Глава 8
Пока я озиралась в толпе, стараясь высмотреть хоть одну знакомую фигуру, ко мне подплыл поднос с шампанским, над которым торчал официант. Так, Таня, ты можешь выпить ровно половину бокала и никак не больше! Только немного взбодриться, но так, чтобы крыша не съехала, учитывая, что я почти целый день ничего не ела.
Полбокала шампанского показались мне ведром воды, которая еле поместилась в моем корсете. Да, такая рюмочная талия требует определенных жертв — даже и выпить нельзя, не говоря уж о том, чтобы чем-нибудь полакомиться. Я с тихой грустью покосилась на шведские столы, вокруг которых толпилось множество народа, не возводящего в принцип окружность своей талии. Я прошла в центр зала и еле сдержалась, чтобы не поежиться от количества взглядов, упавших на мои плечи и лицо.
Некоторые из этих взглядов — разумеется, женских — излучали нечто убийственное. Мужские взгляды, напротив, отмечались необыкновенной лояльностью.
— Средь шумного бала случайно!.. — услышала я проникновенный бас над ухом и была подцеплена под локоток сухой и твердой мужской ладонью. Из-за моего плеча вынырнуло обширное лицо Курбатова. Выпуклые черные глаза были так близко, что я чуть не вздрогнула. Я жеманно повела плечиком:
— Ах, Виктор Сергеевич, зачем же так пугать даму? А вдруг я упала бы в обморок!
— Для столь воздушной принцессы обморок не так уж и страшен — всегда найдется кому подхватить. Однако вы великолепны! — ответил этот доморощенный Казанова, чуточку отступая назад. — Я обязательно представлю вас всем. Вы будете украшением нашего банкета, Жанна Леонидовна! Кстати, у меня есть одна идейка насчет вашего проекта с этим центром. Что, если нам объединить усилия еще и с Германией, а?! Создадим этот центр с американцами и с немцами сразу — и да здравствует дружба народов!
Видимо, Курбатов еще не очень подоил Германию!
— Это было бы великолепно, но такие вопросы я должна урегулировать и в Москве, и в Бостоне! — качала я права от имени Климкиной.
— Урегулируем, Жанна Леонидовна, урегулируем все и в Москве, и в Бостоне с помощью нашего губернатора Федора Дмитриевича!
Интересно, это все на полном серьезе или он так меня клеит?!
— Сейчас я представлю вас нашим немецким друзьям! — И Курбатов закивал кому-то своей зловещей кудлатой башкой.
Из толпы вынырнул Игорек, скользнул по мне вежливо-отстраненным взглядом и встал навытяжку перед моим новоиспеченным ухажером.
— Найди-ка мне скорее Юргена и Кристофа! — сказал ему Курбатов, не снимая с лица обращенной ко мне улыбки.
Первым делом, когда я освобожусь от этого друга народов, надо будет переговорить с Игорьком — как там дела у Климкиной?
Игорь ввинтился в толпу, и через минуту, в течение которой Курбатов распинался о звездных перспективах совместного немецко-американского спасения российских беженцев, передо мной явились два баскетбольного роста сухопарых немецких старика, похожие на банкиров. Игорек бойко залопотал с ними по-немецки, указуя на меня и Курбатова. Курбатов стоял, подхалимски заглядывая в их маленькие пронзительные арийские глазки, и тоже пытался что-то произнести, но лучше бы он этого не делал. Немцы улыбались мне и кивали: «Я, я!»
Благодаря своим туристическим познаниям немецкого языка я могла из их разговора понять, что этим старцам впаривают необходимость сотрудничества, а главное — финансирования центра для беженцев. Про американцев с ними не вели и речи — Курбатов хотел слупить все с Германии. А меня им представляли как директора данного проекта.
Пожилые немцы поглядывали на нас с опаской: наседающий Курбатов с бандитской рожей и полураздетая маркиза Помпадур, наверное, не вызывали у них особого желания раскошелиться. Однако с европейской вежливостью они ответствовали, что да, мол, неплохо было бы и посотрудничать. Я стояла с накрепко приклеенной улыбкой, остановившись взглядом на пиджаке одного из немцев. Мое внимание привлек значок с эмблемкой «Дойчебанка». Да, Курбатов их тут пас, как кур. Наш международный контакт завершился, немцы пожали мне руку, и я, как дурочка, сделала им книксен.
— Спасибо, до свидания! — с улыбкой произнес старик со значком.
— Ауфвидерзеен! — закивала я.
Игорь, уводя немцев, оглянулся на меня и вытаращил глаза. Видимо, у него было для меня что-то срочное. Курбатов наконец извинился и, пообещав мне скорейшую встречу, перевалил в соседнюю компашку, где высился над всеми мэр города. Там Курбатов стал прикладываться к бокалам, причем очень интенсивно.
Так, надо найти Игорька. Я вышла из поля зрения Курбатова, который все поглядывал на меня из-за мэрского плеча, и меня закружило по залу. От мелькания разнообразных физиономий, пиджаков, цветов, галстуков-бабочек, колонн меня начало уже немного подташнивать. Наверное, мне надо просто взять и съесть что-нибудь — хоть один бутерброд. Плевать мне и на корсет, и на всех вокруг. Сейчас встану вон там в углу, возьму тарелочку и поем. И пускай лучше лопнет корсет, чем я хлопнусь от голода в обморок!
Так я и сделала. Провожаемая многочисленными взглядами, в полном одиночестве отошла в дальний конец стола, взяла тарелку, положила туда булочку, ветчину, сыр и кусок дыни сверху и принялась за еду. Ешь, Таня, на здоровье. А то на голодный желудок расследование как-то не идет. То ли корсет растянулся, то ли я в корсете уменьшилась, но вся еда благополучно достигла места назначения, и я взяла со стола молочный коктейль с ванилью и клубникой.
Коктейль был густой, как деревенская сметана. Я поглотила немалую порцию и заметно повеселела. Правда, корсет стал поскрипывать.
Когда я занималась выковыриванием последней клубничинки со дна бокала и раздумывала над своими дальнейшими действиями, из толпы вынырнул и направился в мою сторону Игорь.
— Ну, на ловца и зверь бежит, а я собиралась тебя разыскивать! — весело заявила я ему, облизывая уголки губ и поставив на стол пустой бокал.
— Вкусно, да? — сказал мне Игорек с укоризной. — А между прочим, Климкина благодаря тебе хлебает больничные щи!
— Лучше скажи, как она чувствует себя, эта милая дама? Что-нибудь вспоминает? Завтра же я ее навещу с огромной передачкой от имени американцев из Бостона!
— Татьяна, перестань тарахтеть! — попросил Игорь. — Она там, конечно, под хорошим надзором, но вообще-то еще не в себе. Ничего не ест, ничего не помнит!
— А ты говоришь — щи хлебает! — растерялась я.
— Да это я образно выразился! Короче, я отвез ее в больницу, говорю ей: пару дней полежите, и все пройдет. Она вроде ничего — не возражала. Привез, сдал на руки твоему Шуралеву. Он с ней побеседовал — она действительно ни черта не помнит.
— А как ее зовут — помнит?
— И как зовут не помнит. Ничего не помнит — я же тебе русским языком говорю! Поместили ее в палату — она вроде бы всем довольна, ни на что не жалуется, физически в норме.
— Так, может, это пройдет — они там ее лечат?
— Но мне от этого не легче: ее через два дня начнут разыскивать из Москвы, а спрашивать-то будут с меня. Это я лично занимался ею тут, в Тарасове. Завтра-послезавтра она в себя не придет — вернуться не сможет, начнут все раскапывать, дойдут до тебя!
Что-то мне не понравилось, каким тоном Игорь это говорил! Что за паника такая, боже мой? Или в нем мужского только волосатые руки в часах «Ориент»? Хотя, нет, я не должна так думать о нем — Игорь лучше всех. Это я его так подставила; я виновата во всем, что произошло с Климкиной. Я и должна все расхлебывать.
— Погоди, Игорь, ну что теперь поделаешь? Любой человек может заболеть в командировке. Давай завтра отправим ее в Москву: там ее лучше вылечат! Или сообщить им туда, что она пока побудет здесь… Ты не давал телеграмму ее родным?
— Да у нее все родные в Америке. Она живет то там, то в Москве. В Москве за нею солидная фирма, ее послезавтра посылают еще в какую-то страну. Начнется свистопляска, будут звонить советнику, спрашивать, что с Климкиной!
— Игорь, подожди… Для советника Климкина — это я, и они его с панталыку не собьют, а Москве надо так прямо и сказать: Климкина шла — упала, очнулась — ничего не помнит. Подержим, полечим… Вернем, мол, как новую.
— У тебя всегда все просто! — зло проронил Игорь.
