ПЯТЫЙ ДЕНЬ
Пятница, или Новые неожиданные открытия, которые все поставили с ног на голову
Проснулась я без помощи будильника, причем сна не было ни в одном глазу. Посмотрев на часы, я только тяжело вздохнула – самое начало шестого! То ли невразумительные бутерброды сыграли со мной такую злую шутку, то ли мысли о том, что сегодня я смогу наконец завершить эту мерзкую историю, так на мне сказались, но, поняв, что валяться дальше бесполезно, точнее, непродуктивно – все равно не усну, я встала и начала собираться.
Взбодрившись под душем, я сварила кофе, потому что больше ничего в доме не было, и, попивая его, еще раз продумала все, что было нами запланировано на сегодняшний день. Неспешно оделась и вышла из дома. Я медленно ехала по улицам, озираясь по сторонам в поисках какого-нибудь уже открытого кафе или чего-то подобного, но ничего не нашла. Есть мне хотелось страшно. Ехать же на вокзал, чтобы там перехватить что-нибудь в буфете, мне и в голову не пришло – жизнь дороже! Пришлось остановиться возле круглосуточного супермаркета и купить там пачку печенья и бутылку воды: ладно, потом позавтракаю как следует или пообедаю – это уж как карта ляжет. Печенье я слопала прямо за рулем и, запив его парой глотков воды, решила, что этого мне пока хватит.
К Кировскому райотделу я подъехала в половине восьмого и на всякий случай спросила у дежурного, на месте ли Ершов.
– Приехал уже, – сообщил он и спросил: – А вы кто и по какому вопросу?
– А я Иванова, и по вопросу частному, – ответила я.
– Полковник предупредил, что вы к восьми приедете, только вы рано что-то, – сказал он.
– Дурная голова ногам покоя не дает, – хмыкнула я себе под нос. Была бы умная – так с Андреевым не связалась бы и почивала бы сейчас сном праведника где-нибудь в теплых краях, под шепот накатывающих на берег морских волн, а днем пузо грела.
В приемной меня никто не встретил, что было естественно – рабочий день-то еще не начался, а вот войдя в кабинет Ершова, я увидела, что он не один. Симпатичный высокий блондин, никак не старше тридцати пяти лет, в джинсах, джемпере и кроссовках, сидел боком на столе и легкомысленно мотал ногой.
– Здравствуйте, – сказала я, входя.
– Утро доброе, Татьяна Александровна, – приветствовал меня Юрий Михайлович. – Вот, познакомьтесь: подполковник милиции Игорь Олегович Маркин, начальник Тепловского райотдела.
– Ужель та самая Татьяна? – приятным баритоном негромко пропел Маркин и, встав со стола, направился ко мне. – Разрешите к ручке приложиться? – спросил он, весело блеснув голубыми глазами, и действительно склонился, чтобы поцеловать мне руку.
«Вот фигляр! – неприязненно подумала я. – Такой молодой, а уже подполковник! Явно чей-то сынок или зять! И зачем такие только служат, причем там, где настоящая работа нужна, а не протирание штанов «от» и «до»? Маркин? Что-то я о нем слышала, только не помню, что именно. Ладно, это неважно!»
– Как наши дела? – спросила я, устраиваясь за столом для заседаний, где уже лежала кипа фотографий развеселой болонки Муси.
– Люди проинструктированы и уже на месте, – сказал Ершов.
– Как? Уже? – удивилась я.
– Кто рано встает, тому бог подает, – усмехнулся Маркин. – Мы с Юрием Михайловичем еще вчера вечером обо всем договорились. Его и мои оперативники и прочие подсобные рабочие вроде секретарш и бухгалтерии в соответствующем виде находятся на исходной позиции и рвутся в бой. Только фотографий и не хватает.
– Что значит – «в соответствующем виде»? – удивилась я.
– То есть мужчины – в строгих костюмах и при галстуках, а слабая, но лучшая половина человечества – в темных платьях с фартучками и кружевных наколках, – весело объяснил Маркин. – Если уж они работают в хороших домах и решили немного подзаработать в служебное время, занявшись поисками пропавшей собачки, то и одеты должны быть по форме. А вы знаете, какая форма у прислуги в хороших домах? – спросил он меня.
Этот человек меня раздражал, причем чем дальше, тем больше. Я изо всех сил старалась этого не показать – кто знает, как жизнь сложится, может, нам еще раз столкнуться придется, – поэтому я просто спросила вместо ответа:
– А фартучки с кружевными наколками вы откуда среди ночи взяли? То, что практически у каждого мужчины есть хороший костюм, это понятно, а вот женщины как выкручивались?
– Позаимствовал на время в одном ресторане, чей хозяин мне кое-чем обязан, – легкомысленно ответил Игорь Олегович. – Между прочим, чудный ресторан!
– Кстати, Игорь Олегович, а почему вас не было в понедельник у Андреева? – поинтересовалась я. – Или вас не пригласили?
– А разве он уже вернулся? – невинно поинтересовался Маркин.
– Откуда? – Я непонимающе уставилась на него.
– Оттуда, куда я его послал, – жестко ответил он, и его глаза больше не были веселыми.
«Все ясно, – мысленно хмыкнула я. – Точно – он чей-то родственник. Уж его-то жена явно не на рынке работает!»
– Молодые люди, а не перейти ли нам к делу? – спросил Ершов, чтобы прекратить нашу завуалированную перепалку.
– Иначе говоря, выдвинуться на позиции, – поддержал его Маркин.
– Где все? – спросила я.
– Мои – уже у Игоря, в райотделе, – объяснил Ершов. – Мы их туда ни свет ни заря перебросили.
– А я лично прибыл, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение и в полуофициальной обстановке иметь возможность лицезреть живого частного детектива, – добавил Маркин.
Сцепив зубы, я промолчала, а то такое бы ему выдала, что мало не покажется.
– Тогда поехали? – предложила я, вставая.
– Машина у вас больно уж приметная, Татьяна Александровна, – сказал Ершов. – А вы ведь там уже появлялись. Так что, если не возражаете, поедете в моей служебной.
Он прав: мой красный «Ситроен» назвать неприметным трудно, так что пришлось согласиться.
Тепловский райотдел отличался от Кировского, как небо от земли. Его здание было старым, но качественно отремонтированным, а автомобили ППС, причем недешевые и поэтому мощные джипы, стоявшие поблизости, явно были новыми. В окнах райотделах блестели стеклопакеты, внутри была современная мебель, а не то убожество, которое мне неоднократно приходилось видеть в подобных учреждениях. Стены сияли свежей краской приятного салатного цвета, чей запах, как и запах нового линолеума, еще не выветрился, а в кабинетах на столах стояли хорошие компьютеры. Одним словом, вид райотдела радовал глаз.
– Богато живете, – не удержалась я.
– Местные жители хотят, чтобы их охраняли согласно мировым стандартам, вот и оказывают нам спонсорскую помощь, – на ходу объяснил Маркин.
«Еще бы они ее не оказывали, – хмуро подумала я. – О себе же заботятся! Чтобы милиция в случае чего побыстрее к ним приехала!»
Мы подошли к двери актового зала, из-за которой доносился гул негромких голосов. Я остановилась и спросила:
– Минутку, а как они все на место попадут? «Совхозникам» ведь странным покажется, что обслуга из «Развалин» не из ворот вышла, а откуда-то приехала?
– Почему же не из ворот? – удивился Маркин. – Именно оттуда они группами и выйдут.
– И как же они туда попадут? Мы их через стену перебросим, всех по очереди? – съязвила я.
– Зачем? Они въедут туда в ворота, выходящие на Тепловку, – не обратив внимания на мой тон, ответил Игорь Олегович. – Разве вы не знаете, что со стороны речки в ограде есть еще одни ворота? – Я помотала головой, потому что действительно этого не знала. – «Графья» там даже собственный пляж оборудовали, песочек насыпали и все прочее установили, чтобы расслабляться с комфортом.
– А куда машины денутся? – не сдавалась я.
– Я договорился, что они на хоздворе постоят, – небрежно сказал Маркин. – Есть там такой, на задворках поселка.
Мы вошли, и в зале установилась тишина: тепловцы, естественно, знали своего начальника, Ершов же был в форме, и только на меня люди поглядывали с заметным любопытством. Мужчины действительно были в костюмах и белых рубашках с галстуками, а женщины – в темных платьях, в фартучках, с наколками на волосах. И никто не выглядел возмущенным или хотя бы недовольным из-за того, что их подняли черт-те в какую рань и заставили так вырядиться – для них это была нормальная оперативная работа.
– Отроки и отроковицы! – начал Маркин.
Тепловцы восприняли его слова со спокойными улыбками, означавшими, что они давно приняли его правила игры, а вот подчиненные Ершова только недоуменно переглянулись – для них такое обращение к оперативникам было внове.
– Вы уже немного в курсе того, что вам предстоит сделать, а остальное вам сообщит частный детектив, Татьяна Александровна Иванова. Прошу, мадам!
– Между прочим, мадемуазель! – недовольно поправила я его – балаган какой-то устроил из инструктажа!
Но тут я призадумалась: а действительно, как мне к этим людям обратиться? Товарищи? Устарело! Господа? Но тут и женщины есть. Офицеры? Но тут и вольнонаемные присутствуют, ведь Маркин говорил что-то о бухгалтерии и секретаршах. Оставалось только – дамы и господа! Идиотизм какой-то, но это было единственно возможным вариантом. Так я и заявила:
– Дамы и господа! По моим, очень обоснованным, предположениям, на территории поселка Совхозный уже находится или очень скоро туда прибудет некий человек, который…
– Да нам командир уже все объяснил! – крикнул какой-то мужчина.
– А-бадя-бадя! – укоризненно сказал Маркин, и больше меня никто не прерывал. – Итак, дамы и господа, всем все ясно или вопросы имеются? – спросил он самым серьезным тоном, но в зале послышались смешки. – Рации у всех есть? – Ответом ему был нестройный шум голосов. – Тогда разбирайте фотографии – и по коням!
На улице эта толпа быстро рассредоточилась по двум отнюдь не служебного вида автобусам, а нас с Ершовым Маркин пригласил в огромный джип.
– Прошу! А позвонить вы, Татьяна Александровна, своему клиенту и из машины можете! Кажется, время подошло, – сказал Маркин.
Я посмотрела на часы и решила, что в половине десятого побеспокоить Андреева действительно возможно. А если он еще дрыхнет с похмелья, я его заодно и разбужу. Долго мне пришлось ждать, пока он ответит на звонок, но наконец я услышала его заспанный голос:
– Какого черта?
– Семен Иванович, это Иванова. Хочу вас обрадовать: непосредственная опасность для вашей жизни миновала. Можете спокойно ехать на свой рентген.
– Да ты что?! – заорал он, но я многозначительно покашляла, и он, приняв это к сведению, спросил: – Так вы уже во всем разобрались?
– Да, но нужно еще подсобрать кое-какие доказательства, и я тогда перед вами отчитаюсь. Пока что я не знаю, когда именно это произойдет, так что вы свой рентген лучше уж сегодня пройдите, – посоветовала я.
– Ну, слава богу! А то рука под гипсом чешется так, что сил нет! А снять его можно только после рентгена! Ну, ты… Вы звоните, когда ко мне соберетесь! – И он отключил телефон.
– А если он прямо сейчас поедет? – спросил Маркин.
– Никогда! – уверенно ответила я. – Пока встанет, пока похмелится, пока поест… У него в доме такой бардак творится, хорошо, если он к обеду соберется.
Между тем мы уже въехали на территорию «Графских развалин» со стороны речки. Автобусы заехали на хоздвор, «ряженые» вышли, а наш джип проехал через весь поселок до выходивших на основную дорогу ворот и остановился на гостевой стоянке. Один из охранников подошел к нам и, увидев Маркина, махнул остальным рукой, давая понять, что все в порядке. Игорь Олегович, достав из бардачка полевой бинокль, вышел из машины и ловко влез на старое толстое дерево, росшее у ворот, откуда и принялся осматривать противоположную сторону дороги. «Вот дура-то! – недовольно подумала я о самой себе. – Могла бы догадаться, что сегодня в брюках мне будет куда удобнее, чем в юбке, причем в такой узкой и короткой, и еще на каблуках! Влезла бы к нему, на дерево, и на местности сразу определила бы самые выгодные для нападения или просто подозрительные места. А вот теперь сиди, как идиотка!»
