Книга: Клиент всегда прав
Назад: ГЛАВА 3
Дальше: ГЛАВА 5

ГЛАВА 4

На улицу я вышла с чувством облегчения. Все-таки видеть чужие слезы не слишком приятно.
С сигаретой во рту я стояла возле машины и вдыхала свежий воздух, перемешанный с дымом. Пока что мне было не все ясно. Довольно невнятные ответы Вероники, прозвучавшие в конце нашего разговора, внушали определенные подозрения. Глупо, конечно, было надеяться после первого же визита выйти на след преступника, но кое-какие вопросы напрашивались сами собой. Например, кто еще кроме Вероники знал о том, что Альберт Дюкин будет в ту ночь находиться у себя на даче? Или — от кого могли исходить эти странные угрозы, о которых знала только Вероника?
В голове сам собой начал вырисовываться план действий. Я открыла дверку своей бежевой «девятки» и устроилась за рулем. Мой путь лежал в офис ТТС — Тарасовской телевизионной станции, там же была и сама студия, что несколько облегчало мою задачу. Проехав по центру города, я миновала новый рынок и начала подниматься в гору по извилистой асфальтированной дороге.
Телестанция Дюкина располагалась на вершине одного из холмов, на которых раскинулся Тарасов, в большом двухэтажном здании, где когда-то находился Дом быта нефтяников. Дом быта за время перестройки совсем захирел, и помещения, сдававшиеся вначале различным мелким фирмам и конторкам, в конечном итоге сумел выкупить Дюкин.
Свернув налево, я проехала около сотни метров между невысокими жилыми домами и остановилась на большой площадке перед стеклянным фасадом. На пилоне рядом со входом висела стильная медная табличка, говорившая о том, что здесь расположена телестудия.
Просторный холл первого этажа давно не знал ремонта, но когда я повернула к ведущей на второй этаж лестнице, то оказалась совершенно в другом мире. Стены были отделаны светло-кофейным мрамором с тонкими золотистыми прожилками. Ступени лестницы, сияющие ослепительной белизной, закрывала шикарная ковровая дорожка. Хромированное ограждение завершали полированные перила из красного дерева.
В нише перед лестницей был установлен стол, рядом на стене висел кнопочный телефон и переговорное устройство. За столом сидел крепкий молодой человек в белой рубашке и черном галстуке, с бэйджем на груди.
— Добрый день… Сергей, — я перевела взгляд с карточки на лицо охранника и улыбнулась.
Увидев меня, охранник оживился — скорее всего, я ему понравилась — и даже немного привстал со своего места, приветствуя меня. Это был приятный на вид парень, с простым славянским лицом, с темными настороженными глазами.
— Здравствуйте, — губы Сергея сами собой расплылись в улыбке, — вы к кому?
— Я по делу, — я показала ему лицензию частного детектива, — расследую убийство вашего шефа.
Благожелательное выражение на лице охранника сменилось сперва на недоверчивое, а потом на более уважительное.
— Вы договаривались о встрече? — спросил он.
— Еще не успела, — с сожалением произнесла я, — но ведь это можно исправить?
— Сейчас попробуем, — он снял телефонную трубку и, переговорив с кем-то, поднял на меня глаза. — Пройдите, вас встретят.
Поблагодарив Сергея, я зашагала по лестнице. Поднявшись на второй этаж, очутилась в небольшом холле, с одной стороны к которому примыкал длинный коридор. Сюда же выходили две стеклянные двери. Вскоре одна из них открылась, и передо мной возникла молодая женщина в темном брючном костюме, лицо которой мне показалось знакомым.
— Татьяна Александровна? — с сосредоточенной миной она шагнула мне навстречу.
Ее жакетик распахнулся, открыв закрепленный на пояске мобильный телефон.
— Это я, — кивнула я, усиленно вспоминая, откуда я ее знаю. — А вы?
— Ольга Зарубина, — слегка улыбнулась она, — я сурдопереводчик, но в последнее время я одновременно исполняла еще обязанности менеджера по рекламе.
«Конечно! — я чуть не ударила себя по лбу. — Я частенько видела ее лицо в нижней части экрана, когда Вероника Дюкина вела местную программу новостей „Тарасовский дневник“. Вот почему она показалась мне знакомой».
