Глава 5
Дверь квартиры номер 6 на Пролетарской, 25 мне открыл весьма плотный мужчина неопределенного возраста. С одной стороны, лицо его выглядело достаточно молодо — то есть никак не больше тридцати, а с другой — волосы его были почти совершенно седы. Во всем его облике, в лице явственно присутствовали мужские черты с некоторым восточным налетом. В принципе, если не обращать внимания на несколькодневную небритость, можно даже было сказать, что хозяин квартиры был по-своему симпатичен.
Нервно задергав глазами и почему-то заглянув мне за спину, чуть заикаясь, он спросил сиплым голосом:
— Чем обязан?
— Вы Илья Кумарцев?
— Ну, я… И что тебе?
— А я к вам по делу. Меня Таня зовут, — простодушно сказала я.
— И это хорошо. Заходи.
И Кумарцев посторонился, пропуская меня в глубь квартиры. В нос мне ударил какой-то спертый запах. Я чуть поморщилась, но тут же переборола себя: в конце концов, я не отдыхать сюда пришла.
Вскоре выяснилось, что квартира двухкомнатная и что внутри ее царит самый что ни на есть бардак. По углам были разбросаны какие-то железяки, судя по всему, бывшие важные части лодочных моторов вперемежку со всякими водопроводными атрибутами. На диванах и тумбочках лежало грязное тряпье. Пристально его осматривая, можно было сделать вывод, что оно когда-то называлось простынями и пододеяльниками, а может быть, даже и наволочками.
— Лучше всего на кухню! — Кумарцев сделал приглашающий жест.
На кухне с точки зрения санитарно-гигиенических норм обстановка была не лучше, и, несмотря на светлое время суток, необыкновенную активность развивала обширная популяция тараканов. Пробегая по столу бодрой трусцой, они деловито обследовали содержимое давно не мытых тарелок.
Кумарцев небрежным мановением руки освободил небольшое пространство на столе, заставленном всякой всячиной, отчего несколько чашек неожиданно упало на пол. Он не обратил на это никакого внимания и гостеприимным жестом предложил мне табуретку. Короче говоря, мужчина оказался в своем роде даже шикарным.
С некоторой опаской я села на табурет, а Кумарцев примостился на углу стола напротив меня.
— Я, собственно говоря, подруга Ирины Лейкиной, — начала я. — Пробыв некоторое время в командировке, я вернулась, и мне сказали, что она умерла… И я вспомнила, что она мне как-то про вас рассказывала, вот и пришла.
Кумарцев часто-часто заморгал глазами, повернул голову куда-то вбок и философски изрек:
— Кайф дал, кайф взял… Словом, круговорот кайфа в природе. Кому какая стрелка выпадет…
— Вы с ней общались последнее время? Расскажите, как она жила, — попросила я.
Кумарцев достал из кармана рубашки «Приму» и закурил.
— Давай на «ты», что ли? — небрежным тоном бросил он. — А то как-то не по-людски получается.
— Давай, — согласилась я, махнув рукой.
— Скажи, а что тебя интересует? — Кумарцев неожиданно задержал на мне взгляд, и я почувствовала, что он меня буквально раздевает.
Собственно говоря, особой фантазией обладать было не надо, поскольку одета я была в короткую юбочку и просвечивающую блузку.
И только было открыла рот, чтобы задать конкретный вопрос, как хозяин квартиры оттолкнулся от стола, присел на корточки, придвинулся ко мне поближе и положил ладонь на мое колено.
— У нас жизнь сейчас такая, что нельзя ничем интересоваться, — пристально глядя мне в глаза, заметил он. — Лучше забыться в нирване. Ты знаешь, что сознание человека имеет известный предел? — его рука пошла от колена вверх.
Я отодвинула ногу, давая понять, что массаж не входит в мои планы.
— Хорошо, — сказал Кумарцев, сглотнув слюну и давя бычок об пол. — Тогда сначала прочитаю лекцию. Короче говоря, если сознание имеет предел, а выйти за него очень хочется, нужно его изменять. Я про сознание… То есть выходить нужно в бессознательное. Хочешь, в личное, хочешь, в коллективное… На Востоке обычно этого достигают в процессе медитации. Тогда появляются видения, галлюцинации и прочая подобная ерунда. Ну, то есть — по стене ползет утюг, ты не бойся, это глюк! — Он засмеялся, обнажив крупные желтые зубы.
