Глава 6
Добираться до него, до самой что ни есть окраины, пришлось около получаса, хоть я и гнала свою верную «девятку» со всей, возможной по городу, скоростью.
В блочном двухэтажном доме быстро отыскала нужную квартиру и нажала на звонок. Открыла, вопреки ожиданиям, загорелая женщина неопределенного возраста, одетая в мужскую рубашку и синее старомодное трико с вытянутыми коленками.
— Здравствуйте. Я вам звонила по поводу аренды дачи. Я сюда попала? — с некоторым сомнением спросила я.
— А, да-да. Проходите, — отступила она, приглашая.
Но не успела я войти в узкий коридор, как мимо меня с молниеносной скоростью промчался белый кот и вылетел на лестничную площадку.
— Ой! — вскрикнула женщина и бросилась за ним.
Кот взлетел вверх по ступеням и скрылся на повороте. Хозяйка побежала следом, истошно вопя: «Барсик, стой!» Я осталась стоять на пороге, не зная, проходить мне или кидаться помогать женщине ловить Барсика.
В эту минуту из комнаты вышел скрюченный дед в голубой майке и длинных семейных трусах.
— А-а, это уже вы, — проскрипел он, рассматривая меня с ног до головы.
— Наверное, я.
— Ну заходите. А Ленка опять кота упустила?
— Похоже.
— Да и черт бы с ним! — в сердцах выругался дед, закашлялся в кулак и побрел на кухню.
Я двинулась за ним.
— Щас. Придет вот она, с ней и договоритесь, — сказал он и, повернувшись ко мне спиной, стал смотреть в окно. Я осталась стоять в дверях довольно просторной и чистенькой кухни, поскольку присесть мне никто не предложил.
Лена, приходившаяся старику не то женой, не то дочерью, вскоре вернулась, прижимая к груди Барсика. Кот недовольно мяукал.
— Я его на улицу не пускаю, — объяснила женщина. — А он, паразит, все туда рвется. Кастрировать бы надо… Да вы садитесь, — предложила она и наконец отпустила кота, который немедленно ретировался в комнаты.
— Я дачу вашу хотела посмотреть, — приступила я к делу, сев в пластиковое кресло, какие чаще встретишь в летних кафе.
— Да, Петр Михалыч мне сказал, — отозвалась женщина, заправив за ухо прядку недлинных темных волос. — Но до середины июля она занята будет.
— Я поняла. А кому вы ее сдали?
— Да девушка молодая приезжала, — не придав моему вопросу значения, бросила через плечо Лена, наливая в чайник воды из крана, — попросилась на месяц. Заранее все оплатила. Прям вот недавно. В пятницу. Да, Михалыч? В ту пятницу?
Михалыч никак не прореагировал, за чем-то пристально наблюдая в окно.
— Петр Михалыч, ты что? — Лена повернула его на себя за плечо и заботливо посмотрела старику в лицо. — Так, дорогой, давай-ка таблеточки прими и приляг, приляг.
Она достала из буфета белую коробочку с красной полосой, извлекла из нее две пилюли и подала дедуле. Тот, не запивая водой, разом заглотил их. При этом его острый кадык подпрыгнул. Михалыч икнул и медленно покинул кухню.
— Склероз у него сильный, — посетовала Лена. — То ничего-ничего, а то как накатит. Может, к примеру, в чай вместо сахара стирального порошку насыпать. Или возьмет и всю посуду в унитаз сложит. Замучилась я с ним.
— А мы смогли бы с вами сегодня на вашу дачу проехать? — спросила я, неприлично не обратив внимания на диагноз Петра Михайловича.
— Ой, даже и не знаю, смогу ли его сейчас одного оставить? — пожала она плечами. — Похоже, опять начинается. Я ведь и дачу из-за этого сдаю. Когда ездить-то? А с ним хлопотно там. Уйдет еще куда, не найдешь. Вот только в этот год такая напасть началась. А до того ничего, все нормально было.
— Но мы же не надолго. Я на машине. За час, думаю, обернемся, — продолжала настаивать я, проклиная про себя склероз старика.
— На машине? — неожиданно радостно воскликнула Лена. — Ой, тогда поедемте. Я уж там с прошлой недели не была. Вот как девушку проводила туда…
— А как зовут эту девушку? — перебила я как бы между прочим.
— Наташей зовут. Хорошая девушка, приличная. Я ее просила огород поливать. За это и цену небольшую прошу. Вот я бы и посмотрела, как она там управляется. Да и редиску порвать надо. А вас-то двести рублей в месяц устроит? И поливать раз в три дня? — затараторила Лена.
— Если дача подойдет, то устроит, — ответила я, думая о том, что Галина Луговичная могла выдумать себе новое имя на месяц, назвавшись Наташей.