— Это у тебя все сложно. Слушай меня — и все будет нормально. Больше ничего не придумаешь. Не могу же я ей дать по голове еще раз, чтобы она все вспомнила.
Однако, пока мы с ним препирались, в зале произошло некоторое движение, волнение в массах. Все как-то ускоренно стали передвигаться, быстрее хватать со стола закуски и оставлять пустые тарелки.
— Сейчас появится САМ, — сказал Игорь, посмотрев на часы. — Слушай, умоляю тебя, будь осторожна! Я дам тебе вот что, — и он протянул мне сотовый телефончик «Nokia» размером с пол-ладошки. — Второй такой у меня. Если зазвонит, значит, что-то случилось. Просто так звонить не будет. Если у тебя что-то случится и я тебе срочно понадоблюсь, наберешь 2-7-9. И сделай на нем самый тихий гудок, чтобы не привлекать внимания окружающих!
— Игорь, ты — золото! — Я повернулась спиной к любопытной публике и сунула телефон в корсет. Он аккуратно скользнул в нужную ложбинку.
— И еще: эти Юрген и Кристоф, с которыми я подходил, — банкиры из «Дойчебанка». Я деталей не знаю, но, по-моему, они намерены получить обратно свои кредиты.
На горизонте появилась внушительная фигура Курбатова и направилась в мою сторону. Мне пришлось в срочном порядке покидать Игорька и двигаться навстречу советнику. Виктор Сергеевич были, по-моему, уже навеселе. Их поступь, конечно, была нерушима и тверда, а взгляд сверкал грозным весельем. Он глядел на меня так, словно собирался тут же взять на абордаж.
— Жанна Леонидовна! — зычно крикнул мне Курбатов. — Куда же вы пропали? Сейчас будет небольшая официальная часть: речи нашего губернатора, немецкого консула и банкиров. Вы должны присутствовать, и непременно в первом ряду!
— Да? Ну что вы! — светским голосом безмозглой дуры отозвалась я.
— Непременно будьте рядом со мной! Вы уж, пожалуйста, составьте сегодня компанию пожилому мужчине!
Я заливисто рассмеялась:
— Ох, ну перестаньте кокетничать — какой же вы пожилой? Право, так нельзя!
Курбатов увлекал меня в другой конец зала, где толпился народ, и продолжал свои увещевания:
— Наш губернатор — редкой души и вкуса человек, всегда окружает себя первыми красавицами на подобных приемах. Это, знаете ли, создает такой ореол! Но сегодня, боюсь, он позавидует мне — ведь я привел не просто самую красивую женщину, а и самую умную и очаровательную!
Короче, на этом балу я создаю ореол Курбатову — очень интересно! Честно говоря, мне захотелось вспомнить прошлое и как следует лягнуть его по одному месту.
Однако мы уже выдвинулись в первый ряд полукруга, состоящего из самых известных людей города, в пяти метрах от себя я узрела «человека редкой души и вкуса» — тарасовского губернатора Федора Дмитриевича. Он энергично потрясал руку немецкому банкиру с невероятной бриллиантовой булавкой на галстуке. Они забавно смотрелись: великолепный старик в лучших европейских традициях, ростом под метр девяносто, худой, как жердь, с востренькими глазками, и наш, тарасовский, со всеми свой в доску мужик, раздутый во все стороны мыльный пузырь с лоснящимся хитрым лицом. Они сердечно поцеловались. Физиономия нашего губернатора блестела и была такого кирпичного цвета, словно он только вышел из бани. Его глаза обратились в щелочки от удовольствия. Он, вероятно, очень удачно что-то провернул и находился в состоянии полной эйфории. Он танцевал вокруг банкира с таким восторгом, что казалось, вот-вот испустит поросячий визг.
Затем пошли речи, совершенно елейные с русской стороны и осторожные — с немецкой. Официальная часть закончилась подношением Федору Дмитриевичу, главному банкиру и директору Дома трех стопок водки с плошками черной икры.
Губернатор приложился ко всему с явным удовольствием. «Приятно смотреть на человека! И выпьет, и закусит — все как надо!» — вспомнились слова сторожа Михеича. Директор Немецкого дома — наш, тарасовский мужик, мутировавший каким-то образом в немца, тоже хорошо тяпнул и зачерпнул ложку с горкой икры. Банкир, испуганно улыбаясь, выпил и поморщился.
Затем губернатор обратился к народу с приглашением отдыхать и веселиться и в сопровождении своей свиты, прихватив с собой Курбатова, который шепнул мне, что найдет меня попозже, покинул зал. Видимо, Федор Дмитриевич вознамерился отдохнуть и повеселиться в более тесном кругу.
Ну, теперь, как я понимаю, переходим к неофициальной части. Народ требует продолжения банкета! Пора приступать… Так, к чему, собственно? К окручиванию Курбатова. Надолго ли он смылся, старый проказник?
Смерть лучшего друга не мешает Курбатову вовсю веселиться и волочиться за юбками — сегодня все юбки олицетворяла я: на мне их только нижних было штук шесть плюс одна верхняя.
Надо действовать. Для начала разобраться, что это за домик и что тут творится под занавесом торжественных мероприятий.
Я огляделась: интересно, губернатор здесь обитает постоянно или появляется только для того, чтобы пожать руки нужным людям? Я выскользнула из парадного зала и отправилась бродить по дворцовым закоулкам. Если меня остановят, скажу, что ищу дамскую комнату. Я забрела в зал, где вместо одной из стен был аквариум. В нем плавали зловещих размеров рыбки-телескопы.
Кроме этой аквариумной стены, в одном из пустующих зальчиков я увидела еще ряд аквариумов, хотя нет — там были не рыбки, а ящерицы — значит, террариумов. Интересно, а змеи тут не ползают? Тьфу, черт — есть и змеи в одном из стеклянных ящиков! Причем явно не ужи! Вот так местечко!
Я продолжала бродить по губернаторскому дому, вызывая подозрительные взгляды встречающейся мне на пути охраны.
Один из коридоров вывел меня в огромный бильярдный зал с зеркальными потолками, там толпилась компашка, состоящая исключительно из мужчин.
Ну конечно, вон держит кий губернатор, скинувший пиджак, снявший галстук и закатавший рукава. Пуговицы на рубашке также не все застегнуты, а брюки держатся на честном слове. По-моему, ему очень весело.
Вокруг столпилась вся его ватага, включая Курбатова. Слышится невнятный гогот и удары шаров. Я стояла в полутемном коридоре, поэтому у меня была прекрасная возможность понаблюдать за ними. Так, губернатор явно крепко поддал: он лупил кием мимо шаров и вообще нетвердо держался на ногах. Курбатов стоял с необыкновенно сосредоточенным и внимательным лицом, беседуя о чем-то с Альбасовым — известным президентом известного банка: татарская мафия. Вообще в зале было немало черных татарских голов… Вот шайка-лейка!
Вдруг я увидела в бильярдной женщину. Я не могла заметить ее сразу — она стояла у черной колонны и сливалась с нею. Ну и дамочка! Двухметровая худая жердь в черном длинном платье-футляре и вообще совершенно черная. Она отделилась от колонны и, покачиваясь, как водоросль, переместилась в сторону мужчин. Я пригляделась: ну конечно, это же Эльвира Муслимова, «Мисс Тарасов», «Мисс Европа» и, по-моему, даже «Мисс Россия». Наверное, она создает здесь губернатору ореол своей статью черной пантеры джунглей, месяца два не кормленной. Она торжественно несла окаменевшее надменное лицо и была встречена почтительным склонением мужских голов. По обе руки рядом с нею стояли навытяжку два татарских бойца-молодца, доходящие ростом как раз до ее острых темных локтей.
Однако, судя по выражению их смуглых плоских физиономий, они возводили род свой к самому Тамерлану. Эльвира взяла в руки кий и профессионально загнала все шары в лузу. Губернатор смотрел на нее с явным раздражением, она же на него не смотрела совсем. Ну и дела…
Эта черная азиатская кошка о чем-то переговорила с Альбасовым и с другими своими собратьями, они переглянулись — да, здесь все было схвачено. Затем Эльвира царственно покинула помещение через незаметную дверцу в конце зала.
И тогда я шагнула вперед. Взгляды этих сытых хищников обратились на меня. Я улыбнулась улыбкой дрессировщицы на арене цирка и мысленно щелкнула хлыстом. Ап! И тигры сели у моих ног. Хотя какие там тигры — сборище подвыпивших мужиков. Совершенно обычных мужиков, вся их мужская сущность была как на ладони! Они смотрели на меня сальными глазками. Конечно, на фоне худосочной пантеры я могла удостоиться здесь звания «Мисс Бюст» или «Мисс Секс-символ».
