Глава 6
Времени, действительно, ушло немного. По крайней мере – на поездку.
Оказалось, что господин Борзов проживает на втором этаже старинного двухэтажного дома в центре города, в отличие от многих таких же – прекрасно отремонтированного. Полностью перепланированная коммунальная квартира сейчас представляла собой огромную жилую территорию, отделанную и оборудованную по последнему слову современной техники и дизайна.
Хата была просто великолепна, но, помня, что пришла сюда мстить, я так же равнодушно скользнула взглядом по необъятным европространствам, как недавно кое-кто позволил себе скользить взглядом по мне.
– Прошу вас, – говорил между тем гостеприимный хозяин, открывая дверь в какую-то кухню-гостиную-столовую, где помещались и обеденный стол, и барная стойка, и традиционный ряд бытовых приспособлений вдоль стены, начиная от обычной раковины и заканчивая навороченным, размером с мою прихожую холодильником.
Как я и предполагала, по прибытии в квартиру деловой разговор отошел на второй план.
Фрукты, белое вино, белый шоколад, «Рафаэлло» в кокосовой стружке – все это как-то не располагало к сухим дискуссиям о нюансах оценки антиквариата.
– Прошу вас, – все повторял Борзов, расставляя передо мной на столе бокалы, конфеты и хрустальные мисочки с разноцветными фруктовыми салатами.
Я молчала, готовясь нанести решительный удар.
Наконец, когда Борзов, все расставив и разлив вино по бокалам, уселся за стол сам, я, ни к чему не притронувшись и совершенно игнорируя протянутый мне великолепный, богемского стекла фужер, с самой отвратительной, на какую только была способна, сухо-официальной улыбкой произнесла:
– Вы что-то говорили об оценке иконы?
«Ну и чего ты этим добилась?» – уныло думала я уже через секунду, держа в руках фужер, а во рту шоколад.
Разумеется, в ответ он снова просто расхохотался, и мне пришлось выпить за знакомство.
– Как знать, Татьяна, может быть, нас с вами ожидает плодотворное долговременное сотрудничество, может быть, вы мой новый постоянный партнер. Нужно же как-то обозначить начало этого знаменательного процесса.
– Да? – без энтузиазма ответила я.
– Конечно! Попробуйте этот салат – великолепное сочетание.
– Но… я бы хотела…
– Да, разумеется. Вы бы хотели узнать, сколько стоит ваша икона. И вы узнаете это. Ведь для этого мы и пришли сюда. Но зачем торопиться? Давайте поговорим, познакомимся поближе. Должен же каждый из нас узнать, с кем он имеет дело.
– И с кем же имею дело я? – жестко произнесла я – это была последняя отчаянная попытка.
– С профессионалом, – веско ответил Борзов, и выражение его лица ясно свидетельствовало, что речь не только об оценке икон.
– Рада слышать, – все еще петушилась я. – Ну, а я… кажется, совсем не профессионал… Все меня обманывают, все предают…
Похоже, вино начинало оказывать свое действие. Сколько раз говорила себе: алкоголь – только после трех часов дня.
Но чего не совершишь для пользы дела. Чтобы скомпенсировать действие винных паров, я налегла на салаты и закуски, одновременно думая, что сейчас – самое время притвориться слегка перебравшей и, под видом пьяной откровенности, выложить историю про своего высокочиновного любовника.
Но, как выяснилось впоследствии, у Джеймса Бонда были несколько иные планы.
Наверное, притворялась я хорошо, поскольку, решив, что я уже дошла до нужной кондиции, Борзов предложил мне показать, как обставлена его недавно отремонтированная квартира.
Начали мы со спальни и, собственно, там же экскурсия и закончилась. Совершенно непонятным образом я вдруг оказалась на необъятной кровати (поскользнулась, наверное), и что было дальше, помню очень смутно. Практически совсем не помню. Но когда я снова пришла в сознание, первой моей мыслью было, что задуманная жестокая месть не удалась.
Ну а что вы хотели? У каждого бывают проколы. Никто не застрахован от неожиданностей. И от роковых случайностей. И от форс-мажоров. И от бурь. И от пожаров. И от наводнений.
– Негодяй, – расслабленно проговорила я, снова делая глоток вина, но уже не за столом, а… в более комфортной обстановке.
– Угу-у… – удовлетворенно улыбаясь, протянул Борзов, развалившись рядом на подушках и тоже прихлебывая из бокала.
– Все вы, мужики… подлецы…
– Угу-у… Может, повторим?
– Нахал. Завлек девушку… обманом.
– А зачем ты так нарядилась? Там все кафе в осадок выпало. А я тебе что, деревянный, что ли?
– Ба! Так ты заметил, как я была одета?! Кто бы мог подумать!
– Вот оно что! А я-то в догадках теряюсь – чего это она мне сегодня целый день кислые рожи строит? А это, оказывается, мне нужно было прямо в кафе… Да без проблем, если хочешь – поехали, повторим там.
– Извращенец. Я в кафе пришла икону оценить.
– Оценила?
– Да иди ты к черту!
– Ладно, не рычи. Иконка в порядке. И стоит нормально. Откуда она у тебя?
– От верблюда.
– Серьезно? А поконкретнее?
На этот раз вино оказало действие противоположное, бодрящее и даже вполне отрезвляющее. Угар страсти прошел, и аналитическая часть мозга снова включалась в работу.
Борзов знал, у кого изначально находилась эта икона, и если я сейчас снова начну рассказ про вероломного мужа, все усилия и личные жертвы окажутся напрасными.
Похоже, пришло время рассказать «правду» и включить в игру пока еще не подозревающего о своем участии господина Хромова.
Я какое-то время молчала, изображая на лице внутреннее боренье чувств, потом, как бы решившись, произнесла:
– Парень один подарил.
– Парень? У него, случайно, не Абрамович фамилия?
– Нет.
– А то подарочек ничего. На уровне.
– Я ему тоже подарила подарок. А он… поступил просто… как свинья последняя.
– Продал?
– Почти. Я ему подарила собаку… Чтобы друг был, чтобы напоминал обо мне… Щенок ньюфаундленда, знаешь, какой классный! А он его взял и знакомым каким-то на дачу увез. У его жены, видите ли, аллергия.
– А у него и жена, у парня-то?
– Да какая разница… Ты пойми, это ж живое существо! Думающее, чувствующее. Разве можно так поступать? А я? Мои чувства? Они что – ничего не значат? А уж над иконой этой как трясся! И старинная-то, и раритетная… Я, дескать, от сердца оторвал. Вот пускай узнает теперь. Сравнил, тоже мне. Там – живое существо, а здесь – деревяшка бесчувственная.
