Глава 9
Евгений сидел за своим столом и пялился в экран монитора. На его голове красовались наушники, руки порхали над клавиатурой. Я вошла в его комнату и села на кушетку рядом с его столом. Он повернул ко мне голову и сдернул с головы наушники, бросив их на стол. Я услышала, как из них полилась лирическая мелодия Гайдна.
– Спрашивай, Татьяна. Я готов ответить на любые вопросы, только бы помочь маме.
– Приятно слышать. Курсовик? – кивнула я на экран монитора.
– Да. По «Истории правозащиты». На следующей неделе сдавать, так что вот корплю…
– Я не очень отвлеку тебя…
– Нет, почему? Если это надо для освобождения мамы, я готов забросить и курсовик! Потом как-нибудь сдам.
– Жень, ответь мне, пожалуйста, на такой вопрос, только откровенно: ведь вы с отцом оба навещали Карину, и каждый из вас знал об этом, почему вы не разобрались между собой, кому из вас следует оставить ее в покое? Вы оба – взрослые люди и должны были понимать, что ваш тройственный союз не может быть вечным!
Молодой человек опустил голову, помолчал некоторое время, покусывая губы:
– Татьяна! Мама не виновата. Помоги оправдать ее, она не могла!..
– Я спросила тебя не о том, виновата твоя мама или нет, – напомнила я, – ты не ответил на мой вопрос. Конфликт между вами зрел, а вы делали вид, что ничего особенного не происходит.
– Да пытались мы с отцом говорить об этом, пытались! – пылко вскричал Евгений. – Но все наши разговоры по душам неизменно кончались скандалами. С ним же нельзя говорить нормально, как с мамой, например, или с бабушкой. Он кричал и требовал, чтобы я оставил ее в покое…
– Ну, вообще-то, правильно требовал, – кивнула я, – от моего сына я бы требовала того же. Эта девица намного старше тебя, зачем она тебе? К тому же ее, так сказать, моральный облик…
– А! И ты рассуждаешь так же, как они! – снова вскричал мой собеседник. – Ты судишь о ней со слов мамы и бабушки, но ты ничего о ней не знаешь, ничего!
– Ты знаешь что, дорогой, сбавь-ка немного тон, а то мои нежные ушки не выносят такого количества децибел, – сказала я притворно-устало, как говорила когда-то наша учительница литературы в школе.
– Извини, – немного притих Евгений и продолжил более спокойно: – Так вот, отец просто требовал, чтобы я перестал ходить к Карине, забыл ее и думал только об институте. Он считал меня еще зеленым, я знаю. Он так и говорил: молод ты еще по девушкам ходить. А сам?! Я ему намекал, что он поступает плохо, изменяя маме, а он знаешь что мне ответил? «Ты, сопляк, еще будешь отца учить?!»
– Значит, вы с отцом поругались-поругались, потом вам это надоело, и вы решили просто закрыть глаза на эту проблему, я правильно поняла?
Женя пожал плечами:
– Наверное…
– И, видя, что ни один из вас не уступает другому, стали требовать от бедной девушки, чтобы она выбрала одного из вас, а второго просто послала далеко и надолго?
Он кивнул:
– Ну, в общем-то, да…
– Молодцы, мужики, ничего не скажешь! А она, разумеется, оказалась не такой дурой, чтобы бросить хотя бы одного из вас. Да и зачем, в самом деле?! От вас обоих она принимала подарки, с вами обоими спала – просто море удовольствия! Работу свою она когда оставила?
– Какую работу? – растерялся Евгений.
– Свою, работу горничной или как там это называется? Домработницы? Ведь первое время, уйдя от вас, она снова устроилась на ту же самую должность, не так ли? Наверное, решила продолжать карьеру, продвигаться и дальше по служебной, так сказать, лестнице? Кстати, не подскажешь, к кому она пошла работать, в чей дом?
Евгений посмотрел на меня растерянно:
– Я не знаю, – пролепетал он.
– Точно не знаешь или мне придется потратить кучу времени и сил, чтобы самой добыть эти сведения? – нахмурилась я.
– Точно не знаю, – заверил меня юноша. – Она говорила, конечно, что устроилась горничной, приходила убираться три раза в неделю, но вот к кому?..
– А в каких отношениях она была с новыми хозяевами, не рассказывала? Может, они ругались, были недовольны ее работой или, наоборот, пришли в восторг от ее деятельности?