Надо бы узнать, как она выглядит — эта Наташа. Только бы хозяйку не спугнуть странным вопросом раньше времени. Ладно, по дороге расспрошу. Или уже на месте определимся. На месте даже лучше. Сразу увижу, если увижу, конечно, кто снял дачу.
— Дача хорошая, кирпичная, двухэтажная. Вы с семьей хотите? Там места много, — стала нахваливать хозяйка.
— Ну так собирайтесь, поедем, — поторопила я ее.
— А чего собираться-то? Чай не в театр. Я прям так, — улыбнулась она. — Только вот сумку возьму и ключи на всякий случай, вдруг Наташа куда погулять ушла. А вы меня там минут пятнадцать подождать сможете? Редиску нарвем. И себе возьмете на салатик. И лучок зеленый, и петрушку.
— Хорошо, нарвем, — кивнула я и пошла к выходу.
— Ой, стойте, — опередила меня Лена. — Барсика в комнате закрою.
Она бережно подхватила кота, ожидающего у порога, не появится ли возможность для очередной попытки побега, запустила его в комнату, сказала Михалычу, что скоро вернется, и плотно прикрыла дверь.
По дороге мы много болтали ни о чем. Вернее, болтала в основном Лена. Теперь я узнала, что Петр Михалыч доводится ей родным дядькой и она должна за ним ухаживать до его гробовой доски, чтоб ей отошла потом его квартира. Что она вынуждена была в этом году уйти из лаборатории, где работала санитаркой, и стать уборщицей, поскольку старика более чем на час-два одного оставлять нельзя. Что она развелась с мужем, который забрал к себе их сына, и теперь Лена видит сына лишь по выходным.
Все это женщина поведала с поразительным оптимизмом. Глядя на ее странный прикид — растянутое трико, мужскую рубаху и войлочные тапочки и слушая бодрый рассказ, я пришла к выводу, что у нее тоже, как у Михалыча, «не все дома». Может, это наследственное?
Подъезжая к Гуселке, я обратила внимание, что от конечной остановки автобуса к дачному массиву ведут две дороги. Одна — заасфальтированная, на которую мы свернули. Другая же, определенно более длинная, пролегала через лесопосадки. В эти заросли просто так заходить явно незачем. Во всяком случае, путь по ней не сократишь. Дачи находятся ниже. Ближе к реке.
Я внимательно вглядывалась в кусты, надеясь увидеть за ними милицейскую машину. Вполне возможно, что оперативники еще работают на месте преступления. Если все произошло именно тут. Ну а где же еще? Миющенко назвал именно этот район.
— Сейчас направо поверните, — оторвала меня от мыслей Лена, — а вот тут налево. Вон, видите черепичную крышу? Это моя дача. Вернее, тоже дяди Пети. Он богатый был в молодости. А наследников, кроме меня, никого.
— Повезло вам, — произнесла я, пожалуй, первую фразу за всю дорогу и остановилась возле темно-зеленых железных ворот с калиткой.
Лена резво выпрыгнула из машины и подергала за ручку.
— Хм, заперто. Ушла на пляж, наверно, — обернулась она ко мне, а потом, достав из потрепанной сумки связку ключей, открыла калитку.
Мы вошли в довольно ухоженный сад. Только земля от зноя потрескалась, тут определенно никто ничего давно не поливал. Лена это тоже заметила и, всплеснув руками, ахнула:
— Ну надо же! Ведь договорились, что будет поливать! Ой, все пожухло. Вы только посмотрите!
— Давайте в дом зайдем, — предложила я. — Возможно, Наташа вообще сюда так и не приехала.
Мое предположение, что пресловутая Наташа являлась на самом деле Галиной Луговичной, укрепилось.
Все еще охая и сокрушаясь по поводу увядшей флоры, Лена, взойдя по трем ступенькам, открыла дверь застекленной и обвитой лозами винограда веранды, затем пересекла ее быстрым шагом и отперла еще одну дверь, ведущую в комнаты. Я прошла за ней. Похоже, тут и впрямь никто не жил. Ставни на окнах были плотно закрыты, от чего в просторной комнате, обставленной плетеной мебелью, стоял полумрак, а застоявшийся воздух неприятно обволакивал тело.
— Да-а, — задумчиво протянула Лена, — не проветривали давно. Может, и правда, она еще не переехала сюда?
Я прошла в другую комнату. Две полутораспальные кровати, разделенные маленьким столиком, аккуратно застелены. Никаких следов присутствия молодой женщины. Бесцеремонно открыв старый полированный шкаф, быстро осмотрела содержимое: в нем висели пара брезентовых курток да какие-то темные, необъятного размера брюки. Взглянула и на допотопное трюмо, стоящее в углу: возле зеркала одиноко лежала редкозубая голубая расческа с обломанной ручкой.
— А на второй этаж можно подняться?
Мой вопрос повис в душном воздухе — Лены в доме не было. Я поспешила к выходу и с крылечка увидела, что она прилаживает к трубе шланг, сидя на корточках возле заборчика, обозначавшего его границу с соседним участком.
