Книга: Киска по вызову
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

По дороге в Малаховку я размышляла над тем, что услышала от Груничева. Многое сходилось, многое становилось объяснимым. Дядя Миша не хочет платить долг, а Груничев от него не отстает. С одной стороны, расписки нет, и в суде Святослав ничего не докажет. Но с другой, Сучков понимает, что племянник и не станет обращаться в суд, а может попытаться получить деньги иным способом. Святослав, конечно, не бандит, но деньги у него есть, и дядя Миша подозревает, что тот может пустить их в ход, чтобы восстановить статус-кво. Он начинает побаиваться племянника, тем более что Святослав однажды уже пригрозил ему. Следовательно, Сучков заинтересован в том, чтобы убрать племянника. В таком случае понятно, что он не желает ни о чем с ним говорить, поскольку говорить не о чем.
Сам он вроде бы стрелять не умеет. Зато умеет его друг, некий Владимир Николаевич Перевалов. Стреляет метко, со слов самого Сучкова. Вернее — стрелял когда-то. Вряд ли у него была возможность тренироваться в последние годы, у пенсионера-то. Это я к тому, что сегодняшние выстрелы профессиональными не назовешь. Метили в Груничева, попали в Алену. Правда, я его повалила на землю, а она дернулась, но все же… Конечно, Перевалов мог с годами и сдать как стрелок: зрение подсело, может быть, и руки трястись начали.
Ну да пока это все предположения. Вот приеду в Малаховку, посмотрю, что он за человек. Мог ли он пойти на убийство ради интересов своего бывшего подчиненного, а ныне друга? Откуда она вообще взялась, эта дружба? Собственно, делать какие-то выводы до тех пор, пока я не познакомилась с обоими пенсионерами, рановато. А до встречи с ними оставалось минут двадцать, поскольку я уже переезжала мост через Волгу.
* * *
Отыскать в Малаховке дом под номером двадцать три по улице Южной не составило труда, даже несмотря на позднее время. Дело в том, что дачный поселок был обнесен проволочным забором и охранялся. Охранник в будке, едва я назвала свое имя из окна автомобиля, кивнул мне и открыл ворота.
Дом Перевалова, который находился метрах в ста пятидесяти от будки, по крайней мере снаружи отличался строгостью и простотой, четкостью и ровностью линий. Здание было сложено из красных и белых кирпичей, и абсолютно никакого проявления фантазии в его архитектуре не наблюдалось. Все было добротно и стандартно, словно строили нечто похожее на казарму.
Я нажала на кнопку звонка, и он откликнулся звуками какого-то марша. У меня все больше создавалось впечатление, что хозяином дачи является отставной военный, солдафон до мозга костей.
На звонок показался невысокого роста кряжистый мужичонка, одетый в джинсовую куртку и спортивные брюки. Он включил свет во дворе и подошел к калитке. Я увидела, что у него обветренное лицо красноватого оттенка, маленькие невзрачные глаза непонятного цвета и короткие седоватые волосы, стриженные ежиком.
— Здрасте, — буркнул он, и по скрипучести голоса я определила, что вижу Михаила Степановича Сучкова, отметив, что он очень соответствует своей фамилии, потому что напоминает старый, сухой, скрюченный сучок.
Мужчина отворил калитку и какой-то суетливой походкой двинулся обратно к крыльцу. Я ему явно не понравилась, и он не посчитал нужным предложить мне руку, что было бы естественно, так как включенный им фонарь давал не слишком много света. Впрочем, я легко справилась и без его помощи.
Проходя через сад, я отметила, что в нем царит образцовый порядок. Нигде не валялось ни единой веточки, ни единой бумажки или мусоринки. Повсюду были выложены аккуратные дорожки, так что идти мне было удобно. Я невольно подумала, что хозяин этой дачи, скорее всего, имеет немецкие корни.
