Глава 7
Полет
Пилота звали Максим. Это был веселый словоохотливый парень, который всю дорогу иронизировал по поводу этого странного, на его взгляд, воздушного путешествия.
— Для вашей работы вы слишком болтливы, — заметила я, поскольку не собиралась объяснять ему, что мне понадобилось делать в Каменке.
— Знаете, мое начальство тоже так считает. Поэтому я в основном перевожу грузы. А сейчас временно занимаюсь пассажирскими перевозками. У меня был друг, Пашка Заболотный, вот такой парень! — Он выставил вперед большой палец правой руки и даже причмокнул при этом губами. — Сегодня утром позвонили на аэродром и сказали, что он умер. Ни с того ни с сего. Он никогда и ничем не болел, все медкомиссии проходил шутя. И вдруг — сердечный приступ. Представляете?
«Странно, — подумала я тогда, — уже не первый раз слышу о том, что умирают совсем молодые мужчины. Не выдерживают, наверное, такой жизни». Но вслух ничего не сказала. Мы с Земляникиным молча курили и даже не имели возможности перекинуться парой слов: не та была обстановка.
Из аэропорта мы сразу поехали ко мне домой. Я села за телефон, а Миша, так звали моего гостя, водителя спецАТХ, принялся варить на кухне спагетти.
— Эмма, ты жива? — спросила я, мысленно переносясь в Лопухино. — Как поживаешь?
— Тоска смертная. Ты же обещала за мной приехать. Что-нибудь случилось?
— Обстоятельства несколько изменились. Пришлось кое-куда слетать…
— Что сделать? Не расслышала. Слетать? — Голос ее изменился, она как будто сразу осипла.
— С тобой все в порядке? Такое ощущение, словно тебя кто-то схватил за горло.
— Нет, все нормально. А куда ты летала?
— Не могу сказать. Да тебе это и не обязательно знать. Послушай, а ты не знаешь, кому принадлежала собака колли, которую подстрелили в Кукушкине?
— Подстрелили? Где? В Кукушкине? Представления не имею. Я там вообще никого не знаю. Бегали какие-то собаки, целыми стаями, но при чем здесь это?
— Жди меня, я скоро приеду. — И я повесила трубку.
Миша на кухне колдовал над кастрюлей. Пока спагетти томились под крышкой, я пыталась выведать у него все, что было ему известно.
— Кто из вас двоих увидел трупы?
— Трупы? Разве он был не один? Я лично видел только один. Мужчина в футболке. Его застрелили прямо в сердце. И я грешным делом подумал, что это Сашка промахнулся. Я даже не стал ему ничего говорить, а просто сказал, что пора ехать.
— Поэтому-то и колли оставили?
— Конечно. Тут все бросишь, хоть мешок с золотом, лишь бы не вляпаться. Но вы сказали про трупы? И сколько их?
— Я видела три. Двое мужчин и женщина. И, судя по всему, все убиты в одно и то же время, как раз тогда, когда производился отстрел собак.
— А что Сашка? Вы его видели? Неужели его больше нет? Я не могу поверить.
Ну вот, сейчас лирика начнется.
— У вас все на работе пьют?
Он вздохнул и махнул рукой. Все понятно.
— И все-таки, Миша, может, вы заметили какую-нибудь машину на дороге? Или перед тем, как войти в лес, услышали какие-нибудь голоса? Ведь эти люди до того, как вы начали стрелять, находились в лесу. Вы понимаете, о чем я говорю? Расскажите поподробнее, как было дело.
— Очень просто, как обычно. Остановили машину возле леса, Саша пошел первый и крикнул уже из леса, что там, на небольшой поляне, спит целая стая собак. Видать, пожрали и улеглись. Я взял пистолеты, один передал Сашке, и мы стали по ним палить.
— Неужели вы больше никого не заметили в лесу?
— Тишина была необыкновенная. Да и разве собаки улеглись спать, если бы в лесу были люди? Посудите сами.
Он был прав. Но не с неба же упали эти трое. Жаль, что у меня не было времени хорошенько рассмотреть это место. Может быть, там какой-нибудь шалаш или что-то похожее?
Я тряхнула головой, опрокинула на дуршлаг спагетти, добавила в них масло и разложила по тарелкам. Затем достала кетчуп с грибами.
