Глава 8

Трель звонка над входной дверью раздалась даже не через час, а через сорок пять минут. Этого времени мне вполне хватило, чтобы, усевшись за Алинин ноутбук, подключенный к Интернету, прояснить для себя некоторые вещи. Так как у меня имелся доступ к оперативным базам данных по Тарасову и области, я воспользовалась этим и пробила по Грицыну кое-какую информацию.

Итак.

Грицын Вячеслав Георгиевич, 1963 года рождения, уроженец города Покровска Тарасовской области. Окончил Тарасовский госуниверситет, биологический факультет.

По специальности, разумеется, никогда не работал. Ступени восхождения к нынешнему социальному статусу и благосостоянию таковы. В 1989 году открыл кооператив по продаже автозапчастей. В 1993-м зарегистрировал фирму «Надежда» с более широким профилем деятельности. В 1998-м открылся первый магазин-салон «Мадам Грицацуева». Судя по названию, себя господин Грицын, очевидно, видел в роли Остапа Бендера. Что ж, кажется, эта роль удавалась ему неплохо.

Сеть магазинов непрестанно расширяется. Помимо «МГ» («Мадам Грицацуевой»), Грицын владеет станцией технического обслуживания «Скат» («выросшей», очевидно, из кооператива по автозапчастям), а также является соучредителем частного охранного предприятия «Атос». На это последнее стоит обратить особое внимание, потому как именно в «Атосе», как выяснилось, работал уволенный ныне со всех постов мой первый знакомец Геннадий Геннадиевич Калинин.

Затем я просмотрела базу данных МВД и вот что узнала. Гражданин Грицын в 1990 году задерживался органами внутренних дел, а конкретнее — Заводским РОВД г. Тарасова… по подозрению в бандитизме. Ото! Вот тебе и О. Бендер, который, как известно, Уголовный кодекс очень даже чтил. Было возбуждено дело, но оно, однако, развалилось «за отсутствием состава преступления». Но даже не это привлекло мое внимание, а то, что в расширенном списке привлеченных по этому развалившемуся уголовному делу лиц фигурировала фамилия «Калинин». Очевидно, Ген Геныч с Вячеславом Георгиевичем старые кореши. Неудивительно, что Калинин так обиделся на Грицына за то, что тот его уволил. Наверняка ведь считает, что старым знакомцам, с которыми еще двенадцать лет назад дела делали и едва вместе на шконку не загремели, надо делать послабление. А Вячеслав Георгиевич, по понятиям Калинина, ссучился.

И вот сейчас этот «ссученный» гражданин производил звонки в квартиру, где я находилась на правах почти что хозяйки.

Я видела фото Грицына, когда просматривала данные на него. Но ракурсы Министерства внутренних дел — фас и профиль фигуранта в черно-белом варианте — не оставляли простора для лирических отступлений. В жизни Вячеслав Георгиевич оказался существенно симпатичнее.

Он вошел в квартиру, свежий, раскрасневшийся с мороза, в стильном бежевом пальто и кепке а 1а Лужков. Кепка его молодила. Потому что, когда он ее снял, бросились в глаза и залысины, и седеющие виски, и не в меру просторный блестящий лоб.

— Привет, Алька, — сказал он и довольно бесцеремонно чмокнул меня в губы, прихватив при этом за талию. Потом он как-то по-мальчишески шмыгнул носом, посмотрел на меня сначала анфас, потом в профиль. Но ничего не сказал. Я чуть отстранилась и приняла из его рук пакеты:

— Что это у тебя?

— Да я сам на кухню отнесу!

— Погля-а-адим, — растягивая слова, как Алина, произнесла я, — с чем к нам Вячеслав Георгиевич пожаловал.

— Что это ты меня как в протоколе величаешь? — улыбнулся он, снимая пальто и вешая его на вешалку. — Кстати, замечательно выглядишь. Сразу видно, отдохнула, помолодела душой и телом. Я слышал, ты опять баловалась пластической хирургией.

