Глава 6
Я чувствовала себя отвратительно. Падре Леопольд, невиннейшая душа, арестован — пардон, задержан — из-за меня по подозрению в убийстве женщины, которую он обожал!
А этот негодяй оказался еще большим негодяем, чем я думала! Разумеется, это я уже про убийцу С самого начала у меня не вызывало сомнений, что преступник каким-то образом завладел дубликатом ключа от задней двери или очень ловко воспользовался отмычкой. Но только после ночного рандеву с капитаном Папазяном я смогла оценить во всех деталях дьявольский спектакль, разыгранный убийцей. Он не просто обвел беднягу Леопольда вокруг пальца, но ухитрился сделать так, что подозрения пали на самого священника.
Дело в том, что в начале четвертого несколько жильцов из Зеленого переулка, чьи окна выходят прямехонько на задворки шикарных магазинов «тарасовского Арбата», видели, как из церкви вышел… высокий человек в сутане. Он спешил и очень нервничал — это было заметно, что называется, невооруженным глазом. И вообще вел себя странно: запирая дверь, долго возился с ключами, ронял их, озирался, шарахнулся от мальчишек, которые стреляли во дворе пистонами… Словом, если бы этот человек только что зарезал женщину, он не мог бы вести себя более адекватно, как выразились бы мои друзья-журналисты.
По мере того как Гарик рассказывал детали, даже я перестала реагировать на задержание священника «неадекватно». При таких убойных показаниях не то что милиция — сам святой Франциск не отпустил бы падре с миром!
— Погоди, Гарик, — ухватилась я за соломинку. — Но ведь люди не опознали Леопольда, так? Они и не могли его опознать, потому что это был не он!
— Не опознали, да. Свидетели видели человека в черной сутане и в черной шляпе. И только. Было далековато, к тому ж они смотрели на него сверху — из окон. Словом, лицо видеть не могли. Но все трое уверены, что человек в сутане был скорее высок, чем среднего роста. И еще одна бабуля клянется, что на носу у него блеснули очки.
— А что сказали те пацаны, ну, с пистонами? Они же были рядом.
— Пацаны… — Гарик развел руками. — Да ничего они не сказали, в том-то и фикус-пикус. Их пока не нашли.
— Чего-чего?! Ты это серьезно, капитан?
— Серьезней не бывает, Таня-джан. Похоже, то были какие-то чужие мальчишки, пришлые. Это ж центр, сюда шпана со всего города прет. Накупят стреляющего барахла — и ну пугать бабушек да девчонок. Дурачье! Я б за такие шутки ноги вырывал из одного места.
— Погоди, погоди, Гарик. А ты случайно не знаешь… Нет, это было бы слишком дьявольской выдумкой!
— Ты про что?
— Ты случайно не знаешь, что свидетели заметили раньше, а что потом: человека в сутане или мальчишек с пистонами?
— Дорогая, Гарик Папазян знает все. Только происходит это вовсе не случайно, заметь себе. Сначала были мальчишки, однозначно. Их не столько увидели, сколько услышали. Поэтому жильцы и кинулись к окнам, что во дворе начались содом и гоморра. Кое-кто даже подумал, что это очередная разборка: местечко-то тихим не назовешь, сама понимаешь… Постой, а почему ты спросила?
В глазах Папазянчика загорелись хищные огоньки, так хорошо мне знакомые: он ухватил за хвост чужую мысль и собирался ею попользоваться как своей:
— Ты думаешь, что этот тип… Что он сам организовал весь этот шум, чтоб не остаться незамеченным?
Вай-вай-вай, Таня-джан… Круто!
Да, я так думала, и капитан был вынужден согласиться: на случайное совпадение все это мало похоже.
Впрочем, Гарик остался верен себе, заявив, что и сам, разумеется, «въехал» бы, если б это было «его дело».
Но следователь по особо важным делам из городской прокуратуры Морозов вообще имеет манеру «бить милицию по рукам», и в частности, с капитаном Папазяном из уголовного розыска у него сложились «особо вражеские» отношения. Поэтому «лучшему сыщику всех времен и народов» нет резона тратить свои таланты там, где их не оценят. И он не стал бы этого делать, если б ему не почудилось, что из дела об убийстве в католической церквушке торчат «ушки» одной хорошо известной ему особы, которая козыряет лицензией частной сыщицы, вместо того чтобы смириться с бабской долей и козырять совсем другим местом. Вот завернул!