Перед домом была разбита клумба, на которой еще не совсем отцвели осенние цветы, какие-то совершенно мне незнакомые, причудливой формы. По-видимому, здесь проявилась страсть Перевалова к экзотике.
— Проходите, — не оборачиваясь, снова буркнул Сучков, открыв дверь в дом.
Я последовала за ним и вскоре оказалась в гостиной.
Огромная лампа под зеленым пушистым абажуром излучала мягкий струящийся свет. С абажура свисали, переплетаясь, какие-то помпончики и висюльки. Прямо под лампой в центре гостиной располагался массивный дубовый стол, явно антикварный, старинной работы. Да и вообще вся обстановка комнаты была стилизована под старину.
Даже беглый взгляд на интерьер дачи позволял сделать вывод о достаточно высоком доходе ее хозяина. Старинная мебель и прочие атрибуты были хоть и не суперуровня, но стоили немалых денег.
Под стать обстановке был и сам хозяин. Возле стола в кресле-качалке восседал мужчина с необыкновенно гордым, прямо-таки аристократическим выражением лица. Волнистые каштановые волосы, увы, уже начавшие редеть, были тщательно причесаны, а пробор с левой стороны был просто безукоризнен. Облаченный в мягкий велюровый халат темно-вишневого цвета мужчина, на ногах которого красовались пушистые тапочки строго в тон халату, держал в руках книгу. Наше появление заставило его закрыть ее и отложить на стол.
— Здравствуйте, девушка, — поднимаясь мне навстречу, произнес хозяин, гордо вскидывая голову. — Вы, надо отметить, точны, — и он бросил взгляд на старинные часы с кукушкой, висевшие на стене. — Честь имею, Владимир Николаевич Перевалов. Мы с вами знакомы, так сказать, заочно…
— Татьяна Александровна Иванова, — представилась я и повернулась к Сучкову.
— Михаил Степанович, — тяжело вздохнув, процедил тот.
— Прошу вас, — широким жестом указывая на диван, предложил Перевалов, возвращаясь в свое кресло и откидываясь на спинку.
Я отметила, что человек этот имеет барские манеры, и сочетание их с солдафонским педантизмом и пунктуальностью меня удивило. На подоконниках я заметила массу комнатных цветов в горшочках, накрытых бумажными кружочками, а на старом комоде вереницу слоников, что заставило меня думать, что хозяин дачи не лишен сентиментальности.
— Я понял, что вас сюда привело несчастье, — начал Перевалов. — Нужно признать, вы доставили нам печальную весть. Хоть я и не имею чести быть знакомым с племянником Михаила Степановича, однако же меня ваше сообщение расстроило до глубины души. Варварское время, варварские законы, варварские нравы.
Сам же Михаил Степанович, с чьим племянником, собственно, и произошло несчастье, не выражал видимой скорби. Он молча опустился в соседнее кресло и, вытянув ноги и скрестив руки на груди, выжидательно и даже подозрительно буравил меня своими маленькими глазками непонятного цвета.
— А вы бы предпочли родиться в другое время? — спросила я, желая таким образом наладить общение.
Перевалов как-то снисходительно посмотрел на меня и произнес:
— Я, как и вы, уже прожил не одну жизнь, в разное время. Возможно, что приходилось переживать и более неприятные эпохи, а впереди, может быть, нас ожидает еще худшее… Что поделать? Судьбами управляем не мы.
— Вы говорите о реинкарнации? — удивленная, уточнила я.
— Именно об этом, девушка! — подняв указательный палец, напыщенно подтвердил Владимир Николаевич. — Именно! Я вам даже больше скажу — человеку по его заслугам определяется, кем он станет в будущей жизни. Вот вы, я вижу, в прошлой много грешили, — вдруг сказал он.
— Почему? — искренне поразилась я.
Перевалов бросил на меня взгляд, полный превосходства, и с суровостью в голосе отчеканил:
— Потому что в противном случае вы родились бы человеком, а не женщиной.
