Глава 8
Я набрала один из номеров, оставленных мне Шарковым, и, когда на том конце провода сняли трубку, попросила пригласить Рахмонова.
— Да, — раздался через минуту его невеселый голос: видно, он еще не отошел от вчерашней передряги.
— Рашид Рифкатович? Добрый день, — голосом постового милиционера, остановившего пешехода, переходившего дорогу в неположенном месте, произнесла я.
— Здравствуйте, кто это? — недовольно спросил он.
— Вы меня не знаете, но к сути дела это не относится, нам необходимо поговорить.
— Что за таинственность, — не слишком вежливо отозвался он, — и о чем нам говорить?
— У вас вчера ничего не пропало, например небольшой сверток? — с легким налетом садизма спросила я.
На том конце провода повисла длинная пауза, чувствовалось, что абонент в замешательстве. Наконец он собрался с мыслями.
— Что вы хотите? — в его голосе звучала неподдельная тревога.
— Я же, по-моему, ясно сказала — поговорить. — Его удручающая неспособность быстро соображать извинялась внезапностью моего звонка.
— Но… но… — растерянно запинался Рахмонов.
— Короче, знаете кафе «Березка»? Подъезжайте к нему в час пятнадцать и остановитесь рядом, поняли меня? — жестко отчеканила я.
— Хорошо, я буду, — обреченно согласился Рахмонов.
— Не опаздывайте и приезжайте один, — закончила я и положила трубку.
* * *
Над городом тускнело унылое осеннее небо в пепельно-сизых облачных разводах, за двое суток набивший оскомину дождь перестал, но сырой холодный воздух пробирал до костей.
Я остановила машину за углом и взглянула на часы: ровно час. Я специально приехала раньше срока, чтобы предупредить всякие неожиданности: никогда нельзя быть уверенным в человеке, находящемся в состоянии стресса или депрессии, а именно в таком состоянии находился сейчас Рахмонов.
Но ничего неожиданного не произошло. «Десятка» Рахмонова подъехала вовремя. Я подождала еще минут пять и направилась к ней.
Подойдя к машине, я постучала по стеклу и, когда оно опустилось, сказала:
— Добрый день, откройте заднюю дверь.
Рахмонов недоверчиво посмотрел на меня, но подчинился. Я села на заднее сиденье и, захлопнув за собой дверцу, приступила к психологической обработке.
— Как вы уже, наверное, поняли, это я вам звонила.
Рахмонов сел вполоборота, чтобы видеть меня, и я, немного помолчав, продолжила:
— Это вы убили Ларионова, — не столько спрашивая, сколько утверждая, сказала я.
— Кто вы такая? — вызывающе спросил он, тем не менее беспокойно заерзав.
Я, выдержав небольшую паузу и глядя на его бледный профиль, ответила:
— Меня зовут Татьяна Александровна, но давайте договоримся: в дальнейшем вопросы задавать буду я, и если вы на них ответите правильно, то я, может быть, верну вам ваши шмотки с кровью Ларионова, хотя долг обязывает меня сдать их в прокуратуру.
— Не знаю я никакого Ларионова, — упрямо пробубнил Рахмонов.
— Ответ неправильный, — с ледяной укоризной констатировала я, — подумайте хорошенько.
— Нечего мне думать, — продолжал упорствовать он.
— Ну, это вы зря, думать никогда не вредно, особенно в таких критических ситуациях, как ваша.
— Критических? — делая вид, что не понимает меня, переспросил он.
— Хорошо, объясняю на пальцах. Кровь на вашей одежде и на пепельнице, которой вы нанесли смертельный удар, принадлежит одному и тому же человеку — Виктору Ларионову. Кстати, на пепельнице вы оставили очень хорошие отпечатки пальцев, понимаете, что это значит? — И, не дожидаясь его ответа, тем более что придавленный приведенными мной логическими выкладками, он пребывал в оцепенении, я сама дала ответ на свой вопрос: — А это значит, что все доказательства вашей вины налицо, а раз так, то предстоит вам провести в местах не столь отдаленных как минимум лет восемь, улавливаете?
Припертый к стенке, Рахмонов сник.
— Но, — я говорила медленно, стараясь донести до него смысл всех сказанных мною слов, — но если бы вы пошли мне навстречу, я смогла бы вернуть вам ваш сверток, и делайте с ним, что хотите. Ну как, идет?