— Ты про глюки подожди! — решительно прервала его я. — Я тебя про Иринку просила рассказать.
— Расскажу, расскажу, всему свое время! — успокоил меня Кумарцев. — Мне стимул нужен… Ведь мы, простые смертные, вынуждены обращаться к естественным или искусственным стимуляторам для изменения своего маленького сознания! Вот, например, марихуана, — он кивнул в сторону маленького пузырька из-под какого-то лекарства, — оч-чень интересная штука. Важно, кстати, какую траву ты куришь. На хи-хи после косяка может пробить любая ерунда, в любом огороде может вырасти. Я же люблю философскую травку, чтобы изменение сознания было не поверхностным, а глубоким.
— Это как? — машинально спросила я.
Я неожиданно почувствовала, что попадаю под некий гипноз этого странного человека и уже не контролирую ход беседы.
— А это чтобы обострялось внимание к деталям, чтобы краски мира расцвечивались по-новому, чтобы те вещи, которые ты знал много лет, вдруг представали перед тобой в новом качестве. Например, люблю смотреть на узоры ковров, наблюдать за светом, исходящим от простой лампочки сквозь плафон. Знаешь, какой кайф, когда таращишься на шкаф, например, а потом, хрясь, свертываешь его в трубочку и засовываешь в унитаз!
Глаза Кумарцева округлились, и он стал похож на сумасшедшего.
— И еще… — он снова придвинулся ко мне. — Секс под анашой имеет массу прелестей. Острые чувства слегка приглушены, ты не оголтело стремишься к оргазму, как в обычном состоянии скотского совокупления, а наслаждаешься самим процессом. Это как медитация.
Кумарцев уже более решительно запустил свою пятерню ко мне под юбку и, заглянув в глаза, произнес:
— А давай попробуем, прямо сейчас…
Я решительно убрала его руки от своих трусиков, заложила ногу на ногу и твердо сказала:
— Я к тебе не за этим пришла.
— Какая разница! — улыбнулся Кумарцев. — Зачем все планировать?! Я ведь тоже не знал, что ты придешь. Лучше, когда все происходит спонтанно, когда ты не знаешь, что будет в следующий момент. А если все заранее известно, это тупо и неинтересно. Это продукт американской массовой культуры. Я же живу по восточному принципу. Мгновенное озарение и моментальное решение…
— Слушай, мне в значительной степени по барабану, как ты живешь! — я уже начала раздражаться. — Как тебе не стыдно! Твоя подруга умерла, а ты всякую чушь здесь лепишь! Давай рассказывай, как Иринка на такое сподобилась, а уж потом, может быть, я и выслушаю тебя насчет твоих восточных принципов. Баш на баш, принцип дружеского бартера у нас получится.
Кумарцев задумался.
— А что тебе эта Ирина? Малоинтересная особа, меркантильно ориентированная личность… Никакой духовной прослойки, только жировая. Особенно на заднице. Ну, может, еще на спине немного…
Я нахмурилась и едва сдержалась, чтобы не врезать ему по физиономии. Все-таки Ирина, хоть я и наслушалась в последнее время про нее разных нелестных отзывов, была моей подругой.
— Ты хорошо ее знал, надо понимать?
— Да так, пару раз, — лениво сказал Кумарцев. — И то мне не очень понравилось. У меня своя подруга есть, она более насыщенная личность: и в духовном, и в гормональном плане. А у твоей Ирины была ярко выраженная аноргазмия. Она кончала только на кошелек. А вот ты, я чувствую, совсем другая… Я это чув-ству-ю, поняла?
— Поняла… Ты скажи, Ирина сильно любила своего приятеля, забыла, как его имя… — я пощелкала костяшками пальцев.
— А у нее этих приятелей было, как в этой квартире грязи, — сказал Кумарцев. — Почему-то очень много мужиков развелось с деньгами.
