Книга: Не на ту напали!
Назад: Глава 9 Лучше гор могут быть только горы
Дальше: Глава 11 Медвежья река

Глава 10 Все только начинается!

Мы сидели в углу трещины, максимально отодвинувшись от мумии, и прижимались друг к другу. Света, проникавшего сверху, хватало, чтобы подробно ее рассмотреть.
Припорошенная снежной пылью мумия принадлежала мужчине. Он сидел по пояс в сугробе, привалившись спиной к стене, и пялился прямо перед собой остекленевшими глазами.
— Слушай, а как он сюда попал?
— Видимо, так же, как и мы вчера. Провалился. Представь: идет себе турист по склону, перевал уже близко. И вдруг раз — и проваливается в трещину. Ломает себе, допустим, позвоночник. И все. Лежит и ждет помощи. А вокруг нет ни одного человека…
Немного погодя мы набрались смелости и рассмотрели нашего соседа поближе.
Неизвестно, сколько лет провел погибший в своей ледяной могиле, но сохранился он превосходно. Можно было различить даже черты лица под бородой. Пергаментная кожа обтянула череп и обнажила зубы в зловещей усмешке, которая так меня напугала. Казалось, сама смерть ухмыляется нам из-под своего капюшона.
— Ужас какой, Танька! И он всю ночь сидел в двух шагах от нас!
— Да уж… Ладно, давай посмотрим, вдруг у него какая-то еда сохранилась или, может быть, оружие. Мы-то теперь и без еды, и без ружья.
— Ну уж нет. Это без меня!
И почему самая противная работа всегда достается мне?
Пустой по виду рюкзак, твердый, как железо, был натянут на ноги трупа. Я не смогла заставить себя залезть в него рукой. Ни спичек, ни еды у погибшего не было. Когда я разгребла вокруг него снег, под ним обнаружилась пустая консервная банка, лыжное крепление и нож. Уже что-то!
Видимо, как я и предполагала, смерть наступила не сразу. По какой-то причине он не мог выбраться из неглубокой трещины и долго сидел здесь, в двух метрах от поверхности. Так долго, что успел сжечь все, что было у него горючего, и съесть все, что мог прожевать, — все кожаные ремни на рюкзаке были срезаны.
При мысли о том, какими были его последние часы, а то и дни, меня пробрала дрожь. Страшный конец!
Однако благодаря несчастью этого человека у нас появился нож. И мы были живы и не собирались торчать тут вечно. Лавина, забросившая нас в трещину, похоронила под собой наших преследователей. Жизнь продолжалась.
Выбраться наверх оказалось совсем несложно. Я подсадила Катерину, а она подала мне сверху руку. Вот и все.
Солнечный свет ослепил меня. На поверхности стояло тихое позднее утро, и все вокруг сверкало и искрилось. Мы уже спустились метров на триста от ледовой ловушки, и тут меня ожидал сюрприз.
Заметила его Катька, сползавшая по склону чуть правее меня.
— Смотри-ка!
Я проследила за ее рукой и глазам своим не поверила. Из снежной целины торчал… Что бы вы думали? Мой кейс! Видимо, судьба навечно его ко мне приковала. Или меня к нему.
Очень скоро мы поняли, что спускаться можно намного быстрее. Сев на мою куртку и поднимая тучи мелкого, как сахарная пудра, снега, мы понеслись вниз, словно на санках. Приходилось даже притормаживать ногами. Конечно, мы рисковали опять куда-нибудь провалиться, но в это утро удача была на нашей стороне. Все обошлось. На границе ледника мы оказались уже через несколько минут.
Непосредственная угроза миновала, но впереди нас ожидало мало хорошего. Нам предстояло пройти двести, а то и все четыреста километров по глухой, нехоженой тайге. Встретить на своем пути людей было бы просто чудом, о котором мы не смели даже мечтать.
Вдобавок, как только мы немного отошли от последнего горного склона (спускаться, цепляясь за корни и кусты, оказалось намного приятнее, чем карабкаться вверх), нас облепили целые тучи какой-то мелкой летучей сволочи. Такие мушки, которые лезли в глаза и в нос и очень больно жалили. Я насчитала два их вида — поменьше и покрупнее. Самые мелкие были размером с булавочную головку и почти невидимы.
