Глава 4
На следующий день я поднялась еще до рассвета и тихонько вышла во двор. Перед домом в предрассветной тишине медленно клубился туман, и все вокруг спало, включая охранников в будке. Стараясь не шуметь, я прошла в гараж и разыскала запасные ключи от «Субару», мирно висевшие в застекленном ящике. После этого я спокойненько открыла машину и изъяла второй комплект ключей, хранившийся, как я и думала, за щитком.
Все, теперь мне не придется караулить Виолетту. Осталось только обсудить этот вопрос с Сергеем Вениаминовичем, и все, полный порядок. Думаю, Шишкин не будет против — ведь он прекрасно представляет, на что способна его девочка. Ну, или догадывается…
Вообще-то Сергею Шишкину следовало обращать побольше внимания на свою дочурку. Она, конечно, совершеннолетняя и далеко не дурочка, но те игры, которые Виолочка затевает за спиной у папы, явно не сулят ничего хорошего. Правда, это не мое дело… Меня наняли охранять мадемуазель Шишкину на время ее пребывания в родном доме. Скоро Виолетта отбудет в Лондон, Шишкин вздохнет с облегчением, а я получу свой гонорар и вернусь домой. Все, Охотникова! Делай свою работу и не лезь, куда не просят…
Позвякивая ключами, я двинулась к дому и вдруг остановилась. Передо мной возникло видение. Я моргнула, но видение никуда не исчезло.
В предрассветном тумане стояла инвалидная коляска, а в ней сидел маленький мальчик и таращился на меня. Я сделала шаг вперед, и мальчик забеспокоился. Он поспешно нажал кнопку на подлокотнике, зажужжал моторчик, и кресло покатилось назад. Вот только позади оказалась ступенька крыльца. Кресло с размаху налетело на нее и опрокинулось. Я выругалась про себя и кинулась к мальчику. Схватила его на руки и быстро осмотрела. Маленький калека был цел, только очень испуган. Ребенок смотрел на меня огромными темными глазами и, казалось, не понимал, где находится. Может, у него и с головой не в порядке? А может, сильно ударился?
— Как тебя зовут? — спросила я. Для того чтобы вывести человека из шокового состояния, нет ничего лучше простых вопросов — они возвращают пострадавшего в «нормальный» режим. Недаром медики «Скорой» постоянно спрашивают пациентов о всякой ерунде — вовсе не потому, что им интересно знать ответ, а ради самого больного.
Вот и мальчик призадумался на мгновение, а потом несмело улыбнулся мне и ответил:
— Миша. Миша Шишкин.
Букву «ш» он выговаривал плохо, поэтому получилось скорее «Мифа Фыфкин», но все-таки понять было можно. Ничего себе! Сегодня третий день моего пребывания в доме миллионера, а я знать не знала, что здесь живет ребенок… И тут меня осенило:
— Слушай, это ты живешь на третьем этаже? Ну там, где лифт?
Мальчик кивнул. Руки у него были холодные, как ледышки, да и курточка не годилась для долгих прогулок. Какой урод оставил больного ребенка во дворе без всякого присмотра…
— Скажи, Миша, ты что, один спустился во двор?
Мальчик помотал головой и обвел двор растерянным взглядом.
— Нет, я не один. Один я спуститься не могу. Со мной медсестра, Оксана. Только она куда-то ушла…
— Подожди немного, — попросила я мальчика. И отправилась на поиски Оксаны. Медсестру я обнаружила недалеко, за конюшней — крепкая деваха курила, перебрасываясь шутками с конюхом, который, похоже, вставал раньше всех.
— Оксана? — позвала я. Деваха удивленно обернулась:
— А ты кто?
Я не стала отвечать на ее вопрос, вместо этого задала свой:
— Почему вы оставили ребенка без присмотра?
Оксана смерила меня презрительным взглядом:
— Да куда он денется-то? Я всего на минутку отошла. Скажи ему, щас приду.
Судя по выговору, девушка была родом с Украины.
Я вынула из ее пальцев недокуренную сигарету, бросила на землю и растерла подошвой.
— Сейчас уже наступило. Пошли.
Оксана бросила на меня изумленный взгляд, но спорить не решилась. И правильно…
При виде медсестры Миша вовсе не обрадовался — напротив, мальчик втянул голову в плечи и смотрел в землю.
— Ну, и чего у нас тут приключилось? — неприятным голосом поинтересовалась Оксана. — Из-за чего столько шума-визга, а?
— Я упал, — едва слышно проговорил ребенок. Тут Оксана слегка струхнула — видимо, ей вовсе не улыбалось получить разнос за травмы, полученные подопечным. Медсестра присела на корточки и проворно и ловко обшарила мальчика. Выяснив, что с ним все в порядке, деваха слегка расслабилась и даже бросила мне через плечо:
— Спасибо тебе!
Потом взяла кресло за ручки и покатила к дому. Я заметила на ступеньках съемный пандус. Руки у Оксаны были крепкие, девушка привычно и легко вкатила тяжелое кресло, убрала пандус. Медсестра задвинула коляску в лифт и уже начала закрывать решетчатую дверь, как вдруг Миша обернулся ко мне и сказал:
— Пусть она поднимется с нами!
— Чего?! — изумилась Оксана.