— Он вроде как директор бара…
— Ну, вот, вот… Мужчина экономического типа, тьфу! — Кумарцев сплюнул. — Только кошелек в обмен на опорожнение предстательной железы… Никаких сокровищ души, никакой тайны, полное духовное обнищание. Буквально по Достоевскому — преступление и наказание. Впрочем, так оно и вышло, потому что бог — он не фраер!
— Ты можешь без отступлений, а? — не выдержала я.
— Не-а, не могу, — Кумарцев насмешливо на меня посмотрел.
Рот его приоткрылся, он улыбнулся и снова полез ко мне приставать.
— Ты зря так кочевряжишься, Танька, — сказал он, заходя сзади и обнимая меня за плечи. — Ирина уже в лучшем мире, сама туда захотела нанести визит. Что без толку слезы-то лить! Жизнь человеческая коротка, в ней так много событий разных и интересных, так что надо бы поспешать, пока она окончательно не укоротилась…
— Ну, если вести такую жизнь, как ты, то действительно надо спешить… А то изменение сознания обычно ведет за собой изменения со здоровьем, а это — прямая дорога за город, то бишь на кладбище.
Кумарцев улыбнулся.
— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет — старая такая хохмочка… — проговорил он.
— Старая, но справедливая.
— Вот именно. Помрем-то все так или иначе, а живем по-разному.
Кумарцев засмеялся и расстегнул верхнюю пуговицу на моей блузке.
— На самом деле человек слишком усложняет жизнь, — прокомментировал он свои действия. — А существует всего два основополагающих наслаждения, ради которого человек и живет. Первое — это еда, второе — это секс. Все очень просто. Остальное есть лишь хлипкая надстройка над инстинктивным базисом.
— Стоп, стоп, — остановила я его, когда он полез ко мне под лифчик. — Меня сейчас как раз интересует надстройка. Потому что, во-первых, я плотно позавтракала, а во-вторых, сегодня слишком жарко, чтобы предаваться второму наслаждению.
— А мы сейчас вентилятор включим, радость моя, пивка холодненького попьем, если ты уж так строго против травки настроена, — оптимистическим тоном успокоил меня Кумарцев, — и все у нас получится ей-ей-о’кей!
— Нет, ты лучше про Ирину расскажи. Про Надю, если знаешь такую…
— Я много чего знаю, — вдруг серьезно сказал Кумарцев и, оставив мое тело в покое, снова уселся напротив меня. — Вполне серьезно. Ты что, копаешь что-то, да?
Его глаза задергались пуще прежнего, но смотрели на меня вполне ясно и здравомысляще.
— Ну а если копаю, тогда что? — как можно более простодушно спросила я.
— Тогда у нас отношения из романтических превращаются в товарно-денежные, — отчеканил он. — И я полностью в тебе разочаровываюсь.
— Такова жизнь, — философски отозвалась я. — Полна очарований и, увы, разочарований. Только кошелек в обмен на опорожнение мозговых извилин, — съязвила я, перефразировав его же выражение. — Однако не пойму, чего ты знаешь и что я тебе должна, чтобы знать то же самое? Только не нужно опять про спонтанность.
— Я же сказал, знаю много. Очень даже. Про Ирину твою, хахаля ее, некоего Пилюнина, про еще одного ее хахаля, некоего Колю. Еще там кое про кого. Ты, я вижу, баба-то не дура… Я сразу понял, что там чего-то не то, — Кумарцев погрозил мне пальцем. — Только сразу предупреждаю, если потом на меня стрелы переведешь, я буду очень недоволен. А когда я недоволен, это обычно плохо кончается… Понятно?
— Отчего нет?
— Ну и прекрасно… Единственно, что плохо, это то, что моя Наташка куда-то запропастилась. Уже, считай, больше недели носа не кажет. Она лучше, чем я, знала о ней, и все ее амурные там и прочие дела…
— Кто такая Наташка?
— Подруга дней моих суровых и не очень… Интересная личность, художница хипповского розлива.
— Куда же она запропастилась?