– Хм… занятно, занятно… А у него не Хромов фамилия, у парня-то твоего?
– А ты откуда знаешь? – удивлению моему не было предела.
– Хе-хе, – самодовольно усмехнулся Борзов. – Работа наша такая – все знать.
– Погоди… так ты шпионил, что ли, за мной? – я была возмущена до глубины души.
– Ну, а как же. Так вот, со вчерашнего дня за тобой и хожу. Крадучись.
– Нет, я серьезно. Откуда ты знаешь, что я с ним? Нет, ну мне, в общем-то, все равно, просто он там какую-то должность где-то занимает… типа важную. Замучил меня с конспирацией этой. А ты так – раз, сразу и угадал.
– Хе-хе. Я такой. Впрочем, в твоем случае – ничего сложного. Иконка эта – старая знакомая моя. Хочешь верь, хочешь нет, – я же ее для Хромова и оценивал.
– Прико-ольно… – я была в большой растерянности.
– Да ничего прикольного. Зря ты это затеяла. Хочешь отомстить, придумай что-нибудь другое. Например, начни со мной встречаться. Уж я позабочусь, чтобы он узнал об этом.
Но я понимала, что это – не вариант. Господин Хромов, до сих пор не подозревающий даже о моем существовании, навряд ли огорчится, узнав, что я с кем-то там встречаюсь. Пускай даже с человеком, которого он считает своим деловыми партнером.
– Ну, об этом я подумаю еще, – многообещающе взглянула я. – Все-таки ты обманом меня завлек.
– Кто старое помянет…
– А почему это с иконой я зря затеяла? Ничего не зря. Продам, возьму денежек, куплю себе что-нибудь приятное. Сколько дадут за нее? На новую машину хватит?
– Смотря на какую. А все равно – зря. Месть – дело неблагодарное. И чреватое. Сегодня ты отомстишь, завтра – тебе. Вот с тем же Хромовым… Что-то в последнее время часто стал я о нем слышать… Как-то даже подозрительно…
Произнося это, Борзов взглянул в мою сторону очень внимательно, но я рассеянно ковырялась в вазочке с конфетами, выбирая, чем бы таким закусить следующий глоток вина, и это занятие в данный момент поглощало меня целиком.
– И что же ты слышал? – весело спросила я, выбрав наконец конфетку и кокетливо разворачивая фантик.
– Да так… разное. У него в последнее время с иконами этими – история за историей…
– И что же за история? – я откусила кусочек и протянула конфетку своему чересчур проницательному другу.
– Да ну… то украдут… то вот… подруги вероломные… местью пылают, – невнятно проговорил Борзов, пережевывая шоколад.
– А что – у него что-то украли? Ура, ура, ура! – захлопала я в ладоши. – Расскажи, расскажи, расскажи! Мне он ничего не говорил.
– Какая ты злая, – окончательно успокоившись и оставив подозрительность, с улыбкой произнес Борзов.
– Да! Я пылаю местью! – театрально проговорила я.
– Ну, в общем, тут тоже кое-кто воспылал к нему местью и спер одну из икон. У него их… несколько, если ты в курсе.
– Да он говорил, что собирает.
– Ну вот. Стащили да понесли продавать… Вот как ты.
– Сравнил…
– Понесли продавать, да на меня же и вышли. Мир тесен…
– А ты – караул! Воровство! Держи его! Лови его!
– Еще чего! Оно мне надо? Меня попросили, я оценил. Остальное – не мое дело. А покупатель – тоже знакомый. Сеня… да ты, наверное, не знаешь…
– Наверное.
– Ну, не важно. Так вот. Этот Сеня с жучком один работает… давно уж. И есть у них фишка такая – если видят, что продавец – лох какой-нибудь, в предметах не разбирается, они ему всегда говорят цену меньше, чем она на самом деле. Сене хорошо – он меньше платит, и жучку хорошо, потому что Сеня за сотрудничество ему всегда отстегивает. И поскольку реальную цену всегда оба знают, отстегивает не слабо.
– А если отстегнет слабо, жучок намекнет продавцу, сколько на самом деле стоит вещь…
– Смотришь в самую суть. Ну вот. И тут не хуже тебя терпел бедный Сеня, терпел, да и решил отомстить. Больно уж жалко показалось ему ни за что ни про что кровные свои отдавать.
– Ни за что ни про что?
– Ну… он так считал. Говорил, больно уж высокий процент с него берут, услуга того не стоит. И отыграться решил, как раз когда принесли эту икону, Хромова-то твоего.
– Он не мой.
– Ну да. Муж жены своей. Ну, не важно. Суть в том, что там продавал синяк какой-то… то ли вор, то ли картежник… я не очень в курсе. И Сеня мне и говорит, – ты сначала-то скажи, как есть, а потом, когда с основным продавцом они рассчитаются, жучок-то этот, посредник, свой куш потребует, скажи, что вещь не та, что подделка. Там все это быстро надо было делать… воровство все-таки, криминал… И вот, под этим соусом решили мы подать все так, что, дескать, на глазок я определил, что вроде – она, а потом дома проверил, вижу – не то. Решили, что скажем, дескать, список хороший, в обратную отыгрывать не будем, но по времени – более поздний, чем сама икона, и тех денег не стоит. В общем, пускай остается все, как есть, только жучок, посредник-то этот, Гоша, имеет обычный процент со сделки без всяких дополнительных отчислений. Ну, как сказали, так и сделали. Только Гоша мало того, что бучу на весь свет поднял, он теперь и с Сеней работать отказывается, и всем, чем знает, клянется, что только прослышит, где цену занижают, сразу сам прискачет и всех разоблачит. В общем, рассердился парень не на шутку. Вот тебе и месть. Поэтому я и говорю – придумай лучше что-нибудь другое. А то узнает друг твой, что одна икона от него ни за что ни про что ушла, еще подумает, что сглазил кто-нибудь, еще меня приплетет… Зачем нам это надо?
Ласковый друг потянулся приобнять меня, но, в свете полученной новой информации, настроение мое резко переменилось.
Черт бы его побрал! Сколько трудов, сколько жертв, сколько интеллектуальных усилий и треволнений! И все насмарку.
Нюансы с продажей иконы – одна из самых вероятных версий, на которую я возлагала столько надежд, которую так тщательно возделывала и лелеяла, по поводу которой не спала до полуночи, в сотый раз просчитывая и анализируя возможные варианты, – эта версия оказалась пустышкой.
