Глава 3
Приехав домой после кофепития с Астраханцевой, постояв под душем и переодевшись, я набрала номер телефона Мародерского. Он трудится в конкурирующей фирме. Кто знает — может быть, именно он расправился с Перцевым? Чтобы что-то узнать, надо пообщаться с красавцем Германом, наладить с ним контакт.
Стоя в душе, я обдумывала разговор с Астраханцевой. Ей и самой хотелось узнать, кто грохнул Перцевого. И Настя, женщина проницательная, подозревала, что предприимчимый Андрей имел компромат не на нее одну. А следовательно, желающих избавиться от чересчур любопытного типа может найтись немало.
Относительно Лавкиных Настя тоже высказалась. По ее словам, Саша — карьерист каких мало и наверняка давно мечтает сместить Перцевого. Гала периодически пыталась заигрывать с Андреем, что неудивительно — она кокетничает и флиртует с каждым мужчиной, попавшим ей на глаза. Но Перцевой, несмотря на свою любвеобильность, ее ухаживаниям не поддавался — единственный имевшийся у него принцип, которого он придерживался, заключался в нескольких словах: «Никогда не сплю с чужой женой».
Светлана была откровенно, как кошка, влюблена в Андрея. Но его это не напрягало, он периодически заигрывал с другими дамами. Светочка бесилась, ведь она-то, бедняжка, мечтала выйти за него замуж. Как же — большая шишка, руководитель отдела, к тому же мужик умный и обаятельный.
Мародерский с Перцевым не соприкасались. По крайней мере, так думала Анастасия. Так что по этому поводу у нее идей не возникало.
Конечно, я не вполне доверяла Астраханцевой, но большую часть ее высказываний действительно можно проверить. И я проверю. Наведу, например, справки о директоре НИИ, узнаю, правда ли Анастасия займет его место.
Разумеется, мне в голову приходила мысль, что Настя всего-навсего пытается отвести от себя подозрения, но столь любопытным способом?
Анастасия все-таки нашла свой компромат. С виду совершенно невинная бумажечка, и ведь могла стоить ей карьеры. Хорошо хоть Перцевой поступил разумно.
Наконец длинные гудки в трубке прервались, и из мембраны полился медоточивый девичий голос:
— Здравствуйте, фирма «Спешл Техно», вас внимательно слушают.
— Германа Мародерского позовите, пожалуйста, — попросила я.
— Герман Вадимович уже ушел. Может быть, я могу вам помочь? — нежно и ласково откликнулся все тот же голос.
— Нет, благодарю вас, — я отрицательно покачала головой, подтверждая свои слова, как будто девушка могла меня видеть, и положила трубку.
Я выудила из сумки мешочек с волшебными двенадцатигранниками и задумалась над вопросом, можно ли верить Насте. Они выдали следующее: 15+25+8. «Скоро Вы откажетесь от своих друзей, а Ваши любовные отношения закончатся разочарованием», — услужливо подсказала мне трактовку великолепная память, счастливой обладательницей коей я являюсь.
Интересно, и как это понимать? Что Настя — мой друг, и я от нее откажусь? Или просто вопрос был не слишком четким — мысли о Мародерском лезли в голову? Тогда выходит, что наши с ним отношения постигнет неудача. Но какие, к черту, могут быть у нас отношения, если мы даже толком незнакомы? И вообще непонятно, о чем речь… Любовных отношений у меня в последнее время ни с кем нет. Нежданная встреча с Ванькой Сидоренко тут совершенно не в счет.
Ладно, разберемся. Для начала надо постараться отыскать Мародерского. Чтобы завязать с ним «любовные отношения», которые окончатся разочарованием.
Набирая домашний номер Германа, я даже не надеялась на везение — молодой мужчина вряд ли будет одиноко сидеть вечером в собственной квартире. В конце концов, в Тарасове бездна мест, где время можно провести с пользой и удовольствием. Но…
— Слушаю, — хрипловато прозвучал знакомый голос. Ну надо же, Мародерский оказался-таки дома. От его голоса по спине пробежала стайка мурашек. М-да, до чего я докатилась: один только мужской голос — пусть и очень приятный, и сексуальный — так сильно на меня действует…
— Герман? Добрый вечер, это Татьяна. Помнишь меня? — проворковала я. Он откликнулся почти с ликованием:
— Ну конечно! Как замечательно, что ты позвонила!
Мародерский даже не стал выяснять, откуда вдруг у меня взялся номер его телефона. Он просто взял быка за рога и предложил:
— Ты свободна вечером? Может быть, сходим куда-нибудь?
