Пятница
Но выспаться у меня не получилось, потому что ночью я проснулась, как от толчка, села на кровати и даже рассмеялась — я все поняла. Я поняла все до конца! Сна не было ни в одном глазу. Я пошла в ванную, где долго сидела на бортике и курила, ожидая, когда пойдет теплая вода. Приведя себя в порядок, я оделась и тихонько вышла из номера. Поднявшись на пятый этаж, я громко постучала в дверь Светлова. Всклокоченный и сонный, он открыл дверь и с ужасом посмотрел на меня.
— Еще кто-то? — спросил он.
— Нет, Леонид Ильич! — торопливо заверила его я. — Ничего страшного не случилось!
— Тогда что же вы меня среди ночи подняли? — возмутился Светлов.
— Нужно срочно проверить одну мысль, а для этого мне требуются абсолютно все — понимаете, все, какие у вас только есть, — подчеркнула я, — документы, по всем без исключения конкурсантам, и действующим, и уже выбывшим, — объяснила я.
— И протоколы заседаний жюри тоже? — спросил Леонид Ильич. — Тома их потом у себя в номере пишет, а на следующем туре остальные подписывают, и она их мне отдает — мне же после конкурса отчитываться перед оргкомитетом надо.
— И их тоже! — кивнула я.
Сонно хлопая глазами и позевывая, Светлов безропотно выдал мне все, что требовалось, и я наконец-то пошла вниз. Поскандалив немного с вахтером, которого мне пришлось разбудить, я, поеживаясь от утреннего холодка, села в машину и поехала домой.
Господи! Как же дома хорошо! Сварив себе кофе, я взялась за документы и, хотя и провозилась с пяти до семи часов, нашла подтверждение всем своим предположениям. Но умозаключения хороши только тогда, когда они подкреплены фактами и доказательствами, а у меня их пока было недостаточно. Сделав несколько распечаток — вот когда мне пригодилась моя техника, на которую я никогда не жалела денег, — я позавтракала и, едва дождавшись человеческого времени, то есть того, когда нормальные люди идут на работу, прихватила парочку отобранных снимков и поехала в салон безопасности «Бастион». Там меня неплохо знали и даже уважали за то, что я никогда не экономлю на оборудовании. Во всяком случае, при поступлении нового товара они мне всегда звонили и приглашали посмотреть.
— Привет! — сказала я знакомому продавцу-консультанту. — Посмотри, пожалуйста, это не у вас брали?
— Барахло! — презрительно бросил парень, внимательно осмотрев «жучок». — И модель старая! Мы, Татьяна Александровна, подобными давно не торгуем, так что вы нас не обижайте.
— Значит, в «Гарде»? — спросила я.
— Скорее всего, — согласился он. — Сделан недавно, значит, не second-hand, который на толкучке купить можно.
— Спасибо, поеду туда, — пообещала я, убирая «жучок» в сумку.
— Вы, Татьяна Александровна, к нам на следующей недельке загляните, — заговорщицким шепотом сказал продавец. — Нам тут кое-что привезти должны. Эх и вещи, я вам доложу!
— Обязательно, — пообещала я. — Мне как раз гонорар светит, так что будет на что его потратить.
В «Гарде», где я неоднократно бывала, меня тоже хорошо знали и встретили приветливо. Старший продавец-консультант осмотрел мой «жучок» и вернул мне.
— Павел! — проникновенно сказала я. — Я не обратилась бы к тебе, если бы не крайняя необходимость. Скажи, это у вас покупали?
— Мы свято храним тайну клиента, — обтекаемо ответил продавец.
— Значит, здесь, — кивнула я. — А посмотри, пожалуйста, по компьютеру, с какого дня вы начали хранить эту тайну. А то, видишь ли, клиент этот неправедным делом занялся, и были народу от его самодеятельности сплошные бедствия с последствиями.
— Злодейка ты, — вздохнул Павел, но, поколдовав над клавиатурой, назвал мне дату продажи, которая аккуратненько вписывалась в мою схему.
— Этот? — спросила я, показывая ему фотографию.
— Он самый, — подтвердил Павел. — Я потому его запомнил, что хотел ему объяснить, как пользоваться, а он ответил, что сам разберется.
— Правду сказал, — подтвердила я, убирая фотографию. — Он студент физфака.
— Здорово тебе напакостил? — поинтересовался Павел.
— Он на какой-то момент заставил меня почувствовать себя дурой, а я этого не прощаю, — жестко ответила я.
— И теперь уже у него будут бедствия с последствиями? — догадливо спросил он.
— И во множестве, — зловеще пообещала я.
Из «Гарды» я отправилась в театр, где предъявила директору фотографию парня, и он опознал того студента, который приходил к нему якобы наниматься на работу.
«Ну, теперь можно и в гостиницу заехать и узнать, все ли там в порядке», — подумала я, садясь в машину. По дороге я позвонила Кирьянову и сообщила, что по всем без исключения телефонным номерам, по поводу которых я его так напрягала, можно дать отбой, потому что они мне уже не нужны. Он страшно обрадовался и радостно сообщил мне заключение экспертов. Выяснилось, что в одну бутылку с газированной водой была добавлена большая доза дибазола, а водка и вторая бутылка воды оказались чисты, как слеза младенца. Пообещав заехать к нему с коньяком, как только разгребусь с делами, я вышла из своей «девятки» возле «Туриста» и решила проверить, как теперь обстоят дела с охраной. В холл гостиницы меня пропустили беспрепятственно, а потом я подошла к лифтам, нажала кнопку и стала ждать, когда подойдет свободный.
— Вы куда? — услышала я сзади чей-то мужской голос и, не поворачиваясь, ответила:
— В парикмахерскую.
Больше вопросов не последовало. Я действительно поднялась на второй этаж, заглянула в конференц-зал и убедилась, что все трое ребят на месте и репетируют. А потом по лестнице дошла до своего этажа, но, когда вышла в коридор, мне навстречу поднялся молодой здоровый парень в форме охраны гостиницы и строго спросил:
— Вы к кому?
— Я здесь живу в сорок пятом номере, — ответила я и, достав из сумки, показала ему ключи, которые утром, естественно, оставила у себя, а не сдала дежурной.
— Извините, но я вынужден вас обыскать, — заявил охранник.
— Мальчик! — изумленно воскликнула я. — Ты с утра пьян или уже успел перетрудиться до невменяемого состояния? Это кто же тебе такие инструкции дал?
На звуки нашей перепалки выглянула уже новая дежурная и с места в карьер начала разоряться:
— Ходят тут всякие, а у людей потом от этого одни неприятности!
Я не выдержала и расхохоталась, а потом позвонила Пашьяну и спросила:
— Арам Хачатурович! Это вы дали приказ при входе на четвертый этаж всех обыскивать?
— Вообще-то впрямую я так не говорил… — начал было он.
— Значит, это личная инициатива, — поняла я. — Знаете, по-моему, обыскивать — это лишнее. Достаточно просто встать так, чтобы были видны двери в номера, и следить за тем, кто куда идет или потом переходит из номера в номер. А то если ваш работник со своим служебным рвением попробует обыскать Полину, то вам придется срочно искать ему замену — рука у Ивана тяжелая.
— Передайте ему телефон, пожалуйста, — хмыкнув, попросил Пашьян.
Взяв мой телефон, парень молча выслушал начальство, а потом вернул сотовый мне и сказал:
— Извините, пожалуйста, Татьяна Александровна. Я неправильно понял Арама Хачатуровича.
— Надеюсь, что теперь правильно, — милостиво ответила я и спросила: — Что он тебе еще сказал?
— Велел оказывать вам всяческое содействие в вашей работе, — добавил охранник.
— Тогда давай начнем с малого, — сказала я и достала из сумки снимки двух подозреваемых. — Вот посмотри. Если увидишь здесь их двоих или кого-то одного, вырубай без малейших колебаний и тут же зови меня, понял? — Охранник кивнул. — Кстати, вырубить-то сможешь?
— Не волнуйтесь, — ответил он. — У меня тоже рука тяжелая.
У себя в номере я просмотрела записи с видеокамер, но ничего настораживающего не увидела. Ничего нового я не узнала, и прослушивая запись с «жучка», установленного в номере Светлова, а вот в номере Глахи, судя по всему, царила паника, потому что Сергей потребовал, чтобы Глаха хотя бы раз появилась на публике, то есть поужинала вместе с остальными.
— Ну, зачем ему это? — с беспокойством спрашивала Глаха. — Я и так на этом дурацком конкурсе сижу, долги отрабатываю.
— Значит, надо, — отвечал Александр. — Ты же поп-звезда! Тебе положено общаться с поклонниками!
— Да ну его! — сердилась Глаха. — У него семь пятниц на неделе! То не общайся с фанатами, то общайся! Господи! Ну, когда все это кончится?
— В понедельник, — стараясь успокоить Глаху, сказал Александр. — Вечером мы сядем в поезд — и домой! А сегодня уже пятница, и ждать осталось совсем недолго! Ну, не бойся, родная! Все будет хорошо!
