Глава 4

Утром я поднялась пораньше. На сегодня было намечено много дел. Вчера никаких событий больше не происходило, и я весь остаток дня, сначала возясь в саду, потом отдыхая у себя в комнате, обдумывала свое положение и дальнейший план действий. Вот они и начались, те «не очень приятные сюрпризы», которые предсказали мне заветные косточки.

Итак, что же я наметила на сегодня? Прежде всего необходимо увидеться с Завадским, рассказать ему все и узнать его мнение на этот счет. Ведь он должен что-то знать о московском скандале Алексеева. Он упоминал, что ему известны какие-то слухи. Стало быть, мне опять надо выбраться в город. Поводов для этого у меня особых нет. К счастью, Виталий вчера вечером сообщил, что сегодня их с Максимом Леонидовичем целый день не будет — какие-то дела, связанные с приездом в Тарасов некой выставки или чего-то в этом роде, он толком не объяснил. Сказал только, если у кого-то есть вопросы — чтобы обращались теперь. Я решила, что отпрашиваться третий день подряд подозрительно, поэтому обращаться к Виталию не стала. Придется мне удрать потихонечку, через лаз. Будем надеяться, что никто моего отсутствия не заметит, если я управлюсь быстро. А на вторую половину дня я наметила завершить осмотр кабинета, взглянуть на письма. Еще хорошо бы осмотреть спальню — она тоже находится на первом этаже, но в другом конце коридора. Хозяин с секретарем отсутствуют, стало быть, прислуга будет обедать раньше, а потом все засядут смотреть телевизор, поскольку ни у кого, кроме садовника, до вечера никаких дел нет. Вот этим-то временем я и воспользуюсь.

Ну а в город удеру после завтрака. А пока раскину-ка я еще разок косточки. Может, они помогут мне как-то определиться, а то мысли мои после вчерашнего сообщения Папазяна находятся в каком-то аморфном состоянии, и я никак не могу выработать стратегию поведения при нынешнем раскладе.

Я достала косточки, которые решилась хранить в комнате, поскольку они не представляли в случае их обнаружения угрозы для моей репутации — чудачка, она и есть чудачка. Я задумалась над вопросом. Он был, собственно говоря, очень простой: «Как мне быть?» Кости упали на стол, выдав мне следующее сочетание чисел: 6+14+35. Означало оно следующее: «Любая информация лучше, чем ее отсутствие. Факты лучше, чем любая информация. Интуиция лучше, чем любые факты. Слушай ушами, смотри глазами, анализируй головой, верь сердцу». О-о! Так много красивых слов и так мало понятного. Нет, то есть все понятно, конечно, я и так знаю, что надо доверять интуиции. Но если сердце идет вразрез с умом, то так ли это правильно? С этим я согласиться не могу. А интуиция? Она пока молчит, ошеломленная полученной информацией. Единственное, что она мне подсказывает, — дело мое стало более сложным, но и более интересным. Тайны наслаиваются одна на другую, я даже не успеваю их толком обдумать. Но я должна во всем разобраться. Азарт есть не только у коллекционеров. У нас, сыщиков, его ничуть не меньше.

Сразу после завтрака я переоделась, нацепила рабочую одежду и, появившись на несколько минут на веранде, где вся прислуга от нечего делать развлекалась разгадыванием сканвордов, пошла вниз. Некоторое время я помаячила с тяпкой под окнами веранды. Потом потихоньку удалилась в подсобку. Оттуда позвонила Борису Дмитриевичу и договорилась о встрече все в той же кофейне. Потом звякнула Папазяну, чтобы он дал своим ребятам, сторожащим жасминовую ограду, мои приметы, потому что я собралась воспользоваться тайным ходом. Спросила, что там насчет прислуги и охранников. Он сказал, что в картотеке никаких данных на них нет. Но радоваться тут нечему. Мою задачу это не упрощало и могло означать все, что угодно. Как то, что злоумышленника среди этих людей нет, так и то, что он есть, но хитер и ни разу не попадался, или он готовится стать участником преступления впервые. Теперь вся надежда была только на Гариковых наблюдателей.

Я переоделась и быстренько направилась к лазу, следуя тайными тропами, не доступными всевидящему оку камер слежения. Проходя по лощинке, заметила в отдалении бомжа, сидящего под деревом и лениво жующего что-то. Он внимательно посмотрел на меня, а затем кивнул. Я помахала рукой ему в ответ. На выходе из леса, на обочине трассы, какой-то парень возился с машиной. Он тоже мне кивнул. Выйдя на шоссе, я поймала мотор и вскоре уже была в кофейне, куда через несколько минут пришел и Завадский. Время мое было ограничено. Мне следовало вернуться как можно скорее, чтобы моего отсутствия кто-нибудь случайно не заметил. Поэтому я коротко и быстро пересказала Борису Дмитриевичу суть нашего первого разговора с Папазяном и ту информацию, которую он потом сообщил мне по телефону. (Ну и конечно, первым делом успокоила его, сообщив, что «Танцовщица» среди вывезенных картин не фигурирует.)

— Что вы обо всем этом думаете, Борис Дмитриевич? Мне нужен ваш совет. Вы что-нибудь слышали о «Синдикате» и о скандальной истории с Алексеевым?

— Об этом так называемом «Синдикате» я ничего не знаю. То есть ничего конкретного. Разумеется, в наших кругах известно, что есть мошенники, которые промышляют контрабандой предметов искусства. Но кто занимается вывозом шедевров — об этом нет никаких догадок. И о существовании некой мафии от искусства я ничего не слышал. А по поводу Алексеева — действительно ходили слухи, что-то вроде того, что вам сообщил товарищ из милиции. Только я не знал о том, что какие-то картины из коллекции Максима Леонидовича были проданы за границу.

— Да в том-то и дело, что не проданы, а именно вывезены контрабандой.

— Откровенно говоря, мне сложно в это поверить, Танечка. Хоть я и не очень много общался с Максимом Леонидовичем, но у меня сложилось впечатление, что это человек порядочный. И все о нем такого же мнения.

— Ну, это еще ни о чем не говорит. Опытный мошенник может носить любую маску.

— Согласен. Но, видите ли, круг антикваров и коллекционеров довольно тесен. Если бы за ним водились грешки в прошлом, то это так или иначе всплыло бы, хотя бы на уровне сплетен. А скандал с подменой был единственным в биографии Алексеева. Впрочем, кто знает, дело темное.

Потом я отчиталась о проделанной работе и о планах на сегодня. Кабинет, спальня и хранилище были самыми важными объектами для обследования. Поэтому начать я решила именно с них. А уж если результат окажется нулевым, буду искать тайники по всему дому, там, где указал Завадский и где подскажет мое чутье сыщика.

Мы проговорили около часа. Потом Борис Дмитриевич подбросил меня на своей машине до места. Так что я обернулась довольно быстро, во всяком случае, до обеда успела.

Парня с машиной на краю леса уже не было. Бомжа тоже. Зато на лужайке за лощиной расположилась парочка влюбленных. Они, казалось, никого, кроме друг друга, не видят. Однако когда я подошла поближе, оба помахали мне. Стало быть, у наблюдателей пересменка.