Мимо нашей машины, делая вид, что они в упор нас не видят, небольшими группами проходили в ворота «ряженые» и тут же исчезали между домами или во дворах «совхозников». Машины из этих дворов почти не выезжали, потому что «коренные» жители поселка уже большей частью разъехались по своим офисам, а их жены еще досматривали сладкие утренние сны. Беда в том, что машины эти перед воротами притормаживали, и очень скоро мы с Ершовым так надышались выхлопными газами, что я даже подняла стекло в дверце. Вскоре к нам присоединился Игорь Олегович.
– Ну, как? – спросил его Юрий Михайлович.
– Есть там один подозрительный двухэтажный домишко, точнее, то, что от него осталось, – сказал Маркин. – Сгорел он летом вместе с обитателями от короткого замыкания, только кирпичные стены и устояли. Лично я для стрельбы именно его выбрал бы. И стрелять со второго этажа удобно, и до проселочной дороги на Гореловку недалеко.
– Пути отхода он себе готовит мастерски, – заметила я.
– Сейчас проверим, – небрежно ответил мне Маркин и достал рацию. – Душа моя, что у нас с наружным оцеплением? – спросил он.
– Нормально, командир! – раздался в машине чистейший тембр мужского голоса.
«Да, рации у них что надо! – невольно подумала я. – Наверное, импортные! Спонсор какой-нибудь расстарался! А в наших – сплошной свист, хрип и шиш чего поймешь!»
– А глянь-ка ты, что у нас с дорогой на Гореловку? Не стоит ли там какая-нибудь неприметная машинешка или другое самодвижущееся средство, включая велосипед, – приказал Игорь Олегович.
– Есть, командир! – с готовностью отозвался мужчина.
Маркин удовлетворенно кивнул и проговорил в рацию:
– Чада мои возлюбленные! А посмотрите-ка вы на сгоревший домишко повнимательнее! Чегой-то он мне не нравится!
– Командир! – вдруг послышался голос мужчины, которого Игорь Олегович минуту назад назвал «душа моя». – Ничего нет, но если что-нибудь появится, я ему на всякий случай шины проколю и рядом затаюсь.
– Правильно! – обрадовался Маркин. – Скорее всего, это что-нибудь двухколесное будет, потому что через лесопосадки на таком драндулете ехать куда способнее, чем на машине, а пока мы кругом объедем, его уже возьмут.
Тут затрещала рация Ершова, он включил ее, и, как я и предполагала, пробиваясь сквозь треск, зазвучал чей-то отдаленный голос:
– Товарищ полковник! Видели люди в поселке гостя. Он в сгоревшем доме обитает, даже делает там что-то, гремит, во всяком случае. Люди думают, что это наследник тех, кто на пожаре погиб. Он тут целыми днями в доме сидит, возится с чем-то, а по вечерам уходит. Вот и вчера ушел, а сегодня еще не приходил. Жители сунулись было к нему, когда он впервые тут появился, сочувствие хотели ему выразить и познакомиться, а он так на них глянул, что его тут же в покое оставили.
– Сказочно хорошо! – обрадовался Маркин и быстренько связался со своими подчиненными: – Дети мои! Что там с этим домом?
– По всей вероятности, сейчас он пуст, – раздался мужской голос, уже другой. – Окна первого этажа заколочены досками, на двери замок навесной. Разрешите осмотреть?
– Разрешаю, но аккуратненько, – сказал Маркин. – Вспомни, как ты в первый раз девчонке под юбку лез, вот так и крадись!
«Шут гороховый! Строит из себя невесть что!» – обозлилась я и крикнула, думая, что только так меня услышат:
– Он любит растяжками баловаться!
– Ну, оглушили совсем! – отреагировал чей-то недовольный голос, и Маркин быстро сказал:
– Притормози, родной! Я сейчас к вам сам подойду!
– Командир! – укоризненно сказал его невидимый собеседник. – Ну, не в первый же раз!
– Зато отцом ты в первый раз стал, и дай бог, чтобы не в последний! – ответил Маркин. – Я сказал: притормози, вот и выполняй! – Повернувшись ко мне и Ершову, он добавил: – Пойду разомнусь немного! – И вышел из машины.
– Клоун недоделанный! – не удержавшись, буркнула я себе под нос и ему вслед.
Услышавший это Юрий Михайлович вытаращился на меня, покачал головой, но ничего не сказал – все ясно, корпоративная солидарность! Не думаю, что и ему этот Маркин так уж симпатичен!
Некоторое время мы просидели молча, и я загрустила – нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Наконец ожила рация Ершова, и мы услышали едва узнаваемый голос Игоря Олеговича:
– Спасибо, Татьяна Александровна! Тут действительно растяжка была. А вот на втором этаже – гранатомет! И направлен он прямо на дорогу! Мы тут в засаде посидим, а вы поезжайте ко мне в райотдел. А мы, как только убивца этого возьмем, сразу же и появимся!
Водитель джипа тронулся с места, и мы отправились обратно, тем же путем. Я вздохнула с величайшим облегчением – и от того, что права оказалась, и от мысли, что в этот раз никто не пострадает. Лично я ничего хорошего Андрееву не желала, а вот его родственники были здесь совсем ни при чем, но легко могли пострадать. У здания райотдела мы с Юрием Михайловичем вышли из машины, и я сказала:
– Ждать предстоит неизвестно сколько, так что я пройдусь, свежим воздухом подышу.
– Конечно-конечно! – поддержал меня Ершов. – Когда они приедут, я вам позвоню.
На самом же деле я просто хотела найти хоть какой-нибудь продуктовый магазин и купить хоть какую-нибудь еду. Есть хотелось так, что я была уже согласна даже на беляши или чебуреки с неопознаваемой начинкой. Конечно, можно попросить в райотделе чаю, к которому мне обязательно что-нибудь еще принесли бы, но мне не хотелось одалживаться.
Ершов скрылся в здании, а я осмотрелась по сторонам – поселок городского типа Тепловский был не таким большим, чтобы я рисковала заблудиться, но и терять потом время на расспросы и блуждания мне не хотелось. Райотдел милиции, как ему и положено, находился в центре поселка, напротив здания администрации, и тут я с огромным удивлением обнаружила, что стою на улице имени О.С. Маркина. Постояв немного, я отправилась на поиски магазина, и чем дальше шла, тем сильнее удивлялась: дома, что большие, что маленькие, были все как на подбор чистенькие, а клумбы и палисадники пламенели разноцветьем осенних цветов. Трехэтажная школа с большой спортивной площадкой, где старшеклассники играли в баскетбол, выглядела как картинка, а из открытых благодаря теплой погоде окон доносились ребячьи голоса и звуки музыки. На рекламных щитах Дома культуры – именно так, а не иначе, не клуба какого-нибудь, с причудливым названием, не центра развлечений, а именно Дома культуры! – висели афиши новых фильмов с указанием, что они демонстрируются в формате 3D, а также многочисленные расписания-часы работы кружков вязания, кройки и шитья, танцев и тому подобного и библиотеки.
«Какое-то смешение эпох получилось, – невольно подумала я. – В Доме культуры, родом из советских времен, стоит современная техника и, как было когда-то, работают кружки, может быть, даже бесплатные». Пройдя всего несколько шагов, я увидела двухэтажный универмаг, на котором именно это слово и было написано. Как ни хотела я есть, но не удержалась и из любопытства зашла туда. Да, цивилизация в поселке явно присутствовала, причем не только в Доме культуры. На полках универмага красовались телевизоры, микроволновки, соковыжималки и прочие современные электроприборы, вдоль стен теснились холодильники, стиральные машины и так далее, причем все – последних моделей. Отделы посуды, тканей и игрушек радовали отнюдь не дешевым разнообразием, а в книжном полки были заставлены не бульварной литературой, а произведениями классиков и современных серьезных авторов. В каждом отделе ко мне подходили вежливые продавщицы и ненавязчиво интересовались, чем они могут мне помочь, а узнав, что я тут просто прогуливаюсь из любопытства, презрительных или недовольних рож не корчили и предлагали обратиться к ним, если мне что-то понадобится. Обойдя весь магазин и увидев всего несколько покупателей, что было очень странно, я вернулась в отдел бытовой техники и спросила у продавца:
– Скажите, а это все покупается? – и обвела рукой пространство.
– Конечно, – улыбнулся он. – Это образцы. А когда человек определится, что именно ему надо, товар в течение дня привозят из Тарасова. Вас что-то еще интересует?
– Да. Где у вас продовольственный магазин? – спросила я. – Или какая-нибудь столовая? Кафе?
– У нас есть даже ресторан, но все сейчас закрыто – люди же на работе, – объяснил он.
– Потому и у вас так пусто? – догадалась я.
– Конечно, – подтвердил он и ответил уже по существу: – Большой продовольственный магазин у нас есть. Дойдете до здания администрации…
– Э нет, мне бы что-нибудь поближе, – попросила я.
– Ну, тогда чуть дальше, на нашей стороне, есть небольшой магазинчик, но там все есть, – объяснил он.
– Спасибо, удовольствуюсь небольшим, – сказала я и удивленно спросила: – А что, у вас нет безработицы? Вы сказали, что все закрыто, потому что люди на работе.
– Какая безработица? – рассмеялся он. – К нам и из соседних районов приезжают. Летом – на сельхозработы, а строители, те – круглый год.
«Чудны дела твои, господи!» – с недоумением думала я по дороге к продуктовому магазину. Войдя, чуть не задохнулась от аромата свежеиспеченного хлеба. Дух стоял, словами неописуемый! Народу в этом магазине было побольше, чем в универмаге, но толпы тоже не наблюдалось. Я изучила витрины и, присмотревшись, не то что удивилась – я обалдела! На всех стеклянных банках было написано: «Тепловский консервный завод». И сгущенка, и соки, и тушенка, и помидоры с огурцами, и компоты, и варенье, и самая разнообразная овощная икра были местного производства и стоили так дешево, что эта цифра не укладывалась у меня в голове. Молоко стоило десять рублей за литр, сметана со сливками – ненамного дороже, а сливочное масло цвета яичного желтка по сравнению с тарасовскими ценами отдавалось просто бесплатно.
Решив, что еще успею со всем этим разобраться, я подошла к уже освободившейся продавщице и попросила у нее городскую булку, которую моя бабушка почему-то всегда упорно называла французской, и поллитровую банку кабачковой икры – воспоминания детства меня явно одолели. Услышав сумму, я сначала подумала, что ослышалась, но, получив сдачу с десятки, постановила: больше ничему не удивляться, я явно попала в Зазеркалье, – и попросила продавщицу открыть банку. Где-нибудь за границей на меня посмотрели бы как на ненормальную, но наши продавщицы давно уже ничему не удивляются, поэтому женщина просто открыла банку консервным ножом и спросила:
– Ложку дать?
– Нет, – я помотала головой. – Я корочкой, так вкуснее.
– Вот и мои паршивцы так же любят, – улыбнулась она. – Молочка вам налить?
– Попозже, – пробулькала я с набитым ртом – вкуснятина была такая, что я слюной изошла от восторга.
Собрав остатки икры кусочком булки, я вздохнула и сказала:
– Как же давно я не ела ничего подобного!
– Так для себя же делаем, – тихонько рассмеялась продавщица, протягивая мне стакан молока.
Отпив немного, я недоуменно спросила:
– Это сливки?
– Это молоко у нас такое, – объяснила женщина.
– А сливки тогда какие? – удивилась я.
– Посмотрите, – предложила продавщица.
Перегнувшись через прилавок, я заглянула за него и увидела две большущие кастрюли. Черпаки неподвижно застыли на белой поверхности, даже не прогнув ее.
– Во второй кастрюле – сметана, – пояснила она.
– И это по такой мизерной цене?! – обалдела я.
– Так все из нашего района, – усмехнулась она. – Игорек-то перекупщиков всех давным-давно отсюда выгнал. Да так, что они к нам не суются больше! У нас не только хлеб и молоко с овощами свои, но и колбасы, и мясо! И комбинаты все снова работают! Он даже швейную фабрику опять запустил, – похвалилась она. – Ну и что, что там пока только постельное белье шьют? Зато при деле все! Зарплату получают! А он обещал чуть позже еще и цех по сборке мебели открыть! И детские сады с яслями у нас работают, и прачечные, и ателье с парикмахерскими!
