Глава 6
«Лето… Я весь изжарен, как котлета», – пел в салоне моей машины Майк, и это было правдой. Несмотря на утро, было уже жарко. Иногда мне кажется, что я живу не в средней полосе россии, а в Эмиратах. Причем только летом. Зима у нас вполне себе зимняя. А учитывая совершенно жуткое состояние тротуаров и полное отсутствие дворников, холод сочетается с опасным для жизни гололедом.
Поэтому моя машинка берегла мои красивые ножки от травм. А сейчас кондиционер спасал меня от жары.
Как ни странно, машин на трассе было мало. Я хотела было прибавить скорость – обожаю быструю езду, – но вспомнила, что в кустах меня наверняка поджидают доблестные гибэдэдэшники, и их можно понять: кто-то же должен их семьи кормить, но мне почему-то делать этого не хотелось. Я считаю, что это нехорошо, когда женщина кормит ораву мужчин. Это неправильно!
Поэтому я сдержалась и ехала спокойно, наслаждаясь пасторальными видами за окном. Как ни странно, я испытала почти физическое облегчение, словно все несчастья Лопатникова я оставила там, за спиной, а впереди был беспечный Тарасов и два дня привычной работы, и можно было немного абстрагироваться, забыв и лежавшую в воде Аську, с этими дурацкими белыми цветочками, и арестованного Витьку, и зареванных Таю и Катю.
Хотя бы на несколько часов выкинуть все это из головы.
Я сделала музыку громче, тем более что запел мой любимый Джо Кокер, хотя все равно про лето и жару. Видимо, у этой радиостанции была зацикленность на жаре. Но что поделаешь, если по прогнозу у нас весь этот месяц будет за сорок градусов с плюсиком?
«Рено» я заметила не сразу. Он стоял у обочины, как-то сиротливо прижавшись почти к самым кустам, и рядом высилась фигура Сергея Иваныча. Он набирал номер, пытался дозвониться куда-то по мобиле. Заметив мою машинку, он призывно и несколько повелительно поднял руку. Первым моим побуждением было – проехать мимо. Но я вспомнила, как Ольга уговаривала меня воспользоваться его помощью, и горделиво улыбнулась. Вот так вот, подумала я, сейчас выйду, починю его дурацкую машину и гордо поеду дальше. Очередная победа феминизма – в моем лице.
Я подъехала к нему. Отключила кондишн, открыла окно. Он явно не ожидал увидеть именно меня. Брови его поползли вверх, он застыл столбом.
– Таня? – выдохнул он.
– Да, мне надо в Тарасов, – лаконично объяснила я. – По делам. Что случилось?
– Жду аварийку, – сказал он. – А они все никак не приедут. А мне срочно надо в город. Может, дотянем ее немного, до ближайшей мастерской?
– Может, посмотрим сперва? – предложила я. – Если там ничего особо серьезного…
– Нет, я уже смотрел, – развел он руками. – Я же автомеханик, Таня. В прошлом. Теперь вот – бизнесмен… Увы, тут нужно серьезное вмешательство во внутренние органы моего «реношки». Ну что, поможете?
– Конечно, – пожала я плечами и полезла доставать трос.
Я, не оборачиваясь, знала, что Сергей Иваныч сейчас не сводит глаз с моих ног и чуточку выше. Потому что нет на свете мужика, который не отреагирует на красоту изгибов моего тела. Ну разве что он приверженец нетрадиционных отношений и совсем иных ценностей. Но такие меня вовсе не интересовали. А вот Сергей Иваныч почему-то меня слегка интересовал.
Сама не понимаю, в чем было дело. Наверное, в том, что он – очень странный человек. Знает Китса. Бывший автомеханик и – теперь – какой-то дурацкий бизнесмен, который запросто цитирует Китса…
Это все равно что найти жемчужину в навозной куче.
Поэтому я немного задержалась, доставая трос. Сергей Иваныч ждал терпеливо. Когда я обернулась, он смотрел на меня спокойно, с некоторой ироничностью и – восхищением. Я заметила, что глаза у него очень красивые, серые, а ресницы – густые, черные.
– Вот, – протянула я ему трос.
Он быстро управился с задачей, подкупив меня окончательно тем, что совершенно спокойно опустился на колени в своих дорогих штиблетах и светлых брюках. Как будто его нисколько не заботил внешний вид.
– Ну вот и все, – сказал он. – Спасибо вам огромное, Танечка.
Он протянул мне свою испачканную руку именно так, как положено, – ладонью вверх, и, когда я вложила в его ладонь свою руку, поцеловал ее так, как будто воспитывался в пажеском корпусе.
После этого я окончательно поняла, что передо мной – человек-загадка.
Я села за руль, он – рядом.
– А курить можно? – спросил он.
– Да сколько угодно, – усмехнулась я, доставая сигарету. – Все в порядке, тут за здоровьем почти не следят.
– Я тоже, – рассмеялся он, закуривая. – Как-то глупо отказывать себе в маленьких удовольствиях, когда тебя и так отравляют…
– Вы про экологию? – спросила я ради вежливости.
– Я думаю, нас отравляют ядом, другим, – серьезно сказал он. – Дело даже не в экологии… Дело в нелюбви.
Я не знала, что ответить. Я была удивлена. Уж от него я менее всего думала такое услышать. Хотя… Он же романтик, блин. Поклонник Китса.
«И возможный убийца», – подсказал мне внутренний голос.
Зануда. Этот Сергей Иваныч, кажется, начинал мне нравиться.
Мы поехали – не очень быстро, но почему-то мне и не хотелось ехать быстро. И ему, кажется, тоже.
– А почему вы любите Китса? – задала я дурацкий вопрос. Сама понимаю, что вопрос дурацкий, но мне действительно это было любопытно.
– «Прекрасное пленяет навсегда, – ответил он, едва заметно усмехнувшись. – К нему не остываешь. Никогда».
– Снова Китс, – констатировала я.
– Да, – улыбнулся он. – А вы что любите, Таня?
– Пушкина, – мрачно отозвалась я. – Никаких изысков. Я – простая. Банальная и человечная.
– Таня! – воскликнул он. – Ну совсем вы не банальная.
– Сергей Иваныч, я на самом деле плохо секу в поэзии, – сказала я.
– А Китс?
– Китса я знаю, потому что однажды расследовала убийство переводчицы, – так же мрачно объяснила я. – Пришлось изучить предмет, так как убийство было напрямую связано с ее профессиональной деятельностью.
– Как интересно, – сказал он, хотя видно было, что ему это глубоко неинтересно. Он вообще, судя по всему, мало интересовался странными убийствами переводчиц Китса.
– Да ничего интересного, – хмыкнула я. – Я вначале тоже думала, что будет интересно. А вышло все тупо и скучно. Несчастную тетку убили из зависти. Там грант выделили огромный, за перевод. И она его выиграла. Справедливо выиграла, она была хорошая переводчица. А второй переводчик обозлился и убил бедную женщину. Между прочим, пожилую уже, лет сорока восьми.
Он рассмеялся.
– Она была молодая, – сказал он. – Просто ей было наплевать на то, как она выглядит. Если честно, я не знал человека добрее ее.
– Погодите, – удивилась я. – Вы что, ее знали?!
– Как бы, – кивнул он. – Это была моя тетка. Сестра моей матери. Младшая сестра. Она меня любила и фактически занималась мной больше, чем родители. Поэтому я и люблю Китса.
Я невольно замолчала. Поворот был слишком неожиданный. И резкий.
– Таня, это простое совпадение, – сказал он. – Хотя, в общем-то, наверное, оно, по логике вещей, было неизбежным. Согласитесь, что люди – в большинстве своем – о Китсе не слышали.
– Я понимаю, – сказала я. – Как и то, что я приехала в Лопатниково, к своей подружке, а там были вы, и там же убили родственницу моей подружки…
– Асю? – вздохнул он. – Асю мне очень жаль. Она была милая девочка.
– И только? – посмотрела я на него. – Мне показалось, что она к вам была расположена.
– Да, – кивнул он. – Она действительно была в меня немного влюблена. И… я виноват. Я позволил себе небольшой роман с ней… Она, кажется, отнеслась к нашим отношениям серьезнее, чем они того заслуживали.
Он резко повернулся и посмотрел на меня. Лучше бы он этого не делал. Хотя он стопроцентно знал, что глаза у него – пожар и мрак. И что телки, наверное, падают от его взгляда в обморок. Но – не я. Я удержалась от невыносимого почти желания упасть в обморок. Я, в конце концов, за рулем, мне не до дамских шалостей.
Я мягко улыбнулась.
– И поэтому с ней случилась беда, – протянула я почти ласково. Люблю разговаривать полунамеками…
– Любовь – это вообще беда, Таня, – сказал он назидательно. – Очень большая беда!
Мы уже подъезжали к мастерской. Я подумала, что, когда мы с ним встретимся в Лопатникове, он вряд ли будет склонен продолжать наше знакомство. Кажется, он потерял ко мне всякий интерес.
Слишком я умна-с для него. Вот такой облом – вроде и блондинка, но с мозгами.
– Приехали, – доложила я.
Он кивнул:
– Да, вижу. Спасибо. – Он достал из кармана визитку, протянул ее мне: – Таня, я не смею просить ваш телефон. Мне кажется, я вам не понравился. Но… Знаете, мне очень хотелось бы с вами продолжить разговор о… Китсе. – Он мягко улыбнулся: – Если вы вдруг почувствуете себя одинокой, позвоните мне, ладно?
– Да бросьте, – улыбнулась я, доставая свою визитку. – Не рефлексируйте, вам это не идет. Звоните. Я до завтра буду в Тарасове.
Он неожиданно улыбнулся – очень открыто, по-мальчишески.
– Вот спасибо, – сказал он, аккуратно пряча мою визитку в карман рубашки, поближе к сердцу, надо думать. – Обязательно позвоню. Потому что вы-то мне, Таня, очень нравитесь.
Не удосужившись дождаться моего ироничного ответа, он отцепил трос, быстро спрятал его в багажник и бегло махнул рукой подобострастно поспешившему к нему мастеру.
Я тронулась дальше, бегло обернувшись на прощание.