Я проделала обратный путь — от лаза в подсобку. Там опять нацепила рабочую форму, взяла грабли и отправилась маячить под окнами. До обеда оставалось еще часа полтора.

День сегодня выдался жаркий. Солнце припекало совсем по-летнему. Помахав часок граблями, я взмокла, и мне очень захотелось принять душ. Я сходила за краской в подсобку и на обратном пути решила, что мне лучше воспользоваться хозяйской ванной на первом этаже, чтобы, не дай бог, кто-то из прислуги не заметил, что у меня свежевыкрашенные волосы. А хозяина все равно до вечера не будет. В этой ванной я еще не была. Когда вошла — просто обалдела. Эх, ну бывает же такая роскошь! Как в кино или на картинке журнала модных интерьеров. Когда же, наконец, у меня будет такая? Я мужественно поборола искушение залезть в джакузи и скромно отправилась в душевую кабинку, отгороженную матовым стеклом нежно-голубого цвета. Кстати, когда закончу покраску, надо будет внимательно пошарить вокруг на предмет тайника. Хотя, я надеюсь, Алексеев не столь банален, чтобы устраивать его в сливном бачке унитаза?

Я с большим удовольствием приняла душ. Выйдя из кабинки, с ностальгическим чувством оглядела себя в огромном, во всю стену, зеркале — до чего же я хороша в своем натуральном виде, с этими роскошными белокурыми волосами. Но — надо краситься. Я с легкой грустью отошла от зеркала и стала надевать белье. И тут случилось невероятное. Едва я успела застегнуть бюстгальтер, как за моей спиной, словно гром среди ясного неба, прозвучал голос… Алексеева.

— О, Тусенька, простите, бога ради. Но вы… — От испуга я машинально обернулась. Алексеев выглядел смущенным. — …Не заперлись. — Голос его дрогнул, и он изменился в лице.

Черт, черт! Ну и дура! Зайдя в ванную, я так ошалела от красоты, что просто захлопнула за собой дверь, совершенно позабыв повернуть блокиратор на ручке. Вот это провал! Иванова, срочно соображай, как выпутаться!

Алексеев же в полном шоке проговорил:

— Это не Туся?! Кто вы? Что вы здесь делаете?

Я молчала, решительно не зная, что ответить.

После длинной паузы, которая, как мне показалось, продолжалась целую вечность, Алексеев неуверенно спросил:

— Татьяна Александровна? Это вы?

Отрицать очевидное не имело смысла. Потупив глаза, я смиренно согласилась:

— Да, это я. — И тут же начала оправдываться: — Максим Леонидович, простите, пожалуйста, что воспользовалась вашей ванной. Я вам сейчас все объясню.

Но он не слушал и продолжал говорить сам, не сводя с меня восхищенного взгляда:

— Не верю своим глазам! Боже, как вы прекрасны! Словно сошли с полотен Боттичелли. Я потрясен. Зачем же вы скрывали свою красоту? Впрочем, что ж это я, простите, не даю вам одеться. Я ухожу, простите еще раз. Только, пожалуйста, прошу вас, когда оденетесь — зайдите в мой кабинет. Мне обязательно надо с вами поговорить.

— Да, конечно, я зайду и все вам объясню, — нарочито сконфуженным голосом произнесла я в спину удаляющемуся боссу.

На самом деле я уже оправилась от шока и успела сообразить, как себя вести.

Чувства мои раздвоились. Татьяна Иванова, детектив, испытывала жгучий стыд за такой идиотский прокол. Но Иванова-женщина торжествовала. Магнат сражен наповал. Хотя такой экстремальной ситуации я не могла вообразить даже в своем бреду про искусственное дыхание в лимузине и на яхте. Я высушила волосы, уложив их как можно пышнее. Затем надела свой жуткий фланелевый халат, нацепила очки, взяла в руки флакон с краской, прикрывая надпись, гласящую, что это средне-русый цвет, и направилась прямиком в кабинет Алексеева.

Деликатно постучала в дверь.

— Да, войдите, — несколько напряженно откликнулся Максим Леонидович.

Я зашла, всем своим видом изображая невероятное смущение.

— Татьяна Александровна, еще раз приношу свои извинения, что вторгся к вам.

— Нет, что вы, я сама виновата. Эта проклятая рассеянность — забыла запереть дверь, — тихим голосом проговорила я. — А вы действительно не сердитесь, что я воспользовалась вашей ванной? Наверху было занято…

— Ну что вы, Танюша, о чем разговор! Да вы присаживайтесь.

(Ого! Уже Танюша! И после этого кто-то еще будет говорить, что для интеллигентного мужчины важнее душа женщины, а не ее внешность.)

— Вы решили покрасить волосы?

— Да, вот, — ответила я, показывая флакон с краской.

— Вам удивительно идет этот цвет. А почему вы носите эти ужасные очки, простите за бестактность? У вас очень красивые глаза, настоящий зеленый цвет — большая редкость. Почему бы вам не носить контактные линзы?

— Понимаете, Максим Леонидович, я всегда была жутким консерватором. Я очень привыкла к моим вещам, к моему облику. Мне трудно решиться что-то поменять в своей жизни. Это словно самозащита. Чтобы все было привычным.

— Но ведь решились же вы сменить цвет волос?

— Да, со мной происходит что-то странное, — тихо, почти шепотом, произнесла я. Своим смущением хотела намекнуть Алексееву, что я к нему неравнодушна. — Попав в ваш дом, где все такое красивое, и встретив вас… В общем, мне вдруг стало обидно быть такой уродиной. Очень странно. Я всегда была уверена, что внутренний мир — единственное, что имеет значение. Но здесь я вдруг поняла, что красота — это тоже очень важно…

Меня несло, как Остапа Бендера. Я говорила много и красноречиво, постепенно переставая «смущаться». Наконец я в запальчивости сняла очки. Алексеев не отрывал от меня глаз.

— …И вот я, кажется, решилась сменить имидж. Только я боюсь делать это резко. Мне надо привыкнуть. Я буду меняться постепенно. Начала с цвета волос.

— Танюша, вы просто чудо. Еще немного, и я в вас влюблюсь. Но позвольте мне дать вам один совет. Когда решаешь что-то менять, надо это делать сразу, одним махом, как в омут головой. Иначе можно испугаться и отступить. Я считаю, что вам надо немедленно приобрести новую одежду, обувь, косметику, парфюм и обязательно заменить эти очки на линзы. Я прошу вас, сделайте это сегодня же!

— Но…

— Вы затруднены в средствах? Я сейчас же выплачу вам аванс! И могу вас провести по магазинам, если вам неловко идти одной.

Пока Максим Леонидович говорил, я изображала на лице смену целой гаммы чувств, начиная от сомнения и заканчивая полным восторгом.

— Спасибо, если бы не вы, я ни за что не решилась бы! Но, Максим Леонидович…

— Пожалуйста, просто Максим.

— Ой, мне так сложно будет привыкнуть. Я постараюсь… Но, Максим, вы же должны быть заняты до вечера.

— Да нет, на сегодня все отменилось. Могу остаток дня посвятить вам.