«Чего это она так разволновалась? — удивилась я. — Может быть, боится, что сможет встретить в зале кого-то из знакомых? Так, я думаю, Александр не в дремучем лесу жил и о ее похождениях и так все знает. Ну да бог с ней! Пусть сама со своими проблемами разбирается!»
Достав из сумки с техникой две камеры наблюдения, я вышла в коридор и, приложив палец к губам, показала охраннику, который напрягся при виде меня, чтобы он меня не выдавал. Немного повозившись, я открыла ключом от своего номера двери Жени и Полины. Войдя в комнату сначала одного, потом другой, установила камеры так, чтобы они смотрели прямо на холодильники. Потом поднялась на пятый этаж, сняла там камеру и, вернувшись на свой, установила ее в номере Ивана, хотя это были, откровенно говоря, пустые хлопоты в казенном доме — он все равно ничего из пайка не ел.
Покончив с делами, я вернулась к себе и, усевшись напротив мониторов, принялась ждать. Сигаретами я запаслась, кофе из бара заказала, так что устроилась я с удобствами, книгу бы еще, но интересная отвлекла бы внимание, а от неинтересной я могла заснуть. Меня и так клонило. Я встала и начала разгуливать по номеру, не упуская при этом из виду мониторы. Я постоянно посматривала на часы, и мне казалось, что обе стрелки намертво прилипли к одному месту, а бойкое поскакивание секундной неожиданно привело в бешенство: и чего она дергается, как припадочная, если время все равно остановилось? Наконец пришло время обеда, и я заказала его, как и очередную порцию кофе, в номер, чтобы не отлучаться со своего поста даже на минутку.
Пришедший официант быстро расставил все на столике и, пожелав мне приятного аппетита, ушел. Когда я покончила с едой, то поняла, что совершила страшную ошибку — спать захотелось так, что я зевала во весь рот, а в глаза можно было смело вставлять спички. От нечего делать я включила телевизор, умудряясь одним глазом смотреть в него, а вторым — на мониторы. Тут-то меня прямо в кресле и сморило.
Очнулась я от того, что у меня затекла шея. С трудом подняв голову, я посмотрела на часы и изумилась — было время ужина.
— Вот стыдоба-то! — стала ругать я себя.
Я выключила телевизор и промотала запись с той камеры, что была установлена в коридоре.
— Слава богу! — с огромным облегчением сказала я, наблюдая совершенно пустой коридор со смутной фигурой охранника вдалеке.
Поразмыслив, я решила, что можно на ужин и в ресторан спуститься — все-таки развлечение. Я вышла из номера и, когда подошла к лифтам, спросила парня:
— Ты мои инструкции помнишь? — Он кивнул. — Значит, кроме Ивана, Жени и Полины, ты на этаж никого не пропускаешь! — Он снова кивнул. — Кстати, ты их в лицо знаешь?
— Видел, — подтвердил он.
— А на этот этаж, часом, никто не пробовал зайти? — спросила я. — А то я контролирую только коридор и номера, а вот холл и лестница с лифтами — на тебе.
— Нет! — помотал головой охранник, но что-то смутило меня в его ответе, и я переспросила:
— Точно нет?
— Да дежурная или горничная какая-то сунулась было, а потом увидела меня, удивилась очень и спросила, какой этаж. Ну, я сказал, что четвертый, а она ответила, что задумалась и перепутала, и тут же вниз пошла, — ответил охранник.
— Нестыковочка получается, — насторожившись, заметила я. — Номер этажа крупной цифрой на каждой лестничной площадке отмечен. Трудно перепутать! А как выглядела эта женщина или девушка?
— Вы имеете в виду, похожа она на девушку со снимка или нет? — уточнил охранник, и я кивнула. — Нет! На фотографии блондинка длинноволосая, а тут была темненькая и стриженая, да еще и в очках. Я ее сначала за Эллу принял, которая тут горничная на этаже — сегодня ее смена, а потом сообразил, что она с дежурной телевизор смотрит.
— Значит, она все-таки попыталась, — зло процедила я сквозь зубы.
— Да нет! Совсем не похожа она на девицу со снимка! — начал было охранник, но я перебила его:
— Мальчик, а ты знаешь, что на свете существуют парики и очки с простыми стеклами? — Он смутился и промолчал. — То-то же! Ну, ладно! Вряд ли она сегодня еще раз решится зайти, а ты стой и бди! Ясно?
— Ясно! — хмуро пообещал охранник, а я пошла в ресторан.
Проход из гостиницы в ресторан был закрыт, у двери, как я и велела, стоял парень в форме охранника. «Ничего, пройду, как и все остальные, через улицу, раз так для дела надо», — решила я.
Обычно полупустой, ресторан сегодня был почти полностью заполнен. У двери расположилась солидная группа парней лет шестнадцати-восемнадцати самого хулиганского вида. Они сидели вокруг сдвинутых столов, пили пиво и чему-то громко смеялись. В компании выделялись два очень неприятных парня значительно постарше, которые и задавали тон.
— Извините, Татьяна Александровна, — услышала я над ухом голос метрдотеля. — Но банкетный зал сегодня снят под свадьбу, и мы накрыли конкурсантам и всем остальным вон в том углу, чтобы вам никто не мешал.
— Ничего страшного, — успокоила его я.
Когда я проходила к нашему со Светловым столику, мне вслед раздалось несколько похабных замечаний, но я сделала вид, что не слышу их, — ну, не обращать же внимание на идиотов.
— Если бы я знал, что здесь будет эта шваль, заказал бы ужин в номер, — сказал Леонид Ильич.
— Бросьте! — отмахнулась я. — Не в безвоздушном пространстве живем, а этого добра везде хватает.
— Ваша правда, Таня, — вздохнул он. — Но, скажите мне на милость, куда катится мир?
— Вопрос чисто риторический и ответа не требует, — улыбнулась я.
Посмотрев на столик конкурсантов, стоявший ближе к нам, я увидела, что Иван с ненавистью косится на отморозков у входа, а Полина и Женя пытаются его успокоить — видимо, эти подонки что-то сказали по поводу Полины, и теперь Иван злился. Сереброва же являла собой полнейшую невозмутимость, как и ее телохранительница. Столик в самом углу, явно предназначенный для Глахи, был еще пуст. «Интересно, что будет, если она попробует выйти на улицу? — подумала я. — Ее же фанаты растерзают!» Но опасения мои не подтвердились, потому что Глаха с Александром прошли в зал через двери — видимо, Пашьян внял доводам Александра и велел пропустить их.
— Ё-ё-ё! Глаха! Иди к нам! — раздались радостные полупьяные выкрики со стороны отморозков.
Глаха втянула голову в плечи, спряталась за Александра, и они быстро прошли к столику, где сели спиной к залу.
— Интересно, почему это для некоторых двери открывают, а народная артистка Советского Союза вынуждена через улицу добираться? — как бы в пространство довольно громко спросила Сереброва, явно не надеясь получить ответ.
Я могла бы ей сказать, что для этого нужно иметь популярность Глахи, но промолчала — у меня и так отношения с Тамарой Николаевной были натянутыми.
Ужин шел своим чередом, за закрытыми в банкетный зал дверями шумела свадьба, когда двое парней из тех, что сидели около входа, поднялись из-за своего стола и направились к нам.
— Чего им надо? — испуганно спросил Светлов.
— Не чего, а кого, — ответила я и успокоила его: — Явно не вас, — а потом добавила: — Если начнется заварушка, то быстро под стол и носу оттуда не высовывайте! Ясно?
Он мелко-мелко покивал, а парни тем временем подошли уже совсем близко и начали звать:
— Глаха! Пойдем к нам! Что ты тут со старичьем сидишь?
— У нас и водка есть, и ширнуться, и курнуть! И «колеса» тоже есть! А потом на природу закатимся! Покайфуем на берегу!
Глаха сжалась в комок, а Александр громко ответил:
— Оставьте ее в покое! Она никуда с вами не пойдет!
— А ты не вякай! Твое дело — ее желания исполнять, а не командовать! Вертухай! — неожиданно сказал один из парней, и я поняла, что этот парень сидел. — Глаха к нам хочет! Правда, Глаха?
— Спасибо за приглашение, но я никуда не пойду! — дрогнувшим голосом ответила та, не поворачиваясь.
— Да брось ты! Пошли с нами, и не бойся ничего — мы тебя от кого хочешь защитим!! А то держат тебя под замком, как арестованную! Самой же небось эта преснятина надоела! Давай оттянемся по полной! Не выпендривайся! Ты же наша девчонка! Такая же, как мы! — на два голоса уговаривали ее парни.
Глаха промолчала, и тогда они стали протискиваться мимо других столиков к ней. Дело принимало угрожающий оборот, и я невольно посмотрела на Веронику, которая ответила мне понимающим взглядом — перед лицом общей опасности можно было и забыть о старых обидах. Вероника что-то шепнула Серебровой, которая, побледнев, смотрела на пьяных парней и кивала, показывая, что все понимает. Парни тем временем добрались до столика Глахи, и Александр встал, закрывая ее собой.
— Идите проспитесь! — угрожающе сказал он.
Один из парней замахнулся на него.
