Глава 9
Развернувшись, мы поехали по улице Курской. Мимо проплывали «хрущобы» и «сталинки», ставшие за последние двое суток прямо-таки родными.
И именно проплывали. Мелькать не позволяла соответствующая гололеду скорость.
В окнах горели разноцветные огоньки елок. Люди мирно отдыхают, а суперагент Иванова ползет на ответственное задание. Доезжаю до моста на Алтынку и начинаю подъем. Он, конечно, не крутой. Но чертов гололед создает все условия, чтобы машина, выйдя из подчинения, двинулась в обратном направлении и получила пинок в задний бампер. Но трюк мне удается, и я сворачиваю на мост. Крадусь дальше. «Audi», держа безопасную дистанцию, следует за мной.
На трассе безлюдно. Умные люди в такую погоду берегут свои авто и предпочитают пешие прогулки перед сном, если не боятся рисковать своими конечностями.
Приближаемся к КП ГАИ, где мы с Кирсановым наметили начало кульминации.
— Ну, старушка моя ненаглядная, прости за непочтительное обращение. Тебе придется попыхтеть. Все-таки у тебя шипованная резина. Так что уж не обессудь. Мы с тобой должны тут инсценировать отрыв от преследователей и все остальное «по плану».
Набираю скорость. В «Audi», наверное, как лещи на сковородке запрыгали. Но, видно, решили не нарушать правила вблизи поста ГАИ, надеясь, что далеко я не уеду. Родная милиция позаботится. И она, разлюбезная, не заставляет себя ждать. Фары осветили полосатый жезл гаишника, взметнувшийся вверх. Торможу и спокойно выхожу из машины с сумочкой. Протягиваю документы и говорю:
— Я — Таня Иванова.
— Ой, как мило. А я Коля Селиванов. А наличие пролетарской фамилии не дает вам, гражданочка, права превышать скорость, да еще в гололед.
Я была готова лишиться чувств: видно, что-то не сложилось у Кирсанова. И похоже, придется драться взаправду, а потом бросаться в неизвестность.
Но он вдруг сказал:
— Все идет как надо, не падай духом, крошка, я пошутил.
Ух, как во мне все вскипело! Я взглянула на «Аudi», которой дали меня объехать и потом остановили, мизансцена готова.
— По плану, говоришь? Ну, поехали. — И нанесла ребром правой ладони удар по шее и коленкой в сокровенное место, вложив в них всю обиду за его невинную шутку. Теперь точно подумает, что у меня нет чувства юмора.
И побежала к «Audi», доставая на ходу из сумочки свой газовый пистолет, который в темноте не отличить от огнестрельного.
Гаишник около «Audi», стоя ко мне спиной, возвращал документы водителю, видевшему мои боевые действия. С вращающимися с бешеной скоростью глазами — жаль, в темноте этого, видно, никто не сумел оценить — я подлетела к машине с ковбойским воплем:
— Всем оставаться на местах! Руки вверх! Стрелять буду!
Водитель и гаишник послушно подняли руки, а чем занималось остальное народонаселение «Audi», скрывали тонированные стекла и ночная мгла.
Я открыла заднюю дверцу автомобиля, плюхнулась на заднее сиденье.
— Водитель, за руль живо, пока дырку в башке не приобрел!
Корявый ошалело плюхнулся за баранку.
— Вперед, быстро! Сворачивай влево с трассы, зараза!
Машина рванула с места. Гаишник с поднятыми вверх руками, наверное, восхищаясь моим темпераментом, остался на дороге, а мы, объединив преступные усилия, свернули влево.
— Гони, живо!
Офонаревшие коллеги не обладали, конечно, большим количеством извилин и в обстановке не сориентировались — не поняли, чего, собственно, мне от них надо.
А я уже первый раунд выиграла — добилась обалдения конкурентов и толкнула их на конфликт с официальными органами, внеся тем самым смятение в их тесные ряды.
Корявый с пассажиром на переднем сиденье пока молчали, обдумывая ситуацию.