— Я сказал, пусть она поднимется ко мне. Я приглашаю ее в гости, — голос мальчика звучал тихо, но упрямо. Оксана с минуту таращилась то на Мишу, то на меня. Видимо, гостей маленький инвалид принимал нечасто. Потом медсестра пожала плечами и приоткрыла для меня дверь. Я втиснулась в лифт — места там едва хватало. Я поняла, что клетка лифта рассчитана на коляску и одного сопровождающего взрослого.
Лифт бесшумно скользнул наверх. Оксана открыла дверь и выкатила кресло с мальчиком. Наконец-то я оказалась на таинственном третьем этаже особняка. Впрочем, теперь было ясно — ничего особо таинственного здесь нет и в помине, просто миллионер отгородил этаж для того, чтобы создать комфортные условия для своего… кем Миша приходится Сергею Вениаминовичу? Племянником?
— Оксана, я замерз. Я хочу чаю, — сказал маленький калека. — Приготовь нам чай и подай, пожалуйста, в гостиную. Как вас зовут? — обратился ко мне мальчик.
— Можешь называть меня Женя, — разрешила я, усаживаясь на стул.
Оксана зыркнула на меня большими черными глазами. Видимо, ее не радовала перспектива подавать мне чай.
— Сначала тебе нужно переодеться, Мишенька, — притворно добреньким голосом возразила медсестра и взяла мальчика на руки. Она унесла его за ширму, усадила на столик вроде того, на котором пеленают младенцев, и принялась раздевать. Руки медсестры двигались проворно и умело, но мальчик все время морщился. Ширма была задвинута едва ли наполовину. Я поняла, что маленькому калеке неприятно, что его так бесцеремонно раздевают на глазах у чужого человека. Я отвернулась, а потом вообще встала и отошла к книжным полкам у окна. Чего там только не было! Книжки про Нэнси Дрю стояли вперемешку со справочниками по высшей математике, разрозненными томами Агаты Кристи, Чейза и совсем уж детскими — про Незнайку, Буратино и тому подобными. Это была не библиотека, а просто-напросто свалка. Как будто в эту комнату попадало то, чему не нашлось места внизу — там, где шла нормальная комфортная жизнь. Книги выглядели изрядно потрепанными — похоже, их действительно читали и перечитывали. Больше всего здесь было приключений, причем таких, которые современный ребенок вряд ли осилит. Скорее уж, это были книги времен детства Сергея Шишкина. Майн Рид и Фенимор Купер. Собрание сочинений Жюля Верна. Неужели ребенок, живущий в двадцать первом веке, способен прочесть «Из пушки на Луну»?! Серия книг польского писателя Шклярского о приключениях мальчика по имени Томек…
С рассеянным видом я обошла помещение, стараясь не очень таращиться по сторонам. Потом вернулась на стул и принялась крутить в уме и анализировать то, что увидела.
Комната сделана специально для инвалида. Дверные проемы, ведущие в другие помещения, широкие — как раз под коляску. Помещение нуждается в косметическом ремонте и выглядит довольно неухоженным — будто человек, которому поручено наблюдать здесь за порядком, относится к своим обязанностям спустя рукава.
В комнате есть компьютер — модель примерно двухлетней давности, довольно мощный, но он задвинут в угол и даже не включен в розетку. Миша явно не похож на современных детишек, которых за уши не вытянешь из Сети…
— Ну вот, я готов!
Миша, одетый в теплый тренировочный костюм, самостоятельно подъехал и устроился напротив меня. Оксана, недовольно поджав губы, прикатила столик на колесиках и принялась сервировать на нем чай. Я заметила, что чашки она достала парадные. Пользовались ими редко — внутри виднелся налет пыли.
Пока Оксана хлопотала, мальчик в упор разглядывал меня. Ну а я так же внимательно рассматривала маленького инвалида. Миша Шишкин явно был старше, чем мне показалось сначала. При первом взгляде на мальчика я дала бы ему на вид лет семь, но сейчас решила, что ему лет двенадцать — его глаза смотрели с таким выражением, какого не бывает у семилетних. Мальчик был болезненно худым, ножки в белоснежных носках неестественно свисали с коляски. Лицо бледное, с землистым оттенком. Волосы давно нуждаются в стрижке. Большие темные глаза. Взгляд человека, лишенного иллюзий.
Что, черт подери, происходит в этом доме, таком благополучном с виду?!
— Вы работаете на моего папу, да? Он вас нанял? А для чего? — спросил мальчик. Дикция у него была не очень — видимо, повреждена нижняя челюсть.
Ого! Значит, передо мной сын Сергея Шишкина…
— Я телохранитель. Охраняю Виолетту.
Мальчик едва заметно усмехнулся:
— Да, сестру надо охранять получше. А то она самой себе вред причинит, чего доброго.
Меня удивило это точное определение — за два дня, проведенных в Шишках, я сделала точно такой же вывод.
— А вы видели наших волков? — поинтересовался Миша.
— Только одну волчицу — Машку, — честно ответила я. — Она на меня прыгнула, представляешь? Хорошо, что там была сетка…
Глаза мальчика загорелись:
— Прямо бросилась, да? Сожрать хотела?
— Ну, это вряд ли. Скорее напугать.
Миша разочарованно вздохнул и сказал:
— А мне папа запрещает ездить в лес. Говорит, волки могут меня съесть.
— Миша, что за глупости ты говоришь! — вступила в разговор Оксана.
Мальчик так посмотрел на медсестру, что я поняла — отношения между этими двоими, запертыми в клетке третьего этажа, еще хуже, чем мне показалось сначала.
Девушка ушла за ширму и принялась там чем-то демонстративно греметь.
