Книга: За мной должок
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Благодаря пунктуальности Сабельфельда я прибыла в «Русь» одной из первых. На двери красовалась вывеска «Для посетителей закрыто. Банкет». По стенам зала ресторана были протянуты гирлянды из гелевых шариков, ярко-красные чередовались с ослепительно белыми.
Эстрада, где уже разместились музыканты, настраивающие инструменты, была заставлена по краям огромными корзинами с цветами. Столы, застеленные белоснежными скатертями, стояли буквой П. На них тоже цветы. Нестройный гул голосов и инструментов, умопомрачительные запахи, деловито снующие официанты в белоснежных фартучках, накрывающие столы, — все свидетельствовало о грандиозности намечающегося банкета.
— Вы обворожительны, Таня. Зеленый цвет так идет вам, — сказал Сабельфельд, заботливо принимая у меня шубу.
— Спасибо. Я рада, что вам понравилось.
Оставив вещи в гардеробе, мы прошли в зал.
Гости, прибывшие на банкет, объединившись в небольшие группы, вели неспешную беседу. Не будь рядом Сабельфельда, я была бы жутко одинока среди них. Он представил меня как старую знакомую.
— А это, Таня, моя жена и ваша тезка Татьяна Александровна. Познакомьтесь, пожалуйста.
Жена Владимира Ивановича — сероглазая изящная среднего роста женщина, с черными как смоль волосами, мило улыбнулась мне:
— Очень приятно, Татьяна Александровна.
— Взаимно.
Я узнала в ней женщину в собольей шубе, беседовавшую в банке с молодым человеком. На вид Татьяне Александровне было лет тридцать, не более. У меня закралась мысль, что для нее брак с Сабельфельдом был скорее удачной сделкой, чем венцом безумной любви. Хотя мое мнение может быть необъективным, ведь в обаянии Владимиру Ивановичу не откажешь.
После поздравлений и торжественных речей гости заняли места за столом.
Я оказалась рядом с Сабельфельдом, разумеется, не случайно. Ведь мне предстояло совмещать приятное с полезным, точнее, с необходимым.
Море шампанского и коньяка потихоньку начало делать свое дело. Негромкий светский разговор за столом плавно набирал обороты. Гости постепенно становились более словоохотливыми и громогласными. Тосты за здравие и процветание компании следовали один за другим. В некоторых из них сквозила откровенная лесть.
Я, наученная горьким опытом прошлой ночи и очередным предостережением косточек, за каждый тост выпивала лишь по глоточку шампанского. И меня безумно смешили метаморфозы, происходившие с гостями.
Владимир Иванович пил «Довгань».
— Я предпочитаю крепкие напитки, Таня.
— Я заметила. Недремлющее око детектива фиксирует обстановку, — пошутила я и улыбнулась.
— А зафиксировало оно что-нибудь, относящееся к нашему делу?
— Владимир Иванович, по-моему, вечер еще даже апогея не достиг. Делать выводы рано.
Ответив Сабельфельду столь обтекаемо, я немного слукавила. Кое-что я для себя все же отметила. Напротив Татьяны Александровны сидел тот самый молодой человек, с которым она мило беседовала в банке. И мне показалось, что ее взгляд преображался, когда она на него смотрела. У меня появилась мысль, что именно тут я найду ниточку, которая поможет мне размотать клубок.
Хотя, конечно, это чисто субъективное мнение. Тем более что юноша усердно ухаживал за своей соседкой справа, блондинкой в декольтированном платье цвета электрик. Они мило беседовали вполголоса. Во время медленного танца я расспросила об интересующем меня объекте.
— Это Ринат Галиулин.
Мое шестое чувство слегка заволновалось.
— Приятный молодой человек, не правда ли? И по деловым качествам вполне соответствует. Полагаю, что в недалеком будущем из него получится хороший заместитель.
— Возможно, — машинально ответила я, наблюдая за Ринатом, который в этот момент танцевал с женой Сабельфельда.
