Глава 17

Доктор закончил осмотр, но не сказал мне ни слова.

— Скажите, что с ней? — спросила я, глядя на врача как на бога.

Вместо того чтобы озвучить предварительный диагноз, доктор осведомился у меня:

— Она — наркоманка?

— Да вы что?! — возмутилась я. — Она — учительница французского языка! А вы говорите — наркоманка!

— Тогда, учитывая то обстоятельство, что все это произошло именно в этом доме, — стал умничать врач, — я могу предположить… она, допустим по ошибке, выпила лекарство, которое было предписано Илье Ильичу.

— Вы имеете в виду психотропное средство? — спросила я.

— М-да, — промычал врач. — Что-то в этом роде, скорее сильное снотворное.

— Ясно. Но почему вы бездействуете? Почему не оказываете ей помощь?

— У нее страховой полис есть?

— Конечно, есть, — ответила я, — только дома, в Тарасове.

Доктор беспомощно развел руками и стал, не суетясь, укладывать в свой чемоданчик фонендоскоп. Я посмотрела на Ленку, которая спала с блаженной улыбкой на губах, и поняла, что «Скорую помощь» надо немедленно ускорить.

— Вот, я нашла «полис», он случайно в моей сумочке оказался, — сказала я и положила в нагрудный карман белого халата новенькую тысячную купюру.

— Ну, вот это совсем другое дело, — сразу же оживился врач-взяточник. — Поставим вашей учительнице систему, и все будет хорошо.

— Вы в этом уверены?

— Я надеюсь на это. Хотя мне ее анамнез неизвестен.

— Какой еще анамнез? Вы бы поторопились!

— Уважаемая, я так понял, что вы знакомы?

— Ну разумеется!

— А вам известно, какие у больной имеются противопоказания? — осведомился доктор, и я едва не ляпнула, что главным противопоказанием для моей несчастной француженки является любовь. Поскольку мне хватило ума промолчать, то я стояла, хлопала ресницами, судорожно стараясь припомнить, известно ли мне что-нибудь о медицинских противопоказаниях Елены. — Ну, есть ли у нее на что-либо аллергическая реакция, хронические заболевания? Да, неплохо было бы знать, какими болезнями она успела переболеть… Вот вы молчите, а это все очень важно.

Я, разумеется, понимала, что все это очень важно, но не могла ответить на его вопросы и не могла въехать в то, почему врач тянет резину. Безразличие доктора к здоровью моей подруги стало меня сильно возмущать. Неужели я ему мало денег в карман сунула? Мне пришлось напомнить ему про клятву Гиппократа, а потом даже озвучить некоторые статьи Уголовного кодекса. Только это не возымело никакого действия. Доктор остался таким же несуетливым. Когда же в комнату вошел невысокий молодой человек в милицейской форме и с кожаной папкой в руках, мне стало ясно, что ждали именно его. В заботах о здоровье своей подруги я совсем забыла об этих неизбежных формальностях. Кто-то оказался шибко умным и позвонил в милицию.

— Участковый инспектор Сосняк, — отрекомендовался младший лейтенант, а потом потребовал от меня: — Так, потрудитесь объяснить, кто вы такая и что здесь происходит?

— Я — частный детектив из Тарасова, Татьяна Александровна Иванова.

— А это кто? — участковый небрежно махнул рукой на Елену.

— Пострадавшая.

— Наркоманка? — сразу же предположил Сосняк.

— Да что вы здесь с ума все посходили? Почему же сразу наркоманка? Ее Вележев какими-то лекарствами угостил.

— Илья Ильич сбежал из больницы? — опять-таки предположил младший лейтенант. — А я почему до сих пор ничего об этом не знаю?

— Нет, Илья Ильич не сбежал из психушки. А вот его ненормальный сынок только на пути туда…

— Вы это о ком сейчас говорите? — насупился участковый. — Об Александре?

— Да, именно о нем.

— Девушка, вы что-то не то говорите, я Шурку давно знаю. Мы с ним большие приятели. А вот вас и пострадавшую я не знаю.

— Я вам все расскажу, только пусть Елену поскорее в больницу везут.

