ГЛАВА 10
— Знакомый? — кивнул в сторону удаляющейся машины Быстряков.
— Знакомый.
— Он что? Мент?
— Ага. Ну, поехали в твой сервис, — решила я сменить тему разговора.
Мы сели по своим машинам. Олег вырулил со двора, я пристроилась за ним. Минут через тридцать мы подъехали к ремонтной мастерской. По дороге нам не попался ни один постовой, чему я лично обрадовалась.
Олег все уладил. Он договорился с мужиками, расплатился сам. Мне оставалось только наблюдать, как мою «девятку» заводят в огромный гараж.
— Без машины вообще-то туго. Особенно если она постоянно требуется, — подошел ко мне Быстряков. — Но обещали сделать все за день или максимум за два.
— Что ж… — неопределенно пожала я плечами.
— Какие у тебя сейчас планы? — Олег заглядывал мне прямо в глаза.
— В одно место надо съездить.
Я не стала говорить, куда именно мне надо. Сама не знаю почему. Но мне не хотелось сейчас пускаться в объяснения и отвечать на неизбежные вопросы. Впрочем, Быстряков мог оказаться не из любопытных. Но рисковать я не стала.
— Но ты можешь уделить мне немного времени? Я так рад нашей встрече.
— Хорошо, — я глупо улыбнулась. — Но только действительно немного.
В принципе, настроения у меня никакого не было. Можно сказать, только что я видела убитого Никиту, и мне совершенно не хотелось веселиться с Быстряковым. Но отказать ему в общении совсем в ситуации, когда я была виновата в столкновении наших машин, было неудобно.
Мы перешли дорогу и сели в летнем кафе.
— Сколько с меня за машину? — серьезно спросила я.
— Таня, там сущие пустяки. Небольшие помятости. Так что не бери в голову. Тем более что мне приятно хоть чем-то быть тебе полезным.
— Как угодно. — У меня не было желания спорить с ним.
Мы сделали заказ и, пока его не принесли, говорили о погоде. А потом принялись попивать кофе с чудесными свежими булочками.
— Знаешь, Татьяна, давай поговорим с тобой начистоту, — вдруг выпалил Олег. — Ты мне жутко нравишься. Я вообще забыл, что такое бывает. Вот сейчас говорю тебе это и не верю, что все происходит на самом деле.
— Да уж, неожиданно. — Я даже покраснела, сама не знаю почему.
Нет, я совершенно не стеснялась его. И он мне не нравился. Правда, сначала была некоторая симпатия. И даже не потому, что мне надо было поговорить с ним. Быстряков на самом деле выглядит замечательно. У него есть деньги, а это еще больше прибавляет мужчинам уверенности. И внимания женщин также. Но крутить с ним я совершенно не собиралась. Более того, меня просто поразила такая наглость с его стороны: видит меня второй раз в жизни, а уже подкатывает с таким прямым предложением.
— Можешь ничего мне пока не отвечать. Хотя, думаю, любая женщина понимает, когда кому-то нравится. И ты небось сразу просекла.
— Олег, — отхлебнула я горячего кофе, — знаешь, я не совсем такая, как другие. По многим причинам. Во-первых, у меня такая профессия, что не каждому мужику понравится. Во-вторых, я люблю держать ситуацию под контролем. И мужчин выбираю сама. А в-третьих, мне, честное слово, сейчас не до романов.
— А какая у тебя профессия? — улыбнулся во весь рот Быстряков.
— Ну зачем тебе это знать?
— Ты меня заинтриговала. Неужели прямо-таки тайна за семью печатями? Я не отстану от тебя, пока ты мне не откроешься. Так что ты попала в ловушку. Поставленную тобой же, заметь. Не надо было удочку закидывать.
— Тут нет большой тайны, — задумчиво произнесла я, прикидывая, как получить из своего сообщения как можно больше выгоды. — Но ты тоже должен пообещать мне одну вещь.
— Какую же? Я готов ради тебя на все! — с готовностью ответил Олег.
— Ты уверен?