Десерт подали около полуночи. С уставших музыкантов градом катился пот, и им явно необходима была передышка.
Перед тем как занять свое место, мне удалось пообщаться с Парамоновой Светланой Александровной в дамской комнате во время припудривания носика. Не приглашать же мне ее на медленный танец. А беседа с ней о ее прежней работе со всеми подробностями мне была необходима. Кроме того, порой подвыпивший человек во время обычного светского трепа хоть на мгновение, да обнажит свое истинное лицо. Истинное лицо Светланы Александровны показалось мне благородным. И все же: доверяй, но проверяй. Именно этим и собиралась я заняться на следующий день.
С Галиулиным и Никитиным я пообщалась во время танцев.
Подглядывать и подслушивать не пришлось: все были на виду.
И я была чрезвычайно довольна тем, что решилась на это зеленое платье. В нем я не выделялась среди гостей. Гости стали расходиться в половине второго.
Владимир Иванович, уставший и изрядно подвыпивший, помог одеться мне и Татьяне Александровне. Мы уходили последними; у роскошного двухэтажного особняка на Садовой Владимир Иванович помог выйти жене из машины.
— Не скучай, дорогая. Я скоро. Ты же умница. Мне необходимо только переговорить с госпожой Ивановой.
Она улыбнулась.
— Конечно, милый. — И кокетливо тронула его пальчиком за кончик носа: — Смотри у меня! Не шали.
Подслушивать нехорошо, но дверца автомобиля была открыта.
Сабельфельд поцеловал жену в щечку и закрыл за ней калитку. И мы отправились в мою скромную, по сравнению с кирпичным особняком, обитель.
* * *
Включив торшер, я указала Сабельфельду на кресло:
— Присаживайтесь, пожалуйста. Здесь вам будет удобно. Может быть, хотите еще выпить? Водка у меня есть. Правда, не «Довгань», но тоже неплохая.
— Да нет, Таня. Спасибо. Я принял «Эссенциале». Жена меня убедила. Она всегда следит за моим здоровьем. Надо отдать ей должное. Славная она у меня, не правда ли?
Я кивнула.
— А может, кофе сварить?
— От кофе, пожалуй, не откажусь.
— Тогда подождите пять минут. Поскучайте.
Я пошла на кухню и стала колдовать над приготовлением напитка. Для столь высокого гостя кофе должен быть первоклассным. Размолов бобы в кофемолке, я залила порошок холодной водой и поставила на газ. Такому приготовлению кофе я научилась из одной передачи по телевизору, вели которую истинные ценители кофе. Одновременно с этим важнейшим процессом я мурлыкала себе под нос какую-то песенку и обдумывала ход беседы с Сабельфельдом. Наконец кофе был готов. Я разлила его по фарфоровым чашечкам и, поставив их на поднос, вошла в зал.
Владимир Иванович, свесив голову на левое плечо, дремал в кресле. Вероятно, усталость и спиртное сделали свое черное дело. В его возрасте это немудрено.
— Ну вот те здрасьте! Владимир Иванович! — Никакой реакции. Внутри у меня похолодело, по спине побежали мурашки.
Я поставила поднос на журнальный столик, на котором лежали мои косточки, вечером самопроизвольно выпавшие из моей руки и, выдав комбинацию 4 + 21 + 25, посоветовавшие мне критично оценить ситуацию.
Я потрогала Сабельфельда за плечо, и он медленно стал заваливаться на бок. Лицо и губы его были белыми как мел.
Я схватила его за руку. Пульс, едва ощутимый, замедленный, все же был. При легком сдавливании исчез совсем, то есть не было наполняемости.
О господи! Наверное, сердечный приступ. Я помчалась на кухню, достала из аптечки валидол и нашатырь. Вернувшись в зал, я попыталась привести его в чувство с помощью тампона, смоченного нашатырем, при этом шлепала его по щекам, опасаясь переборщить.