Ничего она не поддельная, эта икона, они просто так сказали. Чтобы обмануть и не заплатить. Сказали человеку, лучше их всех, вместе взятых, знающему, что раритет – подлинный. Ведь «жучок Гоша» – несомненно, не кто иной, как Стряпухин Егор Федотович, и нет у него ни малейших причин за что-то сердиться на Колю, этот раритет выкравшего. Если и захотел бы он отомстить кому-то, то единственный виновник занижения его гонорара – ненавистный Сеня, а что-то подсказывает мне, что мстить Сене у Стряпухина руки коротки.
Ах, прозорливые мои кости, как вы снова оказались правы! Да, я раскрыла все нечестные дела, но как жестоко в итоге обманулась в своих ожиданиях!
Между тем неутомимый Джеймс Бонд все ластился ко мне, явно рассчитывая на продолжение банкета. Однако мне было уже не до того. Версия лопнула, я снова оказалась на нулевой отметке, а время шло и должно было окупаться.
Собрав всю отпущенную мне природой нежность и очарование, я ворковала, что и сама бы с удовольствием, но что дома начнут волноваться, что я обещала быть к обеду и, если станут меня искать, я не смогу внятно объяснить причину столь долгой задержки.
Я хотела расстаться по-дружески. В конце концов, приходилось признать, что уважаемый господин оценщик действительно оказался профессионалом во всем, и мне не пришлось раскаиваться в том, что я поддалась мимолетному порыву.
– Вызови такси, – говорила я, натягивая перед зеркалом свое великолепное платье и снова чувствуя неравнодушный взгляд, скользящий по спине.
– Позвонишь мне?
– Конечно. Мы ведь еще не продали икону, – лучезарно улыбнулась я, прежде чем навсегда исчезнуть из великолепной квартиры и наполненной тайнами жизни Джеймса Бонда.
На такси я доехала до дома.
Приняв душ и переодевшись в повседневные вещи, я постаралась сосредоточиться, позабыть о праздничной стороне жизни и вспомнить о будничной.
Для этого, разумеется, требовалась чашечка ароматного, тонизирующего напитка.
Итак, все, что мне удалось узнать и подслушать по поводу продажи иконы, все эти пугающие полунамеки и эмоциональные всплески – все указывало только, так сказать, на внутриклановые разборки. Понятно, почему возмущался Стряпухин, – его лишили «законного» приработка. Понятно, почему усмехался Плешивый, – он свое получил, а кто там что выиграл, что проиграл – не его забота.
И к убийству Коли все это не имеет ни малейшего отношения.
Ну, что ж. Очередная версия оказалась несостоятельной. Ничего страшного. Это – повод не сидеть сложа руки, а приниматься за следующую.
А следующая, если я ничего не путаю, – друзья, и они же (или не они же) – возможные кредиторы, помимо карточных.
Самое время вспомнить обрывки эмоциональной беседы, подслушанной мною возле дома номер шестнадцать по улице Солнечной, и выяснить, кто это там кому «ничего не говорил».
Несомненно, в гости к Крайневым приходил тот, кто очень хотел видеть Колю, но не знал, где его искать. И отправили его, по всей видимости, на работу. То есть туда, где найти Колю было наименее вероятно.
Что из этого следует? Означает ли это, что ближайший Колин друг не знал, где он обычно тусуется? Навряд ли. Гораздо логичнее будет предположить, что друг этот догадывался об угрожающей ему опасности и старался ее отвести.
И кстати, отметим в скобках, что опасность исходила не от органов правопорядка. Во-первых, и способы действий у представителей полиции несколько иные, а во-вторых, если к Диме действительно приходил тот самый рыжий, про которого говорила буфетчица Зина, он не мог не догадаться, что если и возможна здесь встреча с полицией, то скорее всего, по поводу самого рыжего.
Таким образом, человек, искавший Колю, по внешним признакам был ближе к «своим», к той среде, в которой чувствовали себя спокойно и Дима, и Коля, и тем не менее друг осторожничает и посылает незнакомца по ложному следу.
Какая может быть тому причина? Если друзья каким-то образом узнали, что дело с кражей раскрыто, и опасались ареста, появление рыжего меньше всего должно было обеспокоить их в этом смысле. Значит, они боялись чего-то другого.
Чего? Вот это и предстоит мне выяснить.
Думаю, выбранный мной вчера вечером образ стажера вполне подходит для новой миссии. Ах да! Предполагалась еще бутылка портвейна… Что-то я сегодня весь день алкоголь употребляю не вовремя. Прямо с самого утра. А с Димой-то, наверняка, придется снова выпить. Хоть за компанию.
Нет, сама я прекрасно обошлась бы и без бутылки, но от собеседника мне требовалась полная и безоговорочная откровенность, а учитывая, что даже представителям официального следствия, в общем-то, для того и обратившимся к нему, чтобы получить наводящую информацию для поимки убийцы его лучшего друга, Дима и словом не обмолвился о том, кто к нему приходил в тот день, и о своих опасениях, можно предположить, что опасения эти были весьма серьезны, и без дополнительного стимула он мне о них не расскажет.
Пары великолепного токайского, что отведала я в гостях у оценщика антиквариата, давно выветрились. Чувствуя, что могу без опасений садиться за руль, я спустилась вниз и села в маршрутку, чтобы ехать к знакомому кафе, откуда стартовал мой сегодняшний рабочий день и где, одинокая и покинутая, дожидалась меня моя незаменимая «девяточка».
Сев в машину, я сразу почувствовала себя бодрее. Уныние по поводу версии, отнявшей столько сил и времени и так коварно оказавшейся в результате пустышкой, окончательно улетучилось, и я снова была активна, неутомима и настроена на работу.
Доехав до первого сетевого супермаркета, я купила бутылку дешевого вина и немудреной закуски и, положив все это в непрозрачный пакет, продолжила свой путь в неблизкий Речной район.
Вновь оказавшись на улице Солнечной перед домом номер шестнадцать, я заглушила двигатель и, прежде чем выйти из машины, внимательно прислушалась. Но ничего из ряда вон выходящего не было. В самом разгаре рабочего дня никто не выяснял личных отношений. По-видимому, традиционным временем для интимных разборок были тихие вечера.
«Окажется ли еще дома кто-нибудь», – озабоченно думала я, вылезая из машины со своим пакетом.
Подойдя к забору и постучав, я дождалась, пока изнутри послышались чьи-то шаги, и повторила фразу, которую вчера произносила у ворот на улице Таежной:
– Крайневы здесь живут?
– Здесь, – настороженно ответил довольно молодой голос.
