Глава 7
В окрестности уже знакомого мне особнячка с замысловатым фасадом и огромной клумбой напротив мы с шиком подкатили на раздолбанных «Жигулях» с не менее подержанным водителем за рулем, утомившим нас рассказами о сложностях частного извоза в нашем городе. Константин, на свою беду севший с ним рядом, щурился и молчал, демонстративно не обращая внимания на все его жалобы. Я, расположившись сзади, вообще была не у дел. Расплачиваясь, Костя назвал его долбанутым, что на него, обычно сдержанного до невозмутимости, совсем не было похоже.
К центру бабы Риты мы подошли пешком, под ручку, в лучших традициях прогуливающейся семейной пары, переправились через улицу и присели на вчерашнюю скамеечку. Я вслушивалась в свою интуицию, но, кроме тревожного возбуждения, не чувствовала ничего особенного. Константин же был хмур, собран и неразговорчив.
Возле замысловатого фасада стояла всего одна машина — ухоженная «Волга», более нигде мест, подходящих для скрытой парковки, не было, как не было и стоящего на приколе транспорта. Это меня не устраивало. Не устраивал и вот такой Константин угрюмый.
Руку свою он доверил мне без возражений, заинтересовавшись моими движениями. Обняв себя ею, я прикорнула на его плече. Сообразив, что к чему, он улыбнулся — наконец-то!
— Ты позвонила им затем, чтобы здесь нас встретил еще один убийца? Или очередная группа захвата?
— В точку, сэнсэй! — Я обхватила его руками и прижалась теснее. — Только не милиция здесь должна бы ждать, сегодня не то, что вчера, сегодня для ее действий нет повода и оправданий. Отморозки. Только, видишь, нет никого. И это меня тревожит.
— А не радует? Ты ничего не спутала? — Костя удивленно заглянул мне в лицо.
— Как может радовать то, что события начинают развертываться по неожиданному варианту?
— Зачем они тебе? — спросил он таким тоном, каким задаются только самые сокровенные вопросы — стыдливо и вкрадчиво одновременно.
Сэнсэй ты мой дорогой, соображал всю дорогу, ломал голову и тихо кипел от бессилия. Поэтому и «жигулист» стал у тебя долбанутым. Ничего, сэнсэй, я все-таки надеюсь, что очень скоро твое мужское достоинство и самолюбие рукопашного учителя получат повод для торжества.
— Очень хочется овиноватить в их глазах их работодателя — Салазарова. Как — пока не знаю. Для начала надо войти с ними в контакт.
— И уцелеть! — заканчивает Костя, но я продолжаю:
— Это как минимум!
По грязному, утоптанному снегу откуда-то из-за темных стволов каштанов появился вчерашний алкаш. С трудом ступая на подгибающихся ногах, он подошел к скамейке, на которой вчера пил вино, взялся руками за спинку и, утвердившись, повел вокруг мутными глазами. Он заметил нас не сразу, но, когда это произошло, приветственно взмахнул рукой и развесил в улыбке лиловые подошвы губ. Мы молча наблюдали за ним, но он ожидал большего, не дождался и, скривившись, медленно и выразительно погрозил пальцем.
— Знаешь что? — Константин с большим вниманием наблюдал за пьянчугой. — Я сейчас его попру!
— Не надо! — запротестовала я. — У него сейчас по режиму прогулка в этом сквере.
Константин даже рассмеялся:
— Ты и это знаешь?
— Я тоже ведьма, а «ведьма» в незапамятные времена означало «ведающая мать».
Алкаш, не дождавшись от нас ничего путного, отвернулся и, обреченно махнув рукой, отчего едва не свалился на бок, потопал на разъезжающихся ногах прочь, старательно удерживая равновесие.
— Знаешь, — повернулся ко мне Константин, — пойду-ка схожу туда, — и кивком указал через дорогу, на центр, — взгляну, как там и что.
