Глава 7

Покровск, конечно, недалеко от Тарасова. Лишь мост через Волгу переехать. И как к вокзалу проехать, я знала. Довольно медленно продвигаясь в вечернем потоке машин, я думала о том, сколько домов придется обегать, чтобы отыскать торговку молокопродуктами. Да и пригодятся ли мне ее воспоминания? А еще интересно, что там Анатолий Несторович, уже звонил мне? Жаль, что не успела продиктовать ему номер моего сотового. Была бы сейчас в курсе всего, что нарыла милиция…

К счастью, сегодня средняя полоса моста была открыта для транспорта, идущего в Покровск, а не наоборот. Не пришлось ползти черепахой за троллейбусами и автобусами.

Вырвавшись на оперативный, так сказать, простор, я неслась как угорелая, обгоняя впереди идущие автомобили и нарушая тем самым правила движения. Но ближе к милицейскому посту сбавила скорость и сделалась примерным водителем. Времени на выяснение отношений с гибэдэдэшниками нет.

В Покровске, остановив машину на привокзальной площади, я вышла и огляделась вокруг. Куда идти? Вправо? Влево? Кругом частные домишки. И везде могут держать двух коров и свинью.

В двадцати метрах от меня располагалась шашлычная. За несколькими столиками, между которыми вальяжно прогуливались куры, старательно выискивая хлебные крошки, сидело по паре-тройке мужиков. Они с наслаждением потягивали пиво и оживленно беседовали, используя в основном для изложения своих мыслей отнюдь не литературную лексику. Обратив свое внимание на двух самых затрапезных мужичков, одетых вовсе не как отъезжающие, а, скорее, как уже «отъехавшие», направила к ним свои стопы.

Подошла к столику, но эта парочка не обратила на меня никакого внимания. Остальные же посетители шашлычной, будто подсолнухи, повернули головы в мою сторону и разом замолчали. Я с достоинством выдержала взгляды покровских джентльменов.

— Простите, что отрываю вас от ужина, — тактично вмешалась я в жаркий спор мужчин, которые, словно близнецы-братья, имели абсолютно круглые красные рожи, блестящие загорелые лысины и незатейливые синие татуировки на плечах в виде якорей. Некогда белые майки, служащие обычно нижним бельем, туго обтягивали их выпирающие животы. Оба нехотя обратили на меня свои осоловелые взоры, в которых не читалось и намека на любопытство.

— Вы случайно не знаете Клавдию? Высокая полная женщина в белом платке. У нее две коровы. Она молоком торгует.

— А вон, — неопределенно махнул один из них рукой куда-то себе за спину и, уже обращаясь не ко мне, произнес: — Так что ты можешь не лечить меня с этим комбинатом! Я четыре года там вонью дышал, а потом оказалось…

— Да пошел ты… — выпалил второй, привстав из-за стола.

— А поточнее нельзя? — повысила я голос.

Первый лишь искоса взглянул на меня и снова махнул рукой назад:

— Да вот дом. С зеленым забором. — И тут же снова обратился к собеседнику: «Да сам пошел ты! Говорю тебе, что Родин там всей бухгалтерией заправлял, а потом его…»

Я не стала слушать, что случилось с Родиным, и пошла в заданном направлении, не поблагодарив «морячков». Им все равно не до меня и не до этикета.

Подойдя к дощатому забору, выкрашенному в ядовито-зеленый цвет, я без труда отыскала калитку и постучала в нее железякой, болтающейся на одном гвозде. В ту же секунду раздался угрожающий лай явно здоровенной псины, забившей тревогу по ту сторону забора. Я опасливо отступила назад и стала ждать. Стучать дальше не было смысла — из-за собачьего рыка все равно ничего не было бы слышно.

Наконец собака стихла, калитка отворилась, и в проеме появилась Клавдия. Она была выше меня на полголовы, в белом платке и в платье, которое вполне сошло бы за чехол к малолитражке.

Я еще отступила назад и вымученно улыбнулась:

— Вы Клавдия? Простите, не знаю вашего отчества.

— Александровна, — громогласно подсказала тетка, глядя на меня сверху вниз, и тут же добавила: — Молоко кончилось. Теперь только вечернего ждать. Приходите часиков в десять.