— Вы не стесняйтесь, Миша. Ешьте. Домой вам все равно нельзя. Поживете некоторое время у меня. Здесь безопасно. Но если ко мне кто-нибудь придет, то сразу же уходите в дальнюю комнату и затаитесь там, хорошо?
— А если придет ваш муж?
— У меня нет мужа. У меня есть друг, но я ему все объясню. Он не будет убивать вас из ревности. Вас хочет убить совсем другой человек…
— Подождите! — вдруг вспомнил Миша. — Мне кажется, что я видел там «Запорожец». Прямо в кустах, недалеко от дороги.
— Цвет не заметили?
— То ли красный, то ли оранжевый. Что-то в этом роде…
Я сидела, пила чай, смотрела на Мишу и думала о том, что, если бы не вертолет, то оранжевый «Запорожец» привез бы в Каменку убийцу и теща Земляникина сменила бы белую косынку на черную.
Оставив Мишу на кухне, я пошла в спальню, извлекла из-под подушки гороскоп друидов, полистала его, затем, достав монетки, погадала по «ИЦЗИНЮ». Четыре пунктира, сплошная линия и снова пунктир. «Эта гексаграмма символизирует сознательное уединение…» Ничего себе уединение. С водителем из спецАТХ. «…Ваше нынешнее состояние подобно состоянию генерала, решающего, когда лучше всего начать наступление». Если бы еще знать, с чего начать и на кого наступать. Это на войне все видно: справа наши, слева враги. Заряжай оружие и стреляй. А здесь? Вроде бы кругом все тихо и спокойно. Но вот один из таких спокойных и тихих людей убил в лесу троих. И за что? «Будьте внимательны, отбирайте себе в союзники людей с добрыми намерениями, и хотя удача в данный момент сопутствует вам, не забывайте о мерах предосторожности».
Я вышла в прихожую и приблизилась к двери. Не забыла ли я ее запереть? Посмотрела на всякий случай в «глазок». Никого. Поедем дальше. «Вы получите неожиданное известие…» Это уже интересно. Но вряд ли я его получу, если буду сидеть дома. Хотя после обеда и хотелось поспать, я взяла себя в руки, умылась холодной водой и, объяснив Мише, как нужно себя вести в случае, если мне кто-нибудь позвонит или придет, поехала к Леве Медвянникову.
Он сам встретил меня на проходной.
— Я же тебе сказал, что вечером, — проворчал он, отводя меня в сторону и доставая какие-то бумажки.
— Так что, еще не готово?
— В принципе готово, просто у меня там лаборантка такая хорошенькая, мы только с ней расположились… чтобы заняться анализами, как твой звонок. Короче, так. Хозяйка этих шикарных трусиков времени зря не теряет. Один день она любит одного мужчину, того самого, сперму которого ты мне принесла в резиновой упаковке, а уж кто другой — угадай сама. Но что не моя — это точно.
Я так расстроилась, что даже забыла поблагодарить Леву. Вот это Алина! Наверное, она от такой бурной сексуальной жизни и поседела до времени. Торопится жить девчонка. Но это ее проблемы. Хотя уже пару дней, как ей стало легче. Один партнер приказал долго жить. Причем жить приказал в самом шикарном смысле этого слова.
Я помчалась в Лопухино.
Эмма встретила меня мрачным взглядом. Она заметно осунулась и побледнела за то время, что мы не виделись.
— Уж не заболела ли ты, Эмма? — проявила я заботу и приложила ладонь к ее лбу. Он был холодный.
Я не стала ей ничего рассказывать про тела, обнаруженные мною в лесу. На ней и так лица нет.
И вдруг мне стало нехорошо. А почему это я так уверена, что сперма, найденная в презервативе, принадлежит именно Якову? Что-то случилось с моей бедной головой. Похоже, я переела спагетти. Но, вспомнив о том, что сейчас мы с Эммой поедем к ней домой искать сейфы, я как-то сразу успокоилась. У них тоже есть корзина для грязного белья. Я видела ее в ванной. И даже успела заметить, что она не пустая.
— Поехали. Только скорее.
Я нахлобучила на Эмму черный парик и черные джинсы.
— Не забудь про черные очки и возьми их на всякий случай.
Всю дорогу мы курили. Я размышляла о сексуальной жизни Алины. Прикидывала, кто может быть ее любовником? Или, если выражаться точнее, любовниками?