Я поцеловала его, благословляя.
Оставшись одна, я первым делом извлекла из кармана замшевый мешочек и вытряхнула из него кости. Долго держала их в кулаке, не решаясь взглянуть. Есть поверье, что, вопрошая судьбу, можно сглазить будущее.
«3+16+30». Вот как! Эта комбинация запомнилась мне по расшифровывающей ее формулировке, одной из самых туманных, на мой искушенный взгляд.
«Хлопоты, доставленные вам и доставляемые вами, будут пустыми без откровения оракула, которое надо заслужить, употребив искусство дипломатии для достижения силы слова — ключа к его вещим устам».
Вот так! Спасибо, любезные, за помощь и совет! Буду держать это в памяти и пробовать сравнивать с происходящим. Возможно, в какой-то момент события расшифруют смысл формулировки, и станут ясны скрытые здесь рекомендации.
Высокая двустворчатая дверь в офисе бабы Риты время от времени открывалась, пропуская страждущих, в основном женского пола и солидного вида. Зимние долгополые меха и темная, блестящая хорошей выделкой кожа — престижная одежда, несгибаемая осанка, отстраненность во взорах. Многих высаживали и подхватывали подлетающие машины, иные шли пешком, неторопливо передвигая свои телеса.
Хорошая штука — достоинство, жаль, многие подменяют его напыщенностью.
А оживленно в центре-то, процесс целительства идет полным ходом. Я посмотрела на часы — самое деловое время! Во времена, близкие к Христовым, каждое исцеление наложением ли рук, молитвой ли считалось чудом. Исцеленные считались счастливцами. На целителей смотрели с благоговением. Сейчас все проще и естественней: дверь, коридор, касса, кабинет. Заплати и получи свою порцию! А потом иди важно, запахивая на себе кожаный плащ — дело, одно из запланированных на сегодня, сделано! А целить граждан обучают на курсах. За деньги, естественно.
К центру одна за другой подъехали две машины — «Жигули» и «Нива» четырехдверная, остановились поодаль.
Что это Костя задерживается так?
Из «Нивы» выскочил верткий, невысокий, без шапки, побежал к двустворчатой двери. Еще трое вышли из «Жигулей», закурили. Ребята как ребята, в куртках, крепкие. В двух машинах их восемь человек.
Тот, что без шапки, в спешке, рывком распахнул дверь. Из нее поплыл мужчина, на ходу заталкивая шарф под воротник плаща, а за ним наконец-то показался Константин. Глянул хмуро на держащегося за дверную ручку и пошел себе, засовывая руки в карманы и поеживаясь от ветерка.
Отморозки?
Из «Жигулей» выполз еще один. Расправил телефонную трубку, заговорил в нее, отвернувшись от остальных.
Я двинулась навстречу Косте, подождала его у края дороги.
— Никого нет, если это не они, — негромко проговорил, подойдя вплотную. — Вот эти, — и весь подобрался, посмотрел на меня с опаской. Неужели вид у меня такой?
— Здесь они с нами ничего страшного делать не будут, если мы их не спровоцируем, — говорю и чувствую, что щеки начинают гореть румянцем. — Надо, чтобы они нас увезли. Надо уехать с ними. Запомни это, Костя! — Беру его под руку. — Пошли! — И, перебегая через дорогу: — Не спеши махать ногами!
В дверях я пропустила его, погнала перед собой по коридору, мимо икон, к столу регистрации. Подручница восседала на своем месте, мило и вопросительно улыбнулась Косте. Вот он где пропадал столько времени! А при виде меня нахмурилась, но кивнула, хотя и без улыбки.
— Извиняюсь! — пролепетала я, не обращая внимания на больную, уже сидевшую возле стола. — Аннулируйте, пожалуйста, мой сегодняшний сеанс. Побывать на нем мне, к сожалению, не удастся.