— Пусть везут, — разрешил участковый, после чего врач позвал санитара с носилками. Сосняк поверхностно осмотрел комнату, в которой мы находились, затем заглянул в спальню и на кухню. — Итак, что же все-таки здесь произошло?

Я не стала рассказывать никаких предысторий про труп на лесной полянке и покушение в подъезде, а ограничилась следующим:

— Вележев похитил свою коллегу, привез сюда, напоил какими-то психотропными препаратами, а когда понял, что его нашли, спрятал Елену в погреб, а сам сбежал через окно.

— Чушь какая-то! — младший лейтенант не поверил ни одному моему слову. — Для начала покажите мне свою лицензию.

Я показала, но мой документ не убедил Сосняка.

— Татьяна Александровна, я так понимаю, вы проникли сюда незаконным путем? А с какой целью?

— Я же вам объяснила, что у меня были основания полагать, что здесь находится заложница.

— И вы думаете, я в это поверю? Бред какой-то, — ухмыльнулся Сосняк. — Шурик Вележев — преступник. Да этого по определению не может быть. Он же мухи не обидит! И, вообще, Александр Ильич — учитель географии, детей учит, понимаете?

— Значит, так, ваше субъективное мнение о друге детства следствие не интересует. А нужны конкретные факты. Поскольку этим делом занимаются тарасовские органы, то я думаю, что будет вполне уместно вызвать сюда опергруппу из города.

— Вы меня не учите, что мне делать! — возмутился участковый, вышел в коридор и стал звонить по мобильнику какому-то Николаю Михайловичу.

Я тоже хотела позвонить Кирьянову, но у моего «сотика» предательски сели батарейки. На меня напала тихая злость.

— Значит, так, сейчас вы напишете объяснение, так же как и другие участники этой заварушки…

— Простите, вы что заварушкой называете?

— Не надо учить меня! Там на улице целая толпа, вот я их всех опрошу, затем дом закроем, а завтра утром мое начальство решит, кто здесь будет производить следственные действия. Ясно?

— Ладно, опрашивайте!

Минут через пятнадцать я освободилась, вышла на улицу и увидела в палисаднике Агнессу с Джульеттой. Остальные зеваки разошлись по домам. Сосняк отреагировал на это обстоятельство очень спокойно. Он вкратце, без протокола, прямо на свежем воздухе опросил Новинскую, после чего озаботился тем, как бы закрыть дверь.

— Внутри ключ в замок вставлен, — подсказала я.

Участковый запер дверь, положил ключ в карман, в очередной раз поражая меня тем, на каком уровне он чтит Уголовно-процессуальный кодекс, и деловой походкой направился к калитке. Мы молча последовали за ним. Впрочем, наши пути практически сразу разошлись — Сосняк с чувством выполненного долга пошел направо, а мы — налево, к моей машине.

— Садитесь, я довезу вас до дома, — сказала я, потом добавила: — Ваша Джульетта показала сегодня высший пилотаж служебного собаководства.

Заслышав мою похвалу, собачка скромно уткнула свою мордочку в пышную грудь хозяйки.

— Танечка, ну что вы. — Новинская расплылась в благодушной улыбке. — Это смогла бы сделать любая собака. Я ее этому специально не учила. Надеюсь, с вашей подругой все будет хорошо. У нас в больнице хорошие специалисты.

— Я на это тоже надеюсь.

— Танечка, я даже представить себе не могла, что стану свидетельницей таких событий! А Вележев-то, Вележев! Вы раскрыли мне на него глаза… Как он мог? И ведь девушка такая симпатичная, тем более была в него влюблена. Я не понимаю, зачем он все это сделал?

— Вележев использовал Елену для того, чтобы претворить в жизнь свои криминальные замыслы. Выуживал через нее информацию о ходе расследования, даже заставил позвонить матери Андрея от моего имени…

— Вот подлец! — возмутилась Агнесса, а потом до самого дома молчала, вероятно, хорошенько осмысливая произошедшее. — Танечка, время позднее… может, вы у меня переночуете?