— Владимир Иванович, миленький! Откройте рот, возьмите валидол.
Безуспешно.
Я разжала ему зубы и затолкала валидол. Затем дрожащими руками набрала 03.
— Говорите. Вас слушают.
— Алло, девушка! Человеку плохо! Вероятно, сердце. Пульс очень слабый. Срочно приезжайте.
— Успокойтесь и назовите фамилию, имя, отчество и возраст.
Фамилию, имя, отчество я назвала, а возраст, к сожалению, я знала лишь приблизительно. И я сказала наобум:
— Пятьдесят. Пришлите, пожалуйста, реанимационную.
— Адрес назовите.
Я быстро продиктовала.
— Ждите. Машина будет.
Я положила трубку и взглянула на Сабельфельда, тяжело вздохнув. Он не подавал признаков жизни. Я снова проверила его пульс и обнаружила его с большим трудом.
В ожидании «Скорой помощи» я металась по квартире, как тигрица в клетке, ежесекундно выглядывая в окно и в глазок входной двери.
Долгожданный звонок заставил меня все же вздрогнуть. Я опрометью бросилась к двери. Врач, молодой высокий парень с усиками, быстрым шагом вошел в квартиру.
— Здравствуйте. Где больной?
Я провела его в зал. Он взял Сабельфельда за руку и тут же обернулся и как-то странно посмотрел на меня. Сердце мое предательски екнуло. Затем он, достав из чемоданчика фонендоскоп, расстегнул ему ворот рубашки и послушал сердце. А когда он, приоткрыв Сабельфельду веко, проверил зрачок, сердце у меня забилось в пятках, а челюсти выдали барабанную дробь.
— Он мертв, девушка. Вероятно, сердце отказало. Я уже ничем ему помочь не смогу. Вызывайте милицию. Он ваш родственник или знакомый?
— Знакомый.
Я во все глаза смотрела на него и не верила:
— Как мертв? Не может быть! Да сделайте же наконец что-нибудь! Вы же врач.
— Милая девушка, он уже начал остывать. Еще раз повторяю — я ничем не могу ему помочь. — Он развел руками.
— А может, это клиническая смерть? Может быть, еще можно его спасти? Возьмите его в реанимацию! — продолжала я упорствовать, хотя и понимала, что это глупо.
— Мы покойников не возим. Возьмите его за руку, и вы сами все поймете.
Я взяла Сабельфельда за кисть. Комментарии, как говорится, излишни. Врач направился к выходу.
— Извините за беспокойство, — прошелестела я одними губами, закрывая за ним дверь.
— Ничего. Это наша работа.
Вернувшись в зал, я снова схватилась за телефон, но, немного подумав, положила трубку. Я решила проверить документы Сабельфельда, чтобы не мямлить снова о возрасте, о других его данных.
Так, по крайней мере, я сама себе попыталась объяснить свои действия. Но если быть до конца честной, то это просто веление моего шестого чувства.
Хорошо же я буду выглядеть перед блюстителями порядка. Три часа ночи. В квартире одинокой женщины внезапно умер почти незнакомый ей мужчина.
— О-ля-ля, Таня. Похоже, позор и бесчестье дому обеспечены. Везет же мне, как утопленнику. Осталась без клиента, без работы, да еще в столь двусмысленном положении.
Достав из нагрудного кармана документы, я извлекла из них всю нужную мне информацию и вернула их на место.
Сабельфельду, оказывается, было пятьдесят три года. Затем, вновь подчинившись велению интуиции, я обыскала одежду своего бывшего клиента, причем весьма тщательно, по всем правилам. И под воротником пиджака сзади нашла весьма интересную штучку, присутствие которой говорило о том, что беседа на нейтральной территории все равно бы не удалась без свидетелей. Это был «клоп».