Наверное, получилось у меня слишком громко. Необычно громко для этого места. У выхода, обернувшись, обнаружила, что привлекла внимание всех, находящихся в коридоре. И подручница смотрела на меня круглыми глазами, прижимая к уху телефонную трубку. Это было хорошо!
На улице, беспокоясь за Костину выдержку, я взяла его под руку.
— Байдук, вот они!
От «Жигулей» указали на нас телефонной антенной.
— Извините, пожалуйста, одну минуточку!
Тот, что без шапки, который бегал к подручнице узнавать обстановку, верткий Байдук поспешил к нам с приветливым выражением довольно симпатичного лица, замялся, не зная, с чего начать.
— Я слушаю вас!
Константин буравил его взглядом и ждал ответа.
— Дело в том, что вы должны поехать с нами, — пожал плечами Байдук, будто сам удивляясь своему предложению.
Глаза у него чистые до наивности. Сколько ему лет? Двадцать пять? Тридцать?
— Вот как? — ответил Костя довольно миролюбиво, поглядывая на остальных, сгрудившихся было возле машин, а теперь потихоньку, вразброд, двинувшихся к нам.
— Вы от Салазарова? — спросила я напрямик.
Байдук прикрыл глаза и несколько раз кивнул:
— Да! Да!
— Что вам от нас надо?
— Поговорить, — он очень хорошо мне улыбнулся — открыто, чуть склонив набок голову. Обернулся и махнул рукой своим. Те беспрекословно начали поворачивать вспять.
— Мы можем отказаться?
Костя пошевелился, отстраняясь от меня. Это можно было понять как подготовку атаки.
— Конечно, можете, но в этом случае и вам, и нам жить станет труднее. Поехали лучше, а? Салазаров вам — нож острый и нам давно поперек горла. Поговорим?
Вот это новость! Такого я не ожидала, правда! Будь на их месте уголовнички, с которыми дело мне иметь привычней, перед тем как вести разговоры, я постаралась бы выведать, кто он такой, этот Байдук, да подходит ли по авторитету. У отморозков же многое по-иному. А предложение — будто мои планы узнали. Осторожничать начнешь — обидятся.
— Зачем куда-то ехать?
Хорошо Костя играет, талантливо. Живет в роли.
— Ну, о таких-то вещах, да на улице… — немедленно отвечает Байдук слегка обиженно. — Да вы не беспокойтесь, они не поедут. Только вас двое, я и вон, Герка за рулем, — он кивает на «Ниву», в которой, откинувшись на подголовник, дымит сигаретой Герка.
Байдук, демонстрируя простоту своей души, берет меня под руку и со словами:
— Поехали, а? Ей-богу, я не только от своего имени хочу поговорить! Мы давно уже случая какого-нибудь ждем, и вот — как нарочно! — Мягко, но настойчиво тащит нас к машине. Мы упираемся с приличным случаю недоумением, но движемся. А Герка уже и дверь нам изнутри открывает.
«Жигули» с утолкавшимися туда бойцами уезжают еще до того, как мы оказываемся в машине.
Едем мы долго, почти за город, в промзону, на Вишневский тракт. В начале пути Константин, незаметно пожав мне колено, хотел что-то сказать на ухо, но я, отстранившись, легонько покачала головой и, незаметно же, нащупав под его курткой ремень, толкнула легонько несколько раз в это место, напоминая о пистолете. Думаю, что он меня понял. Куртку, во всяком случае, расстегнул.
Герка беспрестанно дымил, зажав сигарету в уголке рта, поглядывал на нас с Костей прищуренным от дыма глазом в зеркало заднего вида и двумя пальцами переключал передачи. Байдук трясся рядом с ним, не пытаясь оглядываться. Всего раз я хотела было заговорить, но он, подскочив как ошпаренный, прижал указательный палец к губам и показал на телефонную трубку, лежавшую возле рычага передач панелью вниз.
