Глава 9
Несколько бессонных ночей дали о себе знать – проснулась я только к обеду. Если бы Писаренко об этом узнал, его наверняка стала бы душить жаба из-за тех командировочных, которые он мне выдал, повинуясь импульсу. Или я слишком плохо о нем думала? Во всяком случае, если бы я знала заранее, в какие бытовые условия мне придется окунуться, то запросила бы еще больше. Снова не было горячей воды, зато на улице разгулялся проливной дождь. По-хорошему, из гостиницы вообще не стоило сегодня высовываться, чтобы не утонуть в грязи. Но я всегда была девушкой ответственной, поэтому сидеть в номере и ждать хорошей погоды не собиралась. Надо было работать.
Вспомнив совет клиента, я достала из дорожной сумки теплый свитер. Потом мой взгляд упал на грязные полусапожки, которые я вчера забыла вымыть, и пришло сожаление, что не купила солдатские штиблеты. Таня, может, тебе надо было приобрести еще и плащ-палатку? Да, подруга, еще несколько дней в этой дыре, и ты напрочь лишишься всяких условностей, будешь носить не то, что модно, а то, что удобно. Ни-ког-да!
Почистив полусапожки и вооружившись зонтом, я вышла на улицу. Ноги сами собой повели меня в ресторан «Азия», который вчера показался мне маленьким островом цивилизации в этом зачуханном поселке. Поскольку подошло время обеда, а завтрак я пропустила, то такой маршрут был вполне оправдан.
Швейцар принял меня сегодня с особой благожелательностью. Он поздоровался со мной как с хорошей знакомой и даже пожелал мне приятного аппетита. Это было очень приятно. Я зашла в зал и увидела несколько занятых столиков, в том числе и тот, за которым сидела вчера. Надо сказать, что мое появление вызвало там настоящий фурор. Все посетители, а это были исключительно молодые люди лет этак от семнадцати до тридцати двух, оторвались от своих тарелок и уставились на меня, раскрыв рты. Междометия, донесшиеся до моих ушей, заставили меня слегка покраснеть.
Сев за крайний столик, я раскрыла меню и стала заинтересованно изучать его, хотя в этом не было особой необходимости – названия вчерашних блюд мне хорошо запомнились. В моей душе стало зреть недоброе предчувствие. Что там предчувствие! Cитуация была слишком очевидна и однозначна – в покое меня здесь не оставят. Может, встать и уйти? Нет, это не в моем стиле!
Я на миг подняла глаза и встретилась взглядом с небритым парнем в спортивном костюме. Он улыбнулся мне и что-то шепнул своему соседу, тот загоготал, как натуральный псих. Ясно, что в мой адрес была отпущена сальная шуточка, но я на это никак не отреагировала.
Как назло, в зале не было официантов, а бармен за стойкой стоял к посетителям спиной и перебирал бутылки на полке.
Дерзкий упорный взгляд небритого братка здорово щекотал мои нервы, но я упорно делала вид, что не замечаю такого пристального внимания к своей персоне. Тогда невольно очарованный мною посетитель ресторана не нашел ничего лучшего, как пересесть за мой столик, естественно, не спросив на это моего разрешения. Я догадывалась, что о правилах хорошего тона он не слышал даже краешком уха, хотя его органы слуха были изрядно оттопыренными.
– Тебя как звать? – спросил он, проведя своими огромными лапищами по моим волосам.
Я отстранилась, бросив на него сердитый беглый взгляд, но это не помогло – обнаглевший кавалер пододвинулся ко мне еще ближе. От него пахло приличными сигаретами и вполне сносным одеколоном, но вот на шее, под стойкой его «олимпийки», я успела заметить фрагмент огромной татуировки. Это наталкивало на определенные выводы – на свою беду, я привлекла внимание одного из местных авторитетов. А почему, собственно, на беду? Еще вчера я не знала, как выйти на Марата Кураева, а сегодня судьба дала мне шанс наладить связи в Светличном. Я смущенно улыбнулась и назвала свое настоящее имя.
– Таня, значит, – парниша чему-то самодовольно ухмыльнулся. – А я Мирон. Ты что-нибудь слышала обо мне?
– Нет, я только сегодня приехала, – сказала я, глядя в меню и не смея поднять на Мирона глаз.
