Глава 7
На сегодня приключений достаточно, решила я и направилась домой. Мне было над чем подумать. А заодно выяснить, что за адрес я выудила из Дмитрия. Вполне возможно, что мужик назвал первую попавшуюся улицу. А может, даже выдумал название – только для того, чтобы отвязаться от бармена. Колесить по городу в поисках вымышленной улицы, да еще на ночь глядя? Нет уж, увольте. Дождусь наступления дня. Если Тонечка и вправду обитает там, куда направил Дмитрий, до утра с ней ничего не случится.
Дома, изучив карту города, я выяснила интересный факт. Дом под номером восемнадцать принадлежал Аграрному институту и был институтским общежитием. Предполагалось, что населять его должны исключительно студенты. Иногородние очники и заочники. А Тонечка каким боком к ним относится? Решила-таки повысить уровень своего образования? Или ночует в общаге, пользуясь студенческим гостеприимством? Помнится, ее бывшая подруга преподает именно в этом институте. Быть может, предоставление Тонечке приюта в казенном учреждении – ее рук дело? В качестве педагогического воздействия на душевные струны?
В том, что адрес реальный, я теперь не сомневалась. Попытаться узнать, каким образом Тонечка заполучила место в общаге, можно не дожидаясь утра. Выясню номер телефона Марии Мирошниковой и потребую у нее отчета.
Мария на звонок ответила сразу. А вот вопрос мой поверг ее в шок.
– Вы уверены, что это правда? Тоня до сих пор обитает в общежитии? – Голос Марии выражал крайнее удивление. – Но этого просто не может быть!
– Этот адрес назвал приятель Тонечки. Причем приятельствуют они не так давно. Каких-то пару месяцев. Я, несомненно, все это еще проверю и выясню подробности. А в настоящий момент меня интересует, каким образом Тоня попала в список жильцов студенческой общаги.
– Невероятно! Если это действительно так, то Тоня еще более наглый человек, чем я предполагала. Вернуться в общагу после того, что она там натворила! Верх бесстыдства.
– Я так понимаю, место в общаге ей помогли получить вы?
– Не совсем. Переезд организовал мой отец. Когда Тоня пришла ко мне, вся зареванная, с тощенькой сумкой через плечо, и заявила, что ушла из дома, я была готова делить с ней свою комнату. И попросила родителей разрешить Тоне пожить некоторое время у нас. Но отец был категорически против. Мама повздыхала, поохала, но отца поддержала. Я была в отчаянии. Выгнать беззащитную, одинокую девушку на улицу! Не предоставить кров своей лучшей подруге! Об этом даже думать было противно. Видимо, поняв мои чувства, отец посоветовал подождать несколько дней. Ситуация, мол, сама разрешится. Рарзрешилась она, конечно, не сама. Отец принял в этом самое живое участие, из-за чего и результат оказался именно таким, какой желал видеть он. Через три дня отец перевез немногочисленные пожитки Тони в одну из комнат общежития при Аграрном институте. Почему при Аграрном? Да потому, что именно в этом институте трудился давний армейский друг отца. И не отказал в помощи. Вот и все!
– Тоня восприняла переезд с радостью?
– Конечно, нет! Она рассчитывала жить на всем готовеньком, ни в чем себе не отказывая. И вдруг взамен уютной квартиры со всеми удобствами, включая питание и бытовое обслуживание, ей предложили делить комнату с четырьмя такими же несчастными. Удобства на этаже, питание за свой счет. А откуда у человека, который нигде не работает, свой счет? Все это я, конечно, поняла гораздо позднее. А тогда искренне думала, что отец мой сделал Тоне королевский подарок – подарил независимость.
– О каком скандале вы упоминали в начале нашего разговора?
– Да это давняя история. И произошла она уже после того, как мы с Тоней перестали общаться.
– Прошу вас, поделитесь.
– Ну, если это необходимо… – Мария не знала, с чего начать. – Я и сама почти ничего не знаю. Только то, что рассказал папе его армейский друг.
– Я внимательно слушаю, – подбодрила я.
История заключалась в следующем. В прошлом году, накануне празднования Дня защитника Отечества, весь женский коллектив общаги готовил грандиозный праздник для мужской половины. А так как девушек там было в два, а то и в три раза больше, чем парней, решили распределить между ними обязанности. Тоне и еще нескольким девушкам, ее соседкам по комнате, досталась подготовка поздравительной речи для ректора и проректора института. Девчонки готовились вовсю. Только Тоня отлынивала. Одна из соседок даже упрекнула ее, мол, и так незаконно место в общаге занимает, могла бы хоть подарок сама подготовить. Неожиданно Тоня согласилась: «Будет вам подарок!» Девушки даже обрадовались, что заставили лентяйку шевелиться. Наступил день торжества. Весь студенческий и преподавательский состав собрался в актовом зале. Каждая группа студентов по очереди поздравляла преподавателей и сотрудников общежития. Дошел черед и до Тони. Поднявшись на сцену, она выдала трогательную речь о том, что пока лишена возможности являться студенткой столь славного института, но искренне надеется, что на будущий год сможет называть себя учащейся вуза. А потом она громко произнесла в микрофон:
– Моим будущим ректору и проректору в этот славный день, по многочисленным просьбам, – она выдержала паузу, – этот скромный подарок!