— А не знаю, — Кумарцев отвернулся. — Творческие люди очень непредсказуемы в своих поведенческих реакциях… А ты сама вообще-то кто и откуда? — он вдруг посмотрел на меня недоверчиво и почти злобно.
— Сказала же, я подруга Ирины.
— Что-то я тебя никогда не видел рядом с ней. — Кумарцев очень подозрительно на меня посмотрел.
— Мы не очень часто виделись, с тех пор как институт закончили. Я хотела встретиться с ней и не успела. Да я тебе уже все это говорила…
— Бывает… — Кумарцев снова сглотнул слюну и полез в холодильник за пивом. — Жалко, конечно, ее… Только она, по-моему, сама виновата.
— Почему?
— Потому что если бы не связалась с этими друзьями, Колькой Гурченко и Гошей Пилюниным, то все было бы нормально.
— А что это за компания и чем она плоха?
— Э, вот тут мы с тобой дружить просто так не будем. Ты хоть и хорошая девочка, а просто так — нет! — Кумарцев поводил у меня под носом пальцем. — Если хочешь, давай без трусиков подружимся или на какой другой основе. Сама вынуждаешь к сволочной меркантильности.
— Ладно, — махнула я рукой. — Без трусиков дружить сейчас жарко, а под вентилятором я не люблю.
— Можно ночи дождаться… Наташки все равно нет, резина у меня в порядке, резиденция тоже… Для тебя, наверное, это лучше всего, потому что еще и удовольствие получишь. У тебя же нет аноргазмии?
— Это смотря с кем… Смотря как… Смотря где…
— Ну, у меня здесь и фригидный мясо-молочный скот подпрыгивал на кровати, — хохотнул Кумарцев. — У меня волшебная палочка-выручалочка имеется. Знаешь, большая такая… Феминизм отменно лечится. Пять сеансов — и дури в башке как не бывало… Она вся переходит на метр ниже. Или на метр десять, — покосился он на меня оценивающе.
— Я, наверное, пять сеансов не выдержу, — честно сказала я.
— Ну, можно просто ночку провести… Я чувствую, что ты очень романтично будешь смотреться на фоне ночного июньского неба.
«Зато, наверное, ты не очень», — подумала я, но вслух говорить не стала.
— Нет, у меня сегодня вечер занят.
Кумарцев, прикончив бутылку пива, крякнул и снова закурил «Приму». Сделав пару затяжек, он слегка усмехнулся в мою сторону:
— Я сегодня добрый, вот пивка принял, и мир стал чуть более приветливым. Поэтому не буду на тебя обижаться. Но уж если такой категоричный отказ, то, не обессудь, давай плати за информацию, как это принято в развитых цивилизованных странах. Согласен на любую валюту, кроме белорусских «зайчиков» и югославских динаров.
— У меня самая надежная валюта, — усмехнулась я в ответ.
— Баксы, что ли? — удивленно поднял брови Кумарцев.
— Угу. Полтинник тебе хватит?
— Полтинник? — хозяин квартиры сделал такое лицо, будто его только что обозвали нехорошим словом. — Да ты что, таких цен-то давно нет! На эти деньги кайфа нормального не получишь ни за что! Сто пятьдесят — это минимум.
— Но я должна знать, за что плачу…
— Татьяна! — Кумарцев неожиданно сделал изящный жест рукой, подражая французским шевалье, которых он, видимо, насмотрелся в отечественном кинематографе. — Если вы успели заметить, я человек интеллигентный, культурный и образованный. Пусть немного и задержавшийся по объективным причинам на дне общества. Не стану вас обманывать. Если вы что-то под кого-то копаете, то это будет вам полезно. Кроме того, если вы из милиции, то не станете платить мне таких денег. А с ментами я иметь дел не хочу. Вам все ясно?
— Не бойся, я не из милиции.
— В таком случае давай сто пятьдесят, а потом, может быть, и сама захочешь, — он снова подскочил ко мне и ласково провел рукой по ноге. — Какая ножка! С ума сойти можно! — он поцокал языком.
— Слушай, а я чего-то не пойму, — сморщила я лоб. — Ты что такой озабоченный-то? У наркоманов обычно ведь проблемы с этим делом.