Промолчать я не смогла и ответила в том духе, что успеваю козырять и тем и другим, хотя откуда об этом знать какому-то там капитану.. А вообще-то стоило бы воздержаться от такого алаверды — в виде «дружеской гадости».
Утро оказалось чересчур близким и потому — тяжелым. А меня ожидали необыкновенно увлекательная работа весовщицы и тяжелые заботы трудов сыщицких. Я невольно морщилась, вспоминая прошедшую ночь. Бог с ним, с Гариком! О нем я подумаю послезавтра, когда закончится «фора», которую он мне дал.
Сейчас я думала об отце Леопольде, томящемся в заведении отнюдь не богоугодном. Нужно скорее вытащить его оттуда — хотя бы пока под залог, деньги на это у меня найдутся. Задумалась о проклятом иксе, который оставил нас всех в дураках, вот только четки свои антикварные не уберег, какая жалость… И еще о «сладкой парочке» с рынка «Южный» — Кравчуке и Кохнадзе, через которых я должна выйти на убийцу с Востока, кто бы он там ни был — Махмуд или кто другой. Должна, но как?! И времени в обрез…
Кстати, что может означать результат моего последнего общения с гадальными костями? Не удержалась-таки, развязала перед выходом из дома замшевый мешочек — и что же? «Вас порядочно расстроило одно незначительное обстоятельство, которому из-за своей впечатлительности вы придали слишком большое значение». Очень интересно: это какое же? В последнее время обстоятельства только и делают, что расстраивают меня. Знать бы только, какие из них значительные, а какие нет… Во всяком случае, это уж точно не мое сегодняшнее двухчасовое опоздание на работу. Пусть змея-кадровичка пишет докладную директору, а Тагиров пусть увольняет меня, если хочет, — па-ажалуйста, я не против! Найду местечко получше, свет клином не сошелся…
Автобус номер двадцать шесть, в котором я все это думала, притиснутая к окошку дородной тетенькой и двумя ее пустыми пластмассовыми ведрами, перешел на «самый малый вперед» и застопорил двигатель.
Я выглянула — и вздохнула: мы пристроились возле Центрального рынка в хвост колонны машин, не успевших проскочить перекресток на зеленый. Из-за конспирации бедной Тане приходится таскаться каждый день в жуткую даль на «Южный», да еще на общественном транспорте!
От нечего делать я стала глазеть сквозь автомобильное окошко. Опять вздохнула; везет же некоторым: вот приехал человек на своей «девятке», спокойно оставил ее у обочины и пошел по делам. И не боится, что его вычислят…
Ба-ба-ба! А «девятка» — то — знакомая!
С меня мигом слетело унылое оцепенение от хронического недосыпа. Ошибки быть не могло: номера машин всех «коллег» по «Южному» я помнила наизусть. Вытянув шею, я завертела головой во все стороны, пытаясь таким образом расширить скудный обзор. И в самом деле увидела Славика Парамонова. Его сутулая спина с орлом «Монтаны» и белесый затылок мелькнули далеко впереди — у самого светофора. Рубщик мяса склонился над лотком какого-то торговца и рассматривал товар.
Вот чудной! Неужели он за этим тормознул у Центрального рынка, на нашем же все гораздо дешевле .
Озадаченная, я не сводила с него глаз, но тут автобус дернулся и пополз к «зебре» перехода. «Объект» быстро приближался, и мне пришлось на всякий случай замаскироваться газетой.
Случилось то, что должно было случиться: до следующего желтого мы не успели. Автобус остановился почти за спиной у Парамонова, от меня его отделяли каких-нибудь два-три метра. Вот теперь я могла бы поклясться, что Славик вышел из машины не ради покупки: он стоял у лотка с сигаретами, а ведь сам не курит, это все знают!
Впрочем, «коллега» только пытался сделать вид, что его интересует товар, причем пытался скверно — артист из него был никакой, это я заметила даже со спины. Он бестолково лапал пачки, но сам и не глядел на них: разговаривал с продавцом. Точнее, продавец что-то говорил ему, а Парамонов отвечал изредка и односложно: мне было видно сбоку, как шевелятся его губы.