Двое студентов первого курса выкатили на сцену картонную коробку размером в полкомнаты. Заиграла музыка, Тоня подошла к проректору, протянула ему ножницы и сказала:
– Откройте свой подарок.
Разрезав ленту, проректор потянул край коробки. И тут взору собравшихся предстали две полуголые девицы, вальяжно развалившиеся на низенькой тахте, упакованной вместе с ними.
– Специально по вашей просьбе, – вещала тем временем Тоня. – Только сегодня и только для вас. Сестры Фуартье со своей программой «Круглые формы»!
Проректор застыл с ножницами в руках. Взоры студентов, как приклеенные, не отрывались от девиц. Музыка смолкла, воцарилась полнейшая тишина. И в этой тишине послышались торопливые шаги разъяренной супруги проректора и, как выстрел, пощечина. Что тут началось! Студенты повскакивали со своих мест, преподаватели налетели на Тонечку с угрозами и возмущением. Женская половина спешно покидала актовый зал. Мужчины пытались догнать своих рассерженных подруг. И только сестры Фуартье невозмутимо сидели на своей декоративной тахте.
Для чего Тонечка устроила это представление, так никто и не понял. Проректор устроил выволочку коменданту общежития и в категорической форме потребовал выдворения Антонины Коровиной из общаги. Комендант подчинился. Соседки Тони стали свидетельницами шумного скандала, который она учинила. Девушка покидать насиженное место не собиралась. Пришлось коменданту применять и хитрость, и угрозы. Насилу выгнали. А вернее, соседкам по комнате пришла в голову прекрасная идея. Пока Тоня отсутствовала, девушки вызвали слесаря, и тот установил на дверь новый замок, купленный в складчину. Жить на одной площади с Тоней девушки не желали. Потолкав запертую дверь, помучив замок, Тоня поняла, в чем дело, и, плюнув, девушка покинула-таки общагу. Комендант надеялся, что навсегда.
– Как видите, возвращение Тони в общагу – дело весьма маловероятное, – заключила Мария.
– Проверим, – ответила я. – За информацию спасибо.
Закончив разговор с Мирошниковой, я задумалась. Ситуация мне не нравилась. Это бесконечное хождение по ниточке, которая имеет свойство дальше и дальше разматывать клубок! Эти бессчетные встречи, беседы, хождения по инстанциям, а в итоге – оборванная нить расследования! И снова встречи, и снова подозреваемые, и снова нулевой результат. Интуиция подсказывала, что я копаю не в том направлении. Ответ должен быть совсем простым. Настолько простым, что с близкого расстояния и не разглядишь. Однако сейчас у меня не было никакой другой версии, кроме причастности к похищению броши Тонечки Коровиной. По складу характера она вполне подходила на роль мелкой воровки. Тем более в прошлом с ней подобное случалось. Отец Марии Мирошниковой даже заставал ее на месте преступления. А что, вполне логично: у подруги воровала, у матери деньги вымогала, в институтской общаге «показательные выступления» устраивала. Теперь очередь до двоюродной бабки дошла.
Я тяжело вздохнула. Вот все вроде бы складывается, а уверенность, что я на правильном пути, не появляется. Наоборот, чем дольше я размышляю, тем менее правдоподобным представляется причастность Тонечки к этому делу. Попытать, что ли, магические кости? Вытянув мешочек, я потрясла им в воздухе, перемешивая содержимое. В голове крутился один-единственный вопрос: «Скоро ли конец?» Кости с легким шумом рассыпались по поверхности стола. «27+3+23 – В течение долгого времени вас будут сопровождать сомнения и неудачи». Ничего нового! Эти самые сомнения и неудачи и так сопровождают меня уже очень долго. Ну и что дальше? Отказаться от розысков дочери Коровиной? А вдруг именно из-за того, что я не стану больше тратить силы на ее поиски, «долгое время» и затянется? Нет, эту версию все же надо отработать до конца. Хотя бы ради того, чтобы увериться в своей правоте. Да и не привыкла я бросать начатое на полпути.
* * *
Навигатор привел меня на окраину города. Институтское общежитие находилось от места обучения на таком расстоянии, что студентам легче было оставаться ночевать в ближайшей подворотне, чем мотаться каждый день до общаги. Интересно, чем руководствовались городские власти, когда передавали этот древний, малопригодный для жизни барак в ведение институтского начальства? А моему взору предстал именно барак, по-другому не назовешь. При виде этого жалкого строения в голове сразу возникала мысль, что его жители вряд ли знакомы с такими благами цивилизации, как водопровод, газ и свет. О кабельном телевидении и Интернете я уж и вовсе молчу.