Они уже, наверное, решали, как извлечь из этого выгоду, и мечтали, заехав в дебри частного сектора поселка Молодежного, в укромном уголке вежливо убедить меня поделиться информацией. А потому сопротивляться не рвались. Но, к их несчастью, они ничего не знали о талантах Тани Ивановой.
— Влево сворачивай, теперь вправо.
— Куда едем-то, чумовая? Убери хоть пушку. А то на кочке рука дрогнет.
— У меня рука не дрогнет, — двусмысленно изрекла я. — Здесь есть одно местечко уютное. Подбросьте меня — и свободны.
Они переглянулись. Идея им, видно, понравилась.
— А чой-то ты ломанулась от них?
— Есть, значит, причины. Тебя не тарабанит. Подбрось — и свободен. Вот сюда, к пятнадцатому дому.
Машина остановилась, осветив фарами табличку с номером.
— Выходи из машины, парниша.
Корявый и этим, похоже, остался доволен, покорно выполнил мой приказ.
От соседнего дома отделились две тени и проворно метнулись к нам.
— Всем оставаться на местах. Милиция.
Кирсанов, друг мой любезный, защелкнул наручники на кистях Корявого, а неизвестный мне боевой товарищ Кирсанова вежливо извлек совсем потерявшего ориентир пассажира, потыкав в плечо пистолетом.
— Граждане преступники, тихо, без шума пройдем в дом, побеседуем.
— Документы предъявите сначала. По какому праву задерживаете? Мы ничего не нарушали. А от гаишников удирать нас вот эта чумовая заставила, оружием грозила, — попытался возмутиться Корявый.
— Документы предъявим, не сомневайтесь. Пройдемте в дом.
Мы пошли в дом, цепляясь руками за стены. Здесь жила Ленкина бабушка. Я попросила ее сдать нам в аренду жилплощадь на час. Ведь надо же где-то без свидетелей тепло побеседовать с ребятами.
Скорее всего баба Маруся, попивая с соседкой чай на кухне, сильно жалела, что ей не дозволено поприсутствовать на поле брани, где происходят исторические события глобального масштаба.
Мы вошли в дом бабы Маруси. В сенях Кирсанов на пару с Корявым изобразили сложный пируэт, при этом с грохотом разметав порожние, перевернутые вверх дном ведра, расставленные на лавке вдоль стены.
— Осторожно, здесь скользко, — предупредил Кирсанов.
Но мы и сами успели об этом догадаться. Крашеный пол действительно обледенел, и оставалось лишь гадать, каким образом передвигается здесь уже немолодая баба Маруся.
Зато в самом доме было уютно настолько, что вызывало ностальгию. В маленьком помещении теплынь и пахло чем-то печеным. Мы все непроизвольно аккуратно протерли обувь о полосатый коврик, расстеленный у двери.
Не подумали бы мои преследователи, что их привезли сюда, чтоб напоить чаем с пирожками.
— Ребята, давайте их вот сюда, в зал. Пристегните наручниками к стульям.
Корявого и его товарища, которого с этого момента я решила именовать Квадратный, усадили на стулья с высокими спинками у круглого стола, накрытого белой скатертью. Киря пристегнул их за правые кисти к спинкам стульев. Они, уверенные, что от людей в форме вреда им не будет, вели себя достойно. При свете лампы под розовым абажуром, висящей низко над столом, я подробно изучила — разумеется, мне понадобилось для этого не более пяти секунд — лица Корявого и Квадратного.
Квадратного я так нарекла мысленно за его уникальные габариты: при росте «метр с кепкой» — косая сажень в плечах.
Если упомянуть еще о его квадратной челюсти и наглых серых глазах, то вы, дорогой читатель, хорошо представите себе этого кретина, строящего из себя крутизну неприступную. Корявый в плане внешности был несколько проще. Тощая сопля в обмороке с некоторым дефицитом бицепсов. Как он только, бродяга, при хилых физических данных, да еще при массовой безработице такую «работу» себе отыскал?