— Я не наркоман, — обиделся Кумарцев. — Я более сложный индивидуум. Я нарконимфоман. Причем последнему почему-то отдаю предпочтение. Хотя и с первым дружу нежно и ласково.
Я улыбнулась. С таким типом я встречалась впервые, и после часового общения, несмотря на его назойливые приставания, я почувствовала к нему некую симпатию. И даже начала подумывать, а не посмотреть ли, может быть, и на его палочку-выручалочку? Вдруг действительно обнаружится нечто сказочное?
Я еще раз оглядела обстановку в квартире. Драный диван, заляпанный стол, несвежая рубашка хозяина…
Нет, к сожалению, не вызывает данный антураж у меня никаких сказочных ассоциаций. Придется ограничиться зелеными бумажками. Да и то, кстати говоря, непонятно пока, какими такими знаниями обладает мой собеседник, чтобы я за них платила.
— Ну что, порешили, что ли? — вывел Кумарцев меня из раздумий.
— Вроде как, — отозвалась я и потянулась рукой за сумочкой.
Открыв ее, я уже собиралась было полезть за бумажником, как вспомнила, что все наличные доллары я недавно аккуратно сложила в одном укромном месте у себя дома.
— Что такое?
— Одна неувязочка, — вздохнула я. — Деньги-то дома… Придется ехать.
Кумарцев вздохнул более тяжело, чем я, и отвел глаза. Потом он недоверчиво прищурился:
— Только кидать меня не надо. Мы тоже кое в чем ученые…
— Никто тебя кидать не собирается. В течение часа привезу деньги. Все ясно и понятно, без экивоков.
— Ну раз так, то я жду.
Подхватив сумочку, я направилась к выходу и, уже открывая дверь, сказала:
— Только учти, если информация мне не понравится, я тебе не заплачу.
— Понравится! — Веки Кумарцева снова задергались, и он изобразил на своем лице улыбку. — И информация тебе понравится, и еще кое-что…
Пропустив последние его слова мимо ушей, я заторопилась домой. Дорога туда и обратно заняла у меня где-то больше часа. Дома я была всего минут пять — этого мне хватило, чтобы забрать доллары.
По дороге к Кумарцеву я попала в пробку и потеряла минут двадцать, отчего начала нервничать. Эта нервозность была не вполне объяснимой, скорее интуитивной. Я решила на всякий случай бросить кости.
9+23+27.
Ну так и есть. Что-то не так в подлунном мире. Иначе чем объяснить, что мне грозят «козни злых и фальшивых друзей»?
Интересно бы только знать, во-первых, их имена, а во-вторых — время, когда козни последуют.
В растрепанных чувствах я поднялась на второй этаж дома на Пролетарской и нажала на кнопку звонка. Ответа не последовало. Внутрь меня снова начала заползать тревога. На сей раз она уже была гораздо отчетливей и понятней.
Через мгновение я поняла ее причины. Дверь в квартиру Кумарцева была приоткрыта. С замиранием сердца я подошла и толкнула ее.
Она отворилась с противным скрипом, который раскрасил мои нехорошие предчувствия новыми красками. Я прошла через темную прихожую, едва не свалив какую-то старую утварь, и заглянула на кухню.
Мне хватило одного мгновения, чтобы понять, что здесь произошло. Кумарцев лежал на спине в луже крови, сжимая мертвой рукой ножку стула. Глаза его были открыты, один глаз в момент смерти, видимо, дергался в тике и был от этого прищурен. Этот нюанс придавал зрелищу элемент какой-то ненатуральности.
Однако смерть явно была налицо. На виске Кумарцева зияла рана, пистолет, из которого был совершен выстрел, валялся рядом.
Бегло осмотрев место происшествия, я заглянула в соседние комнаты. Квартира была пуста. Я уже собиралась было воспользоваться случаем и совершить здесь некое подобие обыска, как вспомнила о предостережении высших сил, которые сулили козни злых и фальшивых друзей.
Еще раз зайдя на кухню, я бросила взгляд на пистолет. Обычный «ТТ»… Значит, выстрел был хорошо слышен в доме, и не исключено, что сюда уже едет милиция. Встречаться с милицией при подобных обстоятельствах мне не хотелось. Разумеется, в конечном итоге я выкручусь, но терять время всегда неприятно.
