Глава 7
Телефон, как всегда, надрывался. Я, не разуваясь, рванула к нему и успела.
— Танечка, это ты?
— Я, Вениамин Викторович, — сразу узнала и очень обрадовалась я. — Здравствуйте.
— Очень рад слышать твой голос не по автоответчику. Что-нибудь случилось? Проблемы?
— Так, мелочь. Вы не могли бы помочь?
— Все, что в моих силах.
— Я не хотела бы разговаривать по телефону.
— Да, да, хорошо. Где мы встретимся?
— Давайте на нашем месте, в том скверике, помните?
— Конечно, Танечка. Вроде бы на память я никогда не жаловался. Во сколько?
— Прямо сейчас. Вы сможете?
— Как раз сейчас смогу. До встречи.
«Наш» скверик находился на равном расстоянии как от моего дома, так и от дома Вениамина Викторовича. Поэтому наши машины подъехали к нему одновременно. Он помахал мне рукой, приглашая в свою машину.
— У меня точно чисто. Мои проверяют часто. Да и кому я нужен по старости лет, чтобы мне «жучки» ставить.
— Вы знаете: береженого бог бережет. Пойдемте лучше прогуляемся.
Погодка просто чудесная стоит.
— Ничего против не имею. Желание дамы — закон.
— А вы все такой же.
Мы шли по аллейке. Очень люблю осень. Она несет с собой какое-то умиротворение. Особенно это чувствуется за городом, в лесу.
— Поздно мне уже меняться, да и незачем, пожалуй. Так что у тебя?
— Мне очень нужно найти одного человека. Раньше работал в органах, но фамилии я не знаю. Только имя, отчество, примерный возраст и приблизительное звание. Семья, деньги.. Пожалуй, все.
Вениамин Викторович в задумчивости покачал головой.
— Загадка, однако. Но я попробую сделать все возможное. Конечно, тебе надо все срочно. — Улыбнувшись, я кивнула.
Мы повернули к машинам и шли молча, шурша листьями. Правда, их было еще не много.
— Вот так и опадают наши годы, — прервал молчание мой собеседник.
— Ну, Вениамин Викторович, вы сегодня что-то философски настроены.
Какие годы?
— Ты мне льстишь, Танечка, а жизнь прошла. Грустно, знаешь ли. Вам нас, стариков, не понять.
— Да вы любому молодому фору дадите.
— Раньше давал. Хорошо здесь все-таки. Может, в выходные махнем в лес?
— неожиданно предложил он.
— Я не против, мне бы только дело закончить.
— О! Еще уйма времени. Успеешь не одно дело раскрыть. А насчет твоей просьбы — встретимся завтра утром. Часов в восемь здесь же. Чтобы лишний раз не звонить.
— Хорошо, буду ждать.
— Счастливо, Танюша. Удачи тебе.
Мы разъехались в противоположные стороны, и мне почему-то стало очень грустно. Что видели в жизни те же пенсионеры нашего дома? У моего знакомого хотя бы была боевая молодость. А что было у них, у других?
Беспросветная работа на благо отечества, которое просто отвернулось от них, отбросив, как ненужные отходы. Верно сказала Зоя Борисовна, это они «там» жить начинают, когда на пенсию выходят, а у нас — доживают. «Что это меня понесло куда-то», — встряхнулась я от своих мыслей.
Я подъезжала к дому. Во дворе стояла редкая, особенно в последние два дня, тишина. Вероятно, все старшее поколение наслаждается прелестями «той» жизни, сидя в своих обветшалых комнатах. «Хотя не у всех они и обветшалые, — вспомнив квартиру Марьи Николаевны, подумала я. — А может, покойная пускала квартирантов», — продолжила я свои измышления, но тут же отбросила эту мысль, сама удивившись, как мне это могло прийти в голову. Об этом обязательно все бы знали, и не только Наташа и «подружки», но и, судя по активности наших бабулек, весь дом. Но, черт побери, чья же это одежда висит в шкафу?