Через пыльное, заляпанное грязью стекло я всматривалась в лицо торговца сигаретами. На нем лежала густая тень от козырька кожаной кепки «а-ля Лужков», а верхняя губа пряталась под черными усиками «а-ля д'Артаньян». Между этими деталями портрета выделялся нос, крупный, пожалуй, даже слишком крупный, но не какой-нибудь там безобразный «рубильник», а классически прямой, римский. К такому носу подошел бы тяжелый квадратный подбородок, однако, наоборот, подбородок был округлый, гладко выбритый и с ямочкой — какой-то женоподобный.
Диссонанс почему-то производил неприятное впечатление, хотя парня можно было бы, пожалуй, отнести к разряду красавцев-мужчин, причем кавказской национальности. Он был довольно высокого роста: Славик Парамонов макушкой едва доставал продавцу до переносицы. Конечно, это вам не Гарик Хачатурович, но с отца Леопольда, пожалуй, будет…
Опять загорелся зеленый, и наш битком набитый автобус с места рванул «полный вперед». Лицо «коробейника» поравнялось со мной, осталось позади, я повернула голову до упора, пытаясь разглядеть его получше… И в этот момент встретилась взглядом с его глазами, которых до сих пор толком не видела под дурацким козырьком.
Откуда мне знакомо это лицо? Хотя почему бы ему и не показаться знакомым, если нынче таких лиц кавказской национальности в моем родном Тарасове, наверное, больше, чем на Кавказе? Но в облике человека, который только что разговаривал с Парамоновым, было что-то нестандартное, несмотря на примелькавшийся типаж. Совсем недавно я где-то видела этот мощный нос и мягкий девичий подбородок.
И этот странный остановившийся взгляд…
С легким шуршанием с моих колен соскользнула газета, про которую я совсем позабыла, и улетела под переднее сиденье. Газета? Внезапно я вспомнила воскресный «Тарасов» из сумочки убитой Иры Кравчук, над которым в оцепенении просидела весь вчерашний вечер и полночи. Фоторобот террориста-гастролера, заляпанный кофейными пятнами. Рафик Мирзоев или Лечи Акмерханов… Славик Парамонов — и его телефонный собеседник Лечи.
Толстая тетка с ведрами истерично взвизгнула и поджала ноги. Пустые пластиковые посудины, сметенные могучим ураганом в моем исполнении, с грохотом покатились под ноги пассажиров. Расталкивая всех на своем пути, сопровождаемая воплями и руганью, я кинулась к выходу.
Автобус возмущенно лязгнул дверями и выплюнул меня на остановке «Центральный рынок». Но я не слышала и не видела ничего, что творилось за спиной.
Вмиг добралась до перекрестка со светофором. Но еще не того, у которого Славик Парамонов «покупал сигареты»: нас разделяли две бурных автомобильных реки с «зебрами» плюс стометровка между ними. Вот такая у нас тут транспортная развязка. Давненько я не бывала на Сенном, совсем забыла, что здесь особо не разбежишься.
В общем, я опоздала. Где-то на середине этой спринтерской дистанции с упавшим сердцем проводила глазами парамоновскую «девятку», которая проплыла мимо в потоке других машин. А чуть позже увидела, что за лотком с сигаретами стоит совсем другой человек. Напрасно я под прикрытием толпы на трамвайной остановке высматривала того, кто был мне нужен: его и след простыл. Впрочем, даже если бы парень с римским носом находился сейчас в пятидесяти-двадцати шагах от меня, шансов найти его все равно не было. Что человека искать на Сенном, что иголку в стоге сена — одно и то же.
Между тем надо же было как-то оправдать свой бездарный исход из автобуса. Действующие лица исчезли, но место действия — сигаретный лоток — осталось. И я решила идти напролом. В конце концов, чего еще ждать от такой дуры, как Таня-весовщица?
Я постаралась стереть со своей черноглазой с утра мордашки последние следы интеллигентности, какие там еще оставались после пробежки, и развязной походкой приблизилась к объекту. Кажется, на его двуногую «составляющую» это произвело впечатление!
Однако сейчас меня больше интересовал четырехногий раскладной столик с разноцветными пачками курева: на нем я заметила стандартную карточку-визитку — "Ч П «Халдеев». Адреса не было, но и то, как говорится, хлеб.
— Што, дэушка? Што хочешь? — Продавец был сама любезность.
Нет, этого «портрета» я точно не видела в газете.