Он отрицательно мотнул головой.
– Точно не рассказывала?
– Да что ты прицепилась?! – возмутился молодой человек. – Сказал же: о новой ее работе я ничего не знаю! Нам было о чем поговорить, кроме ее новой работы.
– Представляю…
Я встала. Евгений тоже встал:
– Татьяна, ты вот что… Ты маму как-нибудь там того… Она не виновата, правда. Она у нас хорошая и добрая, даже чересчур. Она не могла убить Карину, я готов поручиться. Может, мне сходить в полицию и объяснить это там? Как я могу доказать ее невиновность?
– Жень, ты же учишься в юридическом и, значит, должен знать, что показания свидетеля являются доказательством лишь в том случае, если он предоставляет факты. Факты, а не эмоции! А что предоставишь ты? Придешь в полицейский участок, будешь там размахивать руками и кричать, что мама не виновата, что она хорошая и добрая, даже чересчур? А факты? Есть конкретные люди, которые показали, что видели ее возле дома Карины Овсепян… Так что ты, извини, не свидетель, и твои слова останутся словами. Лучше бы послушался родителей и сидел бы дома или дружил с хорошей девчонкой.
Он отвел глаза:
– Они ее просто не знали… Она была хорошей…
Я невольно усмехнулась:
– Да ладно! Кому другому расскажи. Я что, такая идиотка, что мне можно втюхивать эту ахинею? Карина Овсепян – хорошая девчонка! Запомни: хорошая девчонка не стала бы спать с двумя мужиками одновременно и тем более стравливать отца с сыном. Хорошая девчонка честно призналась бы работодательнице, что у нее брат – уголовник, ее ведь спрашивали об этом. И еще хорошие девчонки не воруют пистолеты из сейфов и не допускают того, чтобы для них сын воровал деньги и побрякушки у родной мамочки. Все. Давай!
Я вышла из комнаты Евгения и отправилась обратно на кухню к бабушке-графине:
– Виталий Яковлевич еще не подъехал?
– Пока нет, но должен быть с минуты на минуту. Татьяна, попьем пока кофейку?
Мы с Серафимой Аркадьевной сели за стол и за разговором выпили по чашке ее ароматного, хорошо сваренного кофе. Бабушка-графиня старалась держаться естественно, хотя у нее это получалось с трудом. Было видно, что задержание ее дочери подействовало на нее не слишком хорошо. Я даже заметила на столе возле нее пузырек валидола. «Да, волноваться в ее возрасте очень опасно», – подумала я. Еще удивительно, как она держится и ведет светские беседы. Впрочем, Серафима Аркадьевна больше рассказывала о своей дочери: какой она замечательный человек, какая хорошая жена и хозяйка, заботливая мать, ну и все в этом духе.
Когда замок входной двери щелкнул, бабушка, подняв указательный палец, сказала:
– А вот и Виталий…
Вскоре хозяин появился в дверях кухни. Он был безукоризненно выбрит и причесан, костюм-тройка с галстуком и белоснежная рубашка делали его похожим на бизнесмена. Шлейф дорогого парфюма вплыл в помещение вместе с его приходом.
– Татьяна, вы здесь? Здравствуйте. Пройдемте в мой кабинет, там нам будет удобнее поговорить.
Эта была довольно просторная комната с лоджией. Большой письменный стол с кожаным солидным креслом, диван, пара кресел, книжный шкаф и натуральный ковер на полу – таков был кабинет начальника кредитного отдела коммерческого банка.
– Присаживайтесь, – сделал он приглашающий жест рукой.
Я опустилась в низкое уютное кресло оливкового цвета, а хозяин уселся за свой шикарный стол.
– Во-первых, я, наверное, должен дать вам аванс, – с этими словами хозяин кабинета полез в карман и достал солидный кожаный бумажник из крокодиловой кожи.
Я не возражала против такой приятной для меня процедуры. Когда несколько хрустящих симпатичных купюр перекочевали в мой кошелек, я поблагодарила хозяина и приступила к своим вопросам:
– Скажите, Виталий Яковлевич, между вами и сыном давно зрел конфликт из-за вашей бывшей домработницы. Почему вы не торопились разрешить его?
Мужчина удивленно вскинул брови:
– Татьяна, я думал, вы будете спрашивать о чем-то более существенном, имеющем отношение к задержанию Маргариты…
– Это может показаться вам странным, но это очень существенно и имеет самое прямое отношение к задержанию вашей супруги, – заверила я господина Удовиченко.