Я поставила машину и хотела идти домой, как в конце двора показались Наташа с незнакомым молодым человеком.
«А она, кажется, делает успехи. И Васе, похоже, дали отставку, — усмехнулась я. — Но, с другой стороны, почему так быстро?»
— Наташа, тебя можно на минутку? — окликнула я ее. Она приветливо улыбнулась и, что-то сказав своему спутнику, подошла ко мне.
— Это и есть Вовка Стекольников?
— У вас хорошая память.
— Профессия такая. Наташа, а баб Маша никогда. не говорила с тобой о размене квартиры?
— Говорила. Это было этой весной. У меня подруга есть — риэлтер. Мы к ней обратились. Баб Маша боялась, говорила, что ее убьют за эту квартиру. Мы даже несколько квартир смотрели. А потом она вдруг передумала. Сказала, что моя подружка — жулик и хочет на ней нажиться. Подсовывает ей квартиры ниже по стоимости, чем ее. Я не стала спорить. Ей вообще нельзя было противоречить.
— Все равно квартира достанется тебе. Да?
— Да, — она недоуменно посмотрела на меня. Наташа быстро оправилась от горя. У нее был уж слишком сияющий вид.
— Наташа, у баб Маши был друг?
— В каком смысле?
— Ну, к ней кто-нибудь ходил? Я имею в виду, ухаживал?
Она очень странно на меня взглянула, как бы проверяя: а в своем ли я уме, а потом заразительно засмеялась.
— Вы что? Какой ухажер?! Я, по крайней мере, не видела.
— Но ведь тебе она не разрешала оставаться ночевать? Может быть, он вечером приходил.
— Может быть, — похоже, ее уже не интересовала баб Маша, и она вообще забыла, что сама же меня и наняла.
Я не стала ее задерживать, пробормотав, что зайду, если понадобится.
Она меня, по-моему, не слышала, рванула к Вовке.
И на этого Стекольникова уж больно быстро она переключилась. Странная девочка. Может, и она здесь все-таки приложила руку. Не стала бабулька меняться и не надо, все возьмем. И помнится, она говорила, что не придет в эту квартиру по крайней мере неделю. По моим подсчетам, если, конечно, я считать не разучилась, прошло два дня всего. Баб Машу еще и из морга не взяли и не похоронили, а внучка с новым кавалером на свиданку несется. Очень это все интересно… То от одного не оттащишь, то на другого кидается!
Зайдя в свою квартиру, первым делом я позвонила Мишке. Дело близилось к вечеру. Пора пообщаться с бомжами. Мишка оказался на месте.
— Таня? Мне даже странно, что я тебя сегодня еще не слышал. Или ты уже все раскрыла?
— К сожалению, нет, а очень хотелось бы.
— Мне тоже. Ваши вояки наделали шума, и теперь это дело на особом контроле у начальства. Как убийство какой-то знаменитости прямо. Да, знала бы Марья Николаевна, куда она выбьется после смерти…
— Миша, ты подойти сможешь?
— Когда?
— Да хоть сейчас.
— Через пять минут у меня совещание, но ненадолго. Потом я совершенно свободен.
— Я тебя жду.
Наконец-то выдалась минутка, когда можно расслабиться и поесть. Событий столько, что я забываю о пище. А о том, что всего несколько дней назад я играла в теннис на одном из волжских островов, я и не вспоминала. Зато почему-то из ума не шли Наташа и Вася. Наташа казалась слишком наивной, а Вася слишком откровенным. И еще эти письма. Но это уже из другого дела. Все жертвы живут в одном доме. Что это? Совпадение, случайность или закономерность?
В дверь позвонили, и я очень удивилась, что Мишка освободился так рано.
Но, открыв ее, я удивилась еще больше. На лестничной клетке маячила фигура нового ухажера Наташи.
— Я так понимаю, Володя Стекольников?
