Глава 6
Интеллигентный старичок неторопливо прогуливался со своей собакой под окнами дома. Как раз это мне и было нужно! Я взглянула на часы — половина первого. Что ж, самое время познакомиться.
— Здравствуйте, меня зовут Таня Иванова, я ваша новая соседка из четырнадцатой квартиры, — улыбнулась я, не придумав лучшего начала для разговора.
— Так вроде бы надо мной какие-то Романовы живут, — хитро прищурился старичок.
Я слегка опешила: такой информированности я от него, конечно, не ожидала. Оставалось одно — играть в открытую.
— Я здесь временно, всего на два дня, — уточнила я, подходя ближе. — Вообще-то, я — частный детектив и расследую дело об убийстве Филиппа Туманова, дизайнера, погибшего три дня назад при невыясненных обстоятельствах.
— Вот ка-ак, — заинтересованно протянул старичок, — а я все думаю, когда же начнут опрашивать соседей. А то как-то странно: мужика убили, и никто даже не чешется.
— А с чего же это вы взяли, что его именно убили? — спросила я, изумившись такой осведомленности.
— Так я ж с ним познакомился, — гордо сообщил мне старичок. — Не пил, не курил парень — значит, явно убили.
Мне такая логика понравилась, но говорить этого вслух я не стала. Между тем мой собеседник со вздохом продолжил:
— Тогда все понятно. Но вообще-то я уже хотел милицию вызывать, когда заметил, что вы в нашем дворе слишком часто крутитесь, что-то вынюхиваете.
Я с облегчением выдохнула: «Хорошо, что вовремя успела представиться, а то не хватало мне еще с нашей доблестной милицией выяснять отношения!» И тут же обрадовалась — если уж старик заметил меня и ждал, когда начнут расспрашивать соседей, то ему наверняка есть что рассказать.
— Значит, вас Таней зовут… А меня — Сергей Емельянович. Пенсионер, заслуженный работник народного образования, — представился собеседник, ослабив поводок и переложив его в левую руку, и протянул сухую ладонь.
Пес на смягчение контроля отреагировал совершенно неадекватно — остался стоять на месте, с интересом поглядывая на хозяина. Мне сразу стало ясно, что совместное проживание этих двух экземпляров — человека и собаки — основано на взаимном доверии и дружбе. Создавалось даже впечатление, что это не старичок выгуливал животное, а наоборот.
Мы еще немного поговорили с Сергеем Емельяновичем о вещах совершенно посторонних, а потом перешли к главной теме:
— Вам, наверное, эти трещотки уже сказали, что я со своей Линдой каждый день в одно и то же время прогуливаюсь, мешаю им дурацкие фильмы смотреть, — начал он неторопливо, поглаживая умную собаку по голове.
Я кивнула, так и не сумев хорошо замаскировать улыбку, — со здравым смыслом, как и с чувством юмора, у моего собеседника было явно все в порядке. А старичок продолжал, тоже улыбнувшись:
— Я ведь поначалу очень мучился от трескотни своих шумных соседок, а потом придумал очень эффективное средство от их сплетен — Линду научил подавать голос, как только они открывают рот. Теперь эти сороки стараются держаться от меня подальше.
Я опять не удержалась от смеха: конечно, ни одна женщина не простит того, что ее грубо перебивают. Да еще кто — собака! Теперь было ясно, почему все бабуськи бедного деда ненавидят. И я живо представила себе негодование подъездных старушек на просто нечеловеческое, то есть действительно звериное, собачье неуважение и злостный подрыв их авторитета.
Я чувствовала, что Сергей Емельянович станет важным свидетелем в моем расследовании, поэтому привлекать к его персоне повышенное внимание соседей и особенно — соседок мне не очень хотелось.
— Может быть, поднимемся ко мне? — предложила я, доставая ключи.
— Конечно-конечно, — с готовностью закивал старичок. — Только я Линду заведу домой, она не любит ходить в гости. Да и жену надо предупредить, а то она сразу заволнуется и милицию вызовет, если меня под окнами не обнаружит. Как насмотрится «Секретных материалов», ей всюду одни пришельцы мерещатся, — усмехнулся он.