– Да? – удивился собеседник и усмехнулся: – Ну, что ж, возможно… Вам видней…
– Так как насчет ответа на мой вопрос?
– О моем конфликте с сыном?
Виталий Яковлевич немного помолчал, помялся, даже пожевал губами и потер свой выбритый подбородок. Мне казалось, что он тянет время. Наконец он нехотя выдал:
– Мы пытались говорить с Евгением об этом, но все наши попытки неизменно кончались ссорой. Он не хотел понимать меня…
– А вы, естественно, его.
– А что я-то должен был понять? Что ему еще рано думать о… постоянной подруге, что ему надо учиться и, вообще, ему нужна девушка порядочная…
– А вам? Вам не нужна была порядочная девушка, вы готовы были довольствоваться… извиняюсь, Кариной?
– Но ведь я – женатый человек, и я не собирался оставлять свою жену! Мы прожили с Маргаритой больше двадцати лет, я привык к ней, она мне сына родила, в конце концов… И потом, у нас хорошая квартира, у ее родителей – дача, на которой мы отдыхаем по выходным. Но она… очень уж правильная, чересчур спокойная, даже холодная, я бы сказал, а уж с тех пор, как засела в своем магазине… Одним словом, последние годы наша семейная жизнь казалась мне очень уж скучной и серой. Между нами говоря, – Виталий Яковлевич понизил свой голос до шепота, – я даже несколько охладел к своей супруге. Нет, она очень хорошая женщина, но она уже не могла зажечь во мне того огня, который… Ну, вы понимаете, Татьяна? Если нет таких вот Карин – ярких, темпераментных, горячих, жизнь вообще кажется настолько серой, что волком хочется выть!..
– Значит, Карина – это та острая приправа к блюду, чтобы оно не было слишком постным и диетическим, я правильно поняла?
– Ну, в общем-то, да. Я знаю, Татьяна, что вам как женщине трудно быть со мной солидарной, вы, разумеется, примете сторону Маргариты. Вот мужчина меня бы понял! Мне скоро пятьдесят, годы уходят, что я буду вспоминать в старости? Много ли мне осталось ярких впечатлений?! В семьдесят в постели с девочками уже не покувыркаешься…
Прямо скажем, откровенно! Но по-человечески его можно понять: захотелось мужику-гастритчику острого перчика с чесноком и хреном. В конце концов, это не преступление.
– Давайте вернемся к вашей жене, – продолжила я. – Как бы не получилось так, что она окажется крайней в вашей игре в яркие впечатления. Вы любите острые приправы, а она может оказаться там, где, кроме тюремной баланды, на обед ничего не подают.
Виталий Яковлевич вздохнул тяжело и покачал головой, словно сокрушаясь о чем-то:
– Да, Маргарита, Маргарита… Я, конечно, виноват перед ней: не удержался перед чарами Карины… Нам, наверное, надо нанять адвоката? Сколько ей могут дать?
– Статья серьезная… Но мне непонятно, почему вы так ставите вопрос. Вы что, допускаете, что вашу супругу могут посадить?
Виталий Яковлевич снова тяжело вздохнул и снова покачал головой:
– Мне очень больно об этом говорить, Татьяна, поверьте, но я действительно допускаю, что моя жена могла сделать это. Я имею в виду, убить Карину. Она была так разгневана на нее!..
– А вы ожидали, что ваша супруга обрадуется, узнав, что эта девица прыгнула в вашу постель? Виталий Яковлевич, представьте себя на ее месте. Представьте, что вы возвращаетесь домой, а Маргарита Игоревна в вашей спальне с вашим водителем, допустим…
– Да, да, я все понимаю! Все это так гадко и ужасно!.. Я сам переживаю, поверьте, очень переживаю. Но… Если уж так получилось…
– Значит, вы допускаете, что ваша супруга могла пальнуть в домработницу? На нее это очень похоже? Она уже кидалась на кого-нибудь с пистолетом?
– Вообще-то, нет, но… кто же тогда убил Карину? Я не убивал, невиновность нашего сына вы сумели доказать. Кто остается? Конечно, я буду рад, если удастся вытащить и Маргариту…
– Виталий Яковлевич, а вам было что-нибудь известно о новой работе вашей… бывшей домработницы?
– Нет. А что мне могло быть известно?