Боже, что происходит? Неужели он действительно на меня запал? Вот так, вдруг, за несколько минут? Ничего не понимаю. Уж он-то, надо думать, повидал немало красивых женщин. Неужели любовь с первого взгляда?

Я, разумеется, согласилась на его предложение, получила аванс и пошла переодеться. Через полчаса Алексеев уже вез меня в город. (У него, правда, был не лимузин, но «Ламборджини» — тоже неплохо.) Первым делом мы заехали в самый крутой в Тарасове салон оптики. Я попросила Алексеева подождать меня в машине, а сама отправилась якобы подобрать линзы. Я проторчала там минут двадцать. Чтобы не вызвать недоумение продавцов, пересмотрела все каталоги с модными оправами и обещала зайти завтра. Вернувшись, сделала вид, что я уже в линзах — широко раскрыла глаза и спросила замирающим голосом:

— Ну как?

Максим внимательно посмотрел на меня и ответил:

— Великолепно! Вы выбрали бесцветные? Прекрасно! Они совсем незаметны.

— Это германские. Мне сказали, что самые лучшие. Но как непривычно. Мешают. Все время хочется глаза потереть.

— Через пару дней привыкнете. Зато все могут теперь любоваться вашими удивительными зелеными глазами!

После этого мы поехали по бутикам. Обожаю покупать новые тряпки! Я выбрала себе несколько хорошеньких летних вещичек. Алексеев, уверенный в моей неискушенности, был страшно удивлен моим выбором.

— Танюша, да у вас прекрасный вкус! Можно подумать, что вы только и делаете, что занимаетесь покупкой нарядов.

— О, на меня просто нашло какое-то вдохновение!

Максим убедил меня остаться в одном из выбранных мною костюмов. Потом я купила туфли к этому костюму, кое-что из косметики и одни из моих любимых духов от Диора.

Когда все покупки были сделаны, Алексеев торжественно произнес:

— А теперь, дорогая Танечка, позвольте пригласить вас в ресторан, дабы отметить начало вашей новой жизни!

С ума сойти! Надо же, как он распалился. Что же, пошла полоса приятных сюрпризов? Немного поколебавшись для виду, я, разумеется, согласилась.

В машине Алексеев предложил мне опробовать новую косметику, и я немного, как бы неуверенно, подкрасилась. Мы поехали в «Эгоист» — небольшой, но шикарный ресторанчик классической европейской кухни. Все было великолепно. Но тем не менее по дороге к моему чувству эйфории почему-то примешивалось непонятное сомнение. Что-то было не так. Я знала, какое впечатление произвожу на мужчин. Но эта юношеская восторженность и стремительность, по моему представлению, мало вязались с таким зрелым и искушенным мужчиной, как Алексеев. Впрочем, мало ли что в жизни бывает, успокаивала я себя.

В ресторане Максим сам выбрал блюда и напитки, поскольку я сказала, что ничего в этом не смыслю. Он заказал шампанское «Дом Периньон» и первый бокал поднял за меня. Мы закусывали, болтали ни о чем, пили шампанское. И мне все время казалось, что Алексеев как-то странно внимательно ко мне присматривается и прислушивается к моим репликам. Неужели что-то заподозрил? Нет, не может быть. Я следила за собой и больше не допускала проколов. Потом он пригласил меня танцевать. Но и во время танца я не могла отделаться от чувства, что он словно испытывает меня.

Наш ужин подходил к концу. И уже за десертом он неожиданно сказал:

— Танюша, я хочу сделать вам одно предложение.

Бог мой, уж не замуж ли он меня хочет позвать? Но он как будто женат.

— Только обещайте мне не удивляться. И еще — если вы откажетесь, будьте уверены, что это никоим образом не повлияет на наши отношения.

Я пообещала, жутко заинтригованная тем, какой же еще сюрприз преподнесет мне сегодняшний день. Алексеев начал издалека:

— Вы спрашивали, почему я вернулся раньше, чем намеревался. Дело в том, что сегодня в Тарасове состоялось открытие декады немецкой культуры в Поволжье. Для нас, ценителей искусства, это довольно знаменательное событие. В рамках декады в Тарасовском художественном музее завтра будет открыта великолепная экспозиция полотен, привезенных из Дрезденской галереи. Планируется еще несколько интересных мероприятий. А завершит декаду аукцион, на который будет выставлено несколько уникальных произведений искусства. На все мероприятия соберется весь тарасовский бомонд. Поэтому они мне интересны еще и тем, что я смогу познакомиться со всеми, — ведь я новичок в вашем городе. Но есть одна небольшая загвоздка. Именно из-за нее я не смог сегодня присутствовать на банкете, посвященном открытию декады.

Я никак не могла понять, к чему он клонит.

— Вы, может быть, знаете, Танюша, что я женат.

— Нетрудно догадаться по обручальному кольцу.

— Должен без ложной скромности сказать, что среди коллекционеров я фигура достаточно заметная. Многие тарасовские знатоки искусства очно или заочно знают меня. Знают что-то из моей биографии, в том числе и то, что я женат. Но никто из тарасовцев никогда не видел мою супругу.

Алексеев выдержал паузу и раскурил трубку. Он явно волновался. Сделав несколько глубоких затяжек, он продолжал:

— Как это ни прискорбно, но в нашей семье, с виду такой благополучной, есть свой скелет в шкафу. Видите ли, Танюша, я всегда тщательно скрывал, что Дора — так зовут мою жену — употребляет наркотики. Я долгое время уговаривал ее пройти курс лечения. Но она все не соглашалась. И наконец ее наркозависимость достигла такой степени, что она совсем перестала контролировать свои поступки и начала терять человеческий облик. Тогда я был вынужден поместить ее в одну очень хорошую частную наркологическую клинику в Тарасовской области, в ста сорока километрах от города, в прекрасном живописном месте на Волге. Дора находится там уже три месяца. Но полное выздоровление все не наступает. После избавления от зависимости у нее возникло депрессивное состояние и склонность к суициду. Врачи не позволяют забрать ее домой — это может привести к трагическим последствиям. В клинике она посещает тренинги. Но ее состояние не улучшается. Не исключено, что Дору переведут в психиатрическое отделение. Словом, неизвестно, когда она поправится окончательно. Я приобрел дом в Тарасове и переехал сюда для того, чтобы иметь возможность чаще ее навещать. У меня осталась квартира в Москве. Когда Дора поправится, мы вернемся туда. Если поправится… Как вы понимаете, такое затяжное отсутствие моей жены может привлечь внимание и вызвать нежелательные толки. Это очень повредит моим делам. Я не могу допустить скандала вокруг своего имени. Так вот, Танюша, теперь мы подошли к самой сути. Мне необходимо появляться в свете с женщиной, которую я мог бы всем представлять как мою супругу Дору. Как я уже говорил, здесь никто с ней не знаком. Дора — блондинка, с длинными пышными волосами и прекрасной фигурой. Я долго думал, где мне найти женщину на эту роль. Потом решил, что лучше всего подобрать горничную с соответствующими внешними данными, очаровать ее и предложить ей изображать мою жену, посулив, разумеется, щедрый гонорар. Видите, как я с вами откровенен? Так вот, из этих соображений я нанял Тусю — из всех претенденток она обладала наиболее подходящими внешними данными. Но с первых же дней я понял, как сильно ошибся. Она не может произнести и двух слов, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость и не сесть в калошу. Я думал, что у меня есть время, чтобы найти другую кандидатку на роль Доры. Но из-за суеты с переездом я отвлекся от культурных событий и ничего не знал о предстоящей декаде. Узнал буквально накануне, когда мне прислали приглашение. Я ума не мог приложить, что делать. И вот такой счастливый случай — судьба послала мне вас. Вы обладаете столь редкостным сочетанием ума и красоты! Не правда ли, это удивительно, что именно теперь вы решили поменять имидж и не скрывать больше свою очаровательную наружность. Я очень прошу вас, Таня, просто умоляю вас — согласитесь мне помочь! Согласитесь сыграть роль моей жены.