– Это ваш мэр такой активный? – спросила я.
– А! – Она махнула рукой. – Наш глава администрации только и умеет, что речи говорить да ленточки разрезать! Не вмешивается ни во что, и слава богу!
– Так кто же у вас тут такой порядок навел? – полюбопытствовала я.
– Я же говорю – Игорек! Олежкин сын! – объяснила она.
Тут до меня начало что-то доходить, и я осторожно спросила:
– Вы случайно не о Маркине говорите?
– О ком же еще? – воскликнула она. – Конечно, о нем. Он как во второй раз из Чечни вернулся… Майором уже и Героем! – выразительно сказала продавщица. – Так его начальником милиции к нам сюда и поставили! Отец его, Олег Сергеевич… Ох, светлая ему память! – Она перекрестилась. – Тоже до самой своей смерти безвременной у нас начальником был.
– Погодите! Так это в его честь улица названа? – спросила я.
– Бывшая Ленина? Да! – подтвердила она. – Да как же было не назвать, когда он нам всем отцом родным был? А теперь Игорек его дело продолжает!
– При исполнении погиб? – уточнила я.
– Можно сказать и так, – вздохнула она. – Ночью соседка к нему постучалась – муж ее пьяный куражился над ней, вот она и попросила Маркина урезонить его. Олежка пошел, конечно, а мужик тот с пьяных глаз через дверь из обоих стволов в него и пальнул. Не спасли, – тоскливо сказала она. – А дурак этот, когда проспался и узнал, что натворил, взял и повесился. Только семье его все равно отсюда съехать пришлось, не простили им люди Олежкину смерть. Игорьку тогда двенадцать лет всего-то и было.
– И он решил пойти по стопам отца? – спросила я.
– Конечно, а особенно когда увидел, какого придурка нам сюда вместо Олежки назначили. Фу, даже вспомнить противно! – покривилась она. – Зато теперь мы живем как у Христа за пазухой! – радостно заявила она. – Даже лучше, чем при Олежке жили! Время сейчас другое, и возможности у Игорька – тоже!
– Сколько ему лет? – поинтересовалась я. – Такой молодой – и уже подполковник?
– Так ему же два раза досрочно очередное звание присваивали, а майора дали вместе со Звездой, – объяснила она.
Минуточку, раньше она сказала, что из Чечни Маркин вернулся Героем, значит…
– Так он – Герой России?! – ошалела я.
– А я так и сказала, – недоуменно уставилась она на меня.
– Видимо, я не сразу поняла, – извиняющимся тоном произнесла я. – Так почему же он здесь, а не в Тарасове? – удивилась я. – Ведь его наверняка туда на работу приглашали.
– Было дело, только отказался он и сюда попросился. Куда же он от родных мест поедет? Тут отец его работал, здесь и ему служить.
– Подполковника он за что получил? – спросила я.
– За тамбовцев, – объяснила она. – Банда тут у нас была, в Расловке под видом сезонных рабочих скрывалась. У нас-то они себя тихо вели, зато в соседних районах…
Она еще что-то говорила, но я не слушала, а вспоминала то, что мне в свое время рассказал о Маркине Кирьянов – именно от него я эту фамилию и слышала, просто сразу не вспомнила, когда встретила Игоря Олеговича. Причем рассказывал он аж с придыханием, взахлеб, чего за Володей раньше никогда не водилось. Правда, фамилию его он назвал только раз, а все больше величал князем Игорем – прозвище такое у Маркина, вспоминала я. И рассказал мне тогда Володя, что в банде тамбовцев было десять стволов и крови за ними значилось немерено. Тихо взять их не получилось, пришлось открыть бой. Часть бандитов полегла, а уцелевшие ворвались в чей-то дом и взяли в заложники семью с маленькими детьми. Естественно, эти сволочи начали куражиться над пленниками и разные требования выдвигать, вот Маркин и предложил обменять себя на этих ни в чем не повинных людей. Уболтал бандитов, и те согласились – еще бы! Майор милиции или гражданские? Конечно, мент предпочтительнее, в своего-то милиция стрелять не будет. И пошел тогда к ним Маркин в одних трусах, чтобы они увидели – он безоружен. Остановился у крыльца и стал ждать, когда мимо него все заложники пройдут. А бандиты не торопились их отпускать, они так ржали и издевались над ним, так веселились при виде почти голого мента, что бойцы Маркина за это время с другой стороны в дом просочились и заложников освободили. А потом уже и за самих бандитов принялись и повязали всех до единого. Рисковал Маркин, конечно, страшно – ведь, пойди что-нибудь не так, пристрелили бы его мгновенно. Тут уже никаким, даже самым тяжелым ранением не отделаешься – верная смерть! Да-а-а, силен мужик! А я-то его разгильдяем считала, клоуном обозвала! Ну и кто я после этого? Дура набитая! И это еще мягко сказано!
Оторвавшись от своих мыслей, я посмотрела на продавщицу. Поджав губы, она обиженно глядела на меня – она-то распиналась изо всех сил, а я, как оказалось, ее совсем не слушала.
– Извините, – сказала я. – Просто мне уже рассказывали эту историю – о том, как Игорь Олегович себя на заложников предложил обменять и что из этого вышло.
– А-а-а, – разочарованно протянула она.
– Скажите, он женат? – спросила я.
– А как же! – удивилась она. – Еще до армии женился! На Вареньке! Она ему дочку недавно родила! – радостно сообщила она, как будто сама стала бабушкой. – Уж очень они девочку хотели! А то три сына у них есть, а дочки нет!
– Значит, он, уже имея трех детей, так собой рисковал?! – невольно воскликнула я.
– Каков характер, такова и судьба, – развела руками продавщица. – Маркины у нас все с характерами! Даже в мальчишках его он уже виден! Смена ему подрастает! – улыбнулась она.
– Да, интересный человек у вас тут живет и работает, – только и сказала я. – А дайте-ка мне еще пару банок икры, булок городских тоже две, и еще за стакан молока посчитайте, – попросила я.
– А может, вы молочко с собой возьмете? – предложила она. – Я вам в банку налью.
– Давайте! – согласилась я.
Гремя банками, уложенными в пакет, я поплелась в райотдел с настроением справедливо побитой собаки. Как я могла так заблуждаться? Дураков считаю умными людьми, и наоборот, настоящих героев принимаю за раздолбаев только потому, что они ведут себя не так, как мне хотелось бы. Что за ерунда со мной творится? Еще ни разу, ни в одном деле я не совершала таких ошибок. Глаза все видят, голова тоже вроде бы варит – и так вляпаться? Неужели это от усталости? Скорее всего, да – я ведь ни дня не отдыхала. Нет, все: надо срочно разобраться с этим делом до конца, выяснить судьбу Клавдии Петровны – и вперед, на юг! А за следующее расследование я возьмусь только тогда, когда почувствую, что окончательно пришла в себя. И пусть мне любые заоблачные гонорары предлагают, все равно – откажусь!
В райотделе я нашла Ершова, мирно попивавшего чаек за столом заседаний в кабинете Маркина, в компании с его же секретаршей, особой почтенной и хозяйственной, судя по бутербродам и домашнему печенью.
– Как вам у нас понравилось? – спросила она.
– Очень! – честно ответила я.
– Ну, не буду вам мешать, – сказала она и ушла к себе в приемную.
– Как прогулялись по владениям клоуна? – невинно поинтересовался Ершов.
– Была не права, в чем и сознаюсь, – покаянным тоном сказала я и попросила: – Вы уж Игорю Олеговичу мои слова не передавайте.
– Я даже в детском саду не ябедничал, – укоризненно сказал он.
– Да, сколько же этот человек здесь хороших дел совершил, – задумчиво сказала я.
– А знали бы вы, что здесь до него было! – выразительно заметил Юрий Михайлович. – Преступность зашкаливала, наркоманы, алкаши… А все от безработицы и безысходности.
– Как же он сумел? – удивилась я. – Один?
– Почему же один? – удивился в свою очередь Ершов. – Он к этому делу всех припряг! Игорек всех толстосумов собрал и внятно объяснил им, что к чему. Сказал: вы пришли сюда, чтобы жить, и жить счастливо. Отныне ваш дом – здесь. Вот и давайте все вместе его обустраивать. Каждый из вас живет лучше, чем все коренные жители, вместе взятые, и это будет вызывать у них самую черную зависть и ненависть, от которой вас никакие охранники не спасут. Если вы не хотите, чтобы вам били стекла, поджигали дома, уродовали машины и избивали ваших детей, надо потрудиться.
– Понимай – делиться, – добавила я.
– Вот именно, – подтвердил Ершов. – Нувориши эти подумали-подумали и согласились. Вот с тех пор тут работа и закипела, а результаты вы сами видели. И ведь ни одного наркомана, ни одного алкоголика, и преступность практически на нуле – люди-то работой заняты, а не бездельничают! И у Игоря люди работают надежные, те, кого он знает и кому верит, он со многими из них Чечню прошел. Да к нему сюда на работу только по конкурсу попасть можно, а хотели бы многие. Он ведь своим сотрудникам квартиры служебные дает, и не коммуналки какие-нибудь, а нормальные, современные. И взяточника вы здесь не найдете, ни одного! Потому что вылетит такой в двадцать четыре часа не только с работы, но и из квартиры служебной. А жены среди своих мужиков дома такую разъяснительную работу проводят, какая никакому замполиту и не снилась. Вот мужик и подумает хорошенько, прежде чем на поводу у преступника или даже просто правонарушителя пойти: а стоит ли рисковать и оказаться со всем семейством в чистом поле и с волчьим билетом?
– Да, хозяин он крепкий, – не могла не согласиться я.
Тут распахнулась дверь, и секретарша радостно сообщила:
– Едут!
Меня на месте как пружиной подбросило, и я рванула в двери, но приостановилась, чтобы подождать Ершова, и поэтому услышала, как секретарша явно по телефону сказала:
– Не волнуйся, Варенька! Все нормально! Он возвращается уже!
Жене Маркина отзвонилась, поняла я. Конечно, она ведь за мужа волнуется, я бы тоже волновалась.
Машину мы с Юрием Михайловичем ждали на улице, причем я только что не приплясывала от нетерпения. Наконец-то она приехала, но, когда из нее вышел один Маркин, я разочарованно вздохнула.
– Ушел! – бешеным голосом сказал Игорь Олегович. – Ничего! – угрожающе пообещал он. – Я на него такую облаву зарядил, возьмут его как миленького! Никуда он не денется! – Немного успокоившись, он предложил: – Ну что, соратники и сподвижники? Пошли ко мне в кабинет! Будем мысль думать!
В кабинете, к моему стыду, на почетном месте, прямо на столе для заседаний возвышался пакет с моими банками. Мы расселись, и я постаралась как можно более непринужденно и незаметно убрать пакет на пол, себе под ноги. Увидев расстроенное лицо своего начальника, его секретарша засуетилась, принесла чайник и блюдо с выпечкой, а потом тихонько удалилась.
– Извините, Татьяна Александровна, – напряженным голосом произнес Маркин. – Вы нам преступника на блюдечке преподнесли, а мы его упустили!
– Бывает, – постаралась утешить его я.
– А вот у меня давненько такого не было! – с горечью сказал он. – Но вот что я вам должен сказать. Это не просто уголовник, это высококлассный спец! Скорее всего, это он тогда на мосту и отметился! У меня такая операция, как сегодня, не первая, и сделали мы все по уму! Комар носа не подточит! Только видели бы вы, как он себя вел, – все больше и больше раздражаясь, рассказывал Игорь Олегович. – Он в дом, где бойцы сидели, даже не вошел. Забора и калитки у этого дома после пожара нет, так он еще на дорожке остановился, осмотрелся, разве что не принюхался, и, видно, не понравилось ему что-то, потому что он вдруг как рванет обратно! Мы, естественно, за ним. А он хорошо-о-о подготовился! – уже просто прорычал Маркин. – Все ходы-выходы и лазейки заранее изучил. Как заяц по ним петлял! Только я-то своих по поселку рассредоточил, вот он на них и напоролся. Слышу, перестрелка завязалась, только он, гад, по моим на поражение палил, а мои – так, чтобы живым его взять и допросить потом. Хорошо, что они в брониках были, а то положил бы он их. Ранили они его, это точно! Кровь на листьях кустов потом нашли. А он как сквозь землю провалился. Да уж, натаскали его где-то! Но мои ребята тоже не лыком шиты! Они весь поселок частым гребнем прочешут, но гада этого найдут! А уж расколется он до самых башмаков как миленький! И заказчика своего сдаст! Нам бы только случайных жертв избежать!