Привет семье, как говорится. Подумав, я смыла его в унитаз. Чужого мне не надо. Набрав 02 и бегло обрисовав ситуацию, я уселась в кресло и тупо уставилась на двенадцатигранники. Взяв их в руки и перетасовав, мысленно задала вопрос: «Что ж теперь-то будет?» И бросила их на стол.
35 + 1 + 22 — «У вас есть тайные враги, о которых вы и не подозреваете».
Вот так. Враг в тылу. А я безоружна и беззащитна. Блеск.
Впервые гадание проходило в столь пикантной обстановке: на столе остывший нетронутый кофе, в кресле рядом остывающий покойник, в другом зеленоглазая ворожея со сбившейся от частых в последние полчаса хватаний за голову прической, с магическими костями в руках. Весьма романтическая сцена. Прямо как в средневековом романе.
Я еще не успела отыскать врага в тылу Сабельфельда, зато приобрела его в своем. Очень мило. п
Я взяла чашку с кофе, отхлебнула и, брезгливо поморщившись, поставила ее на место.
Прокол, конечно, непростительный. Проверив его кабинет, я не придала значения одежде. Значит, все беседы, которые мы вели с Сабельфельдом, самым замечательным образом прослушивались. Слегка поворочав клетками серого вещества, я пришла к выводу, что «клоп» — дело рук близкого человека. Сложно постороннему угадать, какой костюм наденет Сабельфельд, — слишком уж дорогостоящая операция.
Единственный вывод напрашивался сам собой. Как вы уже догадались, дорогой читатель, я, конечно же, подумала о своей тезке. Кстати, я ее даже не известила о смерти мужа. И кроме того, внизу сидел в машине, дожидаясь Сабельфельда, ничего не ведавший Геннадий. А я совсем забыла об этом. И недостойно хорошего детектива помнить в такие моменты лишь о себе, родной. Срочно надо это дело поправить.
Я взяла телефонный справочник и отыскала номер домашнего телефона Сабельфельда.
— Алло! Татьяна Александровна, это Татьяна вас беспокоит.
— Я слушаю вас. Что случилось? Где Владимир Иванович?
— Татьяна Александровна, случилось несчастье. Владимир Иванович умер от сердечного приступа.
— Как умер? Он никогда в жизни не жаловался на сердце?!
Интонации ее голоса повысились почти до визга.
— Мне очень жаль. Я вам очень сочувствую. До свидания. — И повесила трубку. Слушать ее рыдания, в которых я подозревала нотки фальши, у меня не было ни сил, ни желания.
Оставался мирно дремлющий в «мерсе» водитель. Но с мужчиной такой вопрос провентилировать гораздо проще.
Я спустилась по лестнице — лифт, разумеется, не работал — и постучала в боковое стекло. Геннадий открыл дверцу и, сонно зевнув, потянулся:
— А где Владимир Иванович?
— Гена, ему твои услуги уже не понадобятся. Он умер.
— Как умер?
— Сердечный приступ. Так что езжай, ставь машину и отправляйся спать.
— Татьяна Александровна, он никогда не жаловался на сердце. На печень — было дело. Странно все как-то.
Я пожала плечами.
— Возраст. Он ведь уже не мальчик был. Может быть, выпил лишнего. — Я сразу вспомнила вчерашние пляски вприсядку моего сердца. — И у меня к тебе просьба.
— Какая?
— Не говори в милиции, если тебя вызовут, по какой причине мне пришлось общаться с Сабельфельдом. Если будет необходимость, я скажу об этом сама. Договорились?
— Ладно. Как скажете. Мне-то какая разница.
— Ну, тогда счастливо. До свидания.
— До свидания.
Машина, развернувшись, плавно тронулась и исчезла в ночи. А я вошла в подъезд и стала подниматься в квартиру, размышляя о якобы здоровом сердце Сабельфельда. Шаги гулко раздавались в предрассветной тиши. Но мое сердце почему-то колотилось так, что мне казалось, будто оно заглушает звуки шагов. Противно сосало под ложечкой. Предсказания косточек и интуиция настроили меня на тревожное ожидание какой-то пакости, неизвестной мне.