Не надо так часто, Алина. Это же страшно вредно для лица. Впрочем, все отлично. Отдохнула, отдохнула…

«Видел бы ты, гусь, как я сегодня ночью у твоего разжалованного дружка Гены Калинина отдыхала», — подумала я, а вслух сказала, жеманясь в довольно вульгарном ключе:

— Да-а? Помолодела? А что, разве до Австрии я старая была?

— Ну как же? Когда я тебя видел на твой день рождения, ты все жаловалась, что двадцать семь лет — это все, конец жизни, пора на помойку, и что, когда тебе исполнится тридцать, ты вообще не представляешь, как жить будешь. Правда, тогда же ты говорила, что надо начинать относиться к возрасту, как француженки: дескать, восемнадцать уже минуло. Ну и как там в загранке поживают? — весело спросил Грицын, вынимая из пакетов бутылку красного вина, бутылку шампанского, виноград, апельсины, ананас и несколько упаковок мясных деликатесов. — В Австрии-то… Ты там где была?

В Инсбруке? Или, быть может, в Сант-Антоне?

Я обнаружила, что не имею ни малейшего понятия о том, где именно я «была» в Австрии, поэтому ограничилась расплывчатым:

— Да так, везде понемногу. А поживают там, естественно, прекрасно. Только скучно очень.

— В России, конечно, веселее.

— Да уж конечно! — воскликнула я, снова вспоминая о вчерашних своих приключениях. — Ну что ты меня разглядываешь? Так сильно изменилась, что ли? Открывай вино, что ты его греешь!

— Изменилась… — сказал он после некоторой паузы. — Ты, Алька, себе нос, я смотрю, чуть подправила, как раньше хотела? Кажется, он сейчас поизящнее стал.

И вот еще глаза… Я же тебе говорил: не трогай веки, опасно.

— Но мне лучше?

— Пожалуй. Ты какая-то.., не такая стала. Новая, свежая.

«Э-эх, слышала бы тебя, друг любезный, настоящая Алина, — подумала я, — она бы тебе показала! Нос у меня, выходит, поизящнее, чем у нее. Само по себе это, конечно, не может меня не радовать, но как Алина я должна возмутиться».

— Нос, значит, тебе нравится? А он у меня и раньше ничего был, — капризным тоном заявила я. — А если ты думаешь иначе, так тебя, дорогой, никто не держит. Ищи себе другие носы…

— Ну-ну! — перебил меня Грицын. — Раскипятилась. Я шучу. Ты у нас всех на свете милее, всех румяней и белее.

Он налил мне в бокал вина, чокнулся и выпил. Потом спросил:

— Я вот о чем хотел поговорить. Что там за история со взрывом джипа, который я тебе подарил?

И этот туда же. Впрочем, неудивительно — событие в самом деле из ряда вон выходящее.

— Плохая история, — хмуро сказала я. — Совсем некрасивая. Мне, вообще-то, стоит поставить богу свечку, что в тот день я отдала машину Ирке Калининой.

— Да, я слышал, — хмуро сказал Грицын. — Мерзкая история. Надеюсь, Аля, ты не думаешь, что я пытался тебя убить, как это заявил мне господин Лукин. Позвонил уже после твоего отъезда за границу, наорал и вообще выставил меня идиотом. Любезный тип, ничего не скажешь.

— Та-ак, интересно, — протянула я, — и этот тоже полагает, будто ты причастен к взрыву. То-то он вчера так распинался.

Грицын недоуменно уставился на меня.

— То есть как это — «и этот»? — переспросил он. — И что значит — «тоже»? Что, есть еще кто-то, кто думает, будто я подарил тебе машину, чтобы взорвать ее потом? Ничего себе пиротехника — за пятьдесят тысяч баксов! У меня что, деньги лишние, что ли, такие фейерверки устраивать?

— Ты не кипятись, Слава, — проговорила я, — ну что ты так сразу? Мало ли кто что говорит.

Грицын покачал у меня перед глазами полусогнутым указательным пальцем и выговорил довольно агрессивно, четко разделяя слова:

— Я — хочу — знать — кто — так — думает. Слышишь, Алина Борисовна?