Надо еще добавить, что оба были зелены, как «покойные» социалистические три рубля. Поэтому я была убеждена, что их неопытность плюс блестящая превентивная подготовка, проведенная нами, дают стопроцентную гарантию расколоть их на дачу информации.
Когда эта парочка, пристегнутая к стульям, молча покорилась судьбе, я поманила Кирсанова с его другом, незнакомым мне, в прихожую для разработки дальнейшего плана. Ведь Киря по телефону был ознакомлен лишь с планом захвата. Обо всем остальном он не имел даже туманного представления.
Они вышли, и я закрыла двустворчатую дверь.
— Что все это значит, Таня? Для чего мы всю эту комедию ломали?
— Не возмущайся, Киря. Сейчас вникнешь. Сначала с коллегой познакомь.
— Ах, да. Это Антон Васильевич. Или просто Антон, он еще для этого не устарел.
Неустаревший Антон согласно кивнул, улыбаясь.
— А я — Таня Иванова.
— Умная, стремительная, непобедимая. Плюс ко всему этому — ну, чертовски мила и обворожительна, — отпустил шпильку в мой адрес Киря, нежнейше улыбаясь при этом. Но я серьезно, как ни в чем не бывало ответила:
— Абсолютно достоверно. Возражений нет. Одни предложения, и все по делу, между прочим.
— О деле, кстати, действительно неплохо было бы подумать. Что ты с ними делать собираешься, Танюха?
Я сняла нож для шинковки капусты с гвоздя на стене и, сделав страшные глаза, сказала:
— Пытать.
Коллеги обалдело посмотрели на меня, решив, что я сбрендила.
— Да не пугайтесь. Я шучу. Помнишь, Киря, я тебе про девочку похищенную рассказывала?
— Помню, конечно.
— Так вот, похитили ее они. А похитить приказал капитан УВД Трубного района Андреев Руслан Андреевич. Кроме того, на его совести три садистских убийства с последующим осквернением тел погибших. Кстати, последнее из этих убийств произошло вчера вечером.
— А когда и откуда ты успела узнать про убийства? И почему ты решила, что их совершил капитан УВД? В таких вопросах никто не имеет права быть голословным.
— Я понимаю, конечно, Володя, честь мундира превыше всего. И я тебе не собираюсь подробно излагать все этапы своего расследования. Просто я знаю, что говорю. Через некоторое время ты в этом убедишься сам. Самое главное сейчас любой ценой выбить из них информацию о местонахождении Ани. Любой ценой, ребята. Смятение в их ряды мы посеяли. Если как следует попугать, они скажут — я уверена. Да, а магнитофон вы прихватили, как я просила?
— Да, прихватили. Зачем он только тебе нужен?
Я изложила коллегам свои мысли. Они в целом со мной согласились.
Потом мы все трое вошли в зал. Пленники мирно ожидали разрешения недоразумения. Квадратный напомнил моим коллегам, что они якобы обязаны предъявить документы. Размечтался, бродяга. Да еще вслух.
— Киря, поточи пока вот этот нож. Камушек на кухне поищи. А я ребяткам обстановку растолкую.
Пленники настороженно проследили за перемещением ножа в пространстве.
Киря с преувеличенным усердием принялся шкрябать нож. У меня самой аж мурашки по шкуре побежали.
— Короче так, братцы-кролики. В общих чертах картина такая, — начала я разговор с ними. — Я знаю, что ваш любезный шеф Андреев Руслан Андреевич, капитан УВД Трубного района, дал вам поручение — похитить девочку. Вы его с успехом выполнили. То, что это преступление, и притом тяжкое, я вам объяснять не буду. И я не знаю, известно ли вам про странное, нечеловеческое «хобби». Это у него месть такая. Он убил трех мужчин, вырезал у них гениталии — я надеюсь, с таким словом вы знакомы — и засунул их им в рот.
Корявый с Квадратным смотрели на меня в начале моей пламенной речи немного брезгливо, словно кошки, вляпавшиеся в кое-что. Но по мере более близкого ознакомления с личностью своего шефа их глаза округлялись, и вся спесь с их физиономий смывалась. Когда я еще несколькими яркими мазками довершила портрет Андреева, мои клиенты, по-моему, созрели.