Растекаясь в улыбках, ко мне подвалил главный дамский угодник — советник Курбатов:
— Жанночка, как прекрасно, что вы нас нашли!
Ах, значит, я уже Жанночка! Тем лучше, не будем тратить лишнего времени, сразу перейдем к интиму! Курбатов обхватил мою талию, которая целиком уместилась в его лапище, в ответ я подарила ему томный взгляд с закушенной губкой. Он от этого пришел в полный восторг: козочка пришла сама!
Однако я стремилась подойти поближе к хозяину всего мероприятия. А он, кстати, оставил манипуляции с кием, нацелил на меня свои хитрые щелочки и жестом подозвал своего советника. Курбатову ничего не оставалось делать, как подвести меня к боссу.
— Федор Дмитриевич, это Жанна Леонидовна Климкина, наша московская гостья из фирмы «Орион», задумавшей организацию правового центра для беженцев, — забормотал он.
Я обворожила губернатора светской улыбкой. При ближайшем рассмотрении он оказался просто пьяным в дым, отчего его лицо потеряло ясные очертания. Он вытаращивал на меня узкие глазенки, пытаясь, видимо, вычленить мою фигуру из окружающей обстановки.
Когда он успел так набраться?
— Очень приятно видеть в моем доме таких очаровательных женщин! — старательно продекламировал хозяин и слюняво чмокнул мою руку. При этом на его лице появилось совершенно медовое выражение. А ведь он человек, располагающий хотя бы частью необходимых мне сведений! И в такой кондиции — самой нужной!
Надо ковать железо, пока горячо. Скорее можно что-то выведать у парящего в эйфории губернатора, совершенно оторвавшегося от реальности, чем у этого удава Курбатова, который клеиться-то клеится, а ушко держит востро.
— Выражаю вам, Федор Дмитриевич, самую глубокую благодарность за неоценимую поддержку в развитии нашего проекта! — начала я молоть наглую чепуху, не обращая внимания на обалдевшего Курбатова. — Без вашей помощи здесь у нас бы ничего не вышло, а вложены такие средства!
Федор Дмитриевич мелко кивал, расцветая улыбками, будто знал, о чем я говорю, когда я и сама этого не знала.
— И ваша великолепная идея подключить к нашему проекту «Дойчебанк» — это так смело и так правильно! Восхищаюсь вашим трудом и вниманием даже к таким, казалось бы, мелочам!
По-моему, губернатор чуточку удивился. При слове «Дойчебанк» он мелко-мелко заморгал глазами. Курбатов же заметно закаменел лицом и взглянул на меня волком — его облюбованная на вечер козочка, кажется, вышла из-под контроля! Но плевать теперь на Курбатова, я вижу более крупную и доступную рыбку! Меня понесло дальше, снизошедшее вдохновение срывало с моего языка витиеватые фразы о каком-то сотрудничестве, интегрировании, создании, вложении и развитии.
— Надо же, какие к нам сегодня из Москвы тележурналистки пожаловали! — отмочил Федор Дмитриевич. — Вы ведь с НТВ?
Наступила минутная тишина. Все ясно. Вот нужный мне человек!
Я кивнула так, чтобы нельзя было расценить это ни как отрицание, ни как утверждение. Да какая разница — тележурналистка или представительница фирмы! Хозяину это до лампочки. А Курбатову вообще пора баиньки; он смотрел на меня недобрым взглядом и переминался рядом с ноги на ногу. Сторожит, что ли? Меня или губернатора?
— Вы уже осмотрели мой дом? Хотите, я покажу вам своих рыбок и змей? — осведомился у меня губернатор области и подал мне руку калачиком.
— Ах, правда, змеи? Как интересно! — Я изобразила восторг.
— Вы уж позвольте мне сегодня за вами поухаживать… Не каждый день приезжают такие молодые и красивые журналистки! — продолжал губернатор, и я, конечно, не стала его разочаровывать.
Придется на вечер переквалифицироваться в журналистку. Я подала руку своему высокопоставленному ухажеру, и мы двинулись по коридорам. За нами увязалась вся его свита. Однако Курбатов остался на месте с недовольной миной, конечно, не будет же он вырывать свою даму из лап босса. Придется ему проглотить эту пилюлю — и поделом.
Так, ну а я могу больше не прикрываться беженцами. Я вообще могу больше ничем не прикрываться; по-моему, губернатору совершенно неинтересно, кто я и откуда взялась. Он поглядывал на меня весьма выразительно. Его рубашка потемнела от пота, он шел, тяжело отдуваясь. В затылок мне дышали его узкоглазые прихвостни.
Меня познакомили со всеми рыбками, ящерицами и змеями. Хотели также вывести во внутренний дворик, дабы осмотреть губернаторских лошадей и одного верблюда, но главный любитель животного мира все же передумал — дальнейшие прогулки были ему уже не под силу.
Мы вошли в небольшой зал, губернатор тут же плюхнулся в мягкий диванный уголок и предложил всем немного приотдохнуть. Альбасов и другие татарские витязи сели за нарды, раскуривая сигары.
Федор Дмитриевич сделал мне глазками предложение присесть рядом, я так и поступила: уселась на неприлично близком расстоянии, раскладывая вокруг свои юбки. Перед нами тут же возник сервированный столик с водкой, вином, закусками и фруктами.
— Жанночка, что вы желаете? — осведомился босс, заглядывая мне в глаза своими хитрыми пьяными щелочками. — Может быть, выпьем водочки?
Я одарила его улыбкой и кивнула. Мы чокнулись, глядя друг на друга в упор.
— Может, на брудершафт? — предложил он.
Я не стала скромничать, мы скрестили руки — он опрокинул стопку, я чуть пригубила, затем поцеловали друг друга в щеки.
Мне стало ужасно забавно… Честное слово, он начал мне нравиться! Теперь понимаю, в чем секрет его популярности: в душевной простоте.
Губернатор взял мою руку в свою большую потную ладонь и начал путано рассказывать о своих лошадях, своей коллекции оружия и своих этюдах — оказывается, он претендовал на роль живописца! Разносторонний, конечно, человек.
— А хочешь, пойдем сейчас в баню! У меня чудный бассейн и такой каскад сверху. Прямо водопад!
Видимо, ему хотелось продемонстрировать мне как можно больше чудес в как можно меньшее время.
Я поощряла его улыбками и бесконечными ахами.
— Федор Дмитриевич, вы изумительный человек, у нашего телеканала теперь не будет возникать вопрос, как вы победили на выборах!
За это я была награждена корзиной красных роз, которую притащил официант по знаку губернатора.
Словом, наше дело было на мази. После еще одной стопки водки губернатор велел мне называть его Федей. Я глупо хихикала, откусывая персик. Федя клонился ко мне своей дурной головой и норовил поцеловать в плечо, а я жеманно отодвигалась, поощряя его в то же время глазками и улыбками.
Наши игрища вызывали нехороший интерес у остальных присутствующих. Альбасов и его компания внимательно глядели на меня, и их степные глаза метали молнии. Я им явно чем-то мешала. Зарежут здесь на фиг.
Внимание губернатора и пригубленная стопка вселили в меня наглость, и я состроила всей этой суровой орде презрительную физиономию. Так. Теперь там, по-моему, зреет заговор против меня. Однако, пока я пикировалась взглядами с Золотой Ордой, мой Федя давно уже говорил что-то интересное. Точнее, он пел негромким петушиным голосом:
— Стюардесса по имени Жанна! — и изловчился запечатлеть поцелуй на моем плече.
Так, кажется, человек уже в нужной кондиции. Скоро начнется моя операция под кодовым названием «Секс в интересах дела». Поскольку я больше не отодвигала плечо, а, наоборот, выставила его вместе с грудью под нос ошалевшему Федьке, он прошептал мне на ухо:
— Может быть, нам немного отдохнуть вдвоем?!
Я не успела ничего ответить, как он брякнул:
— Я тебе куплю все твое НТВ!
Вот спасибо — не ждала, не гадала! Эх, сила женщины: выставишь плечо — сулят в дар телекомпанию! Я заливисто рассмеялась:
— Ох, ну что вы говорите!.. Необыкновенно заманчиво!
Мой смех, наверное, доконал татарскую орду, потому что они свирепо уставились на меня. Определенно, я нарушала какие-то их планы.
— Ну что, поднимемся наверх? Ты когда-нибудь видела губернаторскую спальню? — спросил Федя, делая сосредоточенное выражение лица опереточного соблазнителя.
Пришлось честно сознаться, что не видела. И добавить, что неплохо бы и посмотреть. Федя пришел в восторг, напел мне в уши кучу комплиментов и королевских обещаний, общий смысл которых можно было бы свести к следующему: «И будешь ты царицей мира, подруга верная моя!»