– Ну, у кого она работала, что вообще за семья…
– Нет. Мне ничего не известно.
– Она что, не делилась с вами?
– Не делилась чем?
– Своими проблемами, может, у нее в том доме конфликты были?
– А-а, я догадался, к чему вы клоните. Но нет, она ничего не рассказывала о том доме. Она ведь убиралась там редко, кажется, два-три раза в неделю, и не думаю, чтобы у нее там были конфликты. Во всяком случае, если бы было что-то серьезное, то она бы мне точно рассказала.
– Скажите честно, вы не собирались расставаться с ней?
– Татьяна, вы задаете такие личные вопросы…
– Поверьте мне, я делаю это не из пустого любопытства. Мне самой не доставляет удовольствия копаться во всем этом, но без сведений я ничего не смогу доказать.
– Расставаться с Кариной? – Господин Удовиченко потер подбородок и посмотрел в потолок. – Да, я думал об этом много раз и даже пытался сделать это…
– И что же вам помешало?
– Больше двух недель я не мог выдержать и приходил к ней снова. Приносил дорогие подарки, деньги, цветы… Она была такой горячей, словно огонь! Я понимаю, что вы думаете обо мне: старый идиот увлекся молодой страстной девчонкой!..
– Я не собираюсь читать вам мораль, и вопрос сейчас стоит не обо мне, а о вашей супруге. Насчет адвоката, это вы правильно мыслите. Наймите, обязательно наймите хорошего адвоката, Маргарите Игоревне это не помешает.
– А вы, Татьяна?
– Я – не адвокат. Я со своей стороны, конечно, тоже буду вести расследование. Хотя… Как-то все складывается не очень удачно для вашей жены.
– А что вы думаете по поводу ее виновности?
– Пока могу сказать только одно: в девушку пальнул кто-то из своих, это бесспорно. Не чужой же дядя с улицы вошел и прихлопнул, извините, девочку, которую видел в первый раз… Хотя мне известны и такие истории. Но это – не тот случай.
– Почему вы так думаете?
– Потому что перед выстрелом произошел скандал: убийца ругался с Кариной. Значит, они как минимум знали друг друга, если им было о чем поругаться?! Да и потом, пустила бы она в квартиру незнакомого человека?
– Похоже, вы правы…
Я встала со своего удобного кресла. Вопросов к Виталию Яковлевичу у меня больше не было, и я стала прощаться.
– Татьяна, может, вы останетесь на ужин? – спросил хозяин дома.
– Нет, благодарю, мне нужно идти. – Я вышла из кабинета господина Удовиченко и направилась к двери.
Серафима Аркадьевна вышла из кухни проводить меня.
– Татьяна, когда вам можно позвонить, справиться о Маргарите? – спросила она.
– Я сама позвоню вам, – сказала я, надевая кроссовки.
Мы попрощались, и я вышла в подъезд.
Моя машина, как обычно, спокойно ждала меня во дворе дома. Я села в нее и выехала со двора на улицу. В голове, как рой назойливых мух, крутился разговор с Виталием Яковлевичем. «Моя жена могла сделать это. Я имею в виду, убить Карину. А кто же еще?» Предатель! А Маргарита, в отличие от мужа, не верила в его виновность, рыдала и кричала, заламывая руки: он, мол, не мог убить! Он не такой, помогите вытащить его!.. Да, в таких вот ситуациях и выясняется, кто есть кто.
Но что же получается? Я ищу доказательства невиновности мадам Удовиченко и с ужасом понимаю, что их практически нет. Неужели Маргарита действительно прихлопнула соперницу, чтобы одним махом покончить с ней и сделать свободным и своего мужа, и сына? Да, пожалуй, я бы не очень удивилась, если бы все оказалось именно так, учитывая ее состояние и полтора года жизни в душевном напряжении…
А может, она сделала это не нарочно? Может, Карина сама спровоцировала скандал? Вполне возможно, учитывая характер покойной. Но смущает одно: зачем в таком случае Маргарита наняла меня, частного сыщика? Чтобы, в конце концов, нашли ее, настоящую убийцу? Как-то нелогично.