— Спасибо за предложение, но я поеду в больницу. Вы только подскажите мне, где она находится.

— Это чуть дальше, езжайте по этой улице прямо, мимо не проедете. Только вас, наверное, туда не пустят.

— Я все-таки попробую прорваться. Понимаете, Агнесса, я не могу уехать в Тарасов, не узнав, каково состояние моей подруги и как скоро она придет в себя.

— Понимаю вас. Танечка, двери моего дома всегда для вас открыты! — с жаром заявила Новинская. — Ночью постучите, и я вам открою.

— Я это учту.

Попрощавшись с дамой и ее собачкой, я поехала в больницу. Недалеко от входа стояло несколько человек, среди которых я узнала доктора-взяточника. Он сделал последнюю затяжку, бросил на землю сигарету и собрался уже зайти в помещение, но я успела вылететь из машины и схватить его за руку.

— Доктор, скажите, как Лена?

— Это опять вы? — с непонятным раздражением спросил врач.

— Да, я.

— Девушка, не волнуйтесь, с ней все будет в порядке. Приходите завтра утром, желательно в часы приема: с девяти до двенадцати. А сейчас вам здесь делать нечего.

Мне пришлось смириться с тем, что в больницу меня не пропустили. В конце концов, я Ленке сейчас ничем помочь не могла. У меня были другие заботы, надо было искать Вележева. Я села в машину, закурила и стала размышлять над тем, что дальше предпримет Шурик.

Я не сомневалась, что у него имелся четкий план действий. С какой дьявольской расчетливостью он использовал Ленку! Пригласил ее сюда, вроде как в романтическое путешествие, а на самом деле для того, чтобы она составила ему алиби. Наверняка он заботливо сохранил нужные билеты и сразу же уничтожил те, которые могли изобличить его. Конечно, он не мог предположить, что я буду наводить справки у дежурной по вокзалу, муж которой работает системным администратором, а потому Тамара знает нужные коды.

Конечно, было еще много неясностей. Случайно или нет Вележев повел школьников в лес? Если не случайно, значит, он был как-то связан с Телегиным. Я, откровенно говоря, не понимала, как эти два человека могли найти друг друга, а потому склонилась к мнению, что прогулка по Кумысной поляне была предпринята без всякого умысла. Скорее всего, уже потом, когда географ случайно наткнулся на труп Шорникова и узнал в нем человека, из-за несчастной любви к которому Олеся решилась на самоубийство, в его больной голове стали выстраиваться криминальные планы. Тут еще Элен стала про меня рассказывать…

Мои мысли вдруг приняли иное течение, я озаботилась тем, как Ленка могла звонить Иконцевой, если находилась здесь одна. Может, она заранее ей позвонила или он записал ее голос на диктофон? Кстати, в Ленкином аппарате есть такая функция.

Да, вопросов было много, а главный — где сейчас Шурик? Неужели он все еще бегает по лесу? Внезапно смелая догадка ворвалась в мою голову — поздно ночью он может вернуться в дом. Зачем? Его бегство было спонтанным, если он и успел что-то сделать, так это спрятать Ленку в погреб. Ему наверняка надо забрать какие-то вещи, спрятать улики, в конце концов, проверить, нашли ли «спящую красавицу». Возвращаться в город было крайне неосмотрительно. Пожалуй, у учителя географии оставался только один выход — пуститься в кругосветное путешествие. Вопрос только в том, какой вид транспорта он изберет.

Я поехала обратно. Только в этот раз пришлось оставить «девятку» подальше от дома, чтобы она не спугнула Вележева. На улице уже практически никого не было, да и свет в большинстве окон потух. Только я, ночная странница, месила грязь и слушала, как на мои шаги отзываются дворовые собаки.

Разумеется, в дом Вележева я собиралась попасть тем же путем, что и в прошлый раз: через окно. Собиралась и попала. Воспользовавшись фонариком Агнессы, который случайно остался у меня, я проверила все помещения и удостоверилась, что Вележев сюда еще не возвращался. Заодно нашла в шкафу кое-какие Ленкины шмотки — куртку, шарфик, сумку и даже черные полусапожки, видимо, она купила их в каком-нибудь магазине неподалеку от вокзала. Вероятно, Шурик второпях убрал с глаз Ленкины вещи, но забыл про тапочки и косметичку.