Мы поднялись с дивана, и он повел меня за руку к двери, оглядываясь и делая знаки своим бойцам-удальцам. Мы с Федей обнялись, причем я тоже сделала попытку обхватить его за талию, но моя рука достигла только середины губернаторской спины. Затем мы стали подниматься по витиевато закрученной лестнице, причем скорее это я его вела, чем он меня. Он просто повис у меня на плече — стокилограммовый мешок с отрубями. Один бог знает, как я доставила его наверх.
— Ну что, пройдемте в мои номера! — воскликнул Федя и ринулся вперед, распахивая передо мной спальню. В дверях он застыл, простирая вперед руку. Перст его указывал на кроватку под балдахином. — Вот моя, так сказать, опочивальня!
Опочивальня была увешана картинами, ружьями, звериными головами, уставлена статуями, вазами и фонтанчиками — от всего этого великолепия рябило в глазах. Федя прошел через спальню, не без труда подпрыгнул и растянулся на своем ложе, изукрашенном амурчиками и купидончиками. Его ботинки описали небольшую дугу.
— Все-таки я чертовски устал, ты просто не представляешь! Целыми днями нянчишься и носишься со всеми этими придурками, а в благодарность только и ждешь от них какой-нибудь подлянки! — пожаловался на жизнь губернатор, укладывая под голову круглые подушки.
— Да уж, представляю, трудно вам приходится… Все время на людях, все время в напряжении, — пропела я сладким голоском, поднимая руки и поправляя прическу. — Надо же иногда и расслабиться!
И я подошла к лежащему Феде.
— Да, надо расслабиться… — поддакнул он, и глазки его совсем замутились.
Федя протянул руку и погладил мою грудь, соблазнительно выпирающую из корсажа. Я молча и развратно улыбалась ему.
— Раздевайся… — прохрипел Федя. — Лезь сюда!
Так, раздеваться — это проблема. Если даже я сейчас и запрыгаю здесь по комнате, пытаясь высвободиться из оков своего платья, то кто будет меня потом одевать? Главную трудность, конечно, представляет корсет. Но я могу отстегнуть юбки и запрыгнуть к нему на кровать, а корсет оставить как есть. И надо будет приступать к делу — я уже приблизительно наметила план дальнейших действий и выуживания из Феди информации.
Глядя на него в упор, я отстегнула свои юбки — разумеется, последовал грохот железных обручей… Затем шагнула из парчовой пены, оставшись в золотом корсете, чулках и трусиках — совершенно бордельный набор, который произвел неотразимое впечатление. Федька заморгал глазами и закачал головой:
— Боже, ну надо же, какая фигура! А ты правда журналистка?
— Конечно! Я веду передачу по НТВ — «Герой дня без пиджака»! Неужели вы меня не узнали? — И я кошкой запрыгнула на кровать и встала над лежащим Федей.
— Не-ет, я сразу не узнал… — обалдело пробормотал он и стал, тяжело дыша, ощупывать мои лодыжки. — Боже, какие ноги! За такие ноги я отдам тебе все, что попросишь!
Я немного сжала ногами Федины заплывшие бока — по-моему, ему это понравилось.
— Ну, что ты хочешь? Я все для тебя сделаю! Ты — самая прекрасная женщина на свете, просто совершенство!.. Хочешь шубу из соболей? Из шиншиллы?
Я, молча улыбаясь, села на него верхом, стараясь, однако, не задеть ответственного Фединого места.
— Ну скажи, о чем ты мечтаешь? Бриллиантовое колье? Машину? Какую? Хочешь «Мерседес» — дарю за одну ночь!
Вот Федька — щедрая душа! Нет, милый, мне надо кое-что подороже. Мне нужна бесценная информация об убийстве Пальцева. О ваших кредитах и прочих темных делишках!
Я стала расстегивать ему рубашку, томно закатывая при этом глаза. Федя наглаживал все мои места, не закрытые корсетом, я при этом изображала небольшие вздохи. Губернатор побагровел лицом и собрался было запустить лапу в мои трусики, но я увернулась и стала жарко шептать ему в ухо: «Я действительно могу что-то попросить?!»
— Конечно… Все, что пожелаешь! — Федька принялся расстегивать брюки.
Но я не торопилась с пожеланиями — пожалуй, он еще не достиг нужной кондиции.
— Я хочу шампанского! — капризно заявила я.
— Иди возьми вон в том баре, а я еще раз полюбуюсь на тебя, — сказал он.
Я пошла к бару, нарочито виляя бедрами, и вернулась с бутылкой шампанского и двумя фужерами.
— Только с тобой! — категорически заявила я. — Мы должны выпить всю бутылку.
— Да пожалуйста!
Выпить Федька всегда был рад. Шампанское после водки его не смущало. Мы уселись на его ложе, свесив ноги через головы купидонов, и опустошили по фужеру. Точнее, пил Федя, а я выплеснула бесценный напиток на пол — мой партнер ничего не заметил. Он вообще не замечал ничего, кроме моей груди и ног. Я налила ему еще полный фужер и провозгласила:
— За нашу удивительную встречу и любовь с первого взгляда!
Федька осушил фужер, швырнул его и опрокинул меня на кровать.
— Нет, я предпочитаю сверху! — И мы поменяли позицию. Федька нетерпеливо ковырялся со своими брюками и подстегивал меня:
— Ну же, я больше не могу!
Не можешь — ну и отлично! И я стала поглаживать его руками, говоря при этом:
— Пообещай мне кое-что рассказать!
Федя был готов пообещать что угодно:
— Конечно!! Но, может, мы сначала…
— Нет, мне обязательно нужно кое-что узнать!
— Ты что, шпионка — узнавать тебе что-то надо?
— Нет, Феденька, я журналистка! И мне хочется сделать хорошую карьеру…
— Я все для тебя сделаю и все куплю!
— Нетушки, я хочу добиваться всего самостоятельно! У меня мог бы получиться классный репортаж о тарасовских мафиозных разборках, мне до зарезу надо его сделать!
— Ну а я при чем? Я же не участвую в этих разборках! Хотя, разумеется, могу их специально организовать для тебя! — Федька пытался извлечь мою правую грудь из жесткой чашки корсета. Хорошо, что я предварительно перепрятала в сумочку телефон Игорька!
— Нет, не надо ничего организовывать. У вас тут в Тарасове и так черт ногу сломит. Мне хотелось бы что-то узнать про убийство вашего главного воротилы — Пальцева!
— Да на фига он тебе нужен? Зачем тебе это все? Хочешь, я лучше возьму для тебя в бессрочную аренду всю твою телекомпанию? Ну, иди же ко мне, моя рыбонька!
Пришлось с ним долго и слюняво целоваться, потом я немного отстранилась, все больше раззадоривая его, и возобновила допрос:
— Ну, Феденька, ну, милый! Мне до зарезу нужен этот Пальцев! Ты же знаешь, почему и как это произошло! — С этими словами я в буквальном смысле задела губернатора за живое — это «живое» уже давно и нетерпеливо заявляло о себе…
— Ну, раз ты такая настойчивая и тебе так интересна подобная ерунда, можешь считать, что Пальцева замочила его жена!
Что ж, надо отблагодарить лапочку-губернатора, я стала поглаживать его интимное место…
— Это правда?
— Будем считать, что половина правды! — прохрипел Федя, возлагая большие надежды на мои дальнейшие действия…
— А вторая половина правды — она и еще кто-то?
— Допустим, так…
— Кто? — в упор спросила я, продолжая измываться над Фединым мужским достоинством.
— Ну… ее любовник! Какая тебе разница — у тебя же репортаж, а не следствие… Приплети любого из моего окружения — где еще найдешь такое сборище гадов!..
Та-ак, Пальцева и ее любовник — из губернаторского окружения. Выходит, именно этому любовнику и нужна кассета!
— Да они оба здесь, ночуют у меня! — прохрипел Федька, все еще пытаясь как-то ко мне пристроиться.
Интересно, я ее среди гостей не видела! Значит, под этой крышей в данный момент находятся мадам Пальцева и ее любовник — главный злодей всей истории! А я тут неизвестно чем занимаюсь, можно сказать, погрязла в разврате! Однако от Феди я узнала уже предостаточно, если, конечно, он не соврал… Но он сейчас в таком состояньице, что, по-моему, сам не ведает, что говорит, а значит, говорит правду. Попробовать еще закинуть удочку? С кредитами?
Но тут Федьке надоело играть в кошки-мышки, и он перешел к решительным действиям. Вступать с ним в интимные отношения у меня особого желания не было. Я еле-еле отбрыкалась:
— Подожди одну минуточку, давай выпьем еще по фужеру шампанского, остатки выльем на себя и устроим потрясающий секс!