Зато на любом рынке, на любом углу — пожалуйста!
Круглая физиономия до самых глаз заросла черной щетиной. Однако и она не скрывала старый кривой шрам, рассекающий правую щеку от уха до подбородка, для этого требовалась еще более густая растительность. А уши-то, уши…
— Привет, — поздоровалась я. — А где Лечи?
В хитрых масленых глазках не отразилось ни испуга, ни удивления — они лишь сузились.
— Какой такой Лечи? Нэ знаю никакой Лечи.
— Как это не знаешь? — Я удивилась самым искренним образом. — Он же сказал, что будет здесь!
— Кто сказал?
— Да Лечи сказал.
— Шутка шутишь, дэушка? Хи-хи-хи…
Я демонстративно сверилась с карточкой на прилавке.
— Это же ЧП «Халдеев», да?
— Слушай, дэушка, ты читать умеешь русский язык, а? Читай: «Хал-де-ев». — Продавец ткнул в бумажку обломанным черным ногтем. — Зачем спрашиваешь?
— Да затем, что до тебя доходит, как до верблюда.
Говоришь, что не знаешь Лечи, а он мне сказал, что мы с ним встретимся сегодня здесь, у лотка ЧП Халдеева. Я думала, это его фамилия. Высокий такой парень, с усиками. Ну?
— Что ты мне нукаешь?! Э, шайтан…
Кажется, мне удалось вывести объект из себя. Он раздувал ноздри, глаза превратились в щелочки, в которых еле-еле хватало места отблескам дневного света. Может, поэтому я не увидела в них ничего другого?
— Слушай, дэушка! Ты што, совсем глупый, да?
Я тебе сказал — нэ знаю никакой Лечи, да?! Што ты мне мозги пудришь? Хочешь брать сигарета — бери, нэ хочешь — иды свой дорога! Пришел тут…
Я решила, что дослушивать его заключительный пассаж — это слишком. Таня-весовщица не упустит случай показать, что ей тоже знакомы комбинации из трех, четырех и пяти букв. Поэтому набрала воздуха в легкие и открыла рот:
— Ты че орешь, придурок? Че орешь, козел? Я тебя трогала? Нет, ты скажи: я тебя трогала?" Просто спросила про Лечи, а из этого… шиза поперла! Не знает он Лечи!.. Так я тебе и поверила, чучмек чертов! Ну, не знаешь, так не знаешь, че орать-то?!
На нас уже стали обращать внимание. Прохожие останавливались, торговый люд хихикал и подначивал возгласами. Мой «коробейник» затравленно озирался по сторонам и что-то плаксиво лопотал на языке предков: бедняга понял, что в «великом и могучем» ему со мной не тягаться.
— Какой плохой слова говоришь: «козел», «придурок», «чучмек»… Фуй, фуй! Нехороший дэушка…
— Слушай, а может, ты его как Рафика знаешь? — Я сбавила тон. — Лечи говорил, ваши его еще Рафиком называют. Два имени у него, что ли?
— Рафик я знаю. Много Рафик знаю! Я сам Рафик, да! Только тот Рафик, какой я знаю, это не твой Лечи. Рафик знаю — Лечи не знаю! Этот Лечи тебя продинамил, дэушка. Иды, иды, не шуми. Надо было у свой Лечи сразу паспорт спрашивать.
«Неплохая мысль», — подумала я, уже отходя от лотка.
Под ненавидящим взглядом Рафика я вернулась на остановку и, спрятавшись за подошедший трамвай, выскользнула из поля его зрения. Затем, стараясь не терять из виду торговую точку Халдеева, перебралась на противоположную сторону Астраханской и здесь не без труда отыскала подходящий наблюдательный пункт под зонтиком уличного кафе.
Расстояние было приличное, да и народу вокруг мелькало полным-полно. Но все-таки мне удалось разглядеть, как мой новый знакомец извлек из кармана сотовый телефон и кому-то коротко отзвонился.
Я почти не сомневалась, что темой разговора являлась моя скромная персона.
Ждать последствий пришлось недолго. Не прошло и пятнадцати минут, как поблизости от лотка затормозил черный сверкающий джип с непроглядно-зеркальными стеклами. Из машины никто не вышел, но моему «коробейнику» и не требовались дополнительные приглашения: в мгновение ока он свернул свой лоток вместе со всем содержимым, втолкнул его в машину и сам запрыгнул следом. Джип газанул и умчался в направлении аэропорта.