Опасливо озираясь по сторонам, я все же переступила порог ветхого здания. Внутреннее убранство общежития меня приятно удивило. За обшарпанным фасадом скрывалось настоящее сокровище! Естественно, по местным меркам. Стены коридора радовали свежей штукатуркой и веселеньким оранжевым цветом. Пол застилал хоть и старенький, но пригодный для использования ленолеум. На окне, расположенном в дальнем конце коридора, красовались яркие занавесочки. Прямо перед входом, вместо ожидаемого полированного монстра семидесятых годов, стоял современный стол. На крутящемся стуле отдыхала от праведных трудов техничка. Она же вахтер. Она же охранник.
– К кому пожаловали? – зычным голосом спросила она при моем появлении.
– Мне бы коменданта увидеть.
– А комендант в отпуске! – радостно сообщила вахтерша. – Через три недели являйтеся.
– Через три недели будет поздно, – настаивала я. – Мне срочно нужно. Телефон его не дадите?
– Не дам! – все так же радостно ответила вахтерша. – Не велено!
– Кем «не велено»?
– Комендантом и не велено.
– А если очень надо? – Я выложила перед ней коробку конфет, предусмотрительно приобретенную в ближайшем магазине.
Ловким движением вахтерша смахнула коробку в ящик стола и заговорила более ласково:
– На кой он тебе сдался, душа моя? Для личной симпатии он тебе не пара. Староват, да и ростом не вышел. А по делу если, так тоже мимо. Тута все дела без него решаются.
– Я как раз по делу, – призналась я. – Подскажете, к кому обратиться, раз комендант мне не помощник?
– Комната нужна али прописка? – деловито поинтересовалась вахтерша.
– Ни то, ни другое. Информация нужна. О жиличке вашей.
– Тю! Инхвормацей всей я одна владею, – переврав сложное слово, заверила вахтерша. – Считай, по адресу обратилась.
– Это хорошо. Только информация мне конфиденциальная нужна, чтоб, значит, никто не узнал, о чем я спрашивала и какие ответы получила. Возможно такое?
– Да рази я не понимаю, – вахтерша даже надулась от важности. – Конхидицальная, так конхидицальная. Ты, душа моя, вопросы-то задавай, там резберемси.
– Мне бы о Тоне Коровиной поговорить. Она ведь у вас проживает?
– Тю! Нашла, о ком речь вести! Дело бы о ком приличном. А об энтой вертихвостке языком чесать – только грязью обрастать. Вахканалья, а не девка. Ни в праздник, ни в будни добра не дождесси. Токмо разгул да бесстыдство на уме. А у нас, между прочим, заведенья приличная. Приютили ее из милости. Сам прохфессор Курбышев за нее просил. Пускали, думали, племянница его или еще какая родня. А на деле-то оказалось, девка без роду, без племени. Близкий друг прохфессора за девку просил. Уж когда эта вахканалья тут дебоши устраивать начала, прохфессор извинялси, извинялси, ремонты после ее погромов делал. А ей все нипочем. Бесстыдница, одно слово.
– Так живет она здесь или нет? – вернула я разговор в нужное русло.
– Ни в коем рази! – грозно произнесла вахтерша. – Да я енту мегеру даже на порог не пущу! Все, отжила свое. Нагнали охальницу. Туда ей и дорога!
– Да что случилось-то? – полюбопытствовала я.
– Ента оглоедка много чего здесь творила. Все вспоминать, недели не хватит. Да только рано или поздно любому бесчинству конец приходит. Так-то!
– Мне бы поконкретнее, – попросила я.
– Ну, уж если тебя конкретные дела интересуют, помогу тебе. У меня на енту кралю специальная тетрадочка заведена. Вроде досье. Желаете ознакомиться?
Я кивнула. Вахтерша не сдвинулась с места. Хитро глядя на меня, она выразительным движением потерла кончики пальцев, изображая понятный любому школьнику жест. Я полезла в кошелек. Вытянув сотенную бумажку, протянула вахтерше. Та изучила количество нулей и произнесла:
– Сведения в енту тетрадочку я, почитай, полгода собирала.
Я снова полезла в кошелек. Выудила купюру покрупнее, протянула. Оставшись довольна торгом, вахтерша, кряхтя, полезла в ящик стола. На свет явилась обычная школьная тетрадь. Замусоленная, правда, от частого использования. Вахтерша протянула тетрадь мне.
– Посиди, душа моя, поизучай содержимое. А я пока лестницу помою.
Она выбралась из-за стола, освобождая мне место, и отправилась выполнять свои прямые обязанности. Я же углубилась в изучение записей.
К моменту возвращения вахтерши я имела все необходимые сведения. Тетрадочка, которая обошлась мне в кругленькую сумму, оправдала ожидания. Среди прочих записей я нашла то, что меня интересовало. В день, когда у Иды Леманн пропала брошь, «бесстыдница» Тонечка Коровина отличилась совсем в другом месте, о чем свидетельствовала запись в тетради. Коровина-младшая заявилась в общежитие в нетрезвом виде. Причем пришла она не одна, а со своими сомнительными дружками и подружками. В количестве семи человек. Тонечка потребовала ключи от бывшей своей комнаты, якобы она имеет право проводить в этой комнате столько времени, сколько пожелает. Получив отказ, Тонечка стала грозить, что сообщит кому следует о том, что в общаге живут люди, не имеющие к институту никакого отношения. Вроде нее. Когда угрозы ожидаемого результата не принесли, компания перешла к решительным действиям. Хулиганы прорвались через хилый заслон в лице известной нам вахтерши, поднялись на второй этаж и там, в кухонном помещении, устроили драку с местными студентами. Вахтерша вызвала коменданта. Тот явился с подкреплением в лице охраны института. Дебоширов удалось утихомирить и выдворить на улицу. К тому времени на часах вахтерши, фиксирующей в своей тетрадочке даже время, была половина восьмого.