Войдя в квартиру, я снова села в кресло и продолжила невеселые размышления.
Как объяснить милиции визит почти незнакомого мне мужчины в столь неурочный час? Вести ли расследование дальше?
И все же аванс я получила. Вывод напрашивался сам собой: дело чести — узнать истину до конца. Хотя бы для себя. А если честно, то на благодарность соучредителей «Темпо» я имела право рассчитывать. От нечего делать снова бросила кости.
8 + 21 + 25 — «Научитесь пропускать мимо ушей необоснованные обвинения». Это уж точно. Не далее как через несколько минут мне придется постигать эту сложную науку.
Около четырех раздался звонок в дверь. Прибыли двое мужчин в штатском и молодая женщина в цигейковой шубе.
— Здравствуйте. Иванова Татьяна Александровна?
— Да. Проходите, пожалуйста, вот сюда, в зал.
Они вошли. Начались муторный осмотр места происшествия и составление протокола.
— Это ваш родственник?
— Знакомый.
— Поздновато для посещения знакомых.
Я пропустила реплику мимо ушей, следуя совету косточек. Мне предстояло выслушать еще массу комплиментов от блюстителей порядка и не потерять при этом хладнокровия.
— Необходимо пригласить двух понятых для составления протокола, — сказал плечистый усатый мужчина. Похоже, он был у них за главного.
Перебудить всех в подъезде в четыре часа утра — не слишком благородная миссия, но что поделаешь…
На моей лестничной площадке лишь в одной квартире проявили сочувствие и готовность исполнить гражданский долг. В других отказали, сославшись на священный ужас, внушаемый покойником.
В этой квартире молодая супружеская пара дала согласие присутствовать при осмотре тела.
В половине пятого все формальности наконец-то были соблюдены. Владимир Иванович отбыл из квартиры на носилках, как ни горько, вперед ногами. А я, уставшая, разбитая, опустошенная, закрыв дверь за процессией, как сомнамбула бродила по квартире. Мне хотелось и есть и спать.
Махнув рукой, я плюхнулась на диван в своем праздничном наряде, даже не постелив постель, и мгновенно уснула. И не знаю, сколько бы я проспала, если б меня не разбудил телефонный звонок.
Было одиннадцать часов. Я с закрытыми глазами подошла к телефону и сняла трубку.
— Привет, Танюш. Это Лена. Ты как? Или у тебя опять за дверью посетитель? Как банкет прошел, шарман?
— Ой, Лен, не спрашивай лучше. Посетитель за дверью — это цветочки. У меня клиент в морге.
— Как в морге?
Я махнула рукой, не сознавая, что мой усталый жест подруге не виден.
— Так вот. Умер у меня в квартире. Прямо в кресле. Сердечный приступ.
— Да ты что! Вот это номер! И что ты теперь думаешь делать? Закроешь дело?
— Ну уж нет, как бы не так. Я обязана отработать деньги, которые получила от Сабельфельда. Так что прямо сейчас после завтрака и начну. Ты уж не обижайся…
— Держись, Тань. Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла. Счастливо.
— Пока.
Ленкина моральная поддержка благотворно повлияла на меня. И я, положив трубку, занялась подготовкой к работе.
Прежде всего необходимо было вылезти из этого платья, которое, ко всему прочему жутко помятое, совершенно не соответствовало ситуации и смотрелось по-дурацки.
Приняв душ и надев халат, я привела в порядок лицо. И пока сушила волосы феном, бросила кости.
Самый волнующий меня вопрос, правильно ли я поступаю, что хочу продолжить расследование, остался без ответа. Выпала комбинация 19 + 10 + 33 — «Дом, где вы живете, подвержен опасности разрушения».
— Ну уж это слишком, дорогие мои. Похоже, враги в моем тылу значительно активизировались и решили подложить в квартиру бомбу.