— Он самый. Я могу войти?
— Пожалуйста, — я еще не пришла в себя полностью.
— Я должен с вами поговорить, — похоже, он старался придать себе уверенности. — Мы посоветовались и…
— Простите, что перебила. С кем вы посоветовались?
— С Наташей, конечно — ах ну да, с кем же еще! — и решили, — продолжил он, — что вам больше не надо заниматься этой историей.
— Какой, простите?
— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю — историей с убийством ее бабушки Марии Николаевны, — уж больно официально все это было произнесено.
— И почему же я должна прекратить расследование убийства?
— Это не убийство.
— Вот как? А вчера Наташа думала по-другому. И убеждала меня в этом как могла. А почему, кстати, она не пришла сама?
— Она плохо себя чувствует.
— Не может быть. И что же с ней? Пять минут назад, разговаривая со мной, она выглядела абсолютно здоровой.
— Вам показалось. Наташа умеет скрывать недуги.
— А что она еще умеет скрывать?
— Ваш тон оскорбителен для нас. Я не намерен больше с вами разговаривать. Наташа сказала совершенно верно. Вы очень многое себе позволяете.
Если честно, то я ничего не понимала.
— Подождите, молодой человек, а зачем вы вообще сюда пришли?
— Расторгнуть наш контракт. Пусть и устный.
— Но с вами я не заключала никаких договоров и контрактов, это во-первых, а во-вторых, по факту смерти Никифоровой возбуждено уголовное дело.
Я-то могу все это бросить, хотя совершенно не собираюсь этого делать, а вот уголовное дело вряд ли закроют по вашей просьбе. И вообще, я не могу понять, к чему этот ваш выход?
— Мы с Наташей собираемся пожениться и уехать на время. А Наташа находится под следствием, и у нее взяли подписку о невыезде.
— Ей что, предъявили обвинение?
— Нет, просто попросили из города не отлучаться.
— А когда это вы решили пожениться?
— Сегодня утром я сделал Наташе предложение, и она согласилась.
Бедный Вася, столько усилий — и все напрасно. Самый выгодный объект из его списка не оправдал надежд!
— В общем, я так и не поняла, что вы от меня хотите и зачем вы вообще сюда пришли.
— Да? А Наташа говорила, что вы довольно умная. Все. Этот Вова меня достал, и я недолго думая открыла дверь и выпроводила его. Но буквально через минуту в дверь опять позвонили. Я уже было собралась сказать Вове все, что о нем думаю, но это был Мишка. При виде меня он на всякий случай встал в стойку.
— Ты что? С ума сошла? — потом, оглянувшись на лестницу, добавил:
— Это от тебя поклонник вышел?
— Ага. Приходил требовать, чтобы я больше не занималась убийством баб Маши.
— Это еще почему? — спросил Мишка.
— Вы вызывали Наташу?
— Внучку? Обязательно. И знаешь, что я хочу тебе сказать. Странная эта внучка. Или дурочка абсолютная, или что-то скрывает: я на всякий случай взял подписку о невыезде.
— Вот этим новоявленный жених и объяснил свою просьбу. Они собираются путешествовать.
— Ничего, подождут.
— А с Васей Сидоровым вы говорили?
— Да, я лично ходил в общагу.
— И как он тебе?
— Ты знаешь, никогда не был ханжой, но чтобы такое…
— Ты про список?
— Да, про него.
— Он что, тебе сам его показал?
— Нет, его друзья рассказали.
— Да, друзья у него, кстати, тоже странноватые. Мне они его просто заложили, приняв будто бы за адвоката.
— Они считают, что это его рук дело?
— Да. Кстати, а ты не спросил, где он был в ту ночь?
— Спросил, с очередной пассией. Проверил, действительно так и было, не врет. А ты что думаешь по поводу Васи?
