Глава 9
Гость мой усиленно тряс головой, не переставая охать.
— Ой, красивая, дай попить, пожалуйста. Помру сейчас. А где твой гость-то? Ушел уже, что ли?
— Ушел. И тебе пора. На, выпей кофе. И собирайся. Я отвезу тебя.
Он взял кофе. Отхлебнул и поставил.
— Горячий больно. Дай водички лучше.
Я принесла ему кружку воды. Он проглотил ее залпом и снова принялся за кофе.
А я занялась подготовкой к поездке.
— Что, Славик, поехали?
— Поехали. А где же твой Кузя, про которого ты так распиналась?
— Ты же спал.
— Это я потом задремал, когда ты меня в братцы записала. Решил, что у сестры и расслабиться не грех. Фу-у, какая башка чумная. Пошли, что ли?
* * *
Маленький жил в панельной пятиэтажке на Горной улице. Я остановила машину у подъезда.
— Приехали.
— Спасибо тебе за все, Танюха. — Он нажал ручку дверцы.
— Слава, если я тебя кое о чем попрошу, сделаешь?
— Для тебя все, что угодно. Столько со мной возилась. Что сделать надо?
— Давай свои координаты: номер квартиры и телефон.
— У нас отродясь телефона не было. А квартира двенадцатая, на четвертом этаже.
— Ты завтра работаешь?
— Конечно. А что?
— Во сколько ты освободишься?
— Часа в четыре. У нас сокращенка зимой.
— Ну и отлично. Давай сразу после работы встретимся. У меня к тебе предложение будет. Отсыпайся как следует. Аспирин на ночь прими.
Мы назначили место встречи и расстались. Маленький поковылял домой, а я отправилась восстанавливать справедливость.
Как вы, конечно же, догадались, дорогой читатель, я отправилась к дому Сабельфельдов.
Во всех окнах горел свет, и мелькали тени. Похоже, что мне довольно долго придется ждать, пока разойдутся родственники и знакомые, которые безустанно утешали вдову и помогали ей прийти в себя после постигшего ее горя.
Но я терпеливая. «Если я чего решил, выпью обязательно». Мой обшарпанный «москвичонок» скромно прижался в темном переулке. На него, конечно же, никто не обратит внимания. На таких машинах не ездят люди, достойные внимания обитателей особняка и пассажиров серой «девятки», которая так же тихо подкралась и остановилась у забора соседнего дома.
Свет от уличных фонарей сюда почти не падал, зато улица перед домом Сабельфельдов была как на ладони.
Я сначала надела наушники на всякий случай, а потом решила, что могу себе этим лишь навредить. Недостатком информации я не страдала, а вот если пассажиры «девятки» застукают меня за таким занятием, то мне точно несдобровать.
Поэтому я тихо ждала, не высовываясь. Я еще не придумала до конца, как я осуществлю свой план: полон дом людей, снаружи наблюдатели. Загвоздочка вышла. Может, я поторопилась, назначив Арканову свидание на завтра?
Но делать нечего: каша уже заварена, будем ждать. Приятное надо сочетать с полезным…
Шел уже двенадцатый час ночи. Из калитки вышли трое мужчин. Среди них был Ринат Галиулин. Мужчины были под градусом — это было заметно по их неверным движениям и громкому разговору. Они перешли на противоположную сторону и стали ловить такси.
Когда около них наконец-то остановилась машина и они, переговорив с водителем, уплюхались на сиденья, «девятка», крадучись, выползла из переулка и двинулась по улице в ту же сторону, что и такси.
Вывод напрашивался сам собой: за Ринатом продолжали следить — Шафкят ему не верил.
Моя задача облегчилась. Спасибо недоверчивому Бабаниязову. Время действовать наступило. Посетители в доме не помеха: под шумок туда проникнуть легче.
Я взяла свою драгоценную сумочку, хранившую в себе информацию, за которую многие заплатили бы дорого, закрыла машину и отправилась в дом.
