Глава 6
— Ну что, голубчик, покатались, и хватит? — облокотившись на дверцу своей машины, с легкой усмешкой спросила я у Фомина.
Тот все еще делал безуспешные попытки завести свой мотоцикл, но у него не выходило. Бросить же столь дорогую вещь и бежать парень просто не смел, видно, боясь, что второго такого агрегата у него уже никогда не будет.
— Можешь не стараться, у тебя бензин кончился, — направляясь к парню, произнесла я и, видя, что он разрывается между двумя решениями: бежать или остаться, сразу же добавила: — Не нервничай, я с тобой поговорить хочу. За сумку я не обижаюсь, у меня другое дело есть.
— Врешь, — не поверил мне Фомин, продолжая пятиться назад. — Знаю я вас, ментов, вы все такие.
— Такие не такие… Будешь вести себя плохо, придется стать такой, то есть воспользоваться оружием и наручниками, — более понятно пояснила я. — Давай лучше сядем и поболтаем немного. Вот тут и лавочка есть.
Я кивнула в сторону маленькой детской лавочки, очень глубоко врытой в песок и огороженной по сторонам невысоким бордюрчиком. Скажете, что это же не лавочка, а песочница? Ну и пусть, какая разница — посидеть-то на ней можно. А я вообще натура не привередливая, если кто еще не понял.
Вроде бы мне поверив, Фомин осторожно направился к лавочке, таща за собой туда и свой мотоцикл и стараясь держаться от меня на приличном расстоянии. Ох, и наивный же он парень… Неужто думает, что если мне потребуется его скрутить, то меня что-то остановит? Если бы мне это было нужно, он бы давно лежал скрученным и свернутым и не рыпался бы. Ну да ладно, пусть себе боится. Как любит говорить мой друг Киря: «Боится, значит, уважает». Буду считать, что Фомин меня уже уважает.
Преспокойно сев на лавочку, я повернулась к своему стоящему собеседнику и спросила:
— Скажи, а почему ты не попытался со мной подраться, когда у тебя кончился бензин? Как-никак, я женщина, а ты мужчина.
— Нет уж, спасибо, мне свои кости дороже, — усмехнулся в ответ паренек. — Видел я уже однажды женщин из милиции. Так нокаутируют, мало не покажется. А раз вы не побоялись без оружия выйти, значит, тоже не из слабых.
— Тут ты прав, — согласилась я, расценив слова парня как комплимент, и сразу же продолжила: — Короче, дело у меня к тебе такое: я хочу знать, где ты был и что делал последние два дня?
— Не понял, зачем это? — поставив мотоцикл на подножку и присев на него, поинтересовался парень. — Меня что, в чем-то обвиняют?
Я не стала пока браться утверждать, что да, тем более что уже первый раз на подозрениях обожглась и теперь предпочитала сначала все проверить, а уж потом делать выводы, а потому сказала:
— Пока нет, но такое возможно.
— Опять не понимаю, — закачал головой Фомин, — объясните все толком. Кто, чего, за что?
— Не стану спрашивать, в курсе ли ты, что погибла твоя бывшая девушка, Алена Скрябина. Знаю, ты уже об этом наслышан.
— Ну да, — как-то моментально нахмурился парень. — А я-то тут при чем? Она же на своей свадьбе погибла, а не на моей.
— Да, но у тебя была причина сделать ей такой свадебный подарок, согласись? — подловила я парня на слове.
— С чего вы взяли? — сделал вид, что не понял, тот.
— Ну хотя бы с того, что слышала сегодня многое в баре «Железный конь». Не ты ли там громко кричал, что правосудие восторжествовало, что так ей и надо, раз она бросила тебя и решила выйти за другого? Было это?
— Ну, было, — неловко замявшись, признался Фомин. — Только я тогда сильно выпимши был, вот и нес всякую чушь, а вы и поверили. Стойте, а вы что, значит, тоже там были?