— А я ничего не думаю. И если честно, у меня только легкие наметки, пунктирная линия, которая никак не становится сплошной. На первый взгляд все было гораздо проще. А сейчас я уже так не считаю. Ладно, бог с ними, с Васей, с Наташей. У меня к тебе небольшое дело.
— Я весь во внимании.
— Да ничего особенного, просто надо сходить к местным бомжйм и пообщаться. Вроде бы их видели в то утро. А может, и они что видели?
— С каких это пор ты не можешь поговорить сама? Я всегда считал, что это твоя привилегия, а я уж так…
— Я подумала, что официальные органы побыстрее развяжут им языки. Мне некогда рассиживаться.
— А может быть, наоборот, завяжут? Знаешь что, пока не будем меня представлять. Показать корочки я всегда успею.
— Согласна. Пошли.
— Пошли. Ты знаешь, куда?
— Догадываюсь.
В нашем доме был очень хороший подвал, вернее, цокольный этаж, но по каким-то причинам заселять его не стали. Сначала там располагался какой-то детский клуб, затем — ЖКО. Это я помню хорошо. Но вот уже лет пять подвал пустовал. Одно время там собирались токсикоманы со всего района. Но общественность и правоохранительные органы развернули обширную программу против такого рода занятий, и наш подвал, правда, на короткое время, опять стал необитаемым. И вот теперь там приют всех местных бомжей. И, наверное, надолго.
Потому что никому нет дела до этой проблемы.
Именно в этот подвал мы и направились. Я оделась как можно проще и скромнее. С Мишкой пришлось повозиться. То, что он мент, было видно за километр. Но немного усилий, взъерошенные волосы, и из него получился вполне приличный бомж. Конечно, до настоящих бомжей нам еще далеко, но вид не первой свежести.
— Здорово, — глядя на себя в зеркало, восхитился Мишка, — ты просто волшебница. Видели бы меня сейчас мои — в ментовку бы загремел, не узнали бы, уж точно.
Спустившись вниз без приключений, мы быстро нашли нужную дверь и, открыв ее, зашли внутрь, моментально оказавшись в царстве мрака и сырости.
Привыкнув к темноте, мы осторожно двинулись вглубь. Где-то вдалеке маячил свет, а подойдя поближе, мы услышали и голоса. Еще через несколько метров мы оказались около приоткрытой двери, за которой можно было различить грязные стены, обклеенные газетами и плакатами, топчан, заменявший постель, и корпус от телевизора, служивший столом, вокруг него собрались в данный момент обитатели этого жилища. Их было трое, и, прежде чем войти, мы хорошо их рассмотрели. Один был совсем старик с совершенно отсутствующим выражением лица. Такое ощущение, будто он по каким-то непонятным ему самому причинам задержался на земле, а его душа давно уже обитает в лучшем мире. Другому скорее всего было за сорок, хотя и выглядел он гораздостарше. Он, судя по всему, наоборот, прекрасно понимал реальность и приспособился к окружающей обстановке. Только какое-то ожесточение, застывшее на лице, выдавало в нем несмирившуюся натуру. И, наконец, третьим был подросток лет четырнадцати. В отличие от своих товарищей он просто излучал какую-то энергию и испытывал удовлетворение от происходящего.
Вероятно, он воспринимал все это как игру и приключение, еще не поняв, что счастливого конца не будет.
Мы, переглянувшись, осторожно вошли в комнату. Там сразу воцарились тишина и недоумение. Страха не было. Видно, хозяева разучились бояться. Гости в эту обитель заходили, вероятно, очень редко, поэтому, кроме удивления, наш приход не вызвал никаких эмоций. Вся компания сидела около импровизированного стола, на котором лежали хлеб, лук, помидоры и стоял флакон «Трои». Я внутренне содрогнулась и напряглась, приготовившись уже вливать в себя эту жидкость. Но хозяева, к моему великому облегчению, тут же убрали драгоценный сосуд, приглашая, наверное, нас выставить свое угощение. К тому же наш вид явно располагал к этому. И к моему несказанному удивлению, Мишка из внутреннего кармана достал бутылку дешевой, но настоящей водки; за столом оживились, и флакон «Трои» опять занял свое почетное место.