— Короче, ребята, мне нужно знать, где сейчас девочка и что ей угрожает? И где в данный момент Андреев? Предупреждаю сразу: молчать не советую. Мы не собираемся нянчиться с вами официальными методами. Вам даже документов никто не предъявит. Мы просто сейчас сделаем с вами то же самое, что и ваш шеф с тремя мужчинами. Киря, нож готов? — спросила я у Кирсанова для усиления впечатления.
— Готов, — ответил он, пробуя лезвие пальцем. — Но, по-моему, они ребята не совсем еще безнадежные и ввязались в это дело по глупости. Они ж наверняка не знали, что их шеф — серийный убийца.
Корявый с Квадратным радостно закивали. Сочувствие Кирсанова пришлось им по душе.
— Так где девочка?
— Если мы скажем, вы отпустите нас? — попытался затеять торг Квадратный.
— Это посмотрим на ваше поведение. Хотя полную свободу по завершении дела гарантировать вам трудно. За все в жизни надо платить. Но выбора у вас нет. Я сегодня насмотрелась на слезы несчастной матери, потерявшей ребенка, и вдовы в одном лице. Поэтому я настроена решительно. Ваши жалкие жизни в придачу с вашими гениталиями только вам и дороги. А Андреев завтра и не вспомнит, что были такие когда-то.
Итак, противник повержен, смят, воля парализована. Пленники напоминали теперь воск. Лепить из них можно было все, что угодно.
— Где девочка?
— Да жива эта девчонка. Она в Руслановом заведении! Он с ней как с королевой обращается. Ей там ничего не угрожает.
— В каком, каком заведении?
— Ну, салон тут в Трубном, «Восторг» называется. Он с него бабками подпитывается.
— Стоп-стоп, ребятки, — и, уже обращаясь к Кире, добавила: — Владимир Сергеевич, давайте запишем показания на пленку.
— Давайте. А ты, Антон, зафиксируй еще и на бумаге — пригодится, — сказал Кирсанов. — Они после распишутся.
— Значит, где находится Аня Калинина, похищенная вами двадцать четвертого декабря девяносто восьмого года?
— В салоне «Восторг».
— Что за салон, кто владелец?
— Хозяйка там Роза Иосифовна, фамилию не знаем.
Корявый и Квадратный слаженно рассказали о салоне «Восторг», о проживании там Ани в течение последних четырех дней. Действия Андреева по отношению к Ане пока остались для меня непонятными.
Записав показания шпиков-неудачников, мы снова вышли посоветоваться в прихожую.
— Ну что, ребята, какое УВД привлекаем: ваше или Трубного района?
— Да охота нашим на чужой территории париться. Мы тебе помогли. Что еще надо — еще поможем. Коньяк с тебя сдерем.
— Так я ж к чему говорю… А вдруг в этом деле еще кто повязан? А мы сейчас явимся, все карты раскроем. Не бросаться же нам в этот салон одним. Зачем рисковать жизнью девочки. Кто знает, как поведет себя в этом случае Андреев. Ведь он-то там свой досуг проводит. Тем более он — лицо официальное. Его голыми руками не возьмешь.
Тут в зале зазвонил телефон. Я открыла дверь, чтобы взять трубку, но оказалось, что это сотовый у одного из бандитов.
Утомленный долгим ожиданием, Андреев решил, видно, прояснить ситуацию и узнать, как далеко я успела продвинуться в своем расследовании.
— Ответьте на звонок. Доложите, что продолжаете меня вести.
Корявый достал телефон свободной левой рукой.
— Да, шеф. Привет. Все в порядке. Продолжаем наблюдение.
И, выслушав собеседника, продолжил:
— Да тут она, все еще в Трубном. Опять по третьему жилучастку нас катает. Да, шеф… Понятно. Будем докладывать.
— Молодцы, ребята. Приятно с вами сотрудничать. Понятливые.
Я снова вернулась в прихожую.
— Ну, так как поступим?
