Глава 9
После услышанного я уже ничего не говорила, не сопротивлялась и вообще никак не реагировала на изменения внешней среды. Я просто выпала из сознания. Или оно из меня.
На меня надели наручники и повели в милицейский «уазик», а «ребята» тем временем методично потрошили мой номер.
Меня привезли в отделение, отобрали все, что было в карманах, поместили в камеру, но все это проходило передо мной как бы в сонном видении. Только когда с грохотом закрылась дверь камеры и я осталась одна, я как бы очнулась. Но в то, что убили Эльвиру, все равно не поверила.
Первой моей мыслью было, что чернявый и Эльвира сговорились и, чтобы вывести меня из игры уже надолго, решили, что Эльвира спрячется, а ее компаньон заявит, что я прикончила ее. Например, из мести.
Но по мере того как ко мне возвращалось сознание, просыпался и здравый смысл. Я поняла, что если бы оперативники не увидели своими глазами труп, они не пришли бы арестовывать меня. Или это были не оперативники? А какие-нибудь подставные лица? Я огляделась вокруг. Нет. Тюрьма-то самая настоящая. Значит, и оперативники – тоже.
Кстати, почему это я здесь одна? Ведь, насколько мне известно, задержанных вроде меня помещают в КПЗ по десять штук на одни нары. Почему для меня сделали такое исключение? Или меня специально поместили в одиночку, чтобы ночью прикончить?
Нет, что-то это я совсем... развинтилась. Нужно взять себя в руки и спокойно обдумать ситуацию. Жаль, что я не посмотрела, кто подписал ордер.
Так, значит, Эльвиру убили? Хорошенькое дело! И кто же?
Конечно, мне было известно очень мало фактов из биографии Эльвиры Колобковой, и еще меньше я знала о ее друзьях и знакомых. Возможно, это было причиной тому, что в голову мне не приходило ни одной более-менее подходящей кандидатуры на роль ее убийцы.
Сам чернявый? Но зачем? И почему именно сейчас? Минуточку... ведь, если мне не изменяет память, доктору Иванову он представился как дядя Насти? Может быть, он действительно брат Эльвиры? Если сопоставить их внешность... общего мало. Хотя... оба высокие... черт его знает!
Значит, если он ее брат, то после смерти Эльвиры, как ближайший родственник, может претендовать на опекунство Насти? А может быть, и на опекунство сына Эльвиры, то есть на все наследство Дмитрия Колобкова в целом? Черт возьми, а ведь если это и в самом деле так, если чернявый и Эльвира – родственники, то у него весьма реальный мотив. Жаль, что я не знаю нюансов завещания.
Впрочем, если чернявый не родственник, все это теряет смысл. Тогда кто?
Кто???
Доктор Иванов? Зачем ему это? Семенов? Вздор! Кто-то из скрытых действующих лиц этой драмы, о которых я пока ничего не знаю? Или, может быть, это тень покойного Дмитрия Колобкова вернулась с того света, чтобы восстановить справедливость? Или уж и правда это сделала я?
Кстати, как ему удалось вывести следователей именно на меня? В том, что заложил меня чернявый, я не сомневалась ни секунды, но какие такие аргументы он приводил следователям, было для меня полнейшей загадкой. И разгадать ее мне, скорее всего, не удастся, по крайней мере до первого допроса.
Попробовать, что ли, уснуть? На новом месте, говорят, вещие сны снятся. Может быть, мне приснится, кто же все-таки прикончил Эльвиру?
Но все попытки были тщетны. Последние события слишком взбудоражили меня. Хуже всего было то, что у меня отобрали сигареты. А курить хотелось ужасно.
Я легла на нары, не переставая думать об этом странном повороте событий, и, за отсутствием фактов, мои версии происшедшего становились все фантастичнее. Наконец уже под утро я задремала, остановившись в своем списке подозреваемых, кажется, на представителях внеземных цивилизаций. Сон мне тоже приснился. Не знаю, насколько он был вещим, но его отвратительное содержание вполне соответствовало тому месту, где я его увидела. Снились мне какие-то грязные помойки, оборванные бомжи и, конечно, кошки. Кошки тоже были грязные, неухоженные и местами плешивые.
Разбудил меня лязг открываемой двери. Оказалось, что мне принесли завтрак.
«Взяли на довольствие – значит, я здесь укрепилась надежно», – с чувством глубокого удовлетворения подумала я.