Я молча кивнула и тут же добавила:
— И там, и на свадьбе. Могла бы рассказать тебе много интересного, но не стану портить такую прелестную ночь. Итак, вернемся к нашим баранам, то есть к тому, что мы только что выяснили. А мы выяснили следующее: причина желать смерти своей бывшей девушке у тебя точно была. Чем ты можешь доказать, что ничего не делал для того, чтобы она умерла? Если это действительно так? — сразу поставила вопрос ребром я.
— Чем? — Фомин нахмурил лоб. — Даже не знаю. Я, честно говоря, даже не знал, где свадьба проходить будет.
— Это не оправдание, как алиби не прокатит, — спокойно ответила ему я. — Какие-то еще аргументы приводи, или же едем в отдел и все делаем как положено, с протоколами, бумажками, допросами. Хотя все это может быть и совершенно ни к чему. У тебя все еще есть право выбора.
— Нет, но я серьезно Аленку не трогал, — привел очень важный, на его взгляд, аргумент Фомин. — Ну, зол я на нее, это правда, так и любой бы злился, но чтоб убивать, да еще так… Я бы не смог.
— Доказательства, алиби? Есть у тебя? — как попугай, продолжала повторять я.
— Стойте, так ведь меня даже в городе не было в день ее свадьбы. Я вчера только к вечеру вернулся, мы с ребятами ездили на слет байкеров в Самару. Это кто угодно подтвердить может.
— Уверен? — на всякий случай спросила я, понимая, что доступа в дом к жениху и его телефону Фомин точно не имел, а значит, если сейчас окажется, что его еще и не было в городе, можно смело вычеркивать этого типа из списка подозреваемых.
— Абсолютно, — уверенно ответил мне тот и даже как бы просиял, а на лбу выступили маленькие капельки пота. — Какой же я дурак, что сразу об этом не вспомнил. У меня все дни как-то перемешались, как-то…
— Поняла, поняла, — вставая, ответила я. Потом указала на груду металла, которую Фомин называл мотоциклом, и добавила: — У меня в багажнике есть немного бензина. Плесни, что ли, в бак своего коня, и поедем назад к твоим дружкам.
Парень что-то там забормотал, но я не слишком прислушивалась к его словам, направившись к машине. Вынув ключи из замка зажигания, я открыла багажник и достала небольшую бутылочку — бензин в ней остался после того, как ремонтировавшие мою «девяточку» мужики протерли руки. Я отдала бензин Фомину, и он начал колдовать возле своего монстра.
С минуту мы молчали, а потом, сама не знаю почему, я спросила у Фомина, что хорошего в таком образе жизни, как байкерство. И он с упоением принялся мне объяснять:
— Это не совсем образ жизни. Точнее, образ, но только ночной жизни. Или хобби. Да, скорее даже так. Днем и я, и все те ребята, которых вы видели в баре, мы все учимся или работаем, у многих есть жены, даже дети. А чтобы отдохнуть, расслабиться или подзарядиться адреналином, мы по вечерам собираемся тут, болтаем, катаемся по ночному городу. А ночью он невероятно красив. Так красив, как никогда больше. Я люблю ночной город.
— А кем ты работаешь? — перебила я восторженный рассказ парня.
— Я? — не сразу сообразил, о чем его спросили, Фомин. — Я работаю инженером на кирпичном заводе. Тяжело, но платят хорошо. Так вот, я говорил про машины и город. Когда едешь на рычащем мотоцикле по ночному городу, кажется, что его движок сливается воедино с твоим сердцем, оба начинают биться, пульсировать в унисон и…
«О боже, — подумала я про себя, перестав его слушать, и тяжело вздохнула. — Ну прямо стихи и романсы, современные сказки… Такое как раз на ночь».
На мое счастье, болтать парню пришлось недолго — мотоцикл его завелся, и минутой позже мы уже неслись в обратном направлении, все к тому же байкерскому бару «Железный конь».