— Давай, валяй, — поддался Федька на провокацию. И пока он там с философским терпением и полным отсутствием мужского терпения изучал свой балдахин, я незаметно достала из своей сумочки капсулу со снотворным и высыпала ее содержимое в его фужер.
Федька, не замечая подлянки, выдул шампанское, и не успел он приступить к намеченному плану, как его сморило. Он подгреб под себя все подушки, забормотал что-то невнятное и сладко, с присвистом отошел в объятия Морфея. К этому времени предмет его, гм, мужской гордости уже напоминал сморщенный финик…
— Спокойной ночи! — Я победоносно поглядела на обитателей губернаторской спальни; казалось, все эти статуи и кабаньи головы наблюдали за мной. Они-то уж наверняка были на моей стороне!
Теперь мне надо найти Аллу Борисовну Пальцеву и ее таинственного любовника. Хотя они, конечно, так же, как и я, не знают, где находятся Аркашка и Катька, и не меньше, чем я, хотят это узнать. Но зато они уж точно в курсе содержания этой кассеты.
Я должна что-то предпринять, как-то остановить эту парочку, отправившую на тот свет крутейшего бизнесмена! Они не станут церемониться с каким-то там телохранителем и его подружкой…
А главное — кто он, любовник Пальцевой? Человек, находящийся в этом доме… Возможно, я его знаю… Однако на часах уже первый час ночи…
Так-так, Татьяна Александровна, как вы теперь будете прикручивать свои юбки обратно, интересно мне знать?
Нижняя часть моего платья была в плачевном состоянии: ведь я ее попросту оторвала от корсета… Модельером не был предусмотрен такой способ стриптиза. Я кое-как пришпилила юбки к корсажу с помощью двух булавок, оказавшихся в сумочке, и одной заколки для волос, которой я безжалостно разодрала дорогую ткань: будет вместо брошки.
Хотя, конечно, на люди так идти нельзя: не говоря уже о риске в любую секунду потерять юбки, было бы просто неприлично являть высшему свету подобный способ их крепления.
Но плевать я сейчас хотела на все эти тонкости! Главное — отыскать Пальцеву и ее злодея… А может, удастся еще что-нибудь разузнать.
Озабоченная новой проблемой, придерживая юбки, я вышла из губернаторской спальни и… Бог ты мой! Прямо передо мной столбом стояла, уперев руки в бока, разъяренная азиатская кошка Эльвира. По ее лицу мне все стало ясно: кажется, я ненароком заняла ее законное место под губернаторским балдахином. Раскосые глаза излучали ненависть. С ее тонких губ прошелестело длинное шипение:
— Ну, ты, сука, сама отсюда уберешься или тебе помочь?!
— Не возражаю против твоей помощи, а то я так устала — ноги не идут! Знаешь, мужик-то с темпераментом! — кинула я ей кость, которая, конечно, тут же застряла поперек ее длинного горла. С воем гиены она кинулась на меня. Последовала небольшая дамская драчка, в результате которой я получила три длинные царапины на шее от острых когтей этой дикой кошки, а мое платье заметно потрепалось. Завершилось все буквально через две секунды: Эльвира оказалась прижатой лицом к стене и не имела возможности шевельнуться, чтобы не испытать острейшую боль в завернутой за спину руке. Она не стала орать и звать на помощь: по какой-то причине, видимо, ей это было невыгодно.
— Ты покойница! — прошипела она мне.
— Ой ли? — Я ткнула ей под ребра свою зажигалку-пистолетик. — Ты просто не знаешь последние новости: теперь здесь живу я!
Она клюнула:
— Сколько ты хочешь за то, чтобы убраться отсюда?
Ха! Сегодня я могла бы уже не раз обогатиться! Сначала Федя все порывался раскошелиться на «Мерседес», теперь его половецкая княжна!
— Мне надо, чтобы ты помогла мне! — произнесла я безапелляционным тоном, усиливая нажим.
Эльвира взвыла:
— В чем?!
— Ответь мне на вопрос — ты всех тут знаешь: кто любовник жены Пальцева?
— Зачем это тебе? — обалдела «Мисс Европа».
— Затем! Отвечай: кто ее любовник?
— Который?
— Их что — много? Не морочь мне голову! Я имею в виду того, который сейчас находится здесь! — Я ткнула ей пистолетиком в горло.
— Курбатов, — прохрипела она.
Так, приехали!
— Ну теперь ты уйдешь отсюда? — спросила меня фаворитка короля, испугавшаяся за его верность.
— Уйду. Но сначала еще кое-что сделаю. И ты мне поможешь.
— Ты обещала уйти, если я отвечу тебе на вопрос! — зашипела она. Любят эти восточные народности торговаться. Я схватила ее за длинные черные волосы и намотала их на руку:
— Я знаю, что Курбатов и Пальцева ночуют здесь. Говори быстро, где именно!
— И потом ты уедешь в свою Москву?
— Я тебе твердо обещаю: больше твой повелитель меня не увидит. Гарем разводить не станем! Ну, говори быстро, по-хорошему!
— Идешь-идешь по этому коридору, заворачиваешь налево, проходишь красную гостиную, потом мимо выхода на балкон, мимо фонтана, будет узкий коридор — там гостевые спальни. Я думаю, у них третья по счету комната.
Да, тут не помешала бы карта местности, но придется запомнить так. Главное, танцевать от красной гостиной. На лестнице послышались чьи-то шаги и мужские голоса.
Если это идут на помощь Эльвире, то мне конец. А заодно и Катьке Клюшкиной (за Никанорова я ответственности не несу).
Я выпустила свою жертву и сказала ей напоследок:
— Я тебя вполне серьезно предупреждаю: если ты хоть кому-нибудь ляпнешь о нашем разговоре — пеняй на себя! Тогда я не уйду отсюда, и твоего милого, — я указала на дверь губернаторской спальни, — тебе не видать как своих ушей. Поняла?.. Федя давно хочет отделаться от тебя — ты висишь на соплях, девочка! Так что — будь осторожна: не мешай мне, и я не буду мешать тебе.
— Тогда давай по рукам! — вдруг вполне дружелюбно произнесла Эльвира. Мы хлопнули друг друга по рукам, и я быстро развернулась: надо поскорее скрыться. Я чесала по дворцовым коридорам, придерживая свои юбки, и думала, что меньше всего можно доверять этой отверженной Фединой фаворитке. Это же настоящая гюрза! Особенно настораживало это «по рукам», когда минуту назад меня обещали сделать покойницей.
Но выбора не было, а теперь уже в любом случае поздно: события покатились сами собой. Будто кто-то неведомый вел меня сегодня к цели.
Вообще вся эта история так невероятна! Чуть больше суток назад я мирно сидела на кухне со своей подругой Клюшкиной и трепалась на бабские темы, и вот теперь бегу по запутанным коридорам губернаторского дворца навстречу тайне и опасности. Уж не знаю, где там сейчас Катька и туго ли ей приходится, но если бы она, дура, знала, как я тут за нее в лепешку расшибаюсь и рискую жизнью! Меня здесь могут запросто прихлопнуть, и никто не узнает, где могилка моя.
Нет, Катьке впору отдыхать, развлекаясь со своим возлюбленным! А все шишки сыплются на Татьяну Александровну!..
Примерно так думала я, плутая по дворцовым закоулкам. Коридоры были пустынны — видимо, гости еще тусовались внизу, пока сам хозяин благополучно дрых под своим балдахином. Я миновала красную гостиную, обставленную старинной мебелью с бордовой обивкой и увешанную гобеленами, повернула, прошла мимо выхода на балкон и очутилась в искомом коридоре.
Отсчитав третью дверь, я припала ухом к замочной скважине. Ни черта не видно и не слышно! Что мне теперь — прикорнуть тут под дверью, чтобы утром Курбатов споткнулся об меня? Можно было бы, конечно, прикинуться страдающей от неразделенной любви… Так, однако, как бы мне что-нибудь подслушать? Если попробовать подлезть к окну — все-таки второй этаж, может, доберусь через балкон?
Я дошла до балконной двери и вдруг услышала странный шорох. Я замерла: сердце предательски забилось о ребра. Шорох был где-то под ногами — может, тут водятся мыши? В этом доме меня уже ничто не удивит.
Мои несчастные юбки болтались на честном слове. До конца ночи они точно не доживут. Полукруглый балкон выходил на заднюю сторону дома. Я очутилась там и осмотрелась: тишина и пустота. И ночная прохлада. Темнел парк. Под балконом пробегала асфальтовая дорожка и виднелись кусты чайных роз. Окна нужной мне спальни находились слева от балкона. Я перегнулась через перила и увидела весьма широкий карниз, идущий вдоль стены под окнами. Подобраться к ним было не так уж и сложно.
