Глава 7

Магазин, от которого работала Светина «точка», я нашла быстро. Небольшой отдельчик в огромном универмаге был похож на закуток. В этом закутке, окруженные хорошенькими баночками и скляночками с косметикой, лениво скучали две девушки. Одна с интересом разглядывала журнал «Лиза», пытаясь решить там кроссворд и выиграть путевку в Зимбабве, а другая, довольно хорошенькая, но немного уныло одетая, тоскливо смотрела в окно, мало реагируя на проходящие вокруг нее дебаты покупателей о стоимости товаров, предлагаемых яркой витриной.

Наискосок от них мирно отдыхали продавщица и охранник ювелирного отдела. Посетителей у них не было вовсе.

Я посмотрела на девушек и решила для себя, что лучше быть скромной. Поэтому подошла к ним тихим и кротким шагом, опустив глаза, и скромно спросила, есть ли у них вакансии.

Поклонницу «Лизы» мне провести не удалось. Окинув меня оценивающим взглядом и подсчитав в уме стоимость моего «прикида», она фыркнула:

– При нашей зарплате вам вакансии не нужны, – отрезала она.

Вторая обрадовалась моменту общения и начала рекламировать родную фирму, обещая мне райскую жизнь и уверяя, что я непременно понравлюсь ее хозяевам.

Адрес «хозяев» был мне выдан. Слава богу, офис располагался недалеко. Я попрощалась с девочками, стараясь быть обаятельной. Девочки могли мне пригодиться. Если, предположим, мне не удастся добиться контакта с братьями Зенчиками.

Все время меня не покидало ощущение, что на меня смотрят. Смотрят прямо в спину, старательно изучая каждое мое движение. Я оборачивалась, но ни разу мне не удавалось поймать взгляд человека, так пристально следившего за мной.

«У тебя расшалились нервы, Иванова», – сказала я себе, покидая магазин. Просто расшалились нервы…

И все-таки я была готова поклясться, что во время моего разговора с девочками являлась объктом чьего-то пристального внимания.

Чьего? Я была уверена, что там не было никого, кого могла бы заинтересовать моя персона.

Но взгляд я чувствовала. Или мне все-таки показалось?

До офиса я добралась за считаные минуты. Он располагался во дворе одного из соседних домов – в одноэтажке, жутко грязной и обшарпанной. Ну и ну, сказала я себе. Вот где хранится очаровательная косметика… В амбаре каком-то заплеванном.

Фирме «Мейбеллин» это вряд ли бы понравилось. Впрочем, может, им и вовсе наплевать.

Секретарша, впрочем, была. Полногрудая девица в белом свитере и красной юбке, с длинными, но толстыми ногами. Я ей сразу пришлась не по вкусу, поэтому на мой вопрос о начальстве она скривилась и показала взглядом на дверь. Дверь была обшита кожей, без таблички. Я толкнула ее и вошла. Первое, что я увидела, был огромный портрет Карла Маркса. Второе – ходячий портрет Карла Маркса с огромной плешью на макушке и дохлой бородкой, в которой застряли крошки поедаемого «Карлом» гамбургера.

Его маленькие глазки, выглядывавшие из-под кустистых бровей, уставились на меня с подозрением. Затем он вытер платком эти самые крошки с усов и бороды. И только после этого спросил:

– Чем могу служить?

Я растерялась. Не каждый раз тебе удается увидеть сразу двух Карлов Марксов! Моя растерянность вполне отвечала образу невинной девицы, устраивающейся на работу.

Маленькие глазки раздевали меня, ощупывали и примеряли на свой размер. Будущее мне уже было уготовано самое что ни на есть достойное. Кровать была мне обеспечена, а ежели я не стану проявлять недостойной момента прыти и не начну отказываться от стремительно валящегося на меня счастья, то и с деньгами у меня станет нормально. А уж косметикой-то «Мейбеллин» меня затарят по самые уши!

– Мне сказали, что вам нужны продавцы, – проговорила я самым робким из моих робких голосов. Глаза мои смотрели так, что даже каменное сердце не выдержало бы. Пролили бы слезу даже самые жестокосердные! Зенчик-старший обрадовался:

– И кто же вам сказал?