Странно — по ту сторону гор я этой напасти совсем не замечала. Здесь же приходилось идти, сунув руки в карманы и подняв воротник. Катьке очень пригодился головной платок, который ей выдали вместе с бушлатом и кирзачами, — замотавшись по самые глаза, она хотя бы немного спасалась от летучей мерзости. Эти мушки, кстати, сопровождали нас до самого конца путешествия, и со временем мы почти перестали их замечать.
А чуда все не было. Мы все шли, шли, шли. Пересекали распадки, спускались и поднимались по каким-то холмам. Однажды путь нам преградила горная река — бурный поток ледяной воды, стремительно несущийся между огромных валунов. Мы услышали ее километра за три, так она ревела.
Место для переправы нашлось далеко внизу по течению. На этом мы потеряли полдня и удлинили свой путь еще на несколько километров. Зато недалеко от упавшего дерева, по которому мы переправились, мы набрели на заросли дикой малины и еще какой-то ягоды. Возможно, это была волчья ягода, но нам было все равно.
Когда подошел к концу третий день нашего безумного путешествия, шум реки был еще отчетливо слышен. За спиной издевательски маячила и никак не хотела отдаляться горная цепь, с которой мы так весело скатились утром.
Наступал вечер. Перекусив остатками еды, мы, проклиная себя за забытые спички, стали выбирать место для ночлега.
На ночлег мы устраивались по уже привычной схеме: наломали лапника и расстелили его под елкой. К вечеру резко похолодало, небо затянули низкие серые тучи. Я боялась, что пойдет снег. К счастью, в «дипломате» обнаружились какие-то цветные журналы. Плотная гладкая бумага не очень хорошо мнется, но ничего лучшего у нас не было. Мы, дрожа, быстро разделись, обмотались вырванными из журналов листами с головы до ног и поверх бумаги вновь натянули одежду. Если этот способ ночевки на открытом воздухе подходит бомжам, почему он не устроит нас?
Это была наша третья ночевка в пути и последний день, о котором у меня сохранились более или менее связные воспоминания.
Все остальное теряется в тумане, и только отдельные сцены всплывают в памяти очень ярко и в мельчайших деталях.
Я помню, как на следующий день нас прошиб жуткий понос. Видимо, сказались съеденные накануне ягодки. Мы почти не продвинулись вперед, через каждые двести метров бросаясь в разные стороны и заседая по часу в кустарнике.
Мучительно хотелось есть. Хлеб и картошку, которые я наивно надеялась растянуть на все путешествие, мы умяли еще вчера. Пробовать неизвестные ягоды мы больше не рисковали.
К счастью, с водой проблем не было — то и дело нам попадались родники или небольшие ручейки, бегущие неизвестно куда среди мха и камней. Мы даже научились издалека замечать такие ручьи по особому оттенку растущей вдоль них травы.
Мы очень боялись наткнуться на какое-нибудь дикое животное. Из оружия у нас был только нож, а чем может помочь короткий клинок против тигра или, допустим, медведя? Правда, на одном из привалов я примотала нож к длинной палке (пришлось пожертвовать собственным ремнем). Но получившееся копье служило скорее для нашего успокоения, чем реальным оружием на случай всяких неожиданностей. К счастью, нам пока не попадалось никаких животных крупнее ежа.
Не помню, в этот же день или в один из следующих я заметила, что Катерина, плетущаяся в нескольких шагах позади, вызывает у меня крайнее раздражение. Больше того, временами я просто ненавидела ее за это смертельно опасное приключение, в которое попала по ее вине.
Я вдруг поймала себя на мысли, что уже несколько часов думаю о том, как легко входящий в горло нож может прекратить ее занудные жалобы.
Что за черт! Неужели я схожу с ума?
Я заставила себя встряхнуться и внимательно посмотрела на Катьку.