Два окна были темны и закрыты, а из третьего, распахнутого, лился свет. Конечно, я не представляла, что скажу господину советнику и мадам Пальцевой, если они заметят меня за их окошком! Надеюсь, примут за сексуальную маньячку, увлекающуюся подглядыванием.
Но вот беда — я не смогу перемахнуть через перила в этом своем шедевре тарасовского кутюрье! Что ж, придется оставить юбки здесь и лезть в корсете и трусах! Поблизости вроде бы никого не предвидится, да и вообще, какая разница, торчу я на карнизе в бальном платье или в чулках и трусиках! Семь бед — один ответ. После наших забав с Федей меня сегодня уже ничто не скомпрометирует.
Хотя, конечно, эта парочка и не подумает меня компрометировать. Они не станут долго разбираться и просто отправят меня вслед за Пальцевым… Если что — прыгаю вниз. Второй этаж — Катька прыгала с третьего, правда, я не знаю, насколько удачно.
Я стала расчехляться из своих юбок и вдруг опять услышала шорох: он шел откуда-то снизу. Я освобождалась от булавок, когда моя юбка как-то странно зашевелилась, причем независимо от моих усилий! Парча сама по себе совершала волнообразное движение… Да, Танюша!.. Может, ты немного переутомилась? Я вдохнула полной грудью свежий воздух и решительно разделалась со всеми застежками… Юбки поехали вниз, и в сложной конструкции из обручей и крахмальной жесткой ткани стрелой мелькнула… ай, мамочки — змея!
Мама дорогая, она чуть не заползла на меня! Я ладонями зажала собственный визг и отскочила в сторону, змея медленно разворачивалась на моих юбках, лежащих на полу балкона. Так, надо срочно куда-то деть эту гадину, а то я все-таки не выдержу и заору. Как бы ее скинуть вниз с балкона? Я даже не знаю, ядовитая она или нет! Но зато знаю, откуда она взялась! Это подарок другой змеи. Эльвиры. Нетушки, я до нее не дотронусь ни за что!
Я огляделась: в углу балкона валялась метелка — очень кстати! Я взяла метелку и… протолкнула свои юбки вместе со змеей в щель между перилами и полом.
Ура! Все это удачно плюхнулось вниз. Теперь под балконом белела в темноте важнейшая часть моего платья, а пресмыкающееся, вероятно, уползло в кусты!
Фух! Ну и ночка выдалась!
Да знаю я, как это вышло: во время нашей небольшой потасовки Федькина подружка слишком настойчиво дергала меня за юбки, а у меня там столько разрезов и складок. Туда можно было беспрепятственно запустить и крокодила. Но где она держала эту змею? Может быть, она их здесь дрессирует?
Однако теперь эта опасность позади! Главное — я в двух шагах от цели: вон оно, заветное окошко! Я сбросила вниз туфли — в любом случае мне туда прыгать, не пойду же я в обход по дому в одних трусиках! Думаю, немецкий консул был бы немало удивлен, встретив меня в таком виде.
Я достала из сумочки подслушивающее устройство и диктофон, подвесила их себе на шею. Телефон Игорька затолкала в корсет, а свою неразлучную сумку тоже подвесила на шею.
Так, ну все — лезу! Ан нет — надо снять и чулки, а то в них ноги скользят. Чулки плавно полетели вниз — вот теперь порядок — я в полной боевой готовности.
Мои босые ноги уверенно передвигались по карнизу, руки цепко нащупывали неровности кирпичной кладки. Вниз, Таня, не смотреть! «Всего-навсего второй этаж — я даже ногу не подверну!» — внушала я себе. Ширина карниза, по которому я передвигалась, была не меньше сорока сантиметров — вполне прилично!
У светящегося окна обнаружилась небольшая площадочка — как предусмотрительно со стороны архитектора!
Переведя дыхание, я заглянула в распахнутое окно — вот молодцы, понимают, что надо дышать свежим воздухом! Желтая портьера на две трети скрывала от меня обзор. Открытая для глаза треть комнаты дала мне возможность узреть самого господина советника. В трусах до колен он стоял у бара и шумно пил воду.
Пока он был повернут своим чемоданным задом, моя рука прилепила жучок к стене внутри комнаты. Я нажала магнитофон на запись. Лучшей слышимости и обзора и пожелать нельзя. «Жучок» всего лишь для четкости звука.
— Ну, старая дура! Может, скажешь теперь, что ты собираешься делать? — обратился Курбатов к своей возлюбленной, скрытой от меня занавеской. Он решительно развернул свой голый волосатый торс, и я быстро отпрянула и прижалась к стене спиной.
Да уж, грозный мужчина! Что, если он подойдет к окну и обнаружит милую даму из Москвы, в наряде стриптизерши торчащую у него на карнизе?
Но Курбатову было не до любования из окна ночным пейзажем парка. Его голос загремел так, что у меня сердце опустилось в низ живота.
— Если ты, б…, завтра вечером не выложишь мне на стол кассету — тебе конец! И тебе, и твоему Сашке! Сначала прикончат твоего сынка, потом тебя — поняла, сука?!
Из-за занавески послышались истеричные женские всхлипывания:
— Ну послушай, Витя… Я сделала все возможное — наняла детектива!
— Ты сделала все возможное, чтобы подставить меня, дура! И ты думаешь, я это все так оставлю! Не забывай — ты единственная, кто все знает! Благодаря своей тупости ты проморгала кассету, которая может стоить мне головы!
Я вся превратилась в слух. Мое сердце от волнения пустилось вскачь. Вот она — сердцевина тайны!
Из открытого окна неслись истеричные женские выкрики:
— Не забывай, благодаря моему мужу ты получил все! Все! Это он сделал для вас все кредиты! А ты — ты убил его!
Курбатов взревел тигром:
— Твой муж предал меня! Меня, своего лучшего друга! А куда смотрела ты, когда он снимал скрытой камерой наше тайное совещание! Он хотел подставить меня и Федьку — там было снято достаточно, чтобы нас убрали! И ты, стерва, тоже виновата в этом!
— Почему — я, ну почему — я! Я не могла ему помешать в его планах! И ведь я сразу предупредила тебя, что пленка у него в сейфе, но я не думала, что ты поступишь так… — послышались рыдания.
— А как я должен был поступить — в задницу его целовать, что ли? Да черт с ним! Где кассета? Отвечай!
Послышалась какая-то возня и скрип кровати, затем сдавленный женский стон:
— Ой, ой, ну не надо, отпусти, больно же!
— Будет еще больнее, когда попадешь кое-куда, — сама знаешь. Там тебя ждут профессиональные пытки!
— Клянусь тебе — я не знаю, где кассета! Знала бы, сама бы тебе принесла: я еще хочу жить! Говорю тебе, она у этого охранника! И девчонка эта с ним! У меня опытный детектив — я наводила о ней справки: проколов у нее не бывает.
Я почувствовала себя немного польщенной, а Алла Борисовна, безутешная вдовушка, продолжала выть:
— Ой, ну Витя, ну я же не виновата! Говорю тебе — ищут их, ищут!
По комнате тяжело, как тигр по клетке, прошелся Курбатов.
— Ты хоть понимаешь, дура, своими куриными мозгами, какая сила таится в этой кассете?!
— Понимаю, — плаксиво протянула вдова.
— Ни хрена ты не понимаешь! Я же с помощью этой кассеты уничтожу этого мудака Федю! Я ж себя с этой кассетки вырежу, останется там твой покойный муженек да наш губернатор — и все, считай, ему конец! Сколько лет я мечтал дожить до дня, когда его выкинут за задницу в его родимые Дурасы, а лучше еще подальше! Нет, Дурасами он не отделается, гнида недобитая! — Курбатов зашелся, поперхнулся и начал опять шумно глотать воду.
А я стояла ни жива ни мертва у карниза и в немом восхищении смотрела на крутящуюся кассету своего диктофона. Запись шла бесперебойно!
— Витюша, ну все образуется — все так и будет, вот увидишь! — увещевала Пальцева своего тигра. — Кассетку найдем, Федьку скинем — и заживем с тобой наконец как люди!
— Думай, дура, думай — где они могут быть? Не могли они далеко деться — голые, без денег. Прячутся у кого-то! — изрекал Витюша, меряя шагами спальню. — И ни хрена не надо было детективов нанимать — кассету светить! Ты сама проморгала — сама и ищи! Да что там искать — искать нечего! Не за границу же они свалили — голытьба-то! Уж сынок твой Сашка что-то знает! Короче, выбирай: или ты у него все выпытаешь, или я им займусь сам лично и выжму из него все мозги по чайной ложке!!!
Последовал новый взрыв рыданий Пальцевой:
— Витенька, ой, не трогай его, Витенька! Я сама с ним буду разговарива-ать!
— Ну так разговаривай, чего ты ждешь!