— А вам не кажется, что сейчас вы сами грешите? — усмехнулась я.
— Это чем же? — из-под поднятых бровей осведомился Владимир Николаевич.
— Дискриминацией по половому признаку.
— Отнюдь, — холодно отозвался Перевалов. — Я знаю, что говорю, поверьте. Я прочитал массу литературы на данную тему, и…
— Кхм-кхм, — перебил его высокопарную речь каркающий кашель. Такова была реакция дяди Миши на философские разглагольствования друга.
Перевалов, сбитый с мысли, поморщился и обратился к нему:
— Миша, подай, пожалуйста, нам чаю. Или вы предпочитаете кофе?
— Вообще-то действительно лучше кофе, — призналась я, и на лице Перевалова вновь промелькнула тень презрения.
— Кофе вреден, девушка, — осуждающе произнес он. — Я никогда не пью кофе. Никогда! Но дело ваше, травитесь, если хотите.
Сучков кряхтя прошел в угол гостиной, где располагался огромных размеров самовар, который я только что заметила. Что-то ворча себе под нос, он принялся возиться возле него, доставая чашки, ложки, сахарницу и прочие необходимые атрибуты кофе — и чаепития. Вскоре он подошел к нам с подносом в руках, который нес осторожно, чуть склонившись, чтобы не расплескать разлитые по чашкам напитки. В этот момент в его фигуре мне привиделось нечто по — лакейски угодливое, хотя для профессионального лакея он был все же неловок и слишком крючковат.
— Спасибо, Миша, — покровительственным тоном произнес Перевалов, принимая чашку с чаем и аккуратно ставя чашку с кофе рядом со мной.
Затем он, положив себе четыре ложки сахара, принялся сосредоточенно перемешивать его изящной позолоченной ложкой с витой ручкой, с выражением этакой аристократической серьезности на лице. Я заметила, что мешает он старательно и аккуратно, чтобы не звякнуть о край или дно чашки. Нужно признать: это ему удалось.
— Итак, мы вас слушаем. Поясните, пожалуйста, что случилось и почему наши скромные персоны вам столь срочно понадобились? — приподняв одну бровь, осведомился хозяин дачи.
— У меня, собственно, в основном имеются вопросы к Михаилу Степановичу, — кивнула я в сторону Сучкова.
— Так задавайте их, — как бы разрешил Перевалов, пожав плечами. — А я, с вашего позволения, послушаю…
— Вам интересно? — спросила я.
— Мы с Михаилом — старые друзья, — с гордостью и какой-то ностальгической грустью заявил Перевалов. — А вот вы, кстати, девушка, кого вообще представляете?
Хозяин дачи откинул голову чуть набок и насмешливо посмотрел на меня.
— Я частный детектив и расследую смерть жены племянника господина Сучкова по его просьбе, — кристально честно призналась я.
На лице Перевалова не отразилось никаких эмоций. Он все так же насмешливо смотрел на меня, только чуть заметно кивнул головой, словно сообщая, что удовлетворился ответом. Зато отреагировал Сучков, который подался вперед и, глядя на Перевалова, скрипуче заметил:
— Я тебе говорил, что не надо ее приглашать. Она же не из милиции! Ладно бы менты приехали, от них не отвертишься, а тут… Это какие-то левые дела, и я не понимаю, почему я, больной человек, должен с какой-то девчонкой разговаривать по делу, к которому не имею никакого отношения. Ей нужно дело раскрыть, чтобы ей заплатили, а мне — отдувайся!
— И все-таки… — возразила я. — С правоохранительными органами вы еще успеете побеседовать. Неужели не понимаете, что с моей помощью они смогут оказаться здесь очень быстро?
И снова последовал царственный кивок Перевалова, который хранил спокойствие и невозмутимость английского лорда. А камин за его спиной создавал почти полную идентичность с атмосферой загородного коттеджа где-нибудь в окрестностях Лондона.