Чем дольше я его слушала, тем больше сомнений у меня появлялось, причем не относительно того, что подчиненные Маркина задержат преступника, а в том отношении, что я сама все правильно рассчитала. Но когда он сказал о случайных жертвах, меня словно током ударило, и я поняла, какую страшную ошибку, какой непростительный ляп я допустила! Он, словно маленький камешек, покатился с горы, увлекая за собой все более и более крупные, которые в результате превратились в лавину, похоронившую под собой истину.
– Да вы чай-то пейте! Выпечка у нас отменная! – как сквозь вату, услышала я голос Игоря Олеговича и жалобно попросила:
– Мне бы кофе натурального, большую чашку, а то я без него думать не могу. Только у вас, наверное, нет?
– Почему нет? – удивился Маркин. – Я сам только такой и пью. Сейчас тетя Женя принесет.
Я переместилась в кресло возле журнального столика и, откинувшись на спинку, принялась размышлять – как же я могла так ошибиться? Я была так погружена в свои мысли, что только машинально кивнула, увидев рядом с собой на столике большую чашку кофе, и тут же забыла о ней. Я прокручивала в уме всю эту историю от начала до конца снова и снова, я складывала различные факты, как кубики, до тех пор, пока не поняла, что картина сложилась и ни прорех, ни темных мест в ней нет. Все было логически безупречно.
Очнувшись, я довольно рассмеялась и вдруг заметила Маркина и Ершова. Они изумленно таращились на меня, причем в глазах Игоря Олеговича черти не то что хоровод водили, а отплясывали гопака вприсядку и он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Я огляделась, посмотрела на себя, и тут оказалось, что я стою босиком посреди кабинета, а в моей левой руке зажата горбушка недоеденной городской булки. Я залилась краской так, что даже уши заполыхали. Совершенно машинально я сунула горбушку в рот и пошла к креслу, надела туфли и залпом выпила остывший кофе. Мне было стыдно, да так, что я не решалась обернуться – я ведь задумалась так глубоко, что совершенно забыла о том, что я не дома.
– Татьяна Александровна, что это было? – спросил Маркин, и в его голосе слышался с трудом сдерживаемый смех. – Новый метод психоанализа или погружение в подсознание? Тетя Женя чуть в обморок не упала, когда заглянула сюда, сказать, что обед готов.
– А что это было? – смущенно спросила я.
– Нечто! – выразительно ответил Маркин и начал рассказывать: – Сели это вы, значит, в кресло и сначала на спинку откинулись. Тетя Женя вам кофе принесла, сказала: «Пейте на здоровье!», но вы ее не услышали и не увидели, словом, проигнорировали. Через несколько минут вы «поздоровались» с чашкой, но пить кофе не стали и, скинув туфли, попытались положить ноги на воздух. Не получилось! – с сожалением сказал он.
– У меня дома пуфик напротив кресла стоит, – пробормотала я.
– Тогда понятно! – радостно согласился он. – Разочаровавшись, вы пригорюнились! То есть уперлись локтями в колени, а лицо грустно так в ладошки спрятали. Только не сиделось вам на одном месте. Встали вы и к столу пошли! Взяли с пола пакет звякающий, достали оттуда банку икры кабачковой местного производства и булку городскую родом оттуда же. Попытались было голой рукой банку открыть, но опять у вас ничего не получилось! Осерчали вы и, булку взяв, принялись босиком же, откусывая на ходу, кабинет шагами мерить. Бормотали что-то при этом, возмущались! Долго ходили вы, а мы с Юрием Михайловичем и дыхнуть боялись – кто знает, что с вами в этом случае произойдет? А потом остановились вы, разулыбались… Словом, проснулась спящая царевна!
Я посмотрела на него совершенно другими глазами и еще раз поразилась самой себе: как я могла так заблуждаться на его счет? Он же просто мальчишка, а настоящий мужчина именно таким на всю жизнь и остается, сколько бы лет ему ни было. А его смеющиеся глаза? И я на какой-то миг представила себе, что… Но тут же одернула себя: «Не смей! Он женат! У него четверо детей! Ну и что, что он настоящий мужик, каких ты уже давно не встречала? Он – чужой мужик!» Надеюсь, что на лице моем ничего не отразилось.
– Да уж, Татьяна Александровна! – покачал головой Ершов. – Заставили вы нас поволноваться!
– Да ладно вам! – отмахнулась я. – Все по-разному думают! Кто в затылке чешет, кто в ухе ковыряет, а вот мне на ходу думается лучше.
– Да не то важно, как вы думаете, а что у вас в результате получилось, – сказал Ершов.
– Очень много интересного! – выразительно сказала я, усаживаясь за стол. – Юрий Михайлович! Я вчера выложила вам все свои логические умозаключения. В них были погрешности?
– Нет, – подумав, ответил он. – Иначе бы я и сам не стал в эту историю ввязываться, да еще и Игоря за собой тянуть. И, по-моему, вы все рассчитали верно, а то, что мы преступника сегодня не сумели задержать, так это дело времени, найдем мы его.
– Да в этом-то я как раз уверена! – отмахнулась я. – Я о другом. Просто когда я вам вчера все излагала, тоже была уверена, что все логически выверено. Так и было, да вот только с отправной точкой моих умозаключений я ошиблась, в чем и каюсь! Посыл был неверным! Но у меня есть смягчающее вину обстоятельство – я только в минувшее воскресенье закончила одно дело, которое велось в авральном порядке и вымотало меня так, что я до сих пор в себя прийти не могу. Из огня да в полымя, что называется. В общем, я все пересмотрела с поправкой «на ветер» и могу точно сказать, что Галкин и Лариска здесь совсем ни при чем. И навела меня на мою ошибку ваша, Игорь Олегович, одна-единственная фраза.
Мужчины сразу же посерьезнели, и Маркин спросил:
– Какая фраза?
– Потом скажу, иначе вы сами об остальном догадаетесь. И считайте это моей маленькой местью за ваши надо мной насмешки, – ответила я.
– Обоснуйте, – попросил Ершов.
– Да пожалуйста, – охотно согласилась я. – Итак, Лариска. О том, как жизнь пожевала ее всеми зубами и лиха она нахлебалась до горьких слез, я говорить не буду. Поверьте мне на слово, это так. Отмечу только одно – они с Валерием очень сильно привязаны друг к другу. Он на нее в свое время надышаться не мог, а она, когда у нее даже на хлеб денег не было, конверты почтовые покупала, чтобы ему в колонию написать. Думаю, это о чем-то вам говорит. Далее. Лариса – девушка очень симпатичная, а дома у нее был ад кромешный. Она могла бы к кому-нибудь пристроиться, замуж выйти, да просто покровителя себе найти, но не сделала этого, потому что Валерия ждала. До его возвращения она примерно три года проработала на рынке, но всех, кто пытался завязать с ней отношения, включая, между прочим, и Андреева, гоняла нещадно, в методах и способах не стесняясь, по той же причине. И вот вернулся Валерий! Неважно, откуда у него взялись деньги, но квартиру он отремонтировал, мебель новую купил, сам оделся и Лариску приодел. Казалось бы – вот оно, счастье! Живи да радуйся! Я не знаю, есть между ними близкие отношения или нет, да это и непринципиально, факт тот, что Валерий – вот он, у нее под боком. Казалось бы, зачем ей кого-нибудь другого искать? Ан нет! Именно тогда она очень оперативно подсуетилась, чтобы стать любовницей Андреева.
– Она сама? – удивился Юрий Михайлович.
– Вот именно! Зачем? От него все молодые торговки на рынке не знают, как спастись, а она сама подставилась, – сказала я.
– Может, это как раз голова Галкина сработала, чтобы она к Андрееву через постель в доверие втерлась, а потом… – предположил Маркин.
– Все очень просто! – перебив его, сказала я. – Галкину по документам тридцать три года, а выглядит он намного старше, и худущий такой… А теперь считайте: малолетка, СИЗО, двенадцать лет колонии и, как результат…
– Туберкулез, – покачал головой Ершов.
– Вот именно! Ей не для себя деньги потребовались, а для него! Чтобы его жизнь сохранить и вытянуть! Вот вам и объяснение, почему она в постель к Андрееву влезла, а тот ее, между прочим, подстилкой в лицо кроет. И вот для чего ей фиктивный брак в Германии понадобился – потому что там и медицина, и врачи совсем другие! Уедет она туда, а следом и Валерия вытащит! – объяснила я.
– Чем же она платить собиралась? – напомнил мне Ершов.
– Мне сказали, что она очень основательно Андреева вытрясла, как насосом из него деньги качала, так что было у нее чем заплатить, – пояснила я. – А в Германии она на любую работу согласилась бы, лишь бы Валерия хорошо лечили и он жив был.
– А приданое откуда? Не на драгоценности ли Клавдии Петровны она рассчитывала? – настаивал он.
– Не забывайте: у нее хороший консультант под боком, который прекрасно знает, чем кончаются такие вещи. Кроме того, о приданом она написала всего неделю назад, – напомнила я.
– А не могла ли она, минуя Галкина, сама найти исполнителя? – выдвинул идею Игорь Олегович.
– Высококлассного профи? – уточнила я. – И где бы она его взяла? На рынке? Ну, предположим, нашла она такого человека. Но и вы, и я знаем, сколько стоят его услуги. Неужели вы думаете, что она такие деньги на это потратила бы? Это ведь вам не алкаша за бутылку нанять!
– А если наследница она? – настаивал он.
– А на какие шиши она будет Галкину шесть месяцев лекарства покупать, если на киллера так потратится? Вы хоть немного представляете себе, сколько эти препараты стоят и как много их надо? Нет, Игорь Олегович! Не выгодна ей смерть Андреева! – разозлилась я. – Он ей живой нужен, точнее, его деньги! Если дорогой ей человек одной ногой уже на том свете стоит, а у нее есть возможность ему на блюдечке до жути дорогие лекарства принести, захочет разве она такую дойную корову убивать? Кроме того, наследница – точно не она! А вот откуда обещанное приданое, нужно будет разобраться. Думаю, этому факту найдется достаточно простое объяснение.
Услышав это, мужчины чуть на месте не подскочили.
– Вы так решили, потому что Андреев ее ни в грош не ставит и подстилкой зовет? – спросил Ершов. – Вообще-то разумно, – подумав, сказал он. – Вряд ли какой угодно человек, даже если он с сыном поругался, перепишет завещание в пользу женщины, с которой он так обращается.
А вот Игорь Олегович спросил о другом:
– Татьяна Александровна, вы упомянули, что какая-то моя фраза заставила вас пересмотреть свои выводы. Ну и что же я такого сказал?
– Сейчас все объясню, – пообещала я. – Только лист бумаги мне дайте!
Следующие пятнадцать минут я поэтапно раскрывала перед ними весь ход моих размышлений. Они спорили, возражали, переспрашивали, уточняли… Но в конце концов, пусть и с внесенными ими поправками и дополнениями, мы пришли к единому мнению, что именно так все и обстояло.
– Так кто же все-таки Лариске звонил? – спросил меня Ершов.
Как ни хотелось мне его еще поинтриговать, но я сжалилась и ответила:
– Да сам Андреев и звонил! Ему Сазонов новый сотовый на свое имя купил, потому что собственный телефон Семена Ивановича, наверное, разбился, когда он на ящики рухнул после неудачного покушения.
– Ну, теперь и пообедать можно, – предложил Маркин и, нажав на кнопку селектора, спросил: – Что там с обедом, тетя Женя?
– Уже несу, – раздался ее голос, а через пару минут она появилась с подносом, при этом с большим подозрением посмотрев на меня.
– Все в порядке, тетя Женя, – успокоил ее Маркин. – Просто у Татьяны Александровны так своеобразно мыслительный процесс протекает, – этот паршивец опять надо мной посмеивался, но я уже не обижалась на него.