У бара все было по-прежнему, разве что мотоциклов стало меньше, так как часть парней уже уехала кататься, а новые еще не подъехали. Мы, можно сказать, успели вовремя.
Я дала Фомину время поставить «коня» на общую стоянку, а затем мы с ним вместе пошли в его обожаемое заведение. Как ни странно, но на этот раз мое появление в баре вызвало там такой всплеск эмоций, что я опешила и не сразу смогла разобрать, кто и что кричит. Оказалось, ребята просто решили, что Фомин привел к ним меня, то бишь свою новую девушку, чтобы познакомить и ввести в общество избранных. Ну вот меня и оценили на все сто пять баллов.
Жаль, что пришлось прервать каскад комплиментов в свой адрес, а больше в адрес моих ножек и того, что чуть ниже шеи, но у меня не было лишнего времени. Подняв руку вверх, я попросила у всех тишины. А когда наконец мне ее предоставили, обратилась сразу ко всем присутствующим:
— Уважаемые, скажите, Иван ездил на байкерский слет в Самару?
— Да, — мгновенно хором загудели присутствующие, и я от души порадовалась, что Фомин не пытался дать им никакого знака или намека на то, какой ответ должен последовать.
— А когда этот слет проходил? — продолжила я расспросы.
— Мы вчера вернулись, ближе к вечеру. Устали как собаки. Столько километров гнать, это вам не шутка.
— То есть, если я вас правильно поняла, практически два дня Ивана не было в Тарасове? — не унималась я.
— Вот именно, — громче всех откликнулся самый толстый из присутствовавших. — А что вдруг ты, крошка, его так блюдешь? Врет, что ли?
Толстяк громко и заразительно засмеялся, и зал тут же подхватил веселье. Фомин неловко покраснел, но ничего говорить не стал. Я слегка склонилась к нему и тихонечко произнесла:
— Что ж, похоже, ты меня и в самом деле не обманул. Твое счастье. Надеюсь, что больше нам никогда встретиться не придется.
После этих слов я гордо вскинула голову и вышла на улицу.
На сегодня все, что можно было, я сделала. Теперь пора — очень нужно! — как следует отдохнуть, а завтра я займусь новыми версиями и новыми людьми.
* * *
Утро следующего дня началось для меня так же, как и почти любое другое уже который год, — то есть со звонка будильника и жуткого раздражения, просыпающегося раньше меня от его мерзкого звука. До сих пор не могу к этому агрегату привыкнуть или найти ему более подходящую замену — приходится терпеть. Одним словом, раннее утро оказалось ничем не примечательным и даже не стоящим того, чтобы тратить время для рассказа о нем.
Начну лучше сразу с того, как после чашечки ароматного и бодрящего кофе я решила снова позвонить сестре Алены Скрябиной Наталье и попытаться договориться с ней о встрече. У меня все никак не выходила из головы новая версия убийства — что убить могли желать не столько жениха, сколько невесту. Дозвониться до которой, к сожалению, не удалось, так как телефон все время почему-то оказывался занят. В конце концов я решила, что для меня это даже и лучше, поеду так, без предупреждения, главное, что девушка дома.
Быстренько собравшись, я покинула свою квартиру и, сев в любимую «девяточку», направилась в гости к Скрябиной-старшей. Поговорить с ней мне было просто необходимо, тем более что она наверняка знала куда больше подруг Алены. Ведь не случайно же у них возникло мнение, что Алена больше доверяла не им, а именно Наталье, всегда стремилась быть похожей на нее.
Учитывая, что утро было весьма раннее, транспорта на дорогах пока еще почти не наблюдалось, лишь изредка кое-где мелькали покрытые толстым слоем пыли грузовые «газельки» наших частных предпринимателей, торопящихся за новой партией товара, да частники, мечтающие поскорее добраться до деревень и дач. Привычные же маршрутки и автобусы пока в большинстве своем только собирались выехать из парков, а потому их тоже было не так много.