— С удовольствием, — откликнулась я, улыбаясь непонятно чему. Скорее всего, хотелось вновь увидеть янтарные глаза привлекательного мужчины. Да, пожалуй.
— Куда за тобой заехать?
Я объяснила, и мы договорились встретиться через полчаса. Это время ушло на то, чтобы придать своему облику нормальный вид. Я подкрасилась, искусно подведя глаза стрелками, что замечательно оттенило их форму и яркий травянистый цвет. Натянула зеленое вечернее платье, поверх которого набросила легкий серебристо-серый плащ. Надо сказать, мой шкаф под завязку забит шмотками — как у любой женщины, способной позволить себе достаточно дорогие вещи. Это платье было последним моим приобретением, я в нем еще не появлялась в свете. Сшитое из тончайшего шелка, оно подчеркивало каждую линию моей близкой к совершенству фигуры. И сейчас я с удовольствием решила платье обновить.
Дополнив туалет тонкой золотой цепочкой, я захватила сумочку, сунула ноги в подходящие по стилю туфли и спустилась к подъезду. Тут же во дворе остановилась роскошная машина — золотистый, матово мерцавший в свете фонарей «Мерседес», и из салона грациозно выскочил Мародерский.
Он раскрыл зонтик-тросточку и подошел ко мне. В свободной руке его красовался небольшой букет роз. И Герман протянул мне цветы со словами: «Красивой женщине — значительно менее красивые цветы. Им до тебя далеко». Приятно!
— Ты не представляешь, как я рад, что ты позвонила! — вещал Герман, подставляя мне локоть и прикрывая зонтиком. Пока мы дошли до его машины, мужчина успел осыпать меня и другими комплиментами. Я даже почти покраснела.
— Куда поедем? — заботливо усадив меня на переднее сиденье и заняв свое место за рулем, поинтересовался Мародерский.
Я осторожно положила букет на колени и пожала плечами.
— Мне, в принципе, все равно, — даже не пытаясь оторвать взгляд от тонкого профиля Германа, откликнулась я. И почувствовала себя немного глупо — нельзя же так откровенно демонстрировать радость от встречи с ним. Но цветы на моих коленях источали приятно-свежий аромат, а от обтянутого темным свитером крупной вязки тела Мародерского тонко пахло изысканным парфюмом. Машину он вел великолепно, и я невольно залюбовалась на его сильные широкие ладони, нежно сжимавшие руль. В голову полезли совершенно ненужные в данный момент мысли, и я поинтересовалась, откашлявшись: — И куда же мы едем?
Герман неуловимо улыбнулся, при этом на его щеке появилась ямочка. И ответил:
— Тебе же безразлично!
— Но мне интересно, что выбрал ты, — горячо возразила я и, выудив из пачки сигарету, закурила. Приоткрыла окно, и в салон машины ворвался прохладный влажноватый воздух — дождь неожиданно прекратился, зато стало холоднее. Ветер приятно остудил мое разгоряченное лицо.
— Приедем — и увидишь, — таинственно пообещал Герман.
Мне ничего не оставалось, как молча согласиться. Я кивнула и уставилась в окно. Но левый глаз мой постоянно пытался сменить точку наблюдения. В итоге я, испугавшись неминуемо окосеть, развернулась-таки к Герману, продолжив наблюдение за его красивыми руками.
Наконец машина остановилась, и я увидела, куда мы приехали. Оказалось, что к самому дорогому ресторану города, который называется «Ночной каприз» и отличается изысканной кухней, бешеными ценами и элитной публикой. Даже вывеска всецело соответствовала репутации местечка — искрящаяся сине-белым, скромная и одновременно вызывающая, она подчеркивала самый дух заведения.
— Ну что, идем? — предложил Герман, распахивая передо мной дверь.
Я снова кивнула и грациозно оперлась на мужскую руку. В памяти невольно всплыла похожая сцена на даче Перцевого, героиней которой была не я, а Астраханцева. Это немного охладило мой пыл, и я смогла соображать спокойнее, не реагируя так остро на близость притягательного мужчины с янтарными глазами. Ну и замечательно, терпеть не могу терять голову, особенно если подозреваю причину этой потери в убийстве.