– Игорь Олегович, а почему вы ее так по-родственному зовете? – спросила я, когда секретарша вошла.
– Так я же ее с детства знаю, она еще у моего отца секретарем работала, – объяснил он. – На людях, конечно, я ее по имени-отчеству зову, а наедине – так, как привык.
Обед оказался очень вкусным и сытным, и мы, как канадские лесорубы, которые в лесу говорят о женщинах, а с женщинами – о лесе, продолжали обсуждать объединившее нас дело. Роли были распределены четко: мне предстояло поговорить с Валерием и Лариской, благо у Галкина сегодня выходной и, как доложили Ершову, он никуда из дома не выходил, Маркину – задержать и допросить стрелка, а Ершову – выяснить для меня некоторые необходимые подробности, потому что ему это было проще сделать, чем мне. Единственное, о чем я им ни словом не обмолвилась, было то, что завтрашний день, который совершенно неожиданно для меня намечался менее загруженным, чем все предыдущие, я собиралась посвятить поискам Клавдии Петровны.
По дороге в Кировский райотдел, у здания которого осталась моя машина, я, налопавшаяся от пуза, даже задремала и проснулась, только когда Ершов осторожно потряс меня за плечо.
– Татьяна Александровна, у вас телефон надрывается.
Я потрясла головой, чтобы окончательно проснуться, и достала из сумки сотовый – это был Венчик.
– Ну, матушка, узнал я кой-чего, только, боюсь, тебя это не обрадует, – сказал он.
– Поняла! – вздохнула я и спросила: – Ты где?
– По месту выполнения задания пока пребываю, – сообщил он.
– Если ты считаешь, что все там выяснил, возвращайся домой, я к тебе вечером заеду, – пообещала я.
Отключив телефон, я убрала его в сумку, стараясь сделать это незаметно, потянулась, но Ершов все понял и участливо спросил:
– Устали?
– Да нет, все нормально, бывало и хуже, – ответила я. – Живу надеждой на скорое окончание дела и тогда отправлюсь куда-нибудь далеко-далеко! И надолго!
– Знали бы вы, сколько времени я в отпуске не был! – помотал головой он.
Но вот мы подъехали к райотделу, попрощались, и я пошла к своей машине, но вдруг услышала за спиной его голос:
– Тьфу ты, черт! Чуть не забыл! Гостинцы-то!
– Какие гостинцы? – повернувшись, спросила я.
– Да Игорек нам тут собрал, манера у него такая, – объяснил Ершов.
Тем временем водитель его «Волги» открыл багажник, где стояли две солидных размеров картонные коробки, с натугой взял одну из них и направился к моему «Ситроену». Мне ничего не оставалось, как открыть свой багажник, куда он коробку и поставил, а заодно и мой пакет с банками, который я опять чуть было не забыла.
И вот я опять на окраине, и передо мной дом, где живут Валерий и Лариса. Я поднялась по лестнице и увидела хорошую, очень недешевую железную дверь. Рядом с ней торчала пуговка звонка. По дороге я более или менее наметила себе, что и как скажу, поэтому спокойно позвонила. Дверь открылась довольно быстро, и я увидела Галкина. Он был в тренировочных штанах и теплой фланелевой рубашке, поверх нее – цигейковая душегрейка, а на ногах у него были колючие, «бабушкины», шерстяные носки и теплые войлочные тапочки – он явно сильно мерз, что неудивительно. Галкин недружелюбно посмотрел на меня и сказал:
– Вам не кажется, что мы с вами слишком часто встречаемся? То вы на рынке меня рассматривали, то к Ларе с глупыми вопросами обратились, то с нашей соседкой беседовали, а теперь и лично заявились? Может быть, объяснитесь?
– Валерий Николаевич, хочу сразу заверить вас, что не отношусь к каким бы то ни было правоохранительным органам, – начала я, но он меня перебил и уточнил:
– Это сейчас!
– Работала в прокуратуре, но это было давно, а сейчас я – частный детектив, – добавила я.
– И работаете вы на Андреева, – заметил он. – Ну и как? Не противно?
– Валерий Николаевич, адвокаты тоже разных людей защищают, и им их клиенты тоже далеко не всегда симпатичны, – парировала я.
– Ясно, деньги не пахнут, – кивнул он. – Так что вам от нас надо?
– Я хочу прояснить некоторые вопросы, чтобы окончательно снять с вас и с Ларисы все подозрения в вашей причастности к покушениям на Андреева, – объяснила я.
– Интересно, в чьем же воспаленном мозгу эти подозрения родились? – хмыкнул он и сказал: – Ну, проходите!
Войдя в квартиру, я прошла вслед за ним в большую комнату и осмотрелась. Ну, что сказать? Ремонт был сделан отличный, да и мебель из натурального дерева, а не из ДСП, была импортной, дорогой. Во всем чувствовалась женская рука, все было чистенько, опрятно и уютно. На каком-то шкафчике в рамке стояла потрепанная, немного потрескавшаяся фотография девочки в нарядном платье на фоне новогодней елки. Это была Лариса, и, судя по всему, снимок пережил вместе с Галкиным все двенадцать лет его заключения. Несмотря на то что сегодня было довольно прохладно, балконная дверь была открыта, ветерок колыхал белоснежный тюль. С этим было все ясно – Галкину трудно дышалось, ему постоянно требовался свежий воздух. Несмотря на свое лихое прошлое, он изъяснялся на хорошем русском языке, без фени и прочего жаргона, что меня приятно удивило.
– Присаживайтесь, – пригласил он. – Угощение не предлагаю, думаю, сами знаете почему.
– Догадываюсь, – неопределенно сказала я, присаживаясь на диван, и, не выдержав, спросила: – Валерий Николаевич, но ведь все эти деньги, – я показала вокруг, – вы могли на свое лечение потратить!
– Я хотел, чтобы у Лары осталась хорошая квартира, – просто объяснил он, садясь напротив меня. – Слушаю вас, Татьяна Александровна.
– Я смотрю, вы хорошо информированы, – заметила я, на что он только пожал плечами. – Ну, хорошо. Я не думаю, что наш разговор займет много времени, – начала я. – Я знаю, что вас и Ларису связывают очень хорошие отношения…
– Чтобы закрыть эту тему раз и навсегда, я вам кое-что скажу, – перебил меня Галкин. – Когда я с «малолетки» вернулся и к двери родной квартиры подошел, она даже не заперта была. Я вошел, а там – дым коромыслом! А в коридоре, в уголочке, на полу, девочка маленькая в каких-то обносках сидит, сжалась в комочек, как зверек загнанный, смотрит на меня своими глазищами вполлица, а в них ужас плещется, и понял я, что она каждую секунду удара ждет. Вот тогда я взял ее на руки и дал себе слово, что, пока я жив, никто и никогда ей жизнь не испортит и я до последнего своего вздоха ее защищать буду. Я представляю себе, что вы о ней думаете. Только для меня она по-прежнему – та девочка, что ночами возле меня сидела, когда мне в одной стычке сильно досталось. Она и с ложечки меня кормила, и уколы делала… Стоит, сопит, боится так, что руки дрожат, но утешает меня, что это совсем-совсем не больно!.. А отец и Алка, которые на мои деньги жили, даже не подошли ко мне ни разу. А вы знаете, что ей десять лет было, когда мой отец ее по пьянке изнасиловал?
– Какой ужас! – невольно и совершенно искренне воскликнула я. – И она вам об этом сообщила?!
– Нет, конечно! – хмыкнул он. – Она же понимала, что мне и так несладко, вот и не хотела меня расстраивать, писала, что у нее все хорошо, просто замечательно. Я стороной все узнал и до сих пор удивляюсь, как на месте не умер.
– Именно за это вашего отца забили насмерть? – осторожно спросила я.
– У людей есть разные способы расплатиться с долгами, – уклончиво ответил он. – А теперь излагайте свои подозрения, но с поправкой на то, что услышали, и выбирайте выражения! Я, конечно, на живого человека уже мало похож, но и не покойник пока что.
– Не надо меня пугать, Валерий Николаевич, – попросила я его. – Не затем я сюда пришла, чтобы ссориться с вами. Скажите мне лучше, как вы допустили, чтобы Лариса с Андреевым связалась? Этого я никак понять не могу.
– А я знал?! – воскликнул он, и я увидела, что эта тема задела его за живое. – Я это известие уже готовым получил! Когда я вернулся и увидел, в каком бардаке Лара живет, сразу решил, что первым делом нужно квартиру отремонтировать – тут же ни одной вещи целой не было. Диагноз я знал и по поводу своего будущего не заблуждался, зато ей квартира нормальная осталась бы. Я кое-что с собой привез, ребята, должники мои, тоже неслабо скинулись, да и здесь было кое-что припрятано. Другие ребята жизнь прожигали да на баб тратились, а я понимал, что рано или поздно меня посадят, вот и копил – Ларе на учебу и на все прочее. Так что деньги у меня были. Только вот времена изменились и цены тоже! – слегка вздохнул он. – Ну, начали ремонт. Лара радуется, журналы разные покупает, по магазинам бегает, все обсуждает, что и как будет выглядеть и где стоять. Ну как я мог ее такого удовольствия лишить, после стольких-то лет кошмара? Так что здорово я потратился. А тут она прибегает с работы и говорит, что насчет хорошей дубленки для меня договорилась – распродажи начались. Тут-то я ей и сказал, что с деньгами у нас неважно и поприжаться придется. Лара меня сразу спросила: «А на лекарства тебе хватит?» Ну а я имел глупость сказать ей, что обойдусь.
– А потом она принесла вам лекарства, – тихо сказала я.
– Да! – хмуро подтвердил он. – Я ее спросил, откуда она деньги на них взяла, а Лара мне в ответ – заняла, мол. Только врать мне она никогда не умела. Прижал я ее, она мне все и рассказала. Говорит, а сама ревет в три ручья, знает, безобразница, что я никогда ее слез видеть не мог! Я ей строго-настрого приказал, чтобы бросила она этого козла и близко к нему больше не подходила. Она, конечно, пообещала, а потом – опять за старое. Скандалил я с ней, ругался – все без толку. Ну не пороть же ее? Тогда я потребовал, чтобы она меня на рынок устроила – думал, буду рядом, так хоть прикрою ее в случае чего. Устроила она меня, работа на свежем воздухе, как будто я им мало надышался? Стал я там осматриваться…
– И увидели очень много интересного, – как бы между прочим заметила я.
Он зыркнул на меня и с какой-то нехорошей вкрадчивостью сказал:
– Я с детства наблюдательный. – И, закрывая эту тему, спросил: – Так о чем вы еще хотели спросить, Татьяна Александровна?
Мысленно ругнув себя за свою несдержанность, я сказала:
– Да скорее посоветовать. Лучше бы Ларисе вернуть Семену Ивановичу все те драгоценности, которые он ей дал поносить. Не дай бог, они пропадут или еще что-то с ними случится, вы ведь не расплатитесь.
– А вот это – пожалуйста! Это с большим удовольствием, – охотно согласился Галкин.
Валерий неторопливо встал, подошел к бару, открыл его и, достав оттуда полиэтиленовый пакет, небрежно бросил его на столик передо мной. Пакет жалобно звякнул. Удивившись такому обращению с драгоценностями, я взяла пакет, открыла его и высыпала на ладонь несколько украшений. И чем дольше я смотрела на них, тем сильнее становились мои подозрения, потому что хоть я и не большой знаток камней, но за свою практику несколько раз имела с ними дело и более или менее в них разбиралась. Наконец я спросила у вернувшегося на свое место Галкина:
– Валерий Николаевич, но ведь это?.. – Я покачала рукой, чуть подбросив на ладони драгоценности.
– Вы все правильно поняли, Татьяна Александровна, – кивнул он. – Это имитация.
– А вы-то как об этом узнали? У ювелира консультировались? – спросила я, подумав, что они, наверное, хотели продать украшения, а вырученные деньги пошли бы на фиктивный брак и приданое для Лары.