При аресте часы у меня тоже отобрали, так что, во сколько в тюрьме подают завтрак, мне было неизвестно.
– Не подскажете, сколько времени? – вежливо обратилась я к надзирателю.
– Не положено, – буркнул он и снова запер дверь.
– Спасибо, – с той же вежливостью поблагодарила я дверь. – А что сегодня у нас в меню?
В алюминиевой миске находилась какая-то малопривлекательная на вид однородная масса, в которой опытный глаз сразу узнал бы перловую кашу. Но мой глаз в подобных вещах оказался не слишком опытным, и я определила, что передо мной, только рискнув попробовать на вкус.
Кашка была ничего себе. Но, опасаясь обнаружить где-нибудь в недрах миски таракана, я не стала копать глубоко. Следите за фигурой, Татьяна Александровна! Нечего баловать себя. Две ложечки попробовали, вот и будет с вас.
Вместе с кашей принесли корочку хлеба, она не так пугала своим видом, и ее я съела целиком. В общем-то, мне и хватило. Чувство голода исчезло. Но курить хотелось невыносимо.
Больше всего я опасалась, что, заперев меня в одиночку, обо мне не вспомнят еще целую неделю, но, к счастью, эти мои опасения не оправдались.
Прошло совсем немного времени после того, как мне принесли кашу, а меня уже снова навестили. Я подумала, что пришли забрать миску, но это были два конвойных, которые повели меня на допрос. Наконец-то я узнаю хоть что-то!
Следователь имел классически советскую следовательскую внешность. Серенькие волосики, серенький костюмчик, серенькое лицо и серенькое выражение на нем. Точнее, отсутствие всякого выражения. Он мне понравился сразу. Такие обычно четко выполняют свои обязанности, не пропускают мелочей, на допросах спокойны, но как клещи вцепятся в вас и не отпустят, пока не докопаются до правды.
Я знавала парочку таких, когда работала в прокуратуре. Интереснее всего наблюдать за ними, когда им предлагают взятку. Они начинают рассматривать предлагающего с таким интересом, словно обнаружили перед собой новый, еще неизвестный ученым вид млекопитающего. Им даже не приходится почти ничего говорить. Клиент как-то сам постепенно начинает понимать, что сморозил глупость, совсем неуместную в данных обстоятельствах.
– Ваше имя? – начал следователь стандартную процедуру допроса.
– У вас же написано, – дала я стандартный ответ, который звучит из уст, наверное, процентов девяноста всех допрашиваемых.
– Иванова Татьяна Александровна?
– Именно. Она самая, – от волнения я, кажется, начала говорить в рифму. – Но прежде чем вы начнете задавать мне свои вопросы, позвольте мне спросить вас кое о чем.
– Спросите.
Я забыла отметить, что следователи «серенького» типа отличаются практически бесконечным терпением и готовностью выслушивать что угодно, если среди словесного мусора надеются обнаружить крупицы истины. Поэтому пауза, которую выдержал следователь перед тем, как ответить мне, была совсем маленькой.
– Спасибо... э-э... простите?
– Сергей Денисович.
– Да... Сергей Денисович... Спасибо вам, что согласились ответить на мои вопросы. Скажите, Эльвиру Колобкову действительно убили?
– Да, – следователь снова сделал небольшую паузу, прежде чем ответить, но снова воздержался от комментариев.
– Благодарю вас. Понимаю, что могу показаться навязчивой, но не могли бы вы... хотя бы в общих чертах... пояснить мне, как было совершено это преступление?
Сергей Денисович смотрел на меня со все возрастающим интересом, но и тут не стал возражать.
– С удовольствием поясню вам это, но должен предупредить, что в нашем распоряжении имеются достаточно серьезные улики и свидетельские показания, которые указывают на то, что это преступление могло быть совершено вами.
– Не сомневаюсь. Иначе вы не стали бы применять ко мне столь строгие меры. Кстати, почему меня поместили в одиночку?
– Обезьянник был переполнен, а камера оказалась свободной. Впрочем, вы скоро будете лишены этих неудобств. Думаю, что уже после допроса вы сможете проводить свое время в теплой компании.
– Большое спасибо! Но я лично надеюсь, что после допроса я смогу проводить свое время на свободе. Так как же все-таки произошло убийство?
– Потерпевшая была задушена упаковочным шнуром на кладбище, куда она пришла, чтобы посетить могилу своих родителей.