От такого поворота событий я просто опешила. Н-да. Предчувствия меня не обманули. Не просто так Алексеев меня обхаживал. Правильно говорили косточки — доверяй интуиции. Я не знала, как отреагировать на столь неожиданное предложение. Но мое замешательство вполне соответствовало характеру моей «героини», поэтому я не торопилась с ответом. Широко раскрытыми глазами я вопросительно смотрела на Алексеева, придав своему взгляду выражение беспомощности и скрытой тоски. Это был с моей стороны экзамен. Если Алексеев — махинатор, который с легкостью манипулирует людьми, то к такой наивной особе, как прекрасная садовница, он применит самый банальный прием. Я дала ему понять, что неравнодушна к нему, и он будет давить на эмоции. Скажет, что с женой его связывает только чувство долга, что он давно мечтал о родственной душе и тому подобное. Итак, поскольку я молчала, Алексеев вновь заговорил:

— Татьяна, я понимаю, что вы шокированы моим предложением. Возможно, вы ждали совсем другого. Но вы очень мне симпатичны, и поэтому я не могу поступить с вами так, как собирался поступить с Тусей. Вы тонкая и одаренная натура. Я боюсь показаться вам пошляком и авантюристом. Но на самом деле я очень нуждаюсь в помощи. Мне показалось, что вы тот человек, которому можно доверить столь неприглядную тайну моей жизни, не опасаясь огласки. Мне почудилось, что между нами уже протянулась какая-то ниточка взаимопонимания и вы не откажетесь стать моим другом и конфидентом.

Да что за бестия этот Максим Леонидович! Он говорит до того искренне, что я так и не поняла — это высший пилотаж манипулирования или действительно крик о помощи? Впрочем, хватит психологических экзерсисов. Прежде всего надо думать о собственной выгоде. А она в случае моего согласия очевидна. Я убью сразу двух зайцев. Во-первых, на правах конфидента я смогу получить хоть какую-то информацию о «Танцовщице». А во-вторых, присутствуя на тусовках, я постараюсь отследить контакты господина Алексеева, чем окажу помощь нашим доблестным органам — все-таки надо при возможности оказывать ответные услуги своим товарищам. Итак, ликуя в душе от открывающихся передо мной возможностей, я тихим и нерешительным голосом ответствовала:

— Мне очень хочется помочь вам, Максим Леонидович… простите, просто Максим. Но я не знаю, смогу ли справиться с этой ролью. Я ведь человек совсем не светский.

Алексеев явно оживился:

— Если это единственное, что вас смущает, то не волнуйтесь — вы будете общаться с очень интеллигентными и интересными людьми и быстро войдете во вкус.

— Вы действительно так думаете?

— Конечно! Ну что? Вы согласны?

— Я… — Тут я выдержала драматическую паузу. — Готова попробовать!

— Замечательно! Спасибо, Танечка, я верил, что вы поймете меня правильно. Тогда обсудим детали. Приступить к новой роли вам придется уже завтра. Мы пойдем на открытие выставки, после которого состоится фуршет. Для этого вам понадобится специальный наряд. Так что завтра с утра мы продолжим прогулки по магазинам, но теперь уже за мой счет. Вам еще понадобится парочка вечерних платьев и кое-какие аксессуары для последующих мероприятий.

Обсудив все детали, в том числе и мой гонорар за исполнение роли жены, от которого я старательно отказывалась, но все же позволила себя уговорить, мы поехали домой. По дороге я спохватилась и спросила: а когда же мы займемся планировкой сада? Алексеев обещал, что мы вернемся к этому вопросу немного позже, возможно, только после закрытия декады. Я сделала вид, что недовольна, хотя в действительности меня это вполне устраивало. Дома Максим Леонидович любезно помог мне донести покупки до дверей моей комнаты. Ох, видела бы нас Туся! Она бы просто лопнула от негодования. Но время было уже позднее, вся прислуга спала, так что сюрприз ожидал их только завтра утром.

Оставшись наконец одна, я первым делом позвонила Гарику и описала сложившуюся ситуацию. Как профессионал, он оценил ее очень положительно. Но не преминул добавить:

— Я надеюсь, Танюша, что ты не увлечешься всерьез этим пижоном? Ты же знаешь, я очень ревнив! И не забудь про свое обещание.

— Конечно-конечно, Гарик, ночь в объятиях, ну и так далее, я помню.

Потом он доложил, что его наблюдатели все еще на посту, хотя до сих пор ничего подозрительного замечено не было. Я предположила, что та история с Тусей спугнула неизвестного, проникшего в сад. На этом мы простились до связи.

Я улеглась в постель и начала обдумывать сложившуюся ситуацию. Насколько искренен был со мной Алексеев? Боюсь, что не очень. Из информации Гарика и со слов Завадского следовало, что в Тарасов «мой магнат» приехал в связи со скандальной историей и потерей занимаемого поста. Сам же он приводил совершенно другую причину. Очень трогательную, благородную и, в общем, вполне убедительную. Если не знать всего остального. Но, с другой стороны, Алексеев коренной москвич. Скандал замять ему как-то удалось. Если не по названной им причине, то зачем еще ему забиваться в провинцию? Это пока непонятно. Однако неискренность все же налицо. Значит, нельзя вполне доверять и трогательной истории о том, что он пытается спасти свою жену. Хотя Завадский говорил, что Алексеев жену обожал. Снова ничего не понятно, темный лес. Я вспомнила про письма в потайном ящике бюро. Если это действительно любовная переписка, причем относящаяся к последнему времени, она сможет многое прояснить. У меня вдруг начался такой зуд, что я поняла, что должна немедленно прочесть эти письма. Иначе я просто не буду знать, как завтра себя вести. И я решила рискнуть — влезть в кабинет Максима среди ночи. Его спальня располагалась в достаточном удалении от кабинета. Кроме того, на первом этаже находилась гостевая комната, где ночевал Виталий, если оставался. Но сегодня его не было. Это уменьшало мой риск. Итак, надо дождаться, пока заснет Максим.