Внутри «Ночной каприз» выглядел великолепно. Нет, интерьер не поражал воображение, скорее оформлявшие его люди пытались придать изысканной обстановке видимость скромности, что действует куда сильнее кричащей роскоши. Элегантные столики, на каждом — тонкий хрустальный бокал с живым розовым бутоном, подставки для салфеток из матового стекла, уютные кресла с высокими спинками, на которые хочется откинуться. В общем, здесь было очень мило. Официантки в белом неслышно, как привидения скользили между столиков. Секьюрити, молодые люди в строгих темных костюмах и при галстуках, старались слиться со стенами, дабы не привлекать внимания гостей. Но все равно привлекали — повадками хищников на охоте.
Я небрежно сбросила с плеч серебристый пыльник, который тут же упал в заботливо подставленные ладони Мародерского, и как бы невзначай взглянула на себя в огромное зеркало. Моя изящная фигура, обтянутая изумрудно-зеленым платьем, смотрелась в нем просто божественно. Полуобнаженная спина отливала жемчужным мерцанием — загореть я еще не успела. И взгляды всех находившихся поблизости мужчин, от мрачноватого секьюрити до толстопузика с золотыми цепями на шее — таких называют «кошелек с ушками», — только подтвердили правоту зеркала. Секьюрити даже сделал попытку улыбнуться, впрочем, неудачную. А я, высокомерно усмехнувшись — все-таки наряд отчасти «делает» человека и характер, — проплыла в зал.
Мы уселись за столик у окна и сделали заказ. На улице сгустилась ночная тьма. Герман проникновенно посматривал на меня, и едва я положила руку на стол, как его ладонь улеглась сверху, а пальцы принялись ласково поглаживать мою кожу.
Романтика, блин, одернула я себя, ощутив, что кровь значительно быстрее побежала по жилам. Но это не помогло — перед глазами плыл розово-золотой туман, полускрывая все окружающее, и я видела перед собой только янтарные глаза Германа в обводке черных и длинных, на зависть любой женщине, ресниц. Его пальцы осторожно и нежно касались моих, губы чуть заметно улыбались…
— Ты что-то сказал? — в смущении опомнилась я, когда эти губы шевельнулись, но звуков я, увлеченная зрительным удовольствием, не услышала.
— Какое вино ты предпочитаешь? Белое или красное? — засмеялся Герман.
— Белое, — улыбнулась я в ответ, обратив теперь внимание на его сверкающие зубы и чувственный рот. Голос моего спутника тоже звучал не вполне обычно. Вибрировал, что ли.
С превеликой душевной мукой, заставив себя вынырнуть из обаяния Мародерского, высвободила пальцы из-под его ладони. Я достала из сумки пачку «Честерфилда», и Герман тут же услужливо поднес к кончику сигареты трепещущий огонек своей зажигалки. На золотистой поверхности ее красовалась надпись «Zippo».
Затянувшись терпким дымком, я окинула взглядом сумрачный зал, освещаемый лишь подвешенными над каждым столиком матовыми, чуть голубоватыми светильниками. Но ничего, стоившего моего внимания, не увидела. Поэтому взгляд мой вновь вернулся к моему спутнику.
Герман приподнял свой тонкий хрустальный бокал, звонкий даже на вид, и предложил тост.
— За самую прекрасную в мире женщину с глазами русалки! — с романтическим подтекстом прошептал он. — За тебя!
— За тебя, — откликнулась я, но уже без романтического подтекста — что-что, а романтика мне чужда. Переросла я прогулочки под луной и любования на звездное небо, и осталась у циничной Татьяны Ивановой лишь физиология, против которой не попрешь, как утверждают учебники по медицине.
Бокалы соприкоснулись с едва слышным хрустальным переливом, и прозрачное вино дрогнуло, прилившись к краю. Я пригубила прохладную золотистую жидкость, не отрывая взгляда от глаз Германа, того же «винного» оттенка, только невероятно теплых и ласковых. «Обидно будет, если этот мужчина окажется убийцей». Эта мысль скользнула в мозгу вместе с терпко-нежным виноградным вкусом вина на язык, сразу же сбросив с ситуации невесомый покров романтики.
— Чем ты занимаешься, Герман? — поинтересовалась я, когда мы приступили к холодной закуске — украшенному ломтиками лимона салату из морепродуктов, с огромным трудом сопротивляясь обаянию сидящего напротив человека. — Я очень мало о тебе знаю.
— Как ты узнала мой телефон? — вопросом на вопрос ответил Мародерский. Ах, как ему не идет эта фамилия…
— Я заходила к Насте, — не стала скрывать я. И вновь попросила: — Расскажи о себе.