— Четырнадцатая квартира, — напомнила я на всякий случай и направилась к моему новому месту жительства.
Честно говоря, интерьерчик моих соседей Макаровых на фоне квартиры Евгения Романова заметно проигрывал. Еще бы! Здесь уже не только стояла мебель и работал телефон, но даже холодильник был до отказа забит едой. «Ничего себе!» — присвистнула я, вспоминая настойчивые просьбы Евгения обязательно воспользоваться этими запасами.
Впрочем, особенно стесняться я и не собиралась, поэтому тут же отправилась на поиски кофе, который я не прочь выпить всегда и везде и которого в моем понимании никогда не может быть много. После нескольких минут бесплодных поисков я пожалела, что не завернула по пути в ближайший супермаркет, потому что в меню романовского дома он явно не предусматривался. Честно говоря, все плюсы квартиры сразу как-то померкли в моих глазах, уступив место тихой грусти, причиной которой и было отсутствие хотя бы маленького пакетика с зернами.
Несмотря на то что кофемолка и кофеварка сразу попали в поле моего зрения, в кухонном шкафчике, к моему величайшему сожалению, я нашла только растворимый «Нескафе». В задумчивости опустившись на стул и растирая ногу, в которой снова появилась пульсирующая боль, я задумалась. Так мы далеко не уедем! Я уже поняла, что моя больная конечность служит в некотором роде барометром: когда дела идут успешно, я про нее буквально забываю и она ничуть не болит. Но стоит только начаться каким-нибудь трудностям или неприятностям, как к ним добавляется еще и боль.
Я все-таки постаралась не слишком заострять на этом внимание и сосредоточилась на мыслях о расследовании. В любом, даже самом запутанном деле можно найти слабое звено. Но мне сейчас только предстояло его вычленить, поэтому выпить кофе было просто необходимо. С плохо скрываемым отвращением я насыпала в чашку быстрорастворимого порошка и залила кипятком. Попробовав получившийся напиток, вынесла свой вердикт: «Конечно, не самый худший, но с зерновым ни в какое сравнение не идет».
Через секунду раздался звонок в дверь, и я пригласила в квартиру Сергея Емельяновича.
— У вас тут, наверное, и еды-то нет никакой. Так я пирожков принес, жена с утра испекла, — сообщил он, передавая мне пакет. — И не отказывайтесь, — строго предупредил гость мои возражения, уже готовые сорваться с губ.
— Понимаете, здесь много чего есть, — рассмеялась я, — кроме самого необходимого.
Как оказалось, мой новый знакомый от растворимого кофе тоже был не в восторге, поэтому мы остановили свой выбор на крепком чае. Заварив его в новом сверкающем чайнике, я без долгих предисловий приступила к серьезному разговору:
— Сергей Емельянович, по-моему, вы можете мне в чем-то помочь…
— Конечно, чего ж толочь воду в ступе, — с готовностью отозвался мой собеседник. — Я в тот день вечером собрался с Линдой гулять идти. Как обычно, в восемь. Жена еще чего-то копалась, не могла поводок найти. Пока мы стояли на пороге, наверху дверь хлопнула, и какой-то мужчина по лестнице спустился, нас обогнал. Вот только я его не разглядел особо: вроде бы черноволосый, роста небольшого, в куртке темно-синей, и шапочка на голове черная, вязаная.
«Хм, и это он называет „не разглядел“! — удивилась я, стараясь зафиксировать все подробности в своей памяти. — Если так дальше пойдет, придется его в долю брать». К сожалению, больше ничего особенного Сергей Емельянович не заметил, но даже этого мне пока было достаточно — зимнюю темно-синюю куртку я совсем недавно видела, так что определенные параллели провела сразу. Впрочем, ключом к разгадке замеченная старичком деталь не являлась — такие куртки и вязаные черные шапочки носит половина мужского населения Тарасова. Но все-таки это была зацепка.