А рубашка-то у него желтоватого оттенка… Как и Витькина майка…
И у меня на несколько минут перехватило дыхание.
Приехав домой, я уже была спокойна и рассудительна. Получалось, что Сергей Иваныч и не отказывался от факта своего знакомства с Асей. Более того, по его словам, она была в него влюблена. Таким образом, у нас сформировался треугольник. Любовный.
Учитывая род занятий нашего ангелочка Аси, можно было предположить, что открытие это вряд ли могло нормально отразиться как на Витьке, так и на Сергее Иваныче. Ибо я с трудом – все-таки – верила, что он к Асе был совершенно равнодушен.
Я вспоминала его на спектакле, все больше убеждаясь в том, что все там было не так просто, как он хотел мне представить.
И – опять же. Не с ним ли встречалась Ася там, у реки? И не из-за него ли она поссорилась с Витькой?
Я даже нарисовала в своем воображении очень стройную картину. Аська приходит к обрыву. Свидание с Сергеем Ивановичем. Шуры-муры, поцелуи под луной. «Я всегда буду твоей». И тут появляется Витька. Возможно, он крикнул: «А, это ты, неверная!» И, как Карандышев, возопил: «Так не доставайся же ты никому!»
И в пылу драки с Сергеем Иванычем Витька нечаянно треснул Асю по затылку.
А может быть, он открыл Сергею Иванычу правду об Асе? «Она играет в порнотеатре», – сообщил он мрачно. И тут уже Сергей Иваныч не выдержал. Будучи поклонником Китса и романтиком в душе, он не смог пережить такого облома и в пылу глубокого духовного разочарования ударил охальницу по затылку камнем?
Пока я стояла под душем, приводя в порядок свою изрядно пошатнувшуюся способность к трезвому мышлению, – я уж не знала, то ли это случилось со мной от жары, то ли повлияли-таки на меня серые глаза Сергея Иваныча, – потихонечку осознавая всю абсурдность этих версий.
– Нет, – пробормотала я, нежась под струями прохладной воды, стекавшими по моему разгоряченному телу. – Нет, нет… Если бы все было так, то получилось бы, что Аська успела бы убежать. Ну, не мог никто из них ударить ее по затылку камнем…
Придя на кухню и дожидаясь, когда моя кофемашина выплеснет в чашку порцию замечательного леггеро, я задала себе новый вопрос:
– А если ее не ударили? Если кто-то – или Витька, или Сергей Иваныч – толкнул ее? Она упала – и ударилась затылком об этот чертов камень…
Но что было потом? Неужели кто-то из них сбежал бы, оставив Аську без помощи?
Это тоже разрушало всю картину.
Неожиданный звонок телефона отвлек меня от размышлений. Я уже приготовила было листок бумаги, чтобы начертить всю картину преступления – по примеру моей подружки Варьки, но мне пришлось отложить рисование. Я взяла трубку. Это была Ленка.
– Привет, ты приехала?
– Да, – сказала я.
– Слушай, я узнала вот что… «Гамлета», Тань, ставит только один человек в городе.
Она замолчала.
– Какой?
– Ты его знаешь, – сказала она. – Это Гена. Гена Мартиров.
Я прикусила губу.
Гена… Брат Славика… Первой Ольгиной любви.
– То есть, – пробормотала я, – у него теперь порнотеатр?
– И об этом ты тоже знаешь, – усмехнулась Ленка. – Да. И в отличие от других режиссеров этот засланец процветает. Материально он обеспечен лучше Никиты Михалкова.
– Представляю, – кивнула я. – Слушай, но как…
– Как он деньгу зашибает? Так там спрос со стороны западных «друзей», – сказала она. – Ну и наши нувориши тоже поклонники… прекрасного… в общем, записывай его телефон.
Она долго и четко проговаривала цифры. Оказалось, что у этого Гены целых четыре телефона, все – с разными симками.
– Ты к нам приедешь? – поинтересовалась она без всякой надежды в голосе.
– Я постараюсь, – пообещала я. – Мне еще к Андрюшке надо. И к этому… Гене.
– Понятно, значит, лучше тебя не ждать, – быстро смекнула Ленка. – Жалко. Ну, как вернешься из своего Лопатникова, придешь.
– Приду, – пообещала я. – Спасибо тебе.
– Да не за что, – вздохнула Ленка. – Девочку жалко.
– Очень, – согласилась я. – Но ее мать – еще больше… Боюсь, что правда о дочери совсем разобьет ей сердце.
– Ну, что поделаешь, – сказала Ленка. – Может, удастся как-то скрыть все это от нее…
– Если полицейские докопаются, не удастся, – мрачно усмехнулась я. И подумала, что единственный выход – успеть найти убийцу раньше них.
И придумать что-нибудь, чтобы возникла возможность все-таки если не скрыть эту чертову правду, то хоть как-то завуалировать ее, чтобы немного облегчить Кате боль.
План действий я набросала быстро. Первым делом я отправилась на свидание с Мельниковым. Мы встретились в летней кафешке, устроенной под раскидистыми каштанами. Было жарко, но, по крайней мере, солнце не пекло голову. Кофе мне не хотелось, я тянула ледяную минералку, Мельников угощался «Пепси». Оба мы были похожи на школьников, прогуливающих школу.
– Вот что мне удалось нарыть, – сказал Андрюха, протягивая мне листок бумаги.
На листке было зафиксировано, что гражданка Ася, находясь в изрядном подпитии, была арестована доблестной полицией за разнузданное поведение и нанесение физических травм гражданке Мартировой Веронике Сергеевне. Самое интересное в этой истории было то, что гражданка Ася не унималась и грозилась гражданку Мартирову Веронику Сергеевну утопить в реке и засыпать ее труп белыми цветами.
Я присвистнула. Образ Аси становился все многограннее, все интенсивнее становились краски, и вся ярче и ярче пылала ее индивидуальность. И – опять же – напрягало участие в этом побоище еще одного члена семьи наших Мартировых. радовало хотя бы то, что, возможно, все это мне удастся прояснить с помощью Славика. Должен же он знать, отчего Аська вдруг так закрутилась в сплошном водовороте семейки Мартировых? Или это – возмездие за первую Ольгину несчастную любовь?
– А насчет других фигурантов? – поинтересовалась я, бережно пряча листок.
– Слушай, я же не медиум, – пожал плечами Андрюха. – Я не в курсе насчет твоего Витьки и второго… Сергея Иваныча… Ничего нет. Оба чисты перед законом. Никто из них драк не учинял, на роликах по крышам не катался, убийств и расчленений не совершал. А если и совершал, то умудрился сохранить все в глубокой тайне.
– Печально, – вздохнула я. – Впрочем, хватит с нас и Аськи.
– Ну, там тоже не все так просто…
– В смысле?
– А ты в курсе, что твой ангелочек был примой в известном в определенных кругах театре? – поинтересовался он.
– В курсе! – с победным видом заявила я. А то он решит, что я лыком шита! – И даже в курсе, что во главе этого погорелого театра стоит брат потерпевшей Мартировой.
– Ух ты! – искренне восхитился Мельников. – Ты прямо как агент ФБр!
– А то, – кокетливо покачала я своей прекрасной ногой. – Такие, мой друг, как я, на дорогах не валяются.
– Ну, я надеюсь, ты к этому Мартирову не полезешь?
– Полезу, – вздохнула я. – Мне деться некуда. Иначе Витьку посадят по полной. А мне все-таки кажется, что это не он…
– Он, Таня, – вздохнул Андрей. – Не хотел я тебе говорить, но… Он подписал признание.
– Что?! – закричала я.
Парочка пожилых теток, сидевших неподалеку от нас, подпрыгнули на хрупких стульчиках и осуждающе посмотрели на меня.
– Тань, он сам подписал. Я все проверил. На него никакого давления оказано не было. Он сам подписал признание. И даже описал в подробностях, как все было. И объяснил почему.
– И почему?
– Потому что Ася сказала ему, что выходит замуж, – сказал он. – За Сергея Иваныча.
Я не знала, как к этому отнестись. Что-то день сегодня, полный откровений! Значит, на самом деле получалось, что Ася собиралась замуж?
А Сергей Иваныч мне тупо врал!
– …он дождался, когда Ася повернется к нему спиной, взял камень и ударил ее, – заявил Андрей.
– Но это неправда, – возмутилась я. – Он бы ее толкнул! Он бы и ударил, но не в спину!
– Тань, я тебе рассказываю то, что было в признательном, – устало отмахнулся Андрей. – Ты хорошо знаешь этого Витьку?
– Нет, – призналась я. – Слушай, а с ним увидеться можно?
Андрей посмотрел на меня как на безумную.
– Зачем? – спросил он.
– Мне очень нужно с ним поговорить. Мне непонятно, зачем он берет на себя чужую вину?
– Тань, он не стал бы брать на себя чужую вину. Он ни с кем не общался. К нему никто не приходил. Он сначала все отрицал. Но потом признался во всем. Согласись, у него нет повода так поступать, если он этого на самом деле не совершал.
– И его точно не прессовали?
– Точно. Дело вел Голубев. Он не прессует.
Я вспомнила его. Правда, вроде мужик этот не похож на поклонника нетрадиционных методов работы полиции. Вид нормального законника имеет.
Андрей выразительно посмотрел на часы.
– Все, Танюх, мое время истекло. – Он поднялся, наклонился, чтобы чмокнуть меня в щеку. – Постарайся принять все как данность, – сказал он. – Мне кажется, тебе стоит все оставить как есть. В конце концов, смотри: у тебя появился шанс не открывать тете Кате страшной правды о дочери…
«Не открывать страшной правды…»
– Андрей!
Тетки вновь подпрыгнули от моего крика.
– Он же из-за этого! Ты понимаешь? Он подписал это признание, чтобы никто ничего об Аське не узнал! Он поэтому и взял на себя вину!
Андрей остановился:
– Тань…
Он явно хотел послать меня подальше. Сказать, что я снова туплю. Но кажется, он все понял.
– А ведь… Может быть, ты и права…
– Я права, Андрюха, – сказала я. – Я стопроцентно права. И вот теперь я уверена, что Витька Асю не убивал!