А разговор с Серафимой Аркадьевной оказался очень продуктивным. Интересную мыслишку она мне подкинула. Как это я сама не додумалась до нее?! Да и ребята Мельникова тоже… Новая работа – вот что мы еще не проверяли! Что там за семья? И как теперь их искать, ее новых работодателей? Снова – вопросы, вопросы… Странно, что ни у сына, ни у папаши нет о них никаких сведений. Неужели она ничего им не рассказывала о своей работе? Так были заняты упражнениями в постели? Но ведь о чем-то они говорили за чаем или кофе?! Или они только и делали, что считали, сколько раз испытали оргазм?
А что, если у нас всплывет еще и третий любовник «хорошей» девочки Карины?
Я ехала к отделению Мельникова. Конечно, он меня не ждал, конечно, он будет сейчас ругаться, что я опять отвлекаю его от работы, и, конечно, он прав. По-своему. А я права по-своему: я должна помочь Маргарите Игоревне, тем более теперь, когда мне заплатили. Теперь я буду землю носом рыть, но оправдаю звание одного из лучших сыщиков города. Допустить подтопления своей репутации я никак не могу!
Я остановилась возле здания полицейского участка, достала из сумки мобильник и позвонила Мельникову:
– Андрюша, привет! Это я, твой главный помощник в делах. Что у нас там с братцем-уголовничком Кареном Овсепяном? Что-нибудь определилось?
– У нас – ничего. А что у нас с ним должно быть?
– Андрюш, я серьезно спрашиваю: вы проверили его алиби? Что он делал в тот день, когда убили его сестру?
– А я тебе серьезно отвечаю: понятия не имею!
– Как?! – опешила я. – Ты что, не занимался этим?
– Я лично – нет. Этим, к твоему сведению, занимается небезызвестный тебе Вася, мой коллега. Он, кстати, недавно звонил и обещал скоро подъехать. Так что перезвони попозже, мать, если, конечно, сможешь.
– Обязательно смогу!
Я выключила мобильник и убрала его обратно в сумку. Значит, будем сидеть здесь, возле отделения и ждать небезызвестного нам коллегу Васю, ничего не поделаешь! Без его сведений мне – никак. А пока, чтобы не терять времени даром, будем обдумывать дальше сегодняшнюю беседу с родственниками Маргариты.
Что сегодня в рассказе бабушки было опять странным? Ведь что-то же было, я это чувствую, но никак не могу уловить. Какая-то мысль, нет, скорее, ощущение какой-то несостыковки. Думай, Таня, думай! Я что, отупела за последнее время с бесконечными расследованиями? В таком случае, будем рассуждать логически и пойдем с самого начала.
Итак, на повестке дня у нас бабушка-графиня. Что мы о ней знаем? Она – женщина умная, даже, я бы сказала, мудрая. Не рыдала, как ее дочь, в три ручья. Это говорит о том, что Серафима Аркадьевна прекрасно владеет собой. Наверное, она читала в детстве Пушкина. Как там у Александра Сергеевича? «…Учитесь властвовать собою!..» Прекрасный совет! Хотя и она сегодня немного сорвалась, это когда позвонила мне и потребовала освободить дочь. Но ее, как мать, можно понять и извинить: дочь задержали, и событие это для нее весьма и весьма неприятное. И если поначалу она нервничала и даже повысила на меня голос, то сейчас, дома разговаривала ровно и спокойно, то есть она быстро взяла себя в руки и даже извинилась. Что ж, молодец бабуля. И все-таки интуиция подсказывает мне, что с нашей графиней что-то не то. Что, что с ней может быть не то? Милая интеллигентная женщина… Черт! Придется вернуться к бабушке позже.
А как вел себя домашний мальчик Женя? А мальчик Женя переживает за маму, это видно: даже музыку в наушниках слушал грустную. И очень просил освободить ее.
А вот глава семьи страшно разочаровал меня сегодня. «Сколько Маргарите могут дать?..» Лучше бы он кричал на меня, хватал за грудки, тряс, как грушу, и требовал помочь освободить его супругу. Такое поведение я смогла бы простить и оправдать, но чтобы он допускал ее виновность!..
Черт! Ведь самое интересное, что, когда я пыталась вытащить из кутузки мальчика Женю, я мечтала об одном: чтобы в этом деле появился третий фигурант, подозреваемый в преступлении. Домечталась, блин! Фигурант появился, да какой! Вот правильно говорилось в одном фильме, который мы со Светкой в кинотеатре смотрели: осторожнее с мечтами – они могут сбыться…
В это время я увидела, как мимо меня марширует тот самый Вася. Он важно прошествовал в отделение, поздоровавшись с кем-то на крыльце, и скрылся за дверью. Хорошо, что не пришлось долго его ждать. Через несколько минут позвоню и справлюсь об алиби Карена Овсепяна… Так, так… А что я хотела еще обдумать?.. Ладно, дома за чашечкой кофе помозгую еще, а то в машине как-то не особо уютно. Мне и самой уже стало интересно: кто же грохнул эту предприимчивую девицу?