Но, несмотря на отсутствие машин, добраться до места оказалось не так-то и просто, потому что все время на моем пути встречались ремонтники, то укатывающие асфальт, то делающие в нем новые дыры. Они даже ранним утром умудрялись организовать в городе пробки, за что большое им, конечно, спасибо. И все же, несмотря ни на что, спустя почти полчаса я наконец достигла дома Натальи Скрябиной и аккуратненько припарковала у ее подъезда свою «девяточку».
Хотелось бы знать заранее, чего мне ждать от разговора с девушкой. Мешочек с косточками всегда со мной, и бросок двенадцатигранников на сиденье дал результат 27+4+23 — «Только женщинам простительны слабости, свойственные любви, ибо ей одной обязаны они своей властью».
Решив, что ближайшие минуты прояснят, что имели в виду мои помощники, я заперла машину и вошла в подъезд. Заглянув в блокнот, определилась с номером квартиры и, найдя его, позвонила. Открыли мне не сразу, а лишь спустя несколько минут. По всей видимости, хозяйка что-то до этого делала, и я ее попросту отвлекла. Вскоре все же клацнул дверной замок, дверь передо мной открылась, и приятная на вид девушка с грустными до боли глазами тихо спросила:
— А вам кого?
Я не сразу смогла ответить, немного растерявшись. И было от чего: до того момента, пока я не увидела Наташу Скрябину, я ее даже себе и не представляла. Вернее, представляла, но немного иначе. Если принимать во внимание описание Хопиновым Алены, а он говорил, что она девочка довольно полненькая, темноволосая и с волевыми чертами лица, то точно такой же я представляла себе и старшую сестру погибшей девушки. Каково же было мое удивление, когда с Натальей все оказалось совершенно не так.
Она была не только не крупной, но, наоборот, скорее даже хрупкой, маленькой. Имела миловидное личико, маленькие розовые губки, похожие на аккуратно завязанные бантики. У нее были светлые волосы, слегка вьющиеся, но не везде, а почему-то только местами. Их девушка предпочитала носить распущенными, чем очень украшала себя, добиваясь еще большей эффектности своей внешности.
В настоящий момент Наташа была без макияжа, но он ей не особо и требовался, с такими-то четкими бровями и темными ресничками. Одета она была в легкое темное платьице с короткими рукавчиками и двумя небольшими разрезиками по бокам. Таким образом, даже соблюдая траур, девушка все же продолжала следовать моде и не забывала ухаживать за собой, как бы это сделало большинство других представительниц слабого пола на ее месте.
— Вы Скрябина Наталья? — сглотнув слюну, вежливо поинтересовалась я.
Девушка кивнула, не отводя от меня непонимающего взгляда. Пришло время ей объяснить мой визит:
— Я частный детектив, недавно вам звонила, — сказала я. — Татьяна Александровна Иванова.
— Ах, это вы, — равнодушно вздохнула девушка и, уже не глядя на меня, добавила: — Я уже говорила вам, что не в состоянии сейчас говорить. Приходите через неделю, может, через две. Надеюсь, тогда мне станет получше и я смогу вам чем-нибудь помочь.
— Но вы и сейчас не выглядите такой уж немощной и больной, и я уверена, что на вопросы отвечать вполне способны. Тем более что мы в беседе можем обнаружить такие вещи, которые помогут найти убийцу вашей сестры, — позволила себе в немного грубоватой форме произнести я.
В конце концов, с чего вдруг я должна за этой особой бегать? Обычно как раз родители и родственники пострадавшего за мной носятся, а к этой я прямо на дом пришла, так она еще и против.
— Не знаю, смогу ли чем помочь, — немного подумав, теперь уже чуть иначе ответила девушка. И, открыв дверь пошире, добавила: — Проходите.