– Ладно, – подумав, сказал мой верный друг. – Я попробую устроить вам свидание. Но… в благодарность пообещай мне одну вещь.
– Какую? – поинтересовалась я.
– Ты не пойдешь к Мартирову одна, – сказал он. – Я найду для тебя кавалера – для визита к этой нечисти…
Я рассмеялась.
– Андрюх, я же не маленькая, – сказала я. – Я и не собиралась идти к Мартирову-младшему одна. Я вообще сначала хотела заглянуть к его брату.
– Так, в брате я бы тоже не был так уверен, – проворчал Мельников.
– Да брось ты, – отмахнулась я. – Он скромный бизнесмен. Фирма по ремонту компьютеров. Другое дело, что, может статься, он не общается со своим братцем, все-таки он приличный семьянин…
– Наверное, я тебя сильно удивлю, – сказал Андрей, – но Гена Мартиров тоже… приличный семьянин. Просто пример и образец для подражания. Жена, трое детей. Все три – девочки. Так что я не стал бы надеяться, что все приличные семьянины безопасны для здоровья.
– Я буду предельно осторожна. Если что-то будет мне угрожать, я тебе позвоню.
Он мне явно не поверил. И я знала, что теперь мне в спину будет дышать его опер. А так как опера у него постоянно менялись, то фиг я угадаю, кто дышит мне в спину. А если я нечаянно перепутаю его со злоумышленником и в сердцах ударю?
Мой звонок и просьба о встрече Славика почти не удивили. Или он вида не показал… Он сразу предупредил, что у него нет времени на кафе-шантаны, и я согласилась приехать в его фирму. Он обещал мне шикарный кофе и не обманул.
Он головой торчал в каком-то системнике. Объяснил, что «эти паразиты все запорют», а ему надо отдать это сегодня. Я сидела в кресле и пила кофе, принесенный его секретаршей. Славик разговаривал со мной, перемежая свои реплики по делу репликами совсем уж странными. То он вскрикивал что-то про «ешкиного кота», то начинал стенать, что у некоторых мозги расположены не в надлежащем им месте.
– Слав, ты можешь устроить мне встречу со своим братом? – спросила я.
– С Генкой? – удивился Славик. И даже вылез из своего системника.
Я с удовлетворением отметила, что мы с Ольгой любили его не зря. Он до сих пор был красив. Даже всклокоченные волосы с появившейся сединой ему удивительным образом шли. Единственное, что было поразительным в этой семейке, что вся красота родителей непостижимым образом досталась только Славику.
Генку я тоже помнила. Он был толстым носатым подростком с резким голосом и плохой кожей. Глазки у него были отчего-то маленькие и всегда напряженные. А их сестрица Вероника, которая в пору нашего общения тогда была совсем мелкой, уже обладала крупным носярой и довольно-таки объемной «нижней частью бюста». Хотя глаза у нее были красивые, как у Славика. И волосы густые. Волосы мама ей постоянно заплетала в косу. Коса получалась толстой, тяжелой, и от этого Вероникина голова слегка запрокидывалась назад. Веронику очень портил ее голос. Почему-то он у нее был пронзительным и слегка гнусавым. Я не знаю, как у Мартировых получились два этих «бракованных ребенка» при таком совершенном Славике. Наверное, они потратили на него все свои силы, а на остальных двоих уже не хватило.
Я помню, как они оба любили своих чад, неистово их баловали, отказывали себе во всем, только бы у них было все. Дети постоянно торчали на море. Детям покупались самые крутые игрушки. Славка, который был старшим, все время говорил, что у него такого детства не было. Впрочем, в ту пору, когда протекало его детство, отец его еще не руководил банком, а был скромным экономистом. А мать и вовсе работала в каком-то заштатном НИИ, в отделе, который в ту пору назывался «отделом ЭВТ». То есть электронно-вычислительной техники.
Мы со Славиком встретились, когда они уже начинали процветать потихоньку, и поэтому сначала меня удивляли аскетичная сдержанность старшего сына и неуемная жажда иметь все, что они видят, у младших. Даже комнаты у них выглядели по-разному. Хипповская хибара Славика плохо сочеталась с гламурно-розовой спальней Вероники, до самого потолка утыканной разными Барби, Кенами, Барби-домиками и прочей тогдашней фигней, необходимой уважающим себя девочкам; а у подростка Гены комната была вся забита аудиотехникой, и телевизор был, уже и тогда – огромный, в полстены, а компьютеров у него было сразу два. На них он исключительно играл и ползал по Сетям. В отличие от Славки, у которого вся комната тоже была в компах, но это были компы друзей, которые Славка самозабвенно чинил. У Славки был один-единственный грех – женщины. Но, судя по его теперешнему состоянию, после заключения счастливого брака он и про этот свой грех забыл.
– А зачем он тебе? – спросил Славка слегка настороженным тоном.
– По делу, – коротко сказала я.
– Скажи, какое дело! – потребовал Славка.
Мне показалось, что он смотрит на меня и не очень-то дружелюбно. Я поняла, что надо как-то вывернуться. Сказать ему правду? А если он поэтому и встал сразу в стойку неприятия?
– Понимаешь, – начала я туманно, – мне просто поручено отследить одну девицу, на которой собрался жениться один из моих клиентов. А про девушку ходят слухи, что она работала у твоего братца в театре…
Мне показалось, что Славик выдохнул с облегчением.
– Так ты, Тань, адвокат?..
Он сказал это с некоторой радостью. А я удивилась. Мне казалось, что весь Тарасов в курсе, что я – частный детектив. Но, судя по всему, в курсе были все, кроме одного человека: Славы Мартирова. По той причине, что Слава-то мною не интересовался вовсе.
Вот такая «птица обломинго», загрустила я. А ведь были в юности у нас романтические ночи, и он показывал мне падающие звезды, и поражал своими познаниями в астрономии, и клялся в вечной любви!..
Я не стала его разубеждать. Подтвердила, что – да, я адвокат и что мне надо бы встретиться с его братцем. Но будет лучше, если о встрече договорится Славик. Чтобы не вызвать никаких подозрений у брата.
– Я с ним поговорю, конечно, но… – Славик замялся. – Понимаешь, Тань, мы с ним не контачим.
– Почему? – удивилась я.
– С тех пор, как отец умер, потому что я считаю, Тань, он из-за Генки умер! Он просто узнал, чем его сыночек занимается. Представляешь, каково ему было – отец же гордился им. Всем рассказывал, что Генка новый театр создал, они там Шекспира ставят… А ему – бряк, и с насмешкой такой: «Шекспира? Ага, знаем мы этих Шекспиров…» – Славка вытер руки и швырнул тряпку на подоконник. – Отец не верил. Говорил, что они со зла. А они… Взяли и потащили его в этот театр. Ну отец все и увидел. Пришел вечером, так говорить даже не стал. Лег спать. А утром… Понимаешь, Тань, у него сердце не выдержало! Вот с тех пор я с Генкой общаться не хочу. Он же примчался сразу, и не с раскаянием, а чтобы узнать, кто что наследует, понимаешь?
Славка был зол и расстроен.
– Кто и что наследует, – повторил он. – Ему именно это было важно! Важнее папиной смерти…
Я видела, что он на самом деле расстроен, ему очень больно. Я даже начала испытывать чувство вины. Зачем я и правда к нему пришла? Встретилась бы без него с этим братцем Геной-крокодилом. Прикинулась бы поступающей в труппу… Кстати, возможно, так я бы куда больше узнала, изнутри-то виднее.
– Слав, давай я без тебя попробую все разведать, – сказала я. – Может, так и лучше будет… Я же могу внедриться в этот их… театр. И там все разузнать.
– Ты что?! – заорал Славка. – Ты что, с ума сошла?
– Слав, да я не буду там в спектаклях уча…
– Таня, – перебил он, глядя прямо мне в глаза. – Это не только и не просто грязный театр. Это…
Он замолчал, словно решаясь, потому что говорить об этом ему было трудно.
– Там опасно, Таня. Там очень опасно!
Я очень заинтересовалась.
Опасно… То, о чем потом поведал мне Славка, я знала и сама. Такие «театры» обычно тесно связаны с криминалом. И существуют они обычно с помощью этого самого криминала. Но у нас же теперь всякие там бывшие бандиты – люди уважаемые! равно как и проститутки. Если дочь одной моей знакомой на вопрос – кем ты будешь когда вырастешь? – спокойно заявляет, что она будет проституткой, это уже о чем-то говорит… Нет, я понимаю, что, наверное, кто-то должен и этими делами заниматься. Да и знакомые бандиты у меня тоже имеются. Но все-таки я стараюсь общаться с ними пореже.
Однако то, что мне рассказал Слава, было очень странно.
Например, что до гибели Аськи там уже пропали две девушки. В неизвестном направлении. И ходили очень нехорошие слухи о том, что Гена их просто продал в иноземный бордель, откуда люди очень редко возвращаются.
А где-то за год до этого, при очень таинственных обстоятельствах, на машине разбился их финансовый директор. Вроде все списали на несчастный случай, но Слава в несчастный случай не верил. Как и я.
– Хорошо, – сказала я, когда он закончил. – Что ты предлагаешь? И почему ты не заявил в полицию?
– На родного брата? – горько засмеялся он. – А что было бы потом с мамой?.. Я уже потерял отца. И, понимаешь, Веронику-то жалко. Она же ничего не знает! Она к нам обоим привязана.
На вопрос «Что мне делать?» он не ответил. Задумался…
– В общем, если так все складывается, я пойду с тобой, – сказал он. – Есть только два человека, которых наш монстр боится. То есть три. Я, Вероника и мама. Маму мы в это втягивать не будем. Веронику тоже не стоит. Остаюсь только один я…
– Но ты же с ним общаться не хочешь. И к тому же сам говоришь, что несколько лет избегал любых встреч.
– И что?
– А то, что он может почувствовать, что ты решил возобновить родственные отношения не просто так, – заметила я. – Знаешь, Слав, лучше я одна к нему пойду.
В этот момент дверь открылась. На пороге возникло странное существо, в котором я с огромным трудом узнала Веронику.
