Глава 7
Здрасьте, пожалуйста! На меня смотрели полтора десятка глаз, половина из них — из-под милицейских фуражек, остальные — те самые соседи сверху и снизу, ради которых я, собственно, и открыла.
— Здравствуйте! — поднял ладошку к козырьку стоящий первым старлей.
— Здравствуйте, вы агитаторы? — наивно спросила я.
— Гражданка Иванова?
— Конечно. Если еще хотите узнать мое имя или адрес, спрашивайте, не стесняйтесь.
— Спросим обязательно. Можно пройти?
— Разумеется, а зачем? Вы мой участковый?
— Нет, старший лейтенант Головко, следователь из горотдела.
— Очень приятно, а чему я обязана этим визитом?
Головко раскрыл красную папку, которую держал в левой руке, и показал мне очень простенькую бумажку — ордер на обыск.
— Всегда рада гостям, проходите, пожалуйста.
Я отступила в сторону, и мимо меня промаршировала вся эта команда. Судя по их взглядам, обыск они были бы не прочь начать с меня лично.
Понятыми оказались две подружки с нижнего этажа, из соседних квартир. Они издали очень интересовались моей жизнью, ну а теперь посмотрят изнутри.
За моей спиной появился ошарашенный Игорек:
— Чего это они?
— Собираются что-то найти. Ты свой контейнер с контрабандой успел сбросить с балкона?
Оказалось, что эти суровые люди не склонны к шуткам — трое сразу же выскочили на балкон. Головко, сняв фуражку, укоризненно посмотрел на меня:
— Не стоит шутить в вашем-то положении…
— Неужели моя беременность заметна?
— Мне заметно другое — у вас появились проблемы, давайте попытаемся решить их мирно и быстро.
— Согласна.
— Где пистолет?
— В сумке, в коридоре.
Девочки-понятые ахнули. Трое резвых исследователей, даже не передохнув, от балкона сразу же шарахнулись к вешалке.
Головко сел на стул и стал раскладывать на столе бумаги. Через минуту перед ним положили мой «ТТ». Он взял его через платочек и понюхал ствол, после чего передал другому нюхачу, с чемоданчиком в руках.
— У вас есть разрешение на оружие?
— Конечно, есть! В той же сумке лежит, где был пистолет. А можно узнать, в чем дело?
— Вам знакома гражданка Тихонова?
— А кто это?
— До вчерашнего дня она была работником казино…
— Вы имеете в виду Свету, которую вчера убили?
Головко так обрадовался, что мне его стало жалко. Он подался вперед и пронзил меня взглядом.
— Откуда вам известно, что ее убили?
— Мне сказали об этом сегодня утром.
Я поймала на себе растерянный взгляд Игорька. Он стоял, прижавшись к стене, засунув руки глубоко в карманы брюк, и выглядел очень неуверенным в себе.
Головко ликовал, он даже протер платочком вспотевшие ладони — совершенно напрасно — у него от волнения задрожали руки, так что все равно проколоть аккуратно четвертую дырку на погоне он не сумел бы.
Севшим голосом он тихо пискнул:
— Кто вам об этом сказал? — и прокашлялся.
— Ведущий местных новостей по телевизору.
Головко так и осел на стуле.
Он еще раз откашлялся и начал задавать рутинные вопросы. Я отвечала рассеянно, посматривая по сторонам, думая сразу о нескольких вещах: во-первых, не подкинули бы чего-нибудь; во-вторых, кому выгоден этот фокус с ордером; и, в-третьих, сумеют ли эти ребята найти мои спортивные трусы, которые я уже почти год как отчаялась отыскать?
Из ванной раздался радостный вскрик — вот, блин, если сейчас притащат чемодан с героином, то сама виновата. Надо было сесть с той стороны стола, был бы виден коридор.
В комнату вошел старший сержант, держа в руках полиэтиленовый пакет.
— Василь Василич, — под ванной лежало, в самом дальнем углу. Думала, я не найду. Да я однажды три автомата нашел зимой под навозной кучей. А тут такая ерунда!
Мой жаждущий повышения собеседник, взяв сверток двумя руками, положил его перед собою и начал разворачивать. Самое смешное — я до последнего надеялась, что там обнаружатся какие-нибудь сантехнические дела: резинки, например, или кривая такая проволока для унитаза. А оказалось очень даже нако-ся! Внутри был очень красивый пистолет «беретта».
Головко схватил его смоченным трудовым потом платочком, понюхал ствол и счастливо заулыбался.