— Ой, ты же знаешь, он со мной все больше молчит!
— Больной он у тебя! Гитлер знаешь что с такими делал? Вырезал на корню! Короче, или он заговорит, или…
Наступило минутное молчание, прерываемое сдавленными рыданиями. Я рискнула заглянуть в окно и увидела Пальцеву в коленопреклоненной позе, утирающую лицо белым пеньюаром, и Курбатова, стоящего над ней с видом палача. Однако он вдруг немного смягчился. Видимо, это была очередная тактическая хитрость шакала.
— Ну как ты не можешь найти к нему подход? Он же твой родной сын!
— Ты знаешь, после этой истории с Машей, которую он привез из деревни и собирался жениться, а я не дала, он больше со мной не контачит! Он такой ранимый: вены резал, по санаториям я его лечила!
— Ну так привези ему эту Машу из деревни! Не знаю… делай что хочешь! Короче, чтобы завтра вечером кассета была у меня! Если не будет… Алла, ты меня хорошо знаешь! Ты вообще знаешь больше, чем нужно… С такими знаниями долго не живут, Алла! И запомни: если твой сынок не откроет рот, то он закроет его навсегда!
— Да, может, ему неизвестно, куда они умотали, — попыталась вставить несчастная Алла Борисовна.
— Да плевать мне на все, что ему известно-неизвестно! Я тебе говорю последний раз: или у меня завтра вечером на столе будет кассета, или послезавтра организуем пышные похороны оставшихся Пальцевых! Место вам всем троим на кладбище выделим — центровое. Уж так и быть, подсоблю по знакомству, — последнюю фразу Курбатов произнес таким голосом, что даже у меня мурашки побежали по голым ногам. Да, можно было не сомневаться: для оставшихся Пальцевых выделят место на кладбище. В услышанном я обнаружила одну зацепочку к поиску Катьки, но это додумаю потом.
— Короче, все! Я все сказал! Теперь я хочу спать, выключай свет, — потребовал подуставший советник.
— И ты думаешь, я после этого лягу с тобой? — оскорбилась Пальцева — видимо, ее друг не до конца утрамбовал в ней остатки самолюбия.
— Да кому ты нужна, старая кошелка, спать с тобой! Вали в другую комнату и реви там сколько влезет! Выключи свет и закрой окно, а то что-то прохладно становится! — приказал Курбатов. Скрип кровати дал понять, что он устраивается ко сну. Разумеется, скоро уже два часа ночи, и тигры тоже должны спать! И удавы, и слоны. Не дом — зверинец!
Алла Борисовна, рыдая в голос, щелкнула выключателем и направилась к окну. Темнота скрыла от них мою руку, снявшую со стены спальни «жучок». Я вжалась в стену и замерла. Пальцева немного постояла у окна, тихо подвывая, затем захлопнула его.
Я перевела дух! Ух, ну и дела!
Но думать будем потом, теперь главное — выбраться отсюда! А выбраться можно только одним путем — зажмурить глаза, как следует оттолкнуться ногами и прыгнуть.
Скорее всего я попаду прямо в кусты чайных роз — даже приятно! А могли быть и заросли крапивы!
Я посмотрела вниз: совсем невысоко.
Так, а где же моя юбка? Ага, вон она, в кустах отсвечивает!
Ну, ладно, надо прыгать, не торчать же здесь, на карнизе, вечно?
Я зажмурила глаза: ой, мамочки!.. Полет был коротким и завершился удачным приземлением на мягкое место. Да, теперь там будет сплошной синяк… как потом Игорьку показываться?
Но не успела я как следует погоревать по поводу собственной задницы, как надо мной прозвучал хриплый голос:
— Ага, вот ты и попалась, золотая рыбка!
Одновременно с этим меня схватили за плечи и за ноги две пары сильных рук и выволокли на тропинку возле дома. Пока я успела что-то сообразить, меня рывком поставили на ноги. Один держал меня сзади и выкручивал руки, а передо мной находился коротышка татарин, ростом не доходящий до моего носа, но косая сажень в плечах. Ежик на голове, злые раскосые глазки-булавки и здоровенный усыпанный бриллиантами полумесяц на шее довершали портрет. Второй охранник дышал перегаром и анашой на меня сзади, при этом норовил подставить свою коленку под мой ушибленный зад.
— Ну что, сука? — осведомился коротышка. — Шпионишь? Сейчас отучим! Держи ее крепче, Рашид! — и саданул мне кулаком в живот. Ха! Мой корсет, состоящий внутри из железок, был непрошибаем. Но я все же демонстративно согнулась и взвыла.
— Ну что, может, сразу ее к Альбасу — пускай он разбирается? — спросил «полумесяц» у Рашида, пока тот меня энергично встряхивал. До меня дошло, что речь идет об Альбасове — в бильярдном зале он все время метал на меня косые взгляды.
— Погоди, Рустам, давай с ней сначала сами поработаем! — сказал невидимый мне Рашид, и я получила от него пинок по почкам. И опять корсет спас меня! Но я вполне натурально завыла:
— Ой, ребята, ну что вы? Что я вам сделала?
— Сейчас разберемся, шпионка! — и я получила пощечину от Рустама. Вот это уже было ощутимо, и струйка теплой крови потекла по моему подбородку из рассеченной губы. Рашид сзади стянул мне волосы так, что мои глаза, наверное, обратились в такие же татарские щелочки.
— Быстро говори, на кого работаешь? — брызгая слюной, заорал мне в лицо коротышка Рустам.
— Где моя юбка, придурок? — мирно спросила я его, за что получила два удара с разных сторон — по печени и почкам, хорошо упакованным в мой бордельный золотой наряд.
— Где юбка?! Где юбка?! Где будет твоя башка, сука? Мы сделаем отличный шашлык из твоей задницы, дура! Зачем тебе юбка — ты теперь наша рабыня! С тебя надо и все остальное снять — тебе же нравится бегать голой, проститутка! — исходя злобой и синея лицом, прыгал передо мною Рустам. Его полумесяц на шее отплясывал буйный танец.
— Сейчас мы живо разберемся с тобой, б…! — И азиатские братья принялись вынимать меня из корсета.
Рустам начал освобождать мои груди из чашек, при этом висящая на шее сумочка, содержащая бесценную запись разговора, совершенно не занимала его внимание.
Видимо, их одолели сексуальные устремления. Оставив попытки стащить с меня верхнюю часть моего странного наряда, Рустам принялся за нижнюю — уж трусики-то можно было снять без проблем!
— Подождите, мальчики! — сказала я, улыбаясь. — Зачем так горячиться? Я и сама сниму, и даже с удовольствием! Такие мужчины — я просто не могу устоять! — И я погладила взглядом безволосую грудь обалдевшего Рустама. Рашид тоже немного офонарел и на мгновение выпустил мои скрученные руки. Этого мне было достаточно! Раз — и коротышка с полумесяцем получил четкий удар железной пяткой по своим главным причиндалам. Одновременно извернувшись, я засандалила ногой Рашиду прямо в удивленное рыло.
Это был классический двойной прием карате, ради которого я годами тренировалась и рвала связки в бесконечных растяжках. Пока мои степные друзья, согнувшись в три погибели, потирали отшибленные места, я кинулась бежать.
— Рашид, держи эту суку! — орал Рустам — видимо, сам он мог держать только свои горевшие огнем прелести. «А обещал сделать шашлык из моей задницы, гаденыш!» — думалось мне на бегу. За мной ломанулся опомнившийся Рашид. Пока я бежала по асфальтовой дорожке, все еще было ничего, но вскоре мне пришлось свернуть и напролом, через чайные розы, чесать в сторону парка — не могла же я выбежать к парадному входу в таком виде.
— Стой, убью! — орал Рашид, вламываясь следом за мной в кусты.
Мы уже удалились от фонаря, и впереди была глухая темень, хотя моему преследователю в какой-то степени освещал дорогу моей золотистый корсет. Я бежала с рвущимся из груди сердцем и сжимала руками сумочку на шее с заветной записью и сотовым телефончиком Игоря — мою надежду на спасение!
Рашид топал сзади, как лось. Я же летела подобно быстроногой лани и наконец оторвалась от него на приличное расстояние. Конечно, количество принятого спиртного и выкуренной анаши не позволяло ему ставить мировые рекорды по легкой атлетике!
Меня же окрыляла потрясающая запись подслушанного разговора!
Я бежала через темный парк, где стрекотали сверчки, прочь от этого дома. Голос Рашида донесся уже издали:
— Ты все равно далеко не убежишь: все огорожено! Ты — покойница!
Чтобы не задохнуться, мне пришлось справиться с несколькими застежками на корсете. Пятки приятно холодила сырая земля: ничего, вполне полезно для здоровья! Такие пробежки по парку намного лучше, чем бег трусцой по загазованной улице!