Поскольку нос у нее увеличился еще больше, попа, кажется, тоже выросла до необъятных размеров, а когда она заговорила, мне показалось, что включили сирену:
– Не, Слав, ты представляешь – Жорик сегодня не может!
Она с расстроенным видом и несколько картинно упала в кресло у окна. Начала вертеть на пальчике кольцо, изредка посматривая на меня. Меня она заметила, но сделала вид, что в упор не видит.
– Вероника, я же просил: не врывайся ко мне со своими проблемами и своим Жориком! – довольно-таки сурово сказал старший брат.
– А к кому мне с этим идти, к Генке? – капризно проговорила Вероника, вынимая из сумки пилочку для ногтей. – Я сегодня уже договорилась, что мы все встречаемся, что Жорик приходит к нам, у нас будет тихий семейный ужин…
– А он?
– А он заявил, что сегодня занят.
Вероника метнула пилочку для ногтей на подоконник. Я бы сказала, что получилось у нее это классно. Наверное, так индейцы кидали томагавк. Мне даже стало страшно за этого неведомого мне Жорика.
– Ну, значит, занят, – меланхолично сказал Слава. – Вероник, кстати, ты узнаешь Таню? Это Таня!
Мне показалось, что в ее глазах мелькнуло узнавание. Но она сделала вид, что она не помнит, кто я такая.
– Таня? – удивленно протянула она. – Нет… Я не помню, простите.
На самом деле я была готова поклясться, что она прекрасно знает, кто я. Во всяком случае, так на незнакомых людей не смотрят. Так хотят произвести впечатление. Типа: «Ты помнишь, я была такая маленькая, тупая, страшная, а теперь вот я какая выросла?» На самом деле и выросла она тупой. И немножко страшноватой. Но, судя по стоимости кольца, которое она так старательно вертела на пальце, и дороговизне ее яркого прикида, она была богата.
– Таня – человек из моей юности, – улыбнулся Слава. – И я очень рад ее видеть.
– Значит, из моего несчастного детства, – кивнула Вероника. – А я старательно забывала мое детство. Потому что вы надо мной с Генкой издевались.
– Только Генка, – рассмеялся Слава.
Судя по всему, он и сейчас свою сестренку очень любил. И в упор не видел, что она – крайне неприятная особа.
– А Жорик – это кто? – спросила я.
– Жорик – это мой жених, – сказала скучающим голосом Вероника. – Он богатый. Но – зараза!
Теперь стало ясно, откуда у нее эти дорогие шмотки и это кольцо. От Жорика, раз он такой богатый. Тем более что Вероника, сделав страшные глаза и смешно выпятив губы, добавила, что Жорик вообще атас какой богатый. Самый богатый в городе. Даже богаче Генки!
– Знаешь, что я придумал, – прервал ее возгласы восхищения Славка. – Сделаем вот как. Мы с Таней сегодня все равно хотели вечер провести вместе. Так мы просто пойдем с тобой к маме.
– Ты пойдешь?! – вытаращила она глаза. – Там же Генка будет! Ты ведь с ним не разговариваешь! Мне что, звонить ему и требовать, чтоб он не приходил?
– Нет, не надо, – рассмеялся Слава. – Буду сидеть молча. Или разговаривать с мамой и с тобой. И с Таней. Зато мы спасем твой семейный вечер.
– Здорово! – обрадовалась Вероника. – И этот гад Жорик узнает, как мы без него чудно повеселились. И ему будет плохо!
Надо сказать, что в отличие от нее я приуныла. Мне совсем не хотелось тратить время на вечер в семействе Мартировых, из которых общаться можно было только со Славкой. Поскольку, насколько я помнила, мамаша у них тоже была особой далеко не самой приятной.
Но лучшего шанса пообщаться с Геночкой у меня не будет. работа есть работа. Куда от нее денешься? А так получалось, что в кругу семьи мое появление там вполне будет оправдано, и Геночка, не почуяв подвоха, раскроется пошире…
Так что, сам того не зная, этот неведомый Жорик мне очень помог – тем, что нашел срочное дело на сегодняшний вечер.
Мы приехали к Мартировым к семи часам вечера. Квартира их матери была просторная, отделанная в соответствии с общими нынешними тенденциями (светлые стены, ламинат, арки и так далее), но вот в кухне, куда мы прошли с привычным предложением помочь, все было по-старому. Я бы сказала, в духе исконного российского провинциализма. Не спасала впечатление ни хлебопечка, ни навороченный аэрогриль, ни уже ставшая привычной печка СВЧ. Стол был освобожден от посторонних предметов, там не стоял даже чайник. А Ираида Александровна, в дивном атласном халате с красными цветами, напялила поверх данного роскошества банальный ситцевый фартучек и волосы убрала под такую же ситцевую косыночку.
Она узнала меня сразу. Я ожидала сурового приема, но, видимо, забыв, что когда-то она высказала мне подозрение в том, что я развращаю ее мальчика, она теперь просияла.
Правда, мне показалось, она подумала, что мы со Славиком возобновили наши отношения.
– Танечка! – всплеснула она руками. – Сколько же лет я тебя не видела! Ты такая красавица стала. Глаз не отвести!
Мне хотелось напомнить, что я и раньше была красавицей, но я прикусила язык и покорно зарделась, пролепетав, что, мол, на самом деле это не так, я не красавица, но спасибо, и что я тоже ужасно рада ее видеть.
Я резала салат, кусочки которого таскала у меня из-под рук сидевшая тут же Вероника, и прислушивалась к их разговору.
– А он, мам, занят… Он вообще сегодня приехал, и ведь специально, зараза, приехал, чтобы со мной к тебе прийти, – щебетала наша крупноклювая птичка. – И нате вам, у него дела случились! Срочные.
– Вероника, главное, что он перестал бабами увлекаться, – назидательно молвила старшая матрона. – А дела – они у всех мужчин дела, и хорошо, когда они есть. Когда нет у них дел, это – беда.
– Какие бабы, мама, – фыркнула Вероника. – Я ему покажу! И бабам его тоже.
Я поняла, этот Жорик – скользкий тип. Во-первых, недавно у него была какая-то другая девица. Но Вероничка «постаралась», и девка эта куда-то исчезла.
– А я ему поджарила картошечки, как он любит, – загрустила Ираида Александровна. – Вот, натерла и пожарила. Блинчиком!
Она поставила блинчик из тертого картофеля на стол. Я тут же ощутила, что ничего весь день не ела. Такая золотистая картошечка, сверху нежный, зеленый лук, и…
Вероника тут же бодро утащила блинчик.
– Все-таки Жорика трудно перевоспитать, – сказала она, почти целиком запихивая добычу в рот. – Как был он деревенщиной простецкой, так навсегда им и останется…
– А ты замуж за него выходишь, – укоризненно заметила Ираида Александровна.
– А ты мне получше партию найдешь? – рассмеялась Вероника. – Он внешне ничего так. Потом, он с Генкой в дружбе. И он – с деньгами. А главное – он будет делать то, что я захочу.
Произнеся все это, Вероника встала и потянулась.
Дверь хлопнула.
– Генка пришел! – радостно закричала она и бросилась в коридор.
– Ну вот, избаловали ее братья, – вздохнула Ираида Александровна. – Ты, Тань, не смотри, что она такая шебутная. Она девка-то добрая у нас. Просто ей хочется выглядеть лучше, чем она есть.
Я бы так не сказала. Напротив – меня не покидало ощущение, что Вероника нарочно делает все, чтобы казаться хуже, чем она есть.
Мы переместились в гостиную. Там уже сидели за столом Славик, Вероника и Гена. Я поставила салат на стол и поймала на себе выразительный взгляд Гены. Он смотрел на меня, прищурившись, точно оценивая. Мне захотелось тут же дать ему под дых и сообщить, что я – не товар. Но я сдержалась.
Гена, как ни странно, мои ожидания обманул. Во-первых, он, конечно, был далеко не красавцем и рядом со своим высоким братцем выглядел совсем уж хоббитом. Однако в отличие от своей сестрицы он был одет как европеец и вел себя тоже как европеец. Он не вскакивал, не кричал, только мило улыбался. Вообще он, к сожалению, отличался молчаливостью. Трещала в основном без умолку Вероника. Причем рассказывала она о свадьбах подруг, о новом бутике, открывшемся на Садовой, в общем, ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Поэтому я с радостью взяла тарелки и, тихо спросив у хозяйки, где тут можно покурить, узнала, что это можно делать в кухне.
Я поставила тарелки в посудомоечную машину, достала сигареты. Только собралась прикурить, как передо мной появилась рука Гены. Он щелкнул зажигалкой и тоже закурил.
– Ты хотела со мной о чем-то поговорить, Таня? – спросил он. – Мне Славка сказал.
Я кивнула.
– Девушку одну просили пробить, – сказала я. – Человек решил жениться. А ему сказали, что она то ли стриптиз танцует, то ли в порнухе снимается…
– А откуда ты знаешь, что мой театр – такой? – делано удивился он.
– Человек этот твой театр дал в общем списке, – вывернулась я. – Сама удивилась! Думала, у тебя театр – простой, обычный.
– Нет, – покачал он головой. – За простой театр сейчас и платят как за простой.
Он засмеялся своему невольному каламбуру.
– Знаю, – согласилась я. – Такое ощущение, что у нас сексуальная революция, победив, дошла до абсурда.
– А так и есть, – улыбнулся Гена. – Ты бы видела, какие к нам на спектакли люди приходят!..
– Представляю, – тоже засмеялась я. – Одни чиновники, наверное?
– Вот именно. Так кто тебя интересует?
Я подумала, что сейчас выкладывать на стол свои карты рано. Не стоит пока что.
– Ее зовут Полина, – соврала я. – А фотка…
Я порылась в своей сумке. Слава богу, там оказалась фотка дочери моей подруги Нины. Я протянула ему ее.
– Нет, – покачал он головой. – Такой у меня нет. Жалко, кстати! У нее типаж хороший. А то у меня актриса одна уволилась, и спектакль теперь фактически пошел под откос.
– Что, так она была хороша?
– Нет, типаж, я же говорю… Чистота и невинность. Это – вторая часть требований нашей публики. Им почему-то просто грязь не нужна. Им надо, чтобы что-нибудь чистое… Ангельское… В эту их грязь.