– Я… меня зовут Татьяна… я… я от Дарьи Степановны. Дарьи Степановны Матвеевой, матери Коли… Николая, – суетливо заговорила я. – А вы, наверное, Дмитрий? Мне нужен Дмитрий. Дмитрий Крайнев.
Открылась калитка, и я увидела молодого, но уже весьма потасканного человека, одетого в спортивные штаны с отвисающими коленками и в футболку, настолько застиранную, что определить ее первоначальный цвет не сумел бы, пожалуй, даже такой эксперт, как Борзов.
– Здравствуйте, – радостно, как будто встретив давно потерянного брата, заговорила я. – Вы – Дмитрий?
– Ну да, – юноша все еще смотрел недоверчиво и напряженно.
– А я – Татьяна. Стажер. Я учусь в юридическом и вот… набираюсь практического опыта. Мне разрешили провести свое параллельное расследование убийства вашего друга Николая. Такая трагическая история… Я уже говорила с Дарьей Степановной. Она сказала, что вы – лучший друг Коли. Вы и вот еще… – я стала ковыряться в сумочке в поисках записной книжки, как будто позабыв второе имя. – Иван? Да, кажется, Иван. Правильно ведь?
– Ну да. А что вы хотели?
Чертов придурок! Да хотя бы для начала войти! Мальчик так и держал меня перед раскрытой калиткой со стороны улицы, и я спинным мозгом чуяла любопытные взгляды, устремленные в нашу сторону из-за каждой занавески.
– Я… Я всего лишь хочу найти убийцу вашего друга. У меня была похожая история… еще в школе. Один мой одноклассник… впрочем, не важно. Собственно, из-за этого я и решила пойти работать следователем. Там была такая сложная, такая трагическая история… вот, приблизительно, как у вас… и в итоге Игоря нет, а убийц так и не нашли. Мы все очень переживали… весь наш класс. Но что толку? В таких случаях нужны действия. Решительные, активные действия. Иначе никогда ничего не сдвинется с мертвой точки. Я так считаю. Поэтому я пришла. Я хочу найти убийцу.
Не знаю, подействовал ли мой прочувствованный монолог, или Дима тоже начал замечать взгляды из окон, но он наконец отошел от калитки, дав мне возможность пройти во двор.
Не услышав в ответ на свой стук ожидаемого громкого лая, я уже было обрадовалась, что в этом дворе не встречу собак, как, например, у Стряпухина, но, похоже, поторопилась. Не успела я войти, как отовсюду накинулась на меня какая-то мелочь, так и норовя ухватить за штанину.
– Пошли! Пошли вон! – махал руками Дима, но шавки отстали только тогда, когда мы вошли в дом.
– Проходите, – с запоздалым гостеприимством проговорил хозяин, открывая передо мной дверь.
Обстановка была нищей до крайности, и я уже пожалела, что не взяла на закуску чего-нибудь существенного.
– Дима… можно на «ты»? Мы ведь почти ровесники.
– Можно, – все так же несколько заторможенно ответил мой собеседник.
– Отлично! Дима, мне очень хочется раскрыть это дело, – пламенно начала я. – Раскрыть раньше, чем следователи. И причина не только в том, что это – большой плюс в учебе, бонус при устройстве на работу и прочее. У меня – интерес личный. Я ведь говорила – у меня остались очень трагические воспоминания еще со школьных лет, это повлияло на мою жизнь. Я не хочу мириться с безнаказанностью! Я хочу найти убийцу твоего друга, и ты должен помочь мне.
– Но я уже все рассказал… меня допрашивали… в полиции. Я им все выложил. Я не видел Колю в тот день.
– Но ведь ты был знаком с ним гораздо дольше, чем один день. Что это был за человек? Чем он занимался, что его интересовало? Вот Дарья Степановна в разговоре со мной сказала, что даже не знает, где он работал, да и работал ли вообще. На мой взгляд, это равнодушие, просто вопиющее. Тем более со стороны матери. Если самые близкие люди так относились к нему, неудивительно, что никто не может установить, где он находился и с кем встречался в свой последний день. А ведь это ужасно. Если бы ты знал, сколько преступлений, сколько зла совершается в мире только из-за того, что люди равнодушны друг к другу!
Я все пыталась разбудить в Диме эмоции, вызвать воспоминания и, соответственно, переживания по поводу недавней трагедии, но дело продвигалось туго. Все попытки вызвать хоть малейшее живое движение души натыкались на непробиваемую стену.
Не понимая, что так затормаживает моего собеседника, я подумала, что, возможно, мы не одни в доме и Дима боится, что его услышат те, кому не нужно.
В комнате, где мы разговаривали, больше никого не было, но из нее вели двери еще в какие-то комнаты, и там тоже мог кто-то находиться.
– Ты живешь один? – немного не в тему своей прочувствованной речи спросила я.
– Нет… с родителями, – ответил, слегка удивившись, Дима. – Сейчас все на работе…
– То есть сейчас ты один здесь? Ну, то есть если не считать меня. Да?
– Да нет, еще дед… Но он старый, не ходит. Вон там, на сундуке лежит. – Парень кивнул в сторону одной из дверей.
Отлично! Значит, можно активизировать деятельность.
– Тогда я не понимаю, – как бы немного смутившись, продолжила я. – Ты как будто кого-то боишься. Что тебя смущает? Может быть, я не вызываю у тебя доверия?
– Да нет… просто… просто я уже все рассказал… в полиции.
– Правда? Ну что ж… тогда… тогда давай помянем твоего друга, да и моего заодно… Игоря… Игорька, который лежит сейчас в сырой земле, а убийца его гуляет на свободе, веселится. Вот… – говорила я, доставая из пакета портвейн, – подруге везла, на банкет… ну да ладно, еще куплю. Ничего не получается у меня с этим расследованием, Дима. Никто со мной разговаривать не хочет, никто всерьез не воспринимает… конечно… кто я такая… какой-то там стажер… что я тут смогу… выяснить. Стаканы есть у тебя?
От огорченья я чуть не плакала.
Между тем Дима, увидев бутылку, чрезвычайно оживился. Моментально появилась на столе посуда, запах портвейна подействовал на парня как живительный эликсир.
Хотя, вообще-то, я представляла себе все это не так. Я думала, что эмоциональным рассказом о безвременно почившем однокласснике вызову соответствующие эмоции, что в порыве общего горя мы как бы совершенно естественно придем к мысли о необходимости помянуть усопших и после первого стакана беседа пойдет как по маслу.
