Глава 8
Было уже около двух часов, и я торопилась, выжимая из машинешки все, что можно, не забывая на сей раз регулярно поглядывать на приборы. Давление масла действительно оставляло желать лучшего: стрелка трепетала около двойки. А если учесть слякотную погоду и скользкую дорогу, то нетрудно предположить, что из машинешки многого не выжать. Я прибыла, когда траурная процессия начала свое движение на кладбище, и с трудом сумела пристроиться в хвост к иномаркам. Мой взятый напрокат «Москвич» смотрелся со стороны, наверное, как седло на корове. Но меня это мало волновало. Главное, что я была никем не узнана: никто не обращал на меня внимания. Я же получила еще одну возможность пообщаться с окружением Владимира Ивановича, только при других обстоятельствах.
От ворот кладбища гроб понесли на руках молодые люди крепкого телосложения в одинаковых длинных черных пальто и белых шарфиках. Дождь хлестал беспощадно, и оказание последних почестей покойному прошло в ускоренном темпе, сопровождаясь вспышками фотоаппаратов. На похоронах присутствовали представители администрации города и репортеры местных газет. Не отказал себе в удовольствии этом и Шафкят Исмаилович. Он даже молвил скорбное слово о безвременно ушедшем человеке, который приносил огромную пользу обществу и стране.
А безутешная Татьяна Александровна принимала немыслимые позы перед объективами фотоаппаратов. Или, может, я излишне вредничаю и преувеличиваю? Все может быть. У меня к ней отношение предвзятое.
Я, промокнув до ниточки, быстрым шагом вернулась в машину и, включив печку, пыталась отогреться.
Я приехала на похороны отдать последний долг покойному, а ощущение после похорон было такое, будто я побывала на спектакле, не слишком хорошо поставленном. Наверное, всему виной погода.
Иномарки отъезжали одна за другой. Я не спешила трогаться, давая возможность машине прогреться и заодно тщательно изучая ксерокопию, данную Кирсановым.
Завещание было оформлено в нотариальной конторе на улице Астраханской и заверено нотариусом Алексеевой В. И.
В эту контору я сейчас и держала путь. И, хотя В. И. Алексеева явно не была представителем противоположного пола, я все же надеялась добиться ее расположения и преодолеть все преграды на своем пути, как обещали кости. А их у меня ох как немало!
Контора располагалась на первом этаже гостиницы «Авангард». Алексееву я, к счастью, застала на рабочем месте. Чтобы к ней попасть на прием, мне пришлось подождать в очереди, поскольку томившийся в коридоре на стульях народ не оценил мою благородную миссию и пропускать не хотел ни в какую. Сухонькая крикливая бабулька с узловатыми трясущимися руками грудью защищала дверь от моих попыток прошмыгнуть туда без очереди.
— Какая молодежь нахальная пошла! Старые люди сидят, а она, вишь, лезет. Никакого порядка не стало.
Ее дребезжащий голос достал не только меня, но и мирно трудившуюся Веру Ивановну. Та выглянула из кабинета и пожурила разбушевавшийся народ.
— Это что такое вы здесь устроили? Сейчас всех выставлю на улицу. Будете ждать там.
Перспектива оказаться под дождем поумерила пыл старушки, и она попритихла, продолжая ворчать себе под нос.
Меня сюда привело, если уж честно, чисто женское любопытство. Ну очень уж было интересно узнать: каким образом Татьяне с Ринатом удалось такое провернуть, если, конечно, нотариус сама не замешана в этой истории и не продалась за деньги.
Но ангельская внешность Веры Ивановны убедила меня в ее непричастности. Она была совсем молодой женщиной, на мой взгляд, слегка полноватой, что ее ни капельки не портило. Этакая аппетитная пышечка. Темные волосы, стрижка каре и смеющиеся карие глаза. Я показала ей свое сто лет назад просроченное удостоверение сотрудника УВД.
— Да, я помню такую пару. Они пришли уже под вечер. Со свидетелями, все как полагается. Рабочий день уже заканчивался. Я поначалу не хотела их принимать, предложив им прийти с утра, но они меня уговорили, — пояснила она мне, выслушав объяснения по поводу расследования.
