ГЛАВА 11
На улице я быстро распрощалась с Быстряковым, поймала машину и поехала в «Гарант».
По дороге я позвонила Наташе. Мне надо было периодически отчитываться перед ней, она все же деньги мне за работу платит. Правда, наш разговор не привнес в расследование ничего нового.
Пройдя мимо охранника на входе, я направилась прямиком к Тимохину. Очень может быть, что он еще не знает о смерти второго своего работника. Приятного мало первой сообщать ему об этом, но зато мне будет видна его реакция.
В приемной сидела молодая женщина. Я поздоровалась. Женщина подняла на меня глаза, улыбнулась и встала.
— Чем могу быть полезна? — приятным голосом спросила она.
Я же не могла и слова проронить. Внешность этой особы совершенно точно была мне знакома, но я никак не могла вспомнить, откуда я могу ее знать. И знаю ли вообще или только видела где-то? Имя на ум тоже не приходило.
— Я хотела бы встретиться с Александром Андреевичем, — ответила я, подходя поближе, чтобы рассмотреть имя на бейдже. Звали ее Галина Николаевна.
— Как вас представить?
— Иванова Татьяна.
— Подождите минуточку.
Девушка только заглянула в кабинет и тихо сказала несколько слов. После этого сразу кивнула мне.
Александр Тимохин уже стоял у своего стола. Он сдержанно улыбнулся мне и пригласил присесть.
— Здравствуйте, Татьяна… Простите, забыл ваше отчество.
— Можно просто Татьяна. Здравствуйте, Александр Андреевич. — Я опустилась на стул и чуть вздохнула. — Я понимаю, что встреча со мной ничего хорошего вам не сулит, но прийти к вам мне было просто необходимо.
— Вы что-нибудь узнали про смерть Сашкова? — Тимохин вынул пепельницу и поставил ее передо мной.
— Убили Селезнева, — негромко сказала я.
— Что? — Александр Андреевич уже было собрался сесть в свое кресло, но застыл над ним в неудобном положении. — Что вы сказали?
— Сегодня утром было обнаружено тело Никиты Селезнева. У него отравление газом. — Я пристально наблюдала за реакцией руководителя фирмы. — С первого взгляда похоже на несчастный случай, но у меня есть все основания думать, что это тоже убийство.
— Да что вы говорите? — Тимохин все же плюхнулся в кресло. — Селезнев? Убит? Быть такого не может!
— Я не шучу с вами. На самом деле так. Хорошо, что я вас застала на работе. Мне было бы интересно услышать, что вы обо всем этом думаете.
Александр Андреевич молчал. Он подошел к шкафчику, вынул из него бутылку водки и два стаканчика и снова сел. Налил в один, выпил, а потом посмотрел на меня.
— Если бы я видел вас первый раз, то ни за что не поверил бы в то, что вы говорите. Выпьете? — встрепенулся он.
— Да. — Я и подумать не успела, как ответила. — Немного, — добавила я. — Машина у меня в ремонте, так что можно чуть-чуть.
Тимохин плеснул мне и себе еще водки.
— Скажите, а что вы сами думаете по этому поводу? — спросил он. — Знаете, для меня ваше сообщение — большой удар. Я, честно говоря, даже не знаю, как поступить и что делать. Он же совсем еще молодой. Хотя, конечно, не в том дело. Но тогда получается, что эти две смерти связаны? Они ведь вместе работали. И… это связано с моей фирмой! — искренне ужаснулся он.
— У меня тоже такие мысли в голове, — мотнула я головой в знак согласия. — Поэтому и пришла к вам.
— Но я ничего не знаю. У меня все спокойно, кажется. А если дело в выставке? Кстати, а вам так не кажется? Быть может, убийства связаны именно с ней?
— Мне приходится думать обо всех вариантах, — успокоила я его. — И все же, Александр Андреевич, попробуйте вспомнить про Никиту. Как он вел себя в последний день, что говорил? Может, странное в его поведении что-то было? Не торопитесь отвечать, подумайте.
Тимохин быстро выпил еще, и мне почему-то стало неудобно — я тоже чуть пригубила. Потом закурила.