— А что? Мне терять нечего. И силы пока что имеются. Так что давай говори.
— Дело в том, что встретились мы с тобой не случайно.
— Да? — Лицо Быстрякова выглядело на самом деле удивленным. — Как это понимать?
— Я частный детектив и расследую убийство Сашкова, парня из охранного агентства, который возил вашу египетскую вазу.
— Ты меня пугаешь, — теперь Олег побледнел. — Ты, такая красивая и молодая девушка, — частный детектив?
— Смотри. — Я вынула документ, подтверждающий это.
— Невероятно! — Быстряков вдруг весело и звонко рассмеялся. Да так заразительно, что я сама не смогла сдержать улыбки. — Вот я попал, дурачок! Значит, ты по делу со мной встречалась? Но как? Я же сам пролил на тебя кофе…
— Тут ты прав. Эпизод с кофе был случайностью, но, согласись, очень удачной для меня.
— И для меня тоже. — Олег положил свою ладонь на мою руку. — Я рад, что все так получилось. Мне все равно, кем ты работаешь. Мне хочется встречаться с тобой снова и снова.
— Ты не забыл, что в ответ на мою честность обещал рассказать мне кое-что? — напомнила я.
— Не забыл. Ты сказала, что мне придется что-то сделать. Про рассказ или, как там это у вас называется, про информацию, уговора не было.
— Перестань дурака валять. — Мне стало вдруг легко и просто разговаривать с этим человеком. Он так легко воспринял то, что я ему сказала. Другой на его месте мог бы обидеться. А ему все нипочем. — Мне нужно побольше узнать о выставке. И о владельце вазы. Ты вот обмолвился, что это он попросил тебя устроить всенародный просмотр. Почему?
— А ты думаешь, что убийство связано с выставкой? На самом деле так думаешь? — снова засмеялся Быстряков.
— А что?
— Не знаю. Как-то невероятно звучит. Я все могу тебе рассказать, только там и рассказывать нечего. Ничего такого, из-за чего можно было бы убить человека. Тот охранник только перевозил вазу, никакого отношения к ней он не имел. Это все Гольдфельд закрутил. Он прославиться захотел. Хотел, чтобы его ваза в каталог вошла. А для этого выставить ее надо было. Только и всего. Он страшно боялся расставаться с ней даже на время, но куда деваться. Вот и попросил меня. Только с условием, что я никому не скажу, что идея выставки принадлежала именно ему. Наоборот, я должен направо и налево сообщать, что с большим трудом уговорил Марка Гиршевича во имя искусства показать людям это замечательное и неповторимое произведение.
— Значит, все же он?
— Да. А мне что? Мне не жаль. Деньги он платил.
— Но почему он возит ее домой?
— Да потому что трясется над ней слишком сильно. Не может надолго расстаться. Хотя его условие — возвращать вазу ему каждый вечер — создало массу лишних хлопот и вызвало большие материальные расходы. Но и это не моя забота. Чужие деньги считать я не люблю. Главное, чтобы я сам внакладе не остался, а все остальное мне до лампочки. Вот так, Танюша.
Я наконец смогла найти объяснение поведению Гольдфельда и чуточку успокоилась. Хорошо, что я все же поговорила с Быстряковым так откровенно. Надо было сразу. Не пришлось бы притворяться его фанаткой.
— Что ж, спасибо за откровенную беседу.
— Я рад, если сумел помочь тебе. И… в любое время можешь обращаться.
— Хорошо.
— Только мне кажется, что смерть того парня никоим образом не связана с нашей выставкой. Вот если бы самого Марка Гиршевича убили, тогда бы и я призадумался. А так… Ведь Сашков был мелкой сошкой. — Олег допил кофе и закурил сигарету.
— Но убит еще один человек. — Я также прикурила от поднесенной им зажигалки и вздохнула.
— Еще один? — Рука Быстрякова застыла в воздухе. — И что? Он тоже связан с выставкой?
— Он — напарник Глеба, Никита Селезнев.
