Глава 11 Медвежья река
Мы все еще продолжали спорить о том, кто ходил ночью вокруг нашего костра, когда деревья вдоль ручья вдруг расступились и мы вышли на широкий галечный пляж. Прямо перед нами возвышался скалистый противоположный берег реки, справа к самой воде подступал лес на нашем берегу, а слева от нас на валунах у самой воды лежали какие-то бревна.
— Дошли, дошли! Ура! — что есть мочи завопила я.
Но Катька охладила мой пыл:
— Чего ты радуешься, лодки-то у нас нету.
Веселиться, и правда, было рано. Мы вышли к реке, которая наверняка приведет нас к жилью. Но никаких плавсредств у нас не было. Я присела на бревна и задумалась.
Лодку мы сделать точно не сможем. Это раз. Как делать плоты, я не знаю. Это два. Без плота мы оказались даже в худшем положении, чем были, — идти берегом петляющей реки, по скалам и камням, значило удлинить свой путь вдвое. Это три.
Положение казалось мне безвыходным. Что ж, самое время обратиться к помощи магических костей. Хорошо бы, они подсказали, как нам быть.
Я положила кейс на колени и выбросила на него кости.
16+26+12.
Так-так. «Начнутся хлопоты, связанные с приготовлением к путешествию. Пусть Ваши планы соответствуют Вашим возможностям. Только смотрите в оба, чтобы пришедшая радость не сменилась огорчением». Очень интересно.
Предстоят хлопоты. Значит, плот мы сделать сумеем.
Прикинем свои возможности. У нас есть нож, и плотницкий инструмент этим исчерпывается. Но кости посоветовали смотреть в оба. Что бы это значило? Не топор же я увижу у себя под ногами?
Я внимательно осмотрелась вокруг. Ни топора, ни пилы нигде не обнаружилось. И тут мой взгляд упал на сухие, выбеленные солнцем бревна, на которых я сидела.
Три ствола, которые я сначала приняла за рухнувшие деревья, носили явные следы обработки. Все сучья с них не просто были обломаны о камни реки, притащившей их неведомо откуда. Они были стесаны топором!
То, что казалось мне корнями деревьев, было огромной кучей речного мусора, наваленной паводком в том месте, где бревна сходились концами. Все вместе напоминало полураскрытый огромный веер, направленный узкой стороной к реке.
Я раскидала мусор, скрывавший место соприкосновения бревен, и мои догадки полностью подтвердились. Все три бревна в этом месте соединялись между собой! Какой-то размахрившийся канат в мою руку толщиной охватывал концы бревен двумя петлями. Это был именно плот!
— Катька, пляши! Я плот нашла.
Сидевшая в отдалении Катерина вскочила со своего валуна и подбежала ко мне.
— Ну и плот! Как же мы на нем поплывем — это просто бревна какие-то.
Я указала ей на свое открытие.
— Видишь — они здесь связаны. Соединим те концы, свяжем точно так же и поплывем.
— Сказала тоже. А где мы такой трос найдем? — Подруга уважительно провела рукой по канату. — Ай!
— Что такое?
— Занозу посадила. У, проклятая веревка! — Катька принялась рассматривать свою ладонь.
— А ну-ка, дай взглянуть.
Я внимательно осмотрела рану. В основании большого пальца сидела здоровая — сантиметров пять — узкая щепка. Ранка немного кровоточила.
— Ничего страшного, до свадьбы заживет. Подай-ка копье.
Катька протянула мое оружие. Я зубами размотала узел и отвязала нож от древка. Кончиком ножа (пришлось пожертвовать одной спичкой, чтобы прокалить его) я сделала небольшой надрез и извлекла занозу.
Вот черт! Осмотрев внимательно скреплявший концы бревен канат, я поняла, что никакой это не канат и не трос. Непонятно как, но строители этого плота умудрились связать его стволом дерева — молодой елкой, если я не ошибалась. Вот и ответ на Катькин вопрос. Если кто-то смог простой елкой привязать друг к другу несколько бревен, каждое — в обхват толщиной, то почему бы и нам не сделать то же? Надо только сообразить как.