Я блефовала, конечно, но самую малость. Наблюдая за Рахмоновым, окончательно впавшим в замешательство, я чувствовала, что мучительный рост его напряжения, достигнув своей критической точки, вот-вот выльется в освобождающее признание, и не ошиблась.
— Я не хотел его убивать, — дрожащим от волнения голосом произнес Рахмонов.
Он отвернулся от меня и, потупив взгляд, нервно сплетал и расплетал пальцы рук. Его понурый вид производил жалкое впечатление. Наконец, сделав над собой усилие, он разжал пальцы и, трясущимися руками достав сигарету из пачки, жадно затянулся.
— Как это произошло?
— Галина мне сказала, что отдала бумаги Ларионову, чтобы тот сделал разгромную статью, она хотела отомстить Гарулину за то, что он ее бросил. Ну а я подумал, что на этом можно хорошо заработать.
Я проследил за Ларионовым от редакции и поднялся к нему, сказал, что от Галины и что мне нужны документы. Он ответил, что у него их нет. Я не поверил ему и стал настаивать. Ларионов попытался меня выпроводить, начал размахивать руками, тут меня такое зло взяло, я даже не помню, как эта чертова пепельница оказалась у меня в руках…
Когда я пришел в себя, он лежал на полу, изо рта и из раны на голове текла кровь. Я приложил пальцы к его шее проверить пульс — он не прощупывался. Я страшно испугался, сами понимаете… ситуация сумасшедшая… — Рахмонов на минуту умолк, потупился. Наконец в зеркале я увидела, что он, как-то осторожно подняв глаза, несмело нащупал мое отражение. — Я даже ничего не стал искать, — выдохнул он, — просто убежал.
— Вы хотите сказать, что документов у вас нет? — недоверчиво спросила я.
— Я же говорю, как только я понял, что Ларионов мертв, — произнес он глухо, — кинулся оттуда со всех ног. Я и думать забыл про эти чертовы документы.
— Но потом-то вы пришли в себя, — продолжала я хирургическую операцию.
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Только не надо делать такое удивленное лицо, — сказала я сухо, — вы ведь тянули деньги у своей любовницы, у Синчуговой, — уточнила я.
— Откуда вы знаете? — он ошарашенно уставился на меня.
— У меня такая работа, мне за нее деньги платят, и я стараюсь делать ее хорошо. Ну так что, шантажировали вы Синчугову?
— Вы и так знаете, — сказал он обреченно.
— Я хочу, чтобы вы меня поняли. Мне нужны эти бумаги, и если они у вас, то разумнее всего для вас было бы отдать их мне, — подвела я черту.
— Но у меня их нет, я же сказал вам: я их даже не видел, — стараясь, чтобы его слова звучали максимально убедительно, сказал он.
— В таком случае наша сделка не состоится, — жестко резюмировала я.
— Но вы же обещали, — его лицо передернулось от нервной судороги.
— Что я обещала? — сощурила я глаза.
— Вернуть мою одежду, — потерянно произнес он. Его голос был рыхлым, как размокший сухарь.
— Я сказала: может быть, и то в том случае, если вы правильно ответите на мои вопросы. А вы очень долго сопротивлялись, но ничего, в тюрьме тоже как-то живут. Советую вам явиться с повинной, суд принимает это во внимание. И наймите себе хорошего адвоката, в данной ситуации для вас это лучший выход, ведь рано или поздно вас, так или иначе, вычислят, тогда вам не придется рассчитывать на снисхождение, — посоветовала я. — А шмотки я вам верну, мне они без надобности.
Рахмонов подавленно молчал, куря уже третью сигарету.
— Да, о нашей встрече никому не говорите, это в ваших интересах, — сказала я напоследок.
— Конечно, конечно, я понимаю, — поспешно согласился он.
— Пока не уезжайте, — сказала я, выходя из машины.
Я обошла кафе и свернула за угол, где ждала меня моя «девятка», достала из багажника сверток и, вернувшись к ожидавшему меня Рахмонову, протянула ему пакет.
— Вот ваши шмотки, как видите, слово свое я сдержала, прощайте… — Я многозначительно посмотрела на него и, не дожидаясь ответа, пошла прочь.
* * *
Оседлав моего «буцефала» цвета беж, как пелось об апельсинах в одной детской песенке времен моего лихого пионерства, я направилась в центр. Изрядно подпортив Рахмонову обеденный перерыв, я просто умирала от желания пообедать вне дома. Для этого вполне подошло бы какое-нибудь кафе на проспекте. Я выбрала «Лиру».