Раза два свернув и переехав пустырь, мы попали к обрушившемуся кое-где ограждению из бетонных плит и осторожно пробрались по кочкам и осколкам кирпича через один из таких проемов на заводскую территорию, напоминавшую театр военных действий недавнего прошлого. Недостроенные стены, здания без крыш, незастекленные окна — заводской долгострой, брошенный окончательно из-за отсутствия средств.
— Выходим! — скомандовал Байдук.
Цех, куда мы за ними пришли, вместо крыши имел над собой переплетение металлических ферм, а на полу, вдоль стен, лежали скрытые от солнца и потому не тронутые весною снежные сугробы.
Герка, метрах в десяти перед нами, не спеша шлепал по полу разбитыми кроссовками, а Байдука не было, и это мне не понравилось. Переступив порог несуществующих ворот, мы с Константином замешкались, оценивая ситуацию. Герка на ходу обернулся и махнул нам рукой.
— Пошли! Вот сюда! — и свернул за угол, ко входу на этажи не состоявшегося административного корпуса.
Мы двинулись следом, вдоль стены с несколькими дверными проемами. В первый из них я заглянула — там было темно и пусто.
— Где же вы! — раздался неподалеку голос Герки, мы пошли быстрее и миновали вторую дверь.
Чья-то рука шлепнулась сзади мне на лицо, сдавила губы. Сильно рванули за шиворот, подсекли ноги и швырнули через что-то, больно ударившее под коленки, на пол. Надо мной грохнуло и лязгнуло железо.
— Татьяна! — раздался глухо, будто издалека, голос Кости, и весело щелкнул выстрел.
— Приехали!
Я лежала на дощатом, загаженном грязными следами полу, а надо мной склонялся, мило улыбаясь, Байдук собственной персоной. Проем, через который меня сюда вбросили, оказался закрытым ржавой, целиком железной дверью с задвинутым засовом, возле нее стоял еще один, тот, что у центра бабы Риты указывал на нас телефонной антенной.
Стон, послышавшийся за дверью, закончился ревом, раздался еще выстрел, вскрик и удаляющийся топот.
— Убью! — донеслось издалека.
— Там проблемы, Байдук!
Я села и потерла колени.
— Разберутся! Их там шестеро! — Байдук выпрямился. — Хочешь, иди к ним! Иди, чего там, подумаешь, не вторым будешь, какая разница! А там охота! Она сейчас кончится!
Тот больше не сомневался, но напоследок глянул на меня, как на лакомый кусок, съесть который сию минуту не получается, повозился с дверью и вышел вон. Пока Байдук пыхтел над засовом, я была уже на ногах и даже отошла к окну, неплотно загороженному деревянным щитом. Он чувствовал себя настолько уверенно, что даже не обернулся на звук моих шагов. Это было мне на руку, но и задевало самолюбие. Что ж, бог даст, после сегодняшнего дня и отморозкам станет известно, кто такая Ведьма!
Там, за дверью, воевал Константин, и против него, скорее всего, действовала вся группа, встретившая нас у центра бабы Риты. Поэтому на дипломатию времени терять не следовало. Но на лице обернувшегося ко мне Байдука цвела такая неподдельно открытая до наивности улыбка, что я сдержалась, решив подарить ему шанс.
— А как же Салазаров? — спросила его укоризненно.
Он не дал мне оценить, насколько глупо это прозвучало.
На его резкий взмах рукой я отреагировала вовремя — закрыла голову руками. Коротко и тихо свистнул воздух, и что-то яро хлестнуло меня по рукавам, защищавшим лицо.