Сообразив, что объект «делает ноги», я вскочила с места, да куда там… Все произошло так быстро, что я успела лишь мысленно обругать свое «раздвоение личности»: ни тебе машины, ни даже бинокля в сумочке: Тане-весовщице иметь такие вещи по рангу не положено. Если б хоть номер разглядела, то за эту ниточку легко было бы вытянуть и саму тачку, а теперь — ищи-свищи…
Как бы там ни было, после того, что случилось, у меня отпало последнее желание ехать на работу Поэтому первым делом я разыскала телефон-автомат и позвонила своей непосредственной начальнице — кадровичке с «Южного». Не помню, что я ей наплела — что сделала аборт и родила одновременно, что подхватила корь и меня разбил паралич, — только дала понять, чтобы сегодня меня в весовой особенно не ждали. Старая грымза отнеслась к моей очередной байке на удивление спокойно: видимо, директор провел с ней разъяснительную работу насчет моего особого статуса. Не знаю, что такого «особого» она подумала про меня и Тагирова, но назвала она меня не Ивановой, как обычно, а Танечкой.
Повесив трубку, я, однако, не спешила отходить от аппарата, а смотрела на телефон, обуреваемая жестокими сомнениями. Палец просто чесался отстучать номер Кедрова в «сером доме», но мне мешал внутренний голос: «Давай-давай, Таня дорогая! Жми на кнопочки. То-то Сергей Палыч обрадуется твоему звонку. Опять задействует громоздкую „контртеррористическую“ машину, завертятся колесики-винтики… Будут искать черный джип неизвестно с каким номерным знаком и ловить чеченского бяку Лечи Акмерханова тире Рафика Мирзоева, неуверенно опознанного в районе Центрального рынка некой особой с сомнительной репутацией. И повторится история с теми невезучими торговцами сахаром из подвала твоего дома. Окажется, что этот Лечи — какой-нибудь Асланбек Асланбеков, честный предприниматель из солнечного Дагестана. И потом не удивляйся, милочка, если твой друг Кедров перестанет с тобой здороваться, если Гарик Папазян будет при каждой встрече скалить зубы и обливать тебя „дружескими помоями“ и больше ни один приличный клиент не наберет твой номер телефона. Хочешь этого — звони!»
О, нет! Этого я не хотела. Даже мысль о возможности нового прокола наводила ужас. Придется наступить на горло детективному чутью, которое упрямо толкало меня по следу черного джипа.
— Девушка, вы будете звонить или нет? — вывел меня из оцепенения чей-то голос.
— Нет. Передумала. Пожалуйста. — И я освободила кабинку.
Купив с горя банку пива «Хольстен», перебазировалась с нею подальше от людских глаз, на уединенную лавочку аллеи, в тень кустов акации. Все равно наблюдать больше не за кем! Оставалось только думать.
Рассудок был неумолим, как всегда. Наверное, мой внутренний голос — его незаконнорожденный сын. Как говорится, яблоко от яблоньки… То, что еще полчаса назад казалось бесспорным и окончательным, теперь, под его безжалостными «рентгеновскими лучами», представало лишь гипотезой. Туманной и неубедительной. В самом деле, что я видела? Лицо кавказца в тени кепки — и только. Да, оно показалось мне похожим на фоторобот из газеты. Но могу ли я утверждать, что действительно видела сегодня того самого человека? Да нет же, конечно, нет! Мельком, из автобуса, через грязное стекло… В таких условиях и родную маму можно не узнать. К тому же в газете он был без кепки и без усов. Какие тут гарантии… Абсурд!
Правда, я видела Славика Парамонова за беседой с продавцом сигарет — это уж с гарантией. Но что мне сие дает? Ничего определенного. Может, он просто выбирал сигареты для своей девчонки или для приятеля, на встречу с которым ехал. Кстати, почему он не на работе? Да, но я ведь тоже не на работе. Мало ли уважительных причин?
Можно, конечно, представить в качестве доказательства «строгому судье» имя террориста. Я почти уверена, что тогда, в пустом коридоре рыночного подвала, Парамонов назвал его именно так — Лечи! «Вот именно — „почти“! — парировал рассудок. — Ты и в этом не уверена на все сто. И почему ты называешь собеседника Славика террористом? А может, Славик действительно говорил с каким-то Лечи. Чем ты докажешь, что с „тем самым“?»