Понятно, что мне все это счастья не прибавило.
— Откуда у вас этот предмет, уважаемая?
— Впервые вижу.
— Неужели? Я вынужден буду пригласить вас с собой. Погостите у нас, так вспомните.
— Вряд ли.
— А это ваш приятель? — Довольный жизнью Головко потыкал пальцем в сторону Игорька.
— Да, мы с ним марками обмениваемся.
— Ну что ж, пошутили — и хватит. Вы сейчас собирайтесь, а я побеседую с вашим филателистом.
Черт его знает, что с собою брать в таких случаях?! Я накидала в большую базарную сумку всяких туалетных мелочей, сверху бросила том Чейза. Пригодится вместо снотворного, если придется переночевать в незнакомом месте.
Спустя час на двух «Жигулях» с мигалкой мы уже катили в горотдел. Хорошо, что у меня нет собаки — никто не тявкал вслед.
Совершенно обалдевший Игорек вышел из подъезда и даже не кивнул мне вослед — очевидно, соображал, что он сообщит Телеге.
Мои мытарства начались сразу же. Я ждала три часа, сидя на жестком кресле перед кабинетом номер тринадцать в обществе молчаливого сержанта, зевавшего равномерно через каждые пять минут. Чейз не понадобился, я и так кемарила, чувствуя себя уверенно. Прикинув время, я смело могла рассчитывать на крупный кукиш в кармане, который должен был приятно удивить этого настырного хохла в погонах, не умеющего скрывать своих чувств. Однако три часа — это чересчур, нельзя же так откровенно радоваться своей удаче, да и возможный убийца должен иметь право на внеочередность.
Когда меня ввели наконец в прокуренный кабинетик, я была уже достаточно раздраженной, и довольная рожа Головко настроения не улучшила.
Он гордо восседал за желтым обшарпанным столом. Перед ним в художественном беспорядке были разложены бумаги, в пепельнице груда окурков, которая ясно демонстрировала напряженность умственного милицейского труда. Справа — небольшое окно с решеткой из сетки-рабицы, слева — ряд стульев. На одном из них маялся, ерзая отсиженной задницей, полный лысый майор.
— Ну вот, и до вас дошла очередь, или, вернее, дошли руки. Садитесь, пожалуйста. — Головко ладонью сделал приглашающий жест.
Я села на стул напротив него, лицом к майору. Поставила сумку на пол, из ее кармашка достала сигареты. Головко щелкнул зажигалкой:
— Вот что мы курим! Правильно, такая красивая девушка всякой гадостью травиться не может. Ну а мы — люди скромные, законопослушные и очень занятые.
Еще полтора часа Головко строил сложные комбинации разговора, пытаясь заставить меня узнать «беретту», намекая и на известное снисхождение, и на грядущие ужасы, если память меня подведет.
Во время допроса толстый майор периодически подавал угрожающие реплики, стараясь настроить свой скучный голос пожестче. Я и внимание на него перестала обращать. Устал человек, что же еще ожидать от него?
Наконец мой следователь стал подходить ко второй части спектакля.
— Ну, хорошо, Татьяна, орудие убийства, которое вы прятали в ванной, вы не узнаете?
— Я не прятала! Понятия не имею, как он там оказался, сколько раз еще вам говорить?
— Ну ладно, ладно. Тогда я спрошу вас вот о чем — где вы были во время убийства?
Каков оригинал! Он еще пытается поймать меня на такие детские фокусы!
— А когда оно произошло?
Тут уже ерзать начал Головко.
— Не придуряйся! — рыкнул майор и зашмыгал носом. Е-мое, у него еще и насморк, вдобавок к кровавым мозолям на ягодицах!
— Вы прекрасно понимаете, что я вас спрашиваю о времени с 21 до 22 часов вчерашнего дня.
Я чуть было не ляпнула, что в это время Света была еще жива, потому что звонила мне около 22 часов.
Зевнув, я начала вспоминать, что же такого интересного было вчера в это время.
— Да я точно и не помню. Дома была, наверное.
— Ах, наверно! А кто это может подтвердить? Ваш друг?
— Ну, хотя бы и он. Он звонил мне примерно в это время.
— Очень, очень интересно! Значит, говорите, звонил? И о чем вы говорили?
— О ерунде какой-то, он спрашивал, куда я уехала, не предупредив его.
— Какие странные отношения между филателистами!
— И не говорите — чудики! — охотно согласилась я.
— Ну а что было потом? После звонка?