— Сама дура! — громко сказал мальчик. Медсестра сделала вид, что не услышала. Я встала, ополоснула чашки, вылив воду в кадку с пальмой. Миша прыснул в ладошку. Я налила нам чаю. Миша положил себе шесть ложек сахара и еще взял шоколадку. Пил и ел он равнодушно, коричневая слюна стекала у мальчика по подбородку, и я старалась не смотреть на него, чтобы не смущать. Подняв глаза от чашки, я встретила взгляд Миши — взрослый, все понимающий. Я взяла салфетку и протянула мальчику. Тот неловко утер подбородок.
— У меня челюсть сломана, — объяснил мне Миша. — Это после аварии.
— Ты попал в аварию? Тебя что, машина сбила?
Глаза мальчика вспыхнули.
Мне довольно часто приходилось общаться с людьми, получившими тяжелые травмы. Некоторые оставались инвалидами. Окружающие обычно стараются не затрагивать в разговоре с ними тему несчастного случая, чтобы не травмировать больного воспоминаниями. Но ведь несчастье для пострадавшего — единственная реальность. Именно это занимает его больше всего. Так какой смысл переводить разговор на другую тему, отвлекать больного от того, что ему действительно интересно? Чтобы уберечь себя от уколов вины и стыда?
— Расскажи мне про аварию, — попросила я.
— Ну, это давно было, — устроившись поудобнее, важно проговорил мальчик. Несчастье сделало его значимым, он в кои-то веки был в центре внимания. — Семь лет и четыре месяца назад. Я был маленький. Но все отлично помню. Мне было пять лет. Мы ехали в машине — мама, дядя Игорь и я. Мы ездили в загородный домик и возвращались в город. Дядя Игорь был за рулем. Мама о чем-то спросила его, он отвлекся… И мы не вписались в поворот. Мама и дядя Игорь погибли. А я остался инвалидом.
Так я и знала! Кажется, я знаю, кто такой этот самый дядя Игорь. Это Севастьянов, отец Юрочки и муж Изольды Николаевны… Значит, Севастьянов и супруга Сергея Шишкина погибли вместе.
Я обратила внимание, что мальчик рассказывает про смерть матери равнодушно — очевидно, Миша ее плохо помнил. Еще бы, большую часть своей коротенькой жизни он прожил в этом вот кресле.
— Папа сначала пытался меня вылечить, — продолжал мальчик свой рассказ. — Мы все время ездили по врачам. В Германии были, в Америке… но потом медики сказали, что ничего поделать нельзя. И вот уже два года я живу дома.
— Однажды я тоже получила травму позвоночника и не могла ходить. Только это было недолго — два месяца, — сказала я.
— Два месяца — это ерунда! — махнул рукой Миша.
Я кивнула. Хотя мне те два месяца вовсе не показались «ерундой». Я вспомнила свой панический страх перед врачебным обходом. Вспомнила ночи без сна, когда мысли совершают все тот же бесконечный круг: «Неужели это навсегда?», «Как мне теперь с этим жить?», «А может, добраться до окна и покончить разом с болью и страхом?».
Я восстановилась за два месяца. Врачи говорили, что это чудо, что у меня феноменальная воля к жизни… на самом деле это страх заставлял меня часами заниматься лечебной гимнастикой, а потом корячиться на тренажерах.
Мы обменялись понимающими взглядами.
Оксана выглянула из-за ширмы — девица явно подслушивала — и сладким голосом проговорила:
— Мишеньке пора отдохнуть!
Мальчик протянул мне через стол руку. Я пожала ледяную ладошку и встала.
— А вы можете хоть иногда приходить ко мне? — вдруг спросил мальчик. — Ну, когда вам не надо охранять Виолку?
— Я попробую, — ответила я. — Только, боюсь, это будет не так уж часто. Вообще-то я у вас в доме всего на две недели — до тех пор, пока твоя сестра не уедет в Лондон.
— Приходите, когда сможете. Я буду ждать, — твердо сказал Миша Шишкин.
Лифт доставил меня вниз. Я позвякивала в кармане ключами от машины и размышляла. Страшновато представить себя на месте маленького калеки. Без друзей, без родных, заброшенный собственными отцом и сестрой, оставленный на попечение малоприятной медсестры, которая с прохладцей относится к своим обязанностям, несмотря на щедрую оплату, которую, я уверена, определил ей Шишкин…
В столовой хлопотала Лилия Адамовна, накрывая стол к раннему завтраку. Войтек и Виолетта вышли из спальни девушки вместе. Из этого следовало два вывода. Спортсмен все-таки раздумал уезжать — это первое. И второе — эта Золушка мужского пола явно стремится упрочить свои позиции в семействе Шишкиных и очень старается. Не жалеет, так сказать, усилий… Во всяком случае, Виолетта выглядела довольной и веселой. За завтраком девушка весело щебетала о всяких пустяках. Вечером предполагался выезд в город.
— Знаешь, Виолетта, — сказала я, прихлебывая кофе, — сегодня я познакомилась с твоим братом.
Девушка со звоном отставила чашку. Кофе выплеснулся на скатерть.
— Каким братом? — приподнял брови Войтек. — Виола, я не знал, что у тебя есть брат!
— Он… Он очень болен, — сказала девушка, неприязненно глядя на меня.
— А где он? — поинтересовался Войтек.
— Здесь, на третьем этаже, — нехотя ответила девушка.
Войтек изумленно таращился на подругу.
— Я иду к себе, — Виола резко встала. — Попрошу меня не беспокоить.