Оставив моего четырехколесного коня на обочине, я вошла внутрь. Предупредительные и смекалистые официанты — это то, что мне надо сейчас. После всей этой комедии, которую я разыграла с Рахмоновым, пустой зал, спокойная легкая музыка и сносное меню подействовали на меня расслабляюще.
Пока ждала заказ, я развернула купленные по дороге «Тарасовские известия» за вчерашнее число. Полистав газету, я нашла то, что искала. Заголовок статьи гласил: «Убит корреспондент. Кто за это ответит?»
В статье писалось следующее.
«Вчера, двадцать седьмого октября, в квартире на Большой Горной был обнаружен труп корреспондента нашей газеты, тридцатипятилетнего Виктора Ларионова. Ларионов погиб в собственной квартире при загадочных обстоятельствах. Причиной смерти, как нам стало известно, послужил удар по голове каким-то тяжелым предметом, который на месте преступления не был найден.
В квартире Ларионова, где он проживал один, сотрудники милиции, прибывшие туда, обнаружили страшный беспорядок. По всей видимости, его квартира подверглась тщательному обыску.
Нам также стало известно, что милиция прибыла на место преступления после звонка женщины, не пожелавшей назвать своего имени. Кто она и имеет ли какое-либо отношение к убийству, покажет следствие.
Есть предположение, что его смерть имеет прямое отношение к его профессиональной деятельности. Ларионов был известен как автор ряда нашумевших статей, в которых он разоблачал противозаконные операции, совершаемые беспринципными дельцами от бизнеса, коррумпированность местных чиновников, не обходя вниманием и криминальные структуры.
Кому была на руку гибель бесстрашного и неподкупного корреспондента, настоящего патриота своего родного Тарасова? — торжественно вопрошал автор статьи. — Останется ли это убийство нераскрытым, как и убийства наших московских коллег Дмитрия Холодова, Влада Листьева, а также отважной журналистки из Элисты Ларисы Юдиной?
Успокаивает пока только то, что расследованием убийства Виктора Ларионова занимается бригада лучших следователей тарасовской прокуратуры, которые заверили нас, что приложат все усилия к скорейшему поиску убийцы.
В свою очередь редакция „Тарасовских известий“, насколько это возможно, будет держать под контролем ход расследования и оперативно информировать своих читателей».
Я не смогла удержаться от горькой усмешки, когда внизу прочла фамилию автора — С. Лысенко.
Дальше шел весьма пространный и напыщенный панегирик профессиональным и личным качествам Ларионова, рассказывалось о его жизненном пути, родителях, школьных годах, первом репортаже и т. д.
Честно говоря, мой аппетит поутих. Когда официантка принесла мой заказ, я, вяло поблагодарив ее, еще некоторое время сидела в задумчивости. И мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я, протерев салфеткой вилку, приступила к трапезе. Я не могла избавиться от горького вкуса во рту, точно пища моя была присыпана пеплом.
Расплатившись, я вернулась к машине.
* * *
Мой унылый взгляд, обежав кухню по периметру, тупо остановился на раковине с грязной посудой. Делать ничего не хотелось. В оцепенении я опустилась на табурет. Мне казалось, что я пытаюсь ухватить за хвост юркую ящерицу, которая всякий раз, когда я хватаю ее, отбрасывает свой шевелящийся хвост, а сама все время ускользает.
Чуть ли не дюжина человек знает об этих гребаных документах, а я никак не могу определить их местонахождение.
Перед моим внутренним взором выстраивается не жесткая цепь четких логических умозаключений и фактов, обобщение которых к ним ведет, а простирается аморфная россыпь разрозненных звеньев.
Ну-ка встряхнись, девушка! Не время раскисать, лучше займись делом.
Отогнав сонливость, которая явилась результатом не то легкой депрессии, не то поглощенного недавно обеда, я прошла в гостиную и, упав в кресло, сняла трубку.
— Добрый день, мне бы Сергеева услышать.
— А кто его спрашивает? — спросила дамочка на том конце.
— Иванова.
— Сейчас узнаю, — трубку заполонила жужжащая пауза, сквозь которую еле-еле пробивалась музыка.
— Таня? Какими судьбами? — оживленно спросил Степан, хотя теперь я уже сомневалась, искренним ли было это оживление.