— Я что-то вас ни разу не видел, — начал самый древний, — вы что, не тутошние?
— Нет, мы здесь случайно. Вообще-то теперь в Покровск пробираемся. Как будто война идет!
— Почему теперь? — вмешался средний, повернувшись к нам. Я увидела огромный, через все лицо шрам. Жуткое зрелище.
— Да вот, у меня тут тетка живет. Мы к ней шли. Получилось все как в плохом кино. Даже говорить не хочется. Потеряли все документы, а ведь как люди сюда ехали, в милиции ничего добиться не удается, — все присутствующие согласно закивали, — прямо замкнутый круг. А тут еще и тетка того, откинулась. Вроде бы , и не собиралась… — Мишка выжидательно замолчал.
— Это не во втором подъезде-то? Недавно, два дня еще не прошло, крякнулась тут одна бабулька.
Мишка быстро разлил водку в имеющуюся в наличии посуду. Хозяевам по полной, себе еле плеснул.
— А ей что не наливаешь? Или компания не подходит? — пробормотал дед.
— Да нет, ей нельзя, — Мишка с улыбкой посмотрел на меня, — она в положении. И так вон намыкалась.
Я в Мишке таких актерских талантов и не подозревала. Вообще-то это я его с собой брала. Но говорит пока только он. Хозяева с удовольствием выпили. В жизни я много повидала, но что б так пить? Они, по-моему, и не заметили, что это было. Вернее, разницу со своей «Троей» они, конечно, заметили: та была водопроводная вода, а эта родниковая.
— Да, — решила я вставить свое слово, — мы к Марье Николаевне ехали, во второй подъезд этого дома. Ну, в этот подъезд.
Тот, что со шрамом, посмотрел на нас исподлобья и тихо проговорил:
— А бабульке-то, похоже, помогли в рай попасть. — Я даже замерла.
— Не может быть, — всплеснула руками я и для полной убедительности схватилась за так называемый живот.
— Дамочка-то чувствительная, не родит нам тут раньше времени? — оскалился в улыбке со шрамом, — я роды принимать не умею.
Все, довольные шуткой, загоготали.
— Да нет, ничего, — изобразила я крайнюю степень смущения. — Что же теперь нам делать?
— А что делать? Все мы куда-то шли и не дошли, — ухмыльнулся дед, — жить, что ж еще.
— А как же ей это помогли? Кому же это она помешала-то?
— Ну как сказать. Все мы кому-то мешаем, — совсем не по годам вступил в разговор «юноша». Он, правда, в меньших количествах, но употребил волшебную жидкость, и его, похоже, стало развозить. Потянуло на разговоры и на философию.
Я незаметно уселась к нему поближе, чтобы ничего не пропустить, ни одного, пусть и бессмысленного слова.
— А ты здесь давно? — спросила я у него.
— Года два!
— И как? .
— Класс! — он блаженно закрыл глаза. — Свобода, делай, что хочешь.
— А как же ты сюда попал?
— Очень просто, как все. А вообще долгая история. — Он устроился полулежа, приглашая меня, сесть поближе. — А ты что? Правда того? — указывая на живот, спросил он. Я кивнула головой.
— Жаль, — вздохнул мой новый знакомый, — ты вообще-то ничего.
Я сделала вид, что польщена его комплиментом, в душе приходя в ужас.
Этому мальчику не больше пятнадцати лет.
— А тебе сколько лет? — я все-таки не смогла сдержать любопытства.
— А что? — в голосе сразу зазвучал вызов.
— Да нет, ничего, интересно просто.
— Тринадцать, с половиной, — сказал он, — а вообще я точно не помню, когда у меня день рождения. Отец, — он кивнул в сторону человека со шрамом, — говорит, что я родился зимой. День рождения мне никогда не отмечали, по крайней мере я не помню.