Я прошла в квартиру и пробежала взглядом по интерьеру, отметив про себя, что обе девушки были очень аккуратными. У них было не много вещей, но все они занимали лучшие места, какие для них можно было бы вообще найти в столь небольшом пространстве, каковое представляли собой эти мини-комнаты. К тому же в самих комнатах было очень много украшений: картин, ваз с цветами. К сожалению, теперь ко всему этому сюда добавились еще и венки, траурные ленты да фотография погибшей недавно сестры, но я надеялась, что это ненадолго, точнее, в памяти-то сестра, конечно, должна остаться, но возводить ее в ранг божества или чего-то возвышенного не стоит.
Обратив внимание на фотографию погибшей, я отметила, что описание внешности девушки Хопинов дал довольно хорошее, все сходилось, и Алена действительно производила впечатление рослой, крупной не по возрасту девицы, довольно жизнерадостной и не унывающей. Таким по жизни обычно везет, хотя… Я тяжело вздохнула, понимая, что Алена была совсем еще молодой и должна была еще жить и жить, но все случилось совсем по-другому. Видно, с судьбой не поспоришь.
— У вас была красивая сестра, — произнесла я, чтобы хоть как-то начать разговор, тем более что Наталья упорно молчала, глядя куда-то сквозь меня.
— Да, была, — произнесла одними губами в ответ девушка, даже не пошевелившись.
— Какие между вами были отношения? Вы доверяли друг другу? — осторожно продолжила я.
— Доверяли ли? — как в бреду повторила Наталья и почему-то всхлипнула. Я решила, что задела ее за больное, и предпочла быстренько переключиться на что-то другое:
— Она никогда не говорила, были ли у нее враги?
Скрябина-старшая отрицательно закачала головой.
— А недоброжелатели?
Ответ был такой же. Я невольно начала чувствовать себя не в своей тарелке, но все же понимала, что должна хотя бы что-то выяснить, ведь не зря же ехала в такую даль. Пришлось напрячь все свое воображение и начать формулировать вопросы более точно и тонко. Вышло примерно следующее:
— Ладно, про сестру вы говорить сейчас не в состоянии, тогда, может, поговорим о ее молодом человеке. Вы его хорошо знали?
Наталья как-то резко нахмурила брови, но головы ко мне не повернула, а довольно грубовато произнесла:
— Я ничего не знаю, особенно о нем. Что вы все ко мне пристали?
Под словом «все» Наталья, конечно, подразумевала правоохранительные органы, которые уж точно не позабыли пообщаться и с этой родственницей убитой, стараясь найти хоть какую-то зацепку.
— Ничего не знать вы не можете, вы ее сестра, — по-матерински нежным голоском пропела я, подумав, что следователи могли себя вести немного грубовато и не стоит еще и мне уподобляться им. — Постарайтесь все же ответить на мои вопросы, ведь это в первую очередь нужно вам самой, а не кому-то постороннему. Или вы не любили сестру?
В ответ на этот простой вопрос я получила обжигающий взгляд и была этому даже рада, так как теперь девушка немного ожила и стала хоть как-то реагировать на мои дальнейшие вопросы.
— Скажите, у вашей сестры в последнее время не было каких-нибудь проблем? — не став более ожидать ответа, тут же спросила я. — Она ни о чем таком не рассказывала?
— Нет, она мне ничего не рассказывала, — сухо ответила Наталья. — Она вообще редко что мне рассказывала.
— Странно, а я слышала, что вы, наоборот, были очень дружны, она вас уважала, во всем стремилась походить на вас, — внимательно следя за реакцией девушки, произнесла я.
Наталья как-то резко передернулась, но тут же успокоилась и как ни в чем не бывало произнесла:
— Не знаю, кто вам это сказал, но это не так.
— Так получается, что вы не ладили? — сделала я вывод, интуитивно почувствовав что-то неладное, хотя пока еще сама не понимала, что именно.