Я задумалась. Кто бы мне мог сказать? Я слышала, как одну из продавщиц называли Леночкой.

– Лена, – не моргнув глазом, соврала я. И не покраснела!

– Ну, хорошо, – поверил он мне, к моему огромному удивлению. Наверное, красота моих ножек растопила его холодное сердце.

Он встал из-за стола и обошел меня, внимательно проверяя параметры моей фигуры. Удовлетворенно хмыкнув, сел опять и спросил веселым голосом:

– Ну и как же вас зовут, моя красавица?

– Таня, – честно призналась я.

– Вакансии у нас есть, – кивнул он, – но работа тяжелая. Вы работали в торговле?

– Да, – кивнула я, – но там у меня случились маленькие неприятности.

– Какие?

– Меня подставили, – почти шепотом сообщила я, начиная игру. Я рассказала всю Светину историю, изменив только имена. По своему сыщицкому опыту я знала – эти истории встречаются на каждом шагу. И ничего странного в том, что мне сразу поверили, не было. Странно было его самообладание. Он слушал меня заинтересованно, сочувствуя. Или он находился на вершине лицемерия, или я была не права. Но я-то больше верила Свете!

– Да, – протянул он, когда я закончила, – у нас такого безобразия не водится. Что ж, пройдете испытательный срок, мы посмотрим, как вы работаете. Тогда и решим, останетесь ли вы с нами или нет.

Аудиенция была закончена. В понедельник мне надлежало явиться к нему с паспортом. И начать работу.

Когда я выходила, в кабинет ворвался маленький человечек в очках, с такой же плешью, но без бороды. Он заверещал что-то, и Зенчик-старший попросил его:

– Гришенька, попозже…

Я поняла, что застывший как изваяние с открытым ртом тип и есть Зенчик-младший. Я поняла Свету. Разница заключалась в том, что с этим отвратительным существом я не пошла бы в ресторан. Даже если бы умирала от голода.

Дверь захлопнулась. Секретарша окинула меня пренебрежительным взглядом. В этот момент, конечно, у меня развязался шнурок моего высокого элегантного ботинка. Я наклонилась, и мне пришлось задержаться. Все вышло естественно. Да и Зенчики не заметили маленький жест, с помощью которого я поместила в трещинку стола маленькую японскую штучку, позволяющую услышать милые, задушевные беседы на расстоянии. Времени, которое я посвятила тщательному завязыванию шнурка, мне хватило, чтобы услышать заветное имя Бориса. Именно его персона так взволновала Зенчика-младшего. Вернее, безвременная утрата, обрушившаяся на их плечи. То есть кончина незабвенного Бориса.

Судя по волнению, появившемуся в их голосах, они к его смерти были непричастны. Честно говоря, я немного огорчилась. Я с удовольствием сдала бы «сладкую парочку». Но смерть Бориса явилась для них полной неожиданностью. Значит, не они…

Кто же тогда? Неужели все-таки маленькая, поношенная дамочка с вострым лицом, встретившаяся мне дважды рядом с Борисом?

Та самая синюшка?

В это я верила с трудом. Слишком субтильна она для убийств. Сотворить акт вандализма над поверженным телом – это она могла сделать запросто. Но Борис был нехилым пареньком.

Куда же меня опять занесло? В какие райские кущи? Ответ приходил неприятный. Нутром я чуяла опасность для себя.

Закончив с мелкими делами, я мило улыбнулась секретарше и двинулась к выходу. Пока мне здесь делать нечего.

Нужно сверить все факты и провести аналитическую работу. Как бы я это ни не любила, а необходимость нудного анализа необходима. Любишь за бандитами бегать – люби и думать.

А для улучшения мыслительных процессов мне были очень нужны три вещи. Сигарета, кофе и мой кисет с магическими костями. Все это ждало меня в некотором отдалении от места моей рекогносцировки, а точнее – в моем «sweet home» , куда я и направилась, не раздумывая. Приятно после злачных мест посетить уют тихого крова, под которым ты обитаешь.

