Глава 8 В логове кушумского «Хана»

Не могу сказать, что пробуждение мое было очень уж неприятным. Скорее даже наоборот. Все вокруг едва заметно пружинисто покачивалось, шины мягко шуршали по асфальту (видимо, скорость была приличная!), а моя голова удобно покоилась на чем-то теплом, твердом, но упругом. Уже потом я поняла, что это, наверное, мужское плечо. Перед глазами у меня было по-прежнему темно, однако теперь эта темнота не была непроницаемой: в ней плавали какие-то смутные образы и красивые радужные круги — малиновые, зеленые, синие… Только вот почему-то очень болело под правой лопаткой, а так — все было совсем неплохо, и мне, убаюканной, хотелось ехать и ехать в этой машине, и сладко подремывать, и видеть радужные сны…

Но моя занудная детективная сущность упорно пыталась вернуть свою хозяйку к активной жизни. Поэтому мне волей-неволей пришлось сообразить, что меня везут с завязанными глазами в легковой машине — по-видимому, в той самой «девятке», ибо других машин поблизости не было, на заднем сиденье, зажатую между двумя особями мужского пола. То, что везли с завязанными глазами, было хорошим знаком: другой из известных способов заставить молчать об увиденном нравился мне гораздо меньше.

Тут я вспомнила о микрофончике, спрятанном на моей трепетной груди. Мне не составило труда незаметно убедиться, что он на месте. Ага, значит, не обыскивали — совсем хорошо. Значит, мой напарник все слышал, все понял и уж, конечно, что-нибудь предпримет. Может быть, уже и предпринял.

После всего, что я вспомнила и сообразила, мне оставалось только пошевелиться и подать голос — не для того, чтобы получить ответ на вопрос, а просто чтобы услышать их голоса. Может, удастся еще что-нибудь сообразить.

— Куда вы меня везете?

Молодой голос с чуть заметным акцентом ответил мне не сразу, но вполне вежливо и даже на «вы»:

— Узнаете. Вам не сделают ничего плохого.

Хм, приятно это слышать. Хотя, с другой стороны, если они считают, что электрошок — это «ничего плохого», то…

Я решила, что продолжать беседу бессмысленно, и попробовала соображать дальше. Вопрос номер один — тот, который я уже задала вслух: куда меня везут? Судя по акценту, ответивший мне парень вполне может оказаться татарином; можно предположить, что и другие — тоже. Учитывая криминальную «родословную» убитого Визиря (а я склонна думать, что убитым был именно он), а также то, что едем мы уже довольно долго и явно не по городу, можно сделать логический вывод: везут меня скорее всего в ставший уже родным моему сердцу Усть-Кушум. Вероятно, это тот самый случай, когда люди, обладающие властью — пусть даже весьма своеобразной, — захотели со мной побеседовать.

Догадка эта не вызвала у меня большого энтузиазма. Но и паники тоже: оказаться в логове Батыра, которому я пока еще ни разу не перешла дорогу, было для меня, безусловно, лучшим вариантом, чем попасть в лапы Галантерейщика. Впрочем, у Батыра могло быть на этот счет свое мнение — я имею в виду «переход дороги». А потому гораздо большую актуальность, на мой взгляд, приобретал вопрос номер два: зачем меня туда везут?

Между тем, кажется, меня уже почти привезли. Я усекла знакомый спуск-подъем перед самым Кушумом, гомон людей на автобусной остановке, характерные звуки жизни на деревенских подворьях. Перед этим на меня нахлобучили какую-то соломенную шляпу — наверное, чтобы повязка на глазах не вызвала подозрений у чрезмерно любопытных. Машина сбросила скорость, повернула налево — но, по-моему, не на ту улицу, где находилась дача Бутковских, потом направо, потом «еще много-много раз», так что мне начало уже казаться, что мы спускаемся по кругам ада. Наконец мы остановились, водитель посигналил, я услышала звук, который, по моему мнению, могли производить раздвигающиеся металлические ворота. Мы продвинулись еще немного вперед, снова остановились, кто-то открыл заднюю дверцу, и новоприбывшие обменялись со здешними караульными несколькими короткими репликами на своем наречии. Я уловила только два или три раза произнесенную — на восточный манер — кличку «Визирь». С меня сняли шляпу — очевидно, чтобы похвастаться уловом, и возгласы встречавших выразили живейшее одобрение.