— Я видел его только мельком в коридоре. Правда, после смерти Сашкова мы с ним говорили, но он сам ничего не мог понять. На него, честно сказать, я и не смотрел. Мне надо было про работу услышать. Про Глеба. А когда встретились в коридоре, это было за день до похорон, Никита какой-то задумчивый был. Мы с ним поздоровались, я спросил, как дела. Он ответил, что пока нормально все. Торопился я, сразу разошлись.
— А что значит его «пока»? Селезнев так и сказал: «дела пока нормально»? Вы точно помните? И вам не показалась такая формулировка странной? — прицепилась я к фразе.
— Ничего мне не показалось. Если бы я знал, что случится! Я бы пригласил его к себе и все выпытал. Но ведь… Да что ж такое-то?!
— Я слышала, что завтра выставка открыта последний день?
— Да. Быстрее бы все это кончилось. Но я все равно ничего не могу понять…
Тимохин на самом деле выглядел неважно. Он сразу постарел как-то. Осунулся. Мне оставалось его только пожалеть.
— Мне пора идти. — Я встала. — Но очень вас прошу, Александр Андреевич, если вдруг что-то случится или разговоры какие пойдут интересные, сразу мне звоните. Я вам номер своего сотового оставлю.
— Да вы мне давали.
— Ничего. Еще раз запишите.
Я попрощалась и вышла из кабинета.
«Нет, эта девушка мне определенно знакома, — подумала я, еще раз взглянув на секретаря. — Или просто видела ее где? Надо будет обязательно вспомнить. И с косточками я что-то давно не советовалась».
Я поймала машину и поехала домой. Вроде бы ничего особенного сегодня не делала, но устала прямо страшно.
Первым делом, войдя в квартиру, я сняла с себя обувь и включила в ванной воду. Надо срочно освежиться. Но этой моей мечте сбыться не удалось — меня отвлек телефонный звонок.
— Татьяна, это Олег. Мастера из автосервиса показали просто чудеса профессионализма и быстроты. Машина ваша уже готова. Они ею в первую очередь занялись. Так что, если вам угодно, можете прямо сейчас забрать ее. Или завтра с утра. Как вам лучше?
— Наверное, сейчас. — Я подумала, что лучше уж сегодня ее забрать, чтобы завтра не пришлось тратить время еще и на поездку в автосервис.
— Вот и отлично. Я сейчас тоже туда подъеду, так что встретимся еще раз.
— Хорошо.
Я положила трубку. А Быстрякову зачем там быть? Снова хочет увидеться? Может, послать его откровенно? А то надоедать вздумает… Мне сейчас совершенно не до амурных дел.
Я твердо решила раз и навсегда отшить Олега, собралась и поехала на частнике в автосервис.
Машина моя стояла уже на дороге. Работников мастерской видно не было, зато у «девятки» с букетом цветов красовался Олег.
— Все готово в лучшем виде, — встретил меня он.
— Не стоило так беспокоиться, — я пожала плечами. — Спасибо, конечно.
— Для меня это совсем не трудно. Ну а теперь извините, мне пора откланяться. Дело есть важное.
— На ночь глядя?
— Ну, еще не ночь, а только вечер. А потом, вы и сами, наверное, не смотрите на часы, когда заняты интересным делом? Разве я не прав?
— В принципе, да. — Я взяла протянутые мне цветы. — Все-таки не очень хорошо получилось. Вы заплатили за ремонт, и я чувствую себя в долгу. А я очень не люблю подобные ситуации.
— Думаю, у вас будет возможность вернуть мне должок.
— Только, Олег, не надейтесь, что я поддамся на ваши чары. Вы мне нравитесь, конечно, но не более того. Я женщина, вообще, самостоятельная. И не собираюсь меняться.
— Не торопитесь со скоропалительными решениями. К примеру, я никогда так не делаю. И вам не советую. Не зарекайтесь.
Быстряков улыбнулся, помахал мне рукой и быстро пошел в сторону остановки.
«Неужели он поедет на общественном транспорте?» — не могла такого представить я.