— Что, не ожидал услышать меня? — лукаво спросила я.
— Ну почему, ждал. Просто ты не часто балуешь меня общением с тобой, — с уклончивой вежливостью неторопливо ответил Степан.
— А я вот как раз хотела бы пообщаться с тобой, ты не возражаешь? Скажем, сегодня вечером, — забросила я удочку, — подъезжай ко мне.
— Я бы с удовольствием, да не знаю, когда освобожусь, работы невпроворот.
— Ну не всю же ночь ты собираешься работать? — продолжала я его прощупывать. — Позвони, как освободишься, я дома.
— Хорошо, договорились. Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть, — без особого энтузиазма согласился он на мою настойчивую просьбу.
— Так я жду звонка?
— Позвоню, как только освобожусь.
Я положила трубку и, наконец, переодевшись, занялась уборкой помещения, тем более стимул у меня теперь был — визит Степана.
* * *
Физический труд довольно благотворно подействовал на меня. Не знаю, прихватит ли Степан, как в прошлый раз, с собой спиртное, но что касается меня, сегодня я планировала ограничиться кофе с бутербродами. Ну, может быть, еще фрукты.
Надо сказать, что посетившее меня вчера видение, явившее мне Степана в виде какого-то мифического чудища, никак не выходило у меня из головы. И я почти уверена в том, что подобный феномен не есть следствие переутомления.
Конечно, наше сознание отфильтровывает ненужную информацию, но, пройдя школу ортодоксального психоанализа и впитав живительный опыт парапсихологии, я определенно могу сказать, что и подсознание отнюдь не что-то эфемерное, а скорее некое иероглифическое послание, ждущее своей расшифровки.
Моя интуиция редко подводила меня, а точнее будет сказать, никогда, просто я в иных случаях не смогла правильно истолковать сигналы моего подсознания.
И сейчас, ожидая Степана, я пыталась проникнуть в тайный смысл моего видения, выделить главное и отбросить ненужное.
Важным моментом было то, что Степан предстал передо мной в необычном виде. Его диспропорциональное тело могло быть истолковано как указание на какой-то внутренний дефект или некую темную сторону его натуры.
Наверное, торопиться с выводами не стоит, хотя определенные предположения следует сделать.
* * *
Телефон упорно молчал, несмотря на то что часовая стрелка подходила уже к цифре «девять». Я набрала телефон редакции, но, кроме длинных гудков, ничего не услышала. Тогда я позвонила на проходную.
— Добрый вечер, — как можно любезней проворковала я, — не знаете ли вы, в редакции «Тарасовских известий» кто-нибудь есть?
— Да что ты, милочка, уж почитай часа два, как все ушли, — прошамкал старушечий голос.
— А вы случайно Сергеева не знаете?
— Кто ж его не знает, конечно, знаю.
— А он что, тоже ушел?
— Да я ж тебе сказала — все как есть ушли, — назидательно сказала вахтерша.
— Спасибо, — протянула я и нажала на рычаг, продолжая держать трубку возле уха.
Вот тебе и Степан, подумала я с горькой иронией.
Я быстро набрала его домашний номер. После третьего гудка трубку сняли.
— Алло, — пропел грудной женский голос.
Наверное, жена, подумала я.
— Добрый вечер, Степана Борисовича пригласите, пожалуйста.
— Его нет, что-нибудь ему передать? — вежливо спросила женщина.
— Передайте, что звонила Иванова. А вы не знаете, когда он будет?
— Он иногда допоздна задерживается.
— А где он сейчас, вы не знаете? — настаивала я.
— Нет, — коротко ответила женщина.
— Тогда до свидания, — устало выдохнула я и повесила трубку.
Если Степана действительно нет дома, то что можно думать по поводу его теперешнего местопребывания? Чем он занят? Работа, алкоголь, друзья, женщина? Я могла выбрать что угодно, сделать любое предположение. Ясно одно: со мной он встречаться не желает.
Часовая стрелка прошла еще четверть циферблата, отмерив три часа пустого ожидания. Что ж, утро вечера мудренее. Дождемся завтрашнего дня.
* * *
Утро выдалось ветреное и промозглое. В семь ноль-ноль я, сидя в машине, уже караулила Степана у его дома. Мне пришлось пялить глаза на дверь его подъезда целый час, прежде чем я заметила его длинное серое пальто и черную фетровую шляпу. Вжав голову в плечи и подняв воротник, он торопливой походкой направился к остановке. Я проехала метров тридцать вдоль тротуара и догнала его. Поравнявшись с ним, я опустила стекло и как ни в чем не бывало окликнула:
— Привет, Степа, торопишься? Садись, подвезу.