Наталья подняла на меня свои красивые глаза, прекрасно поняв, что я пытаюсь поймать ее и определить, где она врет, а где говорит правду, и, слегка смутившись, сказала:
— Мы ничем не отличались от других сестер. Бывало, что и ругались, бывало, что и мирились.
— А в последнее время вы ругались? — поинтересовалась я, уже заподозрив, что между сестрами было не все так гладко, как рассказала подруга Алены. За что-то Наталья на свою младшую сестренку дулась. Выяснить бы еще, за что именно.
— Нет, — решительно ответила девушка, но я ничуть ей не поверила, а только обернула этот ее ответ в свою пользу, сказав:
— Ну вот и отлично, значит, вы будете стараться мне помочь.
В глазах девушки мелькнул недобрый огонек, словно я ей ужасно досаждала, и была бы ее воля, она бы выкинула меня вон, не задумываясь, но все же терпела. Да, почему-то пока терпела. Ну а раз так, я продолжала делать свое дело.
— Так вы еще не рассказали мне о том, какие отношения были у вашей сестры с Лапиным… — напомнила я один из прежних вопросов.
— А какими они должны были быть, если они поженились? — то ли отвечая, то ли спрашивая, сказала Наталья и тоже уставилась на меня. А когда поняла, что моего взгляда не выдержит, быстренько отвела глаза в сторону и добавила: — Об их отношениях я ничего не знаю, так что на эту тему можете и не спрашивать. Меня они в свои отношения не посвящали.
— Если я вас правильно поняла, то Алена встречалась со Стасом не у вас в квартире? — попробовала предположить я.
— У нас, — едва ли не сквозь зубы призналась девушка, понимая, что соврать не сумеет. — Но я в их дела не лезла.
— Что ж, вижу, что вы не слишком многое можете мне рассказать, — давно уже поняв, что девушка что-то упорно скрывает, а потому и не желает отвечать на мои вопросы, произнесла я. — В таком случае не смею вас больше отвлекать от дел.
Наталья только все так же равнодушно кивнула и пошла провожать меня до двери. Пока я обувалась, гостеприимная хозяйка не проронила ни слова, словно боясь, что я вдруг сейчас передумаю и решу остаться и продолжить свой допрос. Но я не передумала, спокойно попрощалась с ней и вышла из квартиры. Когда дверь за мной захлопнулась, я почему-то оглянулась назад, и в голове у меня всплыло недавнее предсказание моих двенадцатигранных косточек: «Только женщинам простительны слабости, свойственные любви, ибо ей одной обязаны они своей властью».
«К чему бы это?» — сначала не поняла я. Но пока спускалась по лестнице, сообразила, что, скорее всего, если между девушками и была какая-то ссора или недомолвка, то причиной ее мог быть лишь мужчина. Именно это и есть та самая единственная причина, за которую женщина способна убить. Ну если бы были дети, тогда другой вопрос, но мои дамочки пока таковых не имели. Выходило, что причиной ссоры между сестрами мог быть муж Алены — Станислав.
Забавная в таком случае получается картинка. Две сестры влюбляются в одного и того же парня, тот делает выбор, и, как и полагается, одна из сестер остается ни с чем. Не желая мириться с судьбой, она предпринимает попытку отбить парня, но, когда у нее ничего не выходит, озлобляется и убивает обоих. Правда, для такого вот серьезного решения Стас должен был ну очень постараться: переспать, например, с одной, а жениться на нетронутой другой; или, скажем, встречаться сначала с этой, а затем с той. И на той жениться. Одним словом, что-то между сестрами все же стояло, и мне желательно побыстрее выяснить, что именно.
Попробую-ка я наведаться к родителям невесты. С ними я еще незнакома, так что будет полезно пообщаться. Может, что интересного как раз и узнаю. Приняв решение, я загрузилась в машину, открыла со своей стороны оба окна и с ветерком покатила к дому родителей Натальи. Жили они где-то на Пролетарке, скорее всего, в пятиэтажном доме, насколько я могла судить по имеющемуся у меня адресу.