Кирсанов, развалившись на маленьком диванчике у окна, гладил серую пушистую кошку, бесцеремонно забравшуюся к нему на колени. Она громко мурлыкала, блаженно щурясь, и подставляла то одну, то другую щечку.
— Давай, Таня, я Григорьеву позвоню.
— А ты уверен, что он не в курсе подпольного бизнеса Андреева?
— Уверен. Я его с детства знаю. Он — друг моего отца. Кристально чистый человек.
— Уговорил, Киря. Звони.
Мы вернулись в зал. Кирсанов набрал номер домашнего телефона Григорьева. Кратко обрисовал ситуацию.
Потом, выслушав ответ полковника, начал кипятиться, недовольный его слепой верой в непогрешимость его подчиненных.
— Не кипятись, Киря. Пусть разрешит нам к нему с показаниями этих вот орлов приехать.
Кирсанов кивнул, сказал в трубку:
— Сан Саныч, да у нас здесь деятели, что Калинину похитили, собственной персоной находятся. И показания их записаны. Давайте мы подъедем сейчас к вам домой… — И, покивав трубке, добавил: — Понятно. Едем. Все. Пока.
— Поехали. Давайте, ребята, расписывайтесь в том, что события записаны с ваших слов верно.
Мы вышли из домашнего уюта и снова оказались на скользкой дорожке в прямом и переносном смысле слова: граждане Корявый и Квадратный в силу своей профессии, а мы в силу того, что применили недозволенные методы дознания. Но ведь с волками жить — по-волчьи выть.
Я плотно захлопнула дверь гостеприимного дома, накинула цепку.
Пока Кирсанов размещал наш ценный груз в «Audi» — одного спереди, другого сзади, объединив их при этом наручниками, — а Антон выводил из переулка свой автомобиль, я плавно доехала до соседнего дома и постучала в окно. Бабе Марусе было давно пора возвращаться из своего временного укрытия к своему очагу.
Дождалась, пока она выйдет на улицу.
— Спасибо, баба Маруся. Век вашей доброты не забуду.
— Да ладно уж, Таня. Чего там. Главное, чтоб правда победила.
Именно таким призывом воспользовалась я, убеждая ее по телефону предоставить мне помещение.
— Все вещи на своих местах. Ничего не трогали. Не наследили. Комнаты не выстудили. Спасибо еще раз. До свидания.
— Тань, ты ж хоть расскажи, как все прошло-то.
— Я, баб Марусь, книжку когда-нибудь напишу про это и подарю вам. Договорились? Нам ехать надо.
Старушка мудро улыбнулась.
— Ну-ну. Тогда ладно. Заезжайте как-нибудь с Леночкой. А то все вам некогда.
Я помахала ей рукой и села в «Audi», и мы, соблюдая истину «торопись медленно», стали пробираться к трассе.
У КП ГАИ одиноко стояла моя обледенелая «девятка».
Кирсанов остановил машину. Я вышла, постучала в стеклянную конурку гаишников, чтобы забрать ключи и документы. Они попивали чай. Лихачей на трассе не наблюдалось — погода выделила им час досуга.
Вышел мой новый знакомый Коля Селиванов.
— А, узурпаторша. Привет. Ты чего это так больно дерешься. Я на такую мочиловку не подписывался. Руки чесались дать тебе сдачи. Не была бы ты такой очаровательной дамой, я б тебе точно врезал.
Он протянул мне мое имущество.
Я улыбнулась.
— Сам виноват. Твоя шутка чуть в обморок меня не уронила. — А про себя добавила: «Попробовал бы ты мне сдачи дать, не так бы еще взвыл».
Но вслух, конечно, не сказала. Нельзя унижать мужское достоинство.
Уселась в машину, завела движок — ребята молодцы, не дали ему остыть, — и кортеж из трех машин пополз через мост на Астраханское шоссе.
Пока мы ехали, я мучительно терзалась в сомнениях: правильно ли поступила. Не лучше ли было сразу отправиться в подпольный салон, маскирующийся имиджем парикмахерской — вот, оказывается, почему я не раскрыла тайну «розовой комнаты» по телефону. Там, конечно, раскидав всех по углам приемами восточных единоборств, можно было бы взять сразу быка за рога.