Он ответил мне, и больше ждать я не стала. Мои последующие действия можно было рассматривать как реплику на его ответ. Метнувшись вперед и одновременно поворачиваясь вокруг себя, — этакое вальсирующее движение, ускоренное раза в три, — я столкнулась с ним, и мы разлетелись в стороны, как два бильярдных шара. Его попытка ухватиться за меня не удалась благодаря закрутке, и он едва устоял на ногах. Не теряя времени, я вновь пошла на сближение, следя за его поднимающейся рукой со свисающей от запястья тонкой, блестящей цепью с грузиком на конце. Он уклонился, я ему это позволила и, пропорхнув мимо, локтем, торчащим из просеченного насквозь рукава, жестко встретилась с его лицом. Последний шаг был перекрестным, он развернул меня вспять настолько быстро, что все этапы падения отморозка я наблюдала, как на экране телевизора.
Байдук попытался сохранить равновесие, взмахнул руками — цепочка шлепнула его по спине, — двинул ногой и, запнувшись пяткой на ровном месте, рухнул навзничь, гулко ударившись головой об пол. Из носа его хлестала кровь.
Схватка не длилась и минуты.
Ведьма я или нет! Мысли промчались сразу по двум направлениям: «Убивают Костю!» — и я кинулась к Байдуку, с трудом затаскивавшему руку с цепью себе на лицо.
«Использовать его в дальнейшем!» — и, работая с бешеной энергией, согнула пополам его тело, цепью надежно связала запястья с лодыжками. Обшарила наскоро и из кобуры под мышкой выдернула маленький никелированный пистолет, кинула его в боковой карман.
— Отдыхай! — посоветовала.
Оттолкнувшись от него, вскочила, чувствуя себя от избытка энергии жестко сжатой пружиной.
В драке, где главную роль играют сноровка и быстрота, любая женщина, потрудившаяся пройти соответствующую подготовку, может выстоять против мужчины, а нередко и одолеть его, пользуясь природной хитростью и способностью быстро и правильно реагировать на изменения обстановки. Мужчины, более прямолинейные и твердые, обладают этими качествами в меньшей мере, но выигрывают в силе.
О силе я мечтала, в панике дергая засов и вспоминая, как нелегко справлялись с ним отморозки.
— Брызни на него! — услышала сзади и неожиданно отрезвела от этой грубости.
Окно! Деревянный, наспех сколоченный щит не производил впечатления прочного, и мне удалось с первого удара проломить одну из центральных досок. Повторила упражнение с тем же успехом, и — вот он выход, пожалуйста! Что значит хорошо поставленная атака ногой по верхнему уровню!
— Задом своим бабьим стукни! — посоветовал Байдук, задрав кверху окровавленное лицо.
Я ответила на совет пощечиной и вытерла о него ладонь.
Окно выходило в котлован, неблизкое дно которого было утыкано огрызками бетонных столбов. Рискуя сорваться, вылезла наружу, отмахиваясь от дощатых обломков, колотивших меня по голове и плечам, и по выступу стены, проходившему метрах в полутора ниже, двинулась к следующему окну, молясь об удаче. В глубине здания бухнул еще один выстрел и раздался многоголосый крик.
«Костя!» — заныла душа.
Хорошо, соседнее окно было неподалеку, потому что от возбуждения я совсем потеряла осторожность и, забыв о торчащих внизу арматурных штыках, шагнула широко и промашливо. Нога съехала с выступа, тело мотнулось назад, и, едва успев ухватиться пальцами за раму, я повисла над котлованом на одной руке, обмирая от страха и боли. В запястье кирпичным зубом впился угол оконного проема. Извернувшись и взбрыкнув ногами, я вскинула на него свободную руку. Пальцы сорвались, и рама, крякнув от нагрузки, вышла из притвора, приоткрылась наружу.
Пора было прощаться если не с жизнью, то со здоровьем и лететь вниз. И совсем было приготовилась к этому, как сверху раздалось:
— Эй, шлюшка, а где Байдук?
Герка изумленно смотрел на меня из окна, придерживая разваливающуюся под моим весом раму.
— Та-ам! — просипела я сквозь стиснутые зубы.
— Где? — Он высунулся по грудь и нагнулся ниже.
— Там! — крикнула и, рванувшись из последних сил, свободной рукой вцепилась в его плечо.