— Ну скажу я, скажу, успокойся. Так вот: к тебе имеет претензии один человек. Вы с ним, что называется, старые знакомые, а теперь он на тебя в большой обиде. Ты его, понимаешь ли, уволил, и он этого жеста не понял.

Грицын нахмурился:

— Погоди… Калинин, что ли? Генка? Он думает? Да ты что такое говоришь, Алина?

— Что знаю, то и говорю. Он, между прочим, не только так думает, но кое-что и делает уже. Но это еще не все. Он считает, что мы с тобой нарочно так все устроили, что в джипе погибла Ира Калинина, его сестра.

Грицын посмотрел на меня как на ненормальную.

— Он сам тебе такое говорил? Да в своем ли он уме? Ирка, торчушка хренова, и одной покрышки от колеса не стоила! Ради того, чтобы угробить ее, так рисковать — взрывать джип, да еще таким мудреным способом… У него, у Геныча, совсем, что ли, чердак сорвало? Глупец!

— Глупец не глупец, а я вчера из его теплого гнездышка возле Багаева еле ноги унесла, — сказала я. — Злой он, Гена, как черт. Не говоря уж об этом уроде Тугрике.

— А-а, — с недоброй интонацией протянул Вячеслав, — этот-то… Пусть он мне вообще на глаза не попадается. Удивляюсь, как я всю эту компанию во главе с Калининым раньше не попер в три шеи и с охраны салонов, и из «Атоса» вообще. Свинарники им только охранять. Свинарники! Да и то, если свиньи не подадут письменную жалобу.

Так что он говорит?

— Он пьяный был, — сказала я. — Говорил, что мы с тобой в сговоре, чтобы славную семейку Калининых извести под корень. Тоже мне, Рюриковичи нашлись.

— И какого черта ты дала этой Ирке машину! — взорвался Грицын.

— Слава, давай не будем, — уже совершенно освоившись в общении с ним, холодно проговорила я. — Что сделано, то сделано. Радоваться еще надо, что не я в тот день за рулем оказалась. А то сейчас сидела бы уныло под деревцем в раю. Или в аду тусовалась, что куда вероятнее.

Грицын почесал в затылке.

— Значит, так. Вопрос с Калининым я решу. Нечего этому уроду соваться куда не след. К тому же он стал сильно злоупотреблять. Раньше злоупотреблял моим доверием и алкоголем, а теперь только последним. Но тебе надо поберечься. Я слышал, у тебя и до Австрии возникали какие-то проблемы с безопасностью. Почему ты без телохранителя? Он здесь? Что-то я его не видел.

— Какой телохранитель?

— Ну как — какой? Николай, естественно. Ты его уволила, что ли?

— М-м-м.., можно считать, что и так.

— Зря. Хороший парень, квалифицированный. Ну ладно, незаменимых не бывает.

Чем твой кинематографический муж думает, не понимаю. У самого, поди, охраны как грязи.

— Да нет, один всего лишь. И довольно чистый. Это к вопросу о грязи.

— Ты что — и с ним уже, с эллеровским телохранителем… — подозрительно спросил Грицын, сопроводив свой вопрос довольно-таки двусмысленным жестом.

На это Алине следовало незамедлительно возмутиться, что я, собственно, и сделала:

— Так, дорогой гость! Ты, пожалуйста, выбирай выражения! И вообще фильтруйся.

— Не злись. Н-да… Ты все-таки действительно стала немного другая. Изменилась. Повзрослела, что ли? А то раньше иногда вела себя как сущий ребенок. Значит, так: если у тебя на данный момент нет телохранителя, то я тебе пришлю из «Атоса».

Лучшего выберу.

— Не стоит, — категорично заявила я. — У меня есть телохранитель, только ты его не видишь.

— Есть? — Грицын недоуменно огляделся по сторонам. — В самом деле? А где же он?

— Говорю тебе: ты его не видишь.

— Человек-невидимка, что ли? — усмехнулся Вячеслав Георгиевич.

— Можно сказать и так.

— Темнишь, Алинка. Но дело твое. Не хочешь — не надо, я два раза не предлагаю.