Конечно, мы еще некоторое время поговорили о вещах отвлеченных и совершенно посторонних, но через десять минут Сергей Емельянович поднялся и засобирался домой:
— Я пойду, а то жена ворчать будет. Со старухами-соседками я, скажет, не общаюсь, а с молодой и красивой девушкой засиделся.
— Так вы еще тоже не старый, — с улыбкой сделала я ответный комплимент.
— Ну, не знаю… — неожиданно остановился Сергей Емельянович. — Старый не старый, а в глазах иногда рябит. Вот я про мужика сказал в темной куртке, который меня обогнал… Так потом, когда мы с Линдой вокруг дома разок обошли, я вроде опять увидел, что он из нашего подъезда вышел. Может, забыл чего, а может, мне привиделось. Глаза сдавать стали, — пожаловался он. — Скоро и молодых красивых девушек начну путать с трещотками, которые сериалами упиваются.
Оценив по достоинству чувство юмора соседа, я проводила его до двери и попрощалась, пожелав и впредь быть таким же зорким и внимательным.
Молниеносно срываться с места, наверное, не следовало, но и сидеть в квартире, не имея под рукой нормального кофе, тоже особого смысла не было. Я вышла на лестничную клетку, повернула ключ в замке, и тут меня осенило: «У Юли-то наверняка должен быть кофе!»
Позвонив в квартиру Макаровых, я мысленно приготовилась к разочарованию — соседка запросто могла уехать, ведь, по сути дела, пока не жила здесь. Но, на мое счастье, дюймовочка Юля оказалась дома.
— Молодец, что зашла! — обрадовалась она. — Я тебя сейчас с мужем познакомлю. Артем, иди скорее сюда.
На ее голос из гостиной вышел молодой человек достаточно приятной наружности. «Хорошо, хотя бы он не карлик», — усмехнулась я, припоминая свои недавние сомнения на этот счет и рассуждения о низкорослых знакомых. Конечно, великаном его тоже нельзя было назвать, но Юлька была девушкой настолько миниатюрной, так что они очень хорошо смотрелись вместе.
Пообщавшись немного с этой парой, я поняла, что насчет «комплекса Наполеона» психологи все-таки правы: Юлька неосознанно старалась компенсировать свой маленький рост деловыми качествами. Правда, «самодурой» она не была — во всех ее замечаниях и решениях были видны логика и смысл. Особенно Юля преуспела в разработке интерьера:
— Филипп сначала предложил синий вариант гостиной, но все-таки мы остановились на зеленом. Вот только диван нам никак не привезут, — горячилась она. — Представляешь, я почти каждый день звоню в магазин, а меня «завтраками» кормят! Нет, это просто безобразие какое-то! Может быть, и правда надо было послушать Филиппа?
Я заметила, что при каждом упоминании имени Туманова лицо Артема меняет цвет. «С чего бы это? — подумала я, рассматривая вздувшиеся вены на его руках. — Вдруг в этом что-то есть?»
— Какой замечательный шкаф-купе! — начала восхищаться я, когда Юлька пошла провожать меня до двери. — Знаешь, знакомые тоже такой купили, а ролики почему-то заедают… — сказала я, преследуя свою собственную цель.
— Да нет, у нас вроде бы все в порядке, — заверила меня хозяйка, но на всякий случай все-таки раздвинула дверцы. — Действительно все в порядке! — довольно разулыбалась она и добавила: — Мало мне с диваном мороки… Если бы еще и шкаф бракованный подсунули, я бы на этот магазин всю налоговую полицию города натравила.
В том, что Юльке под силу выполнить эту угрозу, я ничуть не сомневалась — с таким папой можно и Интерпол натравить! Впрочем, качество соседского шкафа интересовало меня даже в меньшей мере, чем история с зеленым диваном. А трюком со шкафом я воспользовалась, чтобы выяснить, на месте ли мой «жучок» и во что одевается Артем, когда выходит на улицу.