– Что-нибудь украдено?
– Да, деньги, часы и украшения. Кроме того, во рту потерпевшей была обнаружена денежная купюра небольшого достоинства. Но мы думаем, что весь этот маскарад устроили для отвода глаз.
– Вот как. Ну что ж... прекрасно. А каковы же улики, свидетельствующие против меня?
– Нам известно, что вы следили за Колобковой. Мало того, вы незаконно проникли к ней в гостиничный номер и установили там средства наблюдения, разрешенные только специальным агентам в специальных случаях.
– И из этого вы сделали вывод, что я хочу ее убить?
– Нет, выводы были несколько иные. Мы считаем, что вас наняли, чтобы ее убить, и у нас даже есть предположения, кто именно это сделал.
Чернявый поработал на славу! Хуже всего было то, что, по сути, он был прав. Я действительно следила за Эльвирой, и меня действительно наняли. Хотя и совсем для других целей. Но и у меня тоже были свои козыри на руках.
– Послушайте, Сергей Денисович... можно я задам еще один вопрос?
– Попробуйте.
– Вам говорит что-нибудь фамилия Давыденко?
– Ну... предположим.
– Очень хорошо. Это... очень хорошо! Так вот, если подполковник Давыденко скажет вам, что он ручается за меня и гарантирует, что я никуда не сбегу и больше никого не убью, достаточно вам будет этого, чтобы выпустить меня хотя бы на один день, хотя бы без документов, хотя бы под залог всей той суммы, которую вы у меня изъяли?
– Боюсь, что представление о нашей работе вы черпаете из художественных фильмов. Мы оперируем не чьими-то высказываниями, а конкретными фактами. Если у подполковника Давыденко имеются факты, подтверждающие вашу непричастность, мы их рассмотрим.
Да, похоже, я сама наступила на собственные грабли. Знала прекрасно, что здесь бесполезно заводить подобные разговоры, но именно эту тему и подняла. Ну да, ведь представление о следовательской работе я черпаю из художественных фильмов, чего же еще от меня ждать!
Но кое от чего я все-таки воздержалась. Мне очень хотелось узнать фамилию чернявого, и когда следователь заговорил о моей слежке и разных там «средствах наблюдения», меня так и подмывало спросить, откуда он почерпнул столь интересные сведения. Но я знала, что он не скажет, и не спросила.
Однако стремление выйти на волю оказалось сильнее доводов здравого смысла. Кроме того, меня вдруг осенило, что если чернявый – не родственник Эльвиры и не претендует на наследство, то Настя теперь для него – ненужная улика, и он постарается как можно быстрее избавиться от нее. Девочке грозила реальная опасность, теперь уже действительно – опасность для ее жизни, а я сидела тут и разводила на бобах с дотошным следователем.
– Да, факты, – между тем продолжал следователь. – Например, что вы делали между пятью и семью часами вечера? Может быть, у вас есть алиби?
Алиби? Подождите-ка... алиби... между пятью и семью... Ну, конечно! Борис! Вот оно, мое блестящее и неопровержимое алиби!
Похоже, следователь уловил изменение в выражении моего лица.
– Что-то припомнили?
– Да, разумеется. Колобкову убили недавно, значит, медэксперты смогут установить более точное время смерти, чем «между пятью и семью», не так ли?
– Возможно. Но, чтобы с вас сняли подозрения, у вас должно быть алиби именно на этот период. Кроме того, обвинение в незаконном проникновении не будет с вас снято, потому что...
– Одну минуточку... подождите, пожалуйста! Прежде чем мы продолжим нашу беседу, я объясню вам кое-что, и, надеюсь, получив возможность взглянуть на дело с другой стороны, вы поймете, что у меня есть алиби не только на момент убийства, но и на все те незаконные проникновения, которые вы так старательно пытаетесь мне инкриминировать.
На сей раз Сергею Денисовичу действительно пришлось запастись терпением, потому что я рассказала ему все дело с самого начала. Не называя имени своего клиента, я поведала ему предысторию, затем рассказала о том, как Настя потеряла родителей и что после этого произошло, как я начала преследовать чернявого, а он пытался сжить меня со свету и, наконец, как я приехала в Петербург.