— Решено. Делаем здесь привал и чиним плот.
Но прежде следовало позаботиться о пропитании. В реке, в которую впадал наш ручей, наверняка должна водиться рыба. Вопрос в том, как ее оттуда достать. Булавки у нас больше не было, и я сомневалась, что ножом можно выстругать хотя бы какое-то подобие крючка.
Стоп! А почему крючок? Ведь ножом можно выстругать и еще что-нибудь, например, острогу.
— Кать, а Кать, ты случайно не знаешь, как устроены остроги?
— Остроги? Это такие гарпуны? По-моему, они острые…
Это я и без нее знала. Рисковать ножом, нашим единственным инструментом, я не хотела. Поэтому ограничилась тем, что остро заточила бывшее древко копья и отправилась с ним к реке — на рыбалку.
В нескольких шагах выше по течению ровное дно, покрытое галькой, резко обрывалось вниз. Сквозь толщу прозрачной ледяной воды было видно, как на дне ямы шевелятся какие-то тени. Глубина заводи была не больше метра, но таких зверюг я под самым берегом встретить не ожидала.
Когда моя острога, подняв тучу брызг, врезалась в воду и уткнулась во что-то, я едва удержалась на ногах. Есть! Второй рывок легко сбросил меня с камня, на котором я стояла. Оказавшись почти по грудь в воде (тело моментально свело от холода), я обеими руками стала поднимать вверх ходящую ходуном палку.
Мелькнуло что-то темное и пятнистое, и огромная, с мою руку, рыбина сорвалась с остроги, обдав меня напоследок такой волной, что я ушла под воду с головой.
Удача от меня отвернулась. Несколько следующих попаданий ни к чему не привели — мое копье только ударяло по рыбе, не протыкая ее. Я осмотрела свое оружие. От ударов о камни на дне наконечник расщепился и превратился в какую-то метелку.
И только когда я, обсохнув у костра, вновь заострила палку и закалила ее на огне, дело пошло. На завтрак (или на обед?) у нас было пять рыбных блюд: печеная рыба побольше, печеная рыба поменьше и три подгоревшие рыбы.
Пока Катька доедала свою порцию, я отправилась на поиски подходящей елочки. Никогда не думала, что в лесу так трудно найти прямое дерево! Все молодые елки были или корявые, или короткие, или слишком толстые у основания. Но в конце концов я нашла что-то подходящее и принялась пилить ножом неподатливый ствол.
Катька взялась мне помогать, но толку от нее было мало. Да и из меня лесоруб, а точнее, лесопил — тоже так себе. Когда проклятое дерево наконец упало, у нас у обеих на руках были кровавые мозоли. Но половина дела была сделана, и мы поволокли поверженную древесину на берег.
Оставалось сообразить, как превратить стройное деревце в канат.
Внимательно осмотрев останки кораблекрушения, я заметила, что скреплявшее бревна дерево было перекручено. Прочные древесные волокна выдержали катастрофу, которую потерпел этот плот.
Очистив спиленную нами ель от веток, мы ходили вокруг нее и так и сяк, но никак не могли сообразить, как ее можно скрутить. Метод выжимаемого белья тут явно не годился. Но ведь как-то это можно сделать?
Наконец я, кажется, догадалась.
— Кать, ищи дерево с узкой развилкой.
Пока подруга бродила по лесу, я ножом расщепила ствол ели с одной стороны. Когда несколькими днями раньше я мастерила свое копье, я привязывала нож к длинной палке разрезанным вдоль кожаным ремнем. Теперь эти прочные полоски кожи пригодились. Связав из одной петлю, я вставила ее в расщепленный ствол, крепкой палкой закрутила петлю в жгут и плотно обмотала его вокруг ствола. Получился рычаг, вращая который, можно было перекрутить сам ствол. Требовалось только понадежнее закрепить его вершину.