«Вот ишаки вонючие!» — мысленно выругалась я. И неожиданно для самой себя рявкнула вслух:

— Хватит трепаться, поехали! Шеф ждет!

Они проглотили остатки своих восторгов — возможно, вместе с языками. Я ожидала, что мне сейчас врежут за наглость, но ничего подобного не случилось. Кто-то, очевидно, «старшой», отдал короткую команду, дверца захлопнулась, и машина резво взяла с места при гробовом молчании пассажиров. Наверное, шеф действительно ждал!

Должно быть, еще добрых пять минут мы ехали от КПП к дому по ровненькой подъездной дороге со скоростью никак не меньше 60 кэмэ в час! И вот водитель заглушил двигатель, а мой сосед слева, на плече которого я мирно дремала добрую половину пути, заботливо придержал меня за локоть:

— Выходите, приехали.

— Может, развяжете глаза-то? Я у вас тут шею сломаю!

— Ничего, я помогу. — В чем он мне поможет, я так и не поняла: шею сломать, что ли?.. — Осторожнее, здесь ступенька…

Таким манером — то ползком, то волоком — мы преодолели бесчисленное количество ступенек, лестниц, коридоров и коридорчиков — одним словом, погонных метров вражеской территории. Навстречу нам бесконечно попадались новые люди — почему-то исключительно мужского пола, мой провожатый обменивался с ними какими-то фразами, но, судя по тону, уже в сугубо деловом ключе. И не раз я пожалела, что ничего не смыслю в татарском, кроме «бар» да «йок»… Надо будет подзаняться. Если, конечно, во всей передряге мне не выйдет полный «йок»…

Наконец, открыв какую-то дверь, мой сопровождающий сказал: «Подождите здесь». С этими словами он снял пелену с моих глаз и бесшумно исчез прежде, чем я смогла его увидеть. Мне показалось, что в мою бедную сетчатку ударили разом сто миллионов фотонов, и я зажмурилась от резкой боли. А когда вновь смогла приоткрыть глаза, то поняла: хотя света в этом помещении не так уж много, но зажмуриться тут есть от чего!

Судя по всему, меня привели в кабинет шефа. Площадью он был никак не меньше, чем малый зал заседаний нашего областного правительства. И вся эта площадь — от стенки до стенки! — была укрыта золотистым персидским ковром, о стоимости которого я не берусь даже делать предположения. (А ведь кое-что в этих делах смыслю!) Мои ноги, обутые, по случаю рискового мероприятия, в простенькие и удобные матерчатые тапочки, утонули в этом произведении коврового искусства по самые щиколотки. В противоположном от меня конце «зала заседаний», близ окон, задрапированных зелеными парчовыми шторами с золотыми кистями (точно такие же зеленые покрывала украшали оттоманку в углу и несколько кресел, разбросанных по всей комнате) расположился резной с инкрустациями письменный стол — тоже произведение искусства. За ним смело могло бы уместиться все наше правительство. Сбоку от этого «полигона» красовалась китайская фарфоровая напольная ваза гигантских размеров: небесно-голубая, расписанная тончайшим причудливым орнаментом, с ручками в виде огнедышащих драконов… Все губернское правительство в ней, конечно, не поместилось бы, но уж один губернатор — это как пить дать!

Слева, над зеленой оттоманкой, на зеленом же ковре (правда, размером поменьше, чем на полу) расположилась потрясающая коллекция старинного холодного оружия. Благородные дамасские клинки, кривые турецкие ятаганы, казачьи шашки, кинжалы, усыпанные драгоценными каменьями, доведенные до совершенства причудливой фантазией древних оружейников… Ничего подобного я никогда не видела!