– Как видите, свои представления о следовательской работе я черпаю не только из художественных фильмов, – говорила я. – В свое время я работала в прокуратуре, но потом решила заняться частным сыском. Однако некоторые связи у меня остались, и именно им я обязана знакомством с подполковником Давыденко, который, кстати, и помог мне так быстро найти Эльвиру и, главное, Настю. Сейчас девочке угрожает серьезная опасность, поскольку, если спутник Эльвиры, который, как я предполагаю, и сообщил вам все интересные сведения обо мне... если он сам не может претендовать на наследство Колобкова, то Настя для него – главная улика, и он постарается избавиться от нее. Что же касается моего алиби, то сегодня, около пяти часов вечера, я закончила слежку за этой парочкой и вернулась в гостиницу. Там я где-то до половины седьмого находилась в ресторане, где очень мило беседовала с господином по имени Борис. Думаю, он узнает меня и сможет подтвердить мои слова. Кроме того, факт моего пребывания в ресторане установят с помощью официантов и прочей обслуги. После ужина я поехала в гостиницу, где проживала Эльвира, чтобы снять свои «жучки». Кстати, я очень торопилась, ожидая, что с минуты на минуту она появится в номере. Могла ли я предполагать тогда... Впрочем, не важно. Забрав аппаратуру, я вернулась в свой номер, чтобы просмотреть отснятый материал. За этим занятием вы меня и застали.
Говорить про поддельный паспорт я не стала.
Какое-то время следователь сидел молча и, по-видимому, переваривал мой рассказ.
– Все это нуждается в проверке, – наконец выговорил он.
– Да, разумеется. Но постарайтесь провести эту проверку как можно оперативнее. Не забывайте, девочке грозит опасность! Для начала найдите Бориса и позвоните Давыденко. Надеюсь, того, что они сообщат вам, будет достаточно, чтобы освободить меня.
– Посмотрим. Уведите, – открыв дверь, сказал он конвойным.
Я снова оказалась в камере и, к счастью, снова в той же одиночке.
Кто же все-таки мог убить Эльвиру? Эта мысль не покидала меня ни на минуту. Следователь сказал, что с нее сняли драгоценности и забрали деньги. Банальное ограбление? Что ж, на кладбище, где всегда полно бомжей и алкашей, такой вариант вполне возможен. Увидели хорошо одетую даму, заприметили туго набитую чем-то сумочку... А местность вокруг пустынная, располагающая, так сказать, к романтическому уединению... Интересно, что это за кладбище? Какое-нибудь знаменитое, типа Новодевичьего в Москве, или для рядового «электората»?
Что ж, убийство с целью ограбления – в данном случае версия вполне реальная. Вот только купюра, засунутая в ее рот, как-то противоречила такой концепции. Не нужно быть даже профессиональным психологом, чтобы понять, что означает этот жест. «На, подавись своими бабками», – как бы говорил загадочный убийца Эльвиры, и это свидетельствовало о каких-то личных отношениях между ними. Хотя, может быть, дело объяснялось гораздо проще. Вероятно, Эльвиру попросили отдать деньги «по-хорошему», она, как женщина скупая, отказалась. Вот они и... отреагировали.
Да, все это, как очень точно подметил любезнейший Сергей Денисович, нуждалось в проверке. А я сижу тут, дурака валяю...
Но на данный момент больше всего меня беспокоила Настя. По мере того как шок от моего неожиданного ареста проходил и ко мне возвращалась способность логически мыслить, я все больше склонялась к тому предположению, что для чернявого убийство Эльвиры было такой же неожиданностью, как и для меня. Ну не стал бы он раздувать такую шумиху, если бы действительно сам хотел убрать ее!
Ведь совершенно очевидно, что Эльвира старалась не афишировать свое появление в Петербурге (скорее всего, по совету того же чернявого). Поэтому намного проще и безопаснее было бы потихонечку пришить ее где-нибудь в ближайшей лесополосе, да и прикопать где-нибудь в овражке. Век бы не нашли.
На этом мои размышления были прерваны, так как меня снова вызвали из камеры и повели на опознание.
Надо отдать должное «серенькому» следователю: работал он оперативно и, главное, по всем правилам. Никаких приватных бесед, все чин по чину. Меня поставили в ряд с еще четырьмя высокими зеленоглазыми блондинками (наверное, все модельные агентства перепотрошили), и пред нашими очами предстал Борис собственной персоной.
– Татьяна! – едва лишь увидев меня, воскликнул он. – Как это возможно?! Вы?! И здесь?!