— Почему ты мне никогда не рассказывала о брате? — не отставал Войтек. Вот болван! Да потому, дурачок, что для мадемуазель Шишкиной ты никто, красивая игрушка! И ваши отношения закончатся в ту самую секунду, когда ты станешь ей не нужен. Подруга чмокнет тебя в щечку и скажет: «Пока!» — на этом все и закончится. Хватит уже строить планы, как вы назовете ваших будущих детей…
Виолетта в сердцах бросила на пол скомканную салфетку:
— Да потому, что он калека! Он остался инвалидом после аварии!
— Прости, — Войтек попытался обнять подругу, но Виола передернула плечами, сбрасывая его руку. Девушка подошла к окну и проговорила, глядя на верхушки деревьев:
— Этот мальчик… Лучше бы он погиб, как мама. Да, знаю, жестоко так говорить… но для всех так было бы лучше. И для него тоже. Он пожизненно прикован к инвалидной коляске. Папа на него смотреть не может — сразу вспоминает маму и расстраивается. И я не могу им заниматься — я его почти не знаю. Он полжизни провел по больницам, а я учусь за границей… Простите.
И Виолетта скрылась в своей комнате.
— Женя, зачем вы ее расстроили? — укоризненно произнес Войтек. — Виола такая чувствительная.
Я ничего не ответила. Чувствительная, да. Волки значили для Виолетты Сергеевны гораздо больше, чем прикованный к инвалидному креслу двенадцатилетний брат.
Войтек флегматично пожал плечами и принялся за вторую булочку.
Во дворе послышался шум мотора. Я подошла к окну и проследила, как «Майбах» Сергея Шишкина въезжает в ворота. Вскоре сам миллионер вошел в столовую, потирая руки.
Шишкин поздоровался со мной, пару секунд смотрел на Войтека, словно вспоминая, кто же это такой, а потом крикнул: «Лилия Адамовна, чаю!»
Домоправительница захлопотала, расставляя чистые чашки. Хорошенькая девушка в белом переднике внесла на подносе чайник, молочник, лимон и горячие лепешки, явно только что из духовки.
Миллионер отхлебнул чаю, потом откусил лепешку и зажмурился:
— М-м-м! Обожаю! Именно то, о чем я мечтал последние сутки! Никто, кроме добрейшей Лилии Адамовны, не знает, что я больше всего люблю! Кроме, конечно…
Шишкин осекся и замолк. Мужчина сделал вид, что дело в слишком горячем чае, но мне показалось, что проблема в другом. Похоже, Сергей Вениаминович хотел сказать «кроме моей покойной жены»…
Шишкин молча пил чай. Лицо его было усталым. Я дождалась, пока он закончит чаепитие, и только тогда спросила:
— Сергей Вениаминович, можно с вами поговорить? Это касается Виолетты.
Шишкин вскинул на меня усталый взгляд, но доброжелательно ответил:
— Разумеется, Евгения.
Миллионер повернулся к Войтеку и по-английски попросил:
— Не могли бы вы оставить нас на некоторое время?
Тон Шишкина был безукоризненно ровным, фраза вежливой, но любой другой на месте Войтека воспринял бы это как плевок в физиономию. Дескать, ты вообще никто и звать тебя никак, иди погуляй пока…
Не тут-то было! Спортсмен как ни в чем не бывало поднялся и неторопливо покинул столовую. Удивительное существо! Никак не пойму — то ли он и вправду такая флегма, то ли ставки в его игре слишком высоки и ради них можно стерпеть и не такое…
— Я вас слушаю.
Миллионер сложил руки «домиком» и уставился мне в глаза. Минуту назад этот человек был едва жив от усталости и вот уже мобилизовался и готов к работе… Да, неудивительно, что именно он достиг в жизни успеха. Многие неудачники плачутся, что жизнь обносит их своими дарами. А готовы ли они вкалывать по двадцать часов в сутки, день и ночь думать о делах, не видеться с семьей и собственными детьми и тому подобное… В общем, жизнь отечественного миллионера трудна и опасна. Лично я бы не согласилась поменяться местами с господином Шишкиным ни за какие коврижки. Индейцы говорят: «Хочешь понять человека, походи хотя бы день в его мокасинах…» Благодарю покорно. Мне и в моих мокасинах неплохо…
Коротко и сжато, стараясь не тратить понапрасну драгоценного времени миллионера, я изложила Сергею историю нашей поездки в клуб «Колючий ананас». Виолетта будет в ярости, но ведь я ей не подружка. Я человек, которого наняли охранять девицу. И пусть я прониклась симпатией к своей юной подопечной, я просто не имела права скрывать от ее отца подобную информацию. Это было бы нарушением профессиональной этики, а такого я стараюсь не допускать.
Не могу сказать, что я никогда ее не нарушаю — врать не буду, случается и такое. Но уж никак не ради взбалмошной девицы…
Сергей Вениаминович ужасно расстроился. Не разгневался, а именно расстроился. Он попросил домоправительницу позвать Виолетту.
Девушка вошла в столовую и остановилась с видом провинившейся школьницы. Впечатление еще усиливали джинсы, кеды и клетчатая мальчиковая ковбойка — похоже, Виолетта собиралась навестить волков. Ну или тех, кто волков изучает.
— Виола! Что я слышу? — тихо проговорил Сергей Вениаминович.
— Уже настучали, да? — совсем по-детски огрызнулась Виолетта.