Ее открытый взгляд и милая улыбка отмели все мои сомнения. И я, достав фотографию Сабельфельда, показала ее нотариусу.
— К вам приходил этот мужчина? — Ответ я знала заранее, но привыкла доводить дело до конца.
Она взяла фотографию, взглянула на нее лишь мельком и ответила, покачав головой:
— Нет. Тот был другой. Я ничего не понимаю. Он предъявил паспорт. У меня даже тени сомнения не возникло.
— Спасибо, Вера Ивановна. Вы мне очень помогли. — Я взяла со стола лежащую ксерокопию завещания, фото и сложила все это в сумочку. Миссия моя закончилась, пора было закругляться. Я попрощалась с Верой Ивановной и вышла под мерзкий дождь.
Шуба моя была влажной и тяжелой. Усевшись в машину, я сняла ее и бросила на сиденье рядом, потом, передумав, закинула ее назад и достала косточки. Расследование мое шло к логическому концу, и мне захотелось дружеского совета.
Я надеялась, что сегодня или завтра дело я завершу, если, конечно, Арканов не слишком заставит себя ждать, и вообще, если появится. И вопрос мой был соответствующим. Удастся ли мне сегодня выйти из подполья?
5 + 36 + 17 — «Продолжать смеяться гораздо легче, чем окончить смех». Похоже на то, что события я слишком тороплю и отстреляться сегодня мне не удастся.
Жаль, конечно. Мне все уже надоело до чертиков. Хотелось попасть в свою милую обитель, отоспаться, забыть о всех волнениях. Хотелось смотреть людям в глаза прямо, не задумываясь о том, что они обо мне думают. Соседи, наверное, перемыли мне все косточки и каждый день внимательно следят за местными новостями по телевизору, ожидая поимки преступницы.
Как бы хорошо они ко мне ни относились раньше, все же вряд ли наденут траур в случае моего задержания. Ведь сенсация всегда щекочет нервы и вносит разнообразие в скучную, серую жизнь. Особенно когда за окном дождь, дома делать нечего, а на улицу выходить не хочется. Вот меня такая погода, дорогой читатель, навела на грустные размышления.
— Хандришь, Танька! А зря. Мы еще повоюем. Все в этом деле ясно тебе как божий день. Давай вперед, к Вике за статьей. Пора снимать аппаратуру в «Шафкят и К o ».
Я завела движок и стала форсировать ревущие потоки. В нашем городе, к сожалению, почти нет сточных канав. И когда идет дождь, Тарасов очень напоминает Венецию.
Вика в момент моего появления работала с очередным претендентом на должность рекламного агента. Постучав в дверь, я вошла.
— Подождите, пожалуйста, в коридоре, девушка. Через несколько минут я освобожусь.
Вика меня не узнала. Если меня поначалу и забавляло то, что меня не узнают, то теперь стало раздражать.
Я захлопнула дверь и стала прохаживаться по коридору, обозревая рекламные плакаты, изредка поглядывая на часы. Еще немного, и в «Шафкят и К o » я уже не попаду — банк закроется.
Наконец-то посетительница в кожаном пальто болотного цвета выплыла из кабинета.
— Ну, теперь-то хоть можно войти? Старую подругу совершенно беспардонно выставляешь за дверь, а могла бы кресло предложить.
— О господи! Явление Христа народу. Что это с тобой, Танюша? От кого прячешься?
— От милиции родной. Кое-какие проблемы. Но они, в общем-то, почти уже решены. Последний рывок. Мне сегодня снова необходимо к Шафкяту попасть. Так что я за твоей помощью.
— Понятно. Вот, на, — она протянула мне свежий номер журнала, который я пообещала Шафкяту. — А вот статья об их компании. Можешь ему показать, — она протянула мне листок.
Я пролистала журнал. Я, конечно, не специалист в таких делах, но, на мой дилетантский взгляд, журнал можно сделать гораздо интереснее. В прошлый раз я просто не придала этому особого значения. А статья про «Шафкят и К o », которую я держала в руках, была копией тех, в журнале.