— Где мы можем поговорить? — спросила я.
— Пойдемте, — Зарубина бодрым шагом двинулась в глубь коридора.
Мы устроились в большой полупустой комнате, где на высокой стойке типа барной, только чуть повыше, был установлен небольшой телевизор. У противоположной от входа стены стояли диваны и пара журнальных столиков. В углах, в больших керамических кадках «росли» искусственные пальмы. На одном из столиков кто-то оставил открытую литровую коробку из-под кефира. Помещение, вероятнее всего, являлось комнатой отдыха. Пепельницы на столиках свидетельствовали о том, что здесь можно курить, поэтому я достала сигареты.
— Ну, — Зарубина села на диван, закинув ногу на ногу, — что вы хотите узнать?
Я сидела под углом к ней. У сурдопереводчицы был заостренный носик, который, казалось, вынюхивает все самое интересное и злободневное. Выкрашенные в светло-соломенный цвет волнистые волосы спадали на плечи, серо-зеленые глаза смотрели куда-то мимо меня. Тон, которым она задала вопрос, не слишком мне понравился, но мне сейчас было не до выяснения отношений. Я спокойно закурила.
— Что вы можете сказать о Дюкине? — безразличным тоном спросила я.
— Нормальный был мужик, — Зарубина пожала плечами и выпустила к потолку струю дыма. — Очень жаль, что так получилось.
— Вы были с ним в хороших отношениях?
— В отличных, — улыбнулась она, — поэтому я и стала менеджером, не все же время сидеть в нижней части экрана.
— Не могли бы вы немного пояснить, что значит «в отличных»?
— В отличных, — заявила Ольга, наклонившись ко мне, — это значит, что мы с ним великолепно понимали друг друга. Альберт Степанович не был глухим к нуждам старательных и расторопных сотрудников. Так что его предложение о менеджерстве было продиктовано исключительно тем, что он по достоинству оценил мою работу.
— Как вы узнали о его смерти? — невозмутимо продолжала я.
— Так же, как и все — Вероника позвонила на студию, — почему-то с подчеркнуто эмансипированным видом ответила моя собеседница.
— Когда это было?
— Утром, когда она его обнаружила, — сокрушенно вздохнула и вслед за тем как-то брезгливо поморщилась Зарубина. — Она предупредила всех — сказала, что не сможет вести вечерний выпуск новостей.
— Значит, с того самого злосчастного утра вы не видели Дюкину?
— Видела, — неприязненно усмехнулась Зарубина, — она вчера приезжала. Была в кабинете Альберта Степановича.
— Вы не знаете, зачем она приезжала?
— Понятия не имею… Но в конце концов она же была его женой. Может, какие-то личные вещи думала забрать или решила, что пришло время потихоньку осваиваться в новом кабинете… — Зарубина растянула рот в язвительной усмешке.
— Вы намекаете на то, что смерть Альберта Степановича была ей выгодна? — прямо спросила я, не сводя с лица Ольги испытующего взгляда.
— Сказать такое… — недоуменно приподняла она плечи, — что вы! Хотя… почему бы нет? — как-то вдруг оживилась и повеселела она.
— То есть вы считаете, что госпожа Дюкина могла быть заинтересована в смерти своего мужа? — не отступала я, добиваясь от нее конкретного ответа.
— Ну вы же не маленькая! — с насмешливым пренебрежением взглянула на меня Зарубина. — Кому достанется все это? — окинула она завистливо-злым взглядом помещение.
— Но Вероника Сергеевна любила своего мужа! — в интересах дознания горячо возразила я.
— Это ничего не меняет, — двусмысленно усмехнулась моя собеседница, — от любви до ненависти, как говорится…
— То есть вы намекаете на то, что у Вероники Сергеевны был повод возненавидеть своего мужа?
— Я не была вхожа к ним, — с ироничным прищуром ответила Зарубина, — могу судить об их отношениях только исходя из моего повседневного общения с ними на работе.
— И что же вы заметили?