«Боже мой! — мысль поразила меня в самое сердце. — Это же тот самый пистолет, который я нашла в квартире Лейкиной и потом отнесла к себе домой!»
Я склонилась над телом убитого и более внимательно всмотрелась в пистолет. Точно! На нем такая же царапина на рукоятке, как и на том пистолете, что я нашла в буфетном ящике в квартире Клавдии Ивановны. Я еще тогда отметила эту примету.
Черт меня дернул отнести его домой! Нужно было оставить его в милиции и сдать майору Ушакову как вещественное доказательство. А сейчас… На нем же мои отпечатки пальцев наверняка!
Собравшись с духом, преодолевая неожиданно возникшую слабость во всем теле, я нагнулась, взяла пистолет и засунула его к себе в сумочку.
Из окна, закрытого летней сеткой от комаров, послышался звук тормозов подъезжающих машин. Причем нескольких… Я не стала даже выглядывать в окно, я уже знала, что это милиция. Лихо тормозить наши менты умеют.
Что ж, совершенно необходимо отсюда сматываться, причем как можно быстрее. Интересно, кто их вызвал? Может быть, этот человек сейчас как раз стоит за дверью, там, на площадке. Я бросилась к выходу и резко открыла ее. А снизу уже раздавался топот милицейских ботинок.
Недолго думая я двумя прыжками преодолела расстояние в половину лестничного пролета и оказалась на верхней площадке. Затем сняла босоножки, чтобы не привлекать слух ментов цоканьем, и побежала дальше.
Менты тем временем, видимо, уже вошли в квартиру и занялись осмотром места происшествия. Если оперативники не поленятся, они не преминут осмотреть весь подъезд. Стало быть, я почти в ловушке.
Эти мысли пробежали у меня в голове за то время, пока я не достигла седьмого этажа. Сверху послышался звук открываемой двери. Я инстинктивно остановилась.
Продолжать путь наверх было абсолютно бессмысленным. Однако, пережив шок в квартире Кумарцева — все-таки человека убили, с которым я разговаривала всего полтора часа назад, причем из пистолета, который, как я думала, находится у меня дома! — я осознала это только сейчас.
Необходимо было срочно избавляться от пистолета к чертовой матери и двигать отсюда как можно скорее и как можно дальше.
Слава богу! Это был дом с работающим мусоропроводом. Я вынула из кармана платок, стерла с пистолета все отпечатки пальцев, которые там были, и дернула грязную вонючую ручку мусоропровода на себя. Слава богу! Он был почти полностью завален всяческим дерьмом, и пистолет не ухнул вниз с ужасающим грохотом, а просто спокойненько лег на кучу мусора.
Я надела босоножки, перевела дух и спустилась на этаж ниже. Немного подумав, наугад нажала на одну из кнопок звонков. Мне ответила тишина. Я еще раз нажала на ту же кнопку и чуть подождала. В квартире явно никого не было.
Я облегченно вздохнула, запомнила номер квартиры и вызвала лифт. Через минуту с независимым видом я выходила из кабины лифта на первом этаже.
— Минуточку, девушка, — вежливо остановил меня лейтенант милиции, появившийся откуда-то слева.
— В чем дело? Что случилось? — разыграла я неподдельное удивление.
— Вы здесь живете? В этом подъезде?
— Нет, а что? — взгляд мой стал еще более испуганным и удивленным.
— В гости приходили? — наседал на меня лейтенант, плотоядно оглядывая меня сверху донизу и наоборот. Очевидно, он примеривался, как и куда ему ловчее будет нацепить на меня наручники.
— Да. В квартиру номер пятьдесят восемь. Но никого не застала дома. А в чем дело-то?
— Документы у вас при себе? — подключился к разговору другой лейтенант.
— Есть… Водительское удостоверение. Но оно в машине, там, во дворе…
Милиционеры переглянулись.
— Вам придется проехать с нами! — заявил один из них, и я подумала: с такой физиономией только протоколы составлять. — Здесь, в квартире подъезда, час назад произошло убийство, и мы вынуждены проверять всех, кто тут был.