Однако долго мучиться вопросом о выбранном Быстряковым способе передвижения по городу я не стала. Села в «девятку» и поехала домой. Как все-таки приятно сидеть в салоне своего родного автомобиля! И как люди вообще без машины обходятся? Непонятно. Я на такие подвиги не способна.
Я расслабилась. Так приятно было ехать. Ласковый ветерок задувал в окошко. Жара спала. Все мои мысли в данный момент были только о кусочке хлеба. Даже в желудке заурчало.
А перед поворотом желудок у меня и вовсе свело — машина никак не хотела тормозить. Я подумала сначала, что сама что-то не то делаю, но «девятка» все равно неслась вперед как угорелая и не слушалась меня. Ногой я что есть мочи давила на педаль, заодно всем корпусом подавшись вперед. Результат тот же.
Все произошло очень быстро. Это только мыслей много. На невесть откуда взявшейся кочке машину подкинуло, руль увернулся в сторону, и я на скорости съехала в кювет. Резкая боль и темнота.
* * *
Я еще глаза открыть не успела, как услышала противную сигнализацию. Затем она смолкла. Я разлепила веки и увидела прямо перед собой перевернутое все. Ну, кроме того, что находилось в машине. По перевернутой земле ко мне бежали перевернутые люди. Деревья и трава росли не как положено. Я, кажется, даже улыбнулась такому вот смешному случаю. Хотя это могло мне показаться.
В следующий раз я открыла глаза уже в больнице. Сначала никак не могла понять, где нахожусь. Но такие потолки и стены ни с чем не спутаешь. Да и запах соответственный. Тут же в палате возникла милая немолодая женщина в белом халате и колпаке.
— Я же говорила всем, что на вас пахать можно, — улыбнулась она мне и подмигнула. — Вот вы и в себя уже пришли.
— Что со мной? — наверное, этот идиотский вопрос задают все, кто после аварии оказывается в таком учреждении.
— Вы съехали с дороги и несколько раз перевернулись. Но, к счастью, остались живы.
— Отлично, — каждое слово отдавалось в голове резкой, острой болью. — А машина?
— А что машина?
— С ней что? Она совсем разбилась?
— Странная вы особа. А как вы сами считаете?
— Скорее всего, да.
— Вот-вот… Впрочем, машинами мы не занимаемся, но, судя по тому, что рассказал человек, который вас привез, она пострадала гораздо больше, чем вы. Но ничего. Все будет хорошо. А сейчас вам надо поспать. Я сделаю вам укольчик. — Женщина набирала в шприц какое-то лекарство.
— Нет. Не надо уколов. — Я хотела сказать эти слова громко, но получилось еще тише, чем до сих пор.
— Вы боитесь? — Медсестра подняла брови.
— Мне надо кое с кем поговорить. Очень срочно.
— Ничего срочнее здоровья не бывает. Все потерпит до утра, по крайней мере. Так что даже не просите.
— Но…
Я не успела ничего больше сказать. Женщина ловко сделала укольчик, и все поплыло у меня перед глазами.
Голова болела невыносимо. Кроме того, слегка тошнило и жутко хотелось пить. В палате никого не было. Значит, я не в таком уж плохом состоянии, раз меня оставили здесь одну, причем даже приборов подключенных не наблюдалось. Повезло.
Впрочем, по-другому быть не могло. У меня просто в крови сидит уверенность, что со мной никогда ничего плохого не случится. Ведь говорят: кто чего боится, то с тем и случится. В силу специфики моей работы со мной может произойти что угодно. Опасности подстерегают, можно сказать, на каждом шагу. Но я знаю, что мне повезет. Иначе, наверное, и нельзя. Иначе я не смогла бы работать. Вот и сейчас эта уверенность помогла мне привстать на локте.
Я хорошенько осмотрелась. Приятного тем не менее все равно мало. У меня дел невпроворот, а тут авария.
Стоп. А почему отказали тормоза? Ведь ничего такого не должно было быть. Машина только что из ремонта, а на всех станциях обычно все проверяют, всегда ищут хоть какие-нибудь поломки, чтобы денег содрать побольше. Значит…
Противная мысль засвербила в голове. Неужели это Быстряков устроил мне такое? Нет, не может быть! Зачем ему? Может, все же тормоза сами по себе сломались? Надо Олегу позвонить, спросить, он лично забирал машину или там отирался кто еще…
— О, Татьяна уже бодрствует!