Довершил же мой моральный разгром камин, который занимал почти всю противоположную стену — по правую руку от меня. В нем могло бы… ладно, оставим в покое наше несчастное правительство, ему и так уже досталось. В этом камине спокойно могла бы припарковаться та вишневая «девятка», которая меня сюда доставила. Готова поспорить: такому камину позавидовал бы даже «Президент-отель»! А впрочем, я понятия не имею, что там есть, в этом «Президент-отеле», да и наплевать: мне на всю оставшуюся жизнь хватило бы этой комнаты! Я уж не говорю о каминной решетке, о люстре, канделябрах, подсвечниках, зеркалах, вазах, статуэтках, письменных приборах, о шелковых обоях на стенах и даже — о Господи! — о золоченой клетке с «райской птичкой»… Боже правый! Аллах всемилостивый!

В этой комнате, похоже, не было ни одной даже самой малой вещицы, которая не являлась бы произведением искусства, музейным экспонатом. Впечатление создавалось такое, что всю свою обстановку хозяин этого кабинета приобрел на распродаже у какого-нибудь внезапно обедневшего арабского эмира, но… как иначе объяснить, что все эти вещи оказались здесь?!

Совершенно позабыв о времени и пространстве, я завершила беглый осмотр по первому разу и по второму дошла опять до коврика с клинками, когда голос, прозвучавший, казалось, у самого моего уха, заставил меня вздрогнуть:

— Приветствую тебя в моем доме, уважаемая дочь моя!

Мне показалось, что голос этот принадлежит еще достаточно молодому человеку, но я ошиблась. Главный смотритель этого музея, он же его директор, имел все основания называть меня не только своей дочерью, но и внучкой: он был, по крайней мере, в два с половиной раза старше меня. Невысокого росточка, сухонький, с белоснежной бородкой «клинышком» и увенчанный такой же белой чалмой, в очках в золотой оправе, Батыр был похож на кого угодно — на мулу, на учителя воскресной школы, просто на доброго мусульманского дедушку, — но уж никак не на могущественного «крестного отца» мафии, одно имя которого заставляет людей цепенеть от ужаса. Аккуратненький серый костюмчик, идеально отутюженный, и белейшая рубашка с черным галстуком довершали впечатление полного благочиния и благолепия.

Что ж, по крайней мере начало обнадеживало. Я постараюсь ответить именно так, чтобы и свое достоинство сохранить, и быть оцененной по достоинству:

— Здравствуйте, уважаемый.

Видимо, он меня и оценил, потому что радушная улыбка не слетела с его лица. Широким жестом хозяин показал на пару зеленых кресел:

— Присядем, дочь моя. В ногах, говорят, правды нет, так? А еще говорят, хороший гость — это подарок Аллаха.

По-русски он изъяснялся не хуже какого-нибудь профессора словесности.

— Ваша правда, уважаемый. Только разве гостя приглашают в дом с помощью электрошока?

— Вах, вах! — Он скорбно покачал чалмой, словно мудрый учитель, которому доложили о шалостях его питомцев. — Глупые мальчики! Неразумные дети Аллаха! Я примерно накажу их, дочь моя. Они не должны были применять силу. Они должны были просто привезти тебя ко мне. Прости их, во имя Всевышнего!

Это уже интересно: как бы они привезли меня, если б не применили силу?

— Ну что вы, пустяки. — Я махнула рукой. — Как бы там ни было, они меня все-таки привезли. Зачем я вам понадобилась, уважаемый… Кстати, как мне вас называть?

С минуту он пристально смотрел на меня своими выцветшими, но полными живого блеска глазами — словно раздумывал, до каких пределов стоит со мной церемониться.

— Зови Батыр-ханом.

Хм, не слабо! Хозяин этого дворца-музея, очевидно, ждал, какое впечатление на меня произведет его имя, но я, казалось, не придала этому никакого значения. Я тоже ждала — ждала от него ответа на другой вопрос. Вместо этого он задал мне свой:

— Ты знаешь, кто я, дочь моя?

— Догадываюсь… — Я ответила уклончиво, но опять-таки с достоинством. — Вы, уважаемый Батыр-хан, человек известный.