— После звонка? — Я опять зевнула, беря театральную паузу. Сейчас он сникнет, а потом начнет орать.
— Да, после звонка! — вскричал Головко и радостно ощерился.
— Потом я вышла во двор, покурить.
— И сели в свою машину, верно?!
— Никуда я не садилась. Я просто вышла во двор и поругалась с тетей Зиной.
— С какой тетей Зиной? — Головко растерялся. Ну, еще бы — рушится строение, о котором он так мечтал.
— С соседкой, у нее собака нервная, я с ней поссорилась.
— С тетей Зиной, значит?
— Нет, с собакой. С тетей Зиной я поругалась как раз вчера вечером, когда вышла покурить.
— А больше в это время вы ни с кем не ругались?
— Нет, с Витей у нас хорошие отношения.
— С каким Витей?! — Мой следователь уже не выглядел счастливым и с большим трудом расставался со своими мечтами.
— Витя — еще один сосед. Он выносил мусор и прошел мимо нас, я вернулась домой, а тетя Зина все еще продолжала шуметь у подъезда. Время не засекала, но завелась она надолго. Я помню, по НТВ шел какой-то боевик, а ее крики совсем не совпадали с сюжетом.
Лицо у Головко пошло красными пятнами, испарина появилась на лбу и под носом. Он съежился на стуле, нахмурил брови и внимательно рассматривал карандаш, который вертел в руках.
— Хватит врать! — подал голос майор и подсунул под задницу левую ладонь.
— Значит, так, Иванова, — тихо начал Головко, — ваши показания мы, конечно, проверим. Но я советую вам подумать, стоит ли усугублять свою участь. Крепко подумайте. Сейчас вас проведут в очень уютное помещение, где вам никто не будет мешать. Еще раз вам говорю, подумайте.
Меня проводили в подвал. После нескольких лестничных пролетов, миновав кучу всяких дверей, я оказалась в узком коридоре с дверями по обеим его сторонам.
Посередине коридора стояла, уткнув руки в складчатые бока, заплывшая женщина в форме и руководила худенькой девочкой, стоящей на табуретке и наклеивающей кусок обоев за водопроводную трубу. Увидев меня, девочка спросила:
— Курить есть?
Я дала ей сигарету, контролерша промолчала.
— Вот, Гавриловна, это тебе пополнение, — сказал приведший меня сержант.
— Откуда же столько блядей развелось? — гостеприимно воскликнула та и взяла у моего провожатого бумажку с приказом.
Я промолчала — это не те люди, с которыми был смысл шутить.
— Пошли, девка.
Гавриловна, шумно дыша, отошла в сторону, пропуская меня.
Мой кабинет оказался душной комнатой два на три метра, с двухъярусными нарами справа, столиком и двумя табуретками — слева. Под высоким потолком светилось маленькое окошечко с прутом посередине. Да из него и так только кошка смогла бы вылезти.
Я поставила сумку на табуретку.
— Показывай, что у тебя там, — потребовала Гавриловна, отдуваясь через каждое слово.
Я достала кошелек и показала ей двадцать баксов.
— А можно чаю?
— Сей момент! — Гавриловна заулыбалась и, колыхая телесами, выплыла за дверь.
Но чаю попить не удалось. В двери опять появился знакомый мне сержант, за его спиной вздыхала Гавриловна:
— Пошли.
Мы прошли в большую комнату — по коридору направо. Там расхаживал бодрой рысью незнакомый мне мужчина. Прижавшись к окну, на него хмуро посматривали уже знакомый мне майор и еще какой-то капитан.
— Что они с вами сделали? — вскинув руки, театрально продекламировал выгуливающийся мужчина и, подбежав ко мне, обнял за плечи и подвел к столу. Я просто обалдела от таких заходов, сразу стало как-то неудобно, что я такая здоровая и все конечности у меня гнутся, как надо.
— Садитесь, садитесь!
Усадив меня, он отступил на два шага и, сложив руки под животом, как будто я собиралась пробить ему пенальти, начал свое выступление:
— Уважаемая госпожа Иванова! Я — председатель-основатель общественного движения «Правозащитники в защиту Конституции». Вот уже три года, как мы считаем своим долгом оказывать помощь гражданам, попавшим в затруднительное положение в результате конфликта между правами и обязанностями человека и репрессивных органов…
Это была та еще речуга, очень хорошо слепленная и вкусно поданная. До сути оратор добрался минут через десять.