Увы! Никаких доказательств не было.
"Если ты так доверяешь своему феноменальному нюху, — встрял внутренний голос, — то почему тогда упустила из виду самого Славку Парамонова? Ага!
Съела? Всех мясников, начиная с Реваза, изучила чуть ли не под микроскопом, а на этого «тюху» махнула рукой. Даты и сегодня его упустила, Таня дорогая, причем самым бездарным образом! Так что езжай-ка ты лучше на свой рынок и паси свою «сладкую парочку», как собиралась, А то они там без тебя все свои делишки с Махмудом обделают и упорхнет пташка".
Я поморщилась, будто нажала на больной зуб.
Махмуд! Этот в самом деле ждать не будет. Теперь, если это он убил Ирину, у него еще больше причин поторопиться со сделкой. Каждый лишний час на тарасовской земле — для него смертельная опасность: милиция виснет на хвосте, да и Альбертик, партнер, может кое-что разнюхать. А мне до сих пор неизвестно, что они с Кравчуком задумали!
Швырнув пустую пивную банку в урну, я решительно встала со скамейки И решительно зашагала… в сторону родного дома. Первый этап поисков таинственного «Халдеева» требовал сосредоточенности и уединения.
Рассудок на пару с «внебрачным дитятей» притихли и хранили зловещее молчание. Детективное чутье одержало верх, и я отдалась на волю победителя.
Дома я вооружилась терпением и телефонным справочником и через пятнадцать минут, после пяти или шести бестолковых разговоров, записала номер отдела прогнозирования развития экономики и рыночных отношений администрации Кировского района. Гарику Хачатуровичу и не снилось выговорить такое!
— Слушаю, Ветров, — ответил недовольный молодой голос: очевидно, сотруднику отдела пришлось переключиться на меня с более приятной темы.
— Здравствуйте. Областная налоговая беспокоит, старший инспектор Иванова. Нам тут ваша помощь требуется. Малый бизнес — это по вашей части?
— В некотором роде… — Голос как по волшебству утратил начальственные интонации. — А в чем проблема?
— Речь идет об одном из частных предприятий.
Они принесли нам заявление, что проходят перерегистрацию, да и пропали. Нужно уточнить их новый юридический адрес и еще некоторые моменты. ЧП «Халдеев» — знаете таких?
— «Халдеев»?
В трубке повисло растерянное молчание. Чиновник вряд ли ожидал столь конкретного вопроса.
— Вы знаете, их так много… — выдавил он наконец. — А кто директор?
— Я надеялась, что это вы мне скажете. Но если предприятие называется «Халдеев», можно предположить, что фамилия директора Халдеев, не так ли?
— Естественно. Да-да, конечно.
Мой собеседник опять надолго замолк. Я уже поняла, что с ним будет трудно сварить кашу.
— Вы можете проверить по своим документам…
Простите, как ваше имя-отчество?
— Юрий Вениаминович.
— Сверьтесь, пожалуйста, со своей картотекой, Юрий Вениаминович. Это не займет много времени.
— Знаете что? — воодушевился юный бюрократ. — Оставьте свой телефончик, я вам перезвоню минут через тридцать-сорок. Я сейчас дам задание, и…
— Уважаемый Юрий Вениаминович, мне очень жаль, но ждать я не могу. У меня таких, как этот «Халдеев», сотни, и если я на поиски каждого буду тратить по часу, то бюджет останется без налогов. Поймите вы это, голубчик! В конце концов, сотрудничество с налоговыми органами входит в ваши обязанности, не так ли? Не хотелось бы, знаете, начинать сразу с санкций… Вы меня понимаете?
— Естественно.
— Вот потому-то мы и разыскиваем должников.
Хотим договориться добром, прежде чем принимать драконовские меры. Ведь это и в ваших интересах, уважаемый Юрий Вениаминович. Вы же начальник отдела, не так ли?
— Естественно.
Может, для него это и было естественно, но для меня — нет.
— Давайте договоримся так: вы сейчас быстренько поглядите, а я подожду у телефона. Идет?