Он удовлетворенно кивнул:

— Это хорошо. Легче будет разговаривать. Так вот, дочь моя… — Он придвинулся ко мне ближе и присверлил меня взглядом к спинке кресла. — Беда в том, что я не знаю, кто ты. Ты-то пока еще не такая знаменитость, как Батыр-хан, хи-хи-хи… А узнать мне это очень надо, дочь моя. Просто необходимо!

Выбора у меня не было. Он все меньше и меньше напоминал доброго аксакала.

— И только-то, уважаемый Батыр-хан? Так это легко устроить. Зовут меня Татьяна Иванова, и я — частный детектив.

— Частный… кто? — По-моему, он был на самом деле поражен. — Аллах всемогущий… Да что же это? Значит, и до нас уже докатилось… Ах, проклятые янки, дети шайтана! Ишаки поганые! Мерзкие гяуры!..

Минут пять Батыр, распаляясь все сильнее, костерил соотечественников Ниро Вульфа, по-видимому, виновных в том, что поветрие детективного бизнеса доползло до наших благословенных мест. Потом он высказал массу красноречивых эпитетов в адрес самих представителей этой презренной профессии. Все это не предвещало мне ничего хорошего. Наконец хозяин кабинета вспомнил, что в непосредственной близости от него как раз и находится один из экземпляров «шакальей породы», и сразу как-то зловеще успокоился.

— Плохо, дочь моя! — Он печально смотрел на меня, искренне сожалея о моем грехопадении. — Это очень плохо. Для тебя… Я не люблю ищеек. Но об этом мы поговорим потом. Сначала Батыр-хан хочет узнать, зачем тебе понадобился Артист? Этот проклятый гяур, этот сын шайтана…

Оценочная лексика в адрес Артиста оставляла мне хоть маленькую, но все же лазейку. Надо постараться ее расширить. В течение нескольких мгновений я взвесила все «за» и «против». Старый лис недвусмысленно дал понять, что меня ожидает. Если я буду продолжать темнить — тогда тем более: с Батыром такие шутки не пройдут. С другой стороны, если сказать ему правду… ну, хотя бы в основном… то кто знает? Во всяком случае, Артиста он люто ненавидит, и я тоже…

— Уважаемый Батыр-хан, я скажу вам правду. Но не потому, что я в вашей власти. Я расскажу вам все потому, что вы человек мудрый и справедливый. И я уверена: вы разберетесь, кого надо наказать, а кого — помиловать.

По-моему, Батыру мое вступительное слово понравилось. Он довольно прикрыл глаза и кивнул головой в знак согласия. Я выждала немного — и сразу выложила главный козырь:

— Уважаемый Батыр-хан, Артист похитил ребенка.

Голова в белой чалме замерла на месте, колючие глаза за стеклами золотых очков открылись и вонзились в меня:

— Ты не шутишь, дочь моя? Это очень серьезное обвинение!

— Это чистая правда, уважаемый. Артист требует за мальчика огромный выкуп и убьет малыша, если отец не заплатит или если он обратится в милицию. Этот человек готов заплатить, но он хочет получить доказательства, что его сын еще жив. Вот почему он нанял меня. Я должна найти ребенка, а значит, я должна найти Артиста. Мальчик совсем маленький, и у него больное сердце. Без врачебной помощи он может умереть в любую минуту.

Скрюченные подагрой пальцы старика вцепились в зеленую парчу кресла, белая чалма опять закачалась — но теперь не вверх-вниз, а справа налево. «Шайтан! Гяур!..» — долетел до меня свистящий шепот…

— Кто этот человек, отец мальчика?

Вот этого я и боялась больше всего! Я постаралась, чтобы мой ответ прозвучал поуважительнее, но и потверже:

— Простите меня, уважаемый Батыр-хан, но этого я вам сказать не могу. Это не моя тайна. Этот человек — мой клиент, я связана с ним договором, а уговор, как вы знаете, дороже… — я запнулась, — дороже жизни.

На мое удивление, Батыр-хан воспринял дерзкий отказ спокойно, даже как будто был удовлетворен:

— Ты права, дочь моя. Я вижу, ты достойная девушка. Старому Батыр-хану не надо знать, кто отец мальчика. Если бы даже это был ребенок моего злейшего врага, то и тогда Батыр-хан сказал бы, что Артист — самая презренная собака на свете! Украсть у отца больного ребенка… Вах! Аллах всемилостивый и милосердный, покарай этого паршивого ублюдка! А старый Батыр поможет тебе, — неожиданно закончил он, и блеск в его глазах теперь не предвещал ничего хорошего нашему общему «другу» Галантерейщику…

Я ждала.