Нет, звонить Андрюше я, пожалуй, не буду. Навещу моего друга лично, засвидетельствую, так сказать, свое почтение. Кстати, не забыть бы попросить его освободить Маргариту под подписку. Конечно, он опять будет кочевряжиться и ссылаться на серьезность статьи, но хоть попытаюсь! Тогда совесть моя будет чиста. И еще не забыть бы подкинуть ему мыслишку про новых работодателей погибшей…
Дежурный на входе меня, естественно, задержал, и я набрала на мобильном номер Мельникова:
– Андрюша, я знаю, как ты меня ждешь, но тут у вас на КПП возникли небольшие затруднения…
Вскоре на столе дежурного зазвонил внутренний телефон, и через минуту я уже шагала по длинному коридору к кабинету Мельникова.
Мой друг говорил с кем-то по телефону, его коллега Вася, сидя за своим столом, попивал горячий чаек.
– Всем здравствуйте!
Андрей сказал в трубку: «До созвона!» – и повернулся ко мне.
– Как дела, Андрюша? Вижу, что лучше некуда…
– Привет, мать. Насчет дел ты права: так хорошо у нас еще никогда не было: мне только что подкинули восьмое дело…
– Рада за тебя. – Я села на стул напротив мельниковского стола. – А что у нас там с версией братца-уголовничка Карена Овсепяна?
– Ничего особенного. Он сидел в кутузке.
– В каком смысле? В какой кутузке? – растерялась я.
– В обыкновенной. Вон – Василий только что привез справку из соседнего отделения… В день убийства своей сестры он был задержан нарядом полиции за мелкое хулиганство и распитие спиртных напитков в общественном месте, точнее, на набережной. Коллеги из соседнего района доставили его в свое отделение ровно в семнадцать ноль-ноль по местному времени, о чем имеется соответствующая запись в журнале регистрации происшествий. – Андрюша кивнул на какую-то бумажку, лежавшую у него на столе. – Что скажешь на это?
– Оставлю без комментариев.
Я помолчала пару секунд, раздумывая, затем спросила:
– Андрюш, а отпечатки Маргариты Игоревна в квартире домработницы нашли?
– К сожалению, нет. Очевидно, она была в перчатках.
– Почему ты говоришь «к сожалению», Андрюша? Радоваться надо: значит, женщину придется отпустить!
– Что, и ее тоже отпустить? Ты что, мать?! Всех отпустим, а кто сидеть-то будет?
– А тебе обязательно надо, чтобы кто-нибудь сидел в тюрьме, да?
– Ну, пусть стоит там по стойке «смирно», ходит из угла в угол, я не против, только преступник обязательно должен понести наказание, чтобы другим было неповадно палить из пистолетов. – Мельников даже прихлопнул ладонью по папке с надписью: «Дело номер такое-то…»
– Золотые твои слова, Андрюша! Преступник обязательно должен понести наказание. Так то преступник, а не мадам Удовиченко!
– Ты считаешь, это не одно и то же?
– Боюсь, что нет. Подозреваю, вы опять не того взяли.
– Ай, какие мы нехорошие! Поверь, Тань, нам даже стыдно за это! Все задерживаем людей, задерживаем, и все не тех! Может, скажешь тогда, кого мы должны взять?
– Пока не скажу: сама не знаю. Но как только нарисуется что-то определенное…
– Вот когда нарисуется, тогда и приходи, поговорим!
– Андрюш, а может, все-таки выпустишь мадам Удовиченко под подписку? Раз пальчиков ее в квартире нет. А? – Я посмотрела на друга жалобно-просящее.
– Пальчиков нет, зато мотив есть! – отрезал Мельников. – И еще какой мотив! А насчет пальчиков… Может, она и правда в перчатках орудовала?