Дерева с развилкой Катька не нашла, зато ей попалось кое-что получше — крепкий дуб с расщепленным ударом молнии стволом. То, что надо.
Забивая плоский булыжник, мы, как клином, расширили трещину, вставили в нее один конец будущего каната и выбили распиравший ствол камень. Ствол дуба прочно зажал вершину нашей елочки.
С помощью изобретенного мной рычага скрутить упругий ствол оказалось не так уж и сложно. Перекручивая по оси, мы постепенно обвивали его вокруг дуба. Через час у нас было почти четыре метра толстой еловой веревки.
Немного отдышавшись, мы вернулись на берег и с большим трудом подтащили разбросанные концы бревен друг к другу, положив их на камни. «Поддомкраченные» таким образом бревна оставалось только скрепить между собой.
Внимательно изучив труд неведомых плотостроителей, я точно таким же образом обвязала свободные концы бревен. Оставались какие-то мелочи — столкнуть наш «корабль» на воду. Промучившись некоторое время без всякого результата, мы поняли, что тяжелый плот намного удобнее катить, чем тянуть по гальке волоком. Несколько пней из топляка сыграли роль катков, и вот уже один конец плота качается на воде.
— Не хватает только бутылки шампанского, чтоб придать торжественность моменту.
Отплытие назначили на раннее утро. Мы осмотрели напоследок свой «корабль» и внесли некоторые конструктивные доработки. Для прочности скрепили бревна двумя поперечными жердями с петлями на концах. Теперь плот был окончательно готов.
Драгоценную коробку со спичками я спрятала в тот же замшевый мешочек, в котором меня повсюду сопровождают магические кости. Потом мы вырезали два прочных шеста, забрались на плот, перекрестились и оттолкнулись от берега.
Наше плавание началось.
Как только мы дотолкали плот до быстрины и его подхватило течением, лес на ближнем берегу слился в сплошную темно-зеленую полосу. Но по сторонам нам смотреть было некогда — мы только и успевали, что удерживать плот по течению.
Шесты то и дело норовили застрять между камнями, ноги нам заливала волна, но на эти мелочи мы внимания не обращали. В несколько часов мы покрыли расстояние, на которое пешком потратили бы целый день. Водный транспорт начинал нравиться мне все больше и больше.
Первый и самый тяжелый день нашего плавания подходил к концу, когда нам попались медведи.
Проплывая широкую излучину, где крутые берега расступались и река образовала спокойную заводь, мы еще издалека увидели на отмели целую медвежью семью.
— Танька, смотри — собаки!
Я присмотрелась.
— Да нет, откуда тут собаки. Это, наверное…
Тут одна из собак подняла лобастую голову и коротко рявкнула. Течением нас поднесло уже достаточно близко, и мы смогли рассмотреть животных.
Медведь побольше, медведь поменьше и один совсем маленький, уткнув морды в воду, высматривали что-то в реке.
Когда самый большой из медведей бросился в воду и поплыл к нам, мы решили, что дело наше плохо. К счастью, это была только демонстрация силы — что-то прорычав напоследок, хозяин леса развернулся и вскоре уже отряхивался на берегу.
Через несколько минут вся сцена скрылась за поворотом.
Впоследствии мы еще не раз видели медведей на берегу. Парами, поодиночке или целыми семьями, они долго провожали взглядами наш плот.
После первой встречи с настоящими медведями мы побоялись ночевать на берегу. Слишком свежи еще были в памяти впечатления ночевки у озера. Чтобы снова всю ночь простоять, прижимаясь к костру? Ну уж нет!
На наше счастье, нам попался остров посреди реки. Поросший редкими лиственницами небольшой холм торчал прямо по курсу.
— Правь к тому острову! — скомандовала я.
— Есть к острову!
Через несколько минут мы уже стояли на суше.
Нужно было позаботиться об ужине. Мы попытались набить рыбы уже привычным способом — острогой, но то ли она у острова не водилась вообще, то ли мы плохо искали, но ни в одной яме мы рыбы не нашли.