Видок у моей подруги был тот еще! Холеная москвичка превратилась в настоящую ведьму. Волосы свалялись в неопрятную копну, глаза запали, на грязных щеках — дорожки от слез. Подозреваю, что и я смотрелась не лучше.
— Катька, держись! Уже скоро.
Сказала я это без особенной уверенности. Я совершенно не представляла себе, сколько еще осталось продираться через эти чертовы буреломы. Если бы я знала, какой путь нам еще предстоит, я бы просто рухнула на прелую хвою и осталась здесь навсегда.
— Я есть хочу, Тань, — жалобно протянула подруга. — Я так больше не могу.
— Слушай, давай остановимся, поищем грибов или еще чего…
— Да, грибов… А ты про волчью ягоду забыла? Ты вот знаешь, как отличить ядовитый гриб от съедобного?
Из всех ядовитых грибов я знаю только мухомор. В чем я честно и призналась голодной подруге. Вообще-то, у меня самой желудок давно присох к позвоночнику. Только засевшая в голове мысль, что надо идти вперед, не давала мне окончательно раскиснуть. Но после Катькиных слов я вдруг вспомнила вкус грибов с картошкой. В голове крутились какие-то рыжики в сметане (никогда их не ела) и соленые грузди (почему бы это?). Рот моментально наполнился слюной, а мозги лихорадочно заработали в новом направлении.
Мы сидели под старой пожелтевшей березой, и я бормотала как безумная:
— Грибы, грибы, грибы… Так, мы не можем отличить одни от других. Это верно. А кто может?
— Ежики могут, — подала голос Катька.
— Почему ежики?
— Ну, они же носят ежатам грибы и яблоки на своих колючках.
— Детские сказки. Ты видела хоть одного ежа с грибами на спине?
Катерина приуныла. Самое обидное, что еда росла, прыгала и бегала вокруг нас. Прямо рядом с нами из-под опавшей листвы торчали шляпки каких-то грибов. Но уж слишком они были склизкие на вид. От мысли сбить палкой какую-нибудь птицу из множества порхавших вокруг, мы после нескольких безуспешных попыток отказались. До того, чтобы, как Мересьев, питаться ежами, мы еще не дошли. И я очень надеялась, что и не дойдем.
Да и как бы мы ели их сырыми?
Но мысль про здоровые инстинкты животных все не давала мне покоя. И тут я увидела белку.
Они и раньше попадались нам на пути, перебегали нам дорогу и карабкались на ближайшее дерево при нашем приближении. И только теперь я совершенно ясно вспомнила кадры из какой-то передачи — белка нанизывает гриб на острый сучок, чтобы засушить его на зиму. Гриб, понятное дело, а не сучок.
— Катька, — дрожащим шепотом произнесла я, — следим за этой белкой. Она нас к грибам приведет!
И мы стали следить. Белка то и дело норовила усесться на ветку и просидеть так до вечера. Мы терпеливо ждали, когда она соизволит двинуться дальше. Нас она особо не боялась, и мы шли за ней буквально в пяти метрах. При этом мы сделали изрядный крюк в сторону от выбранного направления. В результате мы ее все-таки потеряли.
Осмотрев все окрестные деревья на предмет гнезд, дупел и сушащихся грибов, мы поняли, что проклятый зверек нас провел.
Но не успели мы отойти на километр от того места, куда завело нас дьявольское создание, как на голову Катерине свалился с дерева какой-то плод. Плод оказался обслюнявленной кем-то шишкой.
— Тань, ты про ядовитые шишки слышала что-нибудь?
— Вроде нет, а что?
— Как что? Шишка — это же орехи, орехи — это еда, как же ты не понимаешь?
В свалившейся буквально нам на голову шишке, надо понимать — кедровой, осталось несколько орешков. Мы уже стали делить добычу, когда над нашими головами кто-то заверещал, и еще одна белка, а может, та же самая, спустилась вниз головой по стволу, уселась на нижнюю ветку и принялась буравить нас глазами-бусинками, не переставая верещать.
— Фигушки, подруга. Что упало, то пропало.