– «Орудовала»! Слово-то какое! Она что, матерый бандит, по-твоему, серийная маньячка-убийца?! Почтенная мать семейства, предприниматель… Ты с ней поближе познакомься, поговори по душам: она же положительная во всех отношениях. А насчет того, что она за овощным ларьком пряталась… Это вообще, считаю, не доказано…
– Как не доказано?! Соседка показала…
– Соседка, Андрюша, видела, как мадам Удовиченко всего лишь стояла за овощным ларьком. Может, она высматривала, когда продавщица огурчики позеленее на прилавок выложит? Или, может, ей по малой нужде приспичило? Туалетов у нас в городе, сам знаешь, днем с огнем не найдешь. Хоть в штаны мочись! Вот она, бедняжка, и пряталась за ларьком, высматривала: не будет ли ее видно, если она тут, в закуточке, присядет ненадолго?
Мельников посмотрел на меня, как на душевнобольную:
– Ничего оригинальней не могла придумать?..
– А что?! – возмутилась я. – Помнишь, в прошлом году дело одно было – с убитым в подъезде стариком? Там один парень зашел в подъезд малую нужду справить, а потом там старика нашли, под лестницей. Его, как оказалось, убрали как свидетеля другого преступления. Так вот, парень-то оказался ни при чем! А сколько его, бедолагу, у вас мутузили?
– Знаешь, мать, что я тебе скажу? Зря ты взяла лицензию частного сыщика! Тебе надо было адвокатом устраиваться: ты, как я погляжу, защищать больно любишь!.. Нет, мать, не проси, все равно я твою протеже не отпущу. Я сегодня вообще недобрый, у меня настроение плохое.
– Это из-за восьмого дела? Андрюш, брось, завтра-послезавтра ты их все быстренько закроешь… А я тебе помогу. С делом домработницы. Знаешь, какую версию я тебе сейчас подкину? Держись за стул! Новые работодатели Карины! Спорим, что ее вы еще не рассматривали?
– Новые работодатели? – переспросил Андрюша нахмурившись, а его коллега Вася даже перестал пить чай и уставился на меня.
– Ну да! – обрадованно воскликнула я. – Ведь из дома Удовиченков она ушла полгода назад, и первое время ей квартиру никто не оплачивал, она ее сама сняла и сама за нее платила. Значит, ей нужны были деньги, и наверняка она устроилась куда-то в другое место, в другой дом. А что, если там она тоже подцепила какого-нибудь мужичка, а тот возьми и окажись, на ее беду, чьим-то мужем! А женушка оказалась ревнивой, и от избытка чувств… Что ты так на меня смотришь, Андрюша? Хочешь сказать, такого не могло быть? А помнишь, в позапрошлом году одно дело было? Там няню грохнули: она работала сначала в одной семье и издевалась над ребенком, а потом перешла в другую. Там она тоже отравила маленькую девочку, которая попала в больницу… Тогда все подозревали родителей первого ребенка…
– Да все я помню! – рявкнул Мельников. – Но мадам твою все равно не отпущу. Пока не нарисуется еще один подозреваемый с вполне приличным мотивом.
– Похоже, ты сегодня и правда недобрый, и настроение у тебя действительно плохое, – вздохнула я. – Но версию другой семьи ты все-таки рассмотри на досуге…
– Тань, я а, по-твоему, чем тут занимаюсь? – возмутился Андрей. – Чаи с Василием распиваю?! Кстати, Вась, ты кончишь тут чаевничать? Четвертый бокал уже дуешь! И куда только в тебя лезет, водохлеб?! Что, третий? Бокал третий? Так он же у тебя пол-литровый! Бери вон «Дело», копайся в документах. Короче, работай, а то уволюсь!
– Андрюшенька! – сказала я с восхищением. – Вот сразу видно, что ты – очень хороший начальник.
– Это почему? – насторожился Мельников.
– Потому что плохой начальник всегда говорит своим подчиненным: «Работайте, а то уволю!», а хороший говорит именно так, как ты только что сказал. И подчиненные боятся именно увольнения начальника, потому как еще неизвестно, какой придет на его место!
– Ты, мать, у нас философ, я смотрю. Только зря подлизываешься: все равно не поможет. Да, в квартире убитой мы нашли ее мобильник, а там – куча номеров! Их сейчас проверяет один наш сотрудник – Петя…
– Ах, Петя! Ну, тогда можно с полной уверенностью сказать, что все будет в порядке.
– Да, Петр проверяет все номера. Выясняет: кто такой абонент, где проживает, в каких отношениях состоял с убитой…
– Вот это как раз очень нужное и самое актуальное на сегодняшний день. Андрюш, а если нарисуется что-то определенное с новыми работодателями, ты ведь мне позвонишь, правда? – вкрадчивым голоском спросила я.