— …Когда стало известно о безобразии, совершаемом в отношении вас, все наши активисты и бывшие подзащитные в один голос потребовали, чтобы я немедленно встретился с вами и с самого начала этого свинства оказывал вам квалифицированную юридическую помощь. Простите, кажется, я забыл представиться — Козлов Алексей Григорьевич, вот моя визитка.
На визитной карточке было написано примерно то же, что он заявил в вводной части своей речи, только конспективнее.
Козлов сел за стол и обратился к жавшимся у окна милиционерам:
— Господа, я хотел бы пообщаться со своей подзащитной наедине.
— Она еще не ваша подзащитная, — подал голос капитан.
— Пардон, Татьяна, распишитесь вот здесь, — и, понизив голос, добавил: — Игорек доложил кому надо.
Я кивнула и расписалась.
— Пятнадцать минут, — сказал капитан и вышел вместе с майором.
Козлов подождал, когда за ними закроется дверь, и, наклонившись ко мне, тихим голосом быстро проговорил:
— Вам привет от Олега Николаевича. Мы считаем, что менты понты колотят. Вы правильно сделали, что пошли в отказ, против вас у них только пистолет. Какая-то сука звякнула в УВД и заложила. Мы подключили свои каналы. Не волнуйтесь. — Он накрыл мою ладонь сверху своею и поощряюще улыбнулся.
Пробеседовав с ним все отведенное время, причем говорил больше он, я в том же сопровождении побрела в свою камеру.
В ней я увидела Гавриловну. На столе рядом с чайником стояли чашка и тарелка с печеньем. Гавриловна грустно грызла печенье и вздыхала. Увидев меня, она явно обрадовалась.
— Ну, садись скорее, а то уже все остыло. Опять тебя этот чахлик невмерущий дергал?
— Кто? — не поняла я.
— Да Головко, хохол упрямый!
— Нет, с адвокатом встречалась.
— А, ну да. А кто у тебя адвокат? — поинтересовалась она.
— Козлов, правозащитник.
— Вот как! — Гавриловна так удивилась, что забыла сразу закрыть рот, потом засуетилась и добавила: — Подожди, я тебе сейчас колбаски принесу.
В общем и целом мне могло бы здесь и понравиться, но через часик я начала скучать. И тут за мной зашли — Головко, похоже, решил, что опять настала его очередь меня развлекать.
В кабинете меня ожидал расширенный состав участников этой самодеятельности.
Во-первых, сам следователь, носившийся по диагонали своего кабинета, сцепив руки за спиной. В начале ряда стульев у левой стены восседал Козлов, в конце — я чуть не споткнулась, переходя через порог, — на стуле монументально высилась тетя Зина и надо же — без Голды. По случаю визита в столь страшный кабинет она оделась почему-то во все белое. Не иначе как символизировала чистоту помыслов. Оба они — и Козлов, и тетя Зина — внимательно смотрели на Головко, который, сильно топая каблуками и дергая головой на каждом повороте, целенаправленно боролся с гиподинамией, умудряясь, не говоря ни слова, замыкать на себе внимание таких разных людей.
Когда я вошла, Головко как раз был на пути к противоположному углу и не решился прервать движение: боялся снести самого себя.
Увидев меня, тетя Зина поджала губы и кивнула головой своим правильным мыслям. Козлов мгновенно поднялся и шагнул мне навстречу, улыбаясь и раскрывая руки в широченных объятиях.
Мне не хотелось оказываться в них, да и ощущение после всех этих событий не располагало к лирике.
— Бедненькая моя, — просюсюкал Козлов. — Скоро, уже совсем скоро.
— Преждевременно, Алексей Григорьевич. — Это из своего угла несся Головко. — Спасибо, можете идти, — бросил он на ходу моему охраннику и с разбегу остановился прямо передо мною. — Ну, что? — быстро проговорил он, глядя мне в глаза требовательно и нервно. — Вспомнила происхождение того сверточка?
Я отрицательно покачала головой и даже говорить ничего не стала — так он мне надоел, что, открой я рот — все сразу и высказала бы.
Головко поморгал на меня еще с полминуты. Не знаю даже, чего он ждал? Может, надеялся, что я пообещаю обязательно вспомнить, откуда у меня «беретта»? Затем, резко развернувшись, он подошел к тете Зине.
— Вы подтверждаете ваши показания в отношении гражданки Ивановой? — брезгливо спросил он.