— Я могу подняться на второй этаж? — повторила я, повысив голос, чтобы она могла меня услышать.
— А там пусто, нет ничего. Мы никогда им не пользовались, — крикнула в ответ Лена.
Отвинтив кран, она выставила перед собой шланг, на конце которого была приделана насадка от лейки. Мощная ржавая струя хлынула на грядку, если не ошибаюсь, с помидорами. Я подошла ближе к Лене, сделав небольшой круг, чтобы не попасть под брызги.
— Скажите, — обратилась я к ней, — а как выглядела Наташа?
— Ну, невысокого роста, стройненькая. Волосы черные. Прическа такая, знаете, — и она указательным пальцем изобразила на себе стрижку «каре».
Описание несколько смутило меня. Я достала из сумочки две фотографии Луговичной, которые получила от Мальвины, и протянула Лене:
— Это не она случайно?
Отставив в сторону шланг, женщина взяла свободной рукой фотографии и приблизила к лицу.
— Вроде похожа. Что-то общее есть, — слегка прищурившись, медленно произнесла Лена. — Но нет. Не она.
Тогда я выдернула из ее руки карточки, достала из сумки черный карандаш для глаз и на одной из них пририсовала Галине прическу «каре».
— А так? — подставила ее под нос Лене.
Женщина снова сузила глаза, склонив голову набок, и сказала довольно уверенно:
— А так точно она. — Но тут же добавила с сомнением в голосе: — Кажется.
— Так кажется или точно?
— По-моему, она. Если нет, то очень похожа. А вы…
Тут Лена взглянула на меня удивленно. Какая-то смутная догадка относительно моей персоны поколебала ее спокойствие. Но я не стала дожидаться ее вопросов, а продолжила задавать свои:
— Во что Наташа была одета, когда приходила к вам?
— Да сарафанчик какой-то синенький с беленьким, — пожала Лена плечом.
— Синий с мелкими белыми ирисами?
— Наверное. Точно не помню. А вы ее знаете, что ли? — сформулировала женщина свою догадку.
— Кажется, знаю, — небрежно обронила я и тут же напористо, чтобы не дать ей время на лишние размышления, предложила: — А может, у соседей спросим, не видели ли они ее?
— Да можно, конечно. Подержите-ка, — и Лена вручила мне шипящий шланг. — Вон туда пока лейте.
Я не успела опомниться, как она сиганула через заборчик и поспешила к соседней даче, зычно крича на ходу:
— Варвара Макарна! Варвара Макарна! Вы дома?
Из деревянной дачи выкатилась кругленькая женщина лет шестидесяти в раздельном купальнике. Причем коричневый верх был от одного комплекта, а низ, весь в крупных маках, от другого. Варвара Макаровна что-то жевала.
— А, Леночка, привет тебе! — довольно невнятно произнесла она. — Как дела?
— Да как! Вон дом сдала, а девчонка так и не приехала. Все повяло к чертям, отливаю сейчас.
— А Михалыч как? — поинтересовалась Варвара Макаровна и, поднеся пухлую ручку ко рту, снова что-то откусила.
— Как всегда, — махнула рукой Лена. — А вы не видели, девчонка моя не приезжала? Чернявенькая такая. Да вы ее в прошлый раз видели.
— Да нет, никто не приезжал. Я тут все время, заметила бы уж.
— Ну вот, а ведь ключи забрала в ту пятницу и сказала, что в воскресенье уже тут будет. Я ее попросила в понедельник все полить. Ан нет. А жара-то какая!
— Да, припекает, спасу нет. Ой! А ты уже слышала, что у нас тут творится? В посадках убитую девушку нашли! — буквально выкрикнула Варвара Макаровна, хлопнув себя по выпирающему, припаленному красным загаром животу.
— Да вы что! — ахнула Лена, прижав руку к груди. — Да когда же?
Я внимательно вслушивалась в их диалог, позабыв о шланге. А он выскользнул из рук и змеей закрутился по земле, обдав мне все ноги грязными брызгами. Отскочив в сторону, я перешагнула через невысокий заборчик и пошла к женщинам.
— Да утром сегодня. Марина Пална с сорок четвертой дачи… Знаешь ее?
— Ага-ага, — закивала Лена, вытянув вперед шею.
— Так вот она и нашла труп. Этот ее… Шарик-Бобик в кусты ринулся, а она за ним. А там и наткнулась! Ужас! Не приведи, господи! Она давай на все дачи голосить. Мы все сбежались, а Петровский… ну, этот… новый русский, — кивнула Варвара Макаровна куда-то влево. — У него же радиотелефон. Или сотовый, что ль. Хорошо он тут был, сразу в милицию и позвонил. Они уж минут через десять примчались. Сначала одни, потом другие. И «Скорая» приехала. Кошмар! Вот часа три, как разъехались. А то все ползали там, искали чего-то.