Но, похоже, я все-таки кое-что не учла. Аудитория, к которой я обращалась, склонна начинать непосредственно со стакана. Без предисловий и «разогрева». А все дискуссии и эмоции – это уже пункт номер два.
– … да чего ты прицепилась, вообще, к этим картам! Карты, карты… при чем здесь это вообще.
Дима уже давно дошел до нужной кондиции, и от сонно-заторможенного состояния его не осталось и следа. Наоборот, эмоции временами просто зашкаливали.
Я тоже старалась соответствовать, бдительно следя, чтобы собеседник не замечал, куда именно сливаю я свою порцию портвейна.
Мы поговорили о моем однокласснике, о Димином друге, о всех, невинно убиенных и о мировой несправедливости в целом, и сейчас мне наконец-то удалось снова вывести разговор в нужное русло.
– А что же тогда при чем? В общаге я разговаривала, там – ничего, никаких зацепок. В кафе тоже никто к нему претензий не имел. Остаются только карты.
– Да чего они дались тебе, эти карты!
– Да как чего?! Он зачем икону-то спер? Просто так, что ли? Нет! А для того, чтобы долги карточные отдать. Значит, что?
– Что? – осовело уставился на меня Дима.
– А то! Значит, это – главный мотив. Откуда мы знаем, может, у него еще какие-то долги были? Может, вот он тебе был должен… или еще кому…
Я несла несусветную чушь, закидывая то один, то другой крючок, пытаясь неожиданным словом или новой мыслью спровоцировать Диму на какое-нибудь неосторожное высказывание по поводу столь интересующего меня «кого-то», которому он что-то там не сказал.
Но то ли наживка была неподходящей, то ли слишком глубоко засел страх, то ли, наоборот, в равнодушной прострации Дима и позабыл уже о том загадочном посетителе, – но так или иначе, ничего интересного на эту тему в нашем разговоре даже не мелькало.
В бутылке оставалось на донышке, и кондиция собеседника из нужной грозила вот-вот перейти в ненужную, а о главном не было сказано ни слова. Я почти смирилась с мыслью, что уеду отсюда несолоно хлебавши, как вдруг беседа приняла весьма неожиданный оборот.
– … чего он там был мне должен… должен он…
Дима пытался говорить снисходительно, но выражение лица и интонация выдавали, что что-то должен ему Коля все-таки был. Конечно, судя по общей обстановке вот этого жилища, об астрономических суммах речи, наверное, не шло, но я поспешила ухватиться и за эту тонкую ниточку.
– А что? Очень даже может быть. Накопилось на нем долгу, ты пришел требовать свое, вы крупно поссорились, да в суматохе и… того.
– Чего «того»? Ты говори, да не заговаривайся. Колька – мой друг. И ничего он мне должен не был. И за карты не был. Там он иконой все оплатил, так что с него и взятки гладки. И ты там не ищи даже, время не трать.
– А где мне искать?! – тоном умирающего лебедя воскликнула я. – Ни одного реального мотива. Нигде! Ни у кого! Ни в общаге, ни в кафе… нигде. И ты вот… туда же. Где мне тогда искать?! Официальное следствие вон вообще говорит, что тут Хромов во всем виноват. А при чем здесь…
– Так ведь это… ведь это так и есть, – тихо и даже, кажется, несколько протрезвев, произнес Дима.
Теперь настала моя очередь удивляться:
– То есть как? Как это, так и есть?
– Ну так. Это ведь он его… заказал.
– Да брось… ерунда какая-то. Погоди… ты что, тоже думаешь, что Хромов решил отомстить за то, что Коля украл икону?
– Да какую икону…
Дима воровато оглянулся кругом, посмотрел на дверь комнаты, за которой находился лежачий дед, словно опасаясь, что тот встанет в самый неожиданный момент, и, наклонившись ко мне, дыша в лицо перегаром, сипло зашептал:
– Он тут, когда эту икону спер… приходил хвастаться. Ну, принес тоже… водочки там, закуски. Типа – отметить. А мать у меня не любит… этого. Ну, мы и ушли подальше. Чтоб не светить. Там у нас, в самом конце сада, банька была. Потом так, сараюшку из нее сделали. Баню-то тут, поближе построили. Ну вот. Пошли мы, значит, туда, посидели…
– Вдвоем? Пошли-то?
– Да нет, Ваня тоже был. Он его тоже позвал, пойдем, говорит, отметим. Ну вот. Выпили, посидели… А Ваня, он осторожный, он его все отговаривал, Кольку-то. Ты, говорит, лучше сам верни ее, икону-то. А то Хромов этот твой – начальник большой, узнает – башки тебе не сносить. А Колька уж выпил – ему море по колено. Да мне, говорит, твой Хромов – плюнуть да растереть. Я, говорит, захочу, сам ему такое устрою – в ногах у меня валяться будет. Ну, мы, конечно, всерьез не приняли, думали, по пьяни куражится, а он как стал, так и стоит на своем. Пускай, говорит только тронет меня – мало не покажется. Ну, слово за слово – и что выяснилось? Выяснилось, что когда его, Кольку-то, позвали, чтобы икону показал… ну, типа – настоящая или подделка. Ну вот. Он, когда пришел, не сразу вошел, а сначала за дверью стоял. Ну и услышал… чего не надо. Ну, то есть там как получилось… Они все договорились встретиться у Плешивого…
– Это у которого в карты играли?
– Ну да.
– Ну вот! Я же говорю тебе – в картах все дело!
– Да погоди ты! Я ей дело твержу, а она… Говорю тебе – условились они собраться у Плешивого. Значит, Колька, посредник этот… ну, через кого икону хотели продать. Ну, и сам покупатель. И Плешивый, само собой. Ну вот. Все, значит, пришли, а покупателя все нету. Сидят, значит, ждут. Потом и он тоже пришел. И они, значит, говорят, Кольке-то, – ты, мол, тут, в комнате пока посиди, а мы там втроем поговорим, обмозгуем кое-что. То есть как его, значит, Кольку, получше нагреть. Ну вот. Ну, а он что – возражать, что ли, будет? Кто он такой? Сказали сиди – значит, сиди. Он посидел-посидел маленько, а потом жаба стала душить. Думает – сейчас там без меня все решат, а мне потом только уши оттопыривай, чтоб лапши побольше влезло.
– А икону они забрали у него? На совещание-то свое?
– Нет, икона с ним была. Но посредник этот, он ее заранее посмотрел, и потом – они ведь знали, откуда она… пришла. Так что всем понятно было, о чем речь, можно было и не смотреть. Ну вот, посидел-посидел, значит, Колька, да и решил подойти послушать. А у них, как назло, и дверь неплотно была закрыта… прям, как специально подготовились. Ну вот. Подошел, значит, он и слышит, как покупатель-то этот говорит, – мол, если его икона, то возьму… Усекла?