Дорогое и надежное подслушивающее устройство, к моему величайшему облегчению, оказалось в целости и сохранности, и я решила оставить его на месте в надежде, что оно еще может пригодиться. Юлька демонстрировала новую шубку из голубой норки, а я тем временем поинтересовалась остальной одеждой. И подозрение насчет Артема подтвердилось: мой зоркий глаз заметил в глубине шкафа темно-синюю зимнюю куртку.
Сначала я опешила от такого контраста в стоимости одежды мужа и жены, а потом поняла тонкую политику: в основном рэкет и бандюганы «наезжают» на крутых мужчин с «Ролексом», а на недорогую курточку Артема вряд ли кто обратит внимание — немаркая, темненькая, неброская. Но меня именно это и насторожило.
* * *
«Это просто ужас какой-то!» — недовольно заворчала я, растирая ногу после душа и ванны с прохладной водой. Но восклицание относилось не к многострадальной конечности, а к той головоломке, которую я пыталась разгадать.
Сначала все было ясно: два стакана, коньяк «Наполеон», Вася с Сережей, «подсевшие» на эфедрин. От такого расклада было совсем недалеко до финала. Но потом на горизонте появились низкорослый Евгений Романов, навеявший сравнение с французским императором, и такой же карлик Филатов в серых брюках. Теперь «выплыли» Борис Корнеев с Артемом Макаровым с одинаковыми темно-синими куртками и маленькая Юлька, тоже подходившая под описание Сергея Емельяновича, надень она одежду мужа…
Нет, от всего этого у меня просто голова пошла кругом! Чтобы не сойти с ума окончательно, я достала из шкафа турку и пакет с кофе. Пока закипала вода, я включила телевизор в надежде отвлечься от фантасмагории с обилием низкорослых участников в моем расследовании.
«Только этого мне и не хватало для полного счастья!» — подумала я, пощелкав пультом. На всех каналах шли ужасные мексиканские и бразильские сериалы, вышибающие слезу из наивных и доверчивых российских телезрителей. Я к таковым себя не относила, поэтому сделала еще одну попытку найти хотя бы новостную программу. И наконец я наткнулась на передачу местного тарасовского телевидения. Вообще-то я предпочитаю столичные новости слушать и общероссийские, но сейчас особого выбора не было, так что я прибавила звук.
— Директор известной в Тарасове строительной фирмы «ГОСт» Николай Филатов сегодня выиграл конкурс на ремонт здания городского детского дома «Возрождение». Средства, выделенные губернатором, передал ему заместитель главы администрации области Вячеслав Владимирович Калинин, — бесстрастным тоном сообщил диктор.
Знакомые фамилии резанули слух, так что я буквально прилипла к экрану, на котором поплыли кадры недавней съемки: двое мужчин в темных костюмах обменивались рукопожатиями и улыбками на фоне флага и гимна Российской Федерации. В общем, обстановочка была официальная, а торжественность момента подчеркивало большое скопление народа в кабинете. Как водится, Филатов пообещал закончить реставрацию здания в кратчайшие сроки, а Калинин пожелал ему успехов на этом поприще.
В общем-то, ничего подозрительного я не заметила, но профессиональное зрение по привычке выделило из видеорепортажа мелкую деталь: главные виновники сего торжества казались непомерно маленькими на фоне своих бесчисленных заместителей и прочих находившихся в кабинете личностей… Коротышке Филатову я уже имела честь быть представленной в ресторане, а Калинин… Заместитель главы администрации области смотрелся абсолютной копией своей дочери Юли, только мужского пола и в два раза старше.
Дальше ведущий стал рассказывать о каких-то встречах нашего обожаемого мэра с другими дядьками с такими же изможденными работой лицами, поэтому я убавила громкость и переключила свое внимание на кофе. Не знаю почему, но что-то меня в последние дни стали несколько «напрягать» малорослые люди. Причем относилось это преимущественно к мужскому полу.