И примолкла. Закурила, ощутив, как теплый сухой дымок проникает в легкие, едва заметно царапая горло. Он что-то говорил, но только частица моего «я» слушала и запоминала информацию. А все остальное, кроме этого трезвомыслящего уголочка мозга, завороженно вслушивалось лишь в интонации бархатистого голоса. Впрочем, Мародерский не рассказал ничего интересного. Немного о работе, чуточку о детстве — вот и все.
Герман умолк, когда в бутылке почти не осталось вина. И я неуверенно, словно бы смущаясь, прошептала:
— Герман…
— Что, Танечка? — подтолкнул меня Мародерский.
— Странная штука — жизнь, — продолжила я, привычно стараясь вытянуть из ситуации все возможное. — Мы познакомились, можно сказать, благодаря трагедии. И я этому безумно рада, — немного покривила я душой. Лучше бы я его не знала — слишком уж трепещет мое нежное сердечко. — Конечно, не трагедии рада, а… — пролепетала я через мгновение.
— Я тоже счастлив, что узнал тебя, — бархатно-обволакивающе признался Герман. — Но было бы лучше, если бы все обошлось без того, что случилось… Идем танцевать.
И мы танцевали. Несколько раз я пыталась свести нашу беседу к Перцевому, но это слабо получалось. Мародерский совершенно не желал говорить об убийстве с «привлекательнейшей в мире женщиной, которую держит в своих объятьях». И руки его бродили по моей обнаженной спине, рождая водопад радужных эмоций, а губы тепло и осторожно касались виска.
Я вскинула лицо — к этому все и шло, даже латиноамериканские ритмы, исполняемые маленьким оркестриком на сцене, словно подталкивали к такому решению — и наши губы соприкоснулись.
Не знаю, сколько времени мы были в ресторане. Опомнилась я только в машине и тихо попросила:
— Отвези меня домой!
В голове, как ни странно, вдруг начавшей работать, созрело предположение — а что, если Герман решил обзавестись последней разработкой отдела Перцевого, для этого и убил Андрея. Так что я наотрез отказала себе в «продолжении банкета» у себя или у Германа дома.
— Ты точно этого хочешь? — ласково поинтересовался Мародерский.
А я пояснила, строя из себя смущенную ситуацией дамочку, не привыкшую так быстро сдаваться на волю победителя:
— Я… просто нельзя так сразу…
От собственного лицедейства у меня поднялось настроение. А может быть, этот нежданный скачок объясняется восхищенными, почти влюбленными взглядами мужчины, обращенными на мою персону?..
Я склонилась к панели управления и прицепила к ней «жучок». Может быть, отсюда узнаю что-то интересное… Что-то много я в этом деле делаю «на всякий случай»…
В итоге я все же попала домой и, захлопнув за собой дверь, набрала номер телефона «Спешл Техно». Никто мне не ответил, и правильно — на часах далеко за полночь, какой идиот в такое время сидит на работе. Ну значит, как раз сегодня я и навещу фирму «Спешл Техно», проверю только что пришедшую мне в голову идею.
А она мне нравилась все больше и больше. В самом деле, предположим, Мародерский решил завладеть разработкой жутко дешевой и качественной детальки для принтера и опередить московских конкурентов. А Перцевой каким-то образом прознал про его замыслы. Мне кажется, на даче он бросал на Германа подозрительные взгляды — может быть, именно по этой причине. А значит…
— Только как я разберусь в чертежах, даже если их обнаружу? — вслух спросила я лампочку, свисающую с потолка моей прихожей в обрамлении нелепого абажура. Сто лет хочу выбрать и купить нормальный светильник, но никак не соберусь.
Сегодня, наверное, день великолепных идей. Я решила взять с собой Сидоренко, главное, чтобы я смогла добудиться его. Ванька, насколько мне известно, спит ужасно крепко, и поднять его посреди ночи может оказаться посложнее, нежели отыскать убийцу вместе с трупом Перцевого. Но я все же набрала номер сидоренкинского телефона. Прижала к уху трубку, вслушиваясь в пронзительные гудки, и внутренне подготовила себя к тягучему ожиданию.
Я закурила, стараясь скрасить скучное времяпрепровождение. Конечно, я без особых проблем проникну в фирму, где трудится Мародерский. Но даже если и найду нужный документ, как я пойму, что это именно он? В технической документации я разбираюсь примерно так же, как пресловутая корова в искусстве латиноамериканского танца. А значит, Сидоренко просто необходим. Хотя с ним мое ночное приключение окажется опасным вдвойне, если не втройне.