– Вы узнаете кого-нибудь из присутствующих? – голосом, лишенным всякого выражения, спросил следователь.
– Конечно! – заявил Борис. – Вот эту очаровательную девушку. Остальные девушки тоже очаровательны, но, к сожалению, я не имею счастья быть с ними знакомым, – не позабыл он сделать реверанс в сторону моделей, приведенных следователем.
– При каких обстоятельствах вы познакомились с ней?
– Ну как же, вчера вечером мы прекрасно провели время в ресторане. Да что это... Татьяна, скажите же ему... Зачем нас держат здесь?
– Скажите вы, Борис.
– До какого часа вы находились в ресторане? – снова все тем же тусклым голосом задавал следователь свой очередной вопрос.
– Часа?.. – рассеянно переспросил Борис. – Ну... кажется... где-то до семи... не правда ли, Татьяна?
Я пожала плечами, прекрасно зная, что мое мнение здесь не учитывается.
– Хорошо. Подпишите вот здесь, – все так же бесстрастно говорил следователь.
Меня снова отвели в камеру. Эти походы туда-сюда начинали уже мне надоедать, но оказалось, что этот раз был последним. Прошло еще совсем немного времени, и меня пригласили на выход – уже «с вещами».
Я снова оказалась в кабинете следователя, который подписывал мой пропуск за ворота тюрьмы.
– Ну теперь-то вы можете, надеюсь, назвать мне имя человека, который оговорил меня?
– Имя этого человека – Колаев Анатолий Николаевич, и я бы не сказал, что он так уж «оговорил» вас. Ведь незаконная аппаратура в номере Эльвиры Колобковой была установлена вами, не правда ли?
– Да, но ведь я уже объяснила вам, с какой целью.
– С точки зрения законности вы совершили правонарушение, и это нельзя оправдать даже самыми благими целями.
Спорить с ним было бесполезно.
– Если бы не ходатайство подполковника Давыденко, – продолжал великолепный Сергей Денисович, – вам пришлось бы отвечать по всей строгости закона.
– А этому... Колаеву... ему не придется отвечать? Ему, который выкрал ребенка, напичкал его препаратами, от которых даже взрослый человек может с фазы съехать? Ему, который, возможно, сам и грохнул свою сообщницу, – какой вердикт вы вынесете ему?
– Мы будем разбираться.
– Ах, вы будете разбираться! Как мило! А девочка между тем, наверное, уже лежит бездыханная где-нибудь в окрестностях города. Пока вы мариновали меня здесь, он уже сто раз мог...
– В больницу выехала опергруппа.
Даже так? А Сергей-то свет Денисович, оказывается, и правда молодец!
– Так что же вы мне тут голову морочите?! – заорала я и, схватив пропуск, ринулась к выходу.
Наскоро забрав конфискованные у меня вещи и расписавшись, где надо, я выскочила на улицу и замахала рукой проезжавшим мимо машинам. Остановился какой-то частник, и, сунув ему под нос стодолларовую купюру, я прокричала адрес и требование ехать как можно быстрее.
Среди конфискованных вещей был и мой телефон, уже давно отключенный. Не успела я включить его, как тут же раздался звонок.
– Татьяна! Ну что с тобой такое опять? – донесся из трубки сердитый и взволнованный голос Кири. – Который день уже звоню! Куда ты снова пропала?
– Кирочка, долго объяснять. Говори, что у тебя. И побыстрее!
– Побыстрее... смотри-ка... Агента твоего чернявого установили. Хотел тебе имя сообщить. Это еще интересует тебя?
– Колаев Анатолий Николаевич?
В трубке возникла довольно продолжительная пауза, после которой снова послышался голос Кири, но уже не сердитый, а удивленный:
– Да. А откуда ты узнала?
– Даже говорить тебе не хочу откуда. Что-нибудь еще есть у тебя? Извини, мне сейчас очень некогда.
– Из существенного больше вроде ничего. Хотел спросить, как там у тебя, да ты, похоже...
– У меня, Кирочка, жизнь, как обычно, бьет ключом, да все по голове. Потом расскажу. А пока – пока! – завершила я разговор традиционным шутливым прощанием.
– Ну пока...
Отключив озадаченного Кирю, я в спешке набрала номер Иванова.
– Степан Измайлович...