Было уже около часа ночи, когда я снова оделась и тихонько спустилась на первый этаж. Ни в кабинете Алексеева, ни в его спальне свет уже не горел. Прекрасно. Я через черный ход вышла в сад, пробралась в свою подсобку, взяла отмычки и специальный потайной фонарик (его свет узко направлен и не рассеивается по комнате, значит, не будет замечен через окно) и вновь вернулась в дом. Надеюсь, сегодня больше неожиданностей не возникнет. Несколько секунд — и я уже в кабинете. Вот знакомый ящик бюро, дырочка в середине цветка, щелчок, легкое движение пальцев — тайник открыт. Я, сгорая от нетерпения, схватила письма. Их оказалось всего три. Скудновато для излияния чувств. Перевернув конверты, я осветила их фонариком. Опаньки! Вот это да! Письма, адресованные Алексееву М.Л., обратного адреса нет. Были указаны лишь инициалы — Д.А. Дора Алексеева? Тайная переписка с собственной женой? Очень любопытно! Я вынула листок из первого конверта. К моему удивлению, письмо состояло всего из трех предложений и подписи:

«Оставь меня в покое. Ты просто смешон! Не целую.

Дора».

В следующем конверте опять была краткая записка:

«Даже и не пытайся. Не забывай, что я кое-что о тебе знаю. И если ты думаешь, что я не смогу за себя постоять, то глубоко ошибаешься!»

Я вынула и третье письмо. Оно оказалось чуть длиннее и значительно более содержательным:

«Мой милый самоуверенный Макс, ты не учитываешь одной вещи. У меня есть кое-какие средства и связи. И мне не составило большого труда раздобыть один любопытный документ. Думаю, ты понимаешь, о чем речь. Если я обнародую его, тебе не поздоровится. Поэтому говорю еще раз — оставь меня. Да, кстати, если надумаешь развестись — буду очень тебе признательна. Ведь, как ты помнишь, согласно брачному контракту, мне в этом случае отойдет половина твоего имущества. Бай, беби! Дора».

Вот это находка! Признаться, ничего подобного я даже не могла представить. Выходит, жена Алексеева по каким-то причинам хочет порвать с ним. Настолько сильно хочет, что даже готова пойти на шантаж, лишь бы он оставил ее в покое. Что все это значит? Вырисовывались два варианта. Если Алексеев не лгал мне, то Дора употребляла наркотики и пыталась избежать лечения, к которому принуждал ее муж. Тогда все слова о шантаже могли быть чистым бредом. Да и весь тон последнего письма и неровный прерывистый почерк свидетельствовали о том, что оно вряд ли было написано в состоянии трезвого ума и душевного равновесия. Но, с другой стороны, вполне достоверным мог быть и противоположный вариант. Женщина узнала что-то о махинациях своего мужа и решила уйти от него. Пыталась даже защитить себя, пригрозив сообщить все, что ей известно. Но Алексееву удалось найти ее и упрятать в клинику. Недаром он упомянул, что Дора может пробыть там неопределенно долгое время. Где же правда?

Я вложила письма в конверты. Взглянула на штемпели — все три письма были отправлены из Москвы, но из разных почтовых отделений. Дора явно хотела скрыться от мужа, боялась, как бы он не вычислил по штемпелю район, в котором она проживает. Я положила письма обратно в ящик, так же, как они и лежали, закрыла бюро и потихоньку ретировалась из кабинета к себе в комнату. Надо было все обдумать. Итак, у меня существует две версии того, каким образом Дора оказалась в клинике. И я не смогу понять, какая из них верна, пока не найду Дору и не поговорю с ней. Не исключено, что она нуждается в помощи. Вообще, к чему вся эта история с «подложной» женой? Почему Алексееву так сильно требуется, чтобы кто-то играл ее роль? Откровенно говоря, та версия, которую он столь горячо и убедительно мне сегодня втирал, не выдерживает никакой критики. К чему такая срочность? Всегда можно дать какое-то вразумительное объяснение. Ну приболела его супруга, или дела задержали ее в Москве еще на пару недель. Да мало ли может быть причин ее отсутствия. А за это время он мог бы, не торопясь, найти подходящую кандидатку, актрису какую-нибудь например. И что бы он делал, если бы по чистой случайности не наткнулся на меня в ванной? Что-то во всем этом меня настораживает. Надо же, еще несколько часов назад я упивалась своей женской победой над Максимом Леонидовичем, а теперь моя единственная мысль — следует с ним держать ухо востро.

У меня вдруг возникла и еще одна идея. Из второго письма явственно следует, что его жена хочет развода с ним. А в этом случае он потеряет половину своего имущества. Совершенно ясно, что он этого не желает. Но ведь теоретически у Доры есть возможность добиться развода через суд, без его согласия. Суд ему тоже абсолютно не нужен — это действительно даст повод потрепать его имя. Кроме того, Дора может добиваться развода путем шантажа. Ведь недаром же она упомянула о разводе именно рядом с угрозами и намеками на какой-то документ, имеющийся у нее. Алексееву удалось запихнуть жену в клинику. Но у него есть опасения, что она сбежит оттуда или подкупит кого-нибудь из персонала, чтобы обнародовать имеющийся у нее компромат. И шантаж, и развод — это все очень серьезные для него неприятности. Не задумал ли он вообще убрать Дору? А чтобы все было шито-крыто, использовать в качестве ширмы какую-нибудь наивную доверчивую женщину вроде меня — ведь он такой меня считает. Убить жену, избавиться от трупа. Но делать вид, что вот она, Дора, — появляется на всех тусовках. При таком раскладе становится понятно, почему он уехал из Москвы, где ее знают многие. Есть одна только неувязка — ведь у Доры должны быть родственники. Рано или поздно они могут пожелать увидеться с ней. Как он выкрутится? Но человек, который мог придумать первую часть плана, наверняка тщательно обдумал и все последствия. Ведь я-то ничего не знаю о его жене.

Словом, ночка у меня выдалась бессонная. Я крутила в голове все версии так и этак, но больше ничего придумать не смогла. Надо разыскать Дору. Если она вообще еще жива. Но нужно сделать это так, чтобы Алексеев не насторожился. Поэтому завтра я как ни в чем не бывало пойду с ним на фуршет и буду продолжать разыгрывать наивную и влюбленную интеллектуалку.

Что же такое, мое мнение об Алексееве вдруг столь резко переменилось — на сто восемьдесят градусов. Неужели я так сильно обманулась в нем? Но эти письма!.. Хотя, с другой стороны, как там говорили косточки? Смотри глазами, но доверяй сердцу. Мое сердце по-прежнему не хотело мириться с тем, что Максим — законченный злодей. Нужны более серьезные доказательства.

На следующее утро за завтраком я произвела фурор среди прислуги. Чтобы не эпатировать их уж слишком, я, хотя и распустила волосы и не напялила очки, оделась, однако, поскромнее. Правда, все-таки в обновку, подчеркивающую мою фигуру. Поскромнее — это значит для меня быть одетой не в мини-юбку и обойтись без вызывающего декольте. Но эффект все равно оказался сногсшибательный. Я нарочно вошла в столовую, когда все уже были в сборе. Мое появление вызвало немую сцену. Первой нарушила тишину Туся — она подавилась печеньем и начала надрывно кашлять. Но всегда такой предупредительный Олег Петрович не бросился ей на помощь — не постучал по спине и не подал стакан воды. Он во все глаза смотрел на меня с нескрываемым восхищением. Варвара же Семеновна, напротив, неодобрительно. Она уважала меня за мою сугубую положительность. Теперь же, видимо, была глубоко разочарована. В ее глазах я опустилась до уровня Туси. Однако, оставаясь верной своей роли «доброй феи», она произнесла:

— Татьяна, голубушка, вы сегодня прекрасно выглядите!