Парк начал редеть, и вдруг я оказалась перед обрывом — совершенно отвесная скала с осыпающимися камнями! Внизу безмятежно струилась Волга. Спуститься с обрыва не было никакой возможности, дальше бежать некуда. Я бессильно свалилась на землю: все, устала, не могу больше шевельнуть ни рукой, ни ногой! Получасовое торчание на карнизе, прыжок со второго этажа, драка с двумя мужиками и такая длительная пробежка — это уж слишком!
Так, надо дышать глубоко и расслабить мышцы.
Лежа на влажной траве, я достала телефон и набрала 2-9-7. Сразу услышала голос Игоря:
— Таня, где ты?
— Я лежу у обрыва. — Что я еще могла сказать? — Игорь, дорогой, забери меня отсюда!
— Так. Короче — у какого обрыва?
— Тут один обрыв, идешь-идешь через парк, а лучше бежишь-бежишь и выйдешь к обрыву. Тут торчит дуб — вот-вот упадет в воду — все корни наружу. Возле дуба сижу я. И самое главное: на мне нет никакой одежды. Раздобудь что-нибудь!
Возникла секундная пауза, во время которой Игорь, наверное, немного поскрежетал зубами и затем сказал:
— Жди и никуда не высовывайся.
И отключился.
Так, мне бы надо как-то замаскироваться. Не исключено, что неугомонная Золотая Орда явится сюда — ведь бежать-то мне больше некуда! И тогда мне не избежать участи героини Островского: очень уж живописный здесь обрыв!
Я подошла и заглянула в пропасть: ух, просто манит и затягивает!
Вдали из парка донеслись голоса. Ну все! Чешут сюда за мной! А я тут сверкаю в темноте. Так, у меня есть один выход: я торопливо сняла с себя корсет, потерла примятые бока — и корсет полетел в пропасть. Он шлепнулся у подножия скалы — его было отлично видно. Вот такой был бесславный конец моего бального платья! Юбки, кишащие змеями, достанутся алчным охранникам, а корсет смоет волной! А какие деньги за него были когда-то выброшены!
Свою бесценную сумочку я сунула под корни дуба, а сама, поплевав на ладони, забралась на дерево. Вот теперь порядок: в этой кроне меня никто не увидит.
Вскорости у обрыва действительно появились два бойца-удальца. Они громко переругивались.
Сверкающий в темноте полумесяц расположился прямо подо мной, и меня охватило искушение от души плюнуть на стриженую Рустамову макушку.
— Это ты, идиот, ее отпустил! Сам теперь будешь перед Альбасом отвечать! — выговаривал Рустам своему подельнику, который кружил возле обрыва и наконец увидел то, что и следовало.
— Э, гляди-ка, Рустам, вон она там лежит!
— Где?
— Да вон, разбилась с обрыва!
Конечно, корсет блестел в темноте, и нельзя было разобрать, есть ли в нем кто-нибудь.
— Точно! Слушай, это она, наверное, бежала и не успела остановиться — свалилась! Вот черт, чего теперь Альбасу говорить?
— Так и скажем!
— Что скажем? Что вдвоем не удержали бабу?
Отважные бойцы понурились и побрели прочь, переругиваясь по дороге. Видимо, у них не было особого желания торопиться к грозному хозяину Альбасу.
А меня разбирал дурацкий смех — пришлось зажимать рот рукой.
Минут пять еще я сидела на дереве, философски размышляя о бренности всего земного. Могла бы ведь и вправду лежать там — на дне черной бездны, и птицы клевали бы мои зеленые очи!..
А все благодаря кому — Катьке Клюшкиной! Из-за ее очередного романа я попала в такую передрягу. И она сама — легкомысленная дура — сейчас бог знает где. Если этот Аркашка не пришил ее как ненужную свидетельницу, чтобы одному наварить на этой кассетке! Думаю, немало народу заинтересовало бы отображенное на ней тайное совещание «тройки»!
От леса отделилась и направилась в мою сторону мужская фигура. Игорь! Я чуть не упала с дерева!
— Татьяна! — негромко позвал Игорек, и я, как кошка, спрыгнула с ветки и встала перед ним в одних трусах, обхватив плечи руками. Наверное, в свете луны я выглядела весьма эффектно!
— Татьяна! Конечно, от тебя можно всего ожидать, но позволь сказать, что это уже слишком! Кто тебя, в конце концов, раздел?
Пришлось признаться, что разделась я сама.
— Ох, Игорек, давай оставим на потом все вопросы — надо быстро делать ноги! Я все узнала, у меня такая информация — просто бомба! Надо срочно линять отсюда, и чтобы меня больше никто здесь не видел! Клянусь тебе — потом все объясню! У тебя не найдется чем-нибудь прикрыться?! — На меня вдруг напала какая-то стыдливость.
Я могла целую ночь шляться в наряде куртизанки и в одних трусиках драться с мужиками, а вот перед Игорем на меня снизошло какое-то смущение. Я даже чуть пригнулась.
— Перестань ты жаться, в конце концов! — буркнул Игорь и кинул мне пакет: — Вот, надевай. Все, что есть, и не спрашивай меня, как ты это напялишь!
Я вывалила из пакета содержимое и чуть не завизжала от восторга! Это было полное обмундирование охранника, включая головной убор и высокие ботинки 42-го размера! Конечно, только так я смогу беспрепятственно выбраться отсюда!
— Где ты это взял? — Я в немом восхищении смотрела на Игоря. Теперь-то я в нем больше не сомневаюсь!
— Да какая разница, где! Взял со склада: одолжил для личных нужд. Я ведь тоже кое-что могу!
— Ты можешь все! — Я торжественно поцеловала его в нос. Больше всего мне теперь хотелось упасть с ним в траву, в лунном свете сплестись телами, и чтобы сердца стучали в унисон. Но для этого нужно было бы иметь время и уверенность в относительной безопасности, чем я на данный момент не располагала.
Я стала облачаться в форму охранника: почувствую себя в шкуре Аркашки Никанорова. Охранник порой — что-то вроде мебели: стоит и не мешает и удобно. И самое главное, молчит. Кому придет в голову его разглядывать?.. Просторные штаны и рубашка вполне скрыли все признаки женственности. Волосы я затолкала под фуражку; послюнявив палец, стерла остатки косметики, поснимала с себя все украшения. Моя нога занимала ровно половину ботинка. Ничего, зашнурую потуже — не слетят!
— Теперь ты похожа на педика! — сказал Игорек, критически меня осматривая. — Ну, ничего, сойдет, руки только куда-нибудь засунь.
Да уж, золотистый маникюр у охранника — это слишком, даже если у него и нетрадиционная ориентация.
Я достала из-под дуба свою бесценную сумочку и сунула ее за пазуху.
И мы двинулись через парк.
— Надо идти молча, — сказала я своему спасителю.
— Ежу понятно! У дома разойдемся, потом встретимся у ворот.
Мы так и сделали. Проходя мимо парадного входа, где еще тусовались мирные немцы, потягивая вино, я увидела среди них Альбасова, который с помощью переводчицы вел международные переговоры. Его бойцы-молодцы, наверное, к нему еще не совались.
На странного охранника никто не обращал внимания. Ко мне внимательно пригляделся только мент на выходе:
— Как фамилия? — строго спросил он с меня. — Откуда?
— Зуйков, из четвертой роты, — без заминки отрапортовала я низким голосом, поворачиваясь лицом в тень.
— Куда следуешь? — не унимался мент.
— Сопровождаю человека по приказу командира. Вон его! — Я указала на подъехавшего к воротам на желтой «десятке» Игорька.
— Так. Ну, ладно, — проронил лейтенант.
Видимо, его еще терзали смутные сомнения, но я уже шла прочь, широко расставляя ноги и держа руки колесом.
— Хватит кривляться! — сказал мне Игорек, отъезжая. — Вышла — и слава богу!
Через минуту мы уже мчались прочь, подальше от губернаторского парка.
Боже, как хорошо вот так мчаться в никуда после таких передряг рядом с любимым человеком — да, он мне уже любимый! Перед нами лентой разворачивалась дорога. Я тупо смотрела в одну точку: не хотелось ничего говорить, объяснять, хотелось ехать и ехать. Игорь внимательно поглядывал на меня и не задавал никаких вопросов. Я была так благодарна ему за это! Как важно иногда — помолчать с кем-то рядом, зная, что тебя поддержат и поймут!
Игорь свернул с главной дороги и вел машину в неизвестном направлении через лес. Я так вымоталась и устала, что это мне было без разницы. Грудь согревала сумочка с записью разговора советника и Пальцевой. Я знала, что нужно делать дальше, и мне было так хорошо.