— По-моему, Альберт Степанович пренебрегал Вероникой. Да она сама, честно говоря, жаловалась мне на это. Мы же с ней все-таки подруги…
При слове «подруги» я почему-то поморщилась — мне определенно не хотелось бы иметь такую особу, как Зарубина, в числе своих подруг.
— И как реагировала на такое пренебрежение со стороны мужа Вероника? — я затушила сигарету в пепельнице и взялась за другую.
— Как-как, — со смесью насмешки и раздражения передразнила меня Зарубина, — вот жаловалась мне, переживала, страдала, наверное. Но она сама виновата! — злорадно добавила она.
— Почему же это?
— Да мягкотелая она… Все перед ним лебезила, словно задобрить пыталась. А мужикам, им характер показывать надо! Уж лучше стервой быть, но только не такой душкой, о которую собственный муж готов при каждом удобном случае ноги вытереть! — с тайным ликованием изрекла Зарубина.
— И вы полагаете, что в один прекрасный момент Вероника Дюкина потеряла терпение и не смогла перенести очередное унижение?
— Возможно, — кокетливо пожала она плечами, — таким, как Альберт Степанович, командовать, конечно, было нельзя, но хитростью от него, думаю, многого можно было добиться.
— Вам виднее, — съехидничала я.
— Я говорю гипотетически, — резким тоном произнесла Зарубина, — с Альбертом Степановичем меня связывали исключительно деловые отношения. Да он вообще, как мне кажется, не был бабником. Умеренный и уравновешенный мужчина. Я уж Веронике говорила, что это, наверное, во всем его флегматичный темперамент виноват. Все-то он улыбается и шутит. Да только улыбка у него какая-то ленивая получалась. Он ведь и сотрудников увольнял именно с такой вот улыбочкой. Не нервничал, стекол не бил, в подчиненных предметами не кидался… — с шутливым жеманством дополнила она.
— Если я вас правильно поняла, любовницы у него не было?
— Думаю, что адюльтер — не его конек. Хотя кто его знает, — сощурила она свои зеленые глаза.
— Значит, если допустить, что госпожа Дюкина… — я дипломатично замялась, — …ну, вы понимаете меня… В таком случае причиной инцидента не могла стать ревность?
— Если принять во внимание, что Альберт Степанович не изменял ей, то нет. Я склонна думать, что он не изменял. Но кто поручится за это? Мужчина в расцвете лет, с приятной внешностью, положением, хорошими манерами… И потом, он в последнее время был особенно равнодушен к Веронике! Мне бы ее терпение! — насмешливо воскликнула она.
— Вы считаете Дюкину способной на убийство? — холодно посмотрела я ей в глаза.
— Вероника тиха и послушна, если можно так выразиться, — усмехнулась Зарубина, — но вы ведь сами знаете, в тихом омуте…
Она стрельнула в меня глазками, словно я была мужчиной, а она тщилась меня соблазнить.
— То есть при иных обстоятельствах, — долбила я в одну точку, — вы допускаете с ее стороны возможность…
— Не знаю, — бесцеремонно перебила меня Зарубина, — иногда ведь равнодушие хуже измены.
— А если учесть, что равнодушие подразумевает измену… — победоносно улыбнулась я.
— Бог его знает, — неожиданно добродушно сказала Зарубина, — Альберт Степанович был непростым человеком. Что на самом деле творилось у них в семье, кто может знать это? Почему бы вам не поговорить напрямую с Вероникой?
— Я уже беседовала с ней. И думаю, мне еще не раз придется обратиться к ней за разъяснениями. Просто она сейчас не в самом лучшем состоянии.
— Поня-ятно, — задумчиво протянула Ольга, вдруг отрешенно уставившись в пол.
— А как насчет врагов Альберта Степановича?
— Врагов? — зевнула сурдопереводчица.
— Госпожа Дюкина утверждает, что ее мужу угрожали. Вы ничего не знаете об этом?
— Нет, — округлила глаза Зарубина, — я ни разу не видела Альберта Степановича испуганным или удрученным. Иногда он бывал раздражительным, мрачноватым — когда ссорился с женой. Конечно, он не докладывал мне об этих ссорах. Но достаточно было взглянуть на Веронику, и все становилось ясно. Тем более что она частенько делилась со мною наболевшим!