Калитка была не заперта. Входная дверь тоже. Я спокойно прошла в гостиную.
Присутствовавшие в гостиной сидели на диване и креслах, тихо разговаривали.
— Она прилегла, ей успокоительного дали. Что ж, намоталась за день. Тяжело ей. Отправляться по домам пора. Вы езжайте, я с ней останусь.
Говорившая женщина в траурном одеянии повернула голову в мою сторону.
— А вы кто будете, милочка?
— Я подруга Татьяны Александровны. Мне необходимо с ней переговорить.
— Какие могут быть разговоры? Она отдыхает. Коля, я же говорила, запри калитку. Как проходной двор, — обратилась она к седому мужчине, который курил, стоя у окна.
С другого кресла поднялась еще одна защитница Татьяны Александровны.
— Давайте расходиться, в самом деле. Одевайтесь все.
Все поднялись и стали одеваться. Я поняла, что спорить с толпой — дело бесполезное и неблагодарное. Так ничего не добьешься.
Я извинилась и вышла, решив подождать, когда добровольная телохранительница выйдет запирать за посетителями калитку.
Пока они там прощались и обменивались любезностями, я тихо, как мышка, стояла за дверью. А когда добродетельная дама пошла провожать гостей, я без труда проскользнула вовнутрь и двинулась по направлению к спальне.
Татьяна Александровна прямо в траурном платье лежала на неразобранной кровати и мирно спала. В спальне горел свет.
Я закрыла дверь на задвижку и выключила свет. Пускай телохранительница решит, что беспокоить хозяйку не стоит. Я сняла шубу и положила ее на стул, около двери.
Так и вышло. Она толкнулась было в спальню, окликнула тихим голосом вдову и удалилась отдыхать.
Пока она шастала по дому, я не подавала признаков жизни. Наконец она угомонилась. Я потихоньку подошла к шкафу, осторожно открыла его и извлекла своего «клопа».
Скрип закрываемой дверки разбудил Татьяну Александровну.
— Кто здесь?! Что вам надо? — испуганно закричала она. Я подскочила к ней и зажала ей рот.
— Тихо. У меня к вам очень серьезный разговор. Будете кричать — вам же хуже.
Татьяна Александровна яростно отбивалась, пытаясь ударить меня и закричать.
— Если не успокоитесь и не выслушаете меня, то про клофелин в капсуле «Эссенциале» сию минуту узнает милиция, а Арканов расскажет про завещание.
Она замерла.
За дверью послышались шаги. Тихий, испуганный голос спросил:
— Татьяна Александровна, что-нибудь случилось?
Я разжала ей рот и поднесла к носу кулак.
— Все в порядке, Екатерина Ивановна. Мне просто сон плохой приснился. Я приму снотворное и засну. Идите, отдыхайте.
— Действительно все в порядке? А почему вы дверь не откроете?
— Идите спать, Екатерина Ивановна, — твердо сказала Татьяна Александровна. — Идите.
Шаги удалились и затихли. Я снова включила свет.
Татьяна Александровна, сидя на кровати, смотрела на меня расширенными от ужаса глазами. Сознание она не потеряла, наверное, только потому, что употребила успокоительное.
— Вы кто? Вы — та женщина на похоронах, да? Что вам надо? Или вы?.. О господи, нет, только не это! Вы — та самая детективша?
— Та самая. Говорите тише. А то навредите сами себе. Лопушина, как вы изволили выразиться, вернее, дружок ваш обожаемый.
— Что вам надо? Вы убили моего мужа, теперь пришли за моей жизнью? — Ее губы дрожали. Актрисой она была потрясающей.
— Милая тезка, спектакль окончен. И я не за тем сюда пришла, чтобы наслаждаться вашим актерским талантом. Чем дольше мы говорим не по делу, тем меньше времени остается у вас. А я могу вам дать шанс.