Я в тот момент не знала, насколько близка к истине. Но через несколько минут произошло событие, одновременно огорчившее меня и давшее успокоение.
Готовя себе на завтрак тертую морковь, я включила комбайн. Пластиковое блюдо кухонного комбайна забилось в истерике и оплевало меня морковью с головы до ног.
Огорчившись поломкой агрегата, я порадовалась, что дом мой цел и невредим. Я не учла одного: было всего лишь утро, а с утра все только начинается.
Плотно позавтракав и взбодрившись чашкой кофе, я облачилась в милую сердцу одежду: джинсы со свитером. Немного подумав, я прихватила спецаппаратуру, решив, что сегодня она мне уж точно пригодится.
Погода была солнечная и не слишком морозная. Я обожаю такую. И на мозги не давит, и работать не мешает: с машиной проблем меньше. Первым делом надо навестить новоиспеченную вдову. Где-то в глубине души у меня к ней зародилось враждебное чувство, навеянное моей мощной интуицией. Остановив машину у особняка, я побродила вокруг глухого бетонного забора, оценивая ситуацию и возможности будущего тайного проникновения в эту крепость. И решила, что это будет непросто. Хотя и из безвыходного положения всегда есть выход.
Нажала кнопку звонка. Открыла пожилая женщина, просто одетая, вероятно домработница.
— Здравствуйте. Могу я видеть Татьяну Александровну?
Она посторонилась:
— Проходите, пожалуйста. У них горе. Хозяин умер.
— Я уже знаю.
Женщина проводила меня в гостиную:
— Подождите здесь. Я позову ее.
Я уселась на мягкий диван, застеленный белой шкурой какого-то животного, мне неизвестного. Вдоль спинки были разложены подушечки, обтянутые бархатом.
В эту гостиную уместилась бы вся моя квартира вместе с санузлом, прихожей и кухней. Высоченный потолок с лепкой по углам и вокруг массивной хрустальной люстры. Огромные сводчатые окна. Дорогостоящая мебель. Красиво жить не запретишь.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, Татьяна Александровна. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль, что так вышло.
Вдова была одета соответственно случаю: черное платье с воротником-стойкой и черная с блестками косынка на голове, повязанная в виде чалмы. Надо сказать, что этот наряд ее отнюдь не портил, а даже придавал определенный шарм.
По ее лицу не видно, что она несколько часов билась в истерике по безвременно усопшему мужу. Следов бессонницы тоже не наблюдалось. Мне даже показалось, что она наложила макияж, правда совсем незаметный. Мужскому взгляду его не видно, но совсем другое дело — глаз искушенной в таких вопросах женщины, да еще детектива. Глаза ее лихорадочно блестели. Складывалось впечатление, что перед моим приходом она употребила грамм этак пятьсот шампанского.
Я некоторое время старательно втягивала в себя воздух, но мой острый нюх запаха спиртного не обнаружил.
Она поднесла к лицу кружевной белоснежный платочек, тронула им глаза.
— Как это произошло, Таня? Он хоть не мучился?
Я подробно изложила факты о последних минутах жизни Сабельфельда, упомянув мои тщательные попытки его спасти. Она глубоко вздохнула и присела в кресло около шахматного столика, на котором стояли фигуры из слоновой кости.
— Татьяна Александровна, я не хочу быть назойливой, но позавчера Владимир Иванович обратился ко мне за помощью; и я считаю своим долгом довести дело до конца.
Ее брови вопросительно изогнулись.
— За какой помощью? Какое дело?
— В последнее время в компании происходит утечка информации. Я обнаружила в его одежде подслушивающее устройство. Если вы не будете возражать, я бы хотела проверить ваш дом и в том числе гардероб вашего мужа. Поскольку наследницей являетесь вы, то это и в ваших интересах.
Она, немного подумав, согласилась. С обыском дома я не слишком старалась — это был лишь предлог проникнуть в спальню супругов.
Спальня размещалась на втором этаже и могла бы стать предметом желтой зависти многих тарасовцев.