— Вы что же, подозреваете в чем-то моего друга? — разлепил губы Перевалов, отхлебнув из чашки микроскопический глоток чая и тихо, без малейшего звука, поставив ее на место.
— Расскажите лучше, Михаил Степанович, что у вас за отношения были с племянником, — перевела я глаза на Сучкова.
— Отношений практически не было, — ответил тот куда-то в сторону.
— А почему, если не секрет?
— Потому что были некоторые обстоятельства, — упорно не хотел идти со мной на контакт вредный старикан.
— Какие? — не сдавалась я.
— Миша, я думаю, что если произошло убийство, то нужно рассказать, — неожиданно оживился Перевалов, слегка закачавшись в своем кресле.
Сучков яростно заскреб свою седую голову и завертел ею.
— Почему я должен что-то рассказывать? — недоумевающе и даже с возмущением спросил он.
— Потому что убийство — дело серьезное, — принимая чрезвычайно серьезный вид, заговорил Перевалов. — К тому же это весьма интересно, весьма! Убита молодая женщина… Что, как, почему? Вокруг нее масса чего вертелось, и теперь эта масса всплывет на поверхность и приобретет большое значение. И мы с тобой тоже попадаем в эту массу. И мы уже сразу — не те! Мы уже не старые, никому не нужные пенсионеры, а участники детективной истории, Миша! Неужели тебе неинтересно?
— Мне — нет, — со вздохом выразительно проскрипел Сучков, поглядывая на часы и как бы говоря Перевалову, что в столь позднее время нужно свернуть разговор со мной и поскорее выпроводить нежелательную гостью.
— Напрасно, Миша, ты отрываешься от жизни. Это то, что подкидывает нам судьба, а от нее нельзя уклониться, — принял Перевалов вид умудренного опытом, убеленного сединами философа и интенсивнее закачался в кресле.
— Пока я вижу, что мне нельзя уклониться от рассказа о том, о чем я говорить не хочу, — с шумным вздохом заметил Сучков, который, как я поняла, в отличие от Перевалова был приземленным реалистом. При этом сварливым и вздорным.
— Расскажи, Миша, — только и сказал Владимир Николаевич.
Я с любопытством слушала этот диалог, анализируя характеры людей, с которыми неожиданно познакомилась. Довольно интересные они, каждый по-своему, типы. Особенно Перевалов. Сучков попроще, пообычнее, постандартнее.
А он тем временем нахмурился и буркнул:
— Ну хорошо, слушайте, так или иначе вам все передадут, только в искаженном виде. Единственное, что меня связывает сейчас с моим племянником Святославом, это один денежный вопрос. Вернее, даже не так: он считает, что связывает, я же придерживаюсь другого мнения.
— Какого же? — поинтересовалась я.
— А такого, что я ему ничего не должен, — отрезал Михаил Степанович.
— А из чего вы делаете такое заключение? Вы деньги все-таки брали или нет?
— Деньги я брал, — осторожно ответил Сучков. — Только не у него, а у его отца. У своего родного брата, между прочим. И это были наши с ним дела! Вот… А кроме того — денег у меня нет.
— Что значит — «нет»? — уточнила я. — Вы их потратили?
— Я их вложил. Понимаете, вложил! — начал нервничать Сучков. — Вложил в дело, открыл фирму… Я же их для того и занимал, а не на какое-нибудь там шала-бала! А теперь я фирмой не занимаюсь по причине возраста и плохого здоровья. Но деньги остались там. Понимаете, там! И что же теперь получается? Что я должен отдавать свои деньги, что ли? И почему это я должен отдавать свои деньги?! — Сучков уже прямо кипел от возмущения, представляя себе перспективы расставания со «своими деньгами».
— Миша, успокойся, — бросил Перевалов. — Возьми сигарету.
— Я не курю, — мрачно бросил Михаил Степанович.