— Слушай, после такого денька не сожрать чего-нибудь — просто преступление. У меня уже в глазах темнеет от голода, — пожаловалась Катька.
— Это у тебя от темноты в глазах темнеет. И вообще, сколько можно говорить о еде?!
И в самом деле, все наши разговоры в последнее время крутились вокруг разных гастрономических штучек. Мы вспоминали все вкусные блюда, которые нам доводилось попробовать в жизни.
Но сейчас я мечтала о самом обыкновенном гамбургере. К сожалению, от ближайшего из них меня отделяли несколько сот километров. Приходилось рассчитывать только на подножный корм.
Мы облазили весь остров в поисках ягод или птичьих яиц — ничего. Несколько пустых вороньих гнезд и совершенно несъедобные на вид плоды какого-то вьющегося растения — вот все, что нам попалось.
Над рекой быстро сгущались сумерки. Мы развели костер и молча сидели у огня. Говорить ни о чем не хотелось. Вдруг Катька спросила:
— Слушай, а какая у тебя самая большая мечта?
— Это у меня-то? — Я задумалась. — Пожалуй, вот какая: лежать на теплом песке, загорать и пить пиво. Обязательно темное. И чтобы никаких медведей вокруг.
Мы помолчали.
— А знаешь что, — продолжила я, — не люблю загадывать, но если мы когда-нибудь отсюда выберемся и если я разделаюсь с этим твоим Хамбургом — поехали со мной, а?
— Это в твою-то глушь?
— Какая же у меня глушь? — обиделась я. — Глушь — это сейчас вокруг. А я тебя приглашаю на Волгу. Между прочим, великая русская река.
— Хватит с меня рек, мне бы с этой реки убраться… — тоскливо протянула Катька.
Но я не отставала:
— Нет, а что? Поехали в самом деле, а? У меня директор базы отдыха знакомый, бывший мой клиент. Он нам такой отдых обеспечит, закачаешься!
Но тут Катька неожиданно выпрямилась и уставилась в темноту. Неужели опять?.. Но откуда тут взяться ночным любителям бродить у костров, ведь мы облазили весь остров и даже следа не видели никакого животного!
Но сопящие в темноте гости просто преследовали нас. Теперь и я услышала, что в журчание речных струй вплетается какой-то новый звук — не то фырканье, не то чиханье. Кто-то плыл по реке, и он приближался к нам!
— Второй раз я такого ужаса не вынесу, — прошептала Катька. — Опять будет шуршать в темноте, а может, в этот раз решит напасть!
— Спокойно. Это наверняка какой-нибудь бобер. Плывет себе в норку, никому зла не желает…
Я пыталась успокоить Катьку, но сама не могла забыть, как днем за нами плыл медведь. Я прекрасно знаю, что медведи ловко лазают по деревьям. Но когда плеск и фырканье приблизились и в темноте где-то совсем рядом с нами под чьими-то тяжелыми шагами заскрипела галька, я первая не выдержала напряжения и молча рванула к ближайшему дереву.
Не помню, как я очутилась на самой макушке. Немного ниже меня по стволу сидела Катька.
— Ты зачем на мое дерево залезла? — спросила я ее шепотом.
— Никакое оно не твое. Я первая к нему побежала, просто ты быстрее бегаешь.
— Нужно было на разные деревья лезть. Так бы он, может быть, кого-то одного съел, а другого оставил…
— Кто ОН?
— Как кто, медведь, конечно.
— Никого он не съест, — заявила вдруг храбрая Катька, — я его острогой спихну.
И она показала мне наше рыболовное копье. Каким чудом она смогла вскарабкаться на дерево вместе с ним?!
Тем временем внизу хрустнула ветка. Ночной гость, кто бы он ни был, входил в круг света от костра. Я рассмотрела его внимательнее и чуть с ветки не упала. К нам в темноте через всю реку приплыл теленок!
Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что это все-таки не совсем теленок. Когда мы осторожно спустились чуть ниже, то разглядели, что под нашим деревом стоит молодой лось. Скорее даже — лосенок. Лосей раньше мы обе видели только в книжках, но тут ошибиться было нельзя: горбатая морда и длинные нескладные ноги не могли принадлежать никакому другому животному.
Лосенок стоял почти под самым деревом и беспокойно прядал ушами. Дышал он тяжело, словно переплыл не половину таежной реки, а как минимум Каспийское море.
Катька молча протянула мне наверх нашу острогу. Пока я решала сложный этический вопрос — гуманно или не гуманно убивать беззащитное животное, которое вдобавок само к нам пришло, — Провидение решило все за меня.
Лосенок подо мной вдруг захрипел, закачался и тяжело рухнул на бок. Когда мы спустились с дерева, он уже не дышал.
— Слушай, давай его не будем трогать. Вдруг он больной?
Но голод оказался сильнее рассудка. Я взяла из костра самую большую горящую палку и подошла к лежащему животному. На боку у лосенка обнаружилась большая рваная рана. Человек с такой дырой в боку не прошел бы и пяти шагов.
— Кто это его так?
— Волки, наверное.
— Так он все-таки к нам плыл?
— Ну да, выходит, так. Они его загнали, а он в реку прыгнул и уплыл. Может, это его остров, а может, инстинкт подсказал искать спасения у человека.
— Хорошо, что на берегу не заночевали. А что мы теперь будем делать?
— Как что? Жарить и есть, — кровожадно ответила я.
Но вид мертвого животного, честно говоря, особого аппетита у меня не вызывал. Кроме того, я вдруг поняла, что не знаю, как их разделывают.
— Кать, а ты умеешь лосей разделывать? Хотя да, глупый вопрос. Кажется, их сначала как-то нужно свежевать. Но вот как?
Перед нами лежала целая гора мяса. Каких-то тридцать-сорок минут назад мы о таком не смели и мечтать. Но мы не знали, с какой стороны к нему подступиться!
Однако сомнениями мы мучились недолго. Воспоминание о вкусе и запахе жареного мяса заставило нас действовать. То есть не нас, а меня, разумеется, — эта королева наотрез отказалась прикасаться к «трупу». Именно так и сказала, честное слово!
Но тем не менее это не помешало ей некоторое время спустя с аппетитом уплетать этот самый труп, нарезанный на кусочки и обжаренный на ивовых прутьях. Да и я от нее не отставала. Даже отсутствие соли не смогло испортить нам пир. По молчаливому уговору в сторону туши мы обе старались не смотреть. Наелись мы так, что животы трещали.
Наутро мы устроили завтрак, такой же сытный, что и ужин накануне вечером. Потом мы взяли с собой столько мяса, сколько, по нашему мнению, могли съесть, прежде чем оно испортилось бы, и отчалили от острова.
Довольно долго наше плавание представляло собой сплошное удовольствие. Мы сидели на плоту и любовались проплывающими мимо видами. Относительно спокойное течение само несло нас к людям.
Мы старались держаться ближе к берегу. Услышав впереди характерный рев воды, бросали плот и шли по суше. Через несколько километров наше судно обязательно оказывалось прибитым к берегу, и, после небольшого ремонта, мы плыли до следующих порогов.
Но все когда-нибудь кончается. Закончилась и наша лафа.
Когда мы вновь услышали знакомый низкий рев, берега, вдоль которых мы плыли, уже превратились из поросших лесом пологих холмов в крутые скалы, подступавшие к самой воде. Приближаться к ним было опасно — река там билась об огромные валуны.
Оставалось только держаться середины, уповая на лучшее. Что мы и делали. Авось проскочим.
Мы не проскочили.
Плот пролетел мимо двух гигантских глыб, торчащих на самой середине реки, протиснулся между двух других и, набрав приличную скорость, со всего маху въехал в какую-то скалу. Мы очутились посреди ревущего потока.