Стоило мне переступить порог квартиры, как я поняла – размышления откладываются. Телефон оглушил меня своей призывной трелью. Я даже не успела раздеться. Схватила трубку и услышала взволнованный голос Саши:

– Таня?

– Слушаю…

– Таня, я купила брелок!

Ну и что такого? Какой брелок? При чем тут я? Почему надо так орать в трубку?

– Какой? – поинтересовалась я, сдерживая раздражение.

– Володин! Который я ему дарила!

– Саша, – спокойно проговорила я, тщательно выговаривая буквы, – с чего ты взяла, что это именно тот самый брелок?

Кажется, дети заигрались в детективов… Если они собираются отвлекать меня по каждому поводу, я не смогу сосредоточиться.

– Такого второго нет… Там маленькая щербинка, понимаете? – Саша продолжала волноваться: – Я вам его сейчас принесу и все объясню.

– Давай, – согласилась я с ее решением. Все-таки хватит времени подумать до ее прихода…

До прихода Саши я улучшала мыслительный процесс. Кости сообщили мне, что я «достигну успеха благодаря случаю и доброжелательности друзей». Что ж, возможно, этим самым случаем и будет брелок… Брелок. Ерунда какая-то. Как Саша могла понять, что это ее брелок? Щербинка? А если это простое совпадение?

Мне нужно было прослушать, о чем беседуют братья Зенчики. Они мне успели надоесть за наше короткое общение, и я искренне надеялась, что мое расследование завершится до понедельника – поскольку никакого желания работать в их фирме у меня не было. Хоть бы они были не причастны ни к чему! Гады, конечно, но чем я от них дальше, тем мне приятнее…

Лениво я кинула кости второй раз, спросив их о пресловутых братьях.

«17+4+30». «Дурное предзнаменование для финансового состояния ваших дел, так как денежных поступлений не будет. Попытайте счастья в азартной игре».

Так… И как же сие понять? То ли мне не придется нажиться на Зенчиках, то ли Зенчики меня ограбят, то ли вообще я умудрюсь разорить несчастных братьев… В общем, все мы пойдем в казино. Вместе. И будем играть в рулетку. С братьями я соглашусь играть только в «русскую рулетку». И то – при гарантии, что проиграют именно они.

Азартные игры… Чушь какая-то! Терпеть не могу казино… У нас, господа, не Монако. У нас в казино не князья ходят. Там играют гоблины и нувориши. А чего там делать скромной частной сыщице, пусть даже с неплохим доходом и умением постоять за себя?

Лучше я телевизор посмотрю.

Саша задерживалась. Я немного послушала, о чем толкуют меж собой достославные Зенчики. Толковали они о ценах, соболезновали убиенному Борису, явно, как и я, не зная, кто мог возжелать столь страстно его погибели. В казино почему-то не собирались. Может, собираются ночью поиграть в преферанс? Ну, это уж точно без меня…

Судя по их разговору, Зенчиков можно было оставить в покое и облегченно вздохнуть.

Я кинула кости в третий раз – поскольку мои кости, как и бог, являлись поклонниками троицы.

«8+20+27». «Осторожно со спиртными напитками. К сожалению, конкретных рекомендаций эти символы не дают».

Отчего же? Вполне конкретная рекомендация. Значит, сегодня меня ожидают разврат, азартные игры и пьянство. Кошмар! Детектив Иванова в гнездилище порока!

Нет, заплакала Таня и пала на диван, закрыв лицо руками. Никто и никогда не погубит мою невинную душу…

Я начала смеяться. А раз уж начала смеяться, остановиться смогу не скоро. Поэтому, когда раздался звонок в дверь и вошла Саша с вытаращенными глазами и насмерть перепуганным лицом, я расхохоталась еще больше, чем окончательно выбила ее из колеи.

Заметив, что мое веселое настроение отчего-то не радует Сашу, я постаралась остановиться и придать своей физиономии серьезное выражение. Но для человека, собирающегося отправиться в казино и даже надраться там от души, серьезное лицо не подходит. К тому же я прекрасно помню, что, как говаривал один гений, все глупости как раз и совершаются с серьезной миной.

– Вот он, – протянула мне на ладони брелок Саша. Я осторожно взяла его из ее рук и поняла, о чем она говорила.