— Какой шанс, о чем вы говорите? Завещание оформлено на ваше имя. Что вы еще хотите? Чтобы я его не опротестовывала, что ли? — Она цеплялась за соломинку и продолжала играть. — Вы влезли в мой дом, пытаясь обокрасть.
Голос ее снова начал набирать обороты.
— Еще одно слово, и мое терпение кончится. Арканов сидит у меня в квартире связанный и готов давать показания. А у меня записи на пленке всех ваших любовных и преступных бесед. Хватит играть. Или говорим о деле, или сию же минуту записи будут в милиции, а свидетель даст показания.
— Что ты хочешь, стерва?
— Вот так-то лучше. Излагаю условия и мотивирую. Мне противно так поступать, но я считаю это справедливым. Вы со своим другом убили Владимира Ивановича. При этом подставили меня, обстряпав дело так, что у милиции сомнений не возникло. Приходится признать, что в сообразительности вам не откажешь. С медициной вы, похоже, дружите. Ловко придумали с «Эссенциале». Заботливая жена беспокоится о печени своего горячо любимого мужа.
— Короче, чего тебе надо?
— Нет уж, дослушайте. Я и так щедрая. Дам вам немного времени. Мне, конечно, гораздо приятнее сдать вас в милицию прямо сейчас же. Но кто мне за моральный вред заплатит? Я из-за ваших деяний едва не села за решетку. Но я, как видите, тоже актриса, не хуже вас. Вот вы мне и заплатите за моральный ущерб. Я же дам вам шанс скрыться.
— Шанс скрыться? Очень щедро.
— А у вас нет выхода: или возместить мне моральный ущерб и всю ночь бежать до китайской границы, или же прямо сейчас и надолго отправиться в кутузку.
— Блеф. У тебя нет доказательств.
Мне надоело ее тыканье.
— Мы с вами, Татьяна Александровна, на брудершафт не пили. Не тыкайте. Слушайте.
Я достала свой портативный магнитофон и включила запись. Пленку я поставила еще дома. Услышав слова Рината про «лопушину», она бросилась на меня с кулаками.
— Убью, стерва! Как ты сюда вообще прошла, мерзавка?
— Собак держать надо. Они бы позаботились о безопасности хозяйки. — Я ее лишь слегка толкнула, и она снова рухнула на кровать.
— Терпеть не могу этих тварей вонючих!
— И зря. Собака — друг человека. Хватит болтать. У вас времени все меньше.
— Сколько же ты просишь за свои услуги?
— Упаси вас бог, Татьяна Александровна. Это не услуги. Это возмещение морального вреда. Пять тысяч меня устроят. Долларов, разумеется. А за добровольное возмещение ущерба я дам вам с Ринатом целых десять часов форы.
— Круто. А харя не треснет?
— Зашью. Выбирайте. Пока вы болтаете — время идет. И жаль в вас так разочаровываться. Светская дама, а разговор, как у уличной торговки.
— У меня нет таких денег на данный момент.
— А если поискать хорошенько? Или мне звонить в милицию, а то у Арканова, бедняги, теперь уже руки затекли.
Я достала мобильный телефон и стала нажимать кнопки.
Татьяна Александровна метнулась ко мне и схватила меня за руку.
— Подождите. Я сейчас.
Она открыла шкаф, порылась там и извлекла ключ. Затем, встав на постель, сняла свой портрет. В стену был вмонтирован небольшой сейф. Вставив ключ и набрав код, она открыла его и достала оттуда шкатулку. Я молча за ней наблюдала.
Она трясущимися руками ее открыла и… направила на меня ствол «ПМ».
Вот тебе и здрасьте.
— Тихо-тихо, милая, не шалите. Себе только хуже сделаете. — Я потихоньку приближалась к ней с поднятыми вверх руками.
— Стой, стерва! — прошипела она.
— Стою-стою.
Я сделала еще один шаг и резко ударила ногой по ее руке. Пистолет вывалился. Я отвесила ей классную пощечину, взяла в руки пистолет.