Мое предположение оказалось совершенно верным, так как, отыскав дом под восемьдесят пятым номером, я увидела не что иное, как старенькую пятиэтажку, имеющую посередине крупную трещину, временно залатанную железом. Оставив машину у подъезда, я поднялась на верхний этаж, подошла к двери с нужной мне табличкой и надавила на звонок. Как это ни странно, но открыли мне буквально сразу, словно хозяева стояли у двери и ждали того момента, когда я приду и позвоню.
— Здравствуйте, — поздоровалась я с появившейся на пороге полной женщиной со светлыми, мелко завитыми кудряшками волос.
Я почему-то даже и не сомневалась, что это мать Натальи, слишком явным было их сходство. Выглядела она значительно моложе своих лет, несмотря на постигшее ее горе. По большей части впечатление, что передо мной совсем молодая женщина, а не мать двоих взрослых дочерей, складывалось из-за очень светлых и добрых голубых глаз Ангелины Викторовны Скрябиной, а также благодаря ее умению правильно и со вкусом наносить макияж.
Одета женщина была в черное платье без украшений, а на голове у нее был повязан в виде ободка черный легкий шарф. Но не эти вещи указывали на траурное событие в жизни женщины, а выражение ее лица. Его описать было просто невозможно! Боль, усталость, неподъемность навалившихся проблем, разочарование и еще много чего плохого — все это вместе читалось на лице матери. Я искренне ей сочувствовала, но сейчас ничем помочь не могла.
— Здравствуйте, — также рассматривая меня, ответила женщина. — Мы знакомы?
— Нет, но мне бы хотелось с вами познакомиться, — вежливо произнесла я, а затем сразу представилась.
Узнав, кто я и чем занимаюсь, женщина слегка улыбнулась и сразу пригласила меня в дом. Когда я вошла и разулась, мама Натальи повела меня в ту комнату, где не было посторонних, то есть тех, кто остался помогать с похоронами и со всем остальным. Туда же она позвала и своего мужа, ну и, конечно, оба они сразу согласились ответить на все возникшие у меня вопросы. Первым делом я решила развеять свои сомнения и спросила:
— Скажите, какие отношения были между вашими дочерьми? Насколько хорошо они ладили и доверяли друг другу?
— Ой, да они души друг в друге не чаяли, — тяжело вздохнув, ответила Ангелина Викторовна. — Всегда жили душа в душу. Мы, на них глядя, нарадоваться не могли. — Женщина всхлипнула, утерла платочком слезу и закончила: — Да, не могли. Правда ведь, а, Петя?
Петр Алексеевич Скрябин только кивнул, стараясь как-то больше молчать и не встревать в наш разговор. Он, как видно, был человек замкнутый и смерть дочери переносил тяжело — это было видно даже по его трясущимся рукам и постоянно дергающемуся глазному веку. Мы, женщины, где поплакать можем, где покричать, то есть хоть как-то сбросить отрицательную энергию, а что остается мужчинам? Либо пить, либо терпеть. Но терпеть-то вечно не будешь. Вот у него седина уже на висках появилась, а ведь Скрябин — совсем не старый мужчина. Двумя днями раньше седины в его волосах наверняка даже и в помине не было.
— А вы можете мне уверенно сказать, что в последние дни, ну, перед самой свадьбой, девушки не поссорились из-за чего-нибудь? — еще раз, но чуть изменив вопрос, спросила я. — Мне очень важно это знать.
— Нет, нет, они никогда не ссорились. А если и было что-то такое, то нам-то они этого не показывали, — снова ответила Ангелина Викторовна. — Сами понимаете, в таком возрасте они себя взрослыми считают. Вот даже и жили от нас отдельно, а были бы рядом, может быть… — Женщина снова всхлипнула и теперь уже не смогла сдержать слезы, разрыдалась навзрыд.