Тот отклонился, но второй парень ударил Александра изо всех сил бутылкой по голове. Телохранитель Глахи покачнулся и начал падать. Парни заржали и, схватив Глаху за руку, потащили с собой.
— Сашенька! — взвизгнула Глаха и начала вырываться, но парни, хохоча, тащили ее, а она вдруг жалобно попросила: — Мальчики! Ну, не надо!
На миг я оторопела, но потом картинка мгновенно сложилась в моей голове, и я все поняла. Иван же тем временем встал из-за своего стола, подошел к парням и двумя ударами отправил сначала первого, потом второго в нокаут. От столика около входа раздался пьяный яростный крик: «Наших бьют!» — и остальные отморозки бросились к нам.
— Под стол! — скомандовала я, и Светлов, не раздумывая, юркнул вниз.
Оглянувшись на Веронику, я увидела, что Сереброва тоже лезет под стол, а вот сама телохранительница с непроницаемым выражением лица уже направляется ко мне, чтобы вместе встретить толпу обкуренных подонков. Женщины из числа сидевших в зале завизжали и тоже полезли под столы, причем мужчины не отставали от дам, явно опасаясь связываться с пьяной толпой. «Их человек пятнадцать, — подумала я. — На двоих — многовато! Придется потрудиться!»
Не тратя силы на крики и ругань, двумя бешеными фуриями мы с Вероникой налетели на подонков, стали крушить. У некоторых парней в руках появились ножи, и я услышала голос Ивана:
— Ах вы, гниды! Давить таких надо!
Мельком глянув в его сторону, я увидела, что он уже давно работает кулаками, как исправная боевая машина, и вокруг него лежит несколько неподвижных тел. Недаром для него прошла служба в десантных войсках. Втроем мы успешно справились с пьяным хулиганьем, а когда все закончилось, я не без удовольствия оглядела поле сражения. Кое-кто был без сознания, а остальные просто лежали, постанывая, и не решались подняться.
Я повернулась к тем двоим парням из этой группы, что не участвовали в потасовке, а остались за столом, и увидела, что они собираются уходить.
— Это зачинщики! — крикнула я Веронике, срываясь с места.
В руке Вероники словно из воздуха появился пистолет. Два выстрела слились в один, и парни рухнули на пол, попутно свалив стулья, которые упали с оглушительным в наступившей мертвой тишине грохотом.
— Вообще-то они живыми нужны были, — заметила я.
— Пули травматические, — спокойно ответила Вероника.
Тут наконец-то подоспела охрана гостиницы во главе с Пашьяном, который, оглядев учиненный в зале погром, лишь выругался в голос.
— Подвал у вас есть? — спросила я, подходя к нему.
— Есть, — кивнул он. — А зачем?
— Затем, что мне с этими подонками потолковать надо. Или вы предпочитаете вызвать милицию?
— Только не это! — воскликнул Пашьян и коротко распорядился.
Постанывающих и прихрамывающих парней повели вниз, а тех, что притворялись тяжелоранеными, поднимали на ноги, бесцеремонно пиная ботинками в бок.
— Этих, — я кивнула на двоих, которых вырубила Вероника, — отдельно, — попросила я. — У меня с ними свой особый разговор будет.
— Понял! — кивнул Арам Хачатурович.
И тут раздался истошный крик Полины. Мы все разом повернулись к ней и увидели, что один из отморозков, которого не успела взять охрана, уже оклемался и стоял позади Глахи, держа у ее горла нож. Сама она, замерев от ужаса, боялась пошевелиться или пискнуть. Обрушившаяся на зал тишина было воистину гробовой!
— Ну, ты! Положи пистолет на пол и отшвырни подальше! А потом сама отойди! — потребовал парень у Вероники.
— Да бога ради! — равнодушно сказала Вероника, положила свой пистолет на пол, а потом отшвырнула его ногой в сторону.
— Теперь дайте нам пройти, — продолжил парень тем же тоном. — На улице я ее отпущу! — Ему никто ничего не ответил, и он истошным голосом заорал: — Дайте пройти, а то я ее зарежу!
Мы все расступились, освобождая дорогу, и Вероника сказала:
— Иди! Теперь тебе никто не мешает!
Я сначала неприятно удивилась такому ее странному поведению, а потом заметила, что она что-то держит за спиной, и тоже сказала:
— Иди!
Не ожидавший такой быстрой победы парень немного постоял, а потом медленно двинулся к лестнице, ведя перед собой Глаху. Когда он прошел мимо Вероники, в воздухе вдруг что-то просвистело. Раздался звон разбитой посуды, и парень рухнул на пол, закатив глаза. Освободившаяся Глаха едва не потеряла сознание, но ее подхватил вовремя подоспевший охранник и оттащил в сторону. Охрана бросилась к свалившемуся на пол парню и отвела душеньку, отделывая его ногами так, что я даже отвернулась, чтобы не смотреть, хотя он это вполне заслужил.
— Чем это ты его? — спросила я у Вероники.
— Обыкновенная тарелка, — ответила она, пожимая плечами, — эффектно, правда?
— Да уж, — хмыкнула я и подошла к Пашьяну. — Надеюсь, вы понимаете, что за испорченный по вине вашей охраны ужин клиентам положена компенсация? — спросила я.
— Почему это по вине охраны? — возмутился Арам.
— А потому, что нечего было их в зал пускать! — объяснила я. — Наверное, сунули швейцару купюру покрупнее, вот он их и пустил! — И, заканчивая эту тему, я решительно сказала: — Короче! Провести моих… В смысле тех, кто к конкурсу имеет отношение, через дверь в гостиницу и отнести им в номера новый ужин! Или вы скандала хотите?
— Не хочу! — буркнул Пашьян и, повернувшись к гостям, громко произнес: — Администрация гостиницы приносит вам свои извинения за произошедшие отнюдь не по нашей вине беспорядки и просит немного подождать, пока здесь уберут и принесут вам ваши заказы снова.
— Ну уж нет! — огрызнулся один из гостей, отряхивая свой костюм. — Пошел он к черту, этот ваш ресторан! Отметил свой день рождения, называется! Ноги моей здесь больше никогда не будет! Это не ресторан, а притон какой-то! И всем своим знакомым скажу, чтобы сюда не ходили, а то влипнут, как и я.
Пашьян побагровел, но ничего не сказал. Разгневанного посетителя кое-как утихомирили его спутники, и гости потянулись к выходу, причем никому и в голову не пришло расплатиться, да их никто и не останавливал. И тут я заметила среди присутствующих известного в Тарасове репортера Давыдова, славившегося своими очень занятными, а порой и скандальными статьями. Перехватив мой взгляд, репортер быстро спрятал фотоаппарат под пиджак, а когда я направилась к нему, собрался сбежать. Однако вовремя передумал — в зале было полно охраны, и по моему сигналу она могла его перехватить.
— Позвольте выразить вам свое восхищение, — галантно заявил репортер, когда я подошла к нему. — Вы сражались, как львица! А ваша подруга — как пантера! Сказочное было зрелище! Вы — светленькая, она — темненькая! Вам бы с ней на пару в боевиках сниматься!
— Не заговаривайте мне зубы, Давыдов, — попросила я. — Скажите лучше, для кого сейчас стараетесь? И не говорите мне, что эти снимки на память для семейного альбома!
— Да вы знаете, я сюда чисто случайно попал, — начал юлить репортер.
— Сейчас камеру отберу! — пригрозила я.
Немного поколебавшись, он спросил:
— А если я буду откровенен?
— Оставлю, но только в том случае, если ваши интересы не пересекаются с моими, — пообещала я.
— Надеюсь, вы знаете о том, что в декабре выборы в областную Думу? — спросил Давыдов.
— Ну, не настолько я темная, — усмехнулась я.
— Дело в том, что среди этих мерзавцев — вы понимаете, о ком я, — он посмотрел мне в глаза, и я кивнула, — сын Льва Петровича Кошкина, депутата областной Думы.
— Слышала о нем от одной своей знакомой по институту. Известный подлец, — усмехнулась я.
— Полностью с вами согласен. Это еще тот прохиндей, — подтвердил Давыдов. — Но прохиндей, который собирается баллотироваться на новый срок.
— Что отнюдь не входит в чьи-то интересы, и вас, не безвозмездно, попросили способствовать тому, чтобы этого не произошло, — поняла я.
— Вот именно! Я не буду называть ничьих имен, но, поверьте на слово, эти люди хоть тоже не ангелы, но все-таки гораздо порядочнее Кошкина, — заверил меня Давыдов.
— Ну, и цеплялись бы к нему самому, — посоветовала я.
— Так прицепиться не к чему, — усмехнулся Давыдов. — Любовниц у него нет — Кошкин импотент, любовник-теоретик, так сказать! И в постели его ни с кем застукать невозможно. Не пьет. По кабакам, где можно было бы шумную потасовку с мордобоем подстроить, не ходит — желудок бережет. Взятки ему, дураку, никто давать не станет, потому что все знают, что бесполезно — все равно он ничего не решит. В общем — полное ничтожество…
— И вы решили взяться за сына, — перебила я репортера.