– Татьяна!! – снова завопила трубка. – Ну что же вы?! Как же вы могли?! Ну ладно я, но Настя! Ведь он... он что угодно может с ней сделать! У него пистолет!
– Извините, Степан Измайлович, я... не в курсе последних событий. Этот мужчина... тот, что приходил... он был у вас?
– Еще как был! Еще как! Пришел, стал требовать, чтобы я отдал ему девочку. Ну, я, конечно, стал возражать, говорил, что сейчас нельзя ее беспокоить... о вас я ничего не сказал. Но он даже не стал слушать меня. А когда я преградил ему дорогу, так ударил, что я даже на время лишился чувств!
«Это он может», – подумала я, ощупывая ссадину на затылке.
– Без разрешения он прошел в палату, сестры пытались остановить его, но, сами понимаете, – что они могли сделать?.. Даже наши санитары не сумели справиться с ним, а это здоровые ребята. Но он просто направил на них пистолет... сами понимаете...
– Он забрал девочку?
– Да, – упавшим голосом произнес Иванов. – И если вы не сможете остановить его... я даже боюсь представить себе, что может произойти!
– Степан Измайлович, постарайтесь успокоиться. Я сейчас еду по направлению к больнице. Давно он вышел от вас?
– Нет, минут десять назад.
– Вы не заметили, на какой машине он приехал?
– Я – нет, но один из наших санитаров, Саша, он шел за ним, когда тот уносил девочку. Наверное, думал, что, может быть, сможет как-то помешать ему... сейчас я спрошу...
Какое-то время из трубки доносились только невнятные звуки, потом снова послышался голос доктора:
– Он говорит, что машина – черный джип. Сказал – «Мицубиси». Я не разбираюсь в них, в этих иномарках.
– Хорошо, спасибо. Я перезвоню.
Что ж, черный джип – это нам знакомо. Приятно, что на этот раз известна даже марка. Надеюсь, что санитар Саша, в отличие от доктора Иванова, разбирается в них и ничего не перепутал. Узнать номера, разумеется, и на сей раз – недостижимая мечта.
Прощаясь со мной, следователь оставил мне свою визитку, и я поспешила позвонить ему и сообщить полученную информацию. Опергруппа выехала раньше меня, вполне возможно, что они успеют его перехватить.
– Да, я знаю, – все так же спокойно отвечал мне Сергей Денисович. – Ребята уже едут за ним, и мы сообщили постам ГАИ.
В этот момент машина, в которой я ехала, затормозила так резко, что телефон вылетел у меня из рук, а сама я ткнулась носом в спинку переднего сиденья.
Я уже хотела было как следует обложить неумелого шофера, но, посмотрев в переднее окно, поняла, что шофер достоин скорее похвалы, чем порицания.
Мы проезжали по какому-то переулку и уже должны были повернуть на главную дорогу, ведущую непосредственно к клинике, как вдруг прямо перед нами по этой самой дороге на какой-то космической скорости пролетели несколько автомобилей. Я успела только заметить мелькнувшие перед глазами три разноцветных пятна: черное, белое и зеленое. Очевидно, две последние машины принадлежали оперативникам, но даже при той быстроте, с которой они пронеслись перед моими глазами, я сумела понять, что это далеко не иномарки. Мощный джип преследовала старая добрая советская «классика», и шансы догнать его имелись только в том случае, если бы все машины застряли в пробке и дальнейшее преследование происходило бы пешим ходом.
– Давай за ними! – крикнула я своему водителю, и мы устремились следом.
Дорога, по которой мы ехали, была одной из главных городских магистралей, и играть в догонялки на ней было не так-то просто. Но Колаев не церемонился. Когда ему нужно было, он не смущаясь выезжал на встречную, когда требовалось – и на тротуар. От огромного джипа спешно разлетались в разные стороны не только уязвимые пешеходы, но и автомобили.
Оперативники не могли вести себя так свободно, да и по техническим характеристикам их машины существенно уступали навороченному джипу, поэтому постепенно они отставали. Но не останавливались, и, как оказалось несколько позже, в их действиях была своя, тщательно продуманная стратегия.
Поколесив по городу, наш веселый кортеж наконец выехал на одну из объездных дорог. По всей видимости, это была именно та трасса, которая была нужна операм, потому что, проехав по ней несколько километров, великолепный черный джип тормознул сразу всеми четырьмя колесами, наехав на специальную дорожку с шипами, подготовленную для него около одного из постов ГАИ.