— О, мы почти тезки. Но я не за молоком. Хотя, конечно, не отказалась бы от кружечки. У меня к вам другое дело. Я из милиции.

Одутловатое лицо Клавдии Александровны вытянулось в испуге, она поднесла мощную руку ко лбу и замерла. Тут я смекнула, что женщина, очевидно, не платит налоги с продаж частной продукции, потому и занервничала так. И сразу поспешила ее успокоить:

— Дело в том, Клавдия Александровна, что в одном из дворов, где вы по воскресеньям торгуете молоком, произошло убийство. А именно: на улице Вавилова. Так вот я хотела бы задать вам несколько вопросов. Как возможному свидетелю. Вы не возражаете?

— Какое убийство? — Страх с лица женщины не только не сошел, наоборот, усилился. — Я ничего не видела.

«Необходимо срочно разрядить обстановку, — мелькнула у меня мысль. — А то она сейчас захлопнет перед моим носом калитку и откажется от всего на свете». Поэтому я быстренько изобразила умоляющий взгляд и почти нежным голосом проворковала:

— Не могли бы мы пройти к вам в дом? Я вам все подробно объясню.

Клавдия с сомнением прищурилась, наверняка подозревая во мне налогового инспектора, решившего хитростью проникнуть в ее жилище. Но я не дала ей времени на дальнейшие размышления и шагнула вперед, косясь на здоровущую грязно-белую псину, с явным вожделением взирающую на меня. Но она сидела довольно спокойно, пристегнутая к конуре толстой цепью. Лишь слюна вожжей стекала из раскрытой пасти. Весь вид собаки говорил о том, что она голодна. Тем не менее это меня не остановило, и Клавдии, словно гостье, пришлось идти за мной.

Мы прошли по узкой земляной дорожке мимо многочисленных грядок, и я присела на широкое низенькое крылечко возле раскрытой настежь двери.

— Садитесь, — похлопала я рядом с собой, создавая тем самым видимость непринужденных и даже свойских отношений.

Клавдия Александровна удивленно посмотрела на меня, потом на крыльцо, но все же присела, недовольно крякнув.

— Вы мне вот что скажите, уважаемая: в прошлое воскресенье вы во сколько прибыли на улицу Вавилова?

— Да в шесть утра, как обычно. Пока расставлю все, пока молоко по банкам разолью, то да се… А там уж и покупатели подойдут, — сложив руки на коленях, как примерная ученица, заговорила она, пряча от меня взгляд.

— Так. Замечательно. Мне сказали, что вы устраиваетесь всегда возле трансформаторной будки. Верно?

— Ну.

— И до какого времени там оставались в тот раз?

— Да ведь как всегда. Володька за мной в полвосьмого приехал, — так и не глядя на меня, отозвалась Клавдия.

— Вот и вспомните теперь, не подходила ли в то утро к красивой белой машине девушка небольшого роста, худенькая. Могла быть одета в белую же футболку и серое трико. И не открывала ли она багажник этой красивой машины?

Тут Клавдия Александровна встрепенулась:

— Ой! Подходила! Я тогда на нее очень даже внимание обратила.

— Так-так-так, — скороговоркой затараторила я, заелозив на месте от нетерпения. — И что же привлекло ваше внимание?

Видя, что ни о каких налогах речь не идет, Клавдия Александровна совсем раскрепостилась и, сев ко мне вполоборота, принялась рассказывать:

— Вот смотрю, значит, выходит из подъезда эта краля…

— Простите, из какого подъезда?

— А из второго. Из девятиэтажки. Вота, значит, выходит, меня не видит. Не моя клиентка, молоко никогда у меня не брала, не знает, что я тут. А я ее вижу хорошо. Ну, вот. И я себе думаю: чего так рано вышла да с пакетом? Можа, ко мне все-таки? Ан нет. Прямиком к этой машине белой идет. И стала багажник ковырять. Че-то у нее не получалось, я уж подумала, не воровка ли. Нет, гляжу, ключ держит. Потом пакетик с руки снимает. Достала оттудова че-то и вроде как в багажник положила. Захлопнула его. А потом вдруг р-р-раз! В кусты че-то закинула. Сирень там растет. И вроде стекло разбилось. Я прям подскочила. Вот, думаю, мусорит тут, да и стеклотару не бережет. Мы ведь с мужем бутылки завсегда сдаем, а уж банки, сами понимаете, на вес золота. Тут она меня заметила. Испуганно как-то взглянула, ну и пошла прочь. Вота, — довольная собой, закончила Клавдия и потерла коленки, разглаживая подол.