— Ну да! — подтвердил Давыдов. — На этом очень хорошо сыграть можно: какой же из него депутат, если он в своем доме порядок навести не может? Если собственного сына пьяницей, наркоманом и лоботрясом вырастил?
— Интересный подход, — усмехнулась я.
— А то! Вы ведь тоже в работе ничем не брезгуете. Я не ошибся — вы частный детектив Иванова? Мне вас как-то показывал один знакомый.
— Не буду спорить, — ответила я и спросила: — Если мне для дела вдруг ваша запись потребуется, дадите копию или хотя бы распечатаете необходимые кадры? — Давыдов задумчиво посмотрел на меня, и я добавила: — Естественно, за деньги.
— Дам! — пообещал репортер, протягивая мне свою визитку. — Удачи вам!
— И вам того же! — ответила я.
Мы распрощались, и я направилась к своим, которые сгрудились вокруг Александра. Вероника только что осмотрела его голову и уверенно сказала:
— Ничего страшного! Сотрясения явно нет, но полежать пару дней придется!
А вот Женя сидел на стуле со страдальческим выражением лица и держался за бок.
— Что случилось? — встревожилась я, наклоняясь к нему.
— Что-то с ребром. Получил в бок от кого-то.
— Дышать больно? — быстро спросила я.
— Да, — со стоном ответил Женя. — Очень!
— Дай-ка посмотрю, — тут же сказала Вероника и принялась ощупывать его бок. — Перелома ребер нет, но трещина наверняка имеется, — сказала она. — Нужно рентген сделать!
— Опять «Скорую»? — с ужасом спросил Пашьян.
— Опять! — вздохнула я. — Пожалуйста, вернитесь все в свои номера, — повернулась я к собравшимся, — ужин вам принесут туда.
— А Женя? — испуганно спросила Полина.
— Он поедет в больницу или в травмопункт, — ответила я.
— Наверное, я в конкурсе участвовать больше не смогу? — тоскливо спросил Женя.
— Да куда уж тебе! — усмехнулась я. — Тебе в лучшем случае наложат давящую повязку, и как ты петь сможешь?
— Никак! — вздохнул Женя и тут же вскрикнул от боли.
— Вот именно! — выразительно заметила я и посоветовала: — А ты родным сообщи, что с тобой случилось.
Сереброва с Вероникой и Глаха с Александром собрались возвращаться в свои номера, но я задержала Александра и, отведя его в сторону, спросила:
— А где те двое охламонов, что вместе с вами Глаху охраняют?
— Отпросились они сегодня, — хмуро объяснил он. — Сказали, что с девчонками какими-то познакомились и о встрече договорились.
— Так! — ехидно сказала я и попросила: — А позвоните-ка вы им прямо сейчас и скажите, что Глаху убили, что здесь в ресторане была драка, в которой кто-то Глаху пырнул ножом, и она умерла. Они немедленно вернутся в гостиницу.
— Да вы что? — вытаращился на меня Александр.
— Так надо! — категорично заявила я. — Просто поверьте мне на слово.
Александр посмотрел мне в глаза, потом побелел как мел и, достав телефон, сделал, как я велела.
— Сейчас будут! — сказал он.
— Вот теперь забирайте Глаху и идите к себе! — разрешила я.
Они ушли, а я повернулась к Пашьяну:
— Ваши люди знают в лицо двух других охранников Глахи?
— Конечно, — кивнул он.
— Тогда поставьте на входе парочку ребят покрепче, и пусть они скрутят этих двух подонков, когда те появятся. А потом врежут им от всей души по первое число. Я с ними позже побеседую.
— Зачем? — удивленно спросил Пашьян.
— За надом! — исчерпывающе ответила я и в свою очередь спросила: — Вам здесь трупы нужны?
— Упаси бог! — воскликнул Арам.
— А ведь могли быть! — с нажимом сказала я.
Он уставился мне в глаза, и тут до него дошло.
— Так это не было случайностью? — воскликнул он.
— Вот именно! — вздохнула я. — Я сейчас к себе в номер поднимусь — мне кое-что взять надо, а потом с сопляками побеседую. Вы же пока выясните имена этих придурков недоделанных и список составьте — мало ли как повернется? Вдруг пригодится! А за это время пусть ваши ребята разогреют тех двоих, что постарше, для серьезного разговора.
— Они сделают это с большим удовольствием, — многообещающе заверил меня Пашьян.
В номере я быстро взяла видеокамеру и снова спустилась в ресторан, где поинтересовалась:
— Куда Пашьян пошел?
— Он в подвале, — ответил один из официантов. — Давайте я вас провожу!
— Не возражаю, — согласилась я. — А то я у вас здесь просто заблужусь!
Внизу, в полутемном, но неожиданно сухом подвале, он подвел меня к Пашьяну и ушел, а я спросила:
— Арам Хачатурович! Где бы мне с этими отморозками поговорить?
— У нас тут есть пустая кладовка, — ответил он.
— Вот и отлично! — обрадовалась я.
Мы прошли немного вперед, Пашьян отпер дверь и щелкнул выключателем. Я вошла и, оглядевшись, осталась довольна: чудное место для приватной разборки.
— Давайте сюда из мелюзги того, кто поцелее, — попросила я и, закурив, прислонилась к стеллажу.
Пашьян кивнул и скрылся, а вскоре один из охранников привел ко мне насмерть перепуганного парня лет семнадцати.
Когда охранник вышел, я спросила:
— Ну, колись, дитя неразумное, кто вас на это подбил!
— Ну, мы около гостиницы тусовались — хотели на Глаху вблизи посмотреть и вообще поговорить с ней. Мы и на концерты эти долбаные ходили. Только все без толку. В гостиницу к ней не пропускали, и в театре к ней не подойти.
— А те двое из вас, что постарше, все это время с вами были? — спросила я.
— Не, — сказал парень, помотав головой. — Они сегодня к нам около гостиницы подошли.
— Как представились?
— Федор и Семен, — ответил парень.
Я могла бы ему ответить, что они такие же Федор и Семен, как я царица Савская, но промолчала и спросила:
— Ну и что дальше было? Ты говори, говори! А то приходится из тебя каждое слово клещами тянуть!
— Они сказали, что раз мы такие Глахины фанаты, то есть возможность сегодня на нее вблизи посмотреть, потому что она в общем зале ужинать будет, — ответил парень. — А у нас денег на ресторан нет, мы все, что было, на пиво и чипсы истратили. Вот Федор посмеялся над нами и сказал: «Пошли, сявки! Угощаю!» Девчонки тоже с нами хотели пойти, но он их не взял, сказал, что малы они еще по кабакам ходить.
— Ясно! — вздохнула я. — Сколько выпили до прихода Глахи?
— Да мы там только пиво… — начал было парень.
Тут до нас донеслись крики и грязная ругань из соседней комнаты, и парень со страхом посмотрел на меня:
— Кого это?
— Федора с Семеном! — весело ответила ему я. — Проводят с ними разъяснительную работу, чтобы мне самой трудиться не пришлось. Продолжай.
— В общем, выпили мы пива и… немного водки, — нехотя добавил парень. — Только водки совсем немного было.
— Вам ее официант принес? — уточнила я.
— Нет, у Семена с собой было. Он нам прямо в бутылки с пивом по чуть-чуть добавлял, — объяснил парень.
— Хорошо. Теперь скажи, тот, что нож у горла Глахи держал, он кто? — спросила я. — Тот, который Александра вертухаем назвал?
— Это Петька, — объяснил парень. — Совсем бедолага тронулся! Дня без наркоты прожить не может! Если ее нет, то он от злости бешеный — ломает его, а если ширнется или курнет, тоже бешеный!
— Он сидел? — спросила я.
— В малолетке, — ответил парень.
— Значит, по вашим меркам, личность героическая, — вздохнула я. — Ладно! С этим разобрались! А теперь расскажи мне: как вы додумались к Глахе сунуться? — перешла я к самому главному вопросу.
— Да Федор нас начал подначивать: «Что же вы сюда, пиво жрать пришли, что ли? Хотели с Глахой познакомиться, а сами сидите!»
— Получается, Федор у них за главного? — спросила я, на что парень кивнул и продолжил:
— А потом Петьке с Олегом сказал: «Идите к ней, знакомьтесь и тащите сюда! И без нее не возвращайтесь!» Ну вот Петька с Олегом и пошли!
— Что за Олег?
— Кошкин, — ответил парень, опустив глаза. — Он вообще ничего не боится, потому что у него предок большая шишка. Он его всегда от ментов отмазывает. Олег еще ржал, что менты перед ним навытяжку стоят, а предок их последними словами полощет. Смехота!
— Ясно! — кивнула я. — Значит, Федор сказал, чтобы они без Глахи не возвращались?
— Ну да! — ответил парень. — А еще сказал, что у него на турбазе шашлыки заготовлены и потом мы все вместе туда поедем, но только вместе с Глахой, а без нее — нет!
— И откуда только такие кретины берутся? — вздохнула я и постучала в дверь, а когда появился охранник, сказала: — Забирай этого и приведи ко мне Федора! Сам разберись, кто он там из этих двоих!