Шишкин вдруг закрыл лицо руками, и плечи его вздрогнули.
— Папочка! — Виолетта перепугалась не на шутку. Она подбежала к отцу и опустилась на коленки на пол рядом с его стулом. — Папа, не расстраивайся так! Я обещаю, я сделаю все, что ты скажешь!
Шишкин поднял голову:
— Виола, ты понимаешь, что ты — единственное, что у меня осталось? У меня нет больше любимой женщины, и сына я тоже лишился… У меня есть только деньги, мое дело и ты, Виолетта. Я не могу тебя потерять.
Девушка кивнула, глядя на отца испуганными глазами.
— Я понимаю, — дрожащим голосом ответила она.
— Тогда, прошу тебя, слушайся Евгению Максимовну. Не спорь с ней, не пытайся перехитрить. Евгения — профессионал экстра-класса, лучший в городе. Она обеспечит твою безопасность. Пока она с тобой, я спокоен. Ты все поняла?
Виола кивнула.
— Никаких фокусов!
Виола кивнула еще раз.
— И ключи от машины пока побудут у меня, — ввернула я.
— И ключами распоряжается Евгения.
Виола вздохнула и кивнула в очередной раз.
— Ну вот и хорошо! — Шишкин допил чай. — Бегите, займитесь чем-нибудь полезным, а у меня еще куча дел…
В этот момент с улицы донесся рев моторов и автомобильный сигнал.
Миллионер встал и подошел к окну.
— Ничего не понимаю, — растерянно проговорил Шишкин и поднес к уху затрезвонивший мобильник. Динамик был мощным, а голос говорившего громким и властным, так что до нас с Виолеттой доносилось каждое слово:
— Серега? Это Олег. Я тут у тебя перед воротами стою. Ну у тебя прямо крепость! Впустишь меня или как? Ничего, что я так по-простому заехал? Или надо было у секретутки твоей записаться за неделю? — голос в телефоне звучал насмешливо.
Едва заслышав этот голос, Шишкин побледнел. Глядя на миллионера, становился ясен смысл выражения «на нем лица нет». Шишкин обвел комнату и нас беспомощным взглядом, но, когда он заговорил, голос его звучал твердо и так же насмешливо:
— Конечно, заезжай! Сейчас распоряжусь. Надо же, не забыл еще дорожку в мои владения…
По внутреннему телефону Шишкин дал распоряжение охране открыть ворота, и во двор торжественно въехал целый кортеж. Впереди и сзади катили джипы охраны, а в середине плавно ехал до неприличия низкий автомобиль — не лучшее средство для перемещения по дорогам Тарасова, скажу честно. Плавные изгибы корпуса, гоночные фары… на хорошей дороге такая штучка разгоняется до трехсот километров в час. Вот только хороших дорог в наших краях нет. Диковинная машина остановилась. Дверца распахнулась наверх — как в «Делориане», что снимали в фильме «Назад в будущее». Так и кажется, что сейчас оттуда выскочит безумный профессор со встрепанными волосами…
Из автомобиля вылез высокий мужчина в серебристо-сером костюме, с копной светлых волос. Он остановился, разглядывая особняк. Я узнала этого человека сразу же — не далее как вчера я видела его в новостях.
— Это Краш, — сказал Шишкин. — Краш собственной персоной. Боже мой, что ему надо здесь? Он не был в моем доме лет десять… Виола, тебе лучше уйти к себе. Не хочу, чтобы он тебя видел…
— Но почему? — удивилась девушка. — Дядя Олег всегда хорошо ко мне относился. Я помню, как он меня на качелях качал… Это ведь вы с ним что-то не поделили, а не я. Так что я хочу с ним поздороваться.
Шишкин пребывал в таком шоке, что даже не стал спорить с дочерью. Тем более что гость уже входил в дверь, едва не задевая головой притолоку.
— Сколько лет, сколько зим! — приветствовал входящего Шишкин, и я поразилась самообладанию миллионера. Тот явно страшно боялся гостя, но не показывал виду. Голос был приветливым, интонации — естественными.
Краш оскалил белоснежные зубы — ровные и крупные, как у коня, и распахнул руки в шутливом объятии:
— На ловца и зверь бежит! А ты у нас редкий зверь, хоть в Красную книгу заноси…
Шишкин вздрогнул, но мгновенно взял себя в руки и ответил все так же шутливо:
— Да нет, я-то у себя в логове. Это ты у нас редкий зверь — столичный банкир. Давно ли яблоки воровал?
— Грешен, каюсь! — еще больше оскалился Крашенинников. — Только не забывай — вместе ведь воровали.
Тут столичный гость заметил девушку и воскликнул:
— Виола?! Это ты, что ли? Ну, глазам не верю! Шишка, ты гляди, какая красавица выросла! А я тебя помню вот такой куколкой!
— Здравствуйте, Олег Петрович, — вежливо поздоровалась Виолетта.
— Да какой я тебе «Петрович», зайка! Зови меня дядя Олег, как раньше, как в старые добрые времена, когда мы с твоим папкой были друзьями!
Прозвучало это слегка зловеще. Шишкин вздернул подбородок и твердо сказал:
— Девочку наши дела не касаются. Пойдем, побеседуем, раз приехал в такую даль…
— Погоди! Ты еще не со всеми меня познакомил! — продолжал представление Краш. — А это что за красавица? Неужели ты снова женился?
Судорога перекосила щеку Сергея, но ответил он ровным голосом:
— Нет, не женился. Это Евгения Охотникова, телохранитель.