— Дочь моя! — Голос Батыра зазвучал значительно, даже торжественно. — Да, я вижу теперь, что проклятые янки — да покарает их Аллах! — не зря придумали частных сыщиков. Хоть вы и дети шайтана, но иногда бывает трудно обойтись без вас! Плохо, что старый Батыр раньше не догадался об этом. Мои мальчики мозгами работать не умеют, они у них ослиные. А иметь дело с ментами хлопотно, там своя политика… Ну да ладно. Ты была откровенна со мной, дочь моя, и я отвечу тебе тем же. Батыр строг, но справедлив. Я тебе помогу, Татьяна Иванова.

Фу, ну наконец-то меня оценили по достоинству… А то я уж боялась, что придется умирать с гордо поднятой головой!

— Я не могу помочь тебе заполучить Артиста, — продолжал «крестный отец». — Если б Батыр знал, где найти эту собаку, то Галантерейщик давно беседовал бы в аду со своим отцом шайтаном! Но я могу дать тебе доказательства, которые ты ищешь. Мальчик жив, дочь моя! И Артист не станет его убивать, даже если отец не заплатит выкуп. Наоборот — он будет сдувать пылинки с ребенка!

Я не верила своим ушам!

— Но… откуда вам это известно, уважаемый?!

— Батыр-хан живет на свете не один десяток лет, дочь моя. У него много врагов, но достаточно и друзей, хороших друзей! И от моих друзей мне стало известно, что в Одессу прибыл из Турции один шакал… известный торговец детьми… тоже мой старый знакомец. Тебе не надо знать его имя… Прибыл он за партией живого «товара». И еще мне стало известно, что Артист ведет с ним дела. А какие дела могут быть у двух таких собак? Один поставляет «товар», а другой платит! Теперь ты знаешь, Татьяна Иванова, что Артист не собирается возвращать мальчика отцу. Грязный ублюдок просто хочет дважды продать одного и того же ребенка!

Мне все еще казалось, что не мои уши слышат все эти слова. Так вот какую дьявольскую комбинацию задумал этот подонок! Значит, он уже решил судьбу Антоши! Малышу суждено закончить жизнь в грязном притоне где-нибудь в Стамбуле или Бангкоке…

Батыр немного переждал, пока я осмыслю эту информацию.

— Дочь моя, я давно иду по следу Артиста. Иду, как гончий пес. Человек, которого он убил сегодня, Визирь, не был подлым гяуром-предателем. Это был мой человек, верный человек. Надежный! Это большая потеря для меня… Визирь приблизился к Артисту по моему приказу. Приблизился настолько, что тот доверил ему операцию по похищению мальчика.

Я ахнула.

— Видишь, я знал, что Артист украл ребенка. Но — только это! Визирю не было известно ничего: как имя мальчика, кто была та женщина, которая вынесла его из больницы, и где они потом спрятали малыша… Ничего! Визирь только сговорился с водителем «скорой», подогнал машину и посадил женщину с ребенком. Женщину он никогда раньше не видел, а ребенок был усыплен хлороформом. Они проехали три-четыре улицы и отпустили «скорую». Женщина ушла, а Визирь с ребенком сел в другую машину, где были верные псы Артиста — Чайханщик и Акула. Машину эту они специально угнали, так что не ищи ее… Потом они высадили и Визиря — наверно, они просто хотели, чтобы он проследил за женщиной. Куда они поехали дальше, Визирь не знал. Я думаю, этот хитрый шакал Артист так и не доверял ему до конца. А когда Визирь сделал свое дело, он стал ему ненужен и опасен. Но Визирь еще надеялся выведать, где скрывается Артист и где прячут мальчика. Когда ему передали, что какой-то парень, не из блатных, которого называют Казаком, и его женщина «копают» против Артиста, Визирь решил встретиться с тобой. Казака он опасался: темная лошадка, кто знает?.. Вот так ты и попала в ту квартиру, дочь моя. Визирь всегда встречался там с Артистом. Я узнал, что шакал что-то пронюхал и собирается убрать Визиря, как убрал того жида, который прикармливал его в «Бутоне»… Ну, этого тебе знать не надо, Татьяна Иванова. Я послал своих ребят предупредить Визиря, но они пришли слишком поздно. А тут и ты появилась… Ну вот, дочь моя, теперь ты знаешь все, что тебе требуется знать, — подвел черту Батыр. — Ты умная девушка, тебя не надо предупреждать: кто много болтает, тот мало живет…