Я сразу же потеряла Катьку из виду. Не знаю, как я умудрилась не выпустить из рук свой драгоценный кейс. Меня било о камни, я почти захлебнулась и уже теряла сознание, когда ногами нащупала дно.
Скользкие камни на дне вели себя, как живые и очень злобные существа. Они норовили выскочить из-под ноги или зажать ее в смертельные тиски.
Но течение само подталкивало меня к берегу. Вскоре меня уже не смывало волной всякий раз, как я пыталась встать. Подняв голову, я обнаружила, что берег совсем рядом. Прижимая к себе «дипломат», я кое-как поднялась на ноги и поплелась к нему.
Колени были разбиты в кровь, все тело ломило так, что шагу нельзя было ступить. Я чувствовала себя куском мяса, пропущенным через мясорубку. Едва выбравшись на берег, я рухнула на камни и отключилась.
Когда я пришла в себя, Катька сидела рядом и ревела как белуга.
— Ты что это вдруг?
— Живая! Ура!
— Я и не собиралась умирать. Где мы?
— Как где? На берегу.
Я поднялась и огляделась вокруг. Мы сидели на узкой полоске песка. К самой реке подступали деревья, а за спиной широко разливалась спокойная гладь воды. Вот только плыть нам по ней было не на чем.
И мы пошли.
Немного углубившись в лес, мы вышли на узкую, почти незаметную тропу в густом кустарнике. Тропой я называю ее просто по сравнению с остальной местностью — просто кусты пореже и трава пониже. Какое-то время она шла вдоль реки, и мы двигались по ней. Потом она свернула в сторону и пропала, и нам пришлось продираться по самому бурелому.
От реки мы отходить не хотели — между крон были видны тучи, затянувшие небо. Направление на север определить было невозможно. Река оставалась нашим единственным ориентиром.
Я теперь плелась сзади, а Катька выбирала дорогу. Она и заметила снова тропу.
Вдруг шум реки, который постоянно доносился справа от нас, исчез. Тропа завела нас в какие-то дебри и опять пропала.
— Не хочу тебя пугать, но, по-моему, мы заблудились.
— Ну, все. Где, по-твоему, сейчас река?
— Может быть, там, — я показала рукой назад. — А ты давно ее не слышишь?
— Не знаю.
На самом деле река могла быть где угодно. Мы бросились искать свою тропу, но найти ее не смогли. Это и спасло нам жизнь.
Мы уже десять минут, не разбирая дороги, неслись вперед, когда вдруг выскочили на предательскую тропу.
— Смотри, что это?
— По-моему, это ружье.
Это действительно было ружье. Старая одностволка с расколотым прикладом, закрепленная в развилке дерева на уровне моей груди. Направлена она была вдоль тропы, по которой мы могли бы сейчас идти. Мы заметили натянутую поперек тропы леску. Стоило задеть ее ногой, и заряд картечи навсегда прервал бы наше путешествие.
— Это какой же козел…
— Это не козел. Это охотник. Поставил самострел, лось идет — бах! — и нет лося. А охотник придет потом, ружьишко снова зарядит, лося на плечо, и привет. До следующего раза.
— А если я иду, меня тоже — бах! — и нет, так, что ли? — В голосе Катьки звучала неподдельная обида на человеческую подлость.
— Ну а ты как думала? Мы по звериной тропе идем, не по тротуару. А вот ружьишко мы, пожалуй, заберем. На случай всяких неожиданностей. — С оружием в руках я почувствовала себя намного лучше.
Неожиданность случилась на другой день, когда мы уже вышли к реке и двигались по самому краю высокого обрыва. Я с ружьем на плече опять шагала впереди, а Катька тащилась за мной с чемоданчиком. Далеко внизу билась между камней вода.
Трава на обрыве доходила мне до пояса, может быть, поэтому я его и увидела так поздно. Я начала что-то рассказывать подруге, когда навстречу мне из травы вдруг поднялся огромный бурый медведь. Он, видимо, тоже не ожидал такой встречи. Скорее испуганно, чем злобно медведь рявкнул мне прямо в лицо. Я стояла к нему так близко, что ощутила запах тухлой рыбы у него из пасти.