— Но я только пять минут назад сюда приехала на своей машине. Говорю же вам, никого не застала дома. Да и какое отношение я имею к убийству?
Оба лейтенанта снова переглянулись.
— Сумочку вашу можно посмотреть?
— С какой стати? — прижала я сумочку к груди. — Какое вы имеете право?
— Имеем, девушка, — вздохнул лейтенант. — Имеем. Вам инструкцию показать или выписку из закона?
Я с недовольной миной, продолжая разыгрывать удивление и недоверчиво посматривая на обоих ментов, открыла свою сумочку, предъявив ее содержимое. Менты лениво покопались в ней, но было видно, того, чего они искали, они там явно не обнаружили. Усмешку ментов вызвали противозачаточные таблетки и презервативы.
— Вы очень осторожная девушка, — пошутил лейтенант, — это хорошо.
— В наше время по-другому нельзя, — отрезала я. — В гости тоже, оказывается, нельзя зайти средь бела дня. Потом еще и не выйдешь.
— Убийства, девушка, совершаются не только ночью. Вы обещали нам документы показать…
— Пойдемте.
И я направилась к выходу из подъезда. Менты, не скрывая своих разочарованных физиономий, последовали за мной. Миновав три милицейские машины, припарковавшиеся прямо около двери в подъезд, я не спеша подошла к своей «девятке», открыла ее и вынула из «бардачка» свои права и паспорт.
Милиционеры хмуро полистали мои документы. Было видно, что они хотят что-то сказать, но никак не решат, что именно. Тем временем из подъезда вышел сержант и отозвал одного из лейтенантов в сторону.
Немного погодя лейтенант снова подошел ко мне и спросил:
— А зачем вы приходили в пятьдесят восьмую квартиру?
— По объявлению об обмене, — нагло соврала я.
Собственно говоря, привлечь меня за убийство Кумарцева без вещественных доказательств было сложно. Даже если бы и призналась, что была у него в квартире за час до его смерти. Однако я решила не отказываться от своей версии, которую совершенно случайно подкинула мне судьба, — в той квартире, на кнопку звонка которой я наугад нажала, действительно никого не было.
— Наверное, вам все-таки придется проехать с нами в отделение, — заявил один из лейтенантов.
— Ну что ж, проедем, — вздохнула я. — На вашей машине или вы разрешите мне поехать на своей?
Менты переглянулись.
— На нашей, — решительно сказал один из них.
Спустя десять минут я уже входила, на сей раз под конвоем, в здание Заводского РОВД, которое по посещаемости мною в последние дни явно стояло на первом месте, соперничая лишь с моей собственной квартирой.
Я прождала некоторое время в кабинете следователя, где мною никто так и не соизволил заняться. Наконец меня пригласили пройти по коридору, и спустя минуту я оказалась в знакомом мне кабинете Павла Петровича Ушакова.
Он жестом попросил лейтенантов, доставивших меня сюда, выйти из кабинета. Когда мы остались вдвоем, он сурово поднял на меня глаза.
— Ну и что с тобой делать? — спросил он.
— Как что? — удивилась я. — Отпустить, конечно… Кого, кстати говоря, убили-то в том подъезде, куда я совершенно случайно сегодня зашла?
Майор Ушаков неожиданно грохнул обоими кулаками по столу.
— Ты чего мне дурочку здесь лепишь? — заорал он. — Я же тебя просил не соваться туда! Какого хрена ты поперлась к Кумарцеву? Только не рассказывай сказки насчет того, что ты приходила по объявлению. Это можешь лейтенантам вкручивать, но не мне! Если бы не я, сейчас тебя бы взяли за жабры и начали раскручивать на полную катушку… И как минимум за дачу ложных показаний бы привлекли. Ты понимаешь, что здесь не шуточки какие-нибудь, а мафия работает? Ты это понимаешь?
— Так все-таки Кумарцева убили, Павел Петрович? — Я дождалась паузы в его гневной тираде, чтобы вставить свой вопрос.