— Я видел этого мальчишку. Но когда же его? Или ты меня разыгрываешь?
— Зачем мне это?
— Ну, не знаю…
Я следила за реакцией Быстрякова. Он был просто ошарашен. Думается, его трудно чем-нибудь смутить, а тут чуть ли не заикаться стал.
— Сегодня утром я нашла парня мертвым в его квартире.
— И что? Его тоже убили? — спросил Олег.
— У меня сложилось именно такое впечатление.
— Как это понимать?
— Все выглядит на первый взгляд как несчастный случай. Но будет экспертиза, и мне кажется, она подтвердит, что его отравили газом.
— А почему ты мне все это рассказываешь? — вдруг взволнованно спросил Олег. Поерзал на стуле и снова закурил. — Я никакого отношения ко всем этим историям не имею.
— Я и не виню тебя, — улыбнулась я.
Почему-то у многих людей есть такая реакция. Начинаешь им что-то рассказывать, а они сразу думают, что их подозревают. Даже смешно. Настоящие преступники, наоборот, очень часто делают вид, что удивлены, расстроены, переживают. Впрочем, исключения есть всегда.
— Такие трагические события могут отразиться на нашей выставке, — серьезно сказал Быстряков. — А что по этому поводу думает Гольдфельд?
— У него я еще не была. Но собираюсь проведать старичка.
— Ну, Марк Гиршевич еще далеко не старичок. Он в возрасте, конечно, но если бы ты видела, как прекрасно выглядит, то у тебя язык бы не повернулся так его назвать. Кстати, хочешь, мы прямо сейчас поедем к нему? Я тебя представлю.
Почему бы на самом деле не воспользоваться случаем? Так даже удобнее будет. И, кстати, не обязательно говорить, что я частный детектив.
— Знаешь, ты познакомь меня с ним, только… не говори ему, пожалуйста, о моей профессии. Скажи, что я, допустим, одна из ценительниц высокого искусства. Ему, наверное, приятно будет.
— А что так?
— Мне не хочется светиться, — честно призналась я. — И потом, человеку проще разговаривать с обыкновенными людьми, чем с милицией или с детективом, расследующим убийство.
— Ладно. Но тогда и ты не говори, что я рассказал тебе о том, что это он сам попросил меня устроить выставку. Все ведь думают, что автор идеи я. Пусть так все и остается. Мне тоже приятно прослыть не меркантильным человеком.
Мы расплатились по счету, поймали такси и поехали к Марку Гиршевичу.
Жилище его находилось в центре города в старой пятиэтажке, славящейся большими светлыми комнатами, высокими потолками и огромными коридорами. Здесь недавно сделали ремонт, и даже подъезд был чистым и ухоженным, с выкрашенными в теплый желтый цвет стенами.
— Надо позвонить, пожалуй, — сказал Олег. — А то неудобно как-то.
Быстряков достал сотовый и набрал номер. Не прошло и минуты, как он уже спрашивал, можно ли ему зайти ненадолго в гости с одной знакомой девушкой, желающей познакомиться с человеком, владеющим столь прекрасной и дорогой вазой.
— В принципе, — обратился ко мне Олег, сложив трубку, — мы можем представить тебя как журналистку. Думаю, Марку Гиршевичу приятно будет знать, что о нем напишут в газетах. Как ты на это смотришь?
— Ты его больше знаешь, вот и решай сам, как лучше к нему подкатить, — махнула я рукой.
— Тогда будешь писакой.
Мы поднялись на самый последний этаж. Дверь нашего Гольдфельда была самой обыкновенной, если не сказать убогой. Даже дерматина на ней не было, что очень меня удивило. В последнее время обивают двери практически все, и уже редко встретишь такой вот простенький экземпляр.
— Заходите, — пропел Марк Гиршевич.
На самом деле он совершенно не производил впечатление пожилого человека. О возрасте можно было догадаться разве что по морщинам на лице. И то, я уверена, их было меньше, чем у его ровесников. А фигуре господина коллекционера позавидовали бы даже молодые парни.