Я смущенно поблагодарила ее и уселась за стол. Завтрак прошел в полной тишине. Туся делала вид, что ничего не замечает, а Олег Петрович, похоже, просто потерял дар речи. Но когда я закончила завтрак и вышла на веранду, он выскочил за мной.

— Татьяночка, я просто изумлен! Как вы переменились! Что за причина? Впрочем, я попробую угадать. Вы влюбились? И, к сожалению, полагаю, что не в меня. Максим Леонидович или Виталий?

Я смущенно потупила глаза.

— Ладно-ладно, не буду назойлив. Но если это Максим Леонидович — берегитесь. Наша Тусенька непременно подсыплет вам в кофе цианистого калия. Ну, если только сумеет запомнить это название.

В ответ на его реплики я только молча улыбалась, загадочная, как сфинкс.

Сразу после завтрака мы с Алексеевым отправились за нарядами. По дороге он завел разговор о предстоящей роли.

— Я очень боялся, Танечка, что вы передумаете. Мой печальный жизненный опыт подсказывает, что никогда нельзя окончательно верить обещанию, данному вечером в романтической обстановке. Утро всегда заставляет взглянуть на все иными глазами. Как же я благодарен вам, что вы меня не подвели.

— Я никогда не знала этой истины. Наверное, поэтому держу обещания, независимо от того, когда их давала — утром или вечером. — Тут я спохватилась, что мой ответ прозвучал несколько жестковато, и добавила: — И вообще, для меня важнее не когда давать обещание, а кому… Я, должно быть, скажу лишнее, но мне очень хотелось стать хоть чуточку вам ближе.

Такой оборот разговора Максима явно устраивал, поэтому он поддержал меня слащавой репликой, звучащей несколько фальшиво (во всяком случае, мне так показалось):

— Поверьте, Танюша, и я очень хотел сблизиться с вами. И рад, что для этого нашелся такой неожиданный повод. Я просто не знал, как к вам подойти, — вы выглядели совершенно неприступной. А вчера, увидев вас такой женственной, я решился на это предложение — словно с разбегу бросился в холодную воду.

— Но я все же немного опасаюсь — справлюсь ли с ролью.

— Ничего не бойтесь. Я как раз хотел дать вам несколько инструкций. Уверен, что с вашим умом вам не составит труда их запомнить и исполнить. А ваша блистательная внешность сгладит все недочеты, если на первых порах они и будут.

После этого Максим вкратце описал мне, как следует вести себя на мероприятиях, подобных сегодняшнему, — как одеться, как держаться с ним, как с остальными приглашенными, как избегать разговоров на темы, сложные для меня, например, об искусстве.

— Но я кое-что смыслю в живописи, — похвалилась я самоуверенным тоном.

— Вот и прекрасно, — снисходительно ответил он, явно подумав про себя, что все женщины, умеющие отличить Пикассо от Рембрандта, уже считают себя знатоками. — Тогда вам будет еще легче. А со временем вы освоитесь.

Интересно, на сколь долгий срок он меня ангажировал?

Мы совместными усилиями выбрали мне несколько нарядов и соответствующих им аксессуаров в одном из бутиков в центре города и вернулись назад. Всю дорогу Алексеев продолжал инструктировать меня. Открытие выставки намечено было на два часа дня. У меня как раз осталось время на то, чтобы собраться. Оказавшись в своей комнате, я первым делом позвонила Завадскому:

— Борис Дмитриевич, добрый день, это Татьяна.

— Здравствуйте, Танюша, как ваши дела?

— Я хотела спросить — вы будете сегодня на открытии экспозиции картин из Дрезденской галереи?

— Да, разумеется, буду!

— Так вот, там вас ожидает небольшой сюрприз. Поэтому обещайте ничему не удивляться.

— Что, какая-то информация о «Танцовщице»?

— Пока, к сожалению, нет. Но кое-что позволит значительно увеличить шансы на ее скорейшее получение.

— Вы меня заинтриговали, Танечка, хоть намекните, в чем дело.

— О нет! Все там, на месте. Кстати, вы видели когда-нибудь супругу Максима Леонидовича?

— Нет, не довелось познакомиться. А что, она тоже приехала?

— Ну, что-то в этом роде. Но мы с вами обсудим это позже, ладно?

— Хорошо, как вам угодно, — озадаченно произнес Завадский и несколько прохладно со мной попрощался. После этого я позвонила Гарику и предупредила, что меня не будет в доме до вечера и часов до десяти он не должен звонить на мой мобильник ни при каких обстоятельствах — мне будет неудобно говорить.

Ровно в час я в полном блеске спустилась в холл. На лестнице столкнулась с Тусей, которая, уже не пытаясь скрыть изумления, вытаращила на меня свои огромные синие глаза и даже позабыла презрительно фыркнуть мне вслед. В холле меня уже ждали Алексеев и Виталий. Последний, видимо, был в курсе всего, поэтому, не выражая удивления, просто сказал мне несколько изящных комплиментов. Я взяла Максима под руку, и мы направились к выходу. Я оглянулась на лестницу. Со второго этажа перевесилась, чуть не падая вниз, совершенно ошалевшая Туся. По ее глазам было видно, что мозги у нее работают с невероятным напряжением, но она все равно не в состоянии осмыслить увиденное.

Уже в машине Алексеев достал из кармана красивый футляр черного бархата и достал из него изумительной красоты колье с изумрудами старинной работы.

— К сожалению, Танюша, я не могу преподнести это вам в качестве подарка. Колье — один из ценнейших экспонатов моей коллекции. Но мне очень хочется, чтобы на сегодняшнее мероприятие вы надели его, оно очень подходит к вашим глазам.

У меня от восхищения перехватило дыхание. Я представила, сколько может стоить такая вещица — не дешевле загородного дома. Максим помог мне надеть колье, и мы отправились в Тарасовский художественный музей.

В зале перед входом на выставку уже собралось много народу. Представитель музея произнес торжественную речь. Затем с ответным спичем выступил гость из Дрездена. В это время я разглядывала толпу приглашенных. Причем разглядывала не без опасений. Конечно, Дору в Тарасове не знали. Но вот Татьяну Иванову… Хоть я и не вращалась раньше в высших художественных кругах, сюда вполне мог затесаться кто-нибудь из тех, кто знал меня. Но, к счастью, единственным знакомым лицом было лицо Бориса Дмитриевича. Он тоже заметил меня, стоящую под руку с Максимом. Удивленно приподнял брови, потом улыбнулся и подмигнул. Вероятно, он подумал, что это и есть весь мой сюрприз. Но это была еще только половина сюрприза!

Торжественная часть завершилась. Представители обеих сторон перерезали алую ленточку, и гости чинно потянулись в зал, где и была представлена экспозиция. Знатоки и любители искусства маленькими групками рассредоточились по залу, надолго замирая возле той или иной картины и что-то вполголоса обсуждая. Мы с Максимом и Виталием тоже бродили от полотна к полотну, и Алексеев вполголоса рассказывал нам о достоинствах и истории создания каждого из них. Виталий, как выяснилось, был не намного более меня сведущ в живописи.