— Да, убили Кумарцева, — чеканя слова, ответил Ушаков. — И я тебя последний раз предупреждаю, чтобы ты этим делом больше не занималась!
Майор поправил воротник рубашки и вздохнул:
— Ладно, рассказывай, как дело было. — Его тон стал более дружественным.
Я едва заметно улыбнулась. Неужели он вообразил, что я сейчас выложу ему всю правду?
— Давай, давай! — поторопил меня Ушаков. — Диктофонов у меня здесь нет.
Моя улыбка стала чуть шире. Нет, все равно не скажу, от греха подальше.
И я умолчала о том, что посещала Кумарцева два раза. Из моих слов следовало, что я успела лишь подойти к открытой двери его квартиры.
— Я же все-таки частный детектив, Павел Петрович, — несколько снисходительно пояснила я. — Поэтому в подозрительно открытые двери не вхожу. При всем том, что ваши оперативники, как назло, подъехали именно в этот момент…
— И что же ты сделала потом? — глаза Ушакова буквально впились в меня.
— Павел Петрович, — вздохнула я. — Зачем мне лишние встречи с милицией, да еще в такой, что называется, сомнительной ситуации? Ну, пыталась избежать ее, ну, не получилось…
Ушаков еще раз пробуравил меня взглядом. Он молча смотрел на меня, словно гипнотизируя. Потом придвинул ко мне листок бумаги и сказал:
— Запиши все свои показания на бумаге и поставь подпись.
Когда я закончила писанину, майор взял листок, пробежал его глазами и с кислой миной отложил в сторону.
— Ладно, все. Иди и не мешай работать. Надоела ты мне… — проговорил он. — Говорил же, чтобы не совалась куда не надо!
Я подхватила сумочку и направилась к двери. Уже на пороге кабинета я обернулась и спросила:
— Так вы теперь не будете столь однозначно утверждать, Павел Петрович, что Лейкина покончила с собой?
— Не буду, — угрюмо буркнул он, уткнувшись в бумаги и не поднимая головы. — Хотя надо еще разбираться. Дело, как сама видишь, не такое простое, как кажется.
Я удовлетворилась его ответом и вышла из кабинета. Через пару минут я уже сидела за рулем своей машины. Весь путь от РОВД домой я обдумывала новый поворот ситуации, сложившейся в деле.
Что ж, понятно: убил Кумарцева тот, кто знал меня. И, видимо, следил за моими передвижениями, то есть знал, что я была у него дома в это утро. Сделав свое черное дело, этот самый неизвестный вызвал милицию, предварительно сообщив и мои приметы. Так просто пистолеты из одной квартиры в другую не перепрыгивают. То, что я на крючке у каких-то «злых и фальшивых друзей», я уже поняла.
Мне же оставалось выяснить имена тех, кого очень интересуют мои действия, связанные со смертью моей подруги Ирины Лейкиной. И кто пытается всячески мне помешать в этом.
Черт побери, но как они смогли вскрыть мою квартиру и выкрасть у меня пистолет! Уму непостижимо. Вроде бы железная дверь, высокий этаж…
Чувство тревоги, которое впервые посетило меня на пути к квартире убитого, снова прочно поселилось во мне. Остановив машину у себя во дворе чуть поодаль, я закурила и стала наблюдать за своим подъездом и окнами. Собственно говоря, эти действия были почти абсолютно бесполезными, однако почему-то в этот момент они меня хоть как-то успокаивали.
Просидев в машине минут пятнадцать, я почувствовала, что стала мокрой словно мышь и что мне совершенно необходим свежий воздух. Причем не июльский знойный, как на улице, а домашний, исходящий от кондиционера.
Я закрыла машину и направилась к подъезду. Едва я поравнялась со входом, как услышала сзади себя тихий шелест шин. Я обернулась и увидела едущую на малой скорости серую «восьмерку» с номером 264.
Среагировала я быстро, бросившись за кусты рядом с подъездом, и… услышала немного погодя смех.
— Девушка, не бойтесь, выходите, мы не собираемся сегодня вас убивать! — бодро крикнул молодой мужской голос. — По крайней мере, до смерти, — добавил он, сделав небольшую паузу.