Я совершенно искренне ответила, что собираюсь еще пожить.

— А теперь главное: пароход с этим вонючим турком, сыном шайтана, отплывает из Одессы в воскресенье вечером.

Как он называется, для тебя тоже не важно. Об этом турке будет кому позаботиться… Главное, что мальчик должен быть на борту уже рано утром. Значит, увезет его Артист из Тарасова не позже субботнего вечера. А может быть, и раньше. Так что времени у нас с тобой почти не осталось. Но ты сначала ответь мне…

Я рассеянно слушала Батыра, потрясенная новым открытием: в тот момент, когда несчастный отец должен передать преступникам деньги, его сын будет уже за сотни километров отсюда, на турецком теплоходе — в лапах современного работорговца! Чудовищно… Но я не могла не обратить внимание на слова «у нас с тобой». Что это задумал старый лис?..

— …Скажи мне сначала: кто такой этот Казак?

Я не успела ему ответить. Где-то в недрах ханского дворца стремительно нарастал непонятный гул, словно к нам со скоростью звука приближался эпицентр стихийного бедствия. Уже было отчетливо слышно, как вылетают стекла, трещат двери и стены, вопят от ужаса и боли покалеченные люди… Толпа обитателей дворца с тревожным гомоном протопала за окном, призашторенным зеленой парчой…

— Что за шайтан?! — Хозяин кабинета обернулся к двери, откуда приближалась гроза, и несколько раз нервно нажал золоченую кнопку звонка на своем столе.

В отличие от Батыр-хана мне давно стало ясно, что это никакое не землетрясение и не тайфун, а неприятельское вторжение. Я похолодела от ужаса…

Когда через несколько секунд сражение достигло «предбанника» кабинета-музея, мы с Батыр-ханом одновременно вскочили на ноги. И в тот же миг створки дубовой двери разлетелись от громового удара, будто картонные…

Вы, конечно же, не раз видели в крутых боевиках, как это происходит. Герой — какой-нибудь Сталлоне, Шварценеггер, Ван Дамм или, на худой конец, Брюс Уиллис, — преодолев невероятные катаклизмы, порубав в капусту бесчисленное количество негодяев, эффектно появляется на сцене в самый нужный момент, чтобы спасти возлюбленную, друга или просто свершить правое дело. Появляется израненный, но живой и готовый к новым подвигам. Мускулы играют, глаза горят, весь в крови и славе… Ну так вот, могу поклясться: появление тарасовского Рэмбо в логове Батыра выглядело ничуть не хуже!

Возникший в дверном проеме бог войны с «калашниковым» на животе развернулся к преследователям и с истошным криком «ложись!» замахнулся гранатой. «Национальных гвардейцев» отмело от двери волной еще не грохнувшего взрыва, а вслед им полетела… черная пластмассовая баночка из-под крема. Герой-освободитель мгновенно захлопнул двери и задвинул тяжелый бронзовый засов.

— Руки за голову! К стене! — скомандовал от потерявшему дар речи «крестному отцу».

Одним прыжком я поравнялась с моим героем и повисла на его трофейном «калашникове».

— Что это значит? Кто ты такой, сын шайтана?! — От ярости Батыр стал белым, как его чалма, и в праведном гневе воздел руки к Аллаху.

— Уважаемый Батыр-хан, это тот человек, о котором вы меня спрашивали. Мой друг Григорий Орлов. Кое-кто называет его Казаком.

— Как ты сюда попал?!