— Вика, по-моему, тебе не хватает свежих идей. Слишком уж однотипно.
Вика даже немножко обиделась.
— Ничего подобного! Ты не видела всех номеров. — Она начала демонстрировать мне свои успехи, выволакивая новые и новые пачки журналов.
— Сдаюсь-сдаюсь. — Я подняла руки вверх. — Убедила.
Просто спорить с ней мне было некогда. Время поджимало.
— Буду тебе очень обязана, Викуль, если ты предупредишь Шафкята о том, что его сегодня другой агент посетит. И можешь добавить, что тоже довольно симпатичный. О’кей?
Я улыбнулась подруге. Слишком уж она расстроилась из-за моей низкой оценки ее творчества. Поэтому я пыталась загладить свою оплошность:
— Приходят тут, понимаешь, всякие разные. Плюют тебе в душу смачно, а ты им помогай, старайся.
— Зараза ты, Танька, поняла? — Она набрала номер Шафкята.
Я радостно закивала:
— Поняла.
Употребление подругой ее любимого словечка «зараза» означало, что я прощена и не буду наказана. Вика объяснила Шафкяту ситуацию со сменой кадров, и я отправилась за своей аппаратурой. До окончания рабочего дня я все же успела. И даже еще одну интересненькую беседу записала. Так сказать, диалог с теми же действующими лицами: Шафкят и Ринат тет-а-тет. После взаимных приветствий мужчины перешли к делу. На похоронах у них, вероятно, не было возможности пообщаться, они боялись привлечь внимание. Это я сначала так предположила, пока не услышала разговора.
— Шафкят Исмаилович, у меня возникли проблемы.
— Ну что там у тебя за проблемы? Если ты мне сейчас вздумаешь сказать, что с акциями ничего не выйдет, то пеняй на себя. Я тебе хорошо заплатил. Ты знал, на что шел. Ты должен был не допустить этой сделки. Тебя для чего внедрили в компанию и помогли войти в доверие? Так что предупреждаю: с акциями никаких проблем быть не может.
— Шафкят Исмаилович, вы извините, конечно, но порой вы совсем не умеете слушать. Я же не собираюсь строить проблемы там, где их не существует. Альгеер собрался меня уволить. После поминального обеда мы все стояли во дворе и курили. У нас произошел очень крупный разговор. Он, похоже, знает о моей основной деятельности в «Темпо». Его сразу будто подменили. И не смотрит в мою сторону, а раньше относился ко мне замечательно. Его, наверное, эта стерва просветила.
— Какая стерва? Кого ты имеешь в виду?
— Ну, та детективша, которую Сабельфельд нанял.
— Она же вроде как исчезла? Ведь именно ее подозревают в убийстве.
— Подозревать-то подозревают. Но ее исчезновение еще ни о чем не говорит. Значит, она продолжила свою работу и успехов в ней добилась.
— А вот это дело дрянь. Надо ее найти и заткнуть ей рот. Если другим компаниям станет известно, что «Шафкят и К o » подсылает к конкурентам шпионов, со мной никто не захочет иметь дело. Вот что самое мерзкое. Хоть из-под земли ее достань. А уволить тебя Альгееру вряд ли удастся. Татьяна Александровна — единственная наследница. И с ее мнением будут считаться. А ты ее крепко повязал. Ты талантливый мальчик. — Голос Шафкята Исмаиловича зазвучал иронически. — Что там у тебя еще?
— Это все, Шафкят Исмаилович.
— Ну, тогда иди, утешай свою вдовушку, а то другого себе найти успеет. Вон она какая влюбчивая оказалась. Ради тебя на все готова. Смотри не переусердствуй с наркотиками…
— Все под контролем. Я не маленький.
Мужчины распрощались. А я уложила аппаратуру в бардачок, слегка помучившись с ее крышкой. Дождавшись, когда Ринат покинет здание, я отправилась к Шафкяту.