Он вздрогнул от неожиданности, но, спохватившись, натужно улыбнулся.
— Вот так встреча! Какими судьбами? — Можно было подумать, что мы ни о чем вчера не договаривались.
— Присаживайся, — я открыла дверцу.
Ему ничего не оставалось делать, как сесть рядом со мной.
Я подумала, что наскоком его не возмешь, и начала издалека.
— Как продвигается расследование?
— Как всегда, — он махнул рукой.
— Думаешь, никого не найдут? Ведь лучшие люди занимаются.
— А, видела статью?
— Вчера прочла, — ответила я, не поворачивая головы в его сторону.
— И как твое мнение? — спросил он без особого интереса.
— Честно?
— Ну конечно!
— Я знаю, из-за чего его убили, — невозмутимо произнесла я.
— Знаешь? — он удивленно вскинул брови и недоверчиво посмотрел на меня.
— Ты что, не веришь?
— Да нет, почему не верю, — замешкался он.
— И ты не хочешь узнать? — хитро спросила я, краем глаза следя за его реакцией.
— Хочу, конечно, если это не лажа.
— Ты меня обижаешь, Степа, — с наигранной укоризной хмыкнула я, — я всегда оперирую только фактами, это один из принципов моей работы.
— Тогда выкладывай, — великодушно разрешил Степан, разворачиваясь ко мне всем корпусом.
— Информация, Степа, сейчас дорого стоит.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду только то, что я сказала, неужели это так трудно понять?
— Ты хочешь продать нам материал?
— Не совсем так, скорее не вам, а тебе, лично, — начала я загонять его в расставленные сети.
— Но я не покупаю информацию, — смутился он и снова отвернулся.
Красный сигнал светофора прервал наше неторопливое движение в утреннем потоке автомобилей. Рядом с нами остановился громоздкий джип с затемненными, как и у моей «девятки», стеклами, из которого мощными волнами выплескивалась российская попса.
— Давай сделаем так: я тебе все расскажу, а ты сам решишь, нужна тебе эта информация или нет.
— Ладно, говори.
— Так вот, — начала я свою «сказку», — жил-был в одном провинциальном городке генеральный директор. Однажды провернул этот директор, при помощи своих друзей из областной администрации, крупную аферу. И все бы было хорошо, не укради у него его бывшая любовница важные документы, раскрывающие суть этой аферы.
Испугался генеральный директор, что бумаги станут достоянием гласности, позвал нехороших парней и приказал им ни перед чем не останавливаться и найти эти важные документы.
А бывшая любовница, дабы отомстить генеральному директору за то, что он ее бросил, отдала бумаги честному корреспонденту областной газеты, чтобы тот напечатал в газете материал и разоблачил бы афериста — генерального директора.
Об этом узнал нынешний любовник бывшей любовницы, и захотелось ему разжиться на этих документах. И пошел он к честному корреспонденту и стал требовать, чтобы тот отдал ему эти документы. Честный корреспондент, конечно, возмутился и стал выгонять вымогателя, но тот ударил его по голове тяжелым предметом и убил честного корреспондента.
Но не знал вымогатель, что документов в тот момент у честного корреспондента уже не было, умыкнули у него важные документы.
А кто же мог у него умыкнуть важные документы? Ведь документы, особенно важные, домой он почти никогда не брал. Становится ясно, что это кто-то из сослуживцев честного корреспондента. Такой вывод сделала частная сыщица, которую попросил найти пропавшие бумаги обманутый друг генерального директора.
Но когда в подъезде дома, где жила частная сыщица, на нее напали плохие парни, отправленные генеральным директором для того, чтобы убить ее, она, поразмыслив, немного поправила свой вывод и решила, что документы умыкнул не кто-то из сослуживцев честного корреспондента, а конкретно его непосредственный начальник, то есть главный редактор газеты.
Но почему же она сделала такой вывод? Да очень просто. Дело в том, что главный редактор, в принципе неплохой человек, хорошо знал частную сыщицу, знал, где она живет, а самое главное, он догадывался, что она идет по следам важных документов и рано или поздно доберется и до него.