– Да как же я могу тебе не позвонить? Ты ведь тогда тут нас всех достанешь.
– Ну, в таком случае, я удаляюсь. Работайте, ребята, трудитесь, не буду вам мешать!
Я вышла от моего друга не в самом приятном расположении духа. Да и чему было особо радоваться?! Братец-уголовничек ночевал в кутузке, значит, повесить убийство сестры на него не удастся. Выпускать Маргариту Андрюша тоже не намерен. Но дело свое я сделала: Маргариту освободить попыталась, хоть и вышел мне обломштейн, версию другого работодателя Мельникову подбросила… Будем действовать все в том же направлении, что и раньше, пока мой друг будет шерстить знакомых по телефонному списку домработницы.
Вот только когда они их всех перешерстят?! Андрюша прав: дел у них невпроворот. И я его прекрасно понимаю: сама была в такой же шкуре. Когда я еще работала в прокуратуре, я помню, как нам навешивали по десять дел на нос, как мы сидели над ними до темноты, а нас потом еще вызывали на ковер, ставили по стойке «смирно» и устраивали разбор полетов. Именно тогда у меня и возникла мысль уйти из этого многоуважаемого ведомства и взять лицензию частного сыщика.
Я села в свою любимую машину. И куда мы теперь, Татьяна Александровна? Пожалуй, поеду домой отдыхать и, как сказал все тот же великий русский поэт: «Все думать, думать об одном и день и ночь до новой встречи…» С Мельниковым. Потому как у меня теперь одна надежда: что Андрюша найдет-таки тех людей, у которых работала погибшая до того, как стать погибшей.
Я ехала к своему дому. Хотя слово «ехала» в данном случае является, на мой взгляд, слишком громким: по всему городу были заторы. Пока я стояла в них, продвигаясь в направлении своей улицы в час по чайной ложке, я все продолжала обдумывать, как помочь Маргарите. Черт! Как неожиданно быстро мне удалось вытащить из кутузки Удовиченко-старшего – всего за двое суток! С мальчиком Женечкой было еще проще: сутки – и он на свободе. Ну тут, я считаю, мне просто повезло с Венчиком, повезло встретить его возле мусорных баков. Ведь если бы я не заметила его или, заметив, решила пройти мимо, не поздоровавшись с бомжами, я бы мальчика Женечку, скорее всего, вытаскивала до сих пор.
Но что же мне делать с Маргаритой Игоревной? Сначала я была даже уверена, что это она и есть тот самый третий посетитель, который побывал в доме Карины Овсепян. Теперь я в этом совсем не уверена. Но возникает закономерный вопрос: кто тогда был третьим, тем, который стрелял? Самое интересное, что Маргарита должна была видеть этого человека, да что там должна, она его видела! Ведь именно в это время она следила за подъездом. И этот человек никак не мог попасть в квартиру домработницы, кроме как через подъезд! Не в окно же он к ней влез! Да и соседка сверху видела мелькнувший край одежды и захлопнувшуюся дверь, и войди она в подъезд на тридцать секунд раньше…
Да, Маргарита видела убийцу, но она его или не знает, потому что они незнакомы, или знает, но не торопится мне назвать. В таком случае, этот человек… ей близок и дорог. И вот здесь – я чувствую – я что-то упустила. Во всей этой цепочке людей и событий как будто недостает одного звена. Какого? Пока не знаю. Но кого-то здесь точно не хватает. И это даже не новые работодатели Карины, с ними, я уверена, Мельников и его ребята рано или поздно разберутся. Не хватает кого-то другого, того, кто как-то косвенно проходил рядом с моим семейством, ну, то есть с семейством Удовиченко, разумеется, проходил незримо, как тень, буквально мелькал за их спинами… Кто же это, черт подери?!
Когда я наконец благополучно добралась к себе домой, я почувствовала такую усталость, что решила не ужинать, а обойтись одним только кофе и сигареткой и отправиться спать. Готового кофе не оказалось, я достала из стола кофемолку и засыпала в нее зерна.
Кто же является тем недостающим звеном в цепочке?..
Сидя в кресле с ногами, я пила мой любимый напиток, дымила сигареткой и чувствовала, как начинаю медленно, но верно сходить с ума…
Ровно в девять вечера, приняв душ, я завалилась спать.