— Здравствуйте, меня зовут Татьяна, — улыбнулась я в ответ на откровенное рассматривание моей персоны.
— Приятно с вами познакомиться, проходите. Можете не разуваться.
В квартире было чисто. Никаких излишеств, но то, что имело место быть, отличалось изысканностью, качеством и, скорее всего, хорошей ценой.
Мы прошли в гостиную и сели на шикарный диван.
— Чему обязан? — спросил хозяин.
— Татьяна давно хотела с вами познакомиться, — ответил Быстряков. — Все уши мне прожужжала. Вот мы и выбрали момент. Надеюсь, не оторвали вас от дел?
— Все нормально, — кивнул хозяин дома и обратил свой взгляд снова ко мне: — По телефону Олег Иванович сказал, что вы работаете в газете «Комсомольская правда» в Тарасове?
— Да. Правда, я там совсем недавно. Но работа мне нравится. Хотела бы написать, если вы, конечно, позволите и согласитесь, материал про вас. Как вы смотрите на такое предложение?
— Очень хорошо смотрю.
— Вот и замечательно. Марк Гиршевич, расскажите тогда, пожалуйста, о себе и, конечно, о вашей вазе.
— Ну вот. Только из-за вазы и приехали небось? — делано разочаровался Гольдфельд.
— Вы сами понимаете, что писать про каждого мы не можем, — мне пришлось огорченно вздохнуть. — А такой вазы больше ни у кого нет.
— Да уж. Эта ценность досталась мне по наследству. К сожалению, я не знаю ее истории. Все хочу заняться, так сказать, семейным расследованием, но пока руки не доходят. Ваза принесла мне удачу.
— Как долго еще будет проходить выставка? — спросила я.
— Завтра — последний день. И все.
— Как вы вообще решились выставлять ее?
— Меня уговорил Олег Иванович. И, честно говоря, я нисколько не жалею. На самом деле выставка принесла пользу не только другим, но и мне. Я теперь известный человек, а это так приятно. Олег Иванович обещал мне устроить показ вазы и за рубежом. Но немного позже.
Быстряков посмотрел на меня. Я поняла, что он хочет сказать: конечно, Гольдфельд сам все затеял, но пусть тешит себя мыслью, если она так ему нравится, что он только благосклонно соглашается, а не ищет возможностей сам.
Мы проговорили минут сорок. За это время я узнала не очень интересные для меня сведения из жизни владельца раритета, но слушала их с большим вниманием. Я все пыталась хоть какую-нибудь ниточку ухватить, но… Не было ее, хоть тресни!
По словам Марка Гиршевича выходило, что долгое время он владел вазой, а потом однажды пришел к нему Олег Иванович и упросил поделиться красотой. Вот он и согласился. И остался очень доволен. Он сразу получил известность, к нему теперь многие обращаются с предложением продать ценность, а еще есть предложения выставиться. Жизнь обрела смысл, ему стало интересно.
Как же мало человеку для счастья надо!
— А вы согласились бы ее продать? — задала я коварный вопрос.
— Скорее всего, нет. Конечно, такая мысль у меня возникала, — засмеялся Марк Гиршевич, — но я трезво рассудил и решил, что делать этого не стоит. Ну, продам я ее, и… обо мне все сразу забудут. Нет, так жить мне нравится гораздо больше.
— Но ведь вы станете богатым человеком?
— И что?
— Перед вами откроются все двери. И интереса прибавится. Делом каким-нибудь, опять же, можно заняться.
— Нет, Танечка. Пока я жив, с вазой не расстанусь.
— А завещание у вас есть?
— Нет пока. Смерть не входит в мои ближайшие планы.
— Как я поняла, родственников у вас тоже нет? — задала я еще один интересующий меня вопрос.
— Правильно поняли. Наследники отсутствуют, — довольная сытая улыбка расцвела на лице Гольдфельда.
Нашел тоже чему радоваться… Впрочем, я ничем не лучше его. Но у меня гораздо больше возможностей исправить это.
Я улыбнулась сама себе.