Брелок был редким – маленький тотемчик в виде буйвола. Сделан он был из камешка, мне неизвестного. Очаровательная вещица была немного подпорчена. На голове буйвола на месте рога был маленький скол. Перепутать такую вещь было невозможно. Я подняла на Сашу глаза. Мое легкомысленное настроение улетучилось.

– Где ты взяла такую старинную вещицу?

– В том-то и дело, – взволнованно проговорила она, – я сама заказала ему брелок из маленькой старинной статуэтки. Дубликата и быть не могло.

Я кивнула.

– А сейчас я его увидела. У какого-то азербайджанца, на рынке. Представляете? Пришлось купить…

Вот тебе и обещанный «случай»… Так и до казино недолго…

– Пошли, – решительно сказала я.

– Куда? – спросила Саша.

– На рынок, – пояснила я коротко, – покажешь мне продавца…

Мы вылетели из квартиры.

Признаюсь сразу – на рынках я стараюсь бывать как можно реже. То есть вообще избегаю этого места, столь любимого остальным человечеством. Во-первых, скопление народа действует на меня угнетающе. Во-вторых, не менее угнетающе действует на меня суровая реальность, представленная на рынке взбесившимися ценами на такую, господа мои, пакость, которой я на себя вовеки не надену. Все эти блестящие платья, украшенные детскими побрякушками, эти безликие свитера, все это массовое сумасшествие… В моем роду не было ни одного турка и ни одного китайца. Может быть, именно поэтому нет во мне тяги к восточным нарядам.

По этой самой причине я старательно норовлю избежать необходимости посещения сего славного заведения. Ах, да… Есть еще один немаловажный фактор. Музыка… От этой музыки вы сойдете с ума сразу и надолго. Отчего-то там такая подборка, что у меня складывается подозрение, что большинство наших людей провели огромное количество времени в тюрьмах. Во всяком случае, любовь к хриплым голосам недавних ЗК в них вельми великая… Голоса эти несутся со всех сторон. В них трогательные истории какого-нибудь Япончика достигают высокого уровня неплохой мелодрамы. В общем, если вы не сойдете с ума сразу от наплыва чувств-с, то «Чашка кофию» покажется вам высокоинтеллектуальной песней, а Меладзе вы обрадуетесь, как Дэвиду Гилмору.

Сейчас в народе царил новый хит, и, как только мы ступили на территорию рынка, на нас обрушился хор довольно гнусавых мужских голосов, протяжно исполняющих в сотый раз песню «Всяко разно…». Я почувствовала легкое головокружение и подкатывающую к горлу тошноту. Отчего-то сразу представились малорослые мальчики в тренчиках «Адидас» и в норковых ушанках, столь широко представленных на наших улицах. Они все лузгали подсолнухи и распевали сию песню.

«И почто я не пошла в певицы», – уныло подумала я. Неважно, что по голосу мы уступаем Монсеррат Кабалье. И Натали Коул. Голос – он в народе и необязателен… Главное – не его качество, а его противность. Чем противнее – тем лучше. А уж с противностью у меня все в порядке. Нос зажать прищепкой – и вполне обеспечена его противность…

Желательно также полное незнание родного языка. И соответственно, полное к нему неуважение. Потому как коверкать его тоже входит в правила игры. И отчего-то этот «стон» у них сленгом зовется…

В общем, мы влились под бодрые звуки народного хита в прогрессивное человечество, пытающееся с помощью турецких тряпок приблизиться к Европе. Народу было много. Все ходили, пристально осматриваясь, и отчего-то семьями. Наверное, это традиции. По субботам непременно нужно пойти на базар.

Саша стремительно пробиралась через толпу, я бежала за ней. Проталкиваться нам пришлось довольно долго. Наконец Саша остановилась. Возле небольшого лотка с зажигалками и брелками стоял небольшой пузатый человечек с огромным носом и миндалевидными глазами. Он задумчиво смотрел в пространство, шевеля пухлыми губами. То ли у него было время намаза, то ли он подсчитывал возможную прибыль – сразу понять было невозможно.