– «Его», в смысле Хромова?
– Само собой. А то чья же? Ну вот. А те, значит, – его, его, мол, даже не сомневайся. Но покупатель, тот тоже на понтах сделать себя не дает, а говорит, для верности нужно, дескать, икону Борзому какому-то показать. Дескать, если Борзой подтвердит, тогда, значит, уже окончательно, тогда и рассчитываться можно. Ну вот. Тут все согласились, что, дескать, да, Борзой – человек надежный, ему доверять можно. А они там, сама понимаешь, не перед пустым столом сидели, тоже и закуска, и выпивка… все, как полагается. Ну, говорят, раз такое дело, так удачно мы все тут друг с дружкой договорились, надо это вспрыснуть. Ну, вспрыснули, а Семен Семеныч этот, покупатель-то, он и говорит…
– Семен Семеныч?
– Ну да. Так его там называли, Колька говорил. Он хорошо запомнил… на свою голову. Ну ладно, это… ладно. Вот, выпили они, значит, а покупатель-то и говорит – у меня еще один повод есть, который нужно обмыть. И рассказывает, что на днях у него намечается еще одна очень выгодная сделка. Кое-кто из администрации – это Колька прямо так даже выделил, дескать, так и говорил все время «кое-кто». Ну вот. Этот кое-кто провернул какую-то там не слабую аферу с домами. Они по государственной программе были выделены кому-то там… не знаю… то ли ветеранам, то ли инвалидам. А те, как водится, прав своих не знают, ну и сидят, ушами хлопают. Кто пошустрее оказался – быстренько на себя эти дома оформил, и тут уж все – не придерешься. А остальные, пока чесались, их подарки другим ушли. Ну вот, этот Семен Семеныч и говорит, что этот «кто-то» ему тоже предложил домик. Ну, то есть дело, разумеется, левое, такое оформление – незаконное, не по праву, поэтому, как только документы будут готовы, дом нужно поскорее продать. Ну и вот, этот Семен Семеныч говорит, что уж и покупателя нашел, на днях сделка состоится. И, значит, снова тут они на радостях выпили, а Колька за дверью стоит – на ус мотает. Ну, потом слышит, его собираются звать, – быстренько снова в другую комнату перебежал, да и уселся на диван, как ни в чем не бывало. Ну, позвали его, значит, велели, чтобы показал икону, посмотрели… Сказали, что вещь хорошая, но нужно, чтобы еще посмотрел эксперт. Дескать, подлинник или подделка. Плешивый сказал, что вот – при свидетелях берет вещь и кладет в сейф, чтоб без обмана. И, дескать, через день-два все будет ясно.
– А про цену ему ничего не говорили?
– Про цену – нет. Да и как скажут, если не определились, подделка или подлинник?
– Ну… в общем, да. Логично.
– Ну вот. А потом Плешивый вызвал его, говорит, икону твою купили и долг я тебе прощаю.
– А денег совсем не дал?
– Тысячу рублей. Это, говорит, тебе – от меня. Бонус. Ну, он тысячу взял да давай нам с Ванькой звонить – пируем, мол. Ну вот. И, значит, выпил и все это рассказал. Да еще петушится, орет на весь базар. Пускай, говорит, только спросят меня о чем. Я всю их подноготную ментам выложу. Этот «кое-кто» из администрации – это, говорит, бритому ежу понятно, кто это.
– То есть он решил, что это Хромов?
– А кто же еще-то?! Если сам же покупатель этот с самого начала признался, что с ним знаком. Ты слушала, чего я тебе рассказывал-то?
– Слушала.
– Ну вот. Он ведь сам сказал, что, дескать, если его икона, тогда возьму. «Его» – понимаешь? А кого «его», это уж известно.
– Слушай, Дима… А ты следователям это рассказывал?
– Да что я, дурак, что ли!
– В смысле?
– Да в прямом смысле. Я следом за Колькой пока не собираюсь.
– А почему ты решил…
– А по кочану. Орал, орал тут на весь базар… Ну и доорался. Вечером в тот день мать его ему звонила, схоронись, говорит, куда-нибудь, не высовывайся. Дело, мол, открылось, тебя ищут, меня увольняют. Куда там! Только куражу прибавила. Дураку… Пускай, говорит, ищут, я и прятаться не буду. Завтра, говорит, еще в таверне праздник устрою. Это там кафешка какая-то, недалеко от общаги. Там они часто тусовались, Колька да эти, с кем играл он.
– А ты знал их?
– Не-а. Я в это не суюсь. Своих проблем хватает. Так только, имена слышал – Гришка и Серый. А сам – нет, не знал. Но, думаю, и там он языком-то своим дурацким наговорил чего не надо.
– Это с чего ты решил?
– А с того… Приходил тут один в тот день… искал его.
– Колю?
– Ну да. Вечером он, значит, наорался тут да ушел. Сказал, что завтра пойдет в таверну. А назавтра, где-то так после обеда, – я вот тоже, как сейчас, один был, с дедом только. Ну и слышу – стучат. Открываю, смотрю – мужик какой-то…
– Молодой?
– Да нет… нет. Старше меня, точно. А так, не знаю, не смогу сказать, сколько лет. Но сбитый такой, подкачанный. Морда вся в веснушках, и волосы рыжие, противные… А вот, говорит, такого-то и такого-то Николая как мне найти? Мы, говорит, с ним старинные друзья, очень хочется повидаться. А какие там друзья… Я Кольку сто лет знаю, не было у него таких друзей.
– И что сказал? Рыжему-то?
– А что ему говорить? Он здоровый, как мамонт, прихлопнет – только мокрое место останется. Сказал, что не знаю, где сейчас Колька, может, на работе…
– А он работал?
– Да как тебе сказать… Ходил там… в одно место. ЖКУ это, которое общагу обслуживает, там мужик, Михалыч, мастером у них. Ну, Ванька знаком с ним… через кого-то. Попросил, приняли Кольку. Только, наверное, не больно радовались.
– А что? На работе не горел?
– Не-а. Не то что не горел, я думаю, и не бывал. Так, приходил иногда… отметиться.
– И ты туда, значит, рыжего и отправил?
– Ну да. А чего мне, адрес, что ли, Колькин нужно было дать?
– Да нет, конечно. Только почему ты полиции-то обо всем этом не рассказал? Глядишь, давно бы уже нашли этого рыжего. Может, он и есть убийца?