– А зачем приехала? – спросил он, продолжая гладить меня по волосам.
– Я здесь в командировке, меня послали на мясокомбинат, но я там еще не была.
– Я тебя туда провожу. «Коровник» у меня на контроле. Рома! – Мой «благодетель» подозвал неизвестно откуда взявшегося официанта. Тот мгновенно вырос у нашего столика. – Прими у Танечки заказ. А ты, милая, ни в чем себя не ограничивай. Я плачу!
Я запоздало поняла, что сболтнула лишнее насчет мясокомбината и это может здорово осложнить мое пребывание в Светличном. Таким людям, как Мирон, врать нельзя. Надо либо молчать, либо говорить чистую правду. Вяжущий комок подступил к моему горлу, а потому напрочь пропал аппетит. Рома стоял над душой, и мне пришлось сделать заказ. Правда, мой голос слегка осип от нервного перенапряжения. Мирон, не воздержанный в словах и жестах, продолжал составлять мне компанию, уверенный в том, что я балдею от его внимания. На самом деле я почти окостенела от растерянности.
«Таня, а ведь ты одна против дюжины здоровенных ребят», – крутилось в моем мозгу.
– Пообедаешь, а потом сразу и пойдем ставить печати в твоей бумажке. Не возражаешь?
– Может, не стоит? – неимоверным усилием воли я изобразила на своем лице бледное подобие улыбки. – Зачем вы будете тратить на меня свое время? Я уж как-нибудь сама справлюсь.
– А ты не понимаешь? Я хочу, чтобы у тебя, Танечка, было больше времени для меня. Ха-ха-ха, – заржал Мирон. – Я познакомлю тебя с нашими достопримечательностями. У нас здесь много красивых мест... Короче, Таня, я тебя теперь никуда от себя не отпущу!
Да, подруга, ты влетела по полной программе! Отделаться от этого Мирона будет не так-то просто, а главное – легенда, которая с легкой подачи Пинкертона к тебе прилипла, гроша ломаного не стоит. Почему здравый смысл не удержал тебя от опрометчивых слов? Очень скоро этот крутой парниша уличит тебя в беспардонной лжи. Ему это наверняка не понравится.
Как же от него отвертеться? Сложившаяся ситуация казалась практически безвыходной. Любая попытка объяснить, что я не хочу продолжать наше знакомство, была обречена на провал. Мирон явно относился к неврубающейся категории особей мужского пола. Откровенно говоря, я не знала, как модифицировать свое поведение, чтобы мы могли спокойно, без всяких обид разойтись в разные стороны.
Дыхание, обжигавшее затылок, стало слишком горячим, надо было срочно что-то предпринимать, но я не решила для себя, что мне выгоднее – позволять Мирону считать меня своей легкой добычей или взбрыкнуть. Вдруг моему новому, сексуально озабоченному знакомому кто-то позвонил по мобиле, и, выслушав несколько слов, он сильно занервничал. Сначала его рука перестала гладить мои волосы, что меня неимоверно обрадовало. Потом Мирон немного отодвинул свой стул в сторону, а к его речи примешалась неблагородная лексика, состоявшая из тюремных жаргонных выражений.
Тем временем официант принес мне часть моего заказа. С каким удовольствием я бы выхватила у него из рук поднос и обрушила его на голову моего кавалера!
– Таня, тут такое дело... Я вынужден тебя покинуть. Придешь в «коровник», скажешь секретарше, что ты от меня, она все для тебя сделает. А мы с тобой встретимся здесь вечером, в семь часов. Хорошо?
– Хорошо, – ответила я.
– Только не вздумай меня обмануть, я тебя все равно найду! – сказал Мирон, засунул в карман официанта несколько купюр и решительной походкой направился к выходу, а за ним последовала его многочисленная свита.
Облегченно вздохнув, я приступила к отбивной. Впрочем, моя радость длилась недолго. Мне по-прежнему было невдомек, как дальше заниматься расследованием. К тому же я опасалась, что знакомство с Мироном не только не облегчит выполнение моей и без того нелегкой миссии, но еще больше все усложнит.
Пообедав, я машинально полезла в сумку за деньгами, но Рома напомнил мне, что все уже оплачено.