Поскольку мой друг собирался ответить, мне пришлось зажать ладонью его окровавленные губы. Не хватало еще, чтобы Батыр узнал о микрофоне!

— Он ждал меня в машине неподалеку от того дома. Наверное, поехал за нами и выследил. Не мог же он знать, что вы просто пригласили меня в гости! А о том, как он сюда попал, вам лучше спросить у своей охраны.

С минуту старый мусульманский мафиози пристально смотрел на нас, и на его хитрой физиономии гнев боролся с другими чувствами.

И вдруг — клянусь! — он присел, хлопнул себя по коленкам и… захохотал. В эту минуту, думаю, судьба в третий раз за один день подарила мне мою собственную жизнь. Вернее, теперь — нам обоим…

— Ненормальный! — влюбленно прошептала я человеку с автоматом…

Между тем «национальная гвардия» — в который уж раз! — шла на приступ своей оскверненной святыни. Дубовая дверь трещала, но пока не сдавалась. Отсмеявшись, Батыр кивнул Григорию:

— Открой им, сынок. А то мне придется много платить докторам, которые будут их собирать…

Первая группа охранников, влетевших в распахнувшуюся дверь, образовала на золотистом хозяйском ковре бесформенную груду тел, вторая — ощетинилась стволами на пороге кабинета. По внешнему виду «гвардейцев», однако, легко угадывалось, что доктора выставят-таки Батыру счет на кругленькую сумму. Самые смелые дернулись было в сторону Григория, но хан остановил их коротким отрывистым приказом — чем-то вроде боксерского «брэк!» или собачьего «фу!».

«Крестный ата» поманил пальцем стройного отрока с фигурой атлета полусреднего веса и лицом, украшенным темной шелковистой растительностью. Наверное, еще четверть часа назад он был настоящим красавчиком; но сейчас его левое миндалевидное око прямо на наших глазах заплывало чудовищным багровым фингалом, а правое, дико вращаясь, пыталось просверлить дырку во лбу Орлова.

— Фахри, сынок, во имя Аллаха, убери отсюда своих никчемных ишаков. И попроси нашего гостя отдать тебе твою пушку, если она ему больше не нужна. Не то я сам продырявлю из нее ваши безмозглые головы, клянусь Всевышним! — Голос Батыра, и поначалу не предвещавший «ишакам» особых милостей, сорвался на истерический визг: — И одним из этих благородных клинков отрежу ваши трусливо поджатые хвосты! Вон!!!

Оконфузившееся войско Батыр-хана мгновенно очистило помещение.

— Ну, сынок, — обратился хозяин к своему новому гостю, когда за «ишаками» закрылась дубовая дверь, — ты зашел ко мне очень кстати, хоть я тебя и не приглашал. Садитесь, дети мои, наш разговор еще не закончен…

…Спустя полтора часа мы с напарником вернулись в город на моей машине, которую он оставил на безопасном расстоянии от поместья Батыра. Ввиду того, что инкогнито этого гнездышка было раскрыто самым неожиданным и бесцеремонным образом, нас отпустили домой своим ходом. Да и глупо, в самом деле, было бы завязывать нам глаза, в то время как сам хозяин здешних мест стал теперь моим клиентом и величал меня «своей уважаемой дочерью»!

Не хочу сказать, чтобы меня распирало от гордости. Даже совсем наоборот! Но не могу же я идти наперекор гаданию и отказываться от разумных компромиссов… Особенно — стоимостью в 50 тысяч долларов. Тем более что требовался от меня пустяк: найти Артиста. Я ведь и без того собиралась это сделать для Бутковского, к тому же за гораздо более скромную сумму…

Григорий, которого я развлекала в дороге записью моей содержательной беседы с Батыром, метался сейчас по моей квартире как раненый лев. Будучи верной подругой, я обмыла и перевязала «горячие раны его», но он жаждал отметиться новыми в смертельной схватке с Артистом-Галантерейщиком. На этот раз герой отделался сущими пустяками: рассеченная бровь, разодранная губа, десятка два мелких порезов, ссадин и ушибов. Маловато будет — для такого-то приключения! Правда, мы опасались, что охранники на КПП Батыра выпустят нам в спину по полному магазину каждый, но они, видимо, не хотели потерять работу.