– Ну да. Или они бы его нашли, или он бы меня… нашел. Не-ет… это уж… я следом за Колькой не хочу.
Дима вылил в свой стакан остатки портвейна и залпом выпил.
– А что, лучше, что ли, вот так теперь всю жизнь сидеть и бояться? – попыталась я надавить на его сознательность.
– А чего мне бояться? Ничего не видел, ничего не знаю. Рыжий Кольку, чай, не только у меня искал. Вот, в ЖКУ, например. Там пускай и рассказывают. А я тут ни при чем. Я вот, может, и тебе-то зря рассказал…
Осоловевшими, мутными глазами Дима смотрел очень сердито и, кажется, действительно уже жалел о своей неуместной откровенности.
– Ну, я-то что… – поспешила успокоить его я. – Я ведь лицо неофициальное. Говорю же, никто всерьез не воспринимает. Знал бы ты, каких трудов стоило напроситься на это расследование. Еле-еле добилась, чтобы разрешили. Так-то практика у нас, конечно, есть, но там все… ненастоящее какое-то. К серьезным делам не подпускают, дают только бумажки переписывать. Тренируйтесь, говорят.
– Да-а… везде свое, – протянул снова пришедший в миролюбивое настроение Дима.
Напоенного и накормленного, его начинало клонить ко сну, и я поняла, что визит нужно постепенно сворачивать.
– Что ж, спасибо тебе, что поговорил со мной, – укладывая в сумочку пустой пакет, сказала я. – Приятно было познакомиться.
– Мне тоже.
Кажется, впервые за все время этого знакомства Дима посмотрел на меня как на женщину, и в глазах его что-то блеснуло. Но мимолетных увлечений на сегодняшний день с меня было достаточно.
Информация, полученная благодаря вовремя появившейся на сцене бутылке портвейна, круто разворачивала весь процесс расследования. Все новые данные необходимо было проанализировать и осмыслить, разработать на основе этого анализа новую стратегию действий, а между тем я еще не разговаривала с таким важным свидетелем, как Иван, и не бывала на месте работы Коли, которое, оказывается, у него все-таки имелось.
Интересно, знает ли Мельников про ЖКУ?
– Слушай, а как ты думаешь, Иван захочет говорить со мной? – на правах старой подруги доверительно спросила я Диму.
– Почему не захочет? – продолжая с интересом меня оглядывать, медленно произнес он. – Только его нет сейчас. Он после шести приходит… с работы.
Блеск в его глазах постепенно гас, и мой собеседник все глубже погружался в пучины бессознательности.
– Ну ладно. Тогда заеду к нему после шести. Может, тоже что-нибудь интересное расскажет. А сейчас побегу. Нужно еще девчонкам к празднику что-нибудь купить… Этот-то комплект мы с тобой прикончили.
Под радостное «гы-гы-гы» я выпорхнула из квартиры и села за руль.
В отличие от Димы, добросовестно осушавшего каждую новую порцию портвейна, заботливо подливаемую мной, сама я сделала только несколько глотков, так что никакого помутнения в голове не ощущала. Смело надавив на педаль газа, я выехала с улицы Солнечной и направилась в город, к уже знакомому мне общежитию, с тем чтобы отыскать пока еще не знакомое мне ЖКУ.
Рассудив логически, я решила, что, если это общежитие этим ЖКУ обслуживается, значит, находиться они должны друг от друга неподалеку. Следовательно, хотя точный адрес мне не известен, но, прибыв на место, я имею все шансы узнать его, используя правило «язык до Киева доведет».
Припарковавшись поблизости от общаги, я вышла из машины, внимательно оглядывая окрестности. Но в поле зрения ничего, напоминающего коммунальную контору, не попадалось. Никаких вывесок на стенах домов, никаких характерных признаков в виде бесцельно слоняющихся из стороны в сторону подвыпивших мужичков в резиновых сапогах.
Зато из подъезда общаги вышла какая-то женщина, и я радостно поспешила ей навстречу.
– Простите… не подскажете… здесь где-то должно быть ЖКУ…
– ЖКУ? Так это в пятом доме. Вон там, – женщина указала пальцем в ту сторону, где находилась небезызвестная мне забегаловка. – Вон там пройдете, там будет поворот, завернете и сразу увидите.
– Правда? Спасибо большое. А то я искала, искала…
Я направилась по знакомой уже дороге и завернула за указанный поворот.
Что и говорить, увидела я действительно сразу. Точнее, сначала услышала. Из-за поворота доносилась громкая распекательная речь, щедро приправленная нецензурными выражениями, и, повернув, я увидела толстого и высокого усатого дядечку, сердито выговаривавшего двум низеньким, хлипким мужичкам за какую-то провинность.
– И сколько раз уже учил! – кричал он. – Идешь – захвати инструмент! Что у тебя, руки отвалятся, что ли? А?! Отвалятся у тебя руки, спрашиваю?!
– Нет, – потупив очи, хмуро пробубнил один из мужичков.
Дожидаясь, пока закончится воспитательная беседа, я осматривалась кругом. Территория ЖКУ представляла собой обширный двор, ограниченный рядом одноэтажных построек. Во дворе этом, кроме живописной группы, выяснявшей отношения, находился еще старый трактор, сварочные баллоны и прочие полезные предметы, составляющие необходимый инвентарь для управления коммунальным хозяйством.
Тем временем усатый мужчина, по-видимому, счел, что на сегодня достаточно, и, прибавив напоследок пару крепких словечек, отпустил провинившихся заниматься своими прямыми обязанностями, а сам закурил сигарету.
Я сочла момент вполне подходящим.
– Э-э-э… здравствуйте… не подскажете… мне нужен… Михалыч, – доверчиво улыбаясь, проговорила я, подходя к грозному усачу.
– Ну, я Михалыч, – ответил мужчина, скептически оглядывая меня с ног до головы.
– Правда? Как приятно! Меня зовут Татьяна. Я по поводу Николая. Николая Матвеева.
Лицо мужчины, начинавшее уже проясняться, снова сделалось сердитым.
– Вот этот еще… тоже… Поувольняю всех к чертовой матери! Обормоты… Нет здесь вашего Николая! И не ищите. Который день на работе не появляется. А увидите его – передайте, что может больше не приходить! Надоели… Что я им, нянька, что ли, здесь… пускай убираются к чертовой матери! Только место занимают. Поувольнять всех на фиг! Набрать нормальных, чтоб работали.
Михалыч продолжал говорить что-то, а я смотрела на него во все глаза, не понимая, что происходит.