В школьные годы чудесные некоторые подруги мне завидовали именно потому, что на уроках физкультуры я стояла почти во главе шеренги. Кстати, стандартный рост фотомодели и сейчас часто служил мне неплохим прикрытием: ну кто заподозрит в высокой длинноногой блондинке частного детектива, ведущего важное расследование? И, честно говоря, я даже не могла себя представить в шкуре маленькой толстенькой пышечки.
Вот только с самого детства я заметила, что мой рост почему-то воспринимается эквивалентом возраста. Все окружающие думали: если высокая, значит, достаточно взрослая и самостоятельная. Вот и приходилось соответствовать. Впрочем, грех жаловаться, ведь стимул для достижения успеха у меня был хороший, и черный пояс по карате я получила не за красивые глаза. Правда, лежа на клумбе при выслеживании очередного преступника, я очень часто завидовала тем, у кого ноги покороче, и старалась сложиться как можно компактнее.
Но это уже издержки профессии, которые просто неизбежны. Так что я готова поспорить с известным детским писателем, который утверждал: «Жить на свете очень просто людям маленького роста, а тому, кто так высок, нелегко сорвать цветок». Цветочки собирать — не мое призвание, зато быстро ориентироваться на местности мне все-таки легче, чем каким-нибудь коротышкам.
Такими рассуждениями несколько возвысив свою самооценку, я выпила кофе и приступила к осуществлению следующего пункта расследования.
— Алло, Миш, мне твоя помощь срочно требуется, — сообщила я тоном, не терпящим возражений.
Но противоречить никто и не собирался. Михаил Чекунов, мой старинный друг и помощник, очень часто выручал меня из трудных ситуаций. Он всю свою сознательную жизнь занимался фотографией: в стародавние времена работал в обычном «совковом» ателье и пачками шлепал оттиски с фейсов сограждан. Но в настоящий момент Мишка круто пошел в гору и создал собственное фотоагентство. Конечно, получить от него новую информацию по моему делу я не рассчитывала, но кое в чем Чекунов все-таки мог бы мне помочь.
По совести сказать, он хорошо знал свое дело и выполнял его на совесть — все самые красивые девушки и крутые «мэны» нашего города предпочитали сфотографироваться именно в «Капризе». Впрочем, про отношение Мишки к клиентам можно было бы и не упоминать — само название ателье говорило все.
— Тань, нет проблем, — отозвался Чекунов. — Приезжай хоть сейчас. Кстати, снимать надо тебя или какую подругу? — поинтересовался он на всякий случай.
— Снимать вообще никого не надо, — остановила я его дальнейшие вопросы про предпочитаемый интерьер и освещение. — Работа срочная, но не сложная: мне надо несколько пленок проявить и напечатать.
— Не доверяешь моему профессионализму? — начал подозревать меня старый друг.
— На пленке совершенно другой человек, — развеяла я его опасения. — Это нужно для дела. И еще там снять произведения художественного искусства. Но это так, для общего развития.
Заручившись Мишкиным полнейшим согласием на сотрудничество, я сообщила, что сегодня вечером передам с кем-нибудь пакет. Он разочарованно присвистнул, но мои клятвенные заверения в том, что за готовыми фотографиями я заеду сама, немного убедили его в искренней моей дружбе.
— Тань, ты уже сто лет у меня не была. Учти, если до Нового года не появишься — обижусь окончательно, — констатировал он самым трагическим голосом, на который был способен.
Я рассмеялась и отключила связь.
Уладив эту проблему, я приступила к осуществлению нового грандиозного замысла. Отыскав в телефонном справочнике номера выставочных залов Тарасова, я обзвонила их все. Через несколько минут в моем распоряжении был целый список галерей, где собирались самые известные художники и критики нашего города. Из поля моего зрения не ускользнули также кафе и забегаловки, в коих любила бывать местная богема.
Я прекрасно понимала, что не все люди искусства погружены в жизнь чисто духовную — не секрет, что некоторые из них иногда «балуются» травкой. «Вполне возможно, что среди знакомых самого Филиппа Туманова, кроме Бориса и ему подобных истинных художников, полно всякого сброда, — резонно рассудила я. — Но у них есть уши и языки, а у меня — деньги».