Над широченной кроватью супругов, застеленной воздушной голубой накидкой с рюшами, висел портрет Татьяны Александровны в овальной раме. Она была изображена в кресле у шахматного столика. Загадочно улыбаясь, она держала в руках фигуру коня. Сюжет картины немного наивен, но выполнена она была мастерски, прямо-таки в духе высокого искусства эпохи Ренессанса.
— Какая замечательная картина! Я не думала, что в Тарасове есть художники, пишущие в таком стиле. Сейчас, по большей части, художники все в виде пирамид и кубков изображают или уши на хвостах рисуют. А здесь все так естественно. И платье малиновое вам очень к лицу.
Распинаясь по поводу картины, я пыталась отвлечь внимание Татьяны Александровны. И в какой-то мере это удалось. Ее взор обратился к портрету. И пока она мне объясняла, что художника Арканова Бориса Петровича откопал и пригласил Владимир Иванович, я готовилась к осуществлению главной цели моего визита. Делая вид, что прилежно осматриваю каждую складку вещей Сабельфельда, я укрепила кусочком скотча своего «клопа» в шкафу. И если его обнаружат, то уж точно не сразу. Кое-что услышать я успею.
Закончив безуспешный с точки зрения обнаружения спецаппаратуры осмотр, я поблагодарила хозяйку и стала прощаться.
— Не падайте духом, Татьяна Александровна. Я постараюсь довести порученное вашим мужем дело до конца. И, надеюсь, мы скоро увидимся.
— Спасибо вам за теплые слова. Мне сейчас очень тяжело. — Она снова тронула глаза белоснежным платочком. — До свидания, Таня.
— Всего вам доброго, Татьяна Александровна.
Мы распрощались почти как лучшие подруги. В актерских способностях нам обеим не откажешь.
Вернувшись в машину, я отправилась по прежним местам работы Парамоновой и Никитина. Галиулина я оставила на десерт.
Я, представившись сотрудником милиции и предъявив при этом свои сто лет назад просроченные корочки, плела легенду о том, что в связи со смертью Сабельфельда изучаю его окружение и что бывшие сотрудники вышеназванных лиц смогут оказать неоценимую помощь в ходе расследования.
Сотрудники Никитина и Парамоновой пели в их адрес дифирамбы, коими не стоит утомлять читателя. Достаточно сообщить, что к изучению этих личностей я больше возвращаться не буду.
Предполагаемые сослуживцы, мило описанные во время танца Ринатом Галиулиным, слыхом о нем не слыхивали. В отделе кадров корпорации «Подшипник» мне сказали, что он уволился около года назад.
Вот так. Проверять корпорацию на наличие других мертвых душ не входило в мои обязанности. Пусть с этим разбирается налоговая инспекция.
А моим следующим шагом по плану было проникновение в кабинет генерального директора компании «Шафкят и К o ». Это требовало определенной подготовки.
К тому же мой желудок настойчиво просил уделить ему внимание. Поэтому я зарулила в супермаркет и обзавелась бутылкой апельсинового сока, четырьмя булками и свиным печеночным паштетом с грибами.
Затем я отправилась в офис к своей старой знакомой Виктории Калмыковой, предупредив ее о своем визите по телефону.
Виктория была издателем популярного в высших кругах Тарасова рекламного проспекта «Презентация». Когда-то, помнится, я здорово помогла ей в правовых вопросах. Пришло время платить по счетам. В киосках проспект не продавался: он распространялся среди крупных компаний, банков и тому подобное и существовал за счет оплаты клиентами рекламных статей об их предприятиях. Опубликовать статью с цветным фото на двух страницах стоило клиенту шесть тысяч рублей. То есть журнал был элитным.
Офис Виктории располагался на Московской во дворе за многоэтажным административным зданием. И хоть кабинет ее, на втором этаже с обшарпанными стенами, слабо соответствовал имиджу ее журнала, ее предприятие все же приносило ей доход. Я постучала в дверь кабинета и вошла:
— Привет.