— Все, голубушка. Пошли сдаваться. Не хочешь использовать свой шанс — пеняй на себя.
— Нет, не надо, прошу вас. Я заплачу. Только у меня нет столько.
— Пошли. Вставай, и пошли.
— Если вы заберете у меня все деньги, мне даже не на что будет уехать.
— Найдете. Для вас это не деньги.
Она снова полезла в сейф, а я продолжала держать ее на мушке.
На сей раз расчет был произведен. Я закинула пистолет на шкаф и направилась к двери.
— Скажите своей телохранительнице, чтобы выпустила меня, и поторопитесь. В половине одиннадцатого утра вас начнет искать вся милиция города. Так что советую волосы перекрасить. Хотя у вас на это времени не будет.
— Я сама вас провожу. Только вы не шумите. Она не должна знать, что я уезжаю.
— Хорошо. Тогда вперед.
* * *
Я вышла на улицу и глубоко вздохнула. Тихая безветренная погода. Снег валить перестал. Природа словно заснула. И на душе у меня было почти спокойно. Я считала, что поступила правильно. Пусть кто-нибудь докажет обратное. Просто я сумела за себя постоять. Возможно, дотошный читатель возразит, что всегда надо поступать по закону. Но если бы я поступила по закону и подала в суд на возмещение морального вреда иск Татьяне Александровне, то из каких средств она бы мне эти деньги выплатила?
Ей предъявят обвинение, и имущество, на которое она претендует, будет конфисковано. Вот так-то. В таком разрезе.
Было полпервого ночи, и мне пора спать. Я чертовски устала.
Все позади. Почти все. Оставался Шафкят, а он тоже виноват в моих бедах. И тоже должен заплатить по счету. Такая вот я мухоморная дама. Но только с теми, кто в меня камни бросает.
Все. Домой. Спать. День был трудным, но удачным. Есть, правда, еще одно дельце, которое нежелательно, совсем нежелательно оставлять до утра. Интересно, не побьет меня Киря, если я ему сейчас позвоню? Вообще-то, с его работой он просто обязан в любое время дня и ночи быть готовым к труду и обороне.
Надо попробовать. Я достала мобильный телефон и набрала номер.
Трубку, разумеется, не сразу, но все же взяли:
— Алле. — Киря ответил сам. Голос был сонный и недовольный. — Говорите.
— Володя, прости, что так поздно. У меня для тебя есть новости. Тебе пригодятся. — Я торопилась сказать побольше, пока он не швырнул трубку.
— Таня, ты, как всегда, в своем репертуаре. Ну что еще у тебя?
— Хочешь отличиться? Я тебе безвозмездно свидетеля по делу Сабельфельда предъявлю.
— А я этим делом не занимаюсь. А то бы я давно тебя в СИЗО запихнул, чтобы людям по ночам спать не мешала.
— Тогда помоги другу.
— Вот с этого и надо было начинать. Какая тебе помощь требуется? И нельзя ли было подождать до утра?
— Я боялась не найти тебя утром. Ко мне в десять придет художник, автор сабельфельдовского завещания. Тащить твоих коллег в свою квартиру конспиративную я не могу. А тебе можно. Приезжай к полдесятому. Мы его, тепленького, в отделение… А заодно и я сдаваться отправлюсь.
— Насколько я понял, ты уже всех вычислила, все доказала. Так, что ли, гений?
— Угадал. Ну что, договорились?
— Договорились. Иди спать.
— Уже еду. Спокойной ночи.
Киря положил трубку, а я завела движок и отправилась домой.
Пока что мне все удавалось, что я задумала. Муки совести меня не слишком терзали. Я была уверена, что Татьяна Александровна и Ринат рано или поздно попадутся и не уйдут от правосудия. А что будет дальше — мне кости подскажут.
