всего, у нее был помощник. То, что она муженька угрохала, это я могла себе представить, а вот как она потом от покойничка избавилась? Одним словом — дело ясное, что дело темное.
Первое, что пришло мне в голову, — Беспалова кому-то заплатила, чтобы перевезти труп. Женщина она небедная и вполне могла раскошелиться так, чтобы заодно с оплатой услуг по перевозке тела купить и молчание грузчика или грузчиков. Но если вопрос о средствах передо мной не вставал, то некоторые другие вопросы появлялись.
Я понимала, что ответы на них можно получить, только побеседовав с самой Ириной, поэтому, помолчав некоторое время, обратилась к Руфи:
— А когда я могу увидеть Беспалову?
— Она завтра должна быть здесь, — ответила девушка.
— И не раньше? — разочарованно спросила я.
— Нет, к сожалению.
Такая задержка в прояснении отдельных моментов меня, конечно, огорчила, но тут же я вспомнила, что еще кое-что вполне могу узнать и от няни.
— Руфь, а не могли бы вы мне рассказать, как семья провела тот злополучный вечер?
— Не понимаю…
— Кто хотя бы был дома?
— А… — протянула девушка. — К сожалению, тут я вам не смогу ничем помочь. Меня в тот день для ухода за малышом не приглашали, поэтому, увы…
— Почему не приглашали?
— Ирина сказала, что специально не запланировала на вечер никаких дел, так как хочет провести время со своим ребенком. Знаете, она вообще-то мало им занимается. Работа, работа… Даже в выходные я с ним нянчусь, а Ира в основном отдыхает. Поэтому, соскучившись по Данилке, она и решила, наверное, обойтись без «третьего лишнего» между нею и ребенком.
Сказанное еще больше укрепило меня в моих подозрениях. «Ага, — думала я, — избавилась от свидетелей и приступила к осуществлению своего замысла!» Тем не менее все эти размышления были не больше чем предположениями. Оставаться в квартире Беспаловых больше не было смысла. Все, что могла сообщить мне Руфь, я услышала и приняла к сведению.
— Ну что ж, мне пора… — вздохнув и встав со стула, произнесла я. — Работа ждет.
— Наша служба и опасна, и трудна?.. — несколько иронично произнесла Руфь.
— Да, так оно и есть, — улыбнулась я. — Мы с вами, думаю, еще увидимся.
— Догадываюсь, — девушка понимающе кивнула головой.
Я направилась к выходу.
— Да, кстати, — сказала я, уже переступив порог, — вас посетят еще и другие работники органов. Дело сложное, многим придется им заниматься. Поэтому не удивляйтесь, если вам еще раз придется повторить то, что вы только что рассказали мне.
— М-м-м… — вновь понимающе протянула няня.
Все это я говорила затем, чтобы появление настоящей милиции ни у кого здесь не вызвало возмущения. Хотя, скорее всего, Ирину допросили сразу же, когда она опознала тело Беспалова. Тем не менее я не была уверена, что менты не появятся и в квартире.