— О! А я про вас слышал! — оживился Краш. — В Тарасове вы личность известная!
— Слушай, Олег, — не выдержал Шишкин. — Ты же приехал сюда поговорить? Ну, так давай поговорим уже. Нечего тянуть…
Краш мгновенно сделался серьезным.
— Давай, — кивнул он лобастой умной башкой, удивительно напоминая крупного пса. — Девочки, я не прощаюсь!
Столичный банкир вышел вслед за хозяином.
Виолетта с минуту таращилась на меня, потом сказала:
— Женя, я себе не прощу, если не услышу, о чем они говорят!
Мне тоже было любопытно, но я помотала головой и ответила:
— Мы останемся здесь.
— Но почему?! — взвыла Виолетта. — Краш приехал! Сам приехал к нам в дом — впервые за десять лет!
— Потому, — отрезала я. — Информация — это тоже оружие. Если она попадает в руки тех, кому не предназначена, она может стать опасной. Иногда смертельно опасной. Поверь, Виола, я знаю, о чем говорю.
О да! Совсем недавно я закончила дело под кодовым названием «Агентство «Пандора». Сотрудница клинингового агентства выпала из окна, но перед смертью успела сообщить случайным прохожим некую информацию. И бедняги сделались объектом самой настоящей охоты. Так что поговорка «меньше знаешь — крепче спишь» придумана неглупыми людьми. Кстати, в своей профессиональной деятельности я нередко становлюсь обладателем информации, не предназначенной для моих ушей. И всегда отношусь к этим сведениям — порой совершенно безвредным на первый взгляд, как к гранате «Ф-1» с выдернутой чекой. Я никогда не использую полученную информацию в личных целях, хотя пару раз могла бы неплохо заработать… Никому ее не передаю и вообще делаю вид, что я ничего не слышала. Как те три обезьяны: «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла…»
Так что я проследила, чтобы Виола не вздумала подслушивать под дверью. Разговор двух олигархов — штука интимная. Посторонним тут не место…
Виола надулась, но не пыталась протестовать. Беседа длилась минут пятнадцать, не больше. До наших ушей донеслась всего одна фраза. Краш не зашел попрощаться, как обещал. Но, проходя мимо двери столовой, столичный банкир произнес:
— Я тебя в последний раз предупреждаю, прекрати! А то я буду вынужден… Сам догадаешься или вслух сказать?
— Убирайся из моего дома! — тихо, но твердо отвечал Шишкин.
Краш сбежал по лестнице, во дворе взревели моторы, и кавалькада с визгом рванула с места.
Сергей Вениаминович вернулся в столовую. Миллионер был бледен и явно чувствовал себя неважно. Он то и дело машинально потирал левую сторону груди.
— Папа, тебе плохо? — вскинулась Виолетта.
— Все в порядке. Плесни мне бренди, детка, — едва слышно ответил Шишкин. На мой взгляд, мужчина нуждался в «Скорой», а не в спиртном. Но я стараюсь не давать советов взрослым людям.
Шишкин пригубил из стакана, и вскоре щеки его порозовели.
— Виолетта, ты немедленно возвращаешься в Лондон! — тоном, не терпящим возражений, сообщил миллионер.
— Папа! — взвилась Виолетта. — Мои каникулы еще не закончены! Я не была дома пять лет! Неужели ты меня выгоняешь?
— Я не выгоняю, — вздохнул Шишкин. — Я забочусь о твоей безопасности, девочка моя. Пока ты здесь, пока тебе угрожает опасность, я не могу быть спокойным. Забирай своего жиголо и первым самолетом в Шереметьево. А оттуда в Хитроу. Приедешь на следующие каникулы, вот и все.
— Папа, ты забыл! Я заканчиваю учебу!
— Не важно, — Шишкин потер висок. — Чтобы к вечеру тебя здесь не было!
— Интересно, — протянула задумчиво девушка, — что такого вы не поделили с дядей Олегом?
И тут Шишкин взорвался. Я еще ни разу не слышала, чтобы миллионер так орал. Он бушевал и топал ногами. Он кричал, что Виолетта — наказание, а не дочь. Он даже помянул покойную супругу, сказав, что она была бы очень расстроена упрямством своей девочки…
На этом месте Шишкин замолк. Несколько мгновений он таращился на непокорную дочь, а потом повалился на стол лицом вниз.
— Папочка! — завизжала Виолетта.
«Скорая» приехала быстро. Врачи без проблем поставили предварительный диагноз — обширный инфаркт и увезли миллионера в больницу. Это была не обычная «буханка» с красным крестом, а машина частной клиники. Но больница, куда положили Шишкина, была самая обычная. Именно там не так давно лежала моя престарелая тетушка Мила. Конечно, миллионеру будет предоставлена VIP-палата и пристальное внимание врачей… Девушка рвалась поехать в больницу с отцом, но Шишкин сам, лежа на носилках, схватил дочь за руку и шепотом попросил оставаться дома, в безопасности.
— Берегите ее, Женя! — едва слышно выговорил миллионер. Врач пообещал, что немедленно сообщит Виоле о результатах обследования, и больного увезли.
Виолетта уселась, бессильно уронив руки. Я налила ей немного бренди и вложила стакан в безвольную руку девушки. Ничего, у нее-то сердце в полном порядке! Виола машинально отхлебнула. Лилия Адамовна, утирая слезы, хлопотала у стола, собирая посуду.