— А кого ж убили-то? — не отнимая руки от сердца и выпучив глаза, спросила Лена. — Из наших кого?
— Да вроде нет. Ее никто не узнал. Блондиночка такая, худенькая. Молодая. Горло порезали ей. Ужас, ужас просто! Какие звери!
— Изнасиловали, что ль? — предположила Лена.
— Не знаю уж, — сморщилась соседка. — Но одета была. В одежде то есть. Сама видела. Меня тоже спрашивали, не опознаю ли ее.
— Ну и ну, — покачала головой Лена и обернулась ко мне. — Вы слышали? Страх-то какой. Да?
И тут вдруг на ее лице проявилось как бы озарение. Она внимательно посмотрела мне в глаза, потом перевела взгляд на сумку, которая висела у меня за плечом. Снова заглянула мне в лицо:
— А вы, случайно, не из милиции? Уж не убитую ли вы ищете? Не ко мне ли она шла? У вас вон на фотографиях блондинка, а на черненькую Наташу похожа.
— Возможно, что ее ищу, — уклончиво ответила я и обратилась к Варваре Макаровне: — А где именно труп обнаружили? Вы мне показать не могли бы?
— Да вы и сами найдете. Там, по дороге прямо, — стала она охотно объяснять, неистово жестикулируя, — труба такая толстая будет. Просто на дороге лежит, от нее немного вверх через посадки. Метров пять. И увидите квадратный ржавый бак. Так вот прям возле него и убили ее. А самой-то мне туда не хочется, опять переживать начну, а у меня давление.
— Ага, спасибо, — поблагодарила я и повернулась к Лене: — Вы, Лена, поливайте пока ваш огород, а я пойду посмотрю. Хорошо?
Она согласно и как-то испуганно кивнула, но осталась возле соседки, возможно, желая теперь обсудить меня и свои догадки.
* * *
Минут через пять я уже была возле той самой трубы, на которую указала словоохотливая Варвара Макаровна, затем повернула в глубь лесопосадки и стала пробираться вверх через густые заросли дикой смородины. Оцарапав руку, вышла на более свободное пространство, засаженное вязами и поросшее невысокой травой. Сразу приметила ржавый, перевернутый вверх дном бак, который лежал у самой тропинки, и двинулась к нему.
Трава была основательно примята в радиусе нескольких метров. Возле бака на голой земле темнело большое бурое пятно уже свернувшейся крови. «Вот тут и закончила свою недлинную жизнь Галина Луговичная», — подумала я, присела на корточки и стала внимательно изучать каждый квадратный сантиметр.
Один край кровавой лужи был несколько смазан. Сюда кто-то нечаянно наступил? Кто? Убийца или те, кто уносил тело? Ой, что это я? Перегрелась? Конечно же, убийца, потому что кровь к сегодняшнему дню основательно запеклась. Стало быть, на обуви убийцы должны остаться хотя бы микрочастицы крови, если он от нее не избавился. Жаль, не успела спросить у Миющенко насчет вещей Галины. Были ли они найдены при ней? Ну, ничего. Вечером все прояснится.
Поднявшись, я медленно стала обходить все окрест, пытаясь найти для себя что-то интересное, что могло выпасть из поля зрения следственной бригады.
Немного пройдя по тропинке в сторону автобусной остановки, я заметила сложенные в кучу дрова. Вернее, не дрова, а просто толстые короткие ветки, обрубленные с обеих концов. Кто-нибудь для костра их готовил или… Вернувшись назад, недалеко от места убийства, валялась одна из таких веток внушительной толщины.
Я подняла ее и придирчиво осмотрела со всех сторон. Вот! За растресканную серую кору зацепилось несколько черных волос. Аккуратно вытянув один, попробовала его на прочность. Похоже, синтетика. Достала зажигалку и подпалила волосок. Он вспыхнул и оплавился твердой точкой. Да, синтетика. Черный парик «каре»? Стало быть, можно предположить, что Галину сначала ударили по голове этой палкой, а потом, когда она упала, нанесли удар бритвой. Скорее всего так и было.
Я приподняла край бака и сунула под него этот вещдок. Когда произведут вскрытие, наверняка обнаружат, что Луговичной был нанесен удар по голове. Чем? А тем, что лежит теперь тут, под ржавым баком. Нужно Миющенко об этом сказать. Пусть он его «найдет».
Но почему нападавший не перерезал горло сразу? Впервые совершал убийство и побоялся не справиться?
Я представила себе, как нужно действовать, если хочешь совершить подобное: для начала схватить человека сзади за волосы, потянуть на себя и уж тогда… Бр-р, картинка… Но Галина была в парике… Получается, что преступник это знал, раз решил сначала оглушить свою жертву. Выходит, преступник был с ней знаком.