Изъятие «жучка» прошло без сучка и задоринки. Мысли Шафкята Исмаиловича бродили где-то далеко. Он был рассеян, слушал меня вполуха, чем очень облегчил мне задачу.
Рассматривая журнал и изучая предложенный вариант статьи, он беспрестанно вытирал пот со лба.
Похоже, Танька подкинула ему задачку. Знал бы он, что виновница всех его бед преспокойно сидит перед ним и наслаждается результатами своего труда.
Я оставила его размышлять дальше, а сама отправилась в небольшое кафе, здесь же, на Московской. Я жутко проголодалась, а заниматься готовкой самой у меня не было никакого желания. Хлопоты по хозяйству мне сегодня противопоказаны — я хотела в спокойной обстановке все обмозговать и не собиралась откладывать это в долгий ящик.
Я взяла себе салат из свежих овощей, яичницу и шоколад. Последний, по данным науки, активно влияет на клетки серого вещества. А я решила их активизировать сегодня. Народу почти не было. Никто не помешает. Занятая своими мыслями, я не сразу обратила внимание на жизнерадостного товарища за соседним столиком. Он постоянно наливал в рюмку содержимое из графина, стоящего на столе, и улыбался мне глуповатой улыбкой.
Он показался мне забавным, и я ответила на его улыбку. Он сразу вскочил, схватил свой графин и ринулся к моему столику так резво, что едва не опрокинул стул. Чудом поймав его на лету, он хихикнул:
— Миль пардон, — и громко икнул. Девушка, а можно угостить вас коньячком? — и подсел за мой стол.
— А кто это приглашал вас сюда, дорогой мой юноша? — Я продолжала улыбаться.
— Неужели вы меня прогоните? — Он смешно надул губы. — Я хороший. Это я просто немножко перебрал с горя. А вообще-то я не пью.
Я сопровождала его излияния кивками головы и продолжала улыбаться:
— Конечно-конечно. Я верю. Знакомая история. Бывает.
— А с вами тоже было такое?
Я пожала плечами:
— Наверное.
Парнишка был высокий, плечистый и довольно симпатичный. Усатый зеленоглазый брюнет. Мне везет на усатых.
— Да вы не бойтесь. Я вас не обижу. — Он пьяно улыбался, наливая в рюмку очередную дозу.
Хотела бы я видеть, как ему удастся меня обидеть. Пяткой в нос, и никаких проблем. Но я о своих талантах распространяться не собиралась. К тому же обижать пьяных, как и детей, грешно.
— А где ваша рюмочка, мадам? Давайте объединим усилия, чтобы зеленый змий окончательно меня не победил.
— Тебе чего, маленький, от меня надо? Я сегодня пить не собираюсь. Так что с зеленым змием сражайся в одиночку.
— А тебя как зовут, красивая? Ты не бойся. Я тебя не обижу.
Тавтологию я не люблю. Он начал меня доставать.
— Гражданин, выпили — ведите себя прилично. Официант, принесите счет, пожалуйста. — Я поднялась.
— Девушка, не уходите. Можно я немножко поговорю с вами. — Он пытался схватить меня за руку и благополучно промахнулся, едва не опрокинувшись вместе со стулом.
— Тихо, тихо, бродяга, не бушуй.
Официант задерживался, предоставляя мне возможность наслаждаться обществом незваного гостя.
— Эй, вы там провалились все, что ли? — Я уже начинала злиться.
Мадемуазель в белоснежном фартучке мигом подскочила.
— У, свиньи. Нажрутся и вести себя не умеют. Не можешь — не пей, — напала она на моего соседа.
Он попытался ей что-то сказать. Поднял вверх правую руку, откинул голову назад и… свалился в осадок вместе со стулом прямо на пол. Официантку этот факт очень возмутил.
— Извините, пожалуйста, девушка. Мы его сейчас в медвытрезвитель отправим. Ему там самое место. Проспится, скотина. Пить не умеют, а туда же. Что за мужики пошли?