Необходимость встречаться с Тонечкой Коровиной отпала сама собой. Быть одновременно в двух местах девушка не могла. А показаниям тетрадочки я доверяла на все сто процентов. Придется возвращаться домой и начинать все сначала. Впрочем, чего-то в этом роде я и ждала.
Дома я разложила перед собой записи, сделанные несколько дней назад. Сидела и перебирала всех знакомых тетушки Иды, занесенных в список со слов Богацкого-старшего. Часа два сидела. Крутила и так и эдак – все без толку. Ни одного проблеска надежды. Нужен новый толчок, иначе с места не сдвинуться. А где, вероятнее всего, этот толчок может произойти? Конечно, в Хаймынске. Так сказать, на родине преступления. С момента приезда сумку я не распаковывала. Нужно только добавить пару комплектов свежего белья, и я, можно сказать, одной ногой уже на месте.
* * *
Хаймынск встретил меня морозом, пургой и гололедом одновременно. Выезжая из Тарасова, я не поинтересовалась, какая погода меня ожидает, и теперь буксовала на занесенной улице, кварталов пять не доехав до гостиницы. Несмотря на отсутствие воды в последний день моего пребывания в «Космосе», свой выбор я остановила все-таки на нем. Гостиница имела очень удобное месторасположение: и от центра недалеко, и от квартиры пострадавшей Иды Леманн. Бросив машину на обочине, я отправилась в гостиницу пешком.
Администратор встретил меня как старую знакомую.
– Добрый день, госпожа Иванова, снова к нам? А номер ваш еще не занят! Желаете поселиться на прежнем месте или подберем для вас что-то получше?
– День добрый. Прежний номер подойдет, – заверила я. – У меня проблема небольшая. Поможете?
– В чем проблема? – профессионально поинтересовался администратор.
– Мой автомобиль застрял кварталах в пяти от гостиницы. Как бы его вызволить?
– Нет проблем, госпожа Иванова. Подгоним внедорожник и отбуксируем ваш автомобиль на стоянку. – Администратор потянулся к внутреннему телефону. – А вы пока можете заселяться.
– Буду очень признательна.
В номер я подниматься не стала. Дождалась водителя внедорожника и поехала выручать свой автомобиль. Вся процедура заняла не больше получаса. Оставив сумку в номере, я вызвала такси и отправилась прямиком в больницу. Мне во что бы то ни стало нужно было встретиться с тетушкой Идой.
В отделении кардиологии я сразу принялась искать Льва Семеновича. Первая же медсестра, попавшаяся на моем пути, сообщила, что он сейчас на операции. Я поинтересовалась, в какой палате лежит Ида Леманн. Медсестра назвала номер палаты, но добавила, что идти туда бесполезно.
– К тетушке Иде все еще не пускают? – удивилась я.
– Не допускают, – подтвердила медсестра. – Опасаются рецидива. Она слишком эмоционально реагирует на посетителей.
– К ней кто-то уже приходил?
– С утра был посетитель. Представился старинным приятелем. Лев Семенович дал добро на посещение. А пациентка, как мужчину того увидела, сразу в слезы. «Незачем тебе, – говорит, – приходить было. Я старая развалина. Мне жить считаные дни осталось. А без фамильной реликвии я еще и нищая». Мужчина ей, понятное дело, возражать начал. Да она и слушать ничего не захотела. Три платка извела за десять минут. Встреча при мне происходила. Я мужчину из палаты выпроводила. Льву Семеновичу доложила. Он и дал распоряжение до самой выписки никого к Иде не пускать.
«Не иначе, Ида снова театральными эффектами увлеклась», – подумала я про себя. Что тетушка по этой части мастер, мне было хорошо известно. Придется ждать, пока Лев Семенович освободится, и пускать в ход все свое красноречие. На этот раз без встречи с тетушкой Идой я из больницы не уйду! Заняв пост напротив ординаторской, я приготовилась к долгому ожиданию.
Доктора не было видно больше часа. Но в конце концов терпение мое было вознаграждено. Завидев в конце коридора знакомую фигуру, я вскочила с кушетки и бросилась навстречу доктору.
– Лев Семенович, я к вам!
Доктор окинул меня рассеянным взглядом, в котором я не увидела признаков узнавания. Забыл уже. Что ж, придется напомнить.
– Лев Семенович, я приходила к вам насчет Иды Леманн. Вы сказали, что через два дня я смогу посетить тетушку.