— Ни звонков, ни писем? — не верила я.
— Ничего такого, — отрицательно покачала головой Зарубина, — хотя… Может, что-то такое и было, просто я не знала.
— А Вероника не говорила вам об этих угрозах в те моменты, когда изливала перед вами душу? — я сверлила ее недоверчивым взглядом.
— Нет, — уверенно ответила она, — может, не считала нужным?
Зарубина скептически пожала плечами, продолжая манерно пускать дым к потолку.
— А как выглядел Альберт Степанович в тот день, когда его убили? Вы не заметили в его поведении чего-нибудь странного?
— Наоборот, он весь сиял… Был немножко нервным, но это была, я бы сказала, какая-то радостная нервозность. Скорее, просто волнение. Словно он ожидал свидания или еще чего-нибудь в этом роде, — с недоумением в глазах сказала Зарубина.
— Вот как? — удивилась я.
— Ему кто-то звонил, когда я вошла к нему в кабинет, это было часов в десять утра, он стал еще более возбужденным. Но я, сами понимаете, не смела спросить, кто звонил и в чем дело. Я просто умею читать по лицам… — приподняла подбородок и с холодной усмешкой посмотрела на меня сурдопереводчица.
Мне стало немного не по себе: что же эта завистливая и расчетливая, как мне казалось, особа могла прочесть на моем реагирующем на малейшие нюансы лице?
— А вскоре он уехал и вернулся только к обеду. Выглядел он усталым, но вполне удовлетворенным, — с ядовитой усмешкой проговорила Зарубина, — не знаю уж, что на него так повлияло. Да мне, в принципе, было на это наплевать. Хотя настроение шефа всегда важно, — официальным тоном закончила она.
— Хорошо. Большое вам спасибо, — поблагодарила я Зарубину. — Теперь мне бы хотелось переговорить с секретаршей Альберта Степановича, это возможно?
— Разумеется, — Зарубина поднялась с дивана и пошла по коридору.
Я последовала за ней, по дороге наблюдая за плавным покачиванием ее округлых бедер. Вскоре мы вошли в небольшую, со вкусом обставленную комнату, слишком колоритную, чтобы, на мой взгляд, называться приемной. Но именно приемной она и была. За столом из светлого дерева сидела смазливая брюнетка лет двадцати пяти. Ее собранные в хвост волосы отливали синеватым блеском. Внешние уголки глаз были чуть приподняты, что сообщало ее взгляду лукавое выражение. Белая блузка подчеркивала черноту ее волос и глаз.
— Валечка, — сюсюкающим голосом обратилась к ней Зарубина, — это частный детектив Татьяна Иванова, она расследует обстоятельства смерти Альберта Степановича. Хочет с тобой побеседовать.
Брюнетка благожелательно посмотрела на меня и кивнула. Зарубина вышла из приемной.
— Мне нужно задать вам несколько вопросов.
— Слушаю вас, — брюнетка с интересом смотрела на меня.
Я спрашивала ее о том же, о чем и Зарубину: поведение Альберта Степановича в последние дни, его отношения с женой, его недоброжелатели, если таковые были, люди, с которыми он общался. Среди последних мне были названы фамилии руководителей тарасовских газет, бизнесменов, журналистов, директора салона красоты «Марио» и так далее. На мой вопрос о врагах она ответила таким же недоумением, с каким несколькими минутами раньше это сделала Зарубина.
— Госпожа Зарубина сказала мне, что в воскресенье, — я выразительно взглянула на Валечку, — Альберт Степанович был очень оживлен, а потом и напряжен. Ему кто-то позвонил с утра, и он тут же уехал. Вернулся на работу к обеду. Вы ведь соединяли своего шефа с теми, кто ему звонил…
— Да, если ему не звонили напрямую. У него ведь два телефона.
— Насколько я поняла, со многими деловыми людьми у него были приятельские и даже дружеские отношения. Означает ли это, что они звонили ему по прямому телефону?
— Были те, что звонили напрямую, например, Глеб Шумер, директор салона «Марио», а некоторые, например, Николай Николаевич Волков, главный редактор «Тарасовского бомонда», всегда просил меня соединить его с Альбертом Степановичем.