Мне показалось, что Генка сказал это довольно-таки злобно. Что он ненавидит свою публику. И свой театр. И теперь он даже начал вызывать у меня интерес.
– Жаль, что ты мне помочь не можешь, – вздохнула я. – Я уж надеялась, что обойдусь небольшими затратами времени…
– Так наш театр – не единственное гнездилище порока в городе, – усмехнулся он. – А мои актриски работают еще и на других дядей… Давай-ка ты завтра к нам подъедешь, и мы поспрашиваем про твою девочку.
– Спасибо, – обрадовалась я.
Это было то, что нужно. Может быть, мне удастся остаться с кем-нибудь наедине, и я попробую выведать про Аську побольше.
– А та девушка, уволившаяся… Она чем-то была недовольна?
– Аська? – спросил он. – Да она любила кого-то… Вроде собралась замуж. Имя она мне не сказала, да и на фиг мне все это? Не хочет – что я, силой ее буду удерживать? У нас пока народ от материального счастья не бежит…
Он говорил спокойно и явно не врал. Более того, он об Аське говорил как о живой!
Поэтому он никак не подходил на роль убийцы.
Мы договорились, что встретимся завтра, около двенадцати, у какого-то ДК, который находился около Комбайна, потому что именно там они и репетируют. На мой вопрос, что у них ставится, Генка заржал и сказал, что на сей раз они осваивают «Бурю» Шекспира.
Славка вызвался меня проводить. Кажется, они с братцем попрощались вполне тепло, чем меня немного порадовали.
Выяснить мне пока мало что удалось, но хотя бы братья помирились.
Уже в машине я обнаружила, что в моем мобильнике села батарейка. «Черт!» – выругалась я. Мне нужно было позвонить сразу в несколько мест.
Поэтому домой я постаралась добраться поскорее. Почти бегом взбежала по лестнице и опять выругалась. Конечно, на нашей площадке не было света! Я начала искать свой фонарик – в кромешной темноте очень трудно найти замочную скважину.
Внезапно надо мной нависла какая-то тень. Я замерла, приготовившись к отпору. Но я не успела. Ласковый голос над ухом сказал мне: «Тихо!» – а сильные руки обхватили меня, забирая из моих внезапно ослабевших пальцев мой родненький ключ.
Потом, когда мы оказались в квартире, я стояла, прижатая к стене, а он смотрел на меня своими потрясающими серыми глазами и улыбался, и его руки делали со мной все, что хотели, а я не сопротивлялась. Потому что мне это нравилось. Мы даже не стали включать свет.
И разговаривать – тоже.
Спустя полчаса мы свет все-таки включили.
– Я тебя напугал? – спросил он, затягиваясь сигаретой.
– Нет, – засмеялась я. – Просто я не поняла, как ты тут оказался.
Мы сами не знали, в какой момент перешли на «ты». Мне кажется, это было уже после, потому что, когда он тащил меня в кровать, он называл меня очень вежливо, на «вы». И просил прощения.
– Твой телефон не отвечал, – объяснил он. – Я узнал твой адрес – и приехал.
Все-таки что в нем подкупает, помимо знания классической литературы, так это предельная лаконичность.
Кстати, телефон… Я вспомнила, что мой телефон до сих пор не заряжен. Я вскочила, порылась в сумке, поставила мобильник на зарядку.
– Обнаженная с мобильником, – засмеялся он. – Красиво. Артхаус!
– Скорее уж технопоп.
Я снова легла. Все равно, пока зарядится телефон, у нас есть еще какое-то время.
Это время мы провели, конечно, с толком и не зря.
Так что, когда я вторично выползла из кровати и добрела до телефона, он уже зарядился почти по полной. Я открыла меню и выяснила, что мне звонил Мельников и аж три раза звонила Варька.
Я собралась было им перезвонить, но посмотрела на часы и поняла, что они вряд ли обрадуются моим звонкам от меня в половине второго ночи.
Закинув кофейные зерна в кофемашину, я задумалась. За один день в моей жизни каким-то ураганом пронеслась бешеная вереница событий. Но, по сути, я ничего так и не узнала. Кроме одного: что Ася уволилась из театра, потому что собиралась выйти замуж. Осталась ерунда: узнать – за кого?
– У тебя уже вода плюхается мимо чашки, – услышала я за спиной его голос.
– Угу, – кивнула я, нажимая на кнопку.
– Это безумие, – рассмеялся он. – Пить кофе ночью!
– Для меня это норма, Сереж, – пояснила я.
– Ура, – обрадовался он. – Меня перестали называть Сергеем Иванычем!
– Ничего радостного, – рассмеялась я. – Мне нравилось полным именем тебя называть.
– Хорошо. Я разрешаю тебе иногда называть меня именно так, – важно надулся он.
Я налила ему и себе кофе.
– Ты встретилась с теми людьми, которые были тебе нужны? – спросил он.
– Да, – кивнула я. – Все оказалось проще, чем я думала.
– Здорово.
– Сереж, а ты не знаешь, за кого Аська собиралась выйти замуж? – спросила я. – Из-за кого она уволилась из театра?
– Ты даже это уже знаешь, – кивнул он. – Лихо ты работаешь…
– Я – такая, – улыбнулась я. – Так ты не знаешь? Я понимаю, что у вас с ней был роман, она вряд ли тебе это сказала бы, но…
– Почему ж, – сказал он. – Она собиралась выйти замуж за меня. И это из-за меня она ушла из театра.
Я даже не от его ответа остолбенела. Я в принципе догадывалась, что все это было связано именно с ним. Догадалась еще тогда, когда увидела его на Аськином спектакле. А потом – когда он мне сказал, что Аська была в него влюблена. И, честно-то говоря, когда Гена поведал мне, что Аська уволилась из-за грядущего замужества, я почему-то опять сразу вспомнила о нем.
Но… Вот так просто мне обо всем этом сказать… После проведенной вместе ночи… Я, конечно, тоже циничная особа, но не до такой же степени.
– Ну ты и циник, – принужденно засмеялась я.
– Нет, Тань, это не цинизм. Просто я не вижу смысла говорить неправду. Ася собиралась за меня замуж. Вопрос второй – собирался ли я на ней жениться?
– А ты не собирался, – кивнула я. – Но настоял, чтобы она ушла из театра.
– Настоял, – согласился он. – Даже нашел ей работу. Другую. Может быть, хуже оплачиваемую, но с перспективой обучения в театральном училище. Одно было условие – она должна была уехать из Тарасова в Москву.
– Здорово, – саркастично улыбнулась я. – То есть ты фактически хотел ее выпулить из Тарасова? И из Лопатникова? Подальше с глаз?
– Не со своих, – покачал он головой. – Понимаешь, я часто бываю в Москве. Чаще, чем… моя будущая жена.
– Ага, – сказала я. – Я и забыла, что ты собираешься жениться. Ты не слишком-то любвеобилен, Сереж?
– Нет, – ответил он серьезно. – Я не люблю женщину, на которой женюсь. Скажем так, у меня просто нет другого выхода. Иначе мой бизнес накроется медным тазом, мне угрожает суд и, возможно, тюрьма, а я, сама понимаешь, туда не очень-то хочу. Поэтому – увы, мне придется жениться на этой даме. Ситуацию эту Аське я объяснял. Но она не поняла.
– То есть она отказалась от предложенных ей благ?
– Именно, – развел он руками. – Сказала, что уедет к матери и при встрече будет делать вид, что видит меня в первый раз.
– И ты с этим согласился…
Я не знала, кто эта дама, ради которой он так унизил бедную Аську. Я мысленно видела Асю на сцене. С этими белыми цветами… Слышала слова про подарки, которые ей дарил Принц. И самого Принца. Стоявшего в проходе и знавшего, что он ее предал ради какой-то старой богатой выдры.
Господи, какая гадость!
– Господи, какая гадость, – сказала я вслух.
– Таня, – начал он. – Ты не понимаешь эту ситуацию…
– Нет, – холодно сказала я. – Давай не будем это обсуждать, Сережа. Или – не сейчас.
Теперь я снова начала думать, что он мог убить ее. Скажем, Аська передумала уезжать к матери. Предположим, она что-то узнала. Например, что она ждет ребенка. Надо будет завтра выяснить. Судмед должен это знать. И тогда она могла совершить свою роковую ошибку: сообщить об этом Сереже. Сергею Иванычу. Он снова стал для меня Сергеем Иванычем.
И вот, когда она ему говорит об этом, он понимает, что все теряет, тем более что, по его словам, ему угрожает заключение в местах не столь отдаленных, и… Да, не удержавшись, он бьет ее камнем, а потом отволакивает в воду…
Что-то опять не сходилось. Сейчас не то время, чтобы ребенок мог помешать разрыву двух взрослых людей. Да и Аська вряд ли стала бы его именно этим шантажировать… могла, но чем-то другим. Все-таки я решила утром выяснить, была ли наша Аська беременна.
Тем более что мне же все равно надо встретиться с Витькой.
– Так, кофе ты меня напоила, – улыбнулся мне Сергей Иваныч, – а я сделаю тебе завтрак. Хочешь?
Мне было все равно. Мне вообще этот человек стал неприятен. Потому что он был жалок.
– Сейчас я приготовлю тебе свою любимую еду.
Он исчез в кухне. На минуту мне его стало жаль. Он так старался выглядеть по-прежнему счастливым и веселым, хотя прекрасно понял, что я изменила свое отношение к нему.
«Таня, он ведь в принципе такой же, как ты. Исключение – то, что ты не вышла бы замуж, нашла бы другой выход». А если бы другого выхода не было?
Я поняла, что мне нужно узнать, на ком он собирается жениться. Вообще – что я о нем знаю? Что у него за бизнес такой, который приносит ему недурственную прибыль, но из-за которого можно сесть в тюрьму? И с какой дамой этот бизнес так крепко связан?
«Мне кажется, стоит продолжить наши романтические отношения, – сказала я себе. – По крайней мере, пока я не разузнаю у него обо всем, что может быть связано с Аськиной гибелью».