Наконец гудки прекратились, и в мембране прозвучал сонный голос:
— М-му? Кому делать нечего?
— Ванька, сунь голову под холодную воду, — приказала я. И через некоторое мгновение услышала шорох струй, ударявших по телефонной трубке. Черт, этот чудик вместе с телефоном душ принять решил, что ли?
— Ну и кому я понадобился? — уже значительно более осмысленно поинтересовался Сидоренко, громко отфыркиваясь от воды. Зато в трубке раздалось подозрительное бульканье.
— Говорит Татьяна Иванова, — представилась я суховато. — Оденься и жди меня. Мне нужна твоя помощь. И ради бога, не засыпай.
— А, Танюха! — обрадовался Сидоренко. — Лады, жду тебя. Прикинь, я сейчас трубку искупал. В холодной воде, между прочим.
— Это я поняла, — хмыкнула я и бросила: — Увидимся.
После чего оперативно переоделась в черные джинсы и водолазку, перекинула через плечо сумку с отмычками и прочим сыщицким барахлом и выскочила из подъезда. Уселась в машину и бежевой стрелой, вскрывающей ночную чернь подобно консервному ножу, понеслась к Ванькиному дому.
Внутренне я была готова к вороху проблем, сопряженных с обществом Сидоренко на ответственном ночном задании. Но не таких же!
Остановив «девяточку» за углом, я вихрем ворвалась в Ванькин подъезд и надавила подушечкой пальца на кнопку звонка. За дверью раздался истошный визг, а я только фыркнула — у Сидоренко вообще оригинальные привычки. Например, звонок этот он сделал себе сам уже достаточно давно, причем с неделю рассекал город в поисках нужной звуковой платы, имитирующей душераздирающий вопль. Это происходило как раз, когда мы познакомились и я металась по городу вслед за ним, подозревая во всех смертных грехах. А когда зашла навестить и услышала крики, решила, что кого-то режут.
Короче, рыжий Ванька — бо-ольшой оригинал, но лучше бы он был совершенно обычным скучным ученым.
Распахнув передо мной дверь, Ванька осведомился:
— Ну и чего ты меня будила?
А я фыркнула, стараясь сдержать смех. Вот и дай человеку добрый совет. Как говорится, заставь дурака богу молиться, он весь лоб расшибет. Ванька был мокрый, причем весь, как цветок с похожим названием. С прядей рыжих всклокоченных волос стекала вода, словно с веток плакучей ивы, оставляя на ковре темные влажные пятна. На тумбочке красовался многострадальный телефон, которому страшно не повезло оказаться у такого хозяина. Вокруг беспроводной трубки тоже образовалась лужица.
— Ванечка, ты сможешь узнать ваши чертежи? Последней разработки? — поинтересовалась я. Младенческие синие глаза широко-широко распахнулись, заняв пол-лица ученого.
— Ты чего? — возмутился он. — Да я эти чертежи тебе на память нарисую, не то что узнаю. Чуть не всю работу сам делал, между прочим! — вопил Ванька. Я только диву давалась — с чего это он впал в такую ярость? Но его порыв, на мое счастье, пролетел, как стремительная весенняя гроза, и уже через секунду Сидоренко заинтересованно пытал меня: — А почему ты задаешь такие странные вопросы? Ты нашла убийцу? Зачем я тебе понадобился?
— Мне необходимо, чтобы ты поехал со мной. Только, ради бога, без моего приказа ты не должен и шагу ступить. Дело попахивает криминалом, и я, вообще-то, не должна тебя с собой брать. Но я чертежи не узнаю, а в том месте, куда я направляюсь, они могут оказаться. Впрочем, решать тебе — можешь просто изобразить мне свои чертежи, а я попытаюсь сопоставить их с тем, что увижу.
— Танька, заметь, ты меня уже второй раз оскорбляешь. Разумеется, я с тобой поеду.
Я согласилась, тяжело вздохнув, и мы пошли к машине, а я поинтересовалась:
— Ты тачку-то свою забрал?
— А то как же! С меня офигительный штраф стрясли! — возмущенно замахал руками Сидоренко, а я пожалела о своем опрометчивом вопросе. Его лапищи метались у меня под носом, начисто закрывая обзор, и уж конечно, не помогали вести машину.
— Слушай, а ты можешь не махать руками, когда рассказываешь? — поинтересовалась я и вздохнула с облегчением — Ванька послушно и скромно сложил руки на коленях и для верности сплел пальцы между собой, продолжая рассказ.