— Здравствуй, Таня. Присаживайся пока. Через минуту я освобожусь.
Она деловито инструктировала очередного рекламного агента. Я внимательно слушала. Мне это сегодня очень пригодится. И ко всему прочему я получала возможность обогатиться на целых триста рублей, поскольку агентам она платила пять процентов от сделки. При моих гонорарах двести долларов в день — существенный вклад в мой бюджет. И это только в том случае, если мои способности рекламного агента окажутся на должной высоте.
Наконец женщина в пальто с изрядно поношенным воротником и белой вязаной шапке, окрыленная, умчалась зарабатывать свои пять процентов.
— Ну что, бродяга? Какие проблемы заставили тебя вспомнить о скромном издателе?
— Пришла наниматься в рекламные агенты.
Виктория удивленно подняла красиво очерченные брови.
— С чего бы это? Популярность потеряла, что ли?
— Сейчас все объясню. Давай перекусим по ходу дела. Я тут кое-что принесла, — и выложила продукты на письменный стол, заваленный журналами и фотографиями различных презентаций. — Понимаешь, Вика, мне надо под благовидным предлогом проникнуть в кабинет к генеральному директору «Шафкят и К o » по своим делам. А лучшего предлога, чем опубликование статьи в твоем журнале, я придумать не смогла, — сказала я, жуя бутерброд с паштетом и прихлебывая сок из чашки с отбитым краем. — Кто у тебя чашки грызет?
Виктория рассмеялась:
— Они у нас долго не живут.
— Ну что, Вика, звони Бабаниязову. Звонить из автомата несолидно — у него наверняка имеется определитель номера.
— Вообще-то, Таня, агенты сами с будущими рекламодателями о встрече договариваются. За это, собственно говоря, они и получают деньги.
— Ну я не претендую на пять процентов.
— И еще одна загвоздка. Об этой компании уже была статья в июле. Сомневаюсь, что они захотят потратиться еще раз.
— Попробуй, Вика, ради меня.
Она вздохнула и, отыскав номер по справочнику, набрала его. Убеждать она умела. Не случайно же предприятие ее выживало без особых усилий в столь сложные времена.
Обещанная Викой скидка в двадцать процентов для опубликовавших свою рекламу дважды в год окончательно сломили волю Бабаниязова, и он согласился принять у себя рекламного агента.
— Видишь, на какие жертвы иду ради тебя?
— А что, скидок нет?
— Так год-то кончился две недели назад.
— А когда выйдет этот номер? Мне надо будет попасть к нему в кабинет, чтобы изъять то, что оставлю там сегодня.
— В следующем месяце.
Я, закусив губу, покачала головой.
— Не годится. За такой срок мою вещь обнаружат. А нельзя в ближайший номер тиснуть?
Виктория энергично покрутила головой.
— Ни в коем случае. Все уже проплачено. Номер готовится к публикации. Договариваться с клиентами о задержке публикации я не буду. Придумай что-нибудь сама. Например, сходи через пару дней и узнай, проплачено ли по счету. И смотри не подставь меня.
— Ни в коем случае.
Я взяла бланки счетов, пластиковую эмблему с надписью «ООО „Презентация“» и несколько последних номеров проспекта и покинула кабинет Виктории.
К офису «Шафкят и К o » я подъехала, когда уже начинало темнеть. Из дверей офиса вышел молодой человек. Сначала меня привлекла его оригинальная шапочка. Она была пестрая, с рукавом, как у Петрушки. И этот рукав был завязан на затылке узлом. Получился колоритный национальный головной убор. Спасибо шапке. Благодаря ей я уставилась на молодого человека и узнала в нем Галиулина Рината Тахировича. Шарман. Мне нравится.
Он меня не заметил, благо я сразу не выпрыгнула из машины. За это спасибо ремню безопасности, замок которого заело.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4