А теперь подумаем, кто мог желать смерти Галины? Враг Рудольфа? Или его любовница, которую она знала? С кем могла идти по этим посадкам, прячась от лишних глаз, Луговичная? С Черниковой? Может, Сластникова права, и у Рудольфа была с Ольгой любовная связь? Допустим, подруги тайно помирились, Галина задумала отомстить Рудольфу, а Ольга, воспользовавшись случаем, убрала со своего пути соперницу, посчитав, что Рудика все равно оправдают, так как орудие убийства другое и имеется еще куча нестыковок, позволяющих снять с него подозрение. Возможно такое? Вполне. Но Черникова сказала, что у нее на момент убийства алиби. Надо это проверить.
А если враг Луговичного? Научил Галину этакой глупости — инсценировать ее убийство в квартире, чтобы помучить Рудольфа, а потом вызвался проводить до самой дачи, естественно, выбрав путь по посадкам. И здесь убил ее по-настоящему. Такой ход событий тоже возможен. Только вот не вяжется кое-что. Почему, например, он опасную бритву на месте преступления оставил? Ведь если хотел Рудика подставить, то должен был ее с собой забрать, выбросить, в реке утопить. Или не знал, что Галя своей кровью хлебный нож запачкала? Эксперты же сразу определят, каким лезвием нанесен смертельный удар — гладким или с пилочкой.
Орудие убийства — опасная бритва, которой пользуются мужчины. Так что убийцей мог быть и мужчина. Короче, пока замкнутый круг.
Я вернулась на дачу. Лена продолжала полив растений. Я окликнула ее из калитки, помахав рукой:
— Лена, заканчивайте. Нам надо срочно ехать в город.
— Ой, а мне тут еще надо…
— Нет. Все. Сворачивайтесь. Дело серьезное. Мы сейчас с вами в милицию поедем, — бестактно оборвала я ее.
— В милицию?! — воскликнула она, сделав ладошку козырьком и щурясь от солнца.
— Да-да. Обязательно. Поехали! — И я пошла к машине, давая ей понять, что дебаты закончены.
Через три минуты Лена присоединилась ко мне, прижимая к груди пакет с редиской, которую успела-таки второпях нарвать.
— А зачем в милицию? — встревоженно спросила она.
— Похоже, Лена, что убили как раз вашу несостоявшуюся квартирантку. Или как это назвать? Съемщицу дачи, — пояснила я без обиняков, заводя машину. — Вы должны будете попытаться опознать труп, несмотря на то что эта девушка сейчас на себя, должно быть, мало похожа. Но это очень важно. Своими показаниями вы сильно поможете следствию.
— Труп?.. Опознать труп?.. — Она буквально подпрыгнула на сиденье. — Ой, господи! Да боюсь я. И времени у меня по милициям ходить нету. Михалыч же что-нибудь вытворит.
— Ну давайте его наручниками к батарее пристегнем, — раздраженно высказалась я, но потом уже спокойнее продолжила: — Поймите, Лена, это не шутки. Вы видели эту девушку живой. Она была убита возле вашей дачи. Вы пока свидетель, — сделала я ударение на слове «пока», чтобы немного припугнуть ее и дать прочувствовать ситуацию, — и не имеете права отказываться от дачи показаний. А если будете скрываться, это может обернуться против вас же. До вас все доходит?
— Да, но… Что вы хотите сказать? При чем тут я? — испуганно заглянула она мне в лицо и крепче прижала к себе редиску.
— Давайте сделаем так, — держа скорость под сто двадцать, сказала я. — Сейчас я подвезу вас к отделу, который пока занимается этим убийством. Скажете дежурному, что хотите дать показания. Вас должны принять. Вы объясните так: мол, приехали в Гуселку, но ни девушки, снявшей дачу на время, ни следов ее пребывания там не нашли. Поговорили с соседкой. Та сообщила вам об убийстве и рассказала, как выглядел труп. Вы заподозрили, что это Наташа. Решили сообщить в милицию. Обо мне ничего не говорите. А если и придется меня упомянуть, то только как потенциальную съемщицу вашей дачи. Поняли? Пусть все выглядит так, будто вы сами решили проявить сознательность и выполнить свой гражданский долг. В ином же случае мне придется самой указать на вас. А это уже хуже. Для вас же. Могут возникнуть различные подозрения в ваш адрес. Вникаете?
Я безбожно блефовала. А что было делать? Сдавать Миющенко с потрохами? Но я дала ему слово. А свое слово я привыкла держать. Можно, конечно, сказать, что меня наняла сама Мальвина Васильевна. Но ведь я ее не видела после того, как стало известно о гибели Галины. А потому — откуда я могла узнать о месте преступления?
Между тем Лена откровенно занервничала, даже лицо ее покрылось испариной.
— Господи боже ты мой! — скороговоркой проговорила она. — Ну, хорошо. Поедемте. Только мне бы переодеться и посмотреть, как там дядя Петя.
— Непременно, — кивнула я, довольная собой, и прибавила газу.