Охрана грызла семечки и самым беззастенчивым образом плевала шелуху на пол подъезда. Я сделала им внушение и вынесла из квартиры веник и совок.
Эмма между тем осматривала квартиру и лишь качала головой.
— А теперь представь, что тебя ограбили. Есть разница?
— Я боюсь, — она повернула ко мне свое искаженное каким-то животным страхом лицо. — Боже, как я боюсь. Я, наверное, не смогу пойти завтра на похороны…
— Ну, ты это брось… Ты давай, вспоминай, как открываются сейфы, мы их посмотрим вместе, а я пока помою руки.
Мыла руки я ровно столько, сколько надо человеку, чтобы отыскать в корзине несколько пар мужских трусов. Я понимала, что это кощунство и все такое прочее, да и занятие это было не из приятных. Однако все расфасовала по пакетам, перчатки выбросила в окно — еще один дурацкий поступок, — руки вымыла. А потом вернулась к Эмме.
— Смотри. — Она стояла перед голой стеной. Затем нажала на нечто невидимое глазу, находящееся в самом центре орнамента на обоях, и сразу же что-то щелкнуло, послышался мелодичный звон, в стене образовалось окошко.
— Здесь какие-то документы, — равнодушно проронила Эмма. Я достала из сейфа папки, набитые бумагами, и сложила их в специально прихваченную для этой цели дорожную сумку.
Эмма двинулась в спальню. Там, рядом с исковерканным сейфом, в стену был вмонтирован еще один тайник.
— О! — воскликнула она, оживая. — Деньги!
И действительно, там лежали доллары. Много-много пачек. Она протянула их мне.
— Вот, а то ты меня постоянно бодаешь какими-то счетами, мелочишься… Бери, трать на свое усмотрение. Если будет мало, скажешь еще.
Больше тайников не было.
— А где все барахло-то? — спросила она. Я посмотрела на нее с подозрением. Вроде бы я объясняла уже этой бестолковой даме, что, куда и почему. Пришлось повторить.
— Может, мне лучше в тюрьму сесть, спрятаться, а?
— Дело твое, конечно, — я пожала плечами.
Она по-прежнему молчала, а я не настаивала на том, чтобы она рассказала мне, кого она так боится и что ей угрожает. Как припечет, все расскажет. Боязнь смерти — действенный стимул.
Я отвезла ее обратно в Лопухино.
Там, в доме, заглянув в холодильник, увидела, что продукты почти нетронуты.
— Ты почему не ешь?
— Фигуру соблюдаю. Вернее, диету. Оставь меня в покое. Мне кусок в горло не лезет, разве ты не понимаешь? Я курю, пью соки, ем бананы и снова курю.
— А апельсины почему не ешь?
— Не люблю. Они кислые. Хотя сок иногда пью. Но почему тебя интересуют мои гастрономические привязанности?
— По кочану, — ответила я и снова направилась к выходу. — Мне пора. У меня масса дел. Жди моего звонка. Может, что-нибудь да прояснится. Да, кстати, у Алины есть какой-нибудь парень?
— Не знаю, — жестко ответила Эмма, стаскивая с головы парик и устало проводя руками по лицу. — Я ничего не знаю и ничего знать не хочу.
Как я пожалела, что у меня под рукой нет вертолета. Начался дождь, небольшой, слепой и какой-то солнечный. Но я старалась не замечать ничего, кроме дороги. Я снова мчалась в город. На заднем сиденье машины лежала дорожная сумка с документами Липкина. Их изучением я должна заняться сегодня дома. Но вот когда я там окажусь — этого не знал никто.
Мне нужна была кое-какая информация, но как выудить ее, если ты не являешься представителем родимых правоохранительных органов? Остается одно: обманным путем.
По дороге в загс я снова заехала к Леве Медвянникову.
— Ты опять с трусами? — улыбнулся он, но улыбка у него была уже более радостной.
Должно быть, они славно поработали со своей медсестрой. Или лаборанткой. (Главное, что не с лаборантом.)
— Ты все понял, Лева? — спросила я, доставая деньги и, ни слова не говоря, запихивая их ему в карман.
— Понял. Ну, Танька, если куплю на все твои деньги дачу, тебя первую приглашу на шашлык.
Шашлык — это хорошо.
— Завтра утром — постарайся, Левушка. Это очень важно.