Мы тоже сбавили скорость, и я велела своему шоферу остановиться несколько поодаль. Отсюда мне хорошо было видно, как машину Колаева окружили вооруженные люди в масках, выскочившие из домика, в котором располагался пост, и как из машин преследования выходили оперативники.
Колаев думал недолго. Поняв, что положение его безнадежно и что, угрожая девочке, он только усугубит свою вину, он не стал оказывать сопротивления. А я снова набрала номер следователя.
– Сергей Денисович, тут ваши задержали Колаева...
– Да, я знаю, – прозвучал неизменный ответ.
– Да я и не сомневаюсь... но не в этом дело. Там в машине эта девочка, Настя... ей и так в последнее время досталось на орехи, а тут еще... Я на машине, стою сейчас совсем рядом с постом ГАИ. Вы скажите своим, чтобы они передали мне Настю, я бы ее обратно в больницу отвезла. А то ведь совсем доконают девчонку!
– Какая у вас машина?
– Пятнадцатая, синий «металлик», номер... слышь, командир, какой у тебя номер?
Обалдевший от всего происходящего «командир», запинаясь, продиктовал мне номер своей машины.
– Хорошо. Ждите, я вам перезвоню.
Не прошло и пяти минут, как следователь позвонил снова и сообщил, что я могу забрать девочку. Мы подъехали немного поближе, и я вышла из машины.
Настя лежала на заднем сиденье джипа. Она уже была в сознании, но так слаба, что, кажется, пальцем не могла шевельнуть. Я взяла ее на руки и понесла в свою машину. Тем временем Колаева, уже в наручниках, грузили в одну из машин оперативников.
На какое-то мгновение мы с ним встретились взглядами, и, наряду с ненавистью, я прочитала в его глазах столько презрения, что поняла раз и навсегда: никогда и никому на свете не удастся доказать этому орангутангу, что женщина – тоже человек. Было совершенно очевидно, что он ни на секунду не признает, что во всем происшедшем с ним имеется изрядная доля моего участия. Думаю, свой провал он отнес к неудачно сложившимся обстоятельствам, а на меня злился, как злятся на надоедливую муху, которая хотя и мешает, но серьезного вреда причинить не может.
Впрочем, по большому счету мне было наплевать, что он обо мне думает. С моей помощью он всерьез и надолго попадет за решетку – этого было вполне достаточно, чтобы удовлетворить мое самолюбие.
Я поудобнее устроилась с Настей на заднем сиденье машины, и мы поехали в клинику, где метался из угла в угол, не находя себе места, несчастный доктор Иванов.
– Ну, наконец-то! – воскликнул он, увидев, что я с девочкой на руках появилась в дверях его кабинета.
Было ощущение, что ему и в голову не приходило, что все могло сложиться как-то иначе и Настя вообще никогда больше не появилась бы здесь. Для него это возвращение было, похоже, только вопросом времени.
– Давайте, давайте, я сам!
Он взял девочку у меня из рук и сам отнес ее обратно в палату, из которой еще так недавно ее похитили. Пока персонал во главе с доктором Ивановым хлопотал вокруг благополучно возвратившейся пациентки, я сидела у него в кабинете, курила и пыталась осмыслить происходящее.
Колаева взяли в момент похищения девочки, он угрожал пистолетом персоналу больницы, нанес телесные повреждения доктору – для того чтобы завести дело, фактов больше чем достаточно. А тем временем и я подготовлю матерьяльчик...
Думаю, ни монахиня из церкви в Тополевке, ни настоятельница монастыря, из которого похитили Настю, ни проводница в поезде не откажутся дать свои показания. А это уже совсем другие, так сказать, горизонты.
С Колаевым все было ясно. Сидеть ему – не пересидеть! Правда, существовало еще несколько не разъясненных пока что пунктов относительно его действий в Тарасове, но, надеюсь, с помощью неподражаемого Сергея Денисовича мы их таки разъясним.
С Настей тоже все было понятно. Теперь ей ничто не угрожает, и она может спокойно восстанавливать свое здоровье. Потом Семенов свяжется с адвокатской конторой в Финляндии (ведь его знакомый нашел эту контору), и Настя наконец сможет вступить в законные права наследования.
Не ясно было одно: кто же убил Эльвиру? И за что? Просто чтобы ограбить или здесь крылись какие-то более серьезные мотивы?