Я пошла в кухню. Пахло там очень вкусно жареной картошкой.
На столе стояли две тарелки. В каждой лежал золотистый картофельный блин, посыпанный зеленью и тертым чесноком. И дымился кофе, сваренный не в кофемашине, а в турке.
– Прошу, – поклонился он.
– Спасибо, – прошептала я благодарно, стараясь по максимуму походить на Анджелину Джоли.
Он обнял меня, притянул к себе и прошептал:
– Ты на меня больше не сердишься?
– Нет, что ты, – сказала я.
Я смотрела на жареную картошку и думала – вот ведь, преследуют меня любители этих картофельных блинов…
Лучше бы он был неоригинален и любил простую человеческую яичницу. Или сварганил бы тосты.
Потому что в четыре утра картошка – это слишком тяжело.
А второй раз за день – как-то слишком.
Второй раз за день…
– Когда ты поедешь назад, в Лопатниково? – спросил он. – Сегодня?
– Не знаю, – призналась я. – Мне нужно еще кое-что сделать. И если я не успею, придется ехать туда завтра.
– Жалко, – сказал он. – Поехали бы вместе.
– Зачем? – удивилась я. – Мы же решили, что будем соблюдать конспирацию. Вдруг кто-нибудь донесет твоей будущей жене?
Он поперхнулся картошкой, покраснел.
– Зачем ты так?..
– Я просто смотрю на вещи реально, – пожала я плечами. – Я и в самом деле не уверена, что успею все до вечера.
– Я понял.
Он посмотрел на часы.
– Я иду в душ, – сказал он. – И… мне пора ехать.
– Да, – сказала я.
Я собрала тарелки. Еще раз задумчиво посмотрела на остатки картофельного блина. Все-таки что-то тут… не так. Просто совпадение?
Но я же знаю, что простых совпадений не бывает!
– А как она тебя называет? – спросила я.
– Кто? – Он выглянул из душевой кабины.
– Твоя будущая жена.
– А зачем тебе это?
– Просто любопытно, – сказала я, глядя на остатки картофельного блина.
– Да никак, – пожал он плечами. – Сережей.
– Это хорошо, – пробормотала я, выкидывая остатки трапезы в мусорное ведро.
– Что – хорошо?
Я не стала это говорить вслух. Я подумала – хорошо, что не Жориком.
На выходе он остановился.
– Тань, – сказал он. – У Аськи кто-то был. Кроме меня. И Витьки. Я не знаю, кто. Но… Он был связан с театром. Попробуй выясни это, тебе легче, наверное.
Я кивнула.
Я же понимала, что он может просто сейчас переводить стрелки на другого человека. Подозреваемые всегда так делают… Чем он лучше?
Проводив его и закрыв дверь, я включила телевизор и комп.
По телевизору словно в насмешку пели: «Ты меня на рассвете разбудишь… проводить необутая выйдешь…» и про «не забудешь…» и так далее.
– Нет, я – забуду, – твердо сказала я.
Просмотрела почту. Конечно, там было письмо от Варьки.
«Почему ты на звонки не отвечаешь?! Я замучилась тебе звонить. Катя и Тая живут у нас. Мама носится с ними и орет на меня. Говорят, что Витька признался в убийстве. Ты в это веришь? А самое главное, Тань: я, кажется, знаю, кто убил Аську! Но мне надо кое-что проверить. Когда проверю, я тебе напишу».
Я не стала отвечать, решив, что сделаю это позже. Хотя мне было интересно, кто у нашей Варьки теперь подозреваемый. Я только надеялась, что у нее хватит ума проверить свою догадку каким-нибудь безопасным способом.
Больше ничего интересного в почте не было. Я вдруг подумала – а ведь у Аськи должен был быть дневник! Сейчас же все ведут дневники. Все помешаны на социальных сетях! Пораскинув мозгами, я решила, что у Аськи дневник должен быть Вконтакте. Туда я и пошла, набрала ее имя в поисковике. Мне предложили кучу кандидатур, но Аськи среди них не было.
Я было отчаялась, но тут меня осенило, и я набрала «Офелия». И тут же меня вынесло прямо на Аськину страничку.
Я смотрела ее фотографии, где она была еще маленькой. Школьница… С Катей… Смеющаяся… Счастливая. И – с Витькой.
Я пролистывала фотографии долго, пока не наткнулась на одну.
Там были Аська, Гена и… Сергей Иваныч.
Я застыла на месте.
Получается, они были знакомы? Все трое?
А потом я прочитала очень странную запись в ее дневнике: «Он меня убьет. Я знаю, я это чувствую. Любимых убивают – все. И он меня убьет. Потому что он меня любит. Так ему будет легче пережить свое унижение, после того, как он меня убьет».
И – снова стихотворение, «Баллада редингской тюрьмы».
Кто слишком преданно любил,
Кто быстро разлюбил,
Кто покупал, кто продавал,
Кто лгал, кто слезы лил,
Но ведь не каждый принял смерть
За то, что он убил.
Эта запись была последней. Я прочитала все комментарии к ней. В основном там были сочувственные слова. Но один комментарий был странный:
«Или тебя убью я, сука!»
Я нажала на фотографию – там, кстати, был изображен какой-то кельтский воин с мечом.
Аккаунт воина был почти пуст. Хозяин носил имя «Киллер». Единственное, что там было, – одна фотография. На ней была Аська в прозрачном платье, с белыми цветами в роли Офелии.
И этот портретик был обведен черной рамкой. А размещен он был за месяц до Аськиной гибели.
Получается, существует на свете человек, который Аську ненавидел. Страстно ненавидел. Так, что хотел ее смерти. Он следил за ней, писал ей комментарии, запугивал ее. Но Аська ждала рокового удара от другого человека. Если только этот самый Киллер на самом-то деле не был как раз нашим Сергеем Иванычем!
Поклонником Китса. И любителем тертой жареной картошки.
Или был еще кто-то третий? Кто? Может быть, Гена?
– А ведь и это возможно, – пробормотала я. – Он мог быть в нее влюблен. По уши. Надо встретиться с ним еще раз. И попытаться разузнать поподробнее про нашего «милого друга», Сергея Иваныча.
Около восьми утра я уже была у Голубева. Он был предупрежден о моем визите Андрюхой, поэтому смотрел на меня сонно, без особой любви, но и без удивления.
– Скажите, Николай Петрович, Ася была беременна? – ошарашила я его первым вопросом.
– Нет, – покачал он головой. – Да вот, сами посмотрите… раз вы у нас такая персона важная.
Он протянул мне отчет судмеда. Я прочитала и поняла, что у Аськи не было никаких беременностей. Более того, судя по данным судмеда, у нее была опухоль на яичниках, и детей она иметь в принципе не могла.
– Хорошо, – кивнула я, хотя только что моя версия об убийстве из-за ее беременности разбилась в прах.
– Андрей мне сказал, чтобы я оказал вам содействие, – вздохнул Голубев. – Чем я вам могу помочь, Таня?
– А у вас технический эксперт есть? – спросила я. – Мне надо вычислить одного человека по ай-пи…
– Таня, давайте уж работать вместе. Если вам что-то известно, говорите мне.
– Но вы же верите в то, что убийца уже найден, – усмехнулась я.
– Нет, я не уверен, – сказал он очень серьезно. – Я просто пытаюсь понять, почему он наврал? Кого он покрывает?..
– Он не хочет, чтобы Асиной матери стало известно, где она работала, – сказала я.
– А где она работала?
– В порнотеатре, – ответила я. – Так вы мне поможете?
Я рассказала ему про Киллера, про его записи, про фотографию Аси в черной рамке.
Он нахмурился.
– Да, вы работаете лучше, чем мои архаровцы, – признал он.
– Нет, – покачала я головой. – Пока что я собою очень недовольна, потому что на этот раз я всего достигаю методом тыка. Я ничего не обдумываю и не анализирую. Потому что, если честно, пока совсем нет материала.
– А у нас материал есть, но вот с тыками плохо, – рассмеялся он. – Ну что, пойдем к Виктору? Кажется, его уже привезли. А я пока что отдам эти данные нашему эксперту. Думаю, часа через два мы узнаем, кто прячется под этой страшной маской.
Витька выглядел подавленным и несчастным.
Он посмотрел на меня совершенно пустым взглядом, как будто пытаясь понять, зачем я здесь.
– Витя, – начала я. – Зачем ты подписал признание?
– Потому что я ее убил, – сказал он совершенно равнодушно.
– Как?
– Я же все рассказал, – голос его не изменился. – Вы адвокат? Мама говорила, что вы вроде адвокат.
– Нет, я сыщица, – сказала я. – Частная.
– А, – сказал он по-прежнему безучастно. – Хорошо. Мне не нужен адвокат.
– Витя, я все знаю про театр.
Он посмотрел на меня более осмысленно, но со злостью. Получается, моя догадка была верна.
– Я не знаю ничего ни о каком театре, – выпалил он.
– Знаешь. Поэтому и берешь на себя чужую вину. А ты не подумал, что убийца останется безнаказанным?
– Ее убил я, – сказал он как отрезал. – Я не понимаю, о чем вы говорите. Какой-то театр…
– Витя, она уволилась оттуда, – сказала я. – Она собиралась замуж. Возможно, человек этот ее и убил.
– Я вам говорю, что ее убил я! – Он встал. – Давайте уже прекратим этот разговор.
Я поняла – он не хочет, чтобы я вмешивалась в это дело. И ему плевать на театр. Нет, дело не в этом… Дело в чем-то другом.
Что именно заставляет его брать на себя чью-то вину? Какое обстоятельство, о котором я не знаю?
Пока что я знала, что в таких случаях причинами бывают две вещи. Любовь и деньги. Любовь… Витькина любовь была… там, усыпанная белыми цветами, мертвая.
Оставались деньги. Но неужели ради них он согласился бы предать ее? Свою Офелию?
Я оказалась в тупиковой ситуации и не знала, как мне из нее выйти. Дойдя до сквера перед храмом, я села на скамейку, привычно потянулась к сумке, чтобы достать сигареты, но, подняв глаза, увидела крест и статуи ангелов, и почему-то моя рука сама отпустила пачку, мне расхотелось курить. Сидела, смотрела на крест, на ангелов, которые словно скользили по голубому небу, как дети на коньках, и думала об Аське.