Но тогда за Анину жизнь ручаться было бы бесполезно. И крупная рыба, лишь слегка потревоженная, спокойно скрылась бы в поднявшемся со дна иле. А вывести ее на чистую воду так же важно, как и спасти девочку. И потом, кто знает: кому, за что и какими способами вздумал бы еще отомстить Андреев. И я пришла к мнению, что все было правильно.
Панельная девятиэтажка, в которой проживал Сан Саныч, находилась на Кавказской улице — в глубине квартала, расположенного через дорогу от отделения милиции.
Антон остался внизу охранять пленников, заставляя дезинформировать их шефа о ходе расследования. На сей раз мы дали ЦУ информировать его о моем отходе ко сну.
Мы с Кирсановым поднялись в лифте на седьмой этаж и позвонили в двадцать восьмую квартиру. Григорьев, облаченный в спортивный костюм из эластика, пахнущий домашними щами, сам открыл нам дверь. Посторонился, пропуская в квартиру.
— Добрый вечер, Сан Саныч! Здравствуйте еще раз, — поприветствовали мы его с Кирсановым.
— Привет, привет, Пинкертоны. Что там у вас за история дикая, нелепая с очернением лучших кадров УВД? Проходите.
Он усадил нас в кресла, выключил телевизор.
На табуретке, застеленной газетой, аппетитно дымилась тарелка со щами. Рядом лежал надкусанный кусок черного хлеба, щедро посыпанный крупной солью.
— Простите, что оторвали от ужина, — извинилась я.
— Это ничего. Вы ко мне сейчас присоединитесь, а за едой обсудим, что там у вас назрело. Валя, принеси гостям щей, — попросил он супругу, заглядывая на кухню.
И хотя щи на ночь я не употребляю ни в коем разе, сегодня, после всех путешествий и треволнений, чрезвычайно обрадовалась возможности нарушить свой обет. Кирсанов, по-моему, тоже.
— Может, вы тогда на кухню пойдете? Или стол разложить? — спросила его гостеприимная жена и добавила: — Здравствуйте.
Мы вежливо поздоровались.
— Давай на кухне тогда размещай нас.
Григорьев взял свой импровизированный столик, понес на кухню, коротко бросив нам:
— Проходите, усаживайтесь.
Мы прошли на кухню, и мое женское сердце тут же в нее пламенно влюбилось.
Огромная, не менее двенадцати метров, сверкающая кафелем палевого цвета, со всевозможными шкафчиками под дубовое дерево. У торцевой стены, оклеенной фотообоями, разместился кухонный уголок.
Хозяйка возилась с посудой, натирая и без того сверкающие кастрюли.
— Валь, давай ты потом домоешь. У меня, видишь, коллеги по работе пришли.
— Ну хорошо, хорошо.
Женщина сняла цветастый фартук, повесила его на вешалку, изображающую лошадок в упряжке, дунула на выбившуюся из прически прядь и вытерла руки.
— Решайте свои проблемы, — улыбнулась она, и я определила ее про себя в разряд еще не старых и очень милых женщин.
— А проблемы мы, Валя, будем решать не свои, а общественные, — назидательно уточнил Григорьев.
Он закрыл дверь за женой, нарезал хлеба. Сделал приглашающий к столу жест.
— Чем богаты, тем и рады. Угощайтесь. И по ходу выкладывайте информацию.
— Так информацию, Сан Саныч, за нас вот эта штука выложит. Где тут у вас розетка?
Григорьев включил магнитофон в розетку, поставил кассету и нажал клавишу. Из динамиков полились голоса. А мы, воспользовавшись возможностью помолчать, занялись едой.
И я не забыла мысленно похвалить себя за предусмотрительность, проявившуюся в том, что осуществить запись информации — моя идея, это раз, и в том, что запись началась не с заточки ножа для шинковки капусты, — это два. Иначе за реакцию полковника Григорьева по поводу методов получения информации ручаться было бы трудно. Хотя это не моя проблема и даже не Кирсанова — он тоже не из его болота.