— Брысь! — заорал он, пытаясь отпрянуть, но не тут-то было!
Бросив разваливающуюся раму, я перебросила руку на его ворот, подтянулась к нему, скребя ногами по стене, и, оказавшись с ним нос к носу, жарко, со стоном выдохнула в его лицо. Он забросил руку мне на голову, нажал, но я впилась зубами в его щеку, и он, охнув от неожиданности, упал грудью на подоконник. Инстинкт самосохранения гнал меня вверх, и через секунду я уже боком ввалилась вовнутрь помещения.
Невольный мой спаситель, дыша не легче моего, отпрянул от окна и ударил меня ногой, метя в живот. Я встретила его башмак согнутым, напряженным коленом. Больно, но терпимо. Второй удар, направленный в ребра, встретила руками, от третьего увернулась, перекатившись с боку на бок. Герке потребовалась передышка, мне — нет, и вот я встала напротив, переводя дух и сверля его глазами.
Герка вытер кровь с укушенной щеки, шагнул назад и протянутой вбок рукой нашарил обрезок трубы длиною не меньше метра, наверняка приготовленный заранее.
— Ты что, здесь в засаде сидел?
— Да, гребаря твоего дожидался! — ответил с усмешечкой и, замахнувшись, кинулся на меня.
Тесно тут было, и уклонилась я с трудом. Он шаркнул концом трубы по кирпичам нештукатуренной стенки. Тесно! И, не дожидаясь повторения, я выскочила из комнатенки в темный коридор.
Снизу, по лестнице, поднимались люди. Судя по голосам — не менее двух. И поднимались быстро.
Я едва успела отскочить вбок и остановиться, как появился Герка со своей трубой наперевес. Я сбила его сбоку, коленом в живот, и не смогла подхватить трубу, грохнувшую о ступени, — да и поздно было!
— Тля! — на площадке, лестничным маршем ниже, двое уставились на меня, разинув от неожиданности рты.
— Тля-а! — и несутся на меня, согнувшись, прыгают через две ступеньки.
Убегать мне было некуда и некогда, и я прыгнула на них обеими ногами, сверху вниз, расшибла и покатилась с ними по лестнице. Попыталась вскочить, но они были сильнее или, может, выносливее, или досталось им сегодня меньше.
Подняли они меня вместе. Один — под мышки, другой — за руки, крутя их за спину. Справились! Я ждала удара по голове чем-нибудь тяжелым, или режущую боль в ребрах, против сердца, или еще чего-то в этом роде, но они поволокли меня вниз по лестнице, даже не ударив как следует, сильно толкая на ходу.
— Э-э! — проблеяли сверху.
Оттуда, с высоты двух этажей, смотрел на нас быстро очухавшийся Герка.
— Сначала спросите у нее, где Байдук! — проговорил он, морщась от боли.
— Ах ты, сука!
И один из моих мучителей, размахнувшись от души, ударил меня в живот. Но я успела согнуться еще до удара, почти повиснуть на заведенных назад руках, напрячься и приподнять одно колено.
Было очень больно и перехватило дыхание, но сознание я не потеряла. Герке только что досталось хуже.
— Пошли-и! Крючиться еще будешь, стерва!
Жесткая пятерня грубо стиснула мой подбородок, рванула голову кверху. Я едва утвердилась на подгибающихся ногах, потопала, куда вели.
— Герка, догоняй! — крикнул тот, что сзади.
Меня втолкнули в большую, низкую комнату с узкими, длинными прорезями под потолком, через которые в нее попадало немного дневного света.
«Подвал или цоколь», — решила я, окинув ее взглядом.
На полу лежал мертвец в задранной до груди куртке с грязным, будто подошвы об него вытирали, лицом. Не Костя. И это уже было хорошо!