Я повернулась и увидела молодого мужчину. «Доктор, скорее всего», — решила я, осмотрев его статную фигуру в темно-зеленой пижаме.
— Скажите, меня скоро выпишут? — спросила я первым делом и, почему-то совершенно обессилев, плюхнулась на подушку.
— Как вы себя чувствуете? — проигнорировав мой вопрос, задал он свой.
— Вполне сносно. Что у меня? Ничего серьезного, правда, доктор?
— Абсолютно ничего. Небольшое сотрясение мозга, перелом двух ребер, многочисленные ушибы, ссадины. Ничего серьезного. Пустяки. Но с месячишко в больнице проваляетесь.
— Я не могу, — рассердилась я.
— Я вам помогу, — от всей души улыбнулся тот.
В другой раз его улыбочка показалась бы мне очень даже милой, но в данный момент я просто озверела.
— А ну, мать вашу, выписывайте меня побыстрее! Я в милицию жаловаться буду. Вы не понимаете, у меня срочное дело, я не могу тут отлеживаться. И ничего у меня не болит. Ну совершенно ничего!
— Это говорит только о том, что вам вкололи отличное обезболивающее. И если вы будете продолжать так орать, что в вашем положении крайне нежелательно, то вас придется еще и усыпить, — спокойно и рассудительно сказал доктор и записал что-то в своем журнале.
— Усыпить?
— Дать снотворное.
Я замолчала. Уж пусть думает, что я смирилась, чем снова спать. Так я хоть подумать смогу.
Доктор вышел.
Конечно, я не собиралась лежать тут месяц. Мне надо выйти отсюда обязательно сегодня. И я сделаю это, даже если мне придется сбежать. Но откуда он знает мое имя? Наверное, меня привезли с документами.
Я снова вспомнила про «девятку», и сердце мое сжалось. Недолго я на ней покаталась после ремонта. Совсем недолго.
Мысли опять перебежали на Быстрякова. Ну не мог он такое сделать. Да и зачем? Смысла не вижу.
Что же мне делать? Пожалуй, самое лучшее сейчас — позвонить Мельникову и попросить его за мной приехать. Его можно будет и еще кое о чем попросить. Чтобы проверил. Точно! Надо сотовый поискать. Должны же были оставить мне мои вещи…
Тут я поняла, что лежу в чужой белой сорочке и в трусах. Но в трусах моих. Вот только остальное мое где? Я хотела повернуться к тумбочке, но поняла, что не смогу. Разом все заболело. И ребра, и голова, и вообще — все.
Дверь открылась, и я увидела Андрея.
— Мельников! Как я рада тебя видеть. — У меня чуть слезы на глазах не выступили от счастья. — Как ты узнал, что я здесь?
— Узнал. — Андрей выглядел усталым и чересчур серьезным. — Что с тобой случилось? Впрочем, сам знаю. Тебе кто-то испортил тормоза. Шланг подрезал, вся жидкость вытекла.
— Ты думаешь, это было сделано специально?
— Да.
— Значит, я на верном пути. Не знаю, кто мог потрудиться над тормозами моей машины, но я к нему подобралась. И он преступник. Он понял, что мне многое известно или что я о чем-то догадываюсь, потому и предпринял такое.
— Но кто это? — присел около меня Мельников. — С кем ты разговаривала?
— Знаешь, мне только сейчас пришло в голову. По делу я говорила только с Тимохиным. Быстряков в курсе моего расследования, но не знает моих предположений. Да и ни с какого бока он. А вот Тимохин… Он — глава фирмы «Гарант». Его людей убили.
— Значит, Тимохин… — задумался Андрей.
— Я могу ошибаться, — снизила я темп. — Но как он мог это проделать? Машина же только-только из ремонта. Нет, невозможно. Сделать это мог только Быстряков.
— У меня такое ощущение, что ты первый день на свете живешь. — Мельников покрутил пальцем у виска. — Если преступник хочет тебя убить, он будет все про тебя знать. И сумеет воспользоваться нужным моментом. Можешь мне поверить.