Видимо, монотонное продвижение по лесу повлияло на наши мыслительные способности — мы час гонялись за первой белкой, собираясь отнять у нее грибы, но мысль связать белку и орехи как-то не приходила нам в голову.
— Ура, мы спасены!
— Ну конечно, белка шишки все грызет и орешки что-то там… А.С.Пушкин, сказка о царе и султане! Наберем сейчас шишек и пойдем себе, как на прогулке.
Мы радовались своему открытию, как дети. Беда в том, что дерево, с которого неосторожная белка уронила свою добычу, оказалось… березой.
Но выслеживать в лесу его обитателей мы уже умели. Эта (или все-таки еще та?) белка привела нас к целой кедровой роще. Катька даже попыталась пошутить, что все интересное попадается почему-то в стороне от указанного мной направления. Дурацкая шутка, по-моему.
До самого вечера, позабыв усталость, мы собирали шишки и сбивали еще не упавшие, молотя по стволам тяжелой валежиной.
В этот день мы впервые за очень долгое время по-настоящему наелись.
А ночью пошел дождь. Мелкий и противный, он просто висел в воздухе как туман. Одно было хорошо — на время нас оставили в покое кусачие насекомые.
Всю ночь мы не спали. Зубы выбивали чечетку, одежда промокла до самых журналов, которыми мы оборачивались на каждом ночлеге. К утру дождь перестал, небо очистилось от туч, зато похолодало так, что ночевка на леднике нам показалась просто курортом.
Но в каждом минусе есть свой плюс. Когда солнце, которого мы несколько дней почти не видели, заиграло в каплях воды на еловых иглах перед самым моим носом, у меня в голове что-то щелкнуло, и я закричала:
— Эврика!
От радости я даже выскочила из-под нашей елки, обрушив на сжавшуюся в комок подругу целый водопад ледяной воды.
— Ты что, с ума сошла? — Катерина была готова наброситься на меня.
— Солнце, солнце! Часы!
— Какой толк в солнце, когда такая холодина? И при чем тут твои часы?
— Да ты пойми, мы же теперь можем костер развести! — С этими словами я отбежала к лежавшему неподалеку поваленному дереву и вернулась с охапкой сухих веточек и коры, которые нашла под ним.
Толстое стекло швейцарских противоударных часов послужило отличной линзой, а страница из журнала — растопкой. Если бы Хамбурговых буклетов у меня не было, пришлось бы пожертвовать сотенной купюрой (эти идиоты так и не сообразили меня обыскать — остатки денег, реквизированных мной у убийц Ивлева, все время были у меня в заднем кармане джинсов).
Пока у жутко дымящего костра коптилась наша одежда, мы по очереди отбегали в кедровник и таскали к костру шишки. Нужно было как можно скорее выбираться к жилью, пока не пошел снег. А в том, что нам еще раз попадется целая кедровая роща, я совсем не была уверена.
Отогревшись и налущив приличную кучку орехов, мы заполнили ими «дипломат», распихали орехи по карманам и тронулись в путь. Легкий морозец пощипывал нам щеки, но, пока на небе было солнце, холод нас не пугал.
Еще я помню довольно отчетливо то утро, в которое у нас украли последние орехи.
Мы так и не выяснили, кто вечером оставил «дипломат» открытым. Катька потом обвиняла в этом меня, мне до сих пор кажется, что виновата она. Как бы там ни было, когда я проснулась у догоравшего бревна (мы сообразили, что обычный костер слишком быстро прогорает, и стали разводить огонь между двух положенных рядом сухих стволов), так вот, когда я проснулась, то увидела, как вор — маленький полосатый зверек с наглой мордой — набивает за щеки последнюю партию наших орехов.
— Ах ты, сволочь! — завопила я в сердцах и метнула в него свое копье.
— …
Ослышаться я не могла — этот гад тонким скрипучим голосом, но вполне членораздельно послал меня по матери!
Мерзкое животное оглянулось через плечо и не спеша скрылось в густом подлеске. Мы остались без еды.
В это же утро наступившая было оттепель закончилась и пошел снег. Мелкая колючая крупа все сыпалась и сыпалась с низкого неба. Мы могли согреться только ходьбой. Помню, что я все время боялась потерять направление и начать ходить по кругу: мох на северной стороне стволов и самые густые ветви на южной — не самый точный компас.