Я пыталась представить себе ее переживания, чувства, восстановить ее последние дни.
Итак, что я знала? Что Аська приехала в Тарасов с надеждой его покорить. То есть поступить в театральный, потом – в театр, и сказать этому городу – вот она я, простая лопатниковская девочка, и вот – вы все, надменные тарасовцы!
Нет. Что-то не складывалось. У нас в Тарасове все «надменные» – сами из каких-нибудь поселков и деревень. Коренные, как я, жители бегают целыми днями, чтобы заработать себе на жизнь. А вся наша элитная верхушка, включая и чиновников наших, – все из Поддубовок, из Синеньких, из Журчаловки и прочих мелких селений.
Так что вряд ли Аська пыталась покорить город, который уже и так давно покорен.
Работу она не нашла. Скорее всего, ей предлагали работу, но весьма далекую от театра. Поступить не смогла. Возвращаться в Лопатниково – зачем? Связывать в косички лук, жить в бедности, не зная, что такое хорошая косметика и красивые тряпочки? Играть на сцене в народном театре, в самодеятельности? А жить на что?
Где и как она нашла Гену с его театром? Где-то же они пересеклись?
А если в училище? Аська не проходит по конкурсу, Гена встречается с ней и предлагает работу в театре.
Значит, нужно идти в театральное училище и искать там. Конечно, в августе найти кого-то с нужного курса – дело трудное, все на каникулах, но секретарь-то там сидит.
Я пошла вверх по улице, ехать на машине мне не хотелось. До училища недалеко, а на улице было еще прохладно. Обернувшись на купол храма, я еще раз попыталась рассмотреть роспись и статуи вокруг креста. Я никогда не видела, чтобы на куполах рисовали ангелов и ставили статуи…
Их там и не было. Купол был позолоченным, как и положено. И ангелов не было!
«Улетели, – подумала я. – А Таня наша просто вторую ночь подряд не спит, вот и мерещатся ей статуи ангелов». У которых, к слову, были Аськины лица – у всех!
«И времени у Тани нашей почти нет, – напомнила я себе. – Витька, похоже, твердо решил следствию не помогать, а наоборот, препятствовать».
Я поднялась вверх по улице, толкнула мощную дверь. Слава богу, в училище был народ – еще шли вступительные экзамены, абитуриенты праздно, нервно шатались возле аудиторий. Откуда-то доносились звуки музыки и голосов, в одном из кабинетов мощным женским контральто кто-то выводил арию Леля, а у окна сидела девочка с кротким нежным лицом и что-то учила, бубня себе под нос. Подойдя ближе, я услышала: «Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно… Жемчужное зерно… Навозну кучу разрывая…» На актерский, поняла я. Басню учит.
– Поступаешь? – поинтересовалась я.
– Да, но, скорее всего, я в пролете, – вздохнула девочка. – Я вообще протупила. Даже басню не выучила. Самую коротенькую сейчас выбрала…
– Ерунда, – улыбнулась я. – Она коротенькая, но хорошая.
– А вы – актриса? – спросила моя собеседница, замирая от восторга.
– Почему ты так решила? – засмеялась я.
– Вы красивая. Очень!
– Ну, можно сказать, что я актриса, – сказала я.
– Я так и подумала.
Она тоскливо посмотрела на дверь, которая вот-вот должна была открыться. Там решится ее судьба.
– Если я не поступлю, надо будет домой возвращаться. А я не хочу, – пожаловалась она, даже не мне, а этой двери.
– Ты поступишь, – соврала я. – Все будет хорошо.
На самом деле я знала, что ей придется возвращаться. Из всей толпы абитуриентов я могла уже определить, кто поступит. Девочка в их число не входила, и мне было очень ее жаль.
Я толкнула нужную мне дверь и вошла. За столом сидела довольно-таки крупная мамзель с накрашенным личиком и зачем-то еще подкрашивала свои и без того вампирские губищи.
– Вы по какому вопросу? – поинтересовалась она, даже не удостоив меня взглядом, продолжая рассматривать свои губки, сложенные в трубочку, отчего вопрос ее прозвучал странно, как-то округло и неразборчиво.
– Мне нужны прошлогодние абитуриенты, – начала я сразу с места в карьер, показывая девице липовое удостоверение следователя прокуратуры. Андрюха говорит, что если меня посадят когда-нибудь, то именно за него.
Девушка посмотрела на корочку, почему-то покраснела, как обложка удостоверения, и словно бы чего-то испугалась. Я заметила, что удостоверения следователя прокуратуры вообще часто пугают людей. Она быстренько убрала косметичку, нервно облизала губы, немного размазав помаду, и уставилась мне в глаза с явным подобострастием.
– Что-то случилось? – робко поинтересовалась она.
– Да, – кивнула я. – Одна девушка пропала. Ищем ее. Она поступала в прошлом году в театральный. Вы, наверное, ее не помните, она не дошла до творческих туров, а вот подруга ее, говорят, поступила. Может быть, она что-то знает?
– Имя и фамилия подруги? – поинтересовалась секретарь, открывая файл в компьютере.
– Фамилию мы не знаем, а звали ее, кажется, Еленой.
Я была уверена, что какая-нибудь Елена наверняка найдется. Елен в россии много. Впрочем, и Татьян тоже. Но Елен почему-то больше.
– Трудно будет, – сказала она. – Елен-то много. Я сама Елена. Но сейчас попробуем…
– А вы всех мне давайте, – предложила я. – Кто-то же окажется нужной Еленой.
– Вот, – сказала она. – распечатать?
Я кивнула, она распечатала список и протянула его мне.
– Удачи вам, – сказала она.
Я поблагодарила ее за помощь в «следствии».
Посмотрела на листок. Елен там было, кстати, не так уж и много, всего пять человек.
И одна из Елен проживала рядом со мной, причем у нее был телефон. А вторая жила в поселке Тупик, находившемся рядом с Лопатниковом.
Девушка-абитуриентка все стояла у окна, но на этот раз она плакала.
Видимо, не поступила. Я хотела было подойти к ней, но тут открылась дверь секретарской. Оттуда выплыла наша красотка-секретарь и направилась прямо к девушке. Я постаралась стать незаметной, благо что в стенах коридора имелись ниши. Слышно их разговора мне было плохо. Секретарь утешала беднягу, та, давясь слезами, рассказывала: ей сказали, что у нее что-то не так с прикусом, дикция плохая, и теперь надо возвращаться, а это такое горе…
Секретарь что-то тихо сказала ей. Девчушка вытаращила глаза.
– Правда?! – почти закричала она.
– Тихо, – нервно сказала секретарь. – Не ори так! Хочешь, чтобы туда все пошли? Я знаю, что им нужна актриса. Позвонишь, скажешь, что от меня. И – вперед. Пройдешь у них прослушивание, скажешь мне спасибо.
Девица была на седьмом небе от счастья, внезапно свалившегося на нее. Она бросилась секретарю на шею. Потом схватила сумку, начала искать мобильник. Но, видимо, эмоции ее переполняли. Она еще раз поцеловала свою благодетельницу и бросилась к выходу.
Стоило ей исчезнуть, как секретарша достала мобильник, куда-то позвонила и деловито отрапортовала:
– Я нашла вам такую же. Должна позвонить в ближайшее время. Сильно ее не пугайте. И про мои проценты не забудьте.
Ох, как же мне хотелось внезапно появиться перед ней, ткнуть в лицо своим фальшивым удостоверением и отвезти прямо Мельникову…
Но сейчас меня куда в большей степени беспокоила та маленькая дурочка. И я, дождавшись, когда секретарша исчезнет в своем кабинете, выбралась из ниши и пошла за девочкой, которая собиралась вляпаться, похоже, в ту же историю, в которую незадолго до этого влипла Аська.
Я вышла во двор, достала наконец сигарету. Девочка стояла недалеко от дверей и разговаривала по мобильнику. На ее лице сияла радость и предчувствие грядущего счастья. «Глупенькая, – подумала я. – Какие же вы все дурочки-то…»
Им и нужна была вот такая – глупенькая, наивная, чистая невинность…
Господи, какие же они козлы.
– Да… да, я знаю, – говорила девочка в трубку. – Офелия? Конечно!
Она почти закричала и по-детски подпрыгнула на месте.
«Дурочка», – вновь подумала я.
– На английском? Нет, я по-английски не знаю… Хорошо! Давайте! А когда? Хорошо…
Она дала отбой. Подпрыгнула еще раз. Тут ей пришла эсэмэска – я так поняла, ей прислали адрес театра.
Я подошла к ней.
– Тебя сейчас вызвали на прослушивание, – утвердительно сказала я. – На роль Офелии. В театр трагедии.
– Да, – сказала она. – А откуда вы…
– Оттуда! Когда прослушивание?
– Сегодня вечером, – пролепетала она.
– Ты им сейчас позвонишь и скажешь, что придешь со своей сестрой. Поняла?
– Да, поняла… а почему?
– Потому что так надо, – сказала я.
Но, подумав, что девочку подставлять не следует, я добавила:
– Хотя нет… Ничего им не говори. Ты просто сейчас дашь мне этот адрес. Куда ехать? И я поеду вместо тебя.
– Вы что?! – закричала она. – Вы не хотите, чтобы я… Чтобы мне повезло?!
– Нет. Я как раз хочу, чтобы тебе повезло! – сказала я. – Вот тебе телефон, скажешь, что ты от меня…
Я записала для нее телефон Ленки.
– Они там тебя прослушают. Вряд ли они возьмут тебя сразу на роли, но поработаешь годик в массовке. И на «лакейских» ролях. А потом, глядишь, и Офелию будешь играть.
– Вы что?! Вы…
– Это порнотеатр, поняла? То место, куда тебя хотели отправить. А я тебя отправляю в настоящий! В театр «русская комедия»!
Девочка поверила мне – сразу.
– Порно?! – с ужасом переспросила она. – Откуда вы знаете?!
Я показала ей мою красную книжечку.