Это была не совсем правда. Лев Семенович говорил лишь о том, что раньше чем через двое суток делать мне в больнице нечего, но напоминать ему об этом я не стала. Наоборот, я собиралась врать напропалую, лишь бы он пустил меня к Иде.
– Нет, нет и еще раз нет! Вашей тетушке посетители противопоказаны.
– Лев Семенович, это просто случайность – то, что произошло в палате Иды утром. На меня она так реагировать не будет. Вот увидите!
– Смотреть на это я не собираюсь. А эксперименты над пациентами проводить – тем более! И вообще, кто это вам уже напел об утреннем инциденте? Ну, народ! Никакой врачебной этики, – возмутился он коварством персонала. – Все, девушка, разговор окончен. Идите домой и ждите возвращения тетушки там.
– Лев Семенович, как вы можете такое говорить, – плачущим голосом произнесла я. – Какие эксперименты? Я только о скорейшем выздоровлении тетушки и пекусь. Поверьте: как только она меня увидит, сразу пойдет на поправку!
– Или в реанимацию. Нет, дорогуша, и не просите. – Тон доктора был ледяным.
Лев Семенович попытался скрыться в ординаторской. Этого я допустить не могла. Бросившись к нему на шею, я «зарыдала».
– Лев Семенович, родненький, пустите меня к тетушке! Вдруг это последняя возможность свидеться с ней. Хоть проститься по-человечески дайте! Прошу вас, не отказывайте мне! Я просто не вынесу, если с ней что-то случится, а я даже не поцелую ее на прощание.
– Да что вы себе напридумывали? Ида Леманн вовсе не при смерти. Полежит недельку, и отпустим ее домой. Рано вам с ней прощаться.
– Нет, не утешайте меня. Я чувствую, это конец! Поэтому вы и не пускаете к ней посетителей, чтобы мы не видели, насколько все плохо.
«Рыдания» мои усилились. Лев Семенович попытался оторвать меня от себя. Но я вцепилась в него мертвой хваткой. Промучившись пару минут, он вынужден был сдаться.
– Успокойтесь, дорогуша, будь по-вашему. Пущу вас к тетушке.
Я ослабила хватку и принялась благодарить доктора.
– С благодарностями повремените, – остудил он мой пыл. – Есть условие.
Я заверила, что заранее согласна на все условия, лишь бы только увидеться с тетушкой.
– Встреча будет происходить в моем присутствии. И только в том случае, если пациентка не будет волноваться.
Ничего себе условие! В моем-то положении! И как теперь выпутываться? Придем мы в палату, а Ида заявит, что вот, мол, кто украл мои драгоценностеи. И откажется со мной разговаривать. Или даже если не откажется, как я буду допрашивать ее в присутствии Льва Семеновича, который уверен, что я – горячо любимая племянница? Нужно срочно что-то придумать! Не подозревая о моих терзаниях, Лев Семенович продолжал:
– Сейчас у наших пациентов тихий час. Раньше четырех часов беспокоить их нельзя. А уж после – милости просим. Будете ждать или завтра придете?
– Конечно, подожду, – облегченно вздохнула я.
– Ну, идите тогда, погуляйте часок-другой и возвращайтесь к ординаторской.
Лев Семенович скрылся в ординаторской, а я вприпрыжку побежала во двор. В голове уже зрел план. Набрав номер Богацкого-младшего, я обрисовала ему ситуацию.
– Нужно, чтобы Ида согласилась меня выслушать! И без вашей помощи мне просто не обойтись, – умоляющим голосом сказала я.
– Что я должен делать? – спокойно спросил Андрей.
– Как только я войду в палату, сразу же позвоню вам. Вы поговорите с Идой по телефону и попытаетесь убедить, что к пропаже броши я не причастна. Сумеете сделать это быстро?
– Попытаюсь.
– Тогда до связи, – и я отключилась.
Теперь все зависело от того, насколько убедителен будет Андрей. А мне оставалось только ждать. Снегопад прекратился, и я решила прогуляться до ближайшего магазина. Не с пустыми же руками идти к больной? Да и мне не мешало перекусить. Два часа пролетели незаметно. Я запаслась провизией для больной тетушки, перекусила в маленьком кафе на углу, полюбовалась красотами пейзажа и отправилась в обратный путь.
Лев Семенович был в ординаторской один. Сидя за столом, он разговаривал по телефону.
– И даже не просите, посещения больных с таким диагнозом строжайше запрещены. Вы же не хотите, чтобы произошел рецидив? – стращал он очередного родственника.
Я выжидающе смотрела на него. Закончив неприятный разговор, Лев Семенович поднялся.
– Вернулись все-таки? Ну, пойдемте, отведу вас к вашей тетушке, раз уж обещал. Только, чур, никакой самодеятельности!
Мы молча проследовали к палате. Лев Семенович вошел первым.
– Ну, как тут наша больная себя чувствует? – бодрым голосом произнес он.
– Доктор, скоро ли мне домой? – услышала я знакомый голос. – Лежать у вас – скука смертная. Ни телевизора, ни радио. Газеты – и те санитарка отобрала!