Жаркий ветер шумел в раскрытом окне и беспощадно трепал волосы. Приходилось повышать голос, чтобы заглушить его и дать Лене дальнейшие указания.
— Учтите, — не поворачиваясь к ней и внимательно следя за оживленной трассой, почти кричала я, — ваша Наташа была в парике. В черном парике. А по-настоящему она блондинка. Такая, как вы видели на фотографии. Поэтому так и скажете, что это она, только с другой прической. Стойте на своем, не надо особо сомневаться.
— А вы уверены, что это она? — попыталась Лена снова заглянуть мне в лицо. — Вдруг нет?
— Уверена, уверена. И помните, Леночка, — ласково назвала я ее, — от вас зависит свобода человека, которого незаслуженно засадили за решетку.
— Да что вы?!
— Вот именно.
Эта женщина так и не поинтересовалась, кто же я на самом деле. И документов не спросила. Видно, сама для себя что-то решила. А может, не думала вовсе ни о чем, просто подчинилась чужой воле, привыкшая подчиняться всю жизнь. Что сказали, то и сделала. А мне это только на руку было.
Я дала Лене еще несколько советов, и остальную дорогу мы ехали молча, думая каждая о своем.
Как только я притормозила возле ее подъезда, прямо перед капотом машины откуда-то сверху рухнула куча мусора.
— О-о-о, — застонала Лена, запрокинув назад голову, — Петр Михалыч!
Несколько опасливо я высунулась в окно и посмотрела вверх. Лена не ошиблась. На балконе второго этажа стоял Михалыч. В вытянутой руке он держал наклоненное пластиковое ведро, а другой рукой тщательно сгребал мусор с его стенок. Луковая шелуха замысловато закружилась в воздухе и осела на крыше и капоте моей «девятки».
— Ну что ты наделал опять? — жалобно запричитала Лена, выйдя из салона и глядя на свой балкон. — Ну зачем?
Петр Михайлович отреагировал лишь тем, что постучал по дну ведра кулаком, дабы опорожнить его окончательно, потом бросил вниз и ведро и удалился с таким видом, будто его переполняло чувство выполненного долга.
Ведро приземлилось в метре от нас и дало заметную трещину. Лена снова застонала.
— Ну вы поглядите! Вы поглядите на него! — заохала она. — Как вот я его сейчас оставлю? И прибрать бы надо, а то соседи заругаются.
«Может и впрямь деда наручниками пристегнуть?» — подумала я, но вслух сказала:
— Ничего, Лена, потом все уберете. Идите скорее переодеваться.
Женщина беспомощно взглянула на меня и, подобрав расколовшееся ведро, понуро поплелась в подъезд.
Вышла она минут через пять, одетая в канареечного цвета кримпленовое платье с коротким рукавом и воротником апаш. На ногах — красные босоножки на танкетке, в руках — все та же сумка из кожзаменителя. Венчала ее туалет небольшая матерчатая шляпка небесной голубизны. Больше всего этот головной убор был похож на панаму. Я опустила очи долу. Поверят ли ей вообще? Не сочтут ли за сумасшедшую?
— Лена, а паспорт вы взяли? — спросила я.
— Да-да. При мне, — похлопала она по сумке и села рядом. — Знаете, он спать лег. Или притворяется? Как вы думаете? Испугался, что ругать буду, и тут же в койку нырнул. Даже похрапывает. Вот паразит! И за что мне такое наказание? Ну спасу просто нет!
Выслушивая ее жалобы на судьбу, я уверенно катила в сторону Октябрьского отдела милиции и знала, что «октябрята» сейчас в срочном порядке подшивают в дело Рудольфа новые материалы и готовят их для сдачи в прокуратуру. Не сегодня-завтра Луговичного отправят на «пересылку», ни в чем более не разбираясь. Да и в прокуратуре, получив материал, где он числится подозреваемым номер один, тоже особо над делом усердствовать не станут. Рассуждать будут именно так: время убийства установлено в интервале плюс-минус два часа, поскольку труп найден спустя несколько дней, значит, Рудольф Луговичный вполне мог успеть вывезти жену за город, предварительно оглушив, затем убить ее в лесопосадках, вернуться домой и благополучно лечь спать. И все.
Конечно, могут возникнуть вопросы. Например, такой: почему в квартире нашли следы крови и нож, которым, как предполагалось ранее, была убита Галина? Ответить на него можно следующим образом: Рудольф пытался сначала убить жену дома, но только руку ей порезал этим самым ножом. Довести дело до конца по какой-то причине ему не удалось. Скажем, испугался. Вот и ударил по голове, лишив сознания, а потом увез за город, прихватив с собой опасную бритву.
— Приехали, — притормозила я возле отдела милиции и взглянула на Лену, оторвавшись от своих мыслей. — Ждать вас, к сожалению, не могу. Есть срочные дела. Вот вам на обратную дорогу, — я протянула ей сто рублей. — Поедете на такси.