Дома, устроившись на диване поудобнее, я перемешала кости со словами: «Все о’кей, милые? Завтра также?» 23 + 2 + 32 — «Вы совершенно неожиданно для себя истратите порядочную сумму денег».
— Ну, положим, норковое манто я покупать не собираюсь. А впрочем, завтра будет видно, то есть сегодня уже. А сейчас баиньки, милые, и я и вы. По люлечкам. Будильничек на восемь. Вот так. Ох как здорово.
Мы ехали с Сабельфельдом в обшарпанном батином «Москвиче» по ночному Тарасову.
— Все правильно, Таня. Хорошо, что вы умеете сами за себя постоять. У меня не получилось. Плохо, когда тебя предают.
Мы почему-то кружили по одним и тем же улицам, и Владимир Иванович все говорил и говорил.
— Включите радио, Таня. С музыкой все же веселей.
Я попыталась его включить, шарила по панели автомобиля, нажала кнопку и… вместо музыки бесконечный звон. Он раздражал меня. Наконец до меня дошло, что ночь кончилась. Пролетела, как одно мгновение. Зато на момент пробуждения я уже точно знала, что имели в виду кости, когда предсказали трату порядочной суммы денег. В «Москвиче» не было радио. «Панасоник», конечно, слишком круто за прокат «Москвича», а «Былина» будет в самый раз.
Эти благодарные мысли с утра задали тонус моему уставшему от волнений организму. И я выпрыгнула из постели почти счастливая. А музыка и утренний кофе с бутербродами довершили дело. Я порхала по квартире, как бабочка, подготавливая для Кирсанова то, что собиралась отдать в милицию, — пленки с диалогами Татьяны и Рината. Я радовалась всему: солнцу за окном, вкусному кофе, и была счастлива от мысли, что с сегодняшнего дня я, возможно, снова стану Таней Ивановой и смогу ходить по улицам Тарасова, не боясь быть узнанной.
Кирсанов, молодчина, не обманул — приехал вовремя.
— Ну, что тут у тебя, Танечка? Чем порадуешь? — прямо с порога, едва успев поздороваться, спросил он. — Я смотрю, ты прямо светишься вся.
— А я сегодня всему рада: и тому, что тебя вижу, и тому, что дело завершила. Осталось поставить точку. Пожирнее, конечно.
— Что ж это железяки все еще лежат у тебя? Стоило так гоняться за ними.
— Ничего. Сегодня уедут по месту назначения. Проходи. Кофе хочешь? Или чаю?
— Лучше чаю. И сразу к делу.
— Тогда пошли на кухню пить чай, а заодно я достижениями своими похвалюсь.
Кирсанов прослушал пленки без комментариев. Потом взглянул на часы.
— И где же твой главный свидетель?
— Сейчас придет. И ты — сразу быка за рога. Не церемонься. Завещание было подписано именно им. Это точно.
— Какая самоуверенность! А вдруг он не придет?
— Будь спок, Киря. Я тут ему такой чокнутой нарисовалась: портрет песика заказала. Состричь купончики по-легкому он не откажется. Не такой дурак. А вот и он.
Я кинулась открывать. Киря встал за дверью. На площадке стоял Антон с Чипом на руках.
— Здравствуйте, тетя Таня. А мы с Чипом гуляли и решили к вам в гости зайти. Можно?
— Конечно, малыш. Правда, ко мне должен кое-кто прийти, но сахаром я Чипа угощу, как обещала. Заходи. — И провела их на кухню.
Киря вышел из укрытия.
— Ух, какие, Таня, у тебя знакомые красивые. — Киря улыбался, рассматривая незваных гостей.
— А мы вчера в лифте с тетей Таней познакомились. Ей Чип очень понравился. И она нас в гости пригласила.
— И я обещала его сахаром угостить. — Я достала кусочек сахара. А мальчугану налила сладкого чаю.
— Теть Тань, а вы его вальс заставьте танцевать.
Я взглянула на мальчика вопросительно и протянула ему сахар. Он взял сахар и скомандовал:
— Чип, вальс!