— Но вы же пользовались доходами своей фирмы, — заметила я. — А открыта она была, в сущности, на деньги Груничева-старшего, которые он вам одолжил, а не подарил.
— Но сейчас-то я не пользуюсь! — снова начал горячиться Сучков. — Значит, уже свои должен отдавать? И главное, этот молокосос меня убеждает, что я должен отдать ему. Он же не хочет слушать никаких разумных аргументов!
Я не стала спорить о «разумности» аргументов Михаила Степановича и сказала:
— Судить ваш со Святославом Груничевым спор — не моя задача. Я просто пытаюсь разобраться в том, у кого были мотивы желать его смерти. Потому я и веду этот разговор.
— У меня был и остается один-единственный мотив — просто не встречаться с ним никогда! — выкрикнул Сучков и уже не мог остановиться, продолжая кричать: — Потому что я устал от этого! Потому что у меня слабое здоровье, которое он еще сильнее подрывает своими требованиями! А убивать его я не собирался! Если бы он оставил меня, старого человека, в покое, все было бы в порядке! Но он же звонит, напоминает об этих деньгах, портит мое и без того слабое здоровье! А я потом ложусь в больницу! Он еще и угрожает мне! Я вообще хотел заявление на него в милицию написать, чтобы его привлекли за угрозы! Тогда бы он точно оставил меня в покое.
«Экий вздорный старикашка! — подумала я. — С таким свяжись — действительно рад не будешь! Не хочет отдавать долг и придумывает всякие отговорки! Но для меня-то дело не в этом… Мог он спланировать убийство Святослава или нет? Судя по характеру, человек он вспыльчивый и невыдержанный. Такие люди в минуты порывов ведут себя неадекватно. Так что насчет спланировать, заранее все продумать для него — сомнительно, пожалуй. Хотя там продумано-то не бог весть как… Что ж, и это можно списать на возраст и эмоциональность натуры Михаила Степановича. А вот, кстати, его друг Перевалов — более рассудительный тип. И в жизни любит игру. Похоже, жизнь для него — театр. Он и со мной-то разговаривает вовсе не потому, что хочет помочь следствию, а потому, что ему интересно. Совсем, наверное, закис со старым ворчуном, другом Мишей, на своей даче, а тут на тебе — стрельба, убийство, частный детектив… Кино прямо! А раз кино, следовательно, чья-то игра. Не сам ли он и затеял эту игру? Ну конечно, не только из-за того, что ему скучно, мотивы наверняка есть и посерьезнее, но все же и такой фактор мог сыграть не последнюю роль…»
Словно читая мои мысли, Владимир Николаевич с затаенной усмешкой посмотрел на меня и сказал:
— Я понимаю, девушка, что вы нас подозреваете.
Перевалов достал пачку «Данхилла» и вынул сигарету. Держа ее в руках, но не торопясь закурить, он продолжил:
— Наверняка вы уже знаете, что я неплохо стреляю. Что с Михаилом меня связывают дружеские отношения. И что у Михаила есть косвенный, я подчеркиваю, косвенный мотив ликвидировать своего племянника. Эти факторы и заставляют вас так думать.
— Подождите, я…
— Молчите, девушка, я не договорил, — властно остановил меня Перевалов, повышая тон. — Насколько я понял обстоятельства дела, хотели убить племянника Михаила, а убили его жену… Хм-хм…
Владимир Николаевич сделал многозначительную паузу, помахивая рукой с зажатой между пальцами не зажженной до сих пор сигаретой и указывая ею на меня, словно говоря, что перебивать его пока рано. Я и не собиралась перебивать, решив выслушать Перевалова до конца.
— И вот как раз это обстоятельство должно навести вас на мысль, что я здесь совершенно ни при чем!
Я непонимающе посмотрела на Перевалова.