Ну вот, Таня, теперь ты еще и обязана этому Мирону обедом, будь он неладен!
Выйдя из ресторана, я огляделась по сторонам – моего нового знакомого и его свиты нигде видно не было. Дождь закончился, но небо показалось мне угрюмо-пасмурным. Появилось скверное ощущение пустоты. Немного подумав, я пошла обратно в гостиницу, потому что мне захотелось спросить совета у гадальных двенадцатигранников, а они находились в номере. Как назло, именно в это время горничная там убиралась. Мне пришлось дождаться, когда она уйдет, и только потом достать из дорожной сумки малиновый бархатный мешочек с косточками.
Я мысленно задала им вопрос: «Чем мне грозит знакомство с Мироном?» Метнув двенадцатигранники на стол, стала ждать, затаив дыхание, когда они остановятся. Одна косточка упала на пол, я наклонилась за ней и взглянула на число, выпавшее на верхней грани. Это была восьмерка. В целом сложилась следующая числовая комбинация: 16 + 26 + 8. Ответ на вопрос заставил меня и удивиться, и призадуматься. Он гласил: «Возможно, вы будете обрадованы неожиданно свалившимся на вас выигрышем».
Неужели знакомство с местным авторитетом принесет мне практическую пользу, будет для меня, так сказать, выигрышным? Или это толкование надо понимать буквально – я, возможно, выиграю с ним или с кем-то другим в карты. Тьфу, глупость какая-то! Ни в какие азартные игры играть ни с Мироном, ни с кем-то другим я не собиралась. А что касается свидания с ним в «Азии», то оно было под большим вопросом. Не нравился мне этот тип, совсем не нравился. Здравый смысл просто кричал о том, что общение с ним могло принести больше проблем, чем пользы.
После гадания осталось чувство неудовлетворенности. Оно не помогло мне выработать ни тактику, ни стратегию дальнейшего расследования. Надо было задать другой вопрос, но, как говорится, хорошая мысля приходит опосля.
Когда зазвонил мобильник, я даже вздрогнула от неожиданности и предположила, что это Писаренко. «Сейчас он снова будет напрягать меня своими расспросами», – подумала я, но ошиблась. Это звонил не Александр Станиславович, а моя новоиспеченная агентесса, отставная певица. Я ответила ей только потому, что она могла запоздало донести до меня какую-то новую информацию, но это снова была ошибочная мысль. Елизавета Артуровна, извиняясь через слово, стала спрашивать меня, нет ли для нее нового задания. Я вежливо сказала ей, что ничего нет, и отключилась, а после этого обозвала агентессу дурой.
На душе было паршиво, впору расписываться в собственном бессилии. Я смотрела в окно, и вдруг мой взгляд сконцентрировался на небольшом кирпичном доме, находящемся недалеко от гостиницы. Именно в нем жил Пинкертон. Я запоздало поймала себя на мысли, что Юрий Борисович не случайно намекнул мне, что его жена осталась в Оренбурге нянчить внука, и показал, где он живет. Скорее всего, он ненавязчиво приглашал меня в гости, если вдруг у меня возникнет необходимость снова пообщаться с ним по делу. Напрасно я поначалу отнеслась к нему с какой-то профессиональной ревностью, а потом еще и заподозрила в желании завести со мной интрижку. Теперь пришло осознание того, что на чужой территории местный опер, пусть и в отставке, не конкурент мне, а помощник, в котором я так нуждалась. Да, помочь мне в расследовании мог только Юрий Борисович! Других кандидатур на горизонте просто не было.
* * *
Пинкертон принял меня очень радушно.
– Польщен вашим визитом, польщен, – сказал он и пригласил войти в дом. Затем, как галантный кавалер, он помог мне снять куртку, дал тапочки и предложил чай.
– Спасибо, но я недавно из «Азии». Лучше давайте поговорим о деле.
– Вон оно как! – удивился пенсионер. – Разве мы вчера не обо всем поговорили?
– Юрий Борисович, подскажите мне, как лучше подкатиться к Кураеву? – начала я, как говорится, с места в карьер.