Муж ласково притянул ее к себе и стал гладить по голове, тихонечко шепча:
— Успокойся, Анжела, успокойся. Нам нужно на вопросы Татьяне ответить, может, она найдет виновного. Соберись.
За эти слова была благодарна Петру Алексеевичу, пожалуй, не только я, но и сама Анжела, которая быстро собралась и, утерев слезы прямо рукавом, приготовилась отвечать на вопросы дальше. Я не стала медлить и сразу спросила:
— Не жаловалась ли когда Алена на Наталью? Может, не вчера-позавчера, а чуть ранее.
— Нет, а почему вас так сильно интересуют взаимоотношения между нашими детьми? — теперь уже присоединился к нашему разговору отец семейства. — Вы случайно не подозреваете ли в чем Наталью?
— Нет, конечно, что вы! — активно замотала я головой, понимая, что, если признаюсь, родители меня прямо на месте жизни лишат. У них и так одного ребенка не стало, а если еще кто и на второго попробует «наехать», ему точно не поздоровится. Пришлось на ходу выдумать причину такой своей заинтересованности: — Нет, я ни в чем не подозреваю Наталью, просто я сегодня беседовала с ней, и мне показалось, что девушка чем-то обижена на Алену, а потому не хочет отвечать на мои вопросы полно и правильно, все больше отмалчивается. А ведь она может знать что-то такое, что поможет мне найти виновника всех ваших бед.
— Да, я понимаю, — теперь уже успокоившись, согласно кивнул отец Натальи. — Знать вам нужно все, но мы на девочек никогда не давили, вряд ли и сейчас получится. Если что-то не хотят говорить, так и не скажут вовсе. Настырные, — вздохнув, закончил он.
— И все же я думаю, что смогла бы разговорить Наталью, если бы знала причину ее ссоры с сестрой, — осторожно произнесла я, все еще не теряя надежды узнать что-то интересное. — Может, вам удастся что-нибудь припомнить.
— Сомневаюсь я, девушка, что удастся, — расстроенно вздохнула Ангелина Викторовна. — Вы сами видите, не до этого нам сейчас, в голове никаких мыслей нет. Вы уж нас извините, что ничем помочь не можем. Мы, конечно, позвоним Наташе, а вы уж еще раз попробуйте с ней поговорить, может, что-то и выйдет.
Теперь уже поняв, что если между сестрами что-то и было, то родители этого все равно не знают, я встала с кресла и собралась уходить. Но тут вспомнила, что у меня совсем нет фотографий обеих девушек, а они мне очень даже могут пригодиться, а потому сразу же попросила:
— Вы не могли бы дать мне фотографию, на которой засняты обе ваши дочери? После расследования я вам ее верну.
— Да, конечно, мы дадим, — засуетились родители и сразу же стали искать, куда они задевали все фотоальбомы.
Пока же они занимались поисками, я прикидывала, как быть дальше.
«Итак, на данный момент мне ясно, что Наталья и Алена были в ссоре, иначе бы старшая не вела себя так странно, настороженно и недружелюбно. О причине ссоры родителям неизвестно, но наверняка о ней знает кто-то из друзей девушек, может, даже друзей жениха. Следовательно, нужно найти тех, кто знает. Ну а раз план действий ясен, остается сесть в машину и отправиться по гостям».
Наконец родители дали мне несколько фотографий, у них же я узнала, с кем чаще всего общались девушки и кто знает всех их друзей и подруг. Как ни странно, но тут родители оказались очень даже информированными людьми и не только назвали мне самых близких друзей, но даже и дали их адреса. Когда же я полюбопытствовала, откуда они все это знают, Петр Алексеевич слегка ухмыльнулся и сказал:
— Ну так мы все же следили за тем, с кем дети водятся, не все же пускать на самотек…