Меня грубо швырнули в угол, на пол, я прижалась к стенке, поджав под себя ноги. Тот, что был все время сзади, нагнулся и взял меня за грудки, скрипнул зубами.
— Так где Байдук?
— В цеху, от входа вторая дверь направо, — ответила тихо, с ненавистью глядя в его волчьи глаза.
— Оставь шалаву! — потребовал второй, но он пропустил это мимо ушей, напротив, присел рядом, коснулся, будто лаская, волос на моем виске и неожиданно резко толкнул голову вбок, так, что я едва не стукнулась о стенку.
Пришлось закрыть глаза, чтобы не увидел он, какой злостью они разгорались. Не время. Поздно бы не было!
Вошел Герка со своей трубой.
— Помер? — спросил, кивнув на мертвого.
— Как же ты его завалил, а? — спросили у него.
— В ее мерина стрелял, — Герка указал на меня трубой, — а он им загородился!
— Байдуку расскажешь!
— Не видать тебе больше волыны! Будешь баранку крутить за полтысячи в месяц!
— Я ее мозги сейчас по стенке размажу!
Герка шагнул ко мне, берясь за трубу обеими руками.
— Погоди! Байдук у нее что-то узнать хотел!
Но Герка не слышал или не хотел слышать, шел ко мне деловым шагом.
Время рукопашной кончилось. Перед мертвым телом и занесенной над головой трубой иного выхода у меня не оставалось. Я, вскакивая на ноги, выдрала цепляющийся за стенки кармана пистолет Байдука, передернула затвор и два раза выстрелила Герке в голову. Он упал, развернувшись, и заскреб ногами пол все медленнее с каждым движением. Не ожидавшие такого исхода, отморозки замерли на полусогнутых ногах, будто приготовясь пуститься в пляс. Я направила на них ствол и, когда прошел звон в ушах, прорычала не по-людски:
— Лежать, ироды!
Один послушно повалился ниц, а другой быстро, как от пинка под зад, метнулся к выходу, сунулся в дверной проем и, едва не взлетев, отпрянул назад, повалился навзничь, немного не достав головой до ног мертвого. В комнату, подволакивая ногу, но прямой и грозный, как ангел мщения, вступил Константин.
Каким светом просияли его глаза при виде меня! И я, опускаясь без сил на прежнее место, подумала, что таким я его никогда не видела и не забуду никогда!
— Таня! — Он встал на колени, коснулся моего подбородка, погладил по голове, и рука его была легче перышка, а мне стало досадно за муть в глазах, из-за которой черты его лица расплывались, сколько ни смаргивай.
— Я не мог тебя отыскать! Наконец-то!
И вдруг пудовой кувалдой ударило по ушам, и сотней швейных игл впились в щеку и шею крошки бетона.
Константина развернуло, вскинуло ему руку, и она задергалась, изрыгая огонь из зажатой в ней смертоносной машинки, а рядом, в едином ритме с ней задергались в конвульсиях тела моих не состоявшихся убийц.
На этот раз в ушах звенело долго. Кровоточила мелкими царапинами шея. Еще и ноги дрожали, как я обнаружила, когда встала на них не без помощи Константина.
— Четверо, — пересчитала тела на полу. — Один шевелится. Костя, должны быть еще трое!
— Есть трое! — улыбнулся он.
Что-то губы у него бледноваты.
— Они в разных местах, неподалеку. Переломы, сотрясения. Ничего, выживут!
Он обнял меня поперек тела и повлек к выходу.
— Пойдем отсюда!
На полу зашевелился ушибленный им в дверях, приоткрыл глаза и попытался сесть.
— Подожди! — попросила я сэнсэя. — Теперь самое главное! — И, присев возле шевелящегося тела, взялась приводить парня в чувство.
Мы вели его по лестнице вверх чуть ли не под руки, как пьяного. Он и был пьян от страха и потрясения. Он и Байдук, связанный по рукам и ногам и запертый, на его счастье, за ржавой дверью — вот и все наши противники, более-менее уцелевшие в навязанной нам драке.