— И менты меня еще раз вызывали. Задавали те же самые вопросы, что и раньше, зато промурыжили часа два. Андрэ все еще не обнаружили ни живым ни мертвым, — вещал Ванька. И снова начал размахивать руками, помогая языку — ненадолго же его хватило.
К счастью, к тому времени мы успели доехать до фирмы «Спешл Техно» и аварийная ситуация обошлась без нас. Еще не хватало машину разбить из-за малость чокнутого ученого Ваньки Сидоренко.
— Теперь веди себя тихо, — приказала я, выбираясь из машины. — И вообще, посиди пока здесь, я разведаю обстановку.
Ванька вроде бы согласился, и я подошла к высоченному зданию с узкими стрельчатыми окнами. Надо посмотреть, откуда лучше будет проникнуть в фирму. С кабинетами уже там разберусь, а пока…
Я шла впритирку к стене, стараясь с ней полностью слиться. Заглянула в прозрачную дверь холла — нет, здесь путь заказан. В холле мирно дремал взрослый мужик в привычной уже глазу пятнистой зелено-серой форме. Перед ним обложкой вверх лежала аляповатая книжица, судя по виду — детектив, просвещается мальчик. Тускло светила лампа наверху.
Но здесь обязательно должен быть черный ход.
Я обогнула здание и услышала шорох за спиной. Развернулась, приготовившись ударить преследователя и сбежать, и тут раздался жаркий шепоток идиота Ваньки, который довел меня до предынфарктного состояния.
— Танюх, мы займемся взломом? — восторженно предположил чертов Сидоренко, а я рявкнула, с трудом заставив себя приглушить голос:
— Придурок! Сказала же — сиди в машине! Ты меня напугал до чертиков!
— Прости, — растерянно пролепетал Сидоренко. Похлопал своими наивными глазами, а я наконец в полной мере поняла, во что ввязалась, взяв его с собой.
— Так, если еще хоть раз не послушаешься меня, оставлю тебя в «Спешл Техно», а сама уйду. Будешь сидеть там до утра. Вот тогда тебя обязательно посадят, можешь мне поверить, — пригрозила я, стараясь обезопасить собственную свободу.
Ванька, кажется, проникся и закивал, слегка побледнев, отчего даже в темноте на его носу можно было разглядеть веснушки.
— Ты хоть машину закрыл, блаженный? — спохватилась я.
Но Ванька только помотал головой, присовокупив:
— А ты мне ключи оставила?
Оставив его у задней двери в здание, я несколькими тигрино-кенгуриными прыжками достигла своей бежевой «девяточки» и, закрыв дверцы, включила сигнализацию. За лобовым стеклом загорелся алый огонек. После чего вернулась к Сидоренко и, вцепившись зубами в карманный фонарик с узеньким, но достаточно ярким лучиком, склонилась над замком. Ванька, подозрительно тихий и покорный, стоял рядом, даже не пытаясь проследить за моими действиями.
Вскрыв дверь, я прошла в узкий длинный коридор, в дальнем конце которого тускло светилась настольная лампа сторожа, освещавшая его самого и небольшой участок вокруг стола.
Ванька вошел за мной и, разумеется, споткнулся. Потеряв равновесие, он с тупым стуком привалился к стене, замахал лапищами подобно ветряной мельнице, пытаясь восстановить равновесие.
Сторож вскинулся, положив руку на пистолет у бедра, а я застыла, придавив злополучного Ваньку к стене, зажав ему рот рукой, чтобы он случайно не завопил или не начал вслух извиняться.
«Заткнись, блаженный», — билась в моей голове мысль, и, по всей видимости, она легко читалась в моих глазах, потому как Ванька молча замер.
К счастью, сторож решил, что ему приснился плохой сон, и вновь прикрыл глаза. Голова его плавно опустилась на книженцию. Я тяжело вздохнула, и тут стена поехала назад. Я-то удержалась на ногах, хотя и с трудом, зато Ванька грохнулся вслед за загадочной стеной, вновь разбудив сторожа.
Оказалось, что мы нашли дверь. Какую-то. Рассмотреть ее, что не удивительно, я не успела. Ничего, теперь понаблюдаю.
Сторож снова встрепенулся и принялся медленно подниматься из-за стола, одновременно вытаскивая пистолет. А я быстро вошла в открывшуюся дверь и прикрыла ее за собой. Ванька попытался, как всегда неуклюже, подняться, путаясь в своих длинных ногах, а я шикнула на него:
— Лежи тихо!