— Дело в том, что я не допустил бы промаха. Да, не допустил бы! — воскликнул он в каком-то восторге. — Метить в одного, а убить другого… — Перевалов осуждающе покачал головой и выдал убийственный вердикт: — Так стреляют только лохи, девушка! Я подчеркиваю и заостряю ваше внимание — только лохи! А я попадал волку в глаз с пятидесяти метров, с пятидесяти!
Эмоциональное состояние Перевалова явно переживало подъем. От былой невозмутимости английского лорда не осталось и следа, Владимир Николаевич раскраснелся и, казалось, был готов отстаивать свою точку зрения, несмотря ни на что.
— Но наличие мотива вы не отрицаете, — заметила я.
— Слушайте, а может, хватит заниматься тут всякими нелепыми предположениями? — снова нервно влез Сучков.
Перевалов, однако, остановил его движением руки:
— Миша, не надо, они все равно ничего не докажут!
И снова повернулся ко мне:
— Вы ничего не докажете, девушка! У вас это не получится. У меня нет пистолета. Вы не найдете у меня пистолета, и никто его не найдет! Далее — мы с Михаилом Степановичем находились здесь и никуда не выезжали. Можете спросить охранника нашего кооператива — у нас очень строго с пропускной системой. Здесь муха не проскочит, можно спокойно жить даже зимой. Я бы и жил, но супруге иногда надо уделять внимание, — Перевалов как-то кокетливо отвел глаза в сторону. — Так что у нас с Мишей алиби. Но вы ищите, ищите! И пистолет ищите.
— Почему вы говорите о пистолете? Вы же охотник, зачем вам пистолет? — подозрительно спросила я. — И между прочим, я не говорила, как именно была убита Алена Груничева.
— А это и так понятно, — безапелляционно прервал меня Перевалов. — Любому нормальному человеку понятно, что убийство в наше время, да в городе, да в тех условиях, что вы описали, могло быть совершено только из пистолета. Винтовка — это геморрой! Это неудобно! Так что не пытайтесь поймать меня!
Интонации Перевалова были абсолютно категоричны. Никакой альтернативы, никакого намека на возражение его тон не подразумевал. И дальше он продолжал в том же духе, только чуть понизив градус своей речи и добавив в голос тон снисходительности:
— А пистолет наверняка уже на дне Волги, девушка. Вам повезло, что не мы с Мишей осуществили это убийство, потому что, если бы делом занялись мы, вы бы никогда не раскрыли дело. А так у вас есть шанс.
Перевалов, явно довольный произнесенной речью и произведенным, как, видимо, ему показалось, на меня впечатлением, откинулся в кресле-качалке, усмехнулся и наконец зажег сигарету. Сделав одну затяжку, он победоносно сверкнул очами и сигаретой, как перстом, указал правильный путь:
— Идите к гаражу. Если бы мы выезжали, чтобы убить бедную жену Мишиного племянника, то должны остаться отпечатки шин автомобиля. А их там нет!
Последние слова Перевалов торжествующе выкрикнул. Щеки его раскраснелись, глаза блестели, он явно был увлечен игрой, своей ролью. Искренен он был или нет, неважно — в данный момент он явно чувствовал себя на сцене. Слушая его, я еще раз убедилась в правильности своего первого впечатления: да, Владимир Николаевич по жизни актер. Наверное, он уже и сам не замечает, в кого и как перевоплощается. Все зависит от того, кто его собеседник в данный момент. Хотя определенные черты в нем присутствуют всегда: например, такие, как покровительственность, напыщенность, помпезность и картинность. Они, скорее всего, постоянны в его характере. И мне вдруг захотелось поговорить с ним на его же языке, немного поиграть и пококетничать.
— Я подожду пока осматривать ваш гараж, — остановила я его. — Сделаю это позже, если, конечно, понадобится. А вообще-то я и без осмотра могу узнать, виновны вы или нет, — с загадочным видом закончила я.