Она направилась звонить. А я взглянула на соседа. Он лежал без чувств и признаков жизни не подавал. Не знаю, что со мною вдруг произошло. Вероятно, последствия ночи тринадцатого января. Но мне вдруг стало жаль его. Меня же Ленка вытащила, не бросила. Я проверила его пульс, пошлепала по щекам и была вознаграждена за заботу мощным храпом. Я подошла к теплой компашке, состоящей из четырех ребят. Они шумно обсуждали какой-то коммерческий проект, причащаясь шампанским.
— Ребята, извините. Друга моего не поможете до машины докантовать?
Они воззрились на меня дружненько:
— Друга, говоришь? Ну, это святое дело, конечно. А, ребята, вы как? — Эти слова принадлежали светловолосому плечистому крепышу.
Ребята не возражали. Они, хохоча и отпуская шуточки в адрес моего нового друга, сгребли его в охапку и поволокли к выходу. Мой новый знакомый отвешивал комплименты спасателям, пытаясь освободиться. Но парни попались крепкие и, слава богу, более трезвые.
— Куда его тебе доставить, лапонька?
— Вот сюда, в мою машину.
Я открыла заднюю дверку «Москвича». Так в этот вечер я обзавелась пассажиром, без чувств и, конечно, без мыслей.
Стекла автомобиля были залеплены мокрым снегом, который сменил дождь.
Деревья сразу принарядились. Если не смотреть вниз, почти сказочная обстановка. Жаль, что дорога совсем не сказочная. Я включила дворники и свет в салоне автомобиля. Кости. Мне снова нужен их совет. Вот уж действительно, продолжать смеяться легче, чем окончить смех.
Нашла себе еще приключение. С этим полутрупом на заднем сиденье поставить точку в расследовании именно сегодня будет сложно. Сама не знаю, зачем с ним связалась. Наверное, это и есть босяцкая солидарность. Рыбак рыбака видит издалека.
— Что, косточки, опять я вляпалась, да?
Я перемешала их и бросила на переднее сиденье. 14 + 25 + 4 — «Вот и неожиданные милости, которые вы получите от окружающих». Ничего себе! Я обернулась к своему бесценному грузу:
— Это от тебя, что ли, милостей ждать, бродяга? Что-то слабо верится. Уж больно ты подозрительно выглядишь. Хотя чем черт не шутит, когда бог спит. Но ты просыпайся. Куда-то же я должна тебя отвезти. Эй, маленький! Хватит спать. Время пить «Херши».
— Мня-мняу, — последовал ответ. Меня он весьма порадовал.
— Очень вразумительно. Спасла тебя, на свою голову. А теперь что мне с тобою делать? А, бродяга?
Было около восьми вечера, когда я подъехала к своему дому. Мой бесценный груз просыпаться не собирался. Я открыла заднюю дверку и настойчиво пыталась его разбудить. Я его шлепала по щекам, дергала за нос и терла ему уши. Он, не просыпаясь, сердито отмахивался от меня. А мне еще и уворачиваться от его мощных ручищ приходилось. Я напугалась даже, как бы он мне не разбил стекло в автомобиле или что-нибудь не покорежил, и разозлилась окончательно.
— Ну, все, змей, берегись.
Я наскребла снега, все еще валившего крупными хлопьями, с капота, багажника и, оттянув ему ворот рубашки — шарфа на нем не было, затолкала ком снега за шиворот.
Тот взвился на сиденье так, что едва не просадил крышу, выскочил из машины и, смешно подпрыгивая, начал вытряхивать снег, ругаясь на меня громко, но, слава богу, не оскорбительно, то есть до точки кипения не дошел.
— Ты, чокнутая! Совсем, что ли, крыша поехала? Едрен корень, офигела.
— Это ты офигел. Спасла тебя, дурака, на свою голову. Сейчас отдыхал бы себе в медвытрезвителе на белой простынке. Где живешь-то хоть? Сам дойдешь? — Я взглянула на часы: было без пяти восемь. А Арканову в вечернее время я рекомендовала приходить от восьми до десяти. Чем черт не шутит. Вдруг он придет сегодня?
— Сестренка, а ты не подбросишь, а? А то по дороге заметут. Раз уж спасла, так доводи дело до конца.