Вопрос о том, искать или не искать убийцу Эльвиры, для меня решался совершенно однозначно. Во-первых, выяснить это было делом профессиональной чести, поскольку в противном случае моя работа не могла бы считаться завершенной. А во-вторых, если окажется, что Эльвиру убил Колаев, будет непростительно лишить себя удовольствия подвести его еще под одну статью. Да под какую!
Узнает он у меня тогда, чем оборачивается пренебрежение к прекрасному полу!
Итак, теперь мне предстоит выяснить, кто же прикончил Эльвиру. Что я имею в плане информации? Ее убили на кладбище – это раз. Придушили упаковочным шнуром, который можно найти на любой помойке, – это два. И ограбили – это три.
Первый неутешительный вывод, который я могла сделать из всего этого, состоял в том, что эти обстоятельства не в пользу кандидатуры Колаева. Больше всего сомнений вызывало место убийства, а в особенности то, что труп бросили на этом же самом месте. Для такого профессионала, как Колаев, это было слишком легкомысленно. Да и шнур этот, и ограбление... и купюра, засунутая в рот... Как-то театрально все слишком. Глуповато.
Нет, похоже, не он. Тогда кто?
Тот минимальный объем информации, которым я владела, делал наиболее вероятными две версии. Это мог быть случайный прохожий, которому захотелось поживиться. В пользу этой версии говорило место происшествия – кладбище, где обычно пустынно и всегда много бомжей, – а также орудие убийства и то, что тело было оставлено там же. Ну, и ограбление, само собой.
Кроме того, это мог быть какой-то давний недоброжелатель Эльвиры. В пользу этого также говорило место убийства – недоброжелатель мог знать, что рано или поздно Эльвира посетит могилы своих родителей, – а также эквилибр с денежной купюрой. Ограбление здесь могло служить инсценировкой, устроенной для отвода глаз.
Не мешало бы мне встретиться со следователем. Узнать, где находится это кладбище, да и вообще... Теперь, надеюсь, он убедился, что с оперативной работой я знакома не только по художественным фильмам, и не будет таким сдержанным в разговорах со мной.
Тут я вспомнила о Давыденко, и мне стало стыдно, что я так и не поблагодарила его за то, что он поспособствовал моему освобождению. Ведь шутки шутками, а за проникновение в номер Эльвиры меня и правда легко было привлечь.
– Тарас Богданович? Это Иванова Татьяна.
– А-а-а... Ось вона, подывытэся! Ну, навели вы у нас тут шороху...
– Извините, уж как вышло... Спасибо, что помогли мне из темницы выйти.
– Та шо уж там...
– Нет, нет! Сергей Денисович – человек серьезный и, если бы не вы...
– Та ладно... Злодея-то спыймалы?
– Поймали.
– Ну и ладнэнько.
Едва я закончила разговор с Давыденко, как в кабинете появился Иванов.
– Ну вот... вот и хорошо, – потирая руки, приговаривал он. – Ох, как вы надымили тут! Девушка не должна курить. Что за безобразие?
– Ох... и не говорите. Не должна – это точно.
Бедный, он и не предполагал, что если бы я рассказала ему, как продвигалось это расследование, то он замучился бы удивляться, как много там было всего такого, чего девушка делать не должна.
– Как там Настя?
– Ничего, уже ничего. Правда, пришлось сделать ей успокоительный укол, но, надеюсь, это уже в последний раз. Ведь злодея поймали?
– Да.
– Ну вот и прекрасно!
– Что ж, Степан Измайлович, раз все так прекрасно, я, пожалуй, пойду. Ставьте девочку на ноги, думаю, очень скоро ее захотят навестить, и надеюсь, в ее жизни будут теперь только приятные неожиданности.
– Да, но вы так и не рассказали мне, кто за ней охотился и для чего этим людям понадобилось накачивать ее такими сильнодействующими препаратами?
Признав справедливость требований доктора и вспомнив, что я действительно обещала ему все рассказать, я вкратце сообщила ему историю с наследством и, наслушавшись его «охов» и «ахов», отправилась наконец в свою гостиницу.
В номере все было перевернуто вверх дном, но это совсем не расстроило меня. Я слишком устала. Достав из-под подоконника паспорт, я кое-как восстановила видимость порядка и легла спать. Работа моя еще не была закончена, завтра снова предстоял напряженный день, и нужно было как следует отдохнуть перед последним рывком.