Тогда он позвонил генеральному директору, от которого он хотел получить много денег за возврат важных документов, сказал ему, что важные документы могут попасть в руки частной сыщицы, и, оставив ему ее адрес, стал ждать, когда плохие парни уберут с его пути неожиданно возникшее препятствие в лице частной сыщицы…
Мы давно уже стояли напротив здания, в котором размещалась редакция. Входная дверь открывалась и закрывалась, впуская тружеников пера и других временных обитателей дома, спешивших по служебным делам. Среди незнакомых фигур мелькнула лысина Котовского, который, еще не открыв дверь, снял шляпу. Степан сидел, уставившись на дорогу сквозь лобовое стекло, не произнося ни слова.
Я достала сигарету, утопила кнопку прикуривателя и, дождавшись щелчка, глубоко затянулась. Сделав несколько затяжек, я перешла к финальной части «сказочки»:
— Когда частная сыщица, памятуя о старой дружбе, попыталась встретиться с главным редактором и помочь оступившемуся, но все же достойному человеку встать на путь истинный, он чего-то испугался и спрятался под юбку жены. Но настойчивая частная сыщица все же отыскала главного редактора и дала ему еще один шанс.
Она согласилась забыть ту боль и обиду, которую причинил ей главный редактор, и даже простить его, но, будучи человеком все же меркантильным, попросила у него кое-что взамен.
Я развернулась в сторону Степана и посмотрела на него. Он сделал глотательное движение, поморщившись, словно горло его было воспалено, и, продравшись сквозь ангину молчания, с горькой надеждой спросил:
— Ты действительно сможешь простить меня?
— Почему бы нет? Никто не застрахован от ошибок, главное, чтобы ошибки не обернулись трагедией, — назидательно ответила я.
— Гребаная жизнь! Пашешь, пашешь, а толку с гулькин хрен, — вскинулся он.
— Это я понимаю, — сочувственно произнесла я, приглашая Степана к исповеди.
— Когда Виктор показал мне документы, которые к нему попали, и предложил сделать по ним материал, я сразу понял, какую ценность они представляют. Я подумал, что такой шанс судьба дает нам раз в жизни. Если правильно ими распорядиться, можно обеспечить безбедную старость не только себе, но и своим детям.
— И это я понимаю, — суховато согласилась я.
— Да как ты можешь это понять?! — почти выкрикнул Степан и с обидой продолжил: — У тебя опасная, но обеспеченная жизнь, ни детей, ни плетей, не надо думать, чем кормить семью.
— Правильно ты, Степа, говоришь, что жизнь у меня опасная, за риск-то мне и платят, ну и за мозги, конечно, а что касается семьи, то, возможно, и у меня она когда-нибудь будет, от этого никто не застрахован, — невесело усмехнулась я.
— В общем, это оказалось несложно — украсть у него эту синюю папку. Я открыл его стол, когда в редакции никого не было, она лежала в верхнем ящике. У нас одним ключом все столы открываются.
— Вот незадача, — с сарказмом откликнулась я и, чтобы все-таки подбодрить его, добавила: — Ну а дальше?
— Дальше я просто спрятал эту папку в свой стол — у главного редактора отдельный кабинет, — вот и все, — устало подытожил он.
— Хорошо, сейчас ты поднимешься к себе, возьмешь эту синюю папку и принесешь ее мне, — командным тоном отчеканила я.
— Вот этого-то я сделать как раз не могу, — с сожалением промямлил Степан.
— Что-что?! — Он начинал нервировать меня. — Как это не можешь?
— Вот так, нет их у меня.
— Что значит «нет»? — угрожающе повысила я голос.
— То и значит, что у меня их нет… — огрызнулся расстроенный Степан и с досадой прикусил губу.
Здесь меня прошиб пот. На мгновение мне показалось, что я теряю самообладание.
— Не шути так, Степа, — с холодной яростью прорычала я, тем не менее справившись с приступом дикого раздражения, — не играй с огнем!
— Мне уж, поверь, сейчас не до шуток, я не в том настроении, чтобы дурачиться.
— Где же тогда они, черт возьми?
— Я бы и сам хотел это знать, — обиженно произнес он, — вчера я зачем-то полез в стол, а они тю-тю…
— Да-а, дела-а, — протянула я.
— Мне пора на работу, — резко переключился Степан.
— Что ж, вали, шантажист-неудачник.
Степан выбрался из машины.
— Ну, пока.
— Пока.