Григорьев внимательно слушал запись на кассете, а я мучилась совестью из-за обреченного на голодную смерть коллегу Антона.
«— Что за салон, кто владелец?
— Хозяйка там — Роза Иосифовна, фамилию мы не знаем. Там вообще-то парикмахерская — «Восторг» называется. А сбоку еще одна дверь есть. На ней написано «Подсобные помещения». Вот там и находятся массажные кабинеты, бар. Короче, бордель это подпольный. Капитан Андреев несколько лет назад про него узнал. Если б он вывел хозяйку на чистую воду, она б в тюрягу загремела. Но он по-другому вопрос поставил. Вот она и платит ему. А он ее прикрывает, охрану обеспечивает.
— Так вы утверждаете, что похищенная Аня Калинина находится в этом заведении?
— Да, там она находится. Он сам позаботился, чтобы «с ее головы волоса не упало» — это он так выразился. Только зачем он ее туда приволочь велел — ума не приложу. А вы отпустите нас? Мы ж с Толяном только девчат на дом к клиентам возили. Щас же это не запрещено.
— Ну, это еще как сказать, — возражал Кирсанов. — Сводничество — это тебе не массажный кабинет.
— Так я ж говорю, что мы только баб возили, и все, — распинался Корявый.
— Где находится этот салон?
— Так в Молодежном. Там Дом быта раньше был. А потом все распалось. В нем все окна пацаны порасколотили. Вот Роза Иосифовна и арендует площадь под парикмахерскую».
Дальше шли горячие заверения Квадратного, что они только недавно туда пристроились по объявлению «Требуется водитель с личным автомобилем». А у их родителей автомобили имелись. Доверенности оформили и пристроились.
— Вот так удар ниже пояса, — процедил сквозь зубы Григорьев. — Ну, Андреев, ну, гусь паленый. Вот тебе и афганец. Я думал, что уж эти ребята самые надежные.
Он вздохнул.
— Ну что, ребята, собирайтесь. Где эти ваши деятели? Надо ж через них выяснить, где их «папашка крестный». И группу захвата обеспечить. Сейчас организую.
Он поднялся из-за стола.
— Подождите, Сан Саныч, — вмешалась я. — Вы еще не все знаете. Андреев — убийца.
Григорьев посмотрел на меня как на помешанную. И снова сел.
— Отца Калининой убил он. И на его совести еще два убийства, совершенных в восемьдесят первом году.
— Да вы в своем уме, Таня?
— Чужой не примеряла. Я изложу вам все вкратце. В детстве он был изнасилован тремя своими одноклассниками, и мысль о мщении у него зародилась тогда. Возможно, сначала это были просто детские фантазии. Но со временем эта идея завладела всем его существом. И Афган тоже свою роль сыграл.
— Таня, только факты смогут убедить меня в этом. Такими обвинениями голословно не бросаются. У вас есть доказательства?
— Доказательства вы с коллегами найдете сами. Мне за это денег не платят. У вас для этого гораздо больше возможностей. Для меня же достаточно лишь знать об этом. И все. Я свою скромную задачу почти выполнила. Осталось лишь вызволить Аню. Так что маракуйте. Я только добавлю, что едва Андреев узнал, что я убийствами заинтересовалась, как сразу «наружку» приставил.
Жена заглянула в дверь.
— Саш, может, чайком людей угостишь?
— Какой, к черту, чай? По делам уезжаю. Сейчас только позвоню.
Он ушел в зал, а мы, встав из-за стола, поблагодарили хозяйку и, захватив магнитофон, стали одеваться.
Приятное ощущение в желудке немного сглаживало муки совести за свинское отношение к коллеге, не отведавшему григорьевских щей.
Кирсанов оделся первым.
— Ну что, Танечка, давай Григорьева внизу подождем.
Мы спустились на лифте и вышли на улицу. Кирсанов закурил сигарету, подошел к «Audi», постучал.
Антон опустил боковое стекло.