Женщина ошалело взглянула на меня, затем ее ладошка быстро «слизнула» купюру, и стало понятно, что она поедет в общественном транспорте. Что ж, дело хозяйское.
— Спасибо, — Лена поблагодарила меня, вышла и, не оглядываясь и не попрощавшись, поспешила к массивным дверям.
Я немного постояла, чтобы убедиться, все ли гладко. Похоже, ее приняли. Тогда только включила передачу, втопила педаль газа и помчалась к дому Луговичных.
Моей целью сейчас было расспросить как можно больше их соседей и обитателей пятиэтажки, расположенной в том же дворе, насчет машины Рудика. Наверняка найдется хоть один человек, который скажет нечто толковое, что сыграет в его пользу. Есть же милые старушки, беспрестанно глазеющие в окно или наблюдающие с лавочек за каждым, кто попадает в поле их зрения. И чем черт не шутит, вдруг кто-то видел, как Галина ранним воскресным утром открывала багажник. А возможно, даже видел, что она потом уходила домой — это когда относила ключики — и снова вышла? Затем скрылась в неизвестном направлении. И, может быть, не одна. Вдруг кто-то поджидал ее? Тогда сразу бы выяснилось, кто ее убийца, во всяком случае, мужчина это или женщина.
А готовилась-то Галина к побегу основательно… Я в очередной раз начала мысленно восстанавливать все действия Луговичной. Даже к Лене пришла в новом сарафанчике и в парике. Не иначе, считала, что ее Интерпол разыскивать начнет, пока она на даче отсиживаться будет. Хотела обиженная женщина мужа наказать, а вон как все вышло. Правда, мужа она действительно наказала. И ох, как здорово! Но еще больше себя саму.
Первым делом я поднялась к Мальвине Васильевне, надеясь застать ее наконец дома. Да, она уже вернулась. Но в таком состоянии, что даже не сразу меня узнала. Придерживая рукой возле лба мокрое полотенце, она стояла на пороге и смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Затем шумно вздохнула и медленно поплелась в свою комнату. Я двинулась за ней.
— Мальвина Васильевна, я все знаю. Примите мои соболезнования, но…
Она обернулась, и плечи ее затряслись в беззвучном рыдании. Жалкое зрелище. Неужто она так любила свою невестку? — задала я себе вопрос и продолжила незаконченную фразу:
— …Но не надо терять надежды, что вашему сыну уже ничем нельзя помочь.
— Как? Чем помочь, деточка? — потерянно прошептала несчастная мать, стоя посреди комнаты и все прижимая полотенце к голове. — В милиции только что сказали мне, что это Рудик убил ее. По времени все сходится. Да и по всем уликам.
И тут она произнесла то, что мне совсем не понравилось. В ее глазах стоял неподдельный ужас, а в голосе звучали истерические нотки.
— Господи! Никогда бы не подумала, что мой сын способен на такое! Это так страшно! Я не переживу! — И Луговичная переложила полотенце к сердцу. — Как он мог?! Как он мог разыграть такой постыдный спектакль…
— Ну-у, Мальвина Васильевна, — укоризненно покачала я головой, — если уж вы, родная мать, засомневались, то тогда, конечно, Рудольфу ничто не поможет. Так ведь и я, чего доброго, начну его подозревать.
— А вы думаете иначе? — воскликнула она. — Но не потому ли, что я плачу вам за это деньги?
А вот это уже перебор… Но стоит ли обижаться на пожилую женщину, у которой с горя поехала крыша?
— Мальвина Васильевна, — сказала я, решив, что не стоит, — прошу вас пока только об одном: не делайте скоропалительных выводов. У меня уже есть несколько доказательств невиновности вашего сына. Правда, их еще недостаточно. Но уверяю вас — он скоро вернется домой и вы благополучно обнимитесь. И вот еще что: при случае скажите в милиции, что вы меня наняли и что именно вы сообщили мне печальную весть о Галине. Хорошо?
Лицо Мальвины заметно прояснилось. Приоткрыв рот, она согласно кивнула и собралась было что-то сказать, но я развернулась на каблуках и покинула ее.
Работать, работать… Абсолютно верно рассуждала одна из трех чеховских сестер.
Я обошла несколько квартир. Удача упорно не желала сделать мне хоть подобие улыбки. Никто ничего не видел, не знал и не слышал. Но мой собственный опыт подсказывал, что никогда нельзя впадать в отчаяние. Если упорно идти к цели, обязательно повезет.
И вот часам к семи вечера, жутко нервничая от того, что, возможно, «провалю» свидание с Миющенко, я таки наткнулась на кое-что интересное. Во всяком случае, у меня появилась надежда. В одной из квартир дверь открыл мужчина лет пятидесяти, босой и в шелковом халате, который принадлежал скорее всего супруге.