– Это сложно, да и надо ли тебе это? – Пинкертон перешел на «ты». – Он ведь ничего тебе не расскажет и уж тем более ни в чем не признается. Это ведь совсем не в его интересах. Признаюсь, думал я над твоей задачей, думал и хочу сказать, что дело это безнадежное, одним словом, висяк. К нему ни с одной стороны не подступишься. По-моему, ты здесь только зря время проведешь, и все.
– Да, Юрий Борисович, не ожидала я услышать от вас такое, никак не ожидала. Неужели вас совершенно не взволновала судьба Сони Кривцовой? Вдруг ей нужна наша помощь, а мы медлим...
– Не надо давить на мои чувства. Соня сама сделала тогда свой выбор. Все эти годы я считал, что она виновна в смерти Розы Кураевой, потому и утопилась. Если же не виновна, тогда я вообще ее не понимаю, да и Нину, мать ее, тоже. Как им в голову только могло прийти такое! Инсценировали самоубийство, выкрали чужой паспорт...
– А что, по-вашему, Кривцовой оставалось, если Кураев ее подставил? На зону, ясное дело, ей не хотелось, на тот свет тоже.
– Надо было в областную прокуратуру обращаться, там бы во всем разобрались, – высказался Пинкертон. – Это я вчера при Люсе не стал свое мнение высказывать, но тебе, Таня, говорю все, что думаю. А думаю я, что недолго ей пришлось быть Ольгой Верещагиной. Скорее всего, Сони уже нет в живых, и теперь она как раз на дне какой-нибудь речки покоится.
– Почему вы так уверены в этом?
– Ты сказала, что пропала Софья дней десять назад, так Кураев как раз в это время уезжал из Светличного, причем не один, а с Мироновым...
– С Мироновым, – повторила я. – Это такой невысокий тип с татуировкой на шее?
– Он самый. Все его зовут просто Мироном. Кликуха у него такая. А ты его уже знаешь?
– Примерно час назад я с ним в ресторане «Азия» познакомилась. Он меня вечером на свидание пригласил...
– Тогда тебе прямая дорога от меня в гостиницу за своими шмотками, а оттуда – на автовокзал. Ближайший и последний рейс через час с небольшим, на него ты как раз успеешь.
– Юрий Борисович, вы меня совсем уж за неопытную девочку держите, а я, между прочим, частный детектив со стажем, у меня за плечами более двухсот успешных дел!
– Сколько, более двухсот? – не без иронии переспросил Пинкертон. – Одно дело другому рознь. Ты, наверное, прежде за неверными мужьями и женами следила, а здесь совсем другой коленкор! Здесь смертью пахнет.
– Ладно, Юрий Борисович, я все поняла. Вы мне ничем помочь не можете. – Я резко встала с дивана и направилась к выходу. – Извините, что я вас побеспокоила, отдыхайте, вы ведь на пенсии! Выращивайте рассаду, а я как-нибудь без вашей помощи обойдусь.
– Сядь! – прикрикнул на меня хозяин дома и поджал губы от гнева. – Сама она справится! Сыщица со стажем! Миронов по указке Кураева тебя в Чувилиху сбросит, а я что потом делать буду? Терзаться угрызениями совести? Мне на старости лет такие волнения ни к чему...
– Ну зачем же такие крайности? Почему меня сразу топить надо?
– Извини, это так, к слову пришлось, – сказал Юрий Борисович. Я заметила, что линия его рта смягчилась. – Просто голыми руками их не возьмешь. Кураев всех здесь давно купил оптом и в розницу и чувствует себя королем, а ты приехала и думаешь, что он тебе по зубам. Знаешь, сколько народу об него зубы обломало? Не знаешь, то-то и оно! Он идет по трупам...
– И, зная все это, вы настаиваете на том, чтобы я уехала отсюда, даже не попытавшись ничего предпринять?
– Но ты же все равно не представляешь, как дальше действовать?
– Пока нет, но обязательно что-нибудь придумаю. Надеюсь, что вы мне в этом поможете.
– Да я без понятия, чем здесь поможешь! Я только вижу, что любые действия, предпринятые для выяснения интересующих тебя обстоятельств, очень рискованны. Ну вот скажи мне, что может заставить Марата признаться тебе в том, что он приказал убить Соню и где спрятал ее труп? Господи, что же я такое говорю! Вдруг она жива...