– А кто у нас от любой новости в обморок падает и горючими слезами заливается? – шутливо спросил доктор.
– Так это когда было, – кокетливо произнесла Ида. – Благодаря вашему умелому лечению я стала совершенно другим человеком! Помолодела лет на двадцать!
– Вижу, вижу, чувствуете себя гораздо лучше. А выглядите, так просто как семнадцатилетняя девушка! – отвесил комплимент Лев Семенович. – А у меня для вас сюрприз!
– Обожаю сюрпризы, доктор. – В голосе Иды появились зазывные нотки.
Я решила, что пришло время действовать, пока обольщение доктора не перешло в критическую стадию. Вынырнув из-за спины Льва Семеновича, я кинулась к постели больной со словами:
– Тетушка Ида, как я рада вас видеть!
Ида вытаращила глаза и, к моей радости, потеряла дар речи. Не давая ей прийти в себя от неожиданности, я продолжала щебетать:
– А я вот снова приехала. Как узнала про ваше несчастье, так сразу и приехала. Мне Андрей, сын Николаши, все рассказал. А вот и он сам, – добавила я, взглянув на экран телефона, который выдал информацию о набранном номере.
В суматохе ни Ида, ни доктор не обратили внимания, что телефон не звонил. И не поняли, что я сама набрала номер. Ида нерешительно взяла трубку. Услышав знакомый голос, она немного пришла в себя и сразу задала вопрос:
– Андрюшенька, ты знаешь, чей это телефон?
Андрей что-то быстро-быстро говорил в трубку. Ида не успевала вставить ни слова. Слушала, переводя взгляд с доктора на меня. Доктор начал возмущаться моим вероломством.
– Это что за номер? Девушка, я же специально предупредил вас, чтобы никакой самодеятельности. Таково ваше слово?
Я мило улыбалась, предпочитая отмалчиваться. Разговор Иды подходил к концу. Сейчас решится судьба моей авантюры. Доктор решительным шагом направился к постели больной. Я затаила дыхание. Пока он шел, Ида отключила телефон и спокойно произнесла:
– Все в порядке, доктор. Танюша принесла мне хорошие новости. Теперь я быстро пойду на поправку. Вам совершенно не о чем волноваться!
Доктор остановился, посмотрел сначала на Иду, потом на телефон, перевел взгляд на меня и произнес:
– Ну, если вы сами об этом заговорили, значит, мне и вправду не о чем волноваться.
– Доктор, могу я пообщаться с любимой племянницей наедине? – спросила Ида.
– Только если пообещаете, что не будете плакать.
– Это я вам гарантирую, – голос Иды звучал бодро.
Лев Семенович помедлил, укоризненно глядя на меня, но в конце концов оставил нас одних. Как только за доктором закрылась дверь, тетушка спросила:
– Значит, вы детектив? Вот уж не ожидала! Что же вы сразу мне об этом не сказали?
– Да как-то повода не было. При нашей первой встрече мои профессиональные навыки не потребовались. – Я улыбнулась.
– Андрей сказал, что вы занимаетесь расследованием моего дела. И вы уверены, что сможете отыскать пропажу? – Она задала вопрос, который волновал ее больше всего.
– Именно за этим я и вернулась, – подтвердила я.
– Хотелось бы и мне иметь такую уверенность, – печально произнесла Ида.
– Не сомневайтесь, пропажу мы отыщем. Но для этого мне нужно задать вам несколько вопросов. От того, насколько точно вы на них ответите, будет зависеть, как быстро я справлюсь с задачей. Вы готовы помочь мне?
Ида настроилась на серьезный лад, и я стала задавать один вопрос за другим, внимательно слушая ответы тетушки.
– Вспомните, кто, кроме меня, посещал вас в тот день, когда пропала брошь?
– Никого у меня не было. Вы уехали, я осталась одна. Посмотрела телевизор, немного перекусила и решила прогуляться. Лучше бы я дома сидела! – в сердцах воскликнула Ида.
– Ну, всю жизнь дома не просидишь. Вы точно помните, что не принимали гостей? Может быть, рассыльный заходил или кто-то из ваших родственников?
– Да говорю же, никого не было!
– А раньше? За последние две недели?
– Ну, были посетители. Но ведь после их ухода брошь оставалась на месте! Вы же сами видели.
– Видела. Но задумать похищение можно было и раньше. И просто подождать удобного момента.
– Вспомнила, – Ида подалась вперед. – Курьер был. Парнишка молодой. От Павлуши, моего соседа по даче, привез курочку. Только он в квартиру не поднимался. Мы с ним на улице встретились.
– Этот вариант я уже проверила, – кивнула я. – Разносчик Илья вне подозрений.
– Это почему же? Он-то уж точно знал, что в квартире никого. Я ему сама сказала.
– Потому что он был не один, а со своим начальником. И после того как посетил вас, отправился на другие заказы. Вспоминайте, Ида, кого вы принимали, кому брошь показывали. Или рассказывали о ней.