— Отлично! Просто замечательно, какая вы наблюдательная, Клавдия Александровна, — от души похвалила я. — И куда же эта девушка пошла?

— А в подъезд обратно вернулась.

— Она блондинка была или брюнетка?

— Да светленькая такая, — потрогала Клавдия свой платок. — Блондинка, блондинка. В серых штанах и белой кофточке, как вы и сказали.

Я достала обе фотографии Галины и протянула Клавдии ту, где она была без пририсованного мною парика:

— Эта?

Клавдия взяла карточку, отставила от себя подальше, затем приблизила и, вернув обратно, почти шепотом произнесла:

— Она. Точно она. А что, ее, что ль, убили-то?

— Ее, — вздохнула я. — Ну а что потом? Не выходила ли она снова чуть позже?

Женщина тоже тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой.

— А может быть, похожая на нее девушка выходила? Только с черными волосами. Но в таких же штанишках и зеленых сланцах.

— Ой! — снова всколыхнулась всем телом молочница. — Точно! Черненькая выходила. Прям минут через пять. Я еще подумала, что в таком же наряде. Мода, что ль, у них теперь така?

Я подала ей другую фотографию.

— Похожа?

Клавдия Александровна проделала с ней те же манипуляции, затем отдала мне и, пожав плечами, сказала:

— Вроде похожа. А что, сестра, что ль, ее?

— Да нет, не сестра. Это она же, только в парике.

— Ох, батюшки, — всплеснула она руками. — И зачем же это так? Для моды, что ль?

— Нет, просто хотела, чтоб ее никто не узнал. Но вы-то узнали?

Я понимала, что безбожно давлю на свидетеля. Будь я адвокатом в суде, меня бы немедленно попросили заткнуться. Но, к счастью, я не адвокат. И не в суде. И никто меня сейчас, кроме свидетеля, не слышит. А я во что бы то ни стало должна его, то есть ее, Клавдию, убедить в том, что видела она именно Галину Луговичную. Что, в сущности, является правдой. А для правды все средства хороши. Тем более если речь идет не только о правде, но и о справедливости. Не так ли? В общем, я себя убедила, что все делаю правильно.

— Да, да. Узнала, — энергично закивала женщина. — Она это. Она. А кто ж ее убил-то?

— Вот это я и выясняю. А вы очень помогли следствию, — снова не поскупилась я на похвалы, убирая фотографии обратно в сумку. — И вот что, уважаемая Клавдия Александровна. Сегодня же или завтра с утра к вам подъедут еще люди из милиции, и вы, пожалуйста, дайте им те же показания. Вы уж извините за беспокойство, но так у нас положено. Вечно всякая бумажная волокита да формальности.

Клавдия снова сникла, обняв большие круглые колени, и, глядя себе под ноги, спросила:

— А мне за торговлю в неположенном месте ничего не будет?

— Ну что вы, милейшая! Да вам благодарность будет за ваши бесценные сведения. Даже не сомневайтесь.

…Я ехала обратно в Тарасов. Стрелки часов неумолимо приближались к девяти. Придерживая руль одной рукой, я набрала номер Миющенко. Мне ответили, что он с полчаса назад ушел.

«Не иначе, ко мне», — подумала я, с досадой отшвырнув сотовый, и прибавила газу. Мне еще предстояло заехать во двор Луговичных и поползать по кустам сирени. Ну и денек сегодня выдался! Насыщенный. Впрочем, бывало и похуже.

С визгом затормозив возле трансформаторной будки, я пулей выскочила из нее и, не стесняясь того, что обо мне могут подумать отдыхающие на лавочках труженики, кинулась в кусты. Многие за мною действительно пристально наблюдали. Ну и пусть. Только бы не совали свои носы куда не следует.

Разбитый стакан чешского стекла я нашла быстро. На осколках ясно были видны следы запекшейся крови.