Охранник взял парня за шиворот, а тот, повернувшись ко мне, спросил:
— Вы когда нас отпустите?
— А куда это ты вдруг так заторопился? — делано удивилась я. — Нет уж, парень! Вы все пока здесь посидите.
Охранник увел парня и через некоторое время втащил ко мне в кладовую избитого Федора. Лицо у бедняги было залито кровью, а сам он, хоть и матерился сквозь зубы, постоянно охал и постанывал.
Направив на Федора объектив камеры, я спросила:
— Кто тебя с подельником для этого грязного дела нанял, отвечай!
— Да пошла ты! — процедил Федор и грязно выругался.
— Мало получил? — вздохнула я. — Охранника позвать, чтобы он еще немного над тобой поработал?
— Не надо! — воскликнул Федор.
— Ладно. Экзекуция временно отменяется. Тогда повторяю вопрос: кто тебя нанял?
— Парень один, москвич, — сквозь зубы ответил Федор.
— Из охраны Глахи? — уточнила я.
— Да! — нехотя сознался Федор.
— Много заплатил? — поинтересовалась я.
— Прилично, — криво усмехнулся Федор и тут же сморщился от боли.
— Значит, как я поняла, вам нужно было затащить Глаху за город и там кончить. Так? — спросила я.
— Нет! — отвернувшись, ответил Федор. — Прямо в гостинице. Главное, чтобы шуму было побольше! Поскандальнее!
— И нож ты именно для этого припас? — уточнила я.
— Ну да! — подтвердил Федор.
— Ты колись! Колись до самых башмаков! — с угрозой сказала я. — Нечего в молчанку играть!
— Ну, тот парень, москвич который, сказал, что Глаха лечилась недавно, но герычем прямо-таки бредит и мучается ужасно, потому-то ее взаперти и держат. Только Сашка, старший их, при ней, как пес цепной, не выпускает Глаху никуда одну.
Договорились Сашку устранить. Вырубить — и дело с концом, а ее потом к себе затащить. Еще он сказал, что она для виду сопротивляться начнет, так на это не стоит обращать внимание. А когда она к нам за стол сядет, напоить, дури добавить, драку затеять. А в общей потасовке ей под шумок перо в бок и всадить! Ну и слинять потом.
— Отлично. В результате мы имеем не только преступный умысел, но и предварительный сговор группы лиц на совершение преступления общественно опасным способом, — заключила я. — Сроки знаешь?
— Брось! — скривился он. — Раз сразу ментовку не вызвали, то теперь уж не сдадите!
— Ошибаешься, — усмехнулась я. — А теперь последний вопрос: это москвич тебе сказал, что сегодня Глаха будет в общем зале ужинать?
— Он! — хмуро подтвердил Федор. — Мы с ним вообще-то давно все перетерли, и я только его сигнала ждал.
Я подошла к двери и позвала охранника.
— У меня с этим все, — сказала я и поинтересовалась: — Тех двух, что я просила на входе задержать, уже взяли?
— И даже обработали на совесть, — ухмыльнулся охранник.
— Тогда забирай эту мразь до кучи к его корешу, и пошли с теми беседовать, — распорядилась я.
Охранник рывком поднял Федора на ноги и, держа за шиворот, выволок из кладовой, а я вышла следом за ними. В комнате завскладом я застала радующую глаз картину: оба так называемых охранника Глахи сидели на стульях, а их руки были скованы позади спинок наручниками. Вид у обоих парней был самый плачевный — места живого на лице не было. Сам же Пашьян метался перед ними, как тигр по клетке, и, изрыгая проклятия, требовал ответить, зачем им понадобилось убивать Глаху.
— Успокойтесь, Арам Хачатурович! — попросила я, устраиваясь напротив подонков и снимая их на видео. — Мне и так все понятно! Из них такие же охранники, как из меня прима балета. Их ведь и приставили к Глахе именно для того, чтобы организовать шумное убийство. А приставил — продюсер Глахи Сергей. Я права? — спросила я у одного из пленников, но он в ответ злобно ощерился и сказал:
— Ты мне это не шей, поняла? У меня с большой натяжкой халатное отношение к обязанностям и не больше!
— А если я для начала тебя с Федором сведу, который тебя мигом опознает? — предложила я.
— Его слово против моего? — презрительно рассмеялся он. — Да любой адвокат меня мигом отмажет.
— Дурачок! — ласково сказала я. — Ты что же, решил, что тебя кто-то в милицию сдавать собирается? — Я рассмеялась. — Наивный! Тут тебе не Москва! Тут у нас другие законы! Вот привяжут тебе камень к ногам, на середину реки вывезут, и буль-буль! Волга-то рядом! Кто же тебя хватится, золотой ты мой! А в гостинице все одним миром мазаны и дружно заявят, что тебя с ним, — тут я кивнула на второго его дружка, — никто в глаза не видел с тех пор, как вы отсюда ушли. Въехал?
С ходу понявший меня Пашьян выглянул в коридор и скомандовал:
— Лодку подготовьте и фургон подгоните к задним дверям, чтобы далеко таскать не пришлось!
Наглость слетела с парня в момент. Он переводил напряженный взгляд с меня на Пашьяна и обратно, пытаясь понять, блефуем мы или нет. Вид у Пашьяна был самый решительный, и парень решил, что мы не шутим.
— Вижу, что въехал! — удовлетворенно констатировала я. — Так это Сергей нанял вас для того, чтобы организовать убийство Глахи?
— Да! — выдавил он из себя. — Только я не знаю, зачем ему это потребовалось! Он не объяснял, а я не спрашивал. Главное, деньги заплатил, и все!
— Подробности! — потребовала я.
— Я этих двух лохов, которые из себя крутых строят, вскоре после нашего приезда нашел. Понял, что они собой представляют, договорился обо всем и прикармливать начал. Ну, а сегодня узнал, что банкетный зал под свадьбу снимают, а значит, конкурсанты эти и остальные в общем зале ужинать будут. Вот я Сергею и позвонил. Он мне отмашку дал, а я — этим двум. У Сашки мы отпросились, чтобы на нас не подумали. Потом он, Сашка в смысле, позвонил и сказал, что Глаху убили и нам в гостиницу вернуться надо. Ну, мы приехали, а нас прямо с порога!.. — Он выругался.
— Что и требовалось доказать! — подытожила я. — Только с исполнителями ты лажанулся.
— Что вы с нами собираетесь делать? — спросил парень. — Действительно порешите?
— Охота была с тобой связываться, — отмахнулась я и спросила Пашьяна: — Арам Хачатурович! У вас «крыша» есть?
— А куда ж без нее? — удивился он.
— Ну, так подержите Федора с Семеном, этих двух и мелюзгу до моего распоряжения, а когда я скажу, вызывайте братков, объясняйте ситуацию и отдавайте им четверых: этих двух и тех, которые себя Федором и Семеном назвали. Соплякам же надавайте хорошенько по шее и на пинках вынесите за дверь, — попросила я. — А эти четверо пусть откупятся, если смогут! А не смогут, так туда им и дорога!
— Хорошо! — согласился Пашьян и спросил: — А почему именно до завтра?
— Потому что у меня на утро кое-какие дела намечены и эти сволочи мне под рукой нужны, — объяснила я.
— Ладно! — нехотя кивнул Пашьян и предупредил: — Кормить не буду!
— И не надо! — весело согласилась я. — Пусть помучаются!
Выйдя из подвала, я зашла к себе и взяла диктофон с чистой кассетой, а оттуда прямиком направилась к Глахе. На мой стук в дверь я услышала ее испуганный голос:
— Кто там?
— Не бойтесь! Это Иванова! — ответила я.
— Подождите минутку! — попросила Глаха.
Через некоторое время она открыла дверь в своем обычном виде и даже в очках и кепке. Я прошла внутрь и увидела, что на диване в гостиной лежал Александр с перебинтованной головой, а Глаха, судя по его положению, сидела до моего прихода рядом с ним и сейчас снова заняла это место, взяв Александра за руку. Я же устроилась в кресле напротив, положила рядом с собой видеокамеру, закурила и сказала:
— Я разобралась с сегодняшним инцидентом и выяснила, откуда у этой истории ноги растут, но мне нужны некоторые подробности, так что рассказывайте!
— Что рассказывать? — растерянно спросила Глаха.
— Все! — потребовала я. — И с самого начала!
— С какого начала? — продолжала сопротивляться Глаха.
— С того, что вы не Глаха! — вздохнула я. — И очень паршиво играли ее роль!
— Я Глаха, — упорствовала она.