— Подтверждаю ли я! — играя в негодование, тут же разошлась тетя Зина. — Да она хулиганка! Я со своею собачкой спокойно гуляла у подъезда, а она вылетает, как фурия… И ногами, и руками, и слова всякие! Вы совершенно правильно сделали, товарищ следователь, что арестовали ее. Изолировать таких надо. Изолировать! Она и раньше…
— Спасибо. Достаточно, — прервал он ее.
— Нет, вы послушайте! Мне не надо, чтобы кончилось разговорами. Она должна понести…
— Спасибо. Спасибо.
К Головко подскочил Козлов:
— Итак, на основании показаний соседей, подтверждающих присутствие моей клиентки вчера вечером…
— И вам спасибо, — с ненавистью прорычал мой ретивый следователь, — всем спасибо.
Он сел за стол и обернулся к тете Зине:
— Благодарю вас, вы очень нам помогли. И в следующий раз, пожалуйста, не стесняйтесь проявлять свою, так сказать, гражданскую активность.
Тетя Зина порывалась продолжить, но он, возвысив голос, закончил:
— Давайте вашу повестку, я отмечу. Спасибо. До свидания.
— До свидания, — достойно ответила она и, торжествующе посмотрев на меня, гордо удалилась.
Влетевший в открытую дверь сквозняк хлопнул ею. Звук получился резким и сухим. Все вздрогнули.
— Ну-с! — сложив пальчики домиком, начал Головко. — Что же мне с вами делать?
Я продолжала стоять и молчать, просто перетерпливая этого зануду, как стоматолога.
— Что значит «что делать?». Как это «что делать?», — взвился Козлов. — Наши активисты и бывшие подзащитные…
— Да знаю, знаю. Вы пройдите, гражданка Иванова. Сядьте.
— Присядьте! — ехидно поправил Козлов.
Головко не обращал на него внимания, сверля меня взглядом.
Я села к столу.
— Сегодня утром, около 10 часов, точнее, — Головко закатил глазки, — в 9.53 в горотделе раздался анонимный телефонный звонок. Мужской голос продиктовал информацию о том, что пистолет, из которого убили эту девушку, спрятан в квартире киллера преступной группировки Ивановой. Мы не могли оставить этот сигнал без внимания.
Слушая речь Головко, Козлов зажмурил глаза, кивал головой и показывал высокую степень удовольствия.
— Вы не предполагаете, гражданка Иванова, кто позвонил нам?
Я, разумеется, продемонстрировала, что понятия не имею.
— Я попрошу вас подумать лучше, ведь с большой долей вероятности можно предположить, что именно этот человек и подкинул вам эту важную улику.
Я опять изобразила полное незнание. Головко вздохнул и закончил с кислым видом:
— У нас нет оснований задерживать вас здесь. Поэтому, поговорив с вашим адвокатом, мы нашли возможность изменить меру пресечения.
— Какую меру? Какую меру?!! Вася, включи мозги! — возопил Козлов.
— Я вам не Вася! — рявкнул Головко. — Короче, не хочу пререкаться. Дадите подписку о невыезде, и все.
— Да ты офонарел! — Козлов ломанулся в бой.
Головко, набычившись, уперся за столом. Я устроилась на боковых стульях поудобнее, забыла об этих тореадорах и принялась чистить перышки.
Не прошло и полчасика, как потный и взъерошенный Головко, сжавшись на своем стуле, подписал все бумаги, обреченно помахивая руками.
Победивший Козлов возбужденно разговаривал сам с собой, жалел себя, «одинокого борца с мудаками».
— Окружили со всех сторон и нападают!
— Ну ты, полегче базар фильтруй! — неуверенно подал голос Головко.
— А ты не обижайся, Вася! Мудак — это не дурак, это умный человек, даже очень умный, но только у него мозги набекрень. Ты попробуй думать поменьше, будет жить полегче. — И, повернувшись ко мне, театрально взмахнул дланью: — Путь свободен, мадам!
Я встала, потянулась… Утомительное зрелище — мужские бои.
— А вещички мои?
— Вася позаботился, ведь правда? — плотоядно понизив голос, взглянул Козлов на Головко. Тот покивал устало.
Мы с Козловым вышли. Он несся вперед, расправив грудь и гордо подняв голову, и был очень доволен собою. Я еле поспевала за ним, стараясь не терять из виду его светлую плешинку на макушке.
Утомительный сегодня выпал день, а когда он кончится — еще неясно.
Подбежав к выходу, Козлов, поднатужившись, плечом поддал тугую дверь и уперся ногами — меня пропускал, джентльмен.