Конечно, приняв решение «идти в народ», то есть, точнее, — «в богему», я рисковала. В этой среде можно было запросто «засыпаться», потому что в проницательности художникам не откажешь, даже если они — самые заядлые алкоголики. Кстати, как раз они — вот парадокс! — по мнению многих своих собратьев по цеху, и являются наиболее талантливыми.
* * *
Довольно короткий по времени рейд по городским кабакам дал мне больше, чем иногда дает неделя расследования, проводимая милицейскими чинами. К счастью для меня, простым гражданам женского пола, к тому же — приятной наружности, тарасовцы доверяют гораздо больше, чем ментам, поэтому в информаторах у меня недостатка не оказалось.
Представляясь почитательницей таланта Филиппа Туманова или Бориса Корнеева (в зависимости от обстоятельств), я не просто вышибала слезные монологи из своих собеседников, но и получила довольно обширную информацию об интересующих меня лицах. Например, я узнала, что Борис — «яркая звезда на небо-склоне нашего художественного искусства», как выразился интеллигентного вида мужичок с эспаньолкой и в берете а-ля Рембрандт.
Когда я увидела этого мужичка, мне на ум как-то сразу пришла мысль о старом бургундском вине, которое в этом кабаке, естественно, не продавали. Но мой «Рембрандт», ничуть не смущаясь, отхлебывал по полкружки пива за раз и закусывал вяленой воблой. Я сразу поняла, что внешний антураж никак не соответствует внутреннему содержанию этого представителя богемы. Честно говоря, по некоторой фривольности в поведении он скорее Петрова-Водкина напоминал. Это умозаключение я сделала, основываясь на недавно прочитанных в купленных книжках чьих-то воспоминаниях.
«Рембрандт», представившись Збышеком-без-фамилии, в очередной раз подтвердил, что Филипп никогда не участвовал в дружеских попойках после выставок и презентаций, хотя относился к ним достаточно лояльно.
— Молодец был, — икнул мой собеседник, — никогда не курил, не пил, но никому не запрещал. Не пойму, чего он перестал писать… Его же самым талантливым признавали, он даже в Англии учился. И вдруг поссорился с Борисом, ушел куда-то в театр расписывать пыльный картон! Нет, мне этого не понять.
Збышек-без-фамилии с пафосом закончил свою речь, отхлебнул пива и, обнаружив во мне внимательного слушателя, принялся рассказывать про свою горькую судьбину. Потерпев его душеизлияния минуты две, я снова аккуратно вернула разговор в нужное русло.
— А Борис Корнеев, — напомнила я, — он сейчас где-нибудь выставляется?
— О, конечно! У него же собственный павильон есть, — оживился «Рембрандт». — Помнится, даже был разговор, что Борис уговаривает Филиппа вернуться к картинам. Но, видно, не судьба… — грустно закончил он, допивая пиво.
Разузнав координаты частного выставочного зала Корнеева, я немедленно туда отправилась, оставив моего собеседника наедине с философскими рассуждениями о смысле жизни и с кружкой пива.
— Я вас ждал, — бесстрастно сообщил мне Борис, как только я показалась на пороге его кабинета. — Даже странно было, что вы так поздно ко мне приехали.
— А чего же странного? — сделала я удивленное лицо.
Корнеев усмехнулся, но промолчал. Я заметила, что лицо его начало постепенно менять цвет: из мертвенно-бледного оно стало почти пунцовым, а потом наоборот.
«Явно нервничает», — отметила я, доставая сигарету. Мои пальцы действовали в обычном режиме, а руки Бориса так тряслись, что он даже не предложил мне зажигалку. Когда я вижу таких людей, меня захлестывает невольная жалость: и как только они умудряются вляпываться во всякие неприятности?
— И давно вы виделись с Филиппом Тумановым по секрету от жены и Алены? — приступила я сразу к делу.