Сама же прислушалась к происходящему за дверью.
Шаги сторожа приближались к нам, и он что-то невнятно бормотал себе под нос. Что-то вроде «какие придурки…» Я замерла, искренне надеясь, что ему не придет в голову осмотреть помещение, в котором затаились мы с Ванькой.
Спустя долгие минуты, которые мы провели с разной степенью комфорта — Сидоренко на полу, я, прижавшись щекой к двери, — шаги наконец стали отдаляться. Потом раздался едва слышный хлопок. Судя по всему, в этот момент мускулистые тылы охранника соприкоснулись с табуреткой. Все стихло. Ф-фух, пронесло.
— Ты можешь попытаться хотя бы держаться на ногах? — попросила я жалобно. Ну не хотелось мне в тюрьму, да и Ваньке вряд ли там место.
— Танюш, ты думаешь, я специально, что ли? — обиделся Сидоренко. Потом обрадовался: — Мы ведь начали обыск? Давай и здесь все осмотрим.
— А что здесь осматривать? — огляделась я, удивляясь, почему же кабинет оказался открытым. Потом, присмотревшись к замку, поняла: собачка всего-навсего застряла в пазу, и поэтому дверь не закрылась, а проверить ее никто не удосужился. Ну ладно, будем считать, нам в какой-то мере повезло. — Нам нужен кабинет Мародерского, а еще — кого-нибудь из высшего руководства.
— Танечка, золотце, а чем тебе этот не нравится?
В окно светила луна, пусть неярко, но достаточно для того, чтобы разбить темноту и придать ей легкую сумрачность. Я пренебрежительно осмотрелась, поморщившись: наверное, кабинет кого-нибудь из мелкого персонала, необходимого любой компании. Малюсенькая комната с мышиного цвета ковром на полу и светло-серыми стенами. Стол, когда-то давно проходивший под маркой «рабочий стол для школьника», неширокий, из коричнево-желтой древесно-стружечной плиты, на хлипких ножках и с единственной тумбой. Несчастный, как он умудрялся удерживать на себе вес компьютера и клавиатуры! Да и комп-то стоял здесь совсем старенький.
— Думаешь, в кабинете у мальчика или девочки на побегушках могут храниться краденые документы? — съязвила я, а Сидоренко посмотрел на меня как на полную и круглую дуру. Потом взглянул на компьютер с заметным интересом.
— Татьяна Александровна, а вы слышали про такую штуку, как компьютерная сеть?
— Ну и? — все еще не понимала я.
— Ну и то… Документы, особенно, как ты предполагаешь, краденые, в бумажном виде храниться не будут, особенно когда есть компьютер. Причем на дискете важную информацию тоже не оставят — ее можно украсть, она может полететь… ну, сломаться, — уловив мой недоуменный взгляд, чуточку высокомерно пояснил Ванька. — А на винте, короче, в самом компьютере, можно так запрятать любую тайну — в нашем случае чертеж, что посторонний его не обнаружит. А тот, кто спрятал, когда понадобится, откроет нужный файл и распечатает. И никаких проблем. Через этот компьютер, если он подключен к Сети — не электрической, естественно, а компьютерной — мы можем влезть в любой другой компьютер, принадлежащий фирме и тоже подключенной к Сети. И можем просмотреть любую секретную информацию. Я немного разбираюсь в шифрах, и если он окажется не слишком сложным — открою. Кстати, еще попробую вскрыть в обход кодировки.
— Ну да, ты же спец по этой технике, — понимающе хмыкнула я, только сейчас вспомнив, чем занимается Сидоренко. — Тогда действуй, Ваня.
Сидоренко словно только этого и добивался. Он уселся к компьютеру, включил его, и тот вскоре засиял голубым экраном. Мой приятель замолк и лишь изредка высказывался:
— Фу, черт. Ага, вот сюда мы и попробуем влезть. А-а, неправильно, ладно, будем действовать по-другому…
Я же присела в кресло, пододвинув его почти вплотную к двери, и постаралась обдумать всю полученную за последние двое суток информацию. Естественно, у меня ничего не вышло — во-первых, не было кофе и мешала невозможность курить. Во-вторых, информации оказалось слишком мало. Да и Ванькины беседы с самим собой отвлекали от размышлений.
— Танька! — когда я стала потихоньку засыпать, прислонившись к спинке кресла и уронив голову на согнутую руку, завопил Иван. Он что, хочет разбудить всех ментов в округе? Чтобы те устроили на нас облаву?