Я села на тахту, достала из сумки наручники, положила рядом и стала ждать.

Желудок сводило от голода, безумно хотелось курить, но я терпела. Примерно через час ожидания меня пробила дрожь, нет, не нервная. В доме на самом деле было прохладно. Перед тем как убежать, Вележев выключил газовый котел. Мне пришлось разогревать себя физическими упражнениями. А потом я даже не побрезговала съесть овсяное печенье, дабы заморить червячка. Потом я снова села на тахту, закрылась одеялом и стала самоотверженно бороться со сном.

Я проснулась от того, что кто-то с элегантностью слона хозяйничал на кухне — гремела посуда, падала мебель. Однако света там не было. Мне стало ясно, что Вележев зашел в свой дом через дверь и первым делом сунулся на кухню. Нащупав наручники, я тихонько взяла их, сунула за ремень и на цыпочках пошла к двери.

Мы столкнулись с Шуриком в дверях, но если я такое еще могла предвидеть, то для него наличие в доме посторонних должно было стать полной неожиданностью. Однако он не растерялся, а сразу пошел на меня. Я отскочила чуть в сторону, а в следующий момент перехватила его запястье и стала выворачивать руку. Вележев уронил на пол склянку с какой-то жидкостью, которую держал как раз в этой руке. Брызги попали мне на ноги, но всю опасность этого я осознала только тогда, когда в нос ударил запах бензина. «Сволочь, он хотел поджечь дом», — быстро сообразила я и стала выкручивать ему руку. Вележев только скулил, как собачонка, а потом вдруг обмяк и стал оседать на колени. Я выпустила его руку и прижала учителя к полу. Я хотела применить один из своих приемов, но Вележев щелкнул зажигалкой, и тут же вспыхнул огонь.

Конечно, я дала Шурику ребром меж нужных позвонков и отшвырнула его в сторону, но огонь начал интенсивно распространяться по паласу, облитому бензином. Я метнулась вперед, намереваясь схватить с тахты ватное одеяло и накрыть им огонь, но вспомнила про бензиновые пятна на джинсах. Сгореть заживо мне совсем не хотелось. Пришлось использовать то, что нашлось на кухне. Первым в ход пошел злосчастный коврик, которым был накрыт затвор погреба. Я стала отчаянно сбивать им языки пламени, но огонь распространялся все дальше. Я снова бросилась на кухню, увидела почти полное ведро воды, схватила его и вылила на огонь. Весь он все же не погас. Пришлось пустить в ход одеяло с тахты.

Я боролась с огнем в одиночку почти полчаса. И мне удалось-таки потушить пожар. Вележев все это время лежал без сознания в стороне. Пока он не очухался, я подняла с пола наручники и надела их на запястья учителя.

— Мразь! — с чувством бросила я ему в лицо, выпрямилась и отошла в сторону.

Наконец Вележев очнулся и сел на пол в углу кухни. Он беспомощно плакал. Я выключила свет, приоткрыла окно, потому что от гари было трудно дышать, и села на табурет.

— Ну что, Александр Ильич, поговорим?

— Я не буду с тобой разговаривать, — выдавил из себя мой пленник. — Я больной человек, и мне нужен врач.

— Не надо косить под шизика!

— Я больной человек, я больной человек… — Вележев с упорством дятла долбил одно и то же.

— Я тебя сейчас вылечу. Здесь где-то должен быть кухонный нож. — Я выдвинула из шкафчика ящик и нашла нож. — Хорошая штучка, не правда ли?

— Ты не посмеешь. — Шурик в отчаянье замотал головой.

— Ну ты же посмел! Ты убил Галину Максимовну, маму Андрея, ты убил Лену…

— Я… я… я никого не убивал. Я понятия не имею, кто такая Галина Андреевна и кто такой Максим, — Вележев стал очень натуралистично врать. — А Лена… она уехала. Мы поругались, и она уехала в Тарасов.