— Так как же ты попал сюда?
— Очень просто сюда попасть, выбраться обратно невозможно. Мать умерла, отец начал пить. У меня ведь еще сестра где-то есть. Только вот где? Когда отец стад пить, она ушла из дома. Она старше меня на пять лет. Ей проще было. После этого мы ее больше не видели. Да отец и не искал ее. Жили мы кое-как довольно долго, пока после очередного запоя где-то в закусочной он не пришел с каким-то очень приличным господином. Потом они сидели на кухне… В общем, не знаю уж как, но отец продал квартиру. Деньги быстро кончились, и мы теперь живем здесь.
По-моему, здорово! Правда, зимой очень холодно. Домой хочется. У нас хорошая была квартира.
— Подожди, но ты же несовершеннолетний. Как же он мог продать квартиру без разрешения администрации? Может быть, я смогу для тебя что-нибудь сделать?
— А вы кто? — он, похоже, даже протрезвел.
— Да никто, у меня есть знакомая. Я с ней поговорю. Может, что и получится.
— Да уж, пожалуйста. Если нет, то все. Жизнь пройдет здесь. А может, и в другом подвале.
— Да вот тетушку жалко, — пыталась я перевести разговор в нужное для меня русло.
— Давай так. Я вижу, тебе хочется узнать, кто помог твоей тетке уйти в мир иной, и, может быть, лучший, чем этот. А ты пообещаешь мне, что поговоришь со своей подругой и поможешь мне. Я ничего не имею против этой жизни, но все-таки хочется на всякий случай иметь свой дом.
— Ну хорошо, я поговорю с моей подругой. Она — юрист.
— Вот и отлично. Правда, не знаю, смогу ли я тебе помочь, но кое-что я видел. Утром, когда еще все спят, я люблю ходить по подъезду и выбирать себе квартиру, где я буду жить, вернее, дверь, за которой буду жить. В этот раз я немного припозднился. Долго стоял на девятом этаже, смотрел вниз. Красиво.
Потом потихоньку начал спускаться и вот посередине примерно услышал голоса. Я не хотел ни с кем встречаться. Скажут, что выискиваю, что своровать. Я остался на этаже. Это был, кажется, шестой. Но обрывок фразы я услышал четко. Это было что-то в таком роде: «… больше вы никому не принесете зла».
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно. Может, конечно, не дословно, но смысл такой. Потом было какое-то шипение, а может, мне и показалось. А потом как будто душили и стук.
Наверное, бабка грохнулась. Я выглянул в окно. Из подъезда выбежал мужик или парень, немного, правда, странноватый какой-то. И за голову почему-то держался.
— За голову? Его ударили?
— Не знаю. Но вот так, — мой собеседник прижал рукой голову сверху. — Может, и треснула его бабка.
— А ты уверен, что это был мужчина?
— Ну, он был в джинсах, сверху пиджак вроде бы. Высокий такой, худой.
Волосы короткие, но не совсем. Да я не рассматривал. Уж в милицию с этим бы я точно не пошел. Поэтому особо не запоминал. Сразу рванул вниз. Запах еще какой-то стоял мерзкий. Я бегом, не останавливаясь. У подъезда отец стоял. Я ему все рассказал, и мы решили смотаться подальше. Хотели даже совсем уйти, но уж больно жалко все это бросать. Привыкли уже. Это нам как дом стал. Вроде бы милиция не шныряет, пока живем. А то что сразу скажут? Что это мы ее грохнули, чтобы деньги забрать. Какие у нее деньги? Похоже, за молоком шла.
— Конечно, мне от этого не легче, что ее убили, но вот к подруге обращусь, может, она и поможет мне найти того человека. У нее связи есть. А ты возраст не заметил?
— Нет. Какой-то неопределенный. От шестнадцати и старше. Передача такая есть.
— А время? Когда это было?