Бедняга согласился с мучительным вздохом и защелкал клавишами компьютера. А что ему еще оставалось? Наконец он заговорил. Но теперь, как я ни пыталась приостановить проснувшееся служебное рвение Юрия Вениаминовича, он зачитал полный список частных, индивидуальных частных и малых предприятий, зарегистрированных на территории Кировского района, — от А до Я. Здесь были и «Халин», и «Ханеев», и еще прочие, но «Халдеева» — не было.
— Ничего не понимаю! — искренне призналась я.
Ведь я застукала их в Кировском — значит, они должны быть в ветровской картотеке!
Чиновник истолковал мое недоумение по-своему.
— Секунду, я гляну еще один файл…
Он понял, что проболтался, но было поздно.
— Какой это «еще один», Юрий Вениаминович?
У вас там что — двойная бухгалтерия?
— Я… Что вы… Ну.. Это те, которые сейчас проходят перерегистрацию! — нашелся он.
Я еле удержалась, чтоб не расхохотаться.
Однако и в реестре теневиков, обложенных данью районных чиновников, «Халдеева» не оказалось.
— Ну что ж, — легко согласилась я, — возможно, они всплывут где-нибудь в другом районе. Поищем еще. Спасибо вам за помощь, Юрий Вениаминович, — закруглила я разговор, а про себя подумала:
«Натравить бы на тебя настоящую налоговую, сукин ты сын!»
На радостях, что так дешево отделался, начальник сделал широкий жест.
— Вы оставьте все же телефончик на всякий случай. Если «Халдеев» у нас объявится, я сам вам позвоню.
— Премного благодарна. Лучше уж мы к вам! — Я положила трубку И мы еще хотим, чтобы экономика у нас работала эффективно, чтобы горячая вода в квартирах текла из кранов, а не из батарей отопления и чтобы в подвалы домов не закладывали бомбы вместо сахара! При таких-то управленцах-профессионалах?
Примерно в том же ключе проходило общение со специалистами по малому бизнесу из администраций всех прочих районов города. В своем родном я чуть-чуть не прокололась: какая-то тетка подозрительно заявила мне, что она, видите ли, не знает в областной налоговой такого инспектора — Иванову. Пришлось ее осадить ее же собственным оружием: мол, я тоже не знаю специалиста Тютюнину из Фрунзенской администрации, однако это не дает мне оснований сомневаться в ее подлинности. В общем, «Халдеева» не нашлось и здесь.
Его не было нигде! Ни в одном из шести районов нашего города это проклятое ЧП не было зарегистрировано. Или тупоголовые чиновники что-то напутали в своих компьютерах, или кто-то из них сознательно ввел в заблуждение «налогового инспектора», или карточка с названием на лотке с сигаретами была чистейшей воды липой, моментальным прикрытием для явки — и только.
Последний вариант — самый простой и самый дерзкий — я с самого начала упорно гнала от себя. Но именно он теперь казался больше других похожим на правду, хотя и означал, что чутье меня не обмануло.
Однако в моем теперешнем положении это было плохим утешением. Много ли толку в том, что слепой вышел на верную дорогу, если путеводная нить оборвалась у него в руках? После двух часов нудных телефонных переговоров, после блуждания наобум между проблесками надежды и отчаянием — снова тупик.
И полный мрак…
Я перелистывала телефонную книгу, точно она могла подсказать, что делать дальше. И вдруг увидела жирную строчку: «Администрация Тарасовского района». Стоп, а почему не попытать счастья здесь? Чем черт не шутит… Район хоть и сельский, вернее — пригородный, а иному городскому фору даст! Где расположены все наши образцово-показательные хозяйства, «маяки капитализма», на свет которых, как бабочки, слетаются губернаторы, премьеры и даже президенты?
Где самые дорогие земли? Где самые роскошные дачи и самые крутые усадьбы размером со стадион «Лужники», обнесенные заборчиками наподобие Кремлевской стены? Здесь, именно здесь. Кстати, район сей особенно богат недвижимостью моего хорошего знакомого Альберта Кравчука, а этот фраер абы куда — вкладывать денежки не стал бы. В общем, территория «на уровне». И администрация размещается не где-нибудь там в Старой Пырловке, а в самом Тарасове.
— Есть у нас ЧП «Халдеев», вот оно! — радостно возвестила девушка на другом конце провода. И тут же упавшим голосом добавила:
— Ах нет, это «Халдеев-М». Наверное, другое, да?