– Зачем? Я и сам это понял, – небрежно ответил он и объяснил: – Ювелир у нас был на зоне, большой знаток своего дела! На особом режиме, конечно. Он всему лагерному начальству, их женам и прочим родственникам украшения делал или переделывал. У них еще советского золота запасы имелись немереные, а тогда ведь как было? Чем блямба больше и тяжелее, тем престижнее! Вот он с ним и работал. Да еще и камни гранил – я же на Урале срок отбывал. Любил он нам по вечерам разные байки рассказывать, да так, что заслушаться можно было. Заинтересовался я и потом частенько рядом с ним сидел, а он работает и попутно рассказывает о камнях – как их гранят, как подделывают, как отличить настоящий бриллиант от циркона или рубин от шпинели, как разобрать, настоящее золото перед тобой или, например, бериллиевая бронза. Словом, прошел я рядом с ним полный курс начинающего ювелира. Так что я с первого взгляда понял – фуфло все это, – он кивнул на пакет.
– Но Андреев у меня на глазах все это у своей жены отобрал! – воскликнула я. – Не стала бы она подделки носить!
Я пристально смотрела на него, и мысли у меня в голове роились самые разные, в том числе и очень для Галкина нелестные. Наверное, он правильно меня понял, потому что усмехнулся и сказал:
– Я, конечно, не эксперт, таких высот не достиг, но цацкам этим – минимум года три от роду.
Вот тут я призадумалась уже всерьез! Вариантов было два: или Клавдия Петровна почему-то заказала имитацию и, спрятав оригиналы, носила именно подделки, или сам Андреев постарался и подменил настоящие драгоценности фальшивыми.
– Как вы думаете, Валерий Николаевич, Андреев об этом знает? – наконец спросила я.
– Узнал, – кратко ответил Галкин и, сжалившись надо мной, добавил: – И здорово по этому поводу бесился.
– То есть он думал, что они настоящие? – уточнила я.
– Да, и такой парад щедрости устроил, когда дал их Ларе поносить! – тихонько рассмеялся он. – А я только глянул на них – и сразу все понял. Сказал ей, она ему передала. Андреев не поверил и потащил Лару к ювелиру, а тот подтвердил, что это имитация. Работа, конечно, хорошая, но никакой ценности не имеет. Только все равно Ларе пришлось эти побрякушки носить, чтобы никто не догадался.
– Странно, – заметила я, решив, что еще обязательно вернусь к этой теме, и недоуменно сказала: – Но я видела на Ларисе изумруды, и они были, по-моему, настоящими!
– Ну, теперь-то ей зачем подделки носить, когда Андреева на работе нет? – спросил он.
– Значит, они действительно настоящие! – удовлетворенно констатировала я. – Слава богу, а то я уже усомнилась в своем здравом уме. Это вы ей подарили?
– Хочу, чтобы у нее память обо мне осталась, – объяснил он.
– Но это же безумно дорого! – воскликнула я.
– Добрая память дороже! – возразил он.
Тут у меня в голове опять кое-что сложилось, и я заметила:
– Хотя не так уж и дорого вам это обошлось. Отбывали-то вы на Урале, где изумруды водятся. Как они к вам попали, не знаю, а гадать не привыкла, да и не мое это дело. На зоне вам их огранил тот ювелир, о котором вы так тепло отзывались, да и еще и эскиз наверняка сделал, и вы привезли камни сюда. Вы, Валерий Николаевич, сказали, что у вас тут было кое-что припрятано, думаю, в том числе и золото. Вот и получается, что только за работу вы и заплатили, – сделала вывод я. – И кажется мне, что это не единственный имеющийся у Ларисы гарнитур. Скорее всего, именно этим, вкупе с деньгами Андреева, она и собиралась заплатить за фиктивный брак, чтобы уехать в Германию и потом вывезти туда вас.
– Оставьте ребенка в покое, – очень серьезно предупредил меня Галкин. – Она, бедненькая, и так не знала, в какую сторону бежать и в какую дверь стучаться, чтобы меня спасти. Не усложняйте ей жизнь!
– Да она сама себе ее усложняет, – возразила я, сделав вид, что не поняла скрытую в его словах угрозу. – Вы знаете, почему я вас с ней заподозрила? Потому что она в своем последнем письме этому немцу написала, что у нее будет богатое приданое. Откуда она взяла бы, если это – не наследство Андреева? Кстати, вы знаете, что он изменил завещание? И вполне может быть, что в пользу Ларисы?
– Нет, она здесь ни при чем, – ответил Галкин.
– То есть не в ее пользу завещание? – уточнила я, и он кивнул. – А в чью? – быстро спросила я, но он просто пожал плечами, а ведь знал, я была уверена, что знал! – Хорошо, не хотите говорить – не надо! Но ответьте мне хотя бы: приданое-то откуда могло у нее взяться? Дайте мне уйти из вашего дома со спокойной душой! – попросила я.
– Ладно! – согласился он. – Отец Лары объявился. Вспомнил наконец, что у него дочь от первого брака имеется, когда его машину подорвали и вся его семья погибла, а он сам в больнице последние дни доживал. Счастье его, что помер уже! – очень нехорошим тоном сказал Галкин. – В начале октября нанятый его адвокатом частный детектив – вроде вас – из Питера приезжал и Алку искал, а нашел Лару. Поговорил я с ним, выяснил, что к чему, и оказалось, что отец ее не больно-то своих компаньонов и партнеров жаловал, вот и указал в завещании, что, если дочь в течение полугода не найдется, все его состояние отойдет Фонду защиты дикой природы. Только адвокат малость ошибся – он-то думал, что на девочку глупенькую напал, за свои услуги такую цену заломил, что у нее практически ничего не осталось бы, а тут я нарисовался. Слетали мы с Ларой в Питер, она тест на ДНК сдала, и ее родство с отцом подтвердилось. А мне с разными людьми сидеть приходилось, и питерцы там тоже были. Поговорил я кое с кем, и окоротили мы адвокатишку! Вот вам и все объяснение.
– И велико ли наследство? – полюбопытствовала я.
– Праправнукам Лары хватит, – ответил он. – И деньги все чистые, что здесь, что за границей. Так что отстегнула бы она немцу, есть что ему дать!
– Значит, вы теперь с ней сможете уехать? – спросила я.
– Да, загорелась она меня в Швейцарию отвезти – вроде там санатории хорошие есть. Только вряд ли это поможет, – вздохнул он.
– Как звали отца Ларисы? – на всякий случай спросила я.
– Проверить хотите? – усмехнулся Галкин. – Ну, проверяйте! А звали этого подонка Бродилин Павел Дмитриевич. Вот и добродился!
– И когда он умер?
– В конце ноября полгода тому будет, – ответил он. – Только я вас попрошу никому ничего не говорить, – сказал он, но вот просительных интонаций в его голосе начисто не было. – А то сами знаете, как к богатым наследницам относятся. Еще приключится с ней что-то нехорошее, не дай бог, а мне бы этого очень не хотелось.
– Не волнуйтесь, я не из болтливых, тем более что к моему делу это никакого отношения не имеет, – успокоила его я. – Значит, Лариса скоро вступит в права наследства, – сказала я. – Валерий Николаевич, а зачем вы так усиленно искали бомжа по прозвищу Кефир, и как раз в тот день, когда машина Андреева во дворе подорвалась, а сам Кефир убыл в неизвестном направлении?
– Охранники – люди подневольные, – хмыкнул он. – Мне приказали, я и искал.
– А кто вам приказал, вы мне, конечно, не скажете, – вздохнула я.
– Да я не помню уже, – отговорился он. Врал, голову даю на отсечение, что врал!
– О судьбе Клавдии Петровны Андреевой вы ничего не знаете? – спросила я.
– Видел я ее несколько раз, слышал, что женщина она хорошая, а больше ничего не знаю, – ответил он.
– У меня к вам последний вопрос на эту тему. Валерий Николаевич, что именно Лариса в водку Андрееву подмешивала? Наркотики? – спросила я, потому что кое-какие основания для этого вопроса у меня имелись – Ершов во время нашего разговора в кабинете Маркина проболтался.
– Вы сами-то соображаете, о чем спросили?! – Его глаза тут же превратились в два ружейных ствола. – Да никогда в жизни она бы с наркотой не связалась! Это снотворное было, чтобы этот гад уснул и к ней не лез! Ее же от него наизнанку выворачивало!
Теперь, когда для меня больше не осталось ни одного темного пятна в этой истории и картина окончательно сложилась, можно было приступать и к основной цели моего визита. Я положила на столик свою визитную карточку и сказала:
– Валерий Николаевич! Я вас прошу, выслушайте меня внимательно и не перебивайте, потому что речь пойдет о вещах очень серьезных. Я знаю правила поведения таких людей, как вы, и поэтому понимаю, что для вас помощь следствию неприемлема. Но я вам все-таки разложу всю ситуацию на составляющие, а вы уж сами решаете, стоит ли вам рисковать жизнью Ларисы или нет. Итак: в силу ряда обстоятельств Лариса связалась с Андреевым. Что он собой представляет, как обращается с людьми – мне известно, но он еще и очень невоздержан на язык, причем не только в плане ругательств. В пьяном виде, и не только в нем, он способен выболтать все, что знает. Лариса в течение двух месяцев проводила с ним практически круглые сутки и была свидетелем всех его разговоров и встреч. Вы что-то от нее узнали, но она-то знает еще больше и теперь боится. И есть чего! Будь иначе, она сейчас не сидела бы в офисе, где на нее все смотрят с презрением. Зачем ей это теперь, если она – богатая наследница и ждать получения денег осталось совсем недолго? Андреева, от которого ее наизнанку выворачивает, на рынке нет, а по телефону на его звонки она может отвечать откуда угодно! Зарплату там уже два месяца не платят, так что не из-за смешных, по сравнению с ее состоянием, грошей! Что ей там делать? А только демонстрировать свое присутствие: вот – она еще на месте, никуда не делась. Почему же она не уволилась до сих пор? Почему не послала Андреева по всем известным адресам? Ответ на это может быть только один, и я его уже озвучила – она боится! Боится людей, которые знают о том, что ей очень многое известно! И от этих людей вы ее защитить не в силах! Возможности, извините, у вас не те, что у них! Иначе бы она была не там, на рынке, а тут, рядом с вами! Очень прошу вас, обдумайте мои слова и не отвергайте помощь, которую вам предлагают.
– В обмен на?.. – спросил он, и уголок его рта нервно задергался.
– На вашу и ее откровенность, Валерий Николаевич, – развела руками я. – Мы все равно до всего докопаемся, но в этом случае возникает опасность – преступники могут счесть нашу осведомленность результатом излишней разговорчивости Ларисы, а это для нее весьма чревато.
– И в чем же будет выражаться ваша помощь? – безразличным тоном поинтересовался он.
– В том, что мы вас спрячем, пока эта история не закончится, а конец ее уже близок, – объяснила я.
– В Кировском КПЗ? – усмехнувшись, уточнил он.
Я внимательно посмотрела ему в глаза, все поняла, но все же спросила:
– Там для вас небезопасно?
– Я же вам говорил, что я с детства наблюдательный, – напомнил он.
– У меня есть однокомнатная квартира, о существовании которой практически никто не знает, – предложила я.
– Нет, с Ларой в одной комнате я жить не могу, – отказался он.
– Простите за вопрос, Валерий Николаевич, но у вас уже открытая стадия? – поколебавшись, спросила я.
– Еще нет, но подстраховаться не помешает, – ответил Галкин.
– Тогда мы еще что-нибудь изобретем, – пообещала я. – А вы пока с Ларисой поговорите, посоветуйтесь… Обдумайте наше предложение хорошенько и звоните мне в любое время дня и ночи! – попросила я его.
– Я подумаю! – пообещал мне Галкин.
Выйдя из его дома, я вдохнула полной грудью, хотя и у него в квартире воздух не был затхлым. Галкин сидел довольно далеко от меня и ни разу не кашлянул, но все равно общение с таким больным – дело небезопасное. Сев в машину и отъехав на пару кварталов, я позвонила Ершову.
– Ну, все! Они здесь действительно ни при чем! – уверенно сказала я. – Я почти уверена, что Галкин и Лариса согласятся поделиться с нами информацией, но надо придумать, куда их спрятать. Ваш КПЗ категорически не подходит!
– Даже так?! – воскликнул он.
– Вот именно, – подтвердила я. – Причем нужна двухкомнатная квартира – Валерий страшно боится заразить Ларису.
– Подумаю, – пообещал Юрий Михайлович.