По залу сновали телерепортеры, пытаясь взять у кого-нибудь из гостей интервью. Постепенно знакомые сбивались в компании, а незнакомые начинали знакомиться. Из всех присутствующих Максим, похоже, знал только одного Завадского. Поэтому он подвел нас с Виталием к нему.

— Здравствуйте, Борис Дмитриевич!

— О, Максим Леонидович, рад видеть! Какими судьбами к нам? — Завадский очень правдоподобно сделал вид, что ничего не знает о переезде Максима в Тарасов. А на меня он взглянул так, словно впервые видит.

— Да вот, решил на какое-то время удалиться от столичной суеты.

— Понимаю, «в деревню, к тетке, в глушь…».

— Как это ни забавно, но у меня действительно здесь живет тетка. Ну а теперь позвольте вам представить — моя супруга, Дора Викторовна.

— Можно просто Дора, — сказала я с ослепительной улыбкой.

Глаза у Завадского широко раскрылись, и он на долю секунды совершенно растерялся. Но быстро совладал с собой и ответил:

— Необычайно рад, давно хотел с вами познакомиться.

Затем Алексеев представил своего брата. После сказал:

— А это Борис Дмитриевич Завадский, очень видная фигура среди тарасовских коллекционеров. Один из моих немногочисленных знакомых в этом славном городе. Борис Дмитриевич, — продолжил он, уже обращаясь к Завадскому, — не сочтите за труд, введите меня в круг тарасовских ценителей искусства. Возможно, я надолго осяду в вашем городе. Мне хотелось бы поскорее освоиться здесь.

— С превеликим удовольствием, Максим Леонидович!

Завадский представил нас еще нескольким гостям выставки, и, пока Максим с Виталием беседовали с ними, я урвала минутку, чтобы перекинуться парой слов с Борисом Дмитриевичем.

— Ну что, хорош мой сюрприз? — торжествующим полушепотом поинтересовалась я.

— Танечка, я просто потрясен. Но что все это значит?

— Только не Танечка, а Дорочка. В двух словах объяснить не получится — история очень темная. Боюсь, что господин Алексеев не такой уж белый и пушистый, каким кажется. Я расскажу все подробно, как только смогу выбраться на встречу с вами. А теперь нам лучше сделать вид, что мы совершенно не интересуемся друг другом. До встречи!

И я вернулась к Максиму. Он оживленно беседовал о чем-то со своими новыми знакомыми. Я несколько минут послушала — беседа была вполне безобидной и никакого интереса для меня как детектива не представляла. Поэтому я, следуя одной из инструкций Максима — быть самостоятельной и не виснуть на «супруге», когда он занят разговорами с нужными людьми — отправилась бродить по залу и рассматривать полотна в одиночестве.

Спустя некоторое время осмотр экспозиции плавно перетек в фуршет — стол накрыли в соседнем зале. Представители городской администрации и прочие официальные лица, намелькавшись перед телеобъективами, быстренько удалились. Убрались наконец и надоедливые репортеры, и обстановка стала более камерной и душевной. Знакомства стали завязываться легче, разговоры оживились. Даже Виталий, человек, на мой взгляд, совершенно не богемный и не светский, разговорился за бокалом вина с каким-то аристократического вида мужчиной лет пятидесяти. Я же познакомилась с несколькими дамами (вернее сказать — они со мной). Две из них были тарасовскими художницами, а остальные просто чьими-то женами. Они наперебой расспрашивали меня о культурной жизни столицы. Проницательный Алексеев это предвидел, поэтому предварительно снабдил меня несколькими сплетнями и серьезными темами для поддержания подобного разговора. А все, о чем я не знала, предполагалось валить на мое длительное отсутствие в Москве в связи с пребыванием за границей. Мне довольно скоро страшно надоело женское общество. Я, извинившись, отошла от них и поискала глазами Максима. Он был по-прежнему занят, поэтому сделал мне знак, чтобы я продолжала развлекаться самостоятельно. Виталий же, который должен был оказывать мне всяческую поддержку, заметил, что я растерялась, и, захватив для меня бокал шампанского, подвел ко мне своего импозантного собеседника.

— Дора, вы, должно быть, уже заскучали от общения с нашими провинциальными дамами. Так позвольте вам представить гостя из Москвы. Антон Эдуардович Краузе, профессор искусствоведения.

«Аристократ» слегка кивнул и с большим интересом, словно оценивая, посмотрел на меня. Судя по уверенности, с которой Виталий знакомил нас, я поняла, что господин Краузе незнаком с моим «мужем».

— А это очаровательная супруга Максима Леонидовича Алексеева — Дора Викторовна.

Мой новый знакомый, совершенно в духе прозвища, которым я его для себя окрестила, галантно поцеловал мне руку. После чего сказал:

— Просто удивительно, как это нам не довелось познакомиться раньше. Ведь я очень много слышал о Максиме Леонидовиче и о вас.

— Москва — большой город, — уклончиво ответила я.

— Да-да, вы совершенно правы. Это город, где каждый вращается по своей орбите. Мой удел — буквоедство, вечные копания в книгах, обучение бестолковых студентов. Я, увы, человек не светский.

— А что же привело вас сюда?

— Интерес к немецкой культуре. Мои родители из поволжских немцев.

Виталий, увидев, что разговор завязался, оставил меня наедине с новым знакомым и куда-то исчез. Общаться с Антоном Эдуардовичем было на удивление легко и комфортно. Он не одолевал меня назойливыми расспросами, которые могли поставить в тупик, а завел речь о выставке, о том, как ему самому довелось посетить Дрезденскую галерею, и о прочих интересных вещах. Я больше слушала, лишь изредка вставляя о чем-нибудь свое мнение, к которому он прислушивался внимательно и с интересом. Словом, до самого окончания фуршета Антон Эдуардович был моим кавалером. Мне очень импонировали мягкие, изящные манеры профессора, так удачно гармонировавшие с его благородной внешностью. Своими рассказами он неплохо пополнил мой багаж знаний об искусстве. И было видно, что ему тоже приятно со мной общаться. Мы расстались почти друзьями и договорились, что непременно еще увидимся в течение этих десяти дней — он собирался присутствовать на всех мероприятиях.

При знакомстве профессор упомянул, что наслышан об Алексееве. По этой причине, помимо простой симпатии, мне очень хотелось, чтобы у нас с Антоном Эдуардовичем завязались доверительные отношения. Возможно, я смогла бы ему открыться и получить от него какую-то новую информацию о Максиме. Да и вообще, я в последнее время играла что-то уж слишком много ролей одновременно. Это несколько утомляло, хотелось поддержки совершенно постороннего, незаинтересованного человека.

Когда мы с Максимом возвращались домой (Виталий остался в городе), он наговорил мне массу комплиментов по поводу того, как замечательно я держалась в первый же свой выход.

— Ты умница, Танюша, — мы перешли на «ты», чтобы не путаться, — вся здешняя публика была просто очарована тобой. Я получил несколько приглашений в дома местной элиты. И все просили непременно быть с супругой. Надо сказать, для меня день прошел не без пользы. А как ты? Не очень скучала?