— Нет, время я вообще не знаю. У нас и часов-то нет. Одни были, да дед продал. А зачем они нам? Счастливые часов не наблюдают, — заулыбался он.
— Слушай, и не страшно вам тут жить? — начала я поглядывать в сторону Мишки.
Кто-то уже успел сходить в ларек, и на «столе» стояла уже вторая бутылка — «Губернаторская». Про «Трою» все забыли. Похоже, здесь сегодня праздник, Мишка уже обнимался с обоими и казался абсолютно пьяным. Интересно, он что-нибудь узнал?
— А что страшного? Кому мы нужны? Вот только вы забрели. А как вы сюда зашли?
— Что значит, как? В дверь и вошли.
— Она что, не закрыта? Мы вообще-то закрываем с этой стороны, когда все приходят.
— Будем считать, что нам повезло.
— Если хотите, оставайтесь здесь. Тебя никто не тронет, не бойся.
— Да нет уж, мы пойдем. Мне теперь быстрее к подруге добраться надо. У него надо спросить, — я кивнула на Мишку.
— Да ему, по-моему, уже все равно, где спать и с кем, — усмехнулся мой собеседник.
Но тут вдруг Мишка как бы очнулся и посмотрел на меня. Я едва заметно кивнула.
— Может, пойдем, а то ты что-то увлеклась общением с молодым, человеком. Или мне показалось?
— Да, пойдем, — ответила я кротко.
Дед начал уговаривать остаться с заверениями, что меня никто не тронет.
Но судя по тому, какие взгляды бросал его сосед со шрамом, тот не давал таких гарантий.
Я тихонько обратилась к моему собеседнику:
— А тебя как зовут?
— Саша Суворов, — он слегка ухмыльнулся, — полководец такой был. А может, и из меня еще что-нибудь получится.
— Конечно, получится. Пока. Держи визитку моей подруги. Позвони ей. Она поможет.
Он быстро взял и спрятал кусочек картона с моими инициалами и номером телефона. Мне стало его жалко. Может быть, и правда из него что-нибудь получится. По крайней мере, уже хорошо, что он не попал в колонию для несовершеннолетних.
Мы с Мишкой вышли, причем он еле стоял на ногах. Закрыв за нами дверь, он с облегчением вздохнул:
— Господи, как я устал! И я, кажись, на самом деле пьяный.
— Пойдем ко мне. У меня есть отличная таблетка. Мне она не раз помогала. И очень мне интересно, что ты выяснил?
— Мне тоже очень интересно, о чем это ты так ворковала с парнем?
Молодежь совращаешь.
— Да? Неизвестно, кто кого совращал. Меня пожалели, что я беременная.
Кстати, здорово придумал. А то бы…
Мы засмеялись.
— Представляю, беременная каратистка, — не мог успокоиться Мишка.
— А все-таки жалко их. Очень страшно, по-моему, не иметь своего дома.
— Да уж, пожалел волк кобылу… Они бы тебя не пожалели, если бы встретили в темном переулке. Огромное число преступлений совершают именно вот эти несчастные люди.
— Ой, — я даже поморщилась, — ты не на совещании. Мне твоя статистика не нужна. Может быть, и по собственной глупости они стали тем, кто они есть, но не специально они совершают те самые преступления.
— Тань, — Мишка даже запыхтел от возмущения, — уж не знаю, что мог наговорить тебе твой «ухажер», что ты так яростно их защищаешь, но и под дулом пистолета их никто не выгонял из своих квартир.
— Слушай, ну а если мы бы с тобой действительно куда-нибудь ехали и потеряли документы, билеты, деньги. Что же нам делать? Я сомневаюсь, что у вас мы бы нашли помощь.
— Я не знаю. Я занимаюсь другим. А бомжами занимаются специальные люди.
У меня своих дел полно, чтобы еще вникать в чужие.
Благодаря нашей полемике мы поднимались, наверное, часа три и наконец-то достигли моей квартиры.