Мы усадили отморозка под ржавой дверью, прислонили к ней спиной, погрохали в нее ногами и, добившись потока матерщины с той стороны, рассказали ушибленному, каким путем можно добраться до его начальника. Убедившись, что до него дошло и что он все хорошо понял, переключились на самого Байдука. Не то чтобы общение с ним мне доставляло удовольствие, но надо же было извлечь какую-то пользу из переделки, в которую мы попали. Впрочем, ничего оригинального я не придумала, но сработать могло.
— Байдук! — заорала я срывающимся голосом. — Вешайся! Вчера в подъезде в меня стреляли, и очень скоро припорола милиция. Салазаров сдал киллера ментам, чтобы утопить концы. Сегодня то же самое он поручил твоим головорезам. Как думаешь, контора скоро пожалует? Байдук, мы на тебя не в обиде, поэтому советую, подхлестни бойца, он здесь, у двери, чтобы к тебе через окно пробрался и выпустил от греха подальше. И сматывайтесь, не медлите, в подвале трупы! Одну машину мы вам оставляем. Ты меня понял?
— Эй, шлюшка! — донеслось из-за двери. — Ты сама, что ли, ментов навести хочешь?
Не откажешь в сообразительности отморозку! Но, как говорится, посеянные семена взойдут!
— Меня саму вчера после того горе-стрелка милиция по городу до утра гоняла, и это — чистая правда!
И, не обращая больше внимания ни на какие звуки за ржавой дверью, мы с Константином покинули это место, поддерживая друг друга под руку.
Четырехдверная «Нива» в заводском дворе дожидалась теперь только нас. И телефонная трубка, панелью вниз, лежала возле рычага передач.
Я перевязала Константину предплечье, использовав для этого кое-что из белья. Глубокая, болезненная, но, к счастью, уже почти не кровоточащая царапина, пропаханная пулей, прошедшей по касательной. То-то, я смотрю, губы у него бледные!
Я же была всего лишь слегка побита, синяками и царапинами отделалась, но верхняя моя одежда была в ужасном состоянии. Показываться на люди в таком виде — чистое безрассудство.
Мы не торопились, привели себя в относительный порядок, посчитали раны и ушибы, оказали друг другу первую помощь — времени прошло достаточно не только для освобождения Байдука, но и для оценки им результатов операции. И мы двинулись в путь.
Выехав на Вишневский тракт, остановились для телефонных переговоров.
Связавшись с дежурным по горотделу, Константин срывающимся от волнения голосом продиктовал координаты театра военных действий и сообщил, что пропавший майор милиции, фотографию которого недавно передали по телевидению, находится там и что в настоящий момент над ним готовится расправа.
Получилось у него это здорово! Мы не успели выкурить и по сигаретке, как мимо нас промчались несколько машин с тревожными маячками над лобовыми стеклами.
Жаль, мои сигаретки с ментолом от кулаков и чужих ног превратились в труху, и курить пришлось дерущую горло Костину «Яву».
Алла Анохина взяла трубку и очень обрадовалась известию, что у меня для нее куча свежих новостей, относящихся к делу Жени Реутовой. Ее даже не смутила просьба подъехать за нами в условленное место и отвезти по указанному адресу. За материалом она готова была гнать машину хоть на край света.
— Едем ко мне, Костя. Ванна, обед и короткий отдых — это я тебе обещаю!
Он улыбнулся все еще бледными губами:
— Как там Наполеон говаривал, — главное — ввязаться, а война план покажет? Ввязались!
На это не возразишь! И не планы нами теперь двигают, а события, уже происшедшие и тянущие за собой последующие. Ситуация требовала действий, которые бы переводили возможное в необходимое. Карма-йога какая-то! Дай бог разумного выбора!
— Что скажут соседи! — охнула я, демонстрируя свои просеченные насквозь рукава.