– Что будем делать? – спросила Саша тихо, почти одними губами.

– Следить, – пожала я плечами. В том, что, спросив его об интересующем нас предмете, я не получу ответа, я была уверена на сто процентов.

Внутреннее чутье подсказывало мне, что наш неизвестный душегуб не преминет объявиться здесь.

– Следить, – протянула Саша разочарованно, – мы здесь до утра можем проторчать.

Я задумалась. В ее словах присутствовала сермяжная правда. Да запросто можем проторчать! Что изменится в худшую сторону, если я рискну обратиться к нему с вопросом? А если покупка была случайной и он опишет продавца? И наконец, может, он сам и является загадочным убийцей?

Впрочем, нет. Я осмотрела азербайджанца внимательней и засомневалась в его способностях. Он, кстати, мой взгляд почувствовал. И начал посматривать в нашу сторону. Причем, судя по его реакции, он счел нас своими поклонницами. Мы его не напугали.

– Ладно, – решилась я, – ты не показывайся. А я сейчас что-нибудь придумаю.

С этими словами я решительно двинулась в сторону несчастной будущей жертвы моего обаяния.

– Добрый день, – сказала я, лучезарно улыбаясь.

Бедняга растопился от солнечного тепла моей приветливости мгновенно. В его глазах появилось самоуверенное чувство, которое я называю «ослиной мужской самонадеянностью». Он без труда понял, что я пленена его неотразимым носом и его прекрасными усами.

– Здравствутэ, – проговорил он тоном, обещающим мне все радости сексуальной жизни, которых я, по его мнению, заслуживала.

– Меня интересует одна безделушка, – безмятежно разглядывая разложенные на его лотке стразы, сообщила я.

– Что? – Он был воплощение доверительной учтивости.

– Брелок, – невозмутимо продолжала я, глядя ему в глаза, – брелок в виде буйвола… Мне сказали, что у вас такой есть.

Продавец дернулся, и в его глазах страсть сменилась страхом. Казалось, что я достала из-за пазухи змею и швырнула ему в лицо.

– Его купили, – коротко ответил он и отвернулся.

– Знаю, – кивнула я и достала злосчастную побрякушку из кармана, – меня интересует, как у вас оказалась эта штучка…

Он дернулся. Посмотрев в сторону, почти прошипел:

– Катысь отсюда…

Я улыбнулась. Надо же… Без году неделя в России, а уже набрался мужеского российского хамства. Так разговаривать с леди!

– Видишь ли, милый, я-то покачусь… Только покачусь я прямо до прокуратуры. А там я укажу прямо в твою сторону, что ты, мой дорогой, продаешь игрушку, принадлежавшую недавно убитому мальчику… Что ж ты делать-то будешь? Паспорт-то у тебя, надо думать, без прописки. А им убийство повесить не на кого…

Он начал думать. Мучительно было наблюдать, как нелегко дается ему этот непривычный для его мозга процесс. Но мой фокус не удался. Я услышала за своей спиной тяжелое дыхание, и голос, как две капли воды похожий на голос исполнителя песни «Всяко разно», грозновато вопросил:

– Че надо от Вагифа?

Я медленно развернулась.

Передо мной стоял здоровенный бугай с узким лбом гориллы и таким взглядиком, что я почувствовала себя гладиатором, брошенным в клетку со львами.

– Ничего, – улыбнулась я, – просто немного пробую свои силы в рэкете… Решила подработать частным, так сказать, образом…

Ох, вот уж точно, мой язык доведет меня до могилы! В глазах бугая, совершенно неспособного понимать юмор, загорелись зловещие огоньки. Он многообещающим взором окинул мою трепещущую, хрупкую фигуру и оскалился:

– Пшла отсюда… Пока не допрыгалась… Умористка…

Конечно, я бы управилась с ним. Но привлекать внимание его собратьев по ратным подвигам было уже верхом легкомыслия. Поэтому я сдержала молодецкую храбрость и ретировалась к Александре. Но напоследок я не удержалась и со всего размаха влепила добру молодцу тихий и незаметный удар под коленную чашечку. Он тихо взвыл и посмотрел на меня возмущенно.