– Вот именно! Вдруг она жива! Пусть шанс один к ста, но он все-таки есть! А если ее убили, то за это кто-то должен поплатиться.
Юрий Борисович ничего не сказал, только махнул рукой. Откровенно говоря, он был тысячу раз и во всем абсолютно прав. Шансы найти Соню Кривцову были ничтожно малы, а риск, сопряженный с ее поисками, наоборот, велик. Но я не привыкла пасовать ни перед какими трудностями и знала, что из любой ситуации обязательно есть выход. Пинкертон придерживался другого мнения, он считал, что в жизненных лабиринтах большинство дорог ведет в тупик и только одна – к выходу.
– Иногда на ее поиск уходит вся жизнь, – философски заметил он.
– Юрий Борисович, а вы, оказывается, пессимист.
– Нет, я всегда был оптимистом, а к пенсии стал реалистом, смотрю правде в глаза. А правда такова, что не по себе сук не срубишь. Твой клиент хочет знать правду о Соне, так возвращайся в Тарасов и расскажи ему все, что узнала. Может, он больше ничего о ней и слышать не захочет?
– Я уже вкратце обрисовала ему ситуацию по телефону. Клиент настаивает на том, чтобы я продолжала искать Соню. Он на подсознательном уровне чувствует, что она жива, но ей угрожает опасность.
– Влюбленный дурак с деньгами, далекий от реалий жизни и не понимающий, на какой риск он тебя толкает. Может, ты дашь мне его телефон? Я объясню этому человеку, что он не вправе требовать от тебя выполнения такой непосильной задачи.
Я смотрела на Пинкертона, так рьяно отговаривающего меня от продолжения расследования, и впервые меня посетила одна малоприятная догадка. А может, Юрий Борисович не хочет, чтобы я узнала всю правду? Вдруг и его Марат Кураев купил со всеми потрохами, а я прошу этого продажного пенсионеришку о помощи? Если это так, то самым лучшим было бы признать его правоту и согласиться уехать из Светличного, но поступить с точностью до наоборот – остаться и... Ну, давай, Таня, выдай хоть одну стоящую идейку! Легко! Остаться и пойти в семь часов в «Азию». Хорошо, ты встретишься там с Мироном, правой рукой Кураева, и что дальше? Естественно, он потащит тебя в постель... Как ты можешь использовать это обстоятельство с пользой для себя? Может, как-нибудь и смогу. Надо хорошенько подумать об этом.
– Ладно, есть у меня одна мысль, – вдруг сказал Пинкертон. – Надо поговорить с Аннушкой, моей соседкой, она у Кураева домработницей служит. Попробую у нее выяснить, куда и когда именно Марат ездил. Может, мы вообще зря с тобой уверились в том, что он Соню нашел и порешил, чтобы навечно похоронить тайну о смерти Розы. Может быть, уехала Кривцова куда-нибудь подальше от Тарасова, а мы ее уже хороним...
– Тоже правильно. А когда Аннушка домой возвращается? Сегодня вы сможете с ней поговорить? – Я живо ухватилась за идейку Пинкертона.
– Обычно вечером, но мне показалось, что я ее в окно с полчаса назад видел. Пойду схожу к ней, а ты посиди здесь, подожди меня.
– Хорошо, – ответила я. – А у вас тут курить можно?
– Кури, вот пепельница, – Юрий Борисович пододвинул ко мне большую стеклянную ракушку и стал собираться к соседке.
Пока он отсутствовал, я курила одну сигарету за другой и напряженно думала о том, как бы создать бурю, закрутить в ней главных действующих лиц и повергнуть их ниц, опрокинув лицом в грязь. Бурю – это, конечно, было слишком громко сказано, но без сильной инсценировки мне точно было не обойтись. Я органически почувствовала, что узнать правду можно только в том случае, если рассорить Кураева и Миронова друг с другом, ополчить «правую руку» против ее хозяина. «Тогда она нанесет ему удар в самое больное место». – Придя к такому глубокомысленному выводу, я затушила в пепельнице последнюю сигарету. Пачка опустела.
Сердце билось учащенно, я рвалась в бой. Надоело ныть, захотелось экспрессии, да такой, чтобы бросало с острия на острие лезвия. В голове зарождался план дерзкой провокации...