Мне кажется, что мы шли даже ночью — лес поредел, и рассеянный в воздухе белесый свет делал такое продвижение возможным. Спать без костра мы не могли, было слишком холодно.
Следующее, что я помню очень ясно, — это охотничье зимовье. Нашли мы его благодаря Катьке. Я бы просто не заметила странных следов на деревьях — увлеченная планами мести, которую я устрою проклятому профессору, я смотрела только себе под ноги.
Катерина же, которая все время что-то говорила про тигров и постоянно вертела головой, увидела на березе этот знак. Знак был почерневшей от времени зарубкой на стволе березы. С другой стороны ствола обнаружилась такая же. Это были первые следы присутствия человека за все время после того, как мы перебрались через горы. Мы воспряли духом — жилье близко!
Жилье оказалось почерневшей от времени бревенчатой избушкой, вроде той, где меня чуть не уморили дымом.
Найти ее было несложно. Покружив немного вокруг березы с двумя зарубками, мы нашли несколько деревьев с такими же отметинами на высоте моей головы. Все они выстраивались почти в прямую линию, которую наш маршрут пересекал только в одном месте. Наше счастье, что Катька наткнулась именно на березу — на других деревьях зарубки затекли смолой, и мы бы их не заметили, если бы не искали специально.
Пройдя немного вправо вдоль помеченных деревьев, мы вышли к небольшой поляне, в центре которой и стояло это сооружение.
Катька сказала почему-то шепотом:
— Прямо избушка на курьих ножках какая-то…
— И не на каких не на курьих. Это знаешь что? — Я заметила, что невольно понизила голос вслед за ней. — Это зимовье.
— Слушай, а вдруг тут живут разбойники?
— Не уверена, что тут вообще кто-то живет. Видишь — следов никаких нет.
— А может, они там спят внутри.
— Может, и спят. Но что-то мне подсказывает, что никого там нет.
Так оно и оказалось. Когда мы сквозь звенящие от каждого движения кусты вышли на поляну и обошли избушку, то увидели подпертую поленом дверь.
— Все ясно. Помнишь, я тебе про бой в «Крыму» рассказывала?
— Ну.
— Там такая же точно халупа была. Здесь, может, и бывает-то какой-нибудь охотник раз в году.
— Так мы не сможем тут людей дождаться?
Признаться, такая мысль посетила и меня. Но если бы мы застряли здесь, без еды и нормальной одежды, хотя бы на месяц и никто за это время к нам не пришел — мы уже не дошли бы до жилья. А зимовать в лесу… Бр-р-р!
— Мы скорее околеем тут, чем кого-то дождемся. Переждем снегопад и двинем дальше. Деваться некуда — надо идти.
Мы подошли к двери. На всякий случай постучавшись, я отвалила полено, и мы вошли.
Внутри обнаружился точно такой же очаг, с братом-близнецом которого мне уже приходилось сталкиваться. Рядом была гора отличных сухих дров и растопка. Правда, нары были только одни, а над ними висела полка. На ней, кроме паутины и мышиного помета, нашлись ржавая булавка (ею Катька тут же пристегнула наполовину оторванный рукав своей телогрейки) и булыжник в целлофановом пакете, оказавшийся при ближайшем рассмотрении куском соли.
И самая ценная находка — два коробка спичек, завернутые в кусок клеенки. Мы взяли один, а второй положили на место.
Где-то я читала, что у таежников есть строгое правило — любой может зайти в зимовье, отогреться и поесть. Но боже упаси лишить хозяина последних припасов и ничего не оставить взамен. В тайге это может грозить смертью. Причем не только самому хозяину запасов, но и невежливому гостю.
Для него обязательное таежное гостеприимство может обернуться крайней жестокостью. Вор в тайге — вне закона. А нравы тут суровые. Как говорится, закон — тайга, прокурор — медведь.
Впрочем, нам месть охотника не грозила. Кроме спичек и соли, в избушке брать было нечего.