– Вот и он тоже поразмыслит. Только вы уж поскорее изобретите что-нибудь, – попросила я.
– Сам заинтересован, – буркнул он.
Довольная тем, что свалила со своих плеч хотя бы часть предстоящей работы, я размечталась о том, как сейчас приеду домой, сяду в любимое кресло, положив ноги на пуфик, и начну основательно разбираться в только что полученной информации. Особенно меня заинтересовало то, что Клавдия Петровна заказала имитации своих драгоценностей и носила именно их, а настоящие, видимо, где-то спрятала. Она ожидала чего-то нехорошего? Подумав о ней, я тут же вспомнила, что мне еще нужно к Венчику заехать, да и насчет распечаток у Кирьянова поинтересоваться, но это можно сделать и по телефону, а если выяснится что-то любопытное, тогда я лично подъеду к нему. Я набрала номер Кирьянова.
– Привет, Володя! – сказала я. – Как там мои распечатки поживают?
– Про телефон Клавдии Петровны я могу тебе сказать, что он молчит с тринадцатого июля…
– Худо! – невесело констатировала я.
– А до этого в числе ее абонентов были женщины, за одним исключением – некто Феоктистов Георгий Георгиевич. Я тут пробил по базе – он десять лет тому назад умер. Может, наследники телефоном пользуются, – закончил он.
– А продиктуй-ка ты мне номерок, на всякий случай, – попросила я, записала номер и спросила: – Нет ли там номера Зинаиды Тимофеевны Сазоновой среди абонентов?
– Нету! – ответил он, и я разочарованно вздохнула.
– Ну, хоть с телефоном Ивана Андреева тебе больше повезло? – спросила я.
– Он до девятнадцатого июля был выключен, а позже Иван усиленно переговаривался с кем-то за границей.
– Это Ванда, – объяснила я. – А по местным звонкам?
– Одни мужики.
– Ладно! Как-нибудь разгребу все это, – невесело пообещала я.
Я набрала номер Феоктистова, и мне предложили оставить сообщение после сигнала. Естественно, я отключилась – что я могла сказать этому неведомому мне собеседнику? Предложить позвонить частному детективу Ивановой? Да какой же нормальный человек в ответ на такую просьбу сам позвонит? Я бросила мобильник на сиденье и собралась поехать к Венчику, но тут он зазвонил. «Неужели Галкин уже все для себя решил?» – обрадовалась было я, но это был Кирьянов.
– Танька, я тут так замотался, что забыл тебе сказать: договорился я о встрече в налоговой! – извиняющимся тоном сказал он.
Вообще-то эта налоговая была мне уже совсем ни к чему, но, раз Володя старался, договаривался, на глаза людям лез, надо было ехать туда, иначе неудобно получится.
– Ой, как хорошо! – Я сделала вид, что обрадовалась. – Говори, к кому мне там обратиться?
– Его зовут Игнатов Вячеслав Васильевич, скажешь, что от меня. Позвонишь снизу из проходной, выпишешь пропуск – и вперед, – объяснил мне Кирьянов.
– Считай, что я уже там, – пообещала я и поехала в налоговую.
Вячеслав Васильевич оказался моим ровесником, ну, может, года на два, на три постарше, и мы сразу же перешли на «ты».
– Понимаешь, Татьяна, – говорил он. – Странные дела творятся на рынке, потому что Андреев его практически обанкротил. За три месяца довел процветающее предприятие до полного краха.
– Результаты я знаю, но как же он умудрился все это проделать? – спросила я. – Расскажи, если можно, поподробнее, и как для первоклашки, потому что я в экономике отнюдь не сильна.
– Хорошо, – согласился Слава. – Излагаю результат: Андреев очень оперативно вывел через фирмы-однодневки все находившиеся на счетах рынка капиталы, и следы этих денег теряются в таком далеком далеке, что их уже и не сыскать. Причем контракты все юридически грамотные, не подкопаешься, но все до одного – кабальные, то есть никаких штрафных санкций за нарушение сроков поставки или даже за непоставку товаров там не указано. Сам Андреев ничего толком объяснить не может или не хочет. Мы завели уголовное дело, и находится сейчас наш Андреев под подпиской о невыезде.
– Мать честная! – не удержалась я. – А ведь он мне ни слова не сказал! Впрочем, я знаю почему – он братьев своих испугался. Но как же он сумел все это обстряпать? Он ведь, как я теперь точно выяснила, дурак дураком!
– Ничего не могу на это возразить, – согласился со мной Игнатов. – Думаю, им кто-то руководил, но вот кто именно? Андреев только руками разводит и талдычит, что сам не понимает, как это произошло и куда деньги делись.
– Погоди! – попросила я. – Я не специалист, но ведь для платежки требуются две подписи. Значит, главный бухгалтер должна все знать. У них сидит там Полина какая-то…
– Ты ее видела? – спросил Слава.
– Нет, зачем мне? – удивилась я.
– Ну, тогда я тебе скажу, что она собою представляет. Эдакая серая мышь, которая и пискнуть боится. Она один только раз попробовала хозяину возразить, так Андреев ее пинками из кабинета выкинул и чуть по лестнице не спустил. Ее тогда «Скорая» в предынфарктном состоянии увезла, и она две недели в больнице провалялась. Так что после этого она уже не рыпалась, – объяснил мне Игнатов. – Ну, и что она мне скажет?
– А ее заместитель? Он ведь тоже правом подписи обладает, – напомнила я.
– Она, – поправил меня Слава. – И дама эта куда решительнее своей начальницы: положила директору рынка заявление об уходе на стол и заявила, что лучше на бирже труда в очереди постоит, чем в тюрьму сядет. Но ее не уволили, потому что в этом случае ни одну платежку через банк провести было бы невозможно, а в сентябре их счета арестовали, только уже поздно было – там все по нулям. Хорошо, что этот крупный хозяйственный деятель, – с издевкой сказал он, – умудрился в долги не влезть! Хотя… Какой нормальный банк дал бы ему кредит?
– А из-за чего у него с бухгалтершей такая заваруха приключилась? – спросила я.
– Андреев в июле решил по безналу для сына квартиру купить, – сказал Игнатов.
– Вот ведь гад! – возмутилась я. – Решил сына из родного дома выселить, чтобы любовницу без помех туда привести! Ну и что? Купил?
– Нет, потому что Полина отказалась именно эту платежку подписывать, и кончилось это для нее, как я уже говорил, весьма плачевным образом, – напомнил Слава.
– Значит, деньги со счетов еще не в июле уплыли? – спросила я.
– Нет, это уже в августе началось, он за один месяц все размотал! – выразительно сказал Игнатов.
– А на что хоть потратил? – поинтересовалась я.
– Стройматериалы, сборные конструкции, торговое оборудование и все прочее в этом духе. И теперь смотрит на меня Андреев круглыми глазами и всеми богами клянется, что не подписывал он эти контракты на закупку и платежки – тоже, – объяснил Слава. – А графологическая экспертиза между тем определенно заключила, что подписи – его собственные. Короче, денег на счетах нет, истинного организатора этой аферы Андреев не называет, и бродит у меня в голове мыслишка, что на него и покушались-то для того, чтобы он рот не успел открыть, когда мы за него всерьез возьмемся.
– А что? Возможно, – согласилась я, хотя уже благодаря Ершову имела некоторое представление о том, что в действительности творилось на рынке. Но ведь одно другому не мешает. – Не исключаю также, что люди еще и к его личным деньгам рвутся…
– Ась? – Игнатов вытаращился на меня и, шутливо приложив руку ковшиком к уху, наклонился поближе и спросил: – Что-что ты про его личные деньги говоришь? Или мне послышалось?
– Та-а-ак! – Я мгновенно насторожилась и медовым голосом поинтересовалась: – Славочка! Я, видимо, чего-то не знаю? Что это ты про личные андреевские деньги так неуважительно высказался?
– Хи-хи-хи-хи! – ехидно похихикал он и невинно спросил: – Чаю хочешь?
– Не пью! – отрезала я, испепеляя его взглядом.
– Ну, тогда у меня кофе растворимый есть, – предложил он. – Дорогой, хороший, ароматный!
– Тоже не пью, – отказалась я и, с трудом сдерживаясь, елейным голоском предупредила: – Славочка! Не доводи меня до греха! У меня, между прочим, черный пояс по карате.
– Ну, я такими достижениями похвалиться не могу, – скромно заметил он, включая чайник. – Но тоже кое-что умею. Эх, давно я не спарринговал! – Он с наслаждением потянулся и предложил: – Может, встретимся как-нибудь в нашем спортзале? – и пообещал: – Я тебя проведу.
Мое терпение лопнуло с громким треском, и я, вскочив со стула, начала высматривать, чем бы в него запустить. Игнатов все понял и, сделав вид, что испугался, шутливо поднял руки вверх, сказав:
– Все! Сдаюсь!
– Слава! Ты меня до инфаркта доведешь! – Я покачала головой и спросила: – Так что там с личными деньгами Андреева?
– Ничего! – развел руками Игнатов и объяснил: – Потому что их у него нет. Он – нищий!
– Этого мне только не хватало! – воскликнула я, с грохотом обрушившись обратно на стул. – Как же он мне собирался гонорар платить? Или изначально кинуть собирался?
– А велика ли сумма? – невинно поинтересовался Слава.
– Э-э-э! Я налоги аккуратно плачу! – предупредила его я и вздохнула: – Да уж! Это удар так удар! Прямо под дых!
– Увы! – пожал плечами Игнатов. – Что есть, то есть! То есть ничего нет! – поправился он.
– А дом? Прочее имущество? Хотя бы те же машины? – спросила я.
– Все записано на его тещу, Зинаиду Тимофеевну Сазонову, – объяснил он. – Льготы по налогам, сама понимаешь. Когда я начальству доложил, что у Андреева ничего своего нет, и предложил у старухи поинтересоваться, на какие шиши она так прибарахлилась, мне строго-настрого запретили даже думать об этом. Вот таким путем!
– Но ты знаешь, где она живет? – встрепенулась я и попросила: – Только не говори, что в деревне Расловка Первомайского района Тарасовской области!
– А ты откуда ее адрес знаешь? – удивился он, и я невольно застонала. – Ты что?
– Это я так приветствую Облома Обломовича! – буркнула я. – Значит, Андреев – окончательно и бесповоротно голоштанный! – Но тут я кое о чем вспомнила и встрепенулась: – Погоди! Но у него же акции рынка есть! Двадцать процентов!
– Были! – солидно подтвердил Игнатов.
– Он и их умудрился профукать?! – воскликнула я. – Ну, для этого большой талант нужен!
– Так, видно, крепко припекло Андреева с квартирой для сына, – объяснил Слава. – Купить ее по безналу у него не получилось, а сроки, похоже, поджимали.
– Все правильно! – подтвердила я. – Он хотел заполучить любовницу в свое личное и единовластное пользование по месту своего проживания, а там – сын! Вот он и решил развести их во времени и пространстве, может быть, даже потому, чтобы она на молодого не позарилась, да не вышло. Сын с ней все-таки столкнулся, разругался с отцом, хлопнул дверью и ушел!
– Андреев к тому времени уже взял в банке краткосрочную ссуду под залог своего пакета акций… – продолжил Игнатов.
– А погасить ее почему-то не успел! – закончила я его мысль. – То есть просрочил выплату, и акции теперь у банка!
– Самое смешное, что и квартиру он тоже не купил. Что-то у него там не заладилось, – пожал плечами Слава.
– А может быть, уже и необходимость в ней отпала – сын-то ушел из дома! – напомнила я ему и подумала, что Андреев Ивана к этому времени уже и наследства успел лишить, так что и квартира сыну не полагалась. – А любовница, воспользовавшись случаем, вытянула из него эти деньги! Вот он акции выкупить обратно и не смог!
– Не знаю, что там на самом деле было, но влип он с этой ссудой – дальше некуда! Так что и взять с него теперь совсем нечего! – сказал Игнатов. – Только акции эти уже не у банка – их купили.
– Какой же ненормальный приобрел акции практически разорившегося рынка? – удивилась я.
– Некто Полянский, отставник… Если тебе интересно, я могу покопаться в бумагах и посмотреть, – предложил он.
– Да нет! – отмахнулась я. – Меня больше волнует, как и чем теперь Андреев со мной расплатится.