Тут распахнулась дверь, и, позевывая, вошел Войтек. Каштановые волосы парня были встрепаны, на щеке виднелся след от подушки.
— А я вот вздремнул после завтрака, — простодушно сообщил спортсмен.
Виолетта размахнулась и швырнула тяжелый стакан прямо в голову парня. У Войтека оказалась отличная реакция — парень увернулся, стакан со звоном разлетелся вдребезги, осыпав спортсмена дождем мелких осколков.
— Виола, что случилось? — изумленно спросил парень.
— Убирайся немедленно! — завизжала Виолетта. — Я тебя ненавижу! Уезжай и больше не смей попадаться мне на глаза! Ты просто животное!
Дочь миллионера, рыдая, убежала в свою комнату и с треском захлопнула дверь.
— Мне кто-нибудь объяснит, что тут творится? — заморгал Войтек. — Все сошли с ума?
Я сжалилась над иностранцем и в двух словах пересказала, что произошло.
— Думаю, вам действительно лучше уехать, — подвела я итог.
— Тогда я пошел собирать вещи, — кивнул спортсмен. — Только, пожалуйста, вызовите мне такси в аэропорт. Я ведь очень плохо говорю по-русски.
Такси прибыло через час. Пока оно допиликало сюда от Тарасова, время перевалило за два пополудни. Войтек, уже в куртке, с небольшим рюкзаком за спиной, постучал в дверь комнаты Виолетты и сказал:
— Виола, я делаю так, как ты хотела — я уезжаю. Послушай, мне очень жаль, что так получилось. Я буду ждать тебя в Лондоне. Надеюсь, ты вернешься, и все у нас будет по-прежнему. До свидания, дорогая моя.
Из комнаты дочери миллионера не донеслось ни звука в ответ. Войтек пожал плечами, простился со мной и легко сбежал по ступенькам. Я проследила, как иностранец садится в такси и машина выезжает за ворота.
Что ж, как говорят у нас в России, скатертью дорожка! Честно говоря, я вздохнула с облегчением, когда Войтек укатил со двора. Виолетта совершенно его не слушалась, так что спортсмен был мне не помощник, а только источник постоянных проблем и раздражения. И вообще, чем меньше народу путается под ногами, тем проще мне выполнять свою работу…
Виолетта безвылазно сидела в своей комнате. Я слонялась по особняку, не зная, чем заняться. Отлучиться из дома я не могу — кто знает, что придет в голову моей подопечной… даже подняться на третий этаж к Мише я не рискнула. Маленькому инвалиду лучше пока оставаться в неведении относительно того, что случилось с его отцом. По крайней мере, я такие черные вести приносить ребенку не рискну…
Я прошла в библиотеку, взяла с полки самый растрепанный из детективов и устроилась в столовой — оттуда, если оставить дверь открытой, превосходно просматривался коридор, куда выходила дверь спальни Виолетты.
Я читала романчик, периодически сканируя коридор и окрестности. Мимо меня и мышь не проскочит!
Интересно все-таки, зачем приезжал Олег Петрович Крашенинников? Десять лет не был в доме школьного друга, а тут вдруг прикатил… Я знала страшный секрет олигархов — причину, по которой Краш и Шишка из лучших друзей превратились в заклятых врагов. Причина эта была — не поверите! — благотворительность…
Дело в том, что рано или поздно любой состоятельный человек начинает заниматься благотворительностью. Если он человек европейского склада, то мысль о том, что надо бы помочь обездоленным согражданам, возникает у него автоматически. Ну, типа как руки после туалета помыть.
Если миллионер — патриот и русофил, то в конце концов ему придется выстроить какой-нибудь храм, дабы замолить грехи, возникшие в период первоначального накопления капитала. Следом потянутся заботы о сиротских приютах, и олигарх примется спасать душу, попутно помогая сирым и убогим.
Ну а если нувориш окажется атеистом, бандюком или любителем радостей жизни — из тех, что спонсируют конкурсы красоты и дарят своим бабам красные авто и маленьких собачек, так и этого достанут — на каком-нибудь автосалоне бедолагу окружит толпа журналистов, и вопрос про благотворительность будет обязательно. Ну не отвечать же: «Что я — блаженный, всех кормить? Пускай сами барахтаются!» — так что, глядишь, и атеист вскоре уже дарит машины с ручным управлением ветеранам «горячих точек»…
Так вот, к концу двадцатого века оба школьных друга — Олежек и Сережа — были вполне состоявшимися людьми. Крашенинников уже ввел свой «Тарасов-сити-банк» в первую российскую сотню, но еще не покинул родных просторов. А Шишкин как раз приватизировал последний завод по производству присадок к моторным маслам, так что и у него все было хорошо. И тут оба приятеля задумались о вечном. И решили заняться благотворительностью. Причем мысль эта посетила сперва банкира. Краш поделился с другом планами, как здорово было бы оказать помощь детскому дому. К примеру, номер двенадцать — благо находился он почти в центре города и в помощи на тот момент явно нуждался. Шишкин покивал сочувственно и сказал, что идея — просто блеск. К тому же эти деньги потом можно преспокойно списать из налогов.
Когда Краш, согласовав сроки благотворительной акции с директором детского дома, прибыл в казенное учреждение с мешком подарков в сопровождении двух хорошеньких помощниц и прессы, банкира ждал неприятный сюрприз. Оказалось, аккурат накануне в детском доме номер двенадцать уже состоялась одна благотворительная акция, причем провел ее не кто иной, как Серега Шишкин. Он надарил детишкам игровых приставок и компьютеров — большая редкость по тем временам и дорогая к тому же. Так что Крашенинников с его мягкими игрушками выглядел бледновато. Детишки, конечно, радовались… Но не так, как могли бы.