— Подбросить смогу только через два часа. У меня деловое свидание.
— А что же мне делать? Не бросай товарища в беде.
— Хм, товарищ. Ладно, товарищ, пойдем в квартиру. Посидишь, в себя придешь. Потом отвезу.
— Ты не обижайся, сестренка. Я не алкоголик. С горя я напился. Жена от меня ушла.
— Бывает. Меньше слов. Вперед, на мины, вон в тот подъезд. Пошли.
Мы вошли с ним в лифт. Вместе с нами поднимался мальчик, живший этажом выше. На руках у него восседало очаровательное создание, пытающееся лизнуть в нос мальчугана. Это был пес шоколадного цвета с белой грудкой. Причем белая шерстка набегала на коричневую так, словно это был огромный бант. На кончиках лопушистых ушей красовались кисточки, а хвост напоминал опахало.
— Ох, какие мы красотулечки, лапочки.
— Это Чип, — гордо сказал мальчуган. — Он такая умница.
По носу у пса проходила белая полоска, как у Чипа в мультике «Чип и Дейл».
— Конечно, умница. Вон у него глазки какие. А ты пустишь его ко мне в гости на часок? — Меня осенила идея представить Чипа моим Кузей, в случае явки Арканова.
— Пустим, тетенька. Он любит в гости ходить, особенно если его сахаром угощают.
— Меня тетей Таней зовут. А тебя как, малыш?
— Антон.
Когда я растолкала задремавшего стоя Маленького и мы вышли из лифта, с Антоном мы уже были лучшими друзьями. Я помахала ему рукой и сказала:
— Я обязательно приглашу вас с Чипом в гости.
Уже открывая дверь ключом, вспомнила, что мы с Маленьким даже еще не познакомились.
— Проходи, Маленький. Как хоть зовут-то тебя, бродяга?
— Вячеслав Васильевич, Слава. А тебя?
— А меня Таня. Располагайся пока. Я тебе кофе сварю. Может, протрезвеешь. И еще. Если вдруг сейчас ко мне придет человек, которого я жду, то в разговор не вмешивайся, только поддакивай, что бы я ни сказала. Договорились?
— Понятно, красивая. Как скажешь. Я тебе честью обязан. Скажу все, что захочешь услышать. А кому врать-то собралась?
— Работа у меня такая.
— А за вранье еще и деньги платят, что ли?
— Обязательно.
— Клево. Мне б такую работенку непыльную. О-ой. — Он вздохнул так тяжело, нагибаясь, чтобы снять ботинки, что женское сердце от жалости дрогнуло. — А то пашешь, пашешь, и ни фига. Зарплату уже полгода не дают. И это еще, говорят, хорошо. Бывает хуже.
Я указала ему на диван.
— Вот сюда садись. Я кофе сварю пока. У меня с восьми до десяти перерыв на ужин.
— А ты что, сутками, что ли, работаешь?
— Ага. Бывает и сутками. Как получится.
— Это кем ты работаешь? — Голос Маленького зазвучал подозрительно. Он оглядел оценивающе мое временное прибежище. — Уж не…
— Ты у меня сейчас в окошко вылетишь. Полет долгий будет. Понял, неблагодарный? — Я немного разозлилась, хоть на пьяных, как и на детей, обижаться грех.
Он поднял руки вверх, словно защищаясь от меня, и залепетал:
— Ой, прости, красивая. Дурак, дурак, дурак.
Я пошла на кухню, сварила кофе и принесла чашку на блюдечке в зал.
— Пей, бродяга, и быстрее в себя приходи. В десять я из дома уеду. Так что у тебя есть почти два часа на то, чтобы принять человеческий облик.
— Это что ж ты хочешь сказать, что я и на человека не похож, что ли?
Он меня уже изрядно достал, и мне надоело с ним церемониться.
— На данном этапе, Славик, ты нечто среднее между обезьяной и свиньей, а в кафе так и вовсе был похож на последнюю. Скушал?