От неожиданности я совершила ошибку — отскочив назад, я прямо от бедра, не целясь, выстрелила. Медведь вздрогнул. Я прямо почувствовала, как картечь тугим горячим комом ударила его в грудь.
Отдачей меня сбило с ног, и я опрокинулась на спину. Раненый зверь поднялся на задние лапы и свирепо заревел.
В следующие секунды оказавшийся рядом со мной медведь замахнулся страшной когтистой лапой, но тут подо мной обвалился склон.
Я почувствовала, что лечу вниз головой. Меня обдало волной отвратительного запаха, и в сантиметре от меня пронеслась тяжелая темная туша. Не знаю, что стало с медведем там, на прибрежных камнях. Когда он до них долетел, я висела на краю обрыва, уцепившись за какие-то корни, и молилась, чтобы они не оборвались. У меня еще стоял в ушах Катькин визг, а может быть, она и не прекращала визжать с того момента, как увидела медведя.
Я громко чихнула, корни в моих руках подались.
За шиворот мне полилась струйка песка, и голос совсем рядом осторожно спросил:
— Ты как?
— Превосходно. Лучше не бывает. Ладно, перестань посыпать меня песком и подай какую-нибудь палку.
Когда я оказалась стоящей наверху рядом с Катькой, волосы у меня на голове все еще шевелились. Колени дрожали, и только теперь я поняла, что чудом избежала смертельной опасности.
После этого случая мы без всяких приключений дошли до места, где наш склон плавно спустился к самой воде. Мы спустились по нему и остаток пути спокойно прошли по ровному песочку.
Мы шли и беседовали, когда, обогнув какую-то скалу, увидели призрак. На камнях у самого берега стоял мужик в яркой ветровке и забрасывал удочку.
До привидения было шагов тридцать, но нас оно не слышало из-за шума реки.
— Ты тоже видишь? — спокойно спросила я Катьку.
Но она среагировала на увиденное как-то странно. Выкрикивая что-то нечленораздельное, она бросилась к рыбаку, словно боялась, что видение исчезнет.
Ничего не случилось. Мужик отложил удочку и спокойно ждал нашего приближения. Пока Катька махала перед ним руками, он достал сигареты и закурил. Этот жест убедил и меня, что я не брежу. Наш великий поход подошел к концу.
За поворотом реки на высоком мысу стояла настоящая деревенская изба. С огородом, коровником и привязанной к плетню лошадью. Правда, вокруг была все та же дикая природа, но это были уже мелочи.
Хозяин хутора Семеныч (рыбак оказался его племянником из города) встретил нас без особых эмоций. Словно к нему каждый день выходят из тайги оборванные и голодные женщины.
После бани, топленого молока, горячей картошки, пирогов с рыбой и еще целой горы разной еды мы впали в такое оцепенение, что дорога на лодке до города Абазы сливается у меня в памяти в сплошное серое пятно.
В Абазе нас впихнули в поезд, и через некоторое время мы очнулись уже в Абакане. Единственное осмысленное действие, которое мы совершили в этом городе (не считая покупки билетов, разумеется), — нашли приличный магазин и приоделись. Катьке мы купили пару мягких теннисных тапочек. Другую обувь с ее ногой носить было нельзя. Она хотела выкинуть свой бушлат, за время пути пришедший в полную негодность, но я не дала. «На память себе оставлю, — объяснила я ей. — Повешу на стену и буду вспоминать наше с тобой путешествие». Подруга только пожала плечами.
Всю долгую дорогу до Москвы мы только спали и ели. В коротких промежутках между этими занятиями я перебирала варианты своей мести Хамбургу и компании.
Мы вышли в столице, уже совершенно пришедшие в себя и физически, и морально.
Наконец-то инициатива перешла в мои руки, и я не собиралась ее упускать.