— Бросьте! — отмахнулась я и начала перечислять: — Во-первых, вы старше ее. Хотя она и вела самый беспутный образ жизни, но потасканность и нормальное старение — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Во-вторых, вы вели себя совсем не так, как она: взять хотя бы ваше уважительное отношение к окружающим вместо ее обычного наплевательского. Потом вы не поддались на провокацию, когда я сказала вам, что вы тоже под подозрением, и остались, хотя настоящая Глаха — я уверена — вышла бы из кабинета директора, хлопнув дверью так, что потолок бы обвалился, но перед этим обложила бы меня последними словами. Конечно, такую резкую перемену характера и манеры поведения можно было бы списать на влюбленность и прочие романтические чувства к Александру, но не до такой же степени! Потом Глаха при своем характере, не раздумывая, бросилась бы в драку, если бы задели ее мужчину, а вы нет. Далее! Что вы крикнули тем отморозкам, когда они тащили вас за собой? «Мальчики, не надо!» Вам самой не смешно? Да Глаха обматерила бы их, как старый пьяный боцман или даже хуже! Так что снимайте свои кепку, парик и очки, и давайте поговорим серьезно, как взрослые люди. А чтобы окончательно убедить вас, что я на вашей стороне, посмотрите для начала вот это!
Я включила видеокамеру на воспроизведение и протянула им. Глаха повернула ее так, чтобы Александру было тоже видно, и некоторое время они смотрели и слушали, а я курила. Когда запись кончилась, я сказала:
— Вот потому-то Сергей сначала приказал вам держаться подальше от фанатов, чтобы они не поняли, что вы не Глаха, а сегодня велел вам поужинать вместе со всеми, то есть в общем зале.
Александр и Глаха были потрясены настолько, что даже не догадались спросить у меня, откуда я все это знаю.
— Я его убью! — скрипнув зубами, сказал Александр, имея в виду, естественно, Сергея.
Глаха же принялась снимать свой маскарад.
— Ну вот и славно! — сказала я. — На Глаху вы действительно похожи, а вот масть другая. Она темная с карими глазами, а вы голубоглазая блондинка.
— Ничего удивительного, — тихо ответила Глаха. — Наташка же моя младшая сестра.
— А вас как зовут? — спросила я.
— Ольга, — вздохнула она. — Раньше Федорова, а сейчас Митрофанова.
— Ну, вот! Первый шаг сделан, теперь пойдет легче, — ободрила я ее. — Рассказывайте.
— Мама умерла, когда мне шесть лет было, и отец вскоре снова женился. Вы не подумайте плохого, — торопливо заверила меня Ольга, — он маму очень любил, но просто хозяйство, дом, корова, куры… За всем же этим глаз и уход нужны.
— Вы из деревни? — спросила я.
— Да, мы из-под Ярославля, — пояснила Ольга. — Только Настасья, новая жена отца, хоть и тоже наша, деревенская, а хозяйка никчемная оказалась. Все бы ей петь да плясать. Вот хозяйство прахом и пошло! Вскоре Наташка родилась. Она, как и я, на папу похожа, только черненькая в мать, а я — светлая. А Настасья?.. Она, бывало, Наташку на меня кинет, а сама — на гулянку. Ни один праздник без нее не обходился. Вы не думайте! Она не злая была! Она меня никогда не обижала! Просто беспутная бабенка!
— Я так поняла, что она уже умерла? — спросила я.
— Да, — кивнула Ольга. — Понимаете, она к рюмке здорово пристрастилась, вот папа ее и выгнал, а Наташку у нас оставил. Настасья зимой пьяная замерзла, — объяснила Ольга. — Ну, стали мы втроем жить. Только Наташка в мать пошла — учиться не хотела, по дому ее тоже ничего сделать не заставишь. Все перед телевизором сидела и мечтала, что тоже когда-нибудь выступать будет. Пела она и правда неплохо. Потом Саша из армии вернулся, и мы поженились. Жить у нас стали. Работали. Деньги никогда друг от друга не прятали — все знали, где они лежат, ну и брали, если надо. А как-то после зарплаты вернулись с работы, а Наташки нет, и вещей ее тоже нет. Я-то мигом все поняла, к буфету бросилась, чайник открыла, а там пусто. Сбежала Наташка и все деньги, что в доме были, забрала!
— Вы ее искали?
— Нет! Отец тогда сказал, пусть катится на все четыре стороны, а в отчий дом ей обратная дорога заказана. Мы уже потом, когда ее по телевизору увидели, поняли, что добилась она своего, петь стала. За все это время ни строчки, ни слова от нее не получили! Да мы и не расстраивались! А тут стали мы замечать, что, глядя на нас, соседи пересмеиваться и перешептываться стали. Оказалось, что кто-то из города газету скандальную привез, а там про Наташку написано. Ох, и позору было! На всю деревню! Не знали, как людям в глаза смотреть!
— Я читала все это, — согласилась я. — Действительно, мало приятного такую особу у себя в родне числить!
— А! — отмахнулась Ольга и продолжила: — А потом… Ну, прямо гром среди ясного неба! Телеграмму принесли, что умерла Наташка в психушке. И опять нам позор на всю деревню! Телеграмму же наша почтальонша прочитала да по всей округе разнесла! Что делать? С одной стороны, никакого добра мы от Натальи не видали, а с другой — не оставлять же тело в психушке. Не по-людски это! Делать нечего, отпросилась я на работе, денег заняла на дорогу и поехала за ней, чтобы привезти и рядом с матерью по-человечески похоронить. Там-то я Сергея и встретила! Он меня как увидел, так и вцепился, словно репей в собачий хвост.
— И предложил вам заменить Наталью, то есть Глаху — имя-то уже раскрученное! — догадалась я.
— Да! — кивнула Ольга. — Дал мне денег, чтобы я Сашу из деревни в Москву вызвала — посоветоваться с ним. Подумали мы и решили, что ничего сложного и зазорного в этом, в общем-то, нет, а деньги хорошие. Нам в деревне такие и не снились! Подумали мы и согласились, только условием поставили, чтобы Саша при мне остался — страшно мне одной было. Сергей согласился. Он нам и на похороны Наташки денег дал, и машину нанял, чтобы ее в деревню отвезти. Там мы ее тихонько и похоронили — прямо с машины да в могилу — Саша с водителем ее вдвоем копали. Это Сергей так велел, чтобы никто не узнал, что она умерла. Только чего скрывать-то, если и так вся округа знает?
— Ну, округа — это одно дело, а вот в Москве, да и вообще в других крупных городах о ее смерти ничего не знали. Даже в Интернете об этом ничего нет, — пояснила я.
— Ну, уволились мы с Сашей с работы… и поселились мы в Наташкиной квартире. Сергей сказал, что петь самой мне не придется, потому что «фанера» есть. Нужно только вовремя рот открывать и по сцене под музыку двигаться. Я прямо там в квартире и репетировала! Получалось плохо, и Сергей недоволен был. А как-то сказал: «Что мне с тобой делать? Не получается из тебя Глаха, хоть плачь! А ведь я на тебя столько денег угробил, что самому страшно!»
— Подождите! — воскликнула я, потому что уже все поняла. — Вы что-нибудь подписывали? — Ольга кивнула. — А что именно?
— Документы какие-то. — Она беспомощно обернулась на мужа. — Разве же мы в этом разбираемся?
— А второй экземпляр договора у вас? — спросила я, и Ольга кивнула.
— Сергей сказал, что Наташка ему за сорванные концерты деньги должна, и раз мы ее наследники, то должны ему еще и эти деньги отдать. Мы с Сашей за голову схватились! Это же если все наше хозяйство продать и голыми по миру пойти, то и тогда мы столько не наберем. А потом Сергей подумал несколько дней и сказал, что если я под видом Наташки сюда приеду и все это время высижу так, чтобы никто ничего не заподозрил, то мы можем считать, что ничего ему не должны.
— Отказ от наследства в его пользу подписали? — быстро спросила я.
— Да! — потупившись, ответила Ольга.
— А ваш отец? — быстро спросила я.
— Нет вроде бы, — неуверенно сказала она.
— У вас в деревне есть телефон? — спросила я.
— У дяди Гриши сотовый, — объяснила Ольга. — Он отца, если надо, может позвать.
— Говорите мне номер вашего дяди Гриши, — сказала я.
Набрав продиктованный мне номер, я передала телефон Александру, и тот, поговорив с соседом и убедив его, что дело не терпит отлагательства, принялся ждать. Где-то минут через пятнадцать Александр обрадованно закричал:
— Здоров, Матвеич! Это я! Долго говорить не могу — телефон чужой! У нас все в порядке, а ты скажи мне, как Егор?…А сам? — А потом, повернувшись в жене, сообщил: — Говорит, у них все нормально! — и спросил тестя: — Матвеич! К тебе Наташкин продюсер, Сергеем зовут, из Москвы не приезжал?…А затем, чтобы ты отказ от наследства, что после нее осталось, в его пользу подписал!..Нет! — сказал Александр, обращаясь ко мне.
— И скажите, чтобы ни в коем случае не подписывал! — прошептала ему я.
— Мне вот здесь говорят, чтобы ты ни в коем случае не подписывал, — передал Александр Матвеичу. Потом что-то слушал и закончил словами: — Ну, бывай! Мы во вторник уже дома будем! — Александр вернул мне телефон. — Матвеич сказал, что выгонит его поганой метлой.
— Раз Сергей так суетится, то думаю, наследство у Натальи порядочное! — заметила я.
— Да вы скажите нам: зачем Сергей все это затеял? — спросил Александр. — Зачем ему Ольгина смерть? Да еще со скандалом?