Славик поставил опустевшую чашку на палас, подошел к зеркалу и, взглянув на свою физиономию, многозначительно произнес:
— А ты, пожалуй, права, красивая. Но я и взаправду не алкаш. Честное слово. Так вышло сегодня. От меня жена ушла. Фронтовых, так сказать, условий не выдержала. Мало того что зарплату не дают, так еще машину стукнул. Теперь на ремонт тысячи две надо. Разругались вдрызг, она и ушла. А я напился.
— Что это ты, такой нищий, а на коньяк не жалеешь?
— Это калым вчерашний. Я ж калымил иногда. Было дело. Тогда и Люське все нравилось. А теперь тачка навернулась — и амба, на ремонт деньги нужны. Вот так, красивая. Бывает.
— Меня Таней зовут. Я тебе уже говорила.
— Ну, ты, Танюх, не обижайся. Это я любя. Ты ж и взаправду красивая, как королева.
— Лев пьяных не любил, но обожал подхалимаж. Молодец, Маленький. Понял ситуацию.
— Понял, понял. Сама-то чего Маленьким зовешь? Вроде Бог ростом не обидел.
— Вот поэтому и зову «маленький» в кавычках. Знаю, что с таким ростом на такое прозвище не обидишься.
Маленький потихоньку приходил в себя. Если бы не стойкий аромат, можно было даже подумать, что он почти трезвый. Я взглянула на часы. Надежда на появление Арканова таяла.
— Кофе еще сварить?
— Давай. Мне с него как-то получшело.
Я принесла еще порцию кофе для него и от нечего делать включила телевизор и достала из сумочки замшевый мешочек с косточками.
Вытряхнув их из мешочка, я зажала обеими руками и стала задумчиво перемешивать, беседуя с костями на сей раз мысленно.
Я хотела знать, появится ли Арканов. Я имела в виду не только сегодня, а вообще. Его появление значительно облегчило бы мне задачу, поскольку он является для меня очень важным свидетелем.
Комбинация 28 + 6 + 19 — обещание с пожеланием «Дела пойдут успешно, не забывайте помогать другим» натолкнуло меня на очень хорошую, на мой взгляд, мысль. Высказывать ее сразу, дорогой читатель, я не буду, поскольку она в тот момент у меня еще не оформилась.
Славик пытался смотреть телевизор, но мои манипуляции с костями интересовали его все же гораздо больше.
— Это, Танюх, что, игра, что ли, такая?
— Это гадание такое. Кости магические.
— Эх ты! А мне погадаешь?
Мне тоже хотелось знать, что кости ему скажут. Ведь свой взгляд на ближайшее будущее кости выражают лучше всего, независимо от заданного вопроса. Вот пообещали мне кости милости от окружающих, пообещали успех, посоветовали другим помогать — и у меня мысль хорошая уже появилась.
— Давай и тебе погадаю.
— А как?
— Бери в руки кости, перемешай хорошенько, задай вопрос свой самый важный: хочешь — вслух, хочешь — мысленно, и бросай. А вот тут, — я сняла с полки толкования, — прочтешь ответ.
Вячеслав задал вопрос вслух. Ему хотелось знать, вернется ли к нему его Люська. Потом тщательно перемешал кости и бросил на диван.
18 + 12 + 34 — и Славик растаял, как медовый пряник. Толкования гласили: «Вы будете приятно удивлены тем, как стремительно события приобретут благоприятный для вас оборот».
— Тань, ты смотри, глянь-ка. — Он пытался всучить мне толкования, которые я помню наизусть.
И тут раздался звонок в дверь. Я вздрогнула даже.
— Славик, плюхайся на диван и делай вид, что спишь. И ни гугу. Понял?
— Понял.
Он скромненько возлег на бочок и закрыл глаза. А я отправилась встречать гостя.
Гость оказался светловолосым невысоким мужчиной, похоже, не робкого десятка. Его кожаная куртка черного цвета была расстегнута, и на шее болтался шарф коричневого цвета.
— Здравствуйте. Елена Михайловна?
— Она самая, любезный. А вы кто будете?
— Я — Арканов Борис Петрович.