Оконце мы для тепла заткнули остатками ватного одеяла, основная часть ваты из которого давно пошла на мышиные гнезда. Разгоравшийся между камней огонь светил, дымил и даже грел. Из двери страшно дуло, и под нарами скакали, радуясь возвращению человека, соскучившиеся по теплу мыши.
К утру я придумала для Хамбурга несколько новых пыток. Ни одну из них человеческий организм не вынес бы до конца, но меня радовала мысль, что я буду устраивать их ему одну за другой.
Выйдя утром наружу, мы застали там настоящее лето. Снега, еще вчера лежавшего мне по щиколотку, не было и в помине. Ярко светило солнце, бесновались в кустах птицы. Мы попрощались с мышами и пошли.
Не знаю, сколько времени прошло, но я вдруг обнаружила себя стоящей на коленях у какого-то ручья. Я внимательно изучала Катькины босые ноги. Дело было плохо. Сбитые в кровь ступни и признаки обморожения вызывали в памяти слово «ампутация». И как она столько времени терпела? Хотя нет, она же жаловалась, это я не обращала на ее стоны никакого внимания.
Но причитать было поздно. Мое положение было ненамного лучше. Левая кроссовка была совсем разбита, ныла подвернутая лодыжка. Отчаяние вновь стало закрадываться ко мне в душу. С такими ногами мы имели все шансы зазимовать в тайге. Веселенькая перспектива!
Что же делать? И тут меня осенило. Вода! Каждый ручей должен куда-нибудь впадать. Например, в другой, побольше. Тот, в свою очередь, мог вывести нас к реке. А где обычно селятся люди?
— Катерина, где, по-твоему, должно быть жилье?
— Жилье должно быть в теплых странах. Желательно в густонаселенных.
— Да нет же! Все поселения должны располагаться у воды! Понимаешь?
— Пока нет. Ну, у воды, и дальше что?
— Если бы у нас была лодка или хотя бы плот, мы могли бы сплавиться по какой-нибудь реке. Представь — сидишь себе на плоту, любуешься природой, и рано или поздно река выносит тебя к людям. Там горячая вода, и шампунь, и мыло, и куча еды…
Подруга поднялась было на локтях, но тут же снова обмякла.
— И как ты собираешься искать реку?
— Да рек тут полно. Пока я летела с вами, внизу их было штук сто! А найти их можно по ручьям — куда, по-твоему, они впадают?
— Так у нас же нет ни плота, ни лодки. Где мы их возьмем в этой глуши?
Это был серьезный вопрос. Но сдаваться я не собиралась.
— Там что-нибудь придумаем. Поднимайся.
И мы опять пошли. Все вперед и вперед. Теперь у нас появилась цель, и ручей, вдоль которого мы шли, должен был нас к ней привести.
Пришлось изрядно отклониться в сторону, но мы успокаивали себя тем, что, добравшись до реки, легко наверстаем упущенное. Пройти же весь остаток пути пешком, пусть даже и по прямой, нечего было и думать — мы слабели с каждым часом.
Местность заметно понижалась, и наш ручей, весело бежавший среди камней, становился все шире и шире. Казалось, что мы уже близки к цели. Я ожидала, что с минуты на минуту впереди появится просвет, деревья расступятся, и мы выйдем к реке.
Лес вокруг действительно редел. Вдобавок к мошке нас облепили тучи комаров. Мы прибавили ходу. Вскоре деревья расступились, и мы вышли… К болоту. Вернее, к озеру, половина которого была заболочена. Предательский ручей пропал в сыром торфянике. Влево и вправо от нас тянулось ярко-зеленое поле с торчащими тут и там чахлыми деревцами. Далеко впереди виднелась полоска чистой воды и стена леса на противоположном берегу.
Кажется, мы застонали.
Хотелось упасть под березу и плюнуть на все. Однако стаи голодных, как собаки, комаров быстро привели нас в чувство.
На то, чтобы обойти неожиданное препятствие, у нас ушел весь остаток дня. Причем половину времени мы шли на юг, в противоположном верному направлении.