— Да не Ольгина смерть ему нужна была, а Глахи, которую она изображала! Если бы стало известно, что Наталья тихо скончалась в психушке, то это было бы обычно, то есть сенсации не получилось бы. Ну, написали бы статейку в «желтой» прессе, и все! А вот когда в драке, с шумом и скандалом, как и вся ее жизнь, то это совсем другое дело! Тут тебе и следствие, которое милиция проводит! И рассказы очевидцев! И под эту сурдинку, — повторила я выражение Давыдова, — новый выпуск дисков с записями Глахи разошелся бы на ура! Заработать решил этот подонок на ее и вашей, Ольга, смерти!
— Нет! Ну, какая сволочь! — воскликнул Александр.
— Я не слишком большой знаток, но мне кажется, что в шоу-бизнесе ни человеческая жизнь, ни достоинство, ни какие-либо другие нормальные для нас вещи в расчет не берутся. «Сатана там правит бал!» — закончила я и попросила: — Дайте-ка мне номер телефона этого Сергея.
Ольга продиктовала, а я его набрала и стала ждать ответа. Вскоре я услышала чей-то пьяный голос в трубке:
— Какого черта?
— Слушай сюда, подонок! — жестко начала я. — Ты там случайно не на радостях по поводу смерти Глахи напился?
— Ты кто? — недоуменно спросил Сергей.
— Не важно! А важно то, что Глаха, а точнее, Ольга Митрофанова, в девичестве Федорова, которую ты выдавал за ее умершую в психушке сестру Глаху, а по-настоящему Наталью Федорову, жива и здорова и сейчас сидит рядом со мной!
— Бред! Я ничего не понимаю! — ответил Сергей, да вот только тон у него был уже совсем другой.
— Я объясню! — охотно согласилась я. — Покушение провалилось! Твои исполнители облажались. Их показания задокументированы, а они сами сидят под замком. Так что не сегодня завтра они подтвердят свои показания на суде присяжных.
— Чего ты хочешь? — спросил Сергей.
— Объясняю один раз, потому что второго не будет. Завтра ты вылетаешь в Тарасов первым же рейсом из Москвы! Он прибывает сюда в половине десятого! Если в десять часов тебя, причем абсолютно со всеми документами, которые касаются твоих юридических взаимоотношений с настоящей Глахой, не будет в номере у Ольги, то в пять минут одиннадцатого она соберет пресс-конференцию, на которой выложит все в подробностях, а я присовокуплю туда свои доказательства. Понял?
— А если самолет опоздает? — быстро спросил Сергей.
— Значит, тебе не повезло! Причем несколько раз! — ехидно сказала я и добавила: — Учти, облапошить Ольгу тебе больше не удастся, потому что ее интересы будет представлять очень опытный адвокат. И он любому столичному даст сто очков вперед!
— Я буду в Тарасове! — уже совершенно трезвым голосом сказал Сергей и отключился.
— Ну, вот и закончились ваши мучения, — сказала я. — Конспирацию, конечно, вам нужно будет соблюдать до самого отъезда, чтобы конкурс не сорвать, зато потом вы спокойно уедете отсюда, и чую я, что впереди вас ждут очень неплохие деньги.
— А адвокат откуда возьмется? — спросила Ольга.
— Не волнуйтесь, это не проблема, — успокоила я и посмотрела на часы.
«Ничего! Время для звонка еще подходящее!» — решила я и стала звонить Маргарите Федоровне, известному тарасовскому адвокату. Ее неверного мужа, имевшего солидный бизнес, я как-то выслеживала, точнее — следила за его любовницей, хотя конспирировались они со страшной силой. После завершения дела Маргарита Федоровна осталась довольна моей работой и щедро расплатилась со мной, пообещав, что поможет мне во всем, если понадобится.
— Добрый вечер, Маргарита Федоровна! Это Иванова, — сказала я, когда она мне ответила. — Вы сейчас очень заняты?
— Вообще-то я участвую в двух процессах, но для вас обязательно выкрою минутку. А что случилось? — приветливо спросила она.
— У меня ничего, но я могу подкинуть вам клиента, и дело обещает быть не только коротким — для вас это пара часов работы, но и очень интересным. Речь пойдет о наследственных делах и авторском праве.
— Это действительно очень интересно, — согласилась Маргарита Федоровна.
— Ну, тогда приезжайте в гостиницу «Турист» завтра к девяти часам и поднимайтесь на пятый этаж в люкс, который занимает Глаха.
— О боже! Только не она! — в ужасе воскликнула адвокатесса.
— Не беспокойтесь! Вам придется иметь дело с ее сестрой Ольгой… — Я вопросительно посмотрела на сестру Глахи, и та подсказала мне:
— Ольгой Ивановной.
— Ольгой Ивановной Митрофановой, в девичестве Федоровой. Она является наследницей умершей Глахи, — объяснила я.
— Глаха умерла? — удивленно воскликнула Маргарита Федоровна. — Странно, но я нигде об этом не читала! Более того, она вроде бы у нас тут конкурс судит!
— Маргарита Федоровна! На месте узнаете подробности! Приезжайте. Я ее предупрежу, чтобы Ольга была с вами предельно откровенна. Дело в том, что тут ее пытается объегорить продюсер Глахи, некто Сергей, и уже кое в чем преуспел. Больше я о нем ничего не знаю, но он сам должен здесь быть завтра в десять часов, и вы познакомитесь. Он привезет все документы, какие у него есть, а вы уж тут сами разбирайтесь! Главное, заставить его отказаться от всех претензий на наследство и от прав на сценическое имя «Глаха» и всех прочих, какие у него имеются, а потом оперативно оформить все нотариально. Думаю, что сопротивляться он не будет — я его здорово припугнула. Кстати, знакомый нотариус?.. — начала было я, но Маргарита Федоровна перебила меня, рассмеявшись:
— Танечка! Ну куда же без них? Естественно, есть! И не один! Так что за этим задержки не будет! Вы спросите лучше у своей протеже: какие у нее с собой документы?
— Какие у вас с собой документы? — послушно спросила я у Ольги.
— Все! — неожиданно ответила Ольга. — И свидетельства о рождении, и о Наташкиной смерти, словом, все, что было. Мы их здесь в сейфе держим.
— У них все есть! — сообщила я адвокатессе.
Она довольно рассмеялась:
— Люблю предусмотрительных клиентов!
— Вот и хорошо! Тогда до завтра! Если я вам зачем-то понадоблюсь, то вы найдете меня на четвертом этаже в сорок пятом номере, — сообщила я и отключила связь.
— Так адвокаты же бешеных денег стоят? — испуганно воскликнула Ольга.
— Ничего! Сергей все оплатит и будет счастлив, что еще дешево отделался. Вы с ним не стесняйтесь! Это он теперь должен вас бояться! — ободрила я Ольгу. — А в Москве вам Светлов поможет! Я его специально об этом попрошу! Он и выпуск посмертных дисков с песнями Глахи поможет выпустить. Заплатить ему, конечно, придется, но дело того стоит! Поверьте! — сказала я, поднимаясь.
— Ой, даже не знаю, как вас благодарить! — воскликнула Ольга и тоже встала. — У вас и своих дел невпроворот, а тут вы еще и моим занялись!
— А я свои уже, можно сказать, закончила, — сообщила я.
— Так вы узнали, кто ребятишек травит? — всплеснула она руками.
— Узнала, но пока помолчу! Вот возьму с поличным, тогда все всё и узнают! — пообещала я.
— Ты как хочешь, Олюшка, а я сегодня напьюсь, — торжественно пообещал Александр. — Такой груз с плеч упал, что и слов подходящих не найду!
— Тебе нельзя! — решительно заявила Ольга. — У тебя голова болит!
— А вот я выпью, и она пройдет! — возразил Александр.
Я вышла из номера и обессиленно привалилась к стене — ноги меня не держали. Тут открылась дверь номера Серебровой, и показалась Вероника.
— Зайдешь? — пригласила она, совершенно естественно обратившись ко мне на «ты».
Я согласилась. Оказалось, что перенервничавшая Тамара Николаевна приняла снотворное и уже спит, так что мы прошли в небольшую комнату, которую занимала Вероника, закрыли двери, но стали разговаривать на всякий случай шепотом. Вероника кивнула на стоявшую на столике бутылку коньяка, причем очень хорошего, явно не из гостиничного буфета, и спросила:
— Будешь?
— Не откажусь, — согласилась я. — Вообще-то я не по этой части — больше кофе люблю, но сейчас надо!
Вероника достала из шкафа еще одну рюмку и пообещала:
— Сейчас сделаю. — Оказывается, у нее в номере была кофеварка!
Когда мы устроились друг против друга в креслах, Вероника молча подняла рюмку и спросила:
— Сигаретой не угостишь?
— Ну, ты и спросила! — укоризненно сказала я, пододвигая ей пачку. — Редко куришь, раз свои не держишь?
— Так, балуюсь в последнее время, — неопределенно ответила Вероника и спросила: — Ну что? Разобралась? Поняла, что Глаха не настоящая?