Я не собиралась без боя отдавать удачу, которая только что свалилась в руки.
— Почему сразу «другое», Оля? Такие разночтения бывают, например, при перерегистрации. «Халдеев-М», вы говорите? А адрес? Директор?
— Постойте, здесь какая-то пометка… Я постараюсь разобраться. Вы извините, пожалуйста, я тут на практике, из Поволжского кадрового центра, а специалистов сейчас никого нет, — смущенно объясняла моя собеседница. — Может, вам лучше перезвонить, когда подойдет начальник?
Нет уж, хватит с меня начальников! Я заверила девочку, что ей, как будущему управленческому кадру, надо учиться самостоятельно анализировать информацию и самостоятельно же принимать решения.
— Знаете, тут получается что-то странное. Ой! Я, кажется, взломала какой-то код, попадет мне теперь…
Выходит, что это частное предприятие десять дней назад получило лицензию действительно как «Халдеев».
Просто «Халдеев», без буквы. А вчера перерегистрировано уже как «Халдеев-М»! Боюсь только, я что-то путаю, потому что все это выглядит как-то…
Практиканточка замялась и добавила совсем тихо:
— Как-то незаконно.
— Ну, не преувеличивайте, Оленька. Перерегистрация предприятия под другим именем — что же в том незаконного? Согласна: перерегистрировать фирму всего через десять дней после получения лицензии — это выглядит немного странно, однако…
— Но дело не только в этом! Первоначально лицензия была выдана на право торговли оптом и в розницу, а также на разнобытовые услуги. По закону, предприятие может перерегистрироваться по упрощенной схеме лишь с тем же самым профилем, да?
Я машинально согласилась, горячо молясь, чтобы начальник Олиного отдела не подошел никогда. Во всяком случае, до конца нашего разговора. Тут, пожалуй, уже не ниточкой пахнет — целой веревкой, если не канатом!
— Ну вот, — продолжала Оленька, — а здесь помечено, что новое ЧП «Халдеев-М» осуществляет транзитные перевозки за пределы области. Но номер лицензии стоит прежний, понимаете? Им же надо было не просто перерегистрироваться, а оформлять новую лицензию! И это дело не одного дня. Я уже не говорю о том, что администрация районного уровня вообще не имеет права оформлять лицензии на транзитные перевозки за пределы области, это прерогатива…
— Адрес! — выкрикнула я, позабыв о роли налоговой инспекторши.
— Улица Крайняя, семнадцать, офис два. Директор — Халдеев М. А.
— Крайняя? Но ведь это, насколько я знаю, Волжский район, а не Тарасовский.
— Только четная сторона улицы. А противоположная — спорная территория. Вернее, ничейная: все от нее отказываются. Волжский валит на Тарасовский, и наоборот. Мне рассказывали, там такие ужасные старые дома… У меня подружка на практике в отделе обращений граждан, так она говорит, они там завалены письмами с улицы Крайней. Наверное, в Волжскую администрацию тоже пишут. Вы знаете, я все думаю… Я вам, Татьяна Александровна, наверное, что-нибудь не то наговорила, на самом деле все не так.
Должна же быть какая-то тонкость, которая все объясняет, только я пока многого не знаю…
Я могла бы рассказать неопытной девушке, что эта «тонкость, которая все объясняет», — зеленого цвета, украшена портретами американских президентов и имеет несколько степеней защиты от подделки.
Но у меня не было лишнего времени, а главное — подобный ликбез не входит в функции налоговой инспекции. Очень скоро, когда закончит вуз и вернется в чиновничий кабинет уже не практиканткой, она сама всему научится. А может быть, и нет…
— Оля, слушай меня внимательно. То, что ты вычитала в компьютере насчет фирмы Халдеева, на самом деле очень странно. И очень важно, мне кажется.
Ты понимаешь, я не могу теперь сделать вид, что ничего не слышала. Налоговая инспекция разберется с этим Халдеевым и со странными приемами лицензирования его предприятия, не сомневайся. Но я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Поэтому постарайся, чтоб никто там у вас не заметил твоего копания в компьютере начальника, хорошо? И никому ни слова о нашем разговоре. Даже подружке из отдела обращений! Ты все поняла?
В трубке прошелестело еле слышное «да»…
Бедная девочка! Она помогла мне, а я испортила ей настроение и до смерти напугала. Что поделать, издержки профессии.