Наконец мне удалось загнать Григория в угол. Встретившись взглядами, мы одновременно подумали об одном и том же: что могли бы больше никогда не увидеть этих глаз. Да и ничего другого тоже. И исступленно припали друг к другу. Бедный, что он пережил, когда там, в машине, услышал мой возглас, непонятную возню, треск электрического разряда и падение моего бездыханного тела! Да то же самое, что переживала я, когда он прорывался ко мне сквозь кордоны вооруженных до зубов батыровских головорезов…

— Гришка, ты, наверное, подумал, что они увезли мой труп?

— Дурочка… Я же все время слышал, как бьется твое сердце! Да и на кой ляд им сдался бы твой труп? Я сам, пожалуй, не знал бы, что с ним делать! Не то что сейчас…

На этой многообещающей фразе, естественно, зазвонил телефон.

— Пр-роклятье! Я его р-р-разобью…

— Только после того, как я закончу это дело. Алло!..

Старший лейтенант милиции Папазян все еще чувствовал себя несколько не в своей тарелке после нашей последней встречи, хотя, разумеется, никогда бы в этом не признался. Но я-то прекрасно поняла, что его беглый отчет о несанкционированном допросе вернувшегося из Пензы Василия Гилязова, шофера «скорой помощи», был не столько данью нашей дружбе, сколько способом загладить «немужское поведение». Поэтому, несмотря на красноречивую мимику Григория, я терпеливо выслушала все детали, которые не добавляли ничего нового к общей картине. Кроме последней:

— Садилась, говорит, в машину рыжая в черном платье, а вышла — шикарная брюнетка в красном костюме, и без ребенка!.. Слушай, дорогая, познакомила бы с шикарной брюнеткой, а?

— Может быть, Гарик, скоро и познакомишься, — пообещала я. — Спасибо, ты и в самом деле самый классный сыщик нашего времени! Хотя иногда бываешь гадом. А теперь чао, я жутко спешу!

— Да-а?.. Это от чего ж такого я тебя оторвал?

— От любовника, — честно ответила я и положила трубку.

Итак, это была все-таки Натали. Ну и черт с ней! В конце концов, как сказал Аллах, изречений которого я сегодня наслушалась достаточно, «человек — заложник своих вершений».

Если бы я получала почасовую оплату, то следующие три часа Бутковский смело мог бы вычесть из моего гонорара. Впрочем, думаю, он не стал бы так мелочиться. Тем более что я и мой лев, то есть орел, честно заслужили этот короткий привал перед последним и решительным марш-броском. Я даже позволила Григорию выключить телефон.

В десятом часу вечера я, наконец, набрала мобильный номер моего клиента. Я имею в виду первого и главного. Конечно, это надо было бы сделать раньше, но…

— Танечка, ну наконец-то! Я вас с Гришей разыскиваю целый день, уже не знал, что и думать!.. Он не у вас?

В этот час Олег Николаевич был еще в своем кабинете в «Бутоне»!

— Да, мы оба здесь. Нас неожиданно пригласили в гости, и мы только что вернулись. Подробности — при встрече. Олег Николаевич, кажется, сегодня ночь будет безлунной…

— Таня… Да-да, похоже на это! Неужели?!

Эта была условная фраза, которая означала: у меня есть доказательства, что с Антоном в порядке, но деньги для выкупа потребуются. А он подтвердил, что понял меня правильно.

— Именно так, Олег Николаевич. Как можно быстрее приезжайте ко мне. Но чтобы ни одна живая душа не знала! Ни одна — вы поняли?

— О Господи!.. Ладно, все понял. Уже еду.

Нет, Олег Николаевич. Пока ты еще ничего не понял…

Лев неслышно подкрался ко мне сзади и отобрал онемевшую трубку.

— Хватить дурить, Гришка. Облачайся в доспехи, Бутковский сейчас будет здесь! Поговорим с ним — и вперед!

Я подошла к окну. А ведь и в самом деле ночка сегодня будет — хоть глаз выколи… Весьма кстати.