— Кто звонил вашему шефу в воскресенье утром?
— Волков, Сарычев Марк Григорьевич, Ногин Денис Александрович, потом жена… — Валентина читала по журналу.
Я уже знала, что Сарычев — руководитель газеты, принадлежавшей Дюкину, которая носила претенциозное название: «Момент истины», а Ногин — директор банка «Тарасовкредит».
— Все они звонили с утра?
— Да, — кивнула Валя.
— В какой последовательности?
— Волков, Ногин, потом Сарычев… — Валя немного приуныла.
— А госпожа Дюкина, разве она не звонила по прямому телефону?
— Звонила, — бестолково ответила Валя, — но позавчера, я очень хорошо это помню, она позвонила по этому телефону, — показала она глазами на стоящий перед ней черный нарядный «Панасоник», — и попросила меня соединить ее с Альбертом Степановичем.
— Они долго говорили?
— Минут пять, не больше.
— С другими абонентами ваш шеф был также краток?
Валя кивнула.
— И последнее: мне нужны реквизиты Волкова, Сарычева и Ногина, — местонахождение салона «Марио» я знала, а потому не стала любопытствовать, как мне найти Шумера.
Записав телефоны и адреса контор, я поблагодарила Валечку, сообщившую мне на прощание, что Дюкина в воскресенье вечером была сама не своя, но новости вычитала сносно. Альберт Степанович пригласил жену в кабинет, как только та приехала на студию, и о чем-то разговаривал с ней несколько минут, после чего они оба вышли: Вероника — с озабоченным лицом, а Альберт Степанович был спокоен.
Следующим моим собеседником был зам Дюкина, Сухарев Леонид Геннадьевич. Он оказался интеллигентного вида мужчиной лет пятидесяти, с седеющей шевелюрой, изысканной бородкой и усами, подтянутым и любезным. Его я доставала на предмет возможных недругов Дюкина. Он не знал таковых, то есть тех, кого можно было заподозрить во враждебных чувствах, в ненависти или злобе по отношению к Альберту Степановичу. Я поспрашивала его также насчет тех господ, фамилии которых мне назвала Валентина. Он дал каждому из них краткую характеристику, в меткости и точности каждой из которых посоветовал убедиться на личном опыте. О Дюкиной Леонид Геннадьевич высказывался как о приятной во всех отношениях женщине, мягкой, приветливой, старательной, любящей своего мужа и во всем помогающей ему.
Я пообщалась еще с полдюжиной работников телестудии, но так и не могла прояснить ряд вопросов, терзающих меня. Первым из них был вопрос о недругах и завистниках Дюкина, присылавших ему угрожающие письма. Выйдя из студии и сев в машину, я набрала номер квартиры Дюкиных. Трубку взяла сама Вероника.
— Да.
— Извините, это опять я. Вы говорили об угрозах в адрес мужа, но никто из сотрудников ТТС не может сказать чего-либо конкретного на этот счет.
— Вы думаете, я вру? Можете приехать и своими глазами посмотреть на эти письма, — с апломбом заявила она.
— Именно об этом я и хотела вас попросить, — обрадовалась я.
— Через полчаса я уезжаю на студию, так что…
— Я буду у вас через пять минут.
Швырнув трубку на сиденье, я во весь опор «поскакала» к Дюкиной. За эти пять минут я многое передумала. Вернее, думы мои сводились к смутным догадкам и бесконечной череде вопросов, которые я с дотошностью и беспощадностью ставила себе. Мне еще не хватало информации, чтобы выстроить цепь произошедших событий. Мне необходимо было пообщаться со всеми этими воскресными абонентами Дюкина, потому что между его волнением, о котором свидетельствовала Зарубина, и тем, что случилось с ним ночью с воскресенья на понедельник, я, основываясь пока только на интуиции, прозревала таинственную связь. Я жаждала фактов, а потому после визита к Дюкиной решила прямым ходом отправиться к Шумеру, Ногину, Сарычеву и Волкову. Возможно, сегодня мне не удастся побеседовать со всеми, потому что день начал плавно клониться к закату.
Назад: ГЛАВА 3
Дальше: ГЛАВА 5