— На что вы намекаете? — взвился Корнеев. — Я же ничего преступного не сделал! Подумаешь, хотел помочь старому другу организовать выставку его картин… А вы меня обвиняете бог знает в чем! — Он начал метаться по кабинету и хвататься за голову. — Конечно, после случившегося мне никто не поверит, но когда я уходил, Филька был жив! Жив, понимаете?
Я, помнится, сразу, едва познакомившись с Борисом, пришла к выводу, что актер из него вышел бы никудышный. Именно поэтому сейчас я ему… поверила. Практически полностью. Действительно, не может же убийца из себя еще и посмешище делать, вызывая еще большие подозрения!
— Расскажите все по порядку, — попросила я и включила диктофон.
— Даже не знаю, с чего начать, — растерялся Борис. — Я уже полгода голову себе ломаю, почему Филипп так внезапно отказался от карьеры профессионального художника. Знаете, у него был настоящий талант и несомненные перспективы, — заметил он как бы между прочим. — Недаром же именно Туманова выбрали для стажировки в Англии.
— Может быть, там с ним случилось что-то, повлиявшее на его дальнейший выбор? — предположила я. — Ну, из-за денег, в конце концов.
— Он и меня пытался уверить, что из-за денег, — отозвался Корнеев. — Но никогда я не поверю, чтобы Филька бросил искусство ради тридцати сребреников! Понимаете, он буквально сломался, причем за несколько дней. Даже смерть родителей не подействовала на него так, как это внезапное происшествие. Он тогда примчался ко мне, срочно денег попросил, а потом сам начал подрабатывать.
— А в чем причина столь неожиданного поворота? — поинтересовалась я. — Алена говорит, что по характеру Филипп был очень ровным и спокойным человеком. С чего это вдруг ему понадобились деньги?
— К сожалению, мне он ничего так и не рассказал, — покачал головой Борис. — Но быстро распродал почти все свои картины и начал заниматься ремонтом квартир. В смысле приработка — я это допускаю, но в качестве основного дохода… Ведь от случайных его заказов больших денег он не получал. Вы же не заметили у него в доме особой роскоши? — Корнеев повернул голову в мою сторону.
Я молча кивнула: как ни старалась Алена доказать, что брат исключительно ради денег стал дизайнером, я не увидела в квартире ни дорогой мебели, ни видеотехники, ни костюмов от Готье. А в мастерской вообще было убого — на голых стенах только картины и фотографии.
Корнеев молча подошел к бару и налил две рюмки коньяка. Одну он так же молча поставил передо мной, а вторую зажал обеими руками.
— Борис, вы знали, что Филипп все-таки продолжает писать? — спросила я, стараясь поймать за хвост пришедшую в голову, но ускользающую куда-то неожиданную мысль.
— Д-да, — замялся Корнеев. — Он обещал одну картину в самое ближайшее время закончить, для выставки. Но это же нельзя назвать настоящей работой…
— Но он действительно писал картины, — твердо сказала я. — У него в мастерской их около десяти.
— У него была мастерская? — удивился Борис. — Не может быть.
Он чуть не упал в обморок, когда я рассказала о квартире на окраине Тарасова, где остались некоторые творения молодого художника. Оказалось, Корнеев не знал и о том, что его фотографии в большом количестве украшают стены той самой мастерской.
— Неужели? — почти в ужасе повторял он. — Но ведь мы были в ссоре. Почти полгода не то что не разговаривали, даже не виделись!
Он был так потрясен, что залпом выпил свою рюмку коньяка и сразу налил себе еще.
— Почему же вы все-таки решили сделать шаг навстречу? — спросила я, как только Борис немного успокоился.
— Так меня жена чуть не сжила со света, — улыбнулся он. — Наташа просто поставила ультиматум: я устанавливаю мир с Филиппом, устраиваю выставку его картин или она уходит от меня. Даже специально дала мне время на раздумье и уехала в Тольятти. Велела к ее приезду все проблемы уладить.
— Как же вы очутились в квартире Макаровых в тот роковой вечер?