— На чем?

— Не знаю. Может, на поезде, а может, и на попутке, я ее не провожал.

— Да, а я подумала, что на метро. Козел! — Я замахнулась на Вележева ножом. — Ты напоил мою подругу какой-то гадостью и бросил ее, бесчувственную, в погреб…

— Не бросил, а положил, — признался Шурик, когда лезвие ножа было уже в нескольких сантиметрах от шеи. — Разве она умерла? Не может быть! Она проснется…

— Я тоже так думала, но ее сердце не выдержало… Тебе придется ответить за два убийства, — сказала я.

Я думала, что моя ложь поможет быстрее разговорить Вележева, но, похоже, произошел перебор — Шурик замкнулся. Мне пришлось придумывать что-то другое. Все время размахивать перед ним ножом было глупо, я ведь не собиралась его убивать.

— Значит, они уже на том свете, — с чувством удовлетворения вдруг изрек учитель. — Выходит, я что-то могу.

Я достала из сумки диктофон и положила его на стол.

— Да, ты можешь очень многое. — Я нажала на кнопку. — Расскажи, как ты все это провернул и начни с трупа на лесной поляне.

— Все случилось намного раньше. Я дал себе слово, что отомщу за смерть сестры…

Вележев замолчал, потому что на улице раздался звук тормозов. Я отодвинула шторку и увидела «УАЗ», а потом двух мужчин, направляющихся к дому. Вероятно, кто-то из соседей увидел огонь и позвонил в милицию. Я включила свет и стала ждать гостей.

Уже знакомый мне младший лейтенант Сосняк и незнакомый пока капитан ворвались на кухню с пистолетами наготове. Я встретила их своим оружием — самой широкой улыбкой, на которую только была способна. И это сработало; подержав меня на мушке несколько секунд, парни опустили свои «игрушки».

— Шурка, ты? — Сосняк бросился к своему приятелю. — Почему так гарью пахнет?

— Она хотела поджечь дом, — тут же нашелся Вележев. — Она ненормальная, она мою невесту убила.

— Кого убила? — удивился участковый.

— У меня невеста была, мы с ней в одной школе работали, она французский язык преподавала… А эта чокнутая приехала сюда, напоила ее какой-то дрянью, — нагло уклоняясь от истины, плел учитель географии, — а у Лены больное сердце…

— Шур, ты что? Она жива, в больнице…

— Как жива? А Галина? — выпалил Вележев с неожиданной горячечностью и осекся.

— А десять минут назад ты говорил, что не знаешь никакой Галины, — не преминула напомнить я.

— Шур, я не знаю, виновен ты в чем или нет, но мой тебе совет — молчи, пока не встретишься с адвокатом. — Дав такие смелые рекомендации своему приятелю, Сосняк обратился ко мне: — А вы как могли сюда зайти? И зачем?

— Я знала, что он вернется, и он вернулся. Решил тут все поджечь…

— Но я же запретил сюда заходить! — возмутился участковый.

— Погоди, Петро, не кипятись, — сказал капитан. — Сейчас мы во всем разберемся. Девушка, вы бы умылись, что ли… А то все лицо в копоти.

Я взглянула на свое отражение в дверце посудного шкафа — такие лица являются только в кошмарах. Когда же провела рукой по щеке, а потом посмотрела на пальцы, то обомлела — они были черными. Представляю, как ужасно я выглядела, особенно в тот момент, когда встречала ментов широкой улыбкой. А джинсы, мои новые джинсы!.. Они были местами подпалены, их осталось только выбросить.

Капитан Холкин оказался толковым парнем. И что немаловажно, он знал Кирьянова, на которого мне пришлось сослаться. Поэтому моя версия убедила его больше, чем вымысел Вележева. Учителя забрали в КПЗ, а меня отпустили на все четыре стороны.

На улице уже занимался рассвет. Куда я могла податься в своих обгоревших джинсах? Конечно, только к Агнессе Новинской. В шесть утра я позвонила в ее дом, и она, как и обещала, впустила меня, накормила, а потом и спать уложила.