— А ты это с самого начала знала? — вопросом на вопрос ответила я.
— Я как-то сопровождала одного клиента на закрытую вечеринку, где выступала эта девка. Так это, я скажу тебе, день и ночь!
— Ну, я-то настоящую никогда не видела, да и не до того мне было, — объяснила я и восхищенно сказала: — А лихо ты тарелку метнула!
— Дело нехитрое, если уметь! — отмахнулась Вероника.
Тут я увидела, что у нее забинтована щиколотка, и спросила:
— Подвернула?
— Нет! — покачала головой Вероника. — Старые раны болят! Перетрудила ногу!
— Тебе, наверное, и в горячих точках приходилось бывать? — с нескрываемым интересом спросила я.
В ответ она покачала головой:
— Мы все больше за границей бывали.
— Отсюда и языки? — уточнила я.
— Да! Без них там никуда! — подтвердила она.
— А как ты в бодигарды попала? Из-за ранения? — поинтересовалась я.
— Да это не ранение было! — поморщилась Вероника.
— Расскажи! — попросила я. — Естественно, без всяких секретов и тому подобного.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Ладно! — согласилась Вероника и начала: — Год и страну называть не буду, но отходили мы после выполнения одного задания, какого именно, даже вспоминать не хочется — разными вещами приходилось заниматься.
— Так вот почему ты не курила! — воскликнула я. — Вы же табачным дымом себя выдать могли!
— Правильно понимаешь! — усмехнулась она. — У нас никто не курил! — И стала рассказывать дальше: — И я подвернула ногу. Как я умудрилась это сделать, до сих пор ума не приложу. Ведь наши высокие шнурованные ботинки специально сконструированы так, что это практически невозможно. А вот я смогла!
— Видимо, твой ангел-хранитель зазевался в тот момент, — предположила я.
— Может! — согласилась Вероника. — Но факт остается фактом — на ногу я наступать совершенно не могла. И тогда Кисляк…
— Интересное прозвище, — заметила я.
— А это от его привычки постоянно повторять: «Ох, и кисло же нам придется!» — усмехнулась Вероника и продолжила: — Так вот, он, ни слова не говоря, кинул мой и свой рюкзаки ребятам и взвалил меня на плечо, как мешок с картошкой, — и пошел вперед. Сначала он вполголоса отпускал ехидные замечания на мой счет, потом костерил в бога, душу, свет, мать и тридцать три святителя весь окружавший нас мир, а под конец только коротко и зло матерился.
— Мужественный человек, — с уважением произнесла я.
— Да, он такой, — согласилась Вероника. — Когда мы подошли к точке, где нас должна была ждать вертушка, ее, естественно, не было.
— Почему естественно? — удивилась я.
— Потому что стоял плотный, как вата, туман — вытяни руку, и пальцев не увидишь. По рации нам сообщили, что заберут нас, как только позволит погода. Мы нашли небольшую пещерку неподалеку, там и отсиживались двое суток — не самых лучших в моей жизни, честно говоря. Когда там наконец разрезали мой ботинок, зрелище было не для слабонервных — нога у меня была синяя, как баклажан, а уж распухла так, что смотреть было страшно. Там неподалеку ручеек был, и ребята стали мне на ногу холодную мокрую тряпку класть, только от нее у меня еще и ангина началась. В общем, хлопот я доставила им много. Вот тогда-то между мной и Андреем — Кисляком что-то и проскочило, искра какая-то, которую, как нам казалось, никто и не заметил. Как-то теплее нам рядом стало… Роднее… Нет. Между нами ничего не было, да и быть не могло, — торопливо заверила меня Вероника. — Потому что были Дашуня и Манюня… — медленно произнесла она.
— Его жена и дочь? — тихо спросила я.
— Да! Потом, уже на базе, оказалось, что у меня не вывих, а разрыв сухожилия. Я долго лечилась, ребята меня, конечно же, навещали. Потом я вышла из госпиталя, и после медкомиссии меня списали. Вот тогда-то Батя и предложил устроить мне прощальный ужин дома у Кисляка — он у нас в отряде был один женат. Ну, мы собрались и знаешь?.. — Вероника надолго замолчала, и я поняла, что вспоминать ей об этом больно, но она справилась и продолжила медленно и задумчиво: — Я какими-то новыми глазами посмотрела на его беременную хлопотушку-жену, которая, как она любила говорить, «была с Андрюшенькой с одной деревни»… На его дочку… Жена Андрея глядела на него влюбленным, но каким-то домашним взглядом, а обычно жесткое лицо самого Кисляка светилось покоем и умиротворенностью… Мне было и радостно за него, и очень грустно за себя. Потом мы ушли. А на улице, перед тем как разойтись, Батя сказал, ни к кому в отдельности не обращаясь… Так, как бы между прочим, но я поняла, что это он мне: «Повезло Кисляку с женой… И дочка у него замечательная».
— И что ты ответила? — осторожно спросила я.
— А я согласилась с ним.
— И что было потом? — поинтересовалась я.
— А вскоре отряд расформировали… — сказала Вероника уже совершенно другим, своим обычным холодным и равнодушным тоном. — Батю тут же пригласили работать начальником службы безопасности одного банка… Извини, не скажу, какого именно. А он потянул нас всех за собой. Там меня заметил президент банка…
— Начал подкатываться? — усмехнулась я.
— Начал, но быстро отстал, — усмехнулась Вероника в ответ. — Правда, у него хватило ума не срывать на мне зло, и наши отношения остались чисто деловыми. Я часто бывала с ним на разных мероприятиях, научилась носить вечерние платья и туфли на шпильке… Да и всем прочим овладела. Меня стали приглашать самые разные люди. Говорят, — хмыкнула она, — что именно с меня и пошла мода на женщин-телохранительниц, а так это или нет, я не знаю.
— И теперь ты в свободном полете работаешь по разовым контрактам? — спросила я.
— Да! Долго терпеть капризы одного клиента трудно, а когда они меняются, то как-то легче — придурь-то у всех разная, — пожала плечами Вероника.
— Знаешь, когда я тебя увидела, то подумала: а не пойти ли мне самой в телохранительницы?
— Зачем тебе это? Ты не сможешь! — уверенно сказала Вероника. — Характер не тот! Тут нужно терпение, как у кошки, и железную выдержку, чтобы не сорваться. А ты человек взрывной! Прогибаться не станешь.
— Ты права. Я раньше в прокуратуре работала и ушла оттуда потому, что, как ты говоришь, совершенно не умею прогибаться. Стала частным детективом. Сама себе хозяйка!
За этим разговором мы как-то незаметно выпили весь коньяк, а кофе варили аж три раза. Наконец почувствовав, что усну сейчас прямо в кресле, я поднялась.
Когда Вероника уже закрывала за мной дверь, я решилась спросить то, что мучило меня все это время:
— Вероника! А как Кисляк поживает?
— Нормально! У него тогда близняшки родились: мальчик и девочка! — тусклым голосом ответила она.
— И как же он их назвал? — непонятно почему вдруг спросила я — мне-то какое дело?
— Дочку — Верой, а сына — Николаем, — как ни в чем не бывало сказала Вероника. — Спокойной ночи!
Дверь закрылась, и я медленно, как тяжелобольная, поплелась к себе. Когда я спустилась на свой этаж, то со стула, стоявшего прямо напротив коридора, как разжавшаяся пружина, вскочил охранник, но, увидев, что это я, успокоился.
— Ну, бди! Бди! — сказала я, сворачивая в коридор и тут же застыла, увидев в коридоре кровать.
Кровать перегораживала вход в комнату Полины, а на ней лежал Иван. Парень не спал.
— Ты чего пароль не спрашиваешь? — поинтересовалась я. — Вдруг это супостат?
— Да я вас увидел еще тогда, когда вы только в холл вошли, — ответил Иван, садясь на кровати.
— Доклад по гарнизону, — потребовала я.
— Все спокойно! Женьку в Первую Советскую увезли — врачи сказали, что трещина ребра точно есть. Мы с Полинкой Ксении позвонили, а потом его матери, так что они уже в курсе. Мать обещала завтра за его вещами приехать, и я насчет этого дежурную уже предупредил. Все продукты из холодильников мы в унитаз спустили, а газированную воду вылили, — отрапортовал Иван.
— Ну, служи дальше, — милостиво разрешила я и пошла к себе.
В комнате на столе стоял остывший ужин, но мне даже поковыряться в нем не захотелось. Я просмотрела запись на мониторе, ничего особенно не увидела и собралась было лечь спать, но потом передумала — лучше я домой поеду. Ночью здесь ничего нового уже не случится, а вот завтрашний день может быть нелегким.
Умывшись на всякий случай холодной водой, чтобы чувствовать себя бодрее, я вышла из номера и пошла вниз. На улице было довольно свежо, так что я окончательно пришла в себя и оправилась. Двигалась я со скоростью асфальтового катка и до родного дома добралась без приключений.
Поставив будильник на семь часов утра, я рухнула, не раздеваясь, на кровать и вырубилась — мой резерв прочности на сегодняшний день оказался исчерпанным до конца.