— Добрый вечер, — лучезарно улыбаясь, поприветствовала я очередного жильца пятиэтажки, расположенной напротив дома Луговичных, и представила его очам свое удостоверение, сообщив, что являюсь частным детективом.
— М-м-м, — только и сказал мужчина в женском халате, пожевав губу и бегло осмотрев не удостоверение, а меня.
— Могу я задать вам вопрос? — уже в который раз за этот вечер спросила я, стоя на лестничной площадке.
— Н-ну?
— Скажите, пожалуйста, не видели ли вы случайно рано утром в прошедшее воскресенье, чтобы к белому автомобилю «Опель Кадет», который прекрасно просматривается из ваших окон, подходил кто-нибудь и открывал багажник?
— Что, обокрали опять кого? — пробасил мужчина, пытаясь получше запахнуть полы халата на своем круглом животе.
— Да нет, дело гораздо хуже. Тут убийство. Я специально не скрывала то, что произошло, потому что знаю: людей такое сообщение сразу заинтересовывает, и они начинают прилагать всяческие усилия, стараясь что-то припомнить и чем-то подсобить. Чаще всего, по-моему, делают они это не из лучших побуждений, а потому, что хотят выглядеть умными и значимыми. А еще — из любопытства, желают посудачить. Что в конечном счете следователям всегда на руку.
Вот о краже мужчина как сказал? «Опять». Разве это интересно? Каждый день воруют. И в машинах, и в квартирах, не говоря уж о государственных учреждениях. А вот убийство — это уже поинтереснее случай, позахватистее.
— Уби-и-ийство? — вытянул он губы трубочкой и посмотрел на меня, склонив лысеющую голову набок.
— Да. Девушку убили из того девятиэтажного дома, — махнула я рукой влево. — Вот хожу всех опрашиваю. Может, кто что приметил.
Мужчина снова проделал губами какие-то манипуляции, сотворил задумчивое лицо, а потом вдруг выдал:
— А вам бы у молочницы спросить. У Клавки. Она как раз каждое воскресенье во дворе с раннего утра молоком торгует. Где-то с шести до восьми. Стоит всегда возле трансформаторной будки. Там, как раз напротив, самое большое скопление машин. Может, она что видела?
— Да вы просто кладезь идей! — воскликнула я, вспомнив, что «Опель» Рудика как раз находится среди этого «скопления». — И где же мне эту Клавдию найти?
— О-ой, это не ко мне. Это лучше жену мою спросить. Она у Клавки первая клиентка. Только ее сейчас дома нет. К соседке пошла. Вы на четвертый этаж поднимитесь. Прямо над нами, — уже не растягивая слова, живенько заговорил он, польщенный моей похвалой.
— Что ж, спасибо большое. Извините за беспокойство, — попрощалась я и развернулась к лестнице.
В это время наверху хлопнула дверь и послышались поспешные шаги.
— Это она спускается, — сказал замечательный мужчина, умеющий узнавать свою половину по походке, и, подняв палец кверху, крикнул басом: — Ритуля, ты?
— Аюшки? Иду! — отозвался женский голос.
Я осталась стоять на площадке в ожидании Ритули.
Вниз скатилась этакая розовощекая плюшечка в цветастом платье и, притормозив напротив меня, уставилась на мужа.
— А чевой-то ты в моем халате? — хихикнула она.
— Да дверь торопился открыть, — отмахнулся он, — вот девушке… Она из милиции. Объясни ей, где Клавка-молочница живет.
— А чевой-то это? — в недоумении посмотрела на меня женщина.
— Чевой, чевой! — передразнил ее муж. — Говорят тебе, адрес давай. Убийство у нас во дворе. Клавка видеть могла.
— Батюшки-святы! — приложила она руку к пышной груди. — И кого ж убили?
— Вам муж потом все объяснит, — вмешалась я. — А у меня времени мало. Вы, пожалуйста, дайте мне адрес Клавдии.
— Да я точно-то и не знаю. Знаю только, что она в Покровске живет. По-моему, где-то у вокзала. У нее там собственный дом. Коров держит. Две коровы у нее. И свинья есть, и…
— Все это, конечно, очень интересно, но нельзя ли поточнее о доме, — беспардонно оборвала я ее. — Где именно у вокзала? Вы там были хоть раз?
— Да откуда? — вытаращила она глаза. — Болтали с ней как-то. Вот она и сказала, что живет у вокзала, что ей поезда спать мешают, а у скотины от шума удой плохой.
— Ясно. А кто-нибудь поточнее ее адрес знает? Из соседей ваших, допустим?
Рита пожала полными плечами.
— А фамилию знаете?
Тот же жест.
— Ну, хоть как она выглядит?
— Как? Да дородная такая, — Рита развела руки в стороны, давая понять, что Клавдия еще толще ее. — Высокая очень. Всегда в белом платке ходит, завязанном сзади.
— Ну, все. Спасибо за помощь следствию и до свидания, — кивнула я и помчалась вниз.