– Минуточку… Вы что, не знаете? Николай… его ведь убили.
Тут пришла очередь моего собеседника открыть рот.
– Как убили? – после длинной паузы оторопело произнес Михалыч. – Кто? Когда?
– Да вот… на днях. Кто – пока не известно, идет следствие. Я, собственно, как раз по этому вопросу. Я учусь в юридическом и вот в виде практики мне разрешили поучаствовать в этом расследовании. У меня к вам есть несколько вопросов…
– Убили… – не слушая меня, проговорил Михалыч. – Вот это номер. А я предупреждал… доиграется он… с этими картежниками своими. Эй, Егоровна! Слышь, Кольку-то убили!
– Да ты что! Кто? Когда?
Я поняла, что если пустить дело на самотек, дискуссия по поводу неожиданного известия, принесенного мной, не закончится никогда. Поэтому, подойдя вплотную к Михалычу и встав перед ним, я взяла инициативу в свои руки.
– Э-э-э… послушайте, – произнесла я, стараясь своей спиной заслонить Егоровну и все внимание сосредоточить на себе. – Как я уже сказала, сейчас ведется расследование, и в связи с этим мне необходимо задать вам несколько вопросов. В последние дни вы не замечали чего-то странного, необычного? Может быть, Николай вел себя как-то… не так, как вы привыкли? Или рассказывал что-то, что выдавало бы внутреннюю тревогу? Или…
– Да ничего он себя не вел, – не дослушав, раздраженно заговорил Михалыч. – Он не появляется уже который день. Я думал, запил опять. А оно вон как…
– Вы сказали, Николай не появлялся несколько дней, а поточнее нельзя узнать, сколько именно?
– Да уж с неделю… да, около недели или, может, побольше.
– И за все это время вы не поинтересовались, где он может быть, не звонили ему?
– Да где он там может быть! Или пьяный валяется, или с дружками своими, картежниками, материны денежки просаживает. Звонить ему… Пытались тоже звонить. Или трубку не берет, или, если возьмет, так лыка не вяжет.
– Понятно. А за это время, вот, за неделю, что Николай не появлялся на работе, никто не интересовался им? Не искал, не спрашивал?
– Да заходил тут один… – немного подумав, медленно, как бы припоминая, проговорил Михалыч. – Слышь, Егоровна, не помнишь, дней с пять назад приходил кто-то, Кольку искал.
– Ну да, был, как же, – охотно вступила в разговор Егоровна, все это время изображавшая какую-то коммунальную деятельность, а на самом деле усиленно подслушивающая наш разговор с Михалычем.
– Такой, рыжеватый, да?
– Ну да. Рыжий, плотный такой, мускулистый.
«Ах ты ж, народный контроль, – с каким-то непонятным раздражением на Егоровну подумала я. – Ну погоди, я тебя проверю. На наблюдательность».
– А во что одет был, вы, случайно, не запомнили? – с лучезарной улыбкой повернулась я в сторону словоохотливой тетеньки.
– Одет был? Да кажись… обычно одет был. Штаны вот, вроде как у тебя, да рубаха. Голубенькая такая, приятная.
– Футболка вы имеете в виду?
– Кака футболка! Говорю тебе, рубашка. Нормальная, какая следует. Рукава короткие. И в веснушках весь. Даже руки в веснушках.
– А как зовут?
– Как зовут, не сказал. Да мы и не спрашивали. Сказал – друг старый Колькин, приехал издалека, хочет повидаться. А где искать, не знает.
– Ну а вы – подсказали ему?
– А чего ж? Отчего не помочь человеку. Сказала, что вон, недалеко тут, в общаге живет.
– И номер комнаты назвали?
– Нет, номер я не знаю. Знаю, что третий этаж, так ему и сказала.
Все время, что Егоровна говорила, в глазах ее светилось какое-то очень подозрительное выражение. Лукавая хитрость, самодовольное «а вот знаю, да не скажу» просматривалось настолько явно, что я решила зайти сюда еще разок вечерком. Женщина чего-то явно недоговаривала, и нужно было вывести ее на чистую воду.
Но возвращаться мне не пришлось.
Едва лишь, распрощавшись с Михалычем, покинула я широкий двор ЖКУ, как услышала за спиной возбужденный шепот:
– Эй! Девушка! Девушка, слышь? Погоди…
Толстая Егоровна, запыхавшись, едва поспевала за мной.
– Он, слышь, приходил… Колька-то.
– Приходил? Когда?
– Да вот, в тот день как раз. Пришел денег занять. Чегой-то там случилось у него, праздник какой-то. Говорит, отметить не на что. Да я думаю, просто похмелиться надо было. Ну вот. Михалыча-то он побоялся, ко мне пришел. Ну, я говорю – нету ничего, Коля, извини. Сами с хлеба на квас… Ну, он помялся-помялся, да и пошел. В обратную сторону, значит. А тут и рыжий этот. «Что да как?» Ну, они как с Михалычем перетерли, я и говорю ему – вон он, Колька-то, чай, недалеко еще ушел. Ступай скорее, может, догонишь.
– Догнал?
– Не знаю. Там уж не видать было. Колька-то тогда уж за поворот повернул, а за ним не видно.
– А по времени во сколько это все происходило, не сможете припомнить?
– По времени-то? Да уж после обеда. Обед у нас с часу до двух, так вот, все уже пришли, кто дома обедает, а потом и Колька пришел, а после этот рыжий.
Выражение лица Егоровны свидетельствовало о том, что она очень довольна собой. По-видимому, ей приятно было рассказывать о том, как она помогла встретиться двум старым друзьям, столь ловко увернувшись при этом от бдительного взора строгого Михалыча, и даже не предполагала добрая женщина, что, возможно, с ее помощью убийца нашел свою жертву.
Я тоже не стала наводить ее на эту горестную мысль. Зачем? Николаю это уже не поможет, а человек будет мучиться. И потом, как знать… хотя вероятность этого была минимальная, но ведь могло оказаться, что рыжий – действительно старый друг.
Поблагодарив Егоровну за ценные сведения, я снова села за руль.
Из неопрошенных лиц оставался только Ваня, но поскольку с ним я могла встретиться не раньше шести, у меня оставалось немного времени, чтобы обдумать и проанализировать уже полученную информацию и заодно немного перекусить.
Поскольку в магазин я давно уже не заезжала, дома у меня было шаром покати, и, с сарказмом предложив самой себе отведать блюда в известной забегаловке, я взяла курс на центр города, где не было недостатка в приличных ресторанах с приличным меню и можно было поесть, не опасаясь отравиться.