— Тсс! — шикнула я, моментально приходя в рабочее состояние и подлетая к нему. — Что ты нашел? — прошептала, склонившись над плечом увлеченного своим делом Ваньки.
А он ликующе заявил:
— Знаешь, ведь ты была права. Вот что значит детектив! У Мародерского в компьютере имеется полностью проект нашей детали. Причем, судя по всему, получен он буквально на днях. Представляешь?
— Что-нибудь еще выяснить удается? — полюбопытствовала я, разглядывая странные полосочки, кружки и цифры на экране.
— Да, проект пущен в разработку, так что московские наши спонсоры в пролете. И будут этим страшно недовольны, могу я сказать, — выдал целую тираду Ванька. Его рыжие волосы топорщились от частых прикосновений к ним рук, выдававших волнение, а глаза пламенели азартом.
— Доказать что-нибудь удастся?
— Нет, конечно. Здесь серьезная система кодировки, и я ее раскрыл только потому, что разрабатывал один мой знакомый. Никаких побочных данных нет. Наверное, чертежи, если они существовали на бумаге, уже уничтожили — не будет же фирма оставлять на себя компромат. Вот и все. Они просто скажут, что это их ученые разработали такую штуку.
— Ага, — глубокомысленно заявила я. — А теперь вырубай машину и выметаемся, делать здесь больше нечего.
— Понял, — кивнул Сидоренко и занялся приведением в порядок чьего-то рабочего места. При этом вокруг летали какие-то бумаги. Хорошо хоть ни монитор, ни клавиатура не пострадали. Повезло, называется.
Значит, либо Мародерский выкрал из НИИ ЭКТ документацию, либо ее ему кто-то преподнес. За определенное вознаграждение, разумеется, о чем речь. Только кто мог это сделать? Астраханцева — вряд ли она прельстилась бы деньгами, ее зарплата и без того неплохая. К тому же Настя, полагаю, не стала бы рисковать своей карьерой. Господа Лавкины? Может быть. Эти своего не упустят. Светка, влюбленная по уши в Перцевого? Тоже возможно. Секретарши по роду своей работы контактны. Вот Сидоренко отпадает практически сразу, он своему НИИ предан до глубины души. И своим изобретениям тоже.
— Я готов, Танечка, — таинственно прошептал Сидоренко, приведя все в относительный порядок.
Я быстренько стерла отовсюду отпечатки наших с ним пальчиков, прошлась тряпочкой по клавиатуре и осторожно выглянула за дверь. Охранник тихо и мирно дремал, уткнувшись физиономией в любимую книжку, но руку держа у пояса — наверное, надеялся, что предоставится возможность воспользоваться оружием. Наивный!
Не слишком, поняла я через мгновение. Сидоренко, черт бы его подрал, выскочил из кабинета вслед за мной и с грохотом захлопнул дверь. Охранник приподнялся. Я оценила расстояние до черного хода и рявкнула своему сегодняшнему напарнику, особо уже не таясь:
— Теперь за мной, и быстро!
Осознав, насколько серьезна ситуация, Ванька вздохнул — наверное, собирался с духом, не знаю, и мы рванули. До двери добежали в рекордные сроки, теперь главное — к машине и уехать, пока охранник, топающий вслед и вопящий: «Стой, стрелять буду!», нас не догнал и не засек номера моей «девятки».
Резко завернув за угол, я бросилась к машине, лопатками ощущая тяжелое дыхание Ваньки. Бедный кабинетный червь не привык заниматься спортом и теперь с трудом выдерживал взятый мною темп. Я первой домчалась до «девятки», на ходу выудила из кармана брелок и отключила сигнализацию. Сидоренко плюхнулся на сиденье рядом с водительским, как ни странно, умудрившись не растянуться по пути, и мы поехали.
Я гнала машину по ночному городу, словно удирая от стаи разъяренных автоинспекторов. Хотя вряд ли у сторожа «Спешл Техно» имеется личный автомобиль по примеру личного оружия.
— Танюш, поехали ко мне. Ведь ближе, — отдышавшись, предложил Сидоренко.
— Ну поехали, — согласилась я и погнала машину к его дому.
Мы поднялись в подъезд и зашли в квартиру. Я даже не злилась на непутевого приятеля — ну такой он человек, что поделаешь. Я просто устала. И вырубилась, едва прикоснулась головой к диванной подушке, хотя сначала намеревалась просто полежать, расслабляя мускулы, а потом обсудить с Ванькой кое-какие вопросы.