Вот оно — последнее недостающее звено. Именно этот стакан затейница Галина наполнила своей кровью из порезанной руки. Судя по его запачканности, сцедила она не меньше двухсот грамм. Лучше бы сдала на донорскую станцию, глупышка. Глядишь, польза была бы.

Господи, как все глупо и бездарно. Чего людям не живется спокойно? Почему обязательно нужно отвечать на зло злом?! Так возмущалась я про себя, пока ехала домой. Если бы все было иначе… Если бы все было иначе, я бы осталась без работы, — закончила я свою мысль, чтоб успокоить взвинченные за этот суматошный день нервы.

Но день еще не закончился. Остановившись возле собственного подъезда, я увидела Анатолия Миющенко в его мешковатом кителе.

Он сидел на лавке и устало курил, поджидая меня. Ох уж эти милицейские будни! Не я одна выкладываюсь, работая на износ.

— Здравия желаю, — небрежно кинула я, запирая машину.

— Татьяна Александровна, ну где же вы пропадаете? — с некоторым укором спросил он, встав мне навстречу. — Я почти час тут сижу, вас дожидаюсь. Уже уходить хотел.

— Да так, сначала дамский салон посетила, потом на теннисном корте порезвилась, сейчас вот из боулинга возвращаюсь. А что? Какие-то проблемы? Вы же сами сказали, что мне и делать-то ничего не придется. Только деньги с Мальвины получить да с вами поделиться.

Юмора он явно не понял, молча заходя за мной в подъезд.

— Посидите минут пять, — попросила я Миющенко, скидывая в коридоре босоножки. — Журнальчики можете полистать. Или лучше идите на кухню и включите чайник.

С этими словами я ворвалась в ванную, скинула с себя одежду и запрыгнула под душ. О-о-о, вот это блаженство! Об этом я мечтала еще с обеда. Как же мало надо человеку для счастья.

Ровно через пять минут с мокрой головой и в коротеньком халатике я, как и обещала, предстала перед своим «напарником». Он как-то нервно дернулся на табуретке и отвел взгляд на чайник.

— Надеюсь, вскипел? — спросила я на всякий случай, берясь за чайник, и заварила нам крепкого чая, насыпав заварку прямо в чашки.

Миющенко исподтишка наблюдал за моими действиями и все молчал. Вид, что ли, мой на него так действовал? Или обиделся?

— Вы что, господин офицер, остолбенели? Давайте, давайте рассказывайте, — поторопила я, ставя на стол сахарницу и присаживаясь напротив него. — Вам еще много дел предстоит.

— А что рассказывать-то? — глупо уставился он на меня. — У вас-то что-нибудь есть?

— У меня все есть, хотелось бы вас сперва послушать.

— Да, в общем-то, я почти все уже сообщил вам. Только вот некоторые нюансы, обнаруженные при вскрытии тела… Сначала девушку ударили чем-то по голове, а потом уж зарезали.

— Это я и без вас знаю. Даже знаю, чем ее ударили.

Миющенко вопросительно взглянул на меня.

— К вам в отдел я сегодня доставила некую свидетельницу Лену. Вы с ней беседовали?

— Нет, — часто заморгал Анатолий. — Но шеф, наверное, в курсе.

— И вам даже ничего не передали на этот счет? Она ведь должна была опознать Луговичную. Впрочем, — махнула я рукой, — уверена, что завтра вы ознакомитесь с этими материалами, если они, конечно, не легли под сукно. Так что будьте бдительны.

И я вкратце обрисовала Анатолию свой сегодняшний день.

Он слушал очень сосредоточенно, внимательно, иногда что-то записывал в свой потрепанный милицейский блокнот.

— Скажите, Миющенко, — спросила я под конец, — при Галине Луговичной были обнаружены какие-нибудь вещи?

— Нет. Ничего не было.

— А ключи от дачи? Может, в кармане были?

— Ничего.

— Что ж, тогда по ним будет легче найти настоящего убийцу, — на секунду задумавшись, сказала я.

— А какие при ней должны были быть вещи? — заинтересованно посмотрел он на меня.

И я рассказала ему о модном бутике «Фламинго», подробно расписав купленную Галиной одежду. Молодой офицер занес в блокнот и это.