— С помощью беседы с охранником? — презрительно оттопырил нижнюю губу Перевалов. — Так идите и беседуйте! Я вам покажу, как короче добраться до его домика!
— Не стоит, — покачала я головой. — Я вообще никуда не собираюсь выходить. Можно провести эксперимент прямо здесь, не выходя из комнаты.
Вид у меня стал еще более таинственным, и Перевалов невольно заинтересовался. Сучков же выглядел все более и более скептически настроенным. Он явно радовался, что его оставили в покое и что миссию по доказательству его алиби взял на себя Перевалов. Но он наверняка был бы рад еще больше, если бы я поскорее убралась восвояси и перестала нарушать их с другом старческий покой.
Перевалов продолжал поглядывать на меня с нескрываемым любопытством. Я же, не уменьшая выражения таинственности на лице, достала из сумки замшевый мешочек с гадальными «костями» и медленно высыпала их на диван.
18+4+34 — «Ваши мысли заняты одной почтенной особой, от которой многое зависит».
Толкование, моментально всплывшее в моей памяти, я не произнесла вслух. Я лихорадочно размышляла, что оно может означать. «Почтенная особа» — имеется в виду Перевалов? Ведь именно им сейчас заняты мои мысли. Если так, то вторая часть толкования, что от данной особы многое зависит, может означать как то, что он главная фигура в моем деле, так и то, что он способен чем-то помочь. Но вот чем? Пока что я не наблюдаю в нем огромного желания содействовать мне в расследовании, так что приходится склониться к первому варианту… Неужели все-таки он?
Перевалов тем временем, проследив за моими манипуляциями, уставился на рассыпанные по бархатной обивке дивана «кости».
— Что это? — оживившись, спросил он.
— Это мои самые верные помощники, — откидываясь на спинку и бесцельно перекатывая рукой «кости», сказала я. — Они мне всегда очень верно подсказывают, в правильном ли направлении я двигаюсь. И никогда — никогда! — не ошибаются.
— Гадальные «кости»? — скривился Перевалов и принял свой излюбленный напыщенный вид. — Это полная чушь, девушка!
— Вы не верите в гадание? — улыбнулась я.
— Я верю! Только не в гадание, а в знаки судьбы! — с пафосом произнес Владимир Николаевич. — Это вы, вульгарные материалисты, называете их гаданием и примешиваете сюда разную чепуху вроде кофейной гущи! Я же говорю об истинных гаданиях, об истинных!
Сучков, который, насколько я успела его понять, не верил ни в какие гадания, ни в бога, ни в черта, а верил только в силу денег, насупившись, сидел в углу, шумно посапывая носом. Он не вмешивался в наш с хозяином дачи разговор, что мне пока было на руку, поскольку я устала от его бестолкового брюзжания.
— А вы знакомы с так называемыми истинными гаданиями? — поинтересовалась я у Перевалова.
Владимир Николаевич принял пренебрежительный вид и ответил:
— Я знаком!
Местоимение «я» в данном коротком предложении он выразительно подчеркнул.
— Очень интересно, — практически искренне отреагировала я. — И что же вы под ними подразумеваете?
Теперь настала очередь Перевалова принимать таинственный и важный вид. Собственно, это было его постоянное амплуа, поэтому напрягаться Владимиру Николаевичу особенно не пришлось.
— Обычно я никого не знакомлю с такими вещами, потому что у большинства не тот уровень, чтобы их постичь! — высокопарно заявил он. — Но с вами, в виде исключения, готов поделиться. В вас все-таки наблюдаются зачатки духовного развития.
«Ну, спасибо! — усмехнулась я про себя. — Старик, похоже, на самом деле страдает манией величия, это уже не притворство».
Но возражать Перевалову я не стала — не хватало еще вступать в перебранку с пенсионером.