Зато к вечеру мы нашли другой ручей, еще больше первого, вытекавший из озера. У него мы и заночевали, отойдя подальше от кровожадных вампиров.
На следующий день мы лежали до самого полудня, тупо глядя в небо. Сил больше не осталось. К жизни нас вернул какой-то звук. Мы одновременно вскочили. Совершенно верно, ослышаться мы не могли — в ручье плеснула рыба!
Мне кажется, что на природе человек возвращается к своему первобытному состоянию: звуки и запахи ему различать становиться проще, чем соображать. В ручейках, которые попадались нам до сих пор, рыбы никакой не было, вот и в озере мы ее встретить не ожидали.
И чуть не умерли от голода буквально в двух шагах от еды!
Изготовить снасть из шнура и ржавой булавки оказалось делом несложным. Эта глупая рыба клевала даже на яркий клочок журнальной обложки, плывущий по воде. Когда очередная рыбина откусила булавку, на камнях у ручья трепыхалось уже полтора десятка ее пятнистых сородичей.
Никогда не знала, что печенная на углях рыба, сырая с одного бока и обуглившаяся — с другого, может быть такой вкусной. После еды мы опять заснули и проспали до самого вечера.
Потом мы сидели у костра и разговаривали — пожалуй, это был наш первый человеческий разговор за все время путешествия. Взошла и успела закатиться луна, а мы все говорили и не могли наговориться.
Посреди рассказа о том, каким козлом оказался ее бывший муж, Катька вдруг замерла и уставилась на меня.
— Ты чего замолчала?
— О дежавю когда-нибудь слышала?
— Да вроде что-то…
— Переводится примерно «уже видел». Большинство людей хотя бы раз в жизни с ним сталкиваются. У тебя никогда не возникало острого ощущения, что все происходящее уже когда-то было?
— Точно, точно. Я даже иногда наверняка знаю, что произойдет в следующую секунду. Но это состояние очень быстро проходит, к сожалению…
— Вот-вот, это оно и есть. Так вот, бионетика открыла, что во Вселенной существует множество параллельных миров. В каждом из них живут и действуют наши двойники, люди, во всем подобные нам с тобой.
— Опять ты со своей бионетикой!
— Да нет, ты послушай. В мире все взаимосвязано. Какие-то события и поступки в том мире влияют на наши судьбы, и наоборот. Все события нашей жизни уже когда-то происходили с нами в других мирах. Иногда мы как бы проникаем в память наших двойников…
— Чушь!
— Есть, есть! Так и знала, что ты это скажешь.
— Ну а что будет сейчас? — скептически поинтересовалась я.
— А потом на тебя кто-то… Танька, сзади!
От неожиданности я завизжала. Потом я обнаружила себя стоящей по другую сторону костра и смотрящей в темноту. Там кто-то был!
Ничего не было видно, но мы явственно слышали, как в чернильной темноте кто-то тяжело вздыхает и трещит кустами. Через некоторое время зверюга ушла, а может быть, просто затаилась.
Я сжимала в руке свое копье, а Катька держала наготове здоровенную горящую палку. Так мы и простояли до самого утра. Мы боялись даже думать о том, кто мог скрываться во мраке, совсем рядом с нашим костром.
Когда забрезжил рассвет, напряжение спало, и мы обменялись впечатлениями. Катька считала, что к нам приходил медведь, а я говорила, что медведи к огню не подходят. Разве что ручные.
— Ну а кто это, по-твоему, был?
— Откуда я знаю. Сходи к тем кустам и посмотри следы, если тебе так интересно.
— Ну уж нет. Пусть это и ручной медведь, но смотреть я не пойду.
Мы, держась открытого пространства вдоль ручья и постоянно оглядываясь, пошли вниз по течению. Потом побежали. Потом помчались, прыгая через валуны и оскальзываясь на мокрой гальке. Погони не было. Ночное чудовище, судя по всему, днем не охотилось.
К полудню впереди стал слышен шум, и через некоторое время ручей вывел нас к настоящей реке.
Назад: Глава 9 Лучше гор могут быть только горы
Дальше: Глава 11 Медвежья река