— Вы, кстати, поторопитесь стакан в кустах сирени «обнаружить», — посоветовала я. — Он там так и лежит, родимый. Вашего протокола дожидается. И я уверена, что на нем эксперты определят именно ту редкую четвертую группу крови с отрицательным резусом, которая была у Галины. Да и Клавдия Александровна вас уже сегодня ждет со своими показаниями. Про черный парик-то вы не забыли записать? — ехидно добавила я.

Выслушивая мои наставления, Миющенко все больше мрачнел, хотя во взгляде его выражалось похвальное любопытство. Из этого мне становилось ясно, что он ужасно не хочет работать, но очень желает стать центром внимания коллег и даже, чем черт не шутит, продвинуться по службе.

Вообще-то все его переживания на этот счет мне были, что называется, до фени. Я бы и сама, как нанятый частный детектив, могла все оформить «по уставу». Только тогда за что же он получит от меня деньги? Нет уж, придется и ему потрудиться. И я решила подзадорить «напарника».

— Представляете, Миющенко, приходите вы завтра на службу и выкладываете начальству столь неожиданные факты по делу Луговичного. Это же чистой воды фурор! Вы на коне, на гребне славы! Ну не классно ли? А там, глядишь, в звании повысят, и вообще — лавры, почести. В таком юном возрасте.

— Н-ну, — замялся он, рассматривая свою шариковую ручку, — получается, что вы Шерлок Холмс, а я инспектор Лестрейд. Как-то несправедливо все это.

— А вы считаете справедливым получить от меня приличную сумму за ничегонеделанье?

— А, ну если вы в таком разрезе смотрите на вещи… Тогда конечно. Да, я завтра же… нет, лучше уже сегодня поеду к этой Клавдии Александровне… Да-да, сегодня. Ну я им всем покажу! — неожиданно громко с нотками тщеславия в голосе воскликнул он и отхлебнул чай. Руки его подрагивали.

— Вот и замечательно. Так что особо не рассиживайтесь тут. А то время позднее. Работать надо, работать. А кроме того, вам еще и настоящего убийцу найти нужно, — спокойно заметила я и закурила.

«Напарничек» снова часто заморгал, видимо, не ожидал такого поворота событий.

— А кто он? — в конце концов задал он вопрос, в данном случае риторический.

— А я откуда знаю? Меня наняли лишь для того, чтобы обелить имя Луговичного. Убийцу я искать не обязана, — устало отозвалась я.

— Да… но… — снова сник Миющенко, но тут же оживился. — Кстати! На опасной бритве, вернее на ее ручке, есть гравировка. Там написано: «Сыну от отца» и стоит дата — 14.09.89.

— К какой стати, Анатолий? — спросила я.

В голове у меня пронеслась какая-то мысль. Вот только я не успела зацепить ее даже за хвост. Просто подумала, что эта дата мне чем-то знакома. Но вот чем? Мозги требовали немедленного отдыха. «Да и на самом деле, надо мне, что ль, все это? Свое дело я уже сделала. И ни капельки меня не интересует, кто убил Галину. Мне эти убийцы во где сидят…» — я мысленно провела ребром ладони по шее. А вслух произнесла:

— Не будет ли лучше, если вы уже пойдете заниматься делом, а я спать лягу?

— Да, конечно, — сухо произнес Миющенко и, затушив недокуренную сигарету, направился к выходу. Подойдя к двери, он обернулся: — А-а-а…

— А деньги вы получите тогда, когда получу их я. То есть когда Рудик окажется дома. И это теперь зависит только от вас, — опередила я его вопрос.

— Понял, — кивнул он, надул щеки и обреченно-шумно выдохнул, потянувшись к ручке двери.

— Вот еще что, — остановила я его. — В каком месте на руке Галины был порез? Это я так, из чистого любопытства спрашиваю.

— На левой кисти. На тыльной стороне ладони.

— Угу. Очень профессионально. Даже тут все сходится. Правой рукой нанесла себе ранение вены, находящейся именно на тыльной стороне ладони. Там кровотечение при желании можно легко остановить. Если бы на запястье — только наложением швов. А Галя в больницу не спешила попадать.

Анатолий с уважением взглянул на меня и молча вышел.