– Отсюда, – сказала я. – Мы расследуем одно дело. Как раз оно их касается. Вот, прояснили, как именно они вербуют актрис. Считай, что тебе повезло! Звони по телефону, что я дала. Тебе там помогут с работой.
Чувствуя себя по меньшей мере освободительницей прекрасных Офелий, я позвонила Андрюхе.
– Ну? – спросил он каким-то недовольным тоном.
– Гну, – ответила я. – Ты проверил все, о чем я тебя просила?
– Проверил, – сказал он. – Пропали три девушки. работали в этом долбаном театре трагедии.
– Угу, – сказала я. – Думаю, их стоит искать в каких-нибудь Эмиратах. Под ярким солнцем Востока.
– Необязательно, наши сейчас тоже неплохо платят за любовные утехи, – хмыкнул Мельников. – Ширится и растет народное благосостояние!
– Ладно, это уже твои проблемы, не мои, я тебе и так помогла.
– Или усложнила жизнь новыми преступлениями, – отозвался он.
– Так: будешь ныть – не получишь новую «звездочку» на свои погоны. И я тебе не скажу, как их вербуют!
– Как? – заинтересовался он.
– В училище, на кафедре, есть кабинет, где сидит одна очень ярко накрашенная выдра-секретарь, – сказала я. – Именно она подходит участливо к непоступившим зареванным ангелочкам и отправляет их прямо в объятия Гены.
– И Гена тех, кто не проходит на роль, отправляет… «обслуживающим персоналом» куда подальше? – смекнул Мельников.
– Угу. Иногда ты бываешь сообразительным. Еще одно: сегодня я собираюсь туда. На прослушивание.
– С ума сошла?! Они ж тебя знают!
– Тем будет неожиданнее сюрприз, – рассмеялась я. – Ты сможешь меня подстраховать? Сам понимаешь, мне некогда ублажать этих нуворишей, мне надо убийство Аськи дорасследовать…
– Так давай им отправим кого-нибудь из наших девиц! – предложил он. – И всех их там повяжем.
Я задумалась. рациональное зерно в этом предложении имелось. Но если их повяжут, они запрутся и ничего не скажут про Аську. Нет, и я их спугну… Хотя я всегда могу отмазаться, что решила таким путем проникнуть в театр, дабы узнать о героине моей «легенды». Ну, типа – вдруг я ее там встречу и смогу предъявить ее «папику» компрометирующие фоточки. И получить денежку. И поехать в Эмираты, блин!
Интуиция подсказывала мне, что найти следы убийцы нашей Аськи я смогу только за кулисами этого гребаного театра.
И в конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанское. риск – благородное дело. Побеждать без риска – значит, побеждать без славы. Не рискуя – не добудешь. И так далее.
– Нет, – сказала я. – Просто постарайся меня подстраховать, ладно? Мне надо туда пойти лично.
– Ты рискуешь, – заметил он. – Танька, зачем?
Я хотела было ответить ему какой-то из пословиц, приведенных выше.
Но вместо этого в голову мне пришла еще одна: «От глупого риска до беды близко».
Я постаралась не обращать на эту разумную реплику моего внутреннего голоса внимания.
Мой риск не был глупым. И мне нужно было туда попасть! В это чертово «осиное гнездо»! Потому что иначе Гена так и будет изображать из себя благородного содержателя притона, искренне любящего своих девочек и мальчиков и не дающего их в обиду. Потому что иным путем я никогда не смогу доказать его причастность к гибели Аськи и к пропажам других девушек. И мы не сможем их найти и развезти по их родным расловкам, Свинцовкам, Дубининкам к их мамам и папам…
В конце концов, бывало, я и куда глупее рисковала. И – ничего. Жива же пока! И бед никаких особых со мной не случалось. И теперь – пронесет.
Время у меня еще было. Я заехала домой. Пока варился кофе, я включила комп. Никаких писем мне ни от кого не было. Странно… Я-то думала, что Варька отпишет мне. Судя по ее вчерашней эпистоле, она что-то нарыла. А к Варькиным изысканиям я уже относилась с уважением. И вообще считала эту маленькую рыжеволосую Валькирию своей напарницей. И в скайпе ее не было. Странно, подумала я. Дитя ведь безвылазно торчит у компа!
Я налила себе кофе. И бросила косточки.
По общему значению вышло: «Возникает опасность ссор, выяснения отношений, различных конфликтных ситуаций. Будьте бдительны». Я усмехнулась. Да уж, я и сама знаю, что надо быть бдительной! И конфликт неизбежен. Ну разве что в своей личной жизни я как-нибудь разрулю все бесконфликтно, поскольку не очень-то доверяю я Сергею свет-Иванычу.
Вот завершу дело – и тут же начну свой «отход на север», последнее наше печальное прощание… Правда, шансов на то, что он является главным злоумышленником, теперь заметно поубавилось. Поскольку интуитивно я чувствовала, что дело-то тут совсем не в любви. Аську убили из-за этого театра. Может быть, она что-то узнала о тех девочках и решила пошантажировать Генку? Генка задумал от нее избавиться. Благо, подвернулся такой удобный случай – он же знал, что в Лопатникове живет предмет ее воздыханий, из-за которого она из театра и ушла. И опять же Витька там «расположился» очень удачно. Двое подозреваемых, а он, Гена, вроде и не у дел.
И на того Дьявола, которого видели пьяный дядя Петя и мальчик Николай, как ни крути, больше всего похож именно Генка. Ну не тянет Сергей Иваныч никак на сию одиозную персону. Сергея Ивановича оба – и дядя Петя, и мальчик Коля – знали. Соответственно там, на пригорке, они видели человека, которого не знали и никогда не видели до этого. Так? Так.
И я была на тот момент почти уверена, что это именно он, Геночка Мартиров! Который просто научился убедительно и красиво врать, изображать из себя благородного парня и так далее. Просто он умеет быть обаятельным.
Как, в общем-то, Дьяволу и полагается.
Я немного нервничала. Кофе не успокоил меня. Нет, я не боялась, скорее мое состояние походило на состояние воина перед боем. Я постоянно смотрела на часы: прослушивание было назначено на шесть вечера, а стрелки словно зависли, как иногда «Виндоус» висит, на положении «половина третьего» – и не двигались. Я даже посмотрела – может быть, они просто встали, иссякла батарейка, но часы на мобильнике показывали то же время. Зато обнаружилась эсэмэска.
Я открыла список: послание было от Варьки.
«Тань, мне надо с тобой поговорить, еду в Тарасов».
Я застыла. Эсэмэска была отправлена три часа назад. Варька должна была уже доехать! Где она болтается?!
Я бросила кости, успокаивая себя, что все в порядке, она же не пятилетняя… разберется, адрес-то мой она знает, мобильник мой у нее есть, значит, доедет.
Числа в сумме дали двенадцать. «Придет письмо, требующее ответа. Необходимо с кем-то посоветоваться».
Письмо уже пришло. От Варьки. Я написала ответ: «Где ты? Варька, постарайся доехать до шести. Если все-таки не успеешь, ключ у моей соседки Юли, квартира 55. Я ее предупрежу».
Я надеялась, что Варька откликнется, но телефон молчал. Я попыталась позвонить ей.
«Абонент не отвечает или находится вне зоны доступа, – сообщил мне металлический женский голос. – Попробуйте перезвонить позже».
Я начинала злиться. Где этот несносный ребенок болтается? Скорее всего, телефон свой она зарядить не удосужилась.
Я набрала номер Ольги.
Она взяла трубку сразу. Голос у нее был спокойный, это меня слегка приободрило. Я решила ее не пугать.
– Привет, как вы там? – спросила я.
– Ничего, – сказала Ольга. – Катя и Тая клубнику собрали. Ты когда приедешь? Мы уже тебя заждались.
– Сегодня не получится, – вздохнула я. – Завтра, я надеюсь.
– Жалко. Придется нам варить варенье без тебя.
– Оль, позови Варьку, – рискнула я.
– Так ее нет, – сказала Ольга. – Она к подруге своей уехала, в соседнюю деревню, в Лепестовку. Приедет только завтра, сказала.
Я замерла. Вот же зараза! Настоящая радистка Кэт. Шифруется так, что не придерешься!
– Что за подруга?
– Лизка Петрова, они учились раньше вместе. Да не волнуйся ты так. Она при мне в машину села.
– В Лизкину? родители этой Лизки за ней приехали?
– Нет, – сказала Ольга. – В попутку. С дамой какой-то…
Это меня немного успокоило. ребенок, по крайней мере, не поехал с мужиком. А с дамой безопасно вроде…
Я посмотрела на часы. Теперь стрелки их пустились вскачь, они показывали уже половину пятого, мне надо было собираться. Я снова попыталась дозвониться до Варьки, опять выслушала сообщение металлического голоса. Плюнула и бросила мобильник. И в этот момент он прозвенел.
Я схватила трубку, подумав, что это Варька.
– Таня, – услышала я вкрадчивый голос и даже глаза зажмурила – как он невовремя!..
– Привет, – сказала я.
– Слушай, как ты сегодня? Я могу к тебе подъехать?
– Зачем? – спросила я. – Сереж, я сегодня весь вечер буду занята.
«И я не знаю, когда вернусь. И вернусь ли сегодня вообще».
– Я приеду поздно. Нам надо поговорить, Таня. Мне показалось, что ты думаешь обо мне хуже, чем я того заслуживаю…
– А тебя это беспокоит? – рассмеялась я.
– Представь себе, да…
– А если мы встретимся в Лопатникове? – предложила я. – Понимаешь, я боюсь, что сегодня я точно не смогу тебя увидеть. А завтра с утра придется мне мчаться в Лопатниково. Так складываются обстоятельства.
«Если Ольга обнаружит пропажу Варьки, она запаникует, и поэтому мне надо будет прямо с утра отволочь нашу непокорную девицу домой, чтобы с Ольгой беды не случилось».
– Ладно, давай увидимся там.
Он вздохнул. По голосу можно было определить, что он и в самом деле расстроен и ему очень хочется со мной поговорить.
Я вспомнила бедную Асю, ее прелестное личико. И прошептала:
– Что ж, будем считать, Сереженька, что я – возмездие тебе за бедную Аську. Воз-мез-дие…