– Ну, из родни приезжали ко мне двое. Почти одновременно. Примерно за неделю до вашего визита откликнулись на мой призыв брат двоюродный Петрушин и внучатый племянник по линии матери. Пробыли у меня недолго. Брат часа два гостил, а племянник и пятнадцати минут не пробыл. Выгнала я его.
– Давайте о каждом подробно.
Ида притворно вздохнула, откинулась на подушки и приготовилась вещать. Из ее слов выходило следующее: за последние два года она с помощью старинной записной книжки, хранящей адреса родственников, которые ей разными способами удалось добыть, переслала приглашения двум десяткам родственников. Первый год на послания, подобные тому, которое получила я, никто даже не отвечал. Но Ида, когда хотела, могла быть очень настырной. Не получив ответа, она пережидала несколько месяцев и отправляла новое письмо.
Мало-помалу родня начала отвечать. Кое-кто и лично визит наносил. Только близких отношений не возникало. А все потому, что в каждом из претендентов на роль утешителя в старости Ида находила какой-нибудь изъян. То ей не по душе, что родственник малокультурный, то с алкоголем проблемы, то профессия недостаточно благородная. Но самая главная проблема заключалась в том, что все они казались Иде чересчур жадными. До ее накоплений, естественно. А оставить свое наследство человеку, которому от нее только этого и нужно, Ида не хотела.
Вот и последние из приехавших родственников оказались такими. Братец Петрушин какое-то время еще притворялся, что ему с Идой жутко интересно. Даже выслушал парочку-троечку историй из ее прошлого. А потом намеками и полунамеками начал выпытывать, сколько своих сбережений она собирается оставить ему и его семье. Ида, в своей манере, решила сначала подразнить Петрушиного братца. И квартиру, мол, оставлю, и солидный счет в банке, и брошь фамильную, австрийскими подданными изготовленную, несколько поколений пережившую. Гость уши развесил, в мечты ударился. А Ида возьми да и брякни: все это добро будет передано при одном условии. Братец давай условия выяснять. А Ида старается, сочиняет требования посложней, чтобы выполнить, значит, невозможно было. Переехать велит в Хаймынск, на прогулки ежедневные с ней ходить, каждый месяц под своей крышей всю родню собирать. Для восстановления доброго имени Петруши. Послушал братец, послушал и стал откланиваться. Дела, мол, срочные. На прощание пообещал: как разделается с делами, так сразу даст о себе знать. Ида согласно кивала, давала советы, как лучше переезд устроить. А сама понимала, что братца Петрушиного в первый и последний раз видит. Сокрушаться по этому поводу она не стала. Родни много, можно другого подождать. Ведь не может же такого быть, чтобы из двадцати человек ни одного приличного не оказалось!
Не прошло и часа, как заявился племянник. Уже не Петрушина родня, а свойство по материнской линии. Как-то так получилось, что и с собственной родней Ида давно перестала связь поддерживать. Потому-то и попал племянник в список приглашенных. Открыв дверь на звонок, она перепугалась до смерти. Стояло на пороге, по понятиям пожилой женщины, нечто среднее между парнем, девушкой и африканским бедуином, кочующим по сирийским и египетским пустыням. На голове – полторы тысячи косичек с вплетенными в них разноцветными лентами, в ушах – крупные серьги-кольца, в носу – круглая жемчужина явно искусственного происхождения. А глаза подкрашены черным. И сумочка дамская через плечо. А уж одет как! Длинная широкая рубаха с круглым воротом, поверх рубахи безрукавка и куртка нараспашку. Вся шея бусами да цепями увешена. На ногах джинсы современного покроя, только узкие чересчур. И заправлены в огромные ботинки.
– Мне бы Иду Леманн, или Риманн, не помню точно. Да неважно. Иду – и все.
– А вы ей кем приходитесь? – осторожно поинтересовалась Ида.
– Родня. Племяш я ее.
– Это по какой же линии?
– А я почем знаю. Это она меня отыскала и в гости зазвала. А я что, у меня семеро по лавкам не сидят. Я птица вольная. Захотел, собрал пожитки – и в путь. Так где Иду-то искать? Жрать уж охота. Время обеденное, для жрачки в самый раз.
– У вас что же, денег на еду нет? Идете в гости к незнакомому человеку и сразу о еде разговор затеваете?
– А вам-то что? Не вас же объедать собираюсь. И потом, Ида мне человек не посторонний. Ее матушка с моей маман близкие родственники. Считай, под одной крышей росли. Неужели не покормит родственника! А если покормит, то чего же тугрики на ветер бросать?
– Боюсь, не смогу вам помочь в этом вопросе, – гордо подняв голову, сказала Ида.
– Это еще почему? Квартира же Идина. Я адрес три раза сверял. И название улицы, и номер дома – все совпадает.
– У вас совпадает, а у меня не совпадает, – отрезала Ида.
– А, так вы и есть моя дражайшая родственница! – дошло до парня. – Что, не приглянулся я вам? Не по вкусу пришелся? Где же ваше хваленое гостеприимство? В письме вон как расписывали: приезжай, уважь старушку, одиноко мне без родной кровиночки. А приехал, так и на порог не пускаете?