– Извините. – Мило улыбнувшись, я сделала движение прочь, но оказалась в его цепких и недружелюбных объятиях. Надо мной нависло мрачное лицо с таким выражением, что хотелось раствориться в воздухе немедленно и навсегда. Сделав попытку вырваться, я поняла, что мой поступок был немного легкомыслен.

– Ты че, ошалела? – грозно сопя, спросил мой герой. – Я те покажу, чем должна заниматься баба…

– Фу, – сказала я, поморщившись, – зачем же обзываться?

Его коленная чашечка пострадала вторично. На этот раз я ударила со всем чувством сладострастия и удовольствия. Я даже зажмурилась, когда он издал нечеловеческий вопль. Именно так, по моим представлениям, ночами стенало уродливое создание доктора Франкенштейна. Он на мгновение расцепил пальцы, и я смогла вырваться. Грозно дыша и расставив руки, он пошел на меня. Я мигом достала из сумки свою просроченную красную книжицу и, ткнув ему прямо в нос, заорала басом:

– Прокуратура, козел!

Он остановился. В его глазах появилось обиженное выражение ребенка, которого сейчас ни за что поставят в угол.

– Ну и че? – попытался он сохранить хорошую мину при плохой игре.

– Да ничего, – весело сказала я, убирая документ в сумку, – лучше не мешай допрашивать свидетеля.

– Вагиф – свидетель? – глупо ощерился он. – Да он по-русски плохо понимает…

– Сама разберусь, – хмуро пообещала я.

Парень окончательно зачах от пережитой неудачи. Кажется, он не понимал, что ему делать дальше. Наконец, сообразив, что лучше все-таки оставить меня в покое, он сплюнул, пригрозил выяснить, из какой я прокуратуры, и, ворча себе под нос разные непристойности, касающиеся меня и моей бедной мамочки, удалился. Я посмотрела ему вслед немного разочарованно. Эх, и мелковаты ныне гоблины! Вот раньше, бывало, прилипнет такой – не отвяжешься…

Я уже подходила к Саше, как вдруг, обернувшись, увидела, что к Вагифу подошел малорослый белобрысый тип. Совершенно размытое лицо было мне отчего-то знакомо. Где я могла его видеть? Он поговорил с Вагифом и отошел. Меня они уже не видели. Я старалась вспомнить, где же я могла видеть этого парня… Впрочем, такое типичное лицо!

И все-таки… Мы уже вернулись, а я все не могла выкинуть это лицо из головы. Я перебрала все места, даже школу – и вдруг…

– Магазин! – заорала я. – Бог мой! Сашка, мы обе дуры!

Саша вытаращила на меня глаза.

– Зачем этот парень подходил к Вагифу? – спросила я ее.

– Не знаю, – пожала она плечами, – кажется, что-то у него взять хотел… Или взял?

– Взял! – прорычала я и нервно заходила по комнате. – Взял, взял! Знаешь, что он взял…

– Что? – заинтересовалась Саша.

– Деньги, – мрачно сообщила я, – деньги за брелок. И мы с тобой его самым дурацким образом проворонили.

– Ох! – горько выдохнула Саша. Мы замолчали. Я обдумывала ситуацию. После недолгих размышлений я решила, что все не так уж и плохо. Саша посмотрела на меня с робкой надеждой.

– И что же теперь делать? – тихо спросила она.

– Идти в магазин, – сказала я, – меня-то он не заметил. Я вообще на работу устраиваюсь. Так что… Все совсем не кончено, девочка моя! Самое интересное только начинается!

С этими словами я, весело напевая, отправилась на кухню варить чудеснейший, ароматный кофе, чтобы немного согреться и отдохнуть.

Жизнь перестала казаться мне безнадежной порнухой. Я могла выиграть эту партию в шахматы. От этого зависела свобода маленького бомжика, любящего называть девушек «барышнями».

Может быть, вам его судьба безразлична, а вот мне отчего-то совсем нет. Считайте меня наивной дурехой. Но циничность тоже должна иметь границы.

В конце концов, почему вы так уверены, что Вселенная держится именно на нас с вами, а не на таких вот изгоях – Витьках?