Владимир Николаевич поднялся с кресла и двинулся в дальний угол гостиной. Он откинул край висевшего на стене гобелена, который, как оказалось, прикрывал вход в другую комнату, и скрылся там. Через пару минут он вернулся, неся в руках небольшой аккуратный ящичек из красного дерева. Ящичек был украшен изящной резьбой и обладал сбоку каким-то мудреным замочком, который Перевалов отпер малюсеньким ключиком.
— Это я сам сделал! — с гордостью произнес он. — И замочек тоже.
— Вы увлекаетесь резьбой по дереву? — удивилась я.
— У меня золотые руки, девушка! — с еще большей гордостью сообщил Владимир Николаевич. — Лучшие мастера России, видя мои работы, говорили, что я самородок. Самородок! Мои работы отправляли на выставки в Европу!
— А чем вы вообще занимались до того, как вышли на пенсию? — я нарочно перевела разговор на нейтральную тему, чтобы получить побольше информации о Перевалове.
— Я работал на производстве, — с пафосом заявил Владимир Николаевич. — Но я всегда придавал большое значение таким вещам, как хобби. Если человек не имеет хобби, это подозрительно.
— В каком же смысле?
— В смысле его интеллекта, — как-то презрительно произнес Перевалов. — Впрочем, я чувствую, что это вас не очень интересует. Женщины вообще, в отличие от мужчин, к сожалению, слишком биологичны. У них, как правило, нет хобби.
И Перевалов вдруг запер ящичек и порывисто поставил его на стол.
— Нет, я не буду вам ничего показывать, девушка, — обиженно проговорил он. — Гадайте на ваших дурацких «костях», ничего они вам толкового не скажут. А мы с Мишей посмеемся над вами!
Я невольно начала ломать голову, чем так прогневила хозяина дачи, что у него столь резко изменилось настроение. Но он ничего больше не говорил, демонстративно обратив свое внимание на книгу, которую читал до моего прихода. «Может быть, это знак, что мне пора уходить?» — мелькнула у меня догадка.
Мою догадку тут же озвучил доселе скромно молчавший в уголке Сучков. Откашлявшись, он с тяжелым вздохом произнес:
— Девушка, если у вас больше нет конкретных вопросов, то мы вас, так сказать, не задерживаем. А насчет того, где мы были сегодня, то я вам скажу — мы с Владимиром Николаевичем были здесь.
— Ну а если вы сможете доказать обратное, — снова отвлекшись от книги, заговорил мастер-самоучка, — я с удовольствием с вами подискутирую. Хоть вы и женщина, и ваше место, вообще-то говоря….
— Ну, это уж я сама решу, где мое место, — перебила я Перевалова и поднялась с места.
— А ведь я вас задел, девушка, задел! — с каким-то детским восторгом воскликнул Перевалов и демонстративно вздернул нос.
Потом он, не глядя на Сучкова, бросил ему:
— Миша, если нетрудно, проводи даму. И не забудь напомнить ей про охранника. Он сегодня поссорился со своей подружкой, наверняка ему будет интересно поговорить с молодой особой. Они, может быть, найдут общий язык…
И язвительный старикан, в очередной раз довольный своими собственными дурацкими фразами, гордо откинулся в кресле-качалке.
— Прощайте, девушка, — полетело мне вслед, когда я уже выходила из комнаты.
Я не ответила. Действительно, этот не совсем обычный пенсионер, наверное, меня задел, если я так реагирую.
Дальнейшее было скучно — Сучков молча проводил меня до калитки, молча открыл ее, проследил мрачным взглядом, как я села в машину, потом так же молча пошел назад.
Я уезжала из Малаховки со смешанным чувством. Два, каждый по-своему, нелепых старикана, несмотря на некоторую свою неадекватность, выглядели в принципе безобидно, и чисто интуитивно я откидывала их кандидатуры из числа подозреваемых. Но если смотреть на странных дачников по-другому, то можно было сделать такой вывод: по крайней мере один из них, Перевалов, — не так-то прост. Даже не так — совсем непрост.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5