— Что, коллега, давай так: перепоручаем клиентов Танюхе и рвем когти?
Антон кивнул и вышел из машины.
— Так-так. Крысы, значится, линяют с тонущего корабля? — подцепила я их.
— Ах, Таня, вот неблагодарная. Везде, понимаешь, суета предпраздничная. Дома ждет семья, уют. А тут даже медали не светит. А коньяк вы с Григорьевым все равно нам задолжали. Не так, что ли?
— Да так, так. Я пошутила. А вообще я вам ужасно благодарна. Спасибо, ребята. Ладно, прощаю. Сквозите, пока ветер без сучков.
— Чего-чего?! — расхохотались оба.
— Это новое образное выражение. В школе сегодня подцепила.
— Нормально, это надо запомнить, а, Киря? — Антон хлопнул Кирсанова по плечу.
— Все, Таня, пока. Уходим по-английски. Григорьеву — большой привет. Скажешь — дела.
Я помахала им рукой.
Когда вышел Григорьев, их уже и след простыл.
— А где же Володя с товарищем?
Я пожала плечами.
— У них задание.
— Понятно. Ну что, Таня, как распределим свои силы?
— Вам налево, — я указала на «Audi», — а мне направо, — и уселась за руль своей «девятки».
Через пару минут мы уже ехали в отделение милиции Трубного района. А еще через несколько минут полковник Григорьев проводил срочное оперативное совещание, а точнее, инструктаж, в том самом кабинете, где сегодня утром я мысленно пообещала коллегам в форме предоставить возможность убедиться в моих профессиональных данных.
Но неблагодарный полковник Григорьев вдруг неучтиво изрек:
— Женщине там, разумеется, делать нечего. Вы, Таня, можете ехать отдыхать. Вы свое дело сделали.
Ишь как раскомандовался. Тоже мне пуп земли. Что бы ты без меня делал, зараза?!
— Ну уж этого не дождетесь, Александр Александрович! Я, значит, вам на блюдечке с голубой каемочкой все доставила, а меня на берег списать? Не выйдет! — Я выразительно подвигала указательным пальцем влево-вправо перед своим носом, как окулист, проверяющий рефлексы.
Короче, маневр сброса с хвоста им не удался. И Григорьев покорно оставил эту безумную затею.
Моим подопечным предложили начертить план помещения салона «Восторг». Они позвонили шефу по сотовому — оказывается, таковые тоже иногда имеются у простых капитанов УВД, — попросили аудиенции. Так распорядился полковник. Комнату предполагаемой аудиенции Григорьев пометил крестом. Он пометил так же комнату, которую я, в силу своей романтичной натуры, окрестила «розовой» и тайну которой безуспешно пыталась разгадать с помощью телефона.
Наконец все было продумано, просчитано. Ребята в камуфляжных костюмах с оружием заняли свои места в двух «уазиках», а я в уютном салоне своей «девятки». И мы двинулись в путь: снова в сторону моста на Алтынку. Я уже сбилась со счету, сколько раз сегодня мельтешила по Курской. Аж душой к ней прикипела. Проезжая мимо дома номер девять, я невольно взглянула на окна четвертого этажа. В окнах у Калининой горел свет — в обоих окнах и на кухне тоже.
Вера Ивановна не спала.
Интересно, подсказывает ли ей интуиция или материнское чувство, что этот странный, крадущийся по обледенелой дороге кортеж, состоящий из двух милицейских «уазиков», «Audi» и моей «девятки», отправился, чтобы разыграть финальную сцену и поставить точку в моем, казалось бы, неспешном, похожем на замедленные съемки расследовании?
Мне показалось, что из кухни калининской квартиры нас увидели. А расследование мне только кажется медленным — ведь об исчезновении Ани я узнала лишь вчерашним утром. Просто когда за небольшой отрезок времени событий происходит много, начинает казаться, что прошла целая вечность.
Гаишники, которые, наверное, решили, что все автомобилисты взяли сегодня тайм-аут, будут приятно удивлены, что дорога к поселку Молодежному продолжает оставаться оживленной в любую погоду.