Пес встал на задние лапы и закружился по кухне. Глядя на него, я сильно засомневалась в выводах ученых мужей, которые утверждают, что собаки смеяться не умеют. Чип улыбался. Иначе состояние его милой мордашки не назовешь.
Еще один звонок в дверь раздался, когда Чип понял, что его искусство пользуется здесь успехом, и уже вдоволь наелся сахару.
Я пошла открывать, Киря — снова за дверь. А Чип со звонким лаем бросился к двери и стал изображать яростного охранника квартиры.
Когда я открыла дверь, Чип в порыве преданности мне едва не схватил Арканова за штанину и лаял, не давая сказать слова.
Я взяла его на руки.
— Ну-ну, малыш, успокойся.
Арканов умильно улыбался:
— Здравствуй, Кузенька, хороший мальчик.
— Проходите, Борис Петрович, проходите, пожалуйста.
Он вошел, а я держала дверь открытой, чтобы место дислокации Кири им не было обнаружено.
— Проходите, не разувайтесь. В зал проходите, пожалуйста.
Мальчуган, допивший свой чай, вышел из кухни.
— Пошли домой, Чип. Спасибо, тетя Таня.
Пес проворно соскочил с моих рук и кинулся к хозяину. Арканов, еще не въехавший в ситуацию, пытался сообразить, кто есть кто. Но думать долго не пришлось. Материализовавшийся из темного угла за дверью Киря расставил точки над i.
— Присядьте, пожалуйста, гражданин Арканов.
Я мягко обняла мальчика за плечи, направляя его к двери.
— Хороший у тебя Чип, Антоша. Вы ко мне еще приходите.
Проводив мальчика, я вернулась в зал. Киря уже беседовал с художником.
— Ну что, Борис Петрович, будем молчать?
— Я не знаю ничего. Я не понимаю, за что вы меня собрались задерживать. Не имеете права. Я добропорядочный гражданин. Я такими делами не занимаюсь.
Я ушла на кухню, закрыла дверь и перемотала пленку до того места, где Ринат с Татьяной собирались нейтрализовать Арканова. Вышла в зал и включила запись на полную громкость.
— А на это что вы скажете? Они, кстати, с вами церемониться не собираются. — Я улыбалась. — К тому же они уже дали показания, что вы сами уговорили Татьяну Александровну провернуть такое дельце за кругленькую сумму.
Киря, улыбаясь, смотрел на меня. Ему такой ход явно понравился. Зато Арканову не очень. Он аж поперхнулся.
— Это она, сука, так сказала?
Киря встрял в разговор:
— А вы как думали? Чтобы спасти свои шкуры, ваши бывшие клиенты отца родного продать готовы. Вот вы и внесите поправки, как все было.
— Хорошо, я все расскажу, как было. Это они меня уговорили. Я не соглашался. Но они мне лапшу на уши навешали, что, мол, над детектившей незадачливой приколоться решили.
— А вы, конечно, поверили. И денег они вам не платили. А скрывались просто так, испугались, что обиженная детективша вам шею намылит. Так, что ли?
Арканов погрустнел:
— Пишите, чего уж там.
И Арканов поведал нам историю завещания. Протокол допроса Киря оформил по всем правилам, как и полагается истинным блюстителям порядка. А затем надел на Арканова наручники.
— Давай, Таня, пленки. Тебе тоже было бы неплохо поехать.
— Ну уж нет, Владимир Сергеевич. Сегодня никак нельзя. У вас все карты в руках. Действуйте дальше сами. Я и так в Ленках заходилась. Пора выходить из подполья.
— Ловко вы меня с Кузенькой прикинули. Чуяло мое сердце. Да вот жена уговорила. «Там, — говорит, — такая дура классная. Когда еще так повезет». Жадность фраера сгубила.
— Бывает. — Я мило улыбнулась ему. — Не грустите, голубчик. За все в жизни надо платить.