Иде стало совестно от справедливых обвинений парня, но менять решение она не торопилась. Пустишь такого в дом, а потом с полицией не выставишь. Пригреется, приживется, и плакало Идино спокойное житье-бытье.
– Ладно, черт с вами! – махнул рукой парень. – Я не гордый и без вас не пропаду. Но знайте, есть на свете высшая справедливость. Такой поворот вам боком выйдет, это уж непременно.
Парень ушел, а Ида еще долго места себе не находила. Все последние слова племянника в голове прокручивала и думала, правильно ли поступила, не пустив парня даже передохнуть с дороги. А потом, за ежедневными заботами, забыла об этом инциденте. И вспомнила только сейчас.
– Точно, это он брошь мою утащил! Грозился же, что боком мне его визит выйдет! – Ида даже про роль страдающей больной забыла, так ее сделанное открытие взволновало. – Напрасно я парня обидела! Ну, подумаешь, одет странно. А если на одежду не смотреть, так он мог вполне приличным молодым человеком оказаться. Сейчас молодежь вся странно одевается. Чем чудней, тем модней. А я ведь на него такие надежды возлагала! Как вы думаете, не стоило мне парня выгонять? За это я расплачиваюсь?
Не отвечая на вопросы Иды, я поспешила перевести разговор в более спокойное русло.
– Выходит, больше визитеров не было?
– Не было. В тот раз я пять писем отправляла. Все в один день. Да откликнулись только трое, считая вас. Не знаю уж, радоваться этому или огорчаться. Я вот теперь вообще думаю отказаться от всей этой затеи с поисками родственников. Уж лучше одной век доживать, чем в такие передряги попадать. А то откликаются на мои письма одни уголовники, пьяницы да бездельники. И что у нас за род такой? Может, и хорошо, что я с ними раньше не общалась. Говорят ведь: с кем поведешься, от того и наберешься. Набралась бы пакостей всяких, сама бы перекатиполе сделалась.
– Кому отправляли письма – помните? – снова вклинилась я.
– На память-то не скажу. Адресов этих за последнее время перед моими глазами прошло не один и не два. Разве упомнишь? Но все они как один записаны. Дома у меня, в шкатулке хранятся.
– И адреса Петрушиного брата и племянника вашего сохранились?
– Непременно должны остаться. Я что-то вроде дневника веду. Просто, чтобы не скучно было. Записи разные веду. И чем весь день занималась, и куда ходила. Ну, и про родственников тоже. Визиты их описываю, свои впечатления. Там, в дневнике, и должны быть адреса и фамилии.
Теперь нужно было добыть этот дневник. Ждать, когда Иду выпишут из больницы, я не могла. И так много времени потрачено. Нужно уговорить ее отдать мне записи сейчас. Я приступила к щекотливому вопросу.
– Ида, ваши записи – очень ценный материал. Если бы все потерпевшие имели такие дневники, у нас в стране давно не осталось бы нераскрытых преступлений, – польстила я. – Так вот, мне эти записи нужны немедленно. Без них дело с места не сдвинется. Есть у вас человек, которому вы полностью доверяете? Такой человек, который может в ваше отсутствие в квартиру войти и записи мне принести?
Ида рассеянно смотрела на меня, думая о чем-то своем. Услышала она меня или нет? Может, повторить вопрос? Но этого не понадобилось. Взгляд Иды стал осмысленным. Она протянула руку к прикроватной тумбочке, достала с полки сумочку, а из нее – ключи. И протянула их мне со словами:
– Я тут подумала и пришла к выводу, что вам, Татьянка, я доверяю как себе.
– Помнится, несколько дней назад вы были обо мне иного мнения, – поддела я.
– И на старуху бывает проруха, – отшутилась тетушка Ида, а потом внезапно добавила: – Как жаль, что вы оказались мне не родственницей!
– Действительно, жаль, – покривила я душой.
В этот момент в дверях палаты показался Лев Семенович. За время своего отсутствия он отдохнул и теперь выглядел гораздо свежее. Пройдя прямиком к постели больной, доктор поправил заботливо одеяло, свесившееся до пола, поправил подушку.
– Ну, как тут моя любимая пациентка? – произнес он с улыбкой.
– Вашими трудами – молодею на глазах, – вступила в игру Ида. – А вы, доктор, все в трудах?
– Тружусь потихоньку. Вот, решил заглянуть, проверить ваше самочувствие. Племянница что-то слишком засиделась. Пора бы и честь знать.
Лев Семенович смотрел на меня с осуждением. Ида улыбалась во весь рот. Было видно, что шутливое заигрывание доктора льстит самолюбию женщины, привыкшей некогда быть в центре мужского внимания. Я сделала вид, что смущена.
– И правда, заболтала я вас, тетушка Ида. Вам ведь, чтобы скорее поправиться, отдых необходим, витамины. А я тут вам гостинцев собрала. Апельсинчики, яблочки, сок фруктовый. Ну, и еще кое-что.
Забрав у Иды ключи, я оставила ей гостинцы и поехала выяснять подробности жизни следующих ее родственников.