– Ну, в этом вопросе я тебе ничем помочь не могу, – сказал Игнатов и, кивнув на закипевший чайник, спросил: – Может, чаю все-таки попьешь?
– Лучше цианистого калия, – буркнула я.
– Знаешь, у меня коньяк есть, и, судя по его качеству, это самое то. Вполне заменит яд, – шутливо предложил он.
А вот мне было не до шуток! Поблагодарив Славу, явно разочарованного моим скорым уходом, я вышла из здания налоговой, села в машину и крепко призадумалась. Злая я была как сто тысяч чертей – это же надо так влипнуть! Ничего, решила я, дорого Андрееву его вранье обойдется! Свои деньги я из него все равно вытрясу!
Настроенная очень решительно, я поехала к Венчику. Он ждал меня, имея самый удрученный вид, и я сразу же поняла, что новости у него, как он меня и предупредил, отнюдь не утешительные, а если вспомнить, что сотовый телефон Клавдии Петровны замолк тринадцатого июля, значит, для этого имелись веские основания.
– Говори, Венчик, все как есть, – попросила я его.
– И хотел бы я тебя, матушка порадовать, да нечем, – вздохнул он. – В общем, дело было так. Клавдия Петровна действительно с братом сильно поругалась, все порывалась уйти, а он ее удерживал. Потом он плюнул и сам ушел, а она тут же на улицу выскочила и начала машину ловить.
Он замолчал, и я его поторопила:
– Венчик! Что дальше-то было? Поймала она машину, и что?
– Да не простая это машина была, – вздохнул он. – Там старушка одна напротив ворот семечками торгует, и я с ней долго и очень душевно беседовал, пока не вспомнила она, что машина та довольно долго стояла чуть в сторонке, а кто там в ней сидел, видно не было, потому что стекла у нее тонированные. А когда Клавдия Петровна вышла, машина прямо к ней и подъехала.
– Ждала ее, значит? – покивала я.
– Ждала! – подтвердил Венчик. – Старушка, как ты понимаешь, в машинах ничего не понимает. Сказала только, что серая она была и не очень новая.
– Да машин таких, серых и не очень новых, знаешь сколько по городу ездит? – не сдержалась я.
– Много! – согласился он со мной. – Но хоть печка появилась, откуда можно плясать, потому что я с мужиками, у больнице обитающими, поговорил, и один из них вспомнил, что когда эта машина к женщине подъехала и она к окну наклонилась – очень удивилась и спросила что-то вроде: «А ты тут как оказался?» Имени человека, к кому она обратилась, мужичок не припомнил, а вот то, что ей какой-то мужской голос ответил, не забыл. И сказал ей тот тип из машины: «По делам я здесь! Да вы садитесь! Я вас подвезу!»
– То есть это был некий мужчина, которого она хорошо знала, раз не побоялась сесть к нему в машину, – поняла я. – Ладно! Давай дальше!
– Ну, я пошел в ту сторону, куда, как мужички сказали, машина поехала, а по дороге с людьми разговаривал. Люди-то все видят и помнят, их ведь и надо-то всего лишь в нужном направлении подтолкнуть, – пустился в рассуждения Венчик.
Я угрожающе заскрипела зубами, и он, вздохнув, вернулся к нашей грешной действительности.
– Короче, матушка, отъехали они, недалеко совсем, и тут еще один мужчина к ним подсел. Женщина-то впереди сидела, а вот он сзади устроился. Она было выйти хотела, только удержали ее. Силой!
– Господи! – простонала я. – Дай мне дожить до того момента, когда я этих подонков найду! Бить буду – и никто их у меня не отнимет! – Я спросила: – Ты выяснил, куда машина поехала?
– Да я и номер узнал! – похвалился он.
– Венчик! – Я даже руки на груди молитвенно сложила. – Нет тебе цены!
– Да ладно уж тебе, матушка! – скромно потупился он.
– Как же ты умудрился?! – Я никак не могла успокоиться.
– Да номер-то такой простой, что грех было людям его не запомнить. Петр 374 Иван Константин, – назвал он.
– Что же в нем простого? – удивилась я.
– Э-э-э, матушка! Среди наших люди разные попадаются, бывают и очень образованные! – назидательно сказал он. – Да ты сама вслушайся! Тройка, семерка, четверка, то есть – дама!
– А Петр, Иван, Константин – это туз пик, – догадалась я. – Ну, нет слов!
– А машина-то по Волгоградской трассе ушла. И были это «Жигули» пятой модели! – закончил свое повествование Венчик.
– Машина, естественно, в угоне, – вздохнула я. – Кто же на своей тачке на такое дело отправится? Значит, путь мой лежит опять к Володе. Ох и наладит он меня когда-нибудь с моими просьбами далеко и надолго!
– Не наладит! – уверенно заявил Венчик. – Он тебя, матушка, очень уважает!
– Твои бы слова да богу в уши!.. – только и сказала я.
Расплатившись с ним, я вышла на улицу и посмотрела на часы – было начало десятого. Беспокоить Кирьянова в это время – верх наглости, но мне не терпелось начать действовать, и я решила позвонить ему на рабочий номер. Если он на месте, попробую напроситься «в гости», если же нет – значит, не судьба.
– Да иду уже! Иду! – услышав его голос и поняв, что он так ответил жене, ожидавшей его прихода домой, я, как ни стыдно мне было, все-таки сказала:
– Володя! Это я!
– Только не говори мне, что у тебя очередные проблемы! – взорвался он.
– Володечка! – жалобно заскулила я. – Мне бы только оперативную сводку за июль посмотреть, а потом я тут же убегу!
– У тебя совесть есть или нет?! – бушевал он.
– Володечка, я же быстренько! – уговаривала я его.
Продолжая канючить, я села за руль и поехала в сторону управления – конечно, разговаривать по сотовому за рулем нельзя, но время-то поджимает! Слава богу, что погода стояла по-прежнему сухая и теплая, дачники не спешили закрывать сезон, так что в пятницу вечером улицы были достаточно свободными, и я благополучно, а главное, быстро доехала. Да! Разговаривая, точнее, уговаривая все это время Володю по телефону, и пусть мне за это будет стыдно! Но своего я таки добилась: наконец остановившись, я сказала:
– Володечка! Да я ведь уже у подъезда!
– За какие грехи бог мне тебя послал?! – вздохнул Кирьянов. – Черт с тобой! Поднимайся! Я предупрежу, чтобы тебя пропустили.
По лестнице я бежала вихрем и влетела в его кабинет через три секунды. Он буркнул:
– Давай! Я уже компьютер включил.
Я нашла данные за четырнадцатое июля и начала просматривать рапорт за рапортом, пока не наткнулась на искомое. Имя пострадавшей не указывалось, но ею могла быть только Клавдия Петровна, потому что на брошенной преступниками машине значились именно номера, которые я услышала от Венчика. В переводе с казенного на общепринятый гражданский язык в рапорте говорилось о том, что один пастух перегонял стадо через параллельную Волгоградской трассе проселочную дорогу, и машина «Жигули» пятой модели с номером П 374 ИК остановилась, чтобы переждать, пока животные не пройдут. Из машины выскочила женщина и бросилась прямо в середину стада. Тут же из салона выкатились двое мужчин и принялись по женщине стрелять, и она упала. Испуганные животные запаниковали, заметались, разбегаясь во все стороны, собаки пастуха залаяли на стрелявших, подбежали пастух с ружьем и подпасок. Мужчины попытались уехать, но мотор их машины заглох, и тогда они просто убежали прочь. Раненую женщину доставили в фельдшерско-акушерский пункт ближайшей деревни с названием Милюковка, фельдшер сообщил о происшествии участковому. У женщины имелось два огнестрельных ранения, и животные ее здорово потоптали, она была без сознания, показаний дать не могла, а сумки при ней не оказалось. Изъятые из ран пули и машина преступников находились у участкового инспектора деревни Милюковка.
Грустно было все это читать, но меня немного то обстоятельство утешало, что по крайней мере на тот момент Клавдия Петровна была еще жива. Я понимала, что в таком состоянии ее в фельдшерско-акушерском пункте оставить не могли, перевезли в больницу. А все больницы, какими бы они ни были, частными или муниципальными, обязаны информировать милицию об огнестрельных ранениях, да и обо всех прочих криминальных случаях тоже. Но ни пятнадцатого, ни шестнадцатого июля ничего подобного я в сводке не нашла, а ведь там имелись данные и по области. Вывод напрашивался только один – Клавдия Петровна скончалась… Как же я взбесилась! «Ну, погодите! – гневно подумала я. – Если вы решили, что упрятали все концы в воду, – вы крупно заблуждаетесь! Я все равно в этом деле разберусь! И начну завтра же утром – с этой деревни, Милюковки!»
Я взглянула на Кирьянова. Он укоризненно смотрел на меня и тяжело вздыхал.
– Володечка! – начала было я, желая поблагодарить его, сказать, что он – самый лучший на свете друг и все такое прочее, но продолжить он мне не дал – рявкнул во весь голос:
– Изыди, нечистая!
– Уже ухожу! – заверила я его и быстренько ретировалась.
Довольная тем, что в деле хоть какая-то ясность наконец появилась, я отправилась домой и, только подъехав к подъезду и загнав машину на стоянку, вспомнила о своем пустом холодильнике. Слова, которые я в тот момент выпалила вслух, я никогда не решусь повторить в приличном обществе, но вдруг меня осенило – у меня же есть кабачковая икра и хлеб, да еще и кофе! Это уже просто королевский ужин получается! Я открыла багажник, собираясь достать свой пакет, и увидела коробку – как сказал Ершов, с гостинцами от Маркина.
Истинный размер, в смысле – вес гостинцев, я оценила прямо на месте, потому что поднять коробку я еще могла, а вот нести ее – нет. Пришлось мне, усиленно при этом облизываясь, опустошить ее в несколько заходов. В результате на столе в моей кухне получилась настолько живописная картина, что я чуть слюной не захлебнулась. Несколько батончиков разнообразных колбас, небольшой круг сыра, литровые банки с соками, консервированными овощами всех возможных видов и тушенкой. Какой же пир духа и плоти я себе устроила! Я всего отрезала, все открыла, все попробовала и угомонилась, только почувствовав, что совсем осоловела и уже встать из-за стола не могу. «Черт с ней, с фигурой! – заторможенно подумала я. – Если учесть, сколько дней я недосыпала и недоедала, во вред мне такое обжорство пойти просто не имеет права!»
Отвалившись наконец от стола, я, прихватив с собой кофе, перебралась в комнату и решила, что нужно все-таки позвонить Штерну. Он выслушал меня довольно спокойно – я ожидала более бурной реакции – и в заключение сказал:
– Татьяна, на моей юридической фирме свет клином действительно не сошелся, в Гамбурге есть и другие, но человека, так подставившего своего клиента, ни в одну из них никогда не возьмут – уж я об этом позабочусь! И потом, мой уважаемый тесть, герр Полдорф, да и фрау Шонберг, слава богу, еще живы и здоровы, так что из-за этой истории пострадает репутация не только Хофмана, но и самого Шмидта. Что касается вас, Татьяна, то к своей искренней устной благодарности я хотел бы присовокупить и материальную. Скажите, сколько я вам должен?
«Э нет! – подумала я. – Лучше уж ты моим должником побудешь!» – и ответила:
– Иоганн, мы с вами еще довольно молоды, и впереди у нас много работы. У меня могут возникнуть интересы в Германии, а у вас – в России, тем более что у вашей фирмы, как вы недавно сказали, появились русскоязычные клиенты. Так что лучше мы будем обмениваться услугами и взаимной помощью, нежели деньгами – уж их-то мы с вами всегда заработаем. Согласны?
Штерн прекрасно меня понял и тихонько рассмеялся:
– Я никогда не сомневался в вашем уме, Татьяна, а еще – в житейской хватке, в хорошем смысле этого слова. Я согласен! И еще хочу добавить: если вы решите посетить Германию, мы с женой будем рады видеть вас в своем доме – она сохранила о встрече с вами самые приятные воспоминания.
Вымотанная почти до беспамятства и до такой же степени облопавшаяся, я, как чисто вымытый слон, довольная тем, что наконец-то забрезжил свет в конце тоннеля, рухнула спать, и сны мои были легкими, радостными и все как один – со счастливым концом.