— Ах, Борис Петрович! Как я рада, что вы пришли. А мы с Кузенькой вас все утро ждали. Проходите, миленький.
Моя манера говорить с ним не слишком соответствовала имиджу. Я не сообразила накинуть поверх спортивной одежды длинный халат. Пришлось выкручиваться.
— А мы с Кузенькой только что пришли, гуляли. А тут братец мой заявился, выпивши. А Кузенька мой до ужаса пьяных не любит. Он сразу нервничать начинает. Пришлось его пока к соседям отнести. Это тут рядышком. Сходить за ним? Он у меня такой славненький пупсик. — Все это я выложила вдохновенно на одном дыхании. — Да вы проходите, пожалуйста. А я за Кузенькой схожу.
— Ну, что вы, Елена Михайловна. Не надо заставлять нервничать песика. Я уверен, что он у вас просто прелесть. Мы можем с вами договориться без него.
Борис Петрович мельком взглянул на несознательного «братца», который тоже, кажется, вошел в роль и солидно похрапывал, перевернувшись на спину и раскинувшись очень вольготно.
— Может, нам лучше на кухню уйти, Елена Михайловна?
— Пожалуй, так будет лучше. Ему надо поспать полчасика. Не могу же я его в таком виде из дома выставить. Придется бедняжке Кузеньке поскучать. Садитесь, пожалуйста.
Арканов сел на стул.
— Так что вас интересует, Елена Михайловна? Как мы будем писать вашего Кузеньку?
— Вам надо непременно увидеть моего малыша. И тогда вы сами все решите. Я все же принесу его. — Я глуповато улыбалась, строя из себя экзальтированную даму. Но уже поняла, что за Чипом мне идти не придется. Арканов, похоже, проглотил наживку.
— Как я понимаю, сегодня нет возможности начать писать портрет. Так?
— Пожалуй, так. А вот завтра с утра в самый раз. Сколько вы просите за свою работу?
— Это зависит от размера портрета, от материала. Но в среднем это будет стоить примерно… — И он назвал цифру, которая даже меня, обеспеченную Таньку Иванову, слегка шокировала.
Я закатила глаза, прижала руки, сложенные лодочкой, к груди.
— Ого! Такая сумма! Это мне почти не под силу. А вы не уступите чуток? Хоть немножко? Ради Кузеньки.
Я смотрела на него умоляюще. Не могла же я согласиться, не торгуясь. Это могло вызвать подозрение.
— Ну, ради Кузеньки я немножко уступлю. — Художник хитровато улыбался.
— О, как я вам благодарна! Как благодарна! Значит, завтра в десять утра я жду вас со всем необходимым. Только не опаздывайте. — Я снова изобразила глупую улыбку. — Кузя так не любит ждать.
— Договорились, Елена Михайловна. Я обязательно приду.
Я проводила его до двери, сделала ему ручкой все с той же тошнотворной улыбкой — аж самой противно стало. Но игра есть игра. Гамбит предусмотрен правилами.
Закрыв за ним дверь, я перекрестилась:
— Благодарю тебя, Господи!
Итак, все складывалось так, как мне мечталось. Я вернулась в зал и увидела, что мой названый «братец», похоже, слишком вошел в роль.
— Славик, финита ла комедиа. Можно вставать.
А в ответ — храп. Он, змей, и взаправду спал сном праведника. Совесть чиста, и нервы в порядке. Ай да Маленький!
Я подошла к нему и потрясла его за плечо.
— Эй, Славик, проснись — нас ограбили.
Ноль эмоций, только трогательное чмоканье губами.
— Да проснись же ты, собака страшная.
Затем повторение процедур со щеками, с носом, с ушами.
Слава богу, на сей раз обошлось без крайних мер. Со стонами: «Ой, как мне плохо! Ой, какой я дурак! Господи, помоги!» — он все-таки поднялся, сел и уставился на меня открытыми глазами, но все же продолжая спать.
— Слава, иди в ванную и умойся. Чашку кофе я, так и быть, еще тебе пожертвую. А потом в путь. Мне пора по делам.