— Да откуда я мог знать, что он роковой? — Корнеев поднял на меня глаза. — Мы с Филиппом, как мне казалось, почти обо всем договорились. Я его пригласил к себе… Ну, понимаете, жена уехала… А двое мужчин всегда смогут найти общий язык за бутылочкой коньяка, — пояснил Борис доверительно. — Но Филька отказался. Сказал, что работы много, и пригласил меня часам к восьми к нему, на ту квартиру, где работал.
— Вы пришли к восьми? — уточнила я на всякий случай, припоминая, что смерть Туманова, как установили криминалисты, наступила примерно в половине девятого.
— Не-ет, чуть раньше. Ну, знаете, мы тут еще холостяцкую вечеринку устраивали, так меня друг обещал в полдевятого забрать с остановки.
— Вы не опоздали на эту встречу с другом?
— Я-то нет. А вот он, гад, минут на десять задержался, заставил меня торчать на ветру. Погода хорошая была, снежок шел, но там, за углом, прямо Байконур какой-то — ветрище с ног сбивал!
Я отключила диктофон и достала блокнот, чтобы записать координаты друга, который мог бы подтвердить хотя и шаткое, но все-таки алиби Корнеева. Ответ Бориса не заставил себя долго ждать:
— Застать его дома очень проблематично — он все время по стройкам мотается. Но я могу номер его сотового телефона дать. Вот, пожалуйста, — и Корнеев протянул визитную карточку.
«Николай Анатольевич Филатов» — прочитала я и удивленно подняла глаза:
— Это тот самый?
— Да, тот самый, — улыбнулся Корнеев. — Он сейчас детский дом ремонтирует, этим сейчас даже местное телевидение интересуется. Я тут даже адрес записал на всякий случай, поскольку, как я уже говорил, дома его не застанешь.
Я вложила визитку между страниц блокнота и засобиралась:
— Спасибо, мне пора. Наверное, это лишнее, но все-таки хочу напомнить — никуда не уезжайте из города, не предупредив меня.
— Да куда уж мне теперь… — вздохнул Корнеев. — Наташка просто в ужасе, вроде бы даже меня подозревает, потому что я как-то ее к Фильке приревновал.
Я сочувственно кивнула головой и вдруг решила уточнить:
— Мы какой коньяк пьем?
— Французский, «Наполеон», — с гордостью пояснил Борис. — Но к Филиппу я без него ходил, — вдруг побледнел он. — Хотя я знаю, что там бутылку нашли. Алена говорила.
— Я вас об этом даже не спрашиваю, не волнуйтесь, — успокоила я напоследок и неожиданно вспомнила про фотопленки. — Простите, Борис Андреевич, может быть, окажете мне одну услугу? Вы же добираетесь до дома по Садовой?
— Да, — Корнеев поднял на меня удивленные глаза.
— Не могли бы вы подбросить меня по пути в ателье «Каприз»? Там один мой знакомый работает.
— Конечно, мне это совсем не сложно, — с улыбкой заверил меня Корнеев.
Вообще-то я могла бы доехать туда и на своей машине, но решила, что еще полчаса пообщаться с Корнеевым в неформальной обстановке не помешает. А Михаил меня не отпустит — в этом я даже не сомневалась.
Таким образом, поговорив еще немного о том о сем с Борисом по дороге, я благополучно доставила фотопленки в ателье, а заодно повидалась со старым другом и заручилась его обещанием выполнить мой заказ в первую очередь. Только через час, как я и думала, Чекунов в целости и сохранности вернул меня на то самое место, где ждал мой собственный автомобиль.
«Конечно, проведать при случае Филатова стоит обязательно. Но — чуть позже», — улыбнулась я и нажала на газ. Этим вечером мне надо было еще успеть переделать кучу дел и до прихода Гарика появиться дома. Кроме того, я еще опасалась попасться на глаза моему «Айболиту», который от всей души заботился обо мне.
Я пошевелила ногой и удовлетворенно отметила, что она почти не болит: «Наверное, потому что редко хожу пешком и никаких погонь не устраиваю».