— Уже собралась было заскучать, но Виталий вовремя подсунул мне приятного собеседника.

— А, это тот, с кем ты болтала почти весь вечер? Кто он такой?

— Тебе надо с ним познакомиться. Очень интересный человек. Кстати, москвич — специально приехал в Тарасов на декаду.

— Ну, если москвич, то тогда мне это не слишком интересно. Мне сейчас важнее освоиться среди тарасовцев.

— А ты, оказывается, прагматик.

— Не без этого.

Если бы кто-то слышал наш разговор в машине, то вполне мог бы принять нас за супружескую пару — мы болтали легко и непринужденно. Алексеев даже отметил в конце:

— А тебе, Танюша, определенно на пользу подобные вылазки. Ты такая оживленная сегодня. Вообще, создается ощущение, что вместе с внешностью у тебя изменился и характер. Я очень рад, что все так удачно складывается.

После этого разговора я ожидала, что Максим непременно пригласит меня продолжить вечер тет-а-тет. Рассчитывала, что за бокалом вина мне удастся разговорить его и что-нибудь выведать о «Танцовщице». Или хотя бы подготовить почву для доверительных отношений в дальнейшем. Но он в холле еще раз поблагодарил меня за сегодняшний день, сказал, что на завтра никаких мероприятий не намечается, и удалился к себе в кабинет.

Я поднялась наверх, переоделась и вышла на веранду покурить. Через пару минут там же появилась Туся. Я с любопытством ждала ее реакции и была готова ко всему — к истерике, к тому, что она вцепится мне в волосы или обольет серной кислотой. Но оказалось, что и меня еще чем-то можно удивить. Туся была смирной, как овечка. Постояв пару минут в стороне, она тихонько подошла ко мне и попросила сигарету.

— Туся, вы ведь, кажется, не курили? С вами что-то стряслось? — спросила я мягко.

Она пожала плечами, закурила и потом неожиданно задала мне встречный вопрос:

— Скажите, Таня, а с Максимом Леонидовичем у вас серьезно?

Я решила заинтриговать ее и потому ответила:

— Пока еще сама не знаю. Все так быстро произошло. Мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах.

Туся печально вздохнула и сказала:

— А я ведь с самого начала заметила, что вы ему нравитесь.

Вот и попала пальцем в небо, проницательная ты моя. Но вслух я, разумеется, этого не произнесла.

— Да, он мне это сказал.

Туся вдруг предложила:

— Таня, а давайте дружить? Ведь здесь так скучно, не с кем даже поболтать по душам. Только этот надоедливый повар липнет со своими дурацкими ухаживаниями.

Ах вот, значит, в чем дело. Побежденная Туся ищет дружбы счастливой соперницы. Откровенно говоря, мне это было совсем ни к чему. Меня устраивало мое прежнее положение — отстраненность, дающая свободу действий. Дружить с кем-то из прислуги означало терять время на пустую болтовню. Время, которое и так уходило сквозь пальцы, не особенно приближало меня к цели. Но я не могла отказать или даже выразить хоть тень сомнения — меня тронула такая перемена в Тусе. Причем она ведь не фальшивила, была совершенно искренней. И я ответила:

— Вот и прекрасно, будем дружить. Тогда давай на «ты»?

Мы поболтали немного о Максиме. Туся расспрашивала, куда он меня возил. Я рассказала, что вчера мы были в ресторане, а сегодня на фуршете. Чтобы как-то утешить Тусю, я сказала ей, что мне все равно ничего не светит — ведь Максим женат. И предложила ей обратить внимание на Виталия. Он-де холостой и с перспективами — работая с братом, он скоро сможет стать состоятельным человеком. Туся немного повеселела. А я потихонечку подвела разговор к нашему первому вечеру в этом доме, когда Туся увидела кого-то под окнами гостиной. Она вспыхнула и начала горячо защищаться:

— Ну хоть ты-то мне веришь? Я и правда видела человека, который подслушивал.

— Конечно, верю, — поспешила я убедить Тусю, — и мне ужасно любопытно. Так кто же это все-таки был — мужчина или женщина?

— Уже темно было. Мне сперва показалось, что мужчина. В брюках, в куртке, волосы короткие. А когда он побежал, я решила, что это женщина. Фигура не мужская, и бежала по-женски как-то, мелкими такими шагами. В общем, не знаю. Максим не говорил, когда собак заведет? А то как-то боязно.

— Да нет, ничего не говорил. У него сейчас дел полно, не до собак. А цвет волос ты запомнила у того человека?

— Вроде бы темные.

Мы поболтали еще немного и разошлись по комнатам. Было начало одиннадцатого. Я собралась укладываться спать — устала за сегодня. Но тут вдруг зазвонил мой сотовый. Это был Папазян.

— Танюша, ты можешь говорить?

— Да, Гарик, я уже дома, одна.

— Тогда слушай. Мои наблюдатели кое-кого засекли сегодня днем около жасмина.

— Да ты что? Вот черт, как назло — меня не было!

— Я их об этом предупредил.

— И что же они сделали? Попытались задержать «кое-кого»?

— Нет, не было повода. Это оказалась молодая женщина, брюнетка с короткой стрижкой. Она подошла к тому самому месту. Но вдруг внезапно огляделась и быстро ушла оттуда. Как будто что-то почувствовала. Или заметила, что на нее смотрят. Осторожная, чертовка. Ребята быстренько сменились — думали, она вернется позже. Подальше затаились, чтобы в глаза не бросаться. Но она не вернулась. Так что все может быть. Готовься встречать гостей.

— Гарик, а во что она была одета, они не сказали?

— Ну, в джинсы и в майку какую-то.

— Понятно. Все сходится. Это она же была под окнами гостиной, помнишь, я тебе рассказывала. Слушай, Гарик. Мне срочно надо тебе еще кое-что рассказать. Но по телефону боюсь — вдруг кто услышит. А встречаться сейчас поздно. И завтра, наверное, будет некогда. Давай-ка я тебе напишу и отправлю послание на e-mail вашего отдела. У меня здесь ноутбук. А ты поезжай в Интернет-кафе. На Чехова есть круглосуточное. Почитаешь там. И просьба к тебе — завтра утром мне один адресок найти. Я все напишу. А утром жду звонка.

— Договорились.

Обожаю Гарика, когда он настроен по-деловому, а не лезет со своей любовью и фривольными намеками. Жаль, что это так редко бывает.

Я спустилась в сад, в свою шпионскую подсобку. Коротко, излагая самую суть, описала все, что произошло за эти дни, и сообщила о моих подозрениях и опасениях за жизнь Доры Алексеевой. Написала также, что на сегодняшнем фуршете Алексеев в подозрительных контактах замечен не был. Общался только с новыми знакомыми. Потом изложила свою просьбу — найти мне адрес частной наркологической клиники, расположенной в ста сорока километрах от Тарасова. Я решила не откладывать дело в долгий ящик и наведаться туда. Завтра, по словам Максима, я ему не нужна. Надо этим воспользоваться. Сто сорок километров по загородной трассе — это на машине меньше двух часов езды туда и столько же обратно. Попрошу выходной и за день управлюсь.