Устраивать разборки из-за такого пустяка банкиру показалось неприличным, и Краш проглотил обиду. Через какое-то время банкир оттаял, забыл разногласия по вопросам благотворительности и даже пригласил Шишкина на охоту. Там, будучи под хмельком, Крашенинников рассказал другу о том, что собирается проплатить летний лагерь для учеников воскресной школы, а также взять на содержание команду юных футболистов — надо, мол, поднимать престиж отечественного спорта.
И что же? Повторилось то же самое безобразие. Шишкин самым бессовестным образом перешел дорогу приятелю. А юным футболистам и их тренерам было глубоко наплевать, кто именно платит, лишь бы помогали…
С этого момента дружбе миллионеров пришел конец. Пару раз они еще пытались затевать совместные мероприятия, но ничего хорошего из этого не вышло. Шишкин был хитер, как Одиссей, и все время норовил увести из-под носа у Краша «вкусную» тему. А Крашенинников был чрезвычайно обидчив и злопамятен, и каждый новый укус бывшего друга наносил банкиру незаживающую рану. Один пустяк, другой — и вот причин для обиды стало столько, что о дружбе пришлось забыть. Даже нормальные деловые отношения сделались невозможны.
Краш решил отомстить и прикупил себе местный телеканал. Специально нанятые люди искали, а зачастую попросту сочиняли компромат на Шишкина. Денег это стоило немерено, а толку было чуть — ведь Шишкин был не депутат, не чиновник. Он был производственник, и на народное мнение ему было глубоко плевать. Его деловые партнеры и так знали, на что он способен…
Шишкин поддержал игру и начал издавать газету. Газета называлась «Деловой Тарасов», но лучше было бы назвать ее «Жизнь гадины Краша». В отличие от Сергея Вениаминовича, репутация для банкира была важна. Он попытался прикрыть желтое издание, используя свои связи в правительстве Тарасовской области. Но не у одного Крашенинникова были связи в правительстве…
Начиналась гражданская война. У каждого из олигархов нашлись свои сторонники и свои противники. Слишком многие были связаны деловыми интересами как с Шишкиным, так и с Крашем. И не все из сторонников и противников привыкли решать свои дела в арбитражном суде. Затрещали выстрелы. Заполыхал заводик по производству моторных масел. В банк нагрянула внеплановая проверка антимонопольного комитета…
Кончилось тем, что бывших одноклассников вызвал к себе губернатор. Легенда гласит, что он сказал буквально следующее: «Этот город слишком мал для вас двоих, ребята… Одному придется уйти. Я сказал!»
После чего Олег Крашенинников покинул город, скрипя зубами от ярости и унижения. И десять лет здесь не бывал…
Историю вражды Шишки и Краша я узнала случайно. Точнее, выведала ее у одного знакомого журналиста. Я совершенно не собиралась никого посвящать в эту дикую историю. Во-первых, вражда олигархов — дело глубоко личное. Лезть в личные дела безнравственно. Не подумайте, что я издеваюсь — я действительно так считаю…
Во-вторых, и Шишкин, и Крашенинников — люди богатые и влиятельные. Я никому не посоветовала бы становиться у них на дороге. И пусть оба бывших приятеля носят хорошо пошитые костюмы и регулярно делают маникюр, это ничего не значит. Они сотрут вас в порошок так же легко и элегантно, как если бы вы были сделаны из мела. А мне в этом городе еще жить и работать…
На мой взгляд, эта история — яркая иллюстрация на тему «Все мы люди». Вот вы видите по телевизору господина Шишкина. Он открывает новый завод. Ну или банкира Крашенинникова — он мелькает на экономическом форуме в Давосе. Пускай на заднем плане, не важно. Смотрите вы и думаете: «Быть не может, чтобы у этого человека были хоть какие-то проблемы. Ну, кроме одной — куда потратить деньги». И будете не правы.
Олигархи, увы, точно такие же люди, как и вы. Да, они куда более волевые и умные, чем сантехник Вася. Да, они умеют подчинить человека своей воле и заставить его делать то, что нужно им в данный момент. Еще они привыкли принимать единственно правильное решение в стрессовых ситуациях. И брать ответственность на себя. И не боятся рисковать. И возможно, были когда-то верхушкой комсомольской элиты… И все! В остальном олигархи ничем не отличаются от простых смертных. Их так же мучает бессонница и обманывают жены. У них так же часто возникают проблемы со здоровьем. Их огорчают дети и любимые собаки. Их предают подчиненные и кидают друзья… В общем, хоть плачь!
И обиды и предательства действуют на сильных мира сего ничуть не слабее, чем на одинокую библиотекаршу, что поливает слезами страницы любовного романа. Просто они привыкли не подавать виду, вот и все. Так и эта вражда. Дурацкое недоразумение, немножко подлости, чуть-чуть злопамятности — и пошло-поехало.
Само собой, ни Шишкин, ни Краш ни за что на свете не признаются, в чем истинная причина их личной войны. Станут кивать на столкновение деловых интересов…
Но если Шишкин не выкарабкается, если миллионер умрет… Ставлю потрепанный том Агаты Кристи против бриллианта «Кох-и-Нор», что очень скоро все имущество Сергея Вениаминовича перейдет к его лучшему врагу.