Если считаешь себя в безопасности, то прекрасно. А сейчас давай о делах больше не будем. Все-таки столько времени не виделись, а? — лукаво подмигнул он. — Выпьем, .закусим, потом дойдем до спальни… В общем, как обычно.

— Как обычно, — машинально повторила я.

Вопреки ожиданиям господина Грицына, «как обычно» у него не вышло. Под различными предлогами я побыстрее выпроводила его из квартиры, дабы не искушать судьбу. Вячеслав Георгиевич, выпив вина, стал неуемно весел и игрив, так что я только успевала уклоняться от его шаловливых, с позволения сказать, рук. Конечно, делала это не нарочито, с оглядкой, чтобы не выставить себя уж слишком неестественной скромницей, поскольку Алине Эллер скромность явно была чужда.

Грицын оказался довольно незамысловатым типом. По сути, это был обычный деляга, который благодаря оборотистости, нахрапистости и известной доле везения сумел сколотить состояние. Ничего загадочного он из себя не представлял и был весь как на ладони. Я даже сама удивилась, насколько легко он поддавался анализу.

И уж конечно, он был совершенно ни при чем, в смысле угроз жизни Алины.

Правда, утверждать это окончательно и бесповоротно я не имела права, но несколько моментов убедили меня в том, что мое впечатление, скорее всего, верно. Во-первых, Грицын не имел ни малейшего понятия о том, что еще до поездки в Австрию Алине угрожали.

А вот Лукин знал. О чем это свидетельствовало? Или о том, что Алина доверяет Лукину больше, чем Грицыну, или о том, что она не считала Грицына способным ей помочь. Даже, может быть, предполагала, что он может лишь испортить дело.

Скорее всего, так оно и было. А о Лукине я вспомнила недаром. О нем перед уходом заговорил сам Вячеслав Георгиевич. Он не скрывал своей досады и раздражения по поводу того, что я ему отказала в плане программы «как обычно», и заявил следующее:

— Ты, Алинка, после своей Австрии хоть и похорошела, да, кажется, стала какой-то недотрогой. Не пойму я тебя. Конечно, у них там на Западе феминизм капитальный, но зачем с них пример брать? Не в том их копируешь. А что это ты на меня так косишься? — Он стал рывками надевать пальто. — Как там поживает Лешка Лукин, дружок твой? Я его видел, он такой довольный шел, падла. Ничего, я ему башку откручу.

— Ты, Слава, списочек составь, кому башку откручивать собираешься, — посоветовала я. — Лукин — он человек беззлобный и для меня не опасный. Женился.

— Ага, — буркнул Грицын, возясь с обувью, — женился… На квашне на этой женился, Лидке толстой! Видел я ее как-то в салоне своем, она себе белье подбирала. Ей чехол от танка надо, а кружевное белье, оно на ней расползется сразу! «Женился»… Я бы на его месте тоже женился, если бы.., если бы своей денежной базы не имел.

— А что такое? — невинно осведомилась я.

— А ты прямо не знаешь, Аля! Первый день на свете живешь! Лукин, он ведь — марионетка Бори Оттобальдовича Бжезинского, папаши твоего. Куда ему папа Боря укажет — туда он носом и тычется. А тут — такая партия! С таким братцем, как у нее, Лешка Лукин на все глаза закрыл. И на ножищи ее толстые, и на климакс, и на характер сварливый, и на куриные мозги. Да я ж тебе говорил про ее братца-то… И Эллер, муженек твой, с ним знаком.

— Не припомню, — пробормотала я.

— Ну как же? — ехидно произнес Грицын. — Иван Ильич Куманов. Он же — Кум.

Поговаривают, что вор в законе и в столице в большой силе. Точно, конечно, не знаю, я к нему в послужной список не заглядывал, но напрасно такого говорить не будут. Ну, пока. Бывай! Злая ты сегодня.

— Как буду подобрее, обязательно позвоню, — промурлыкала я, чтобы не оставлять Грицына в таком взвинченном состоянии. Вдруг он мне пригодится?

Все-таки все мужики — дети. Богатые ли, бедные, юные и не очень. Стоило Славе услышать мои ни к чему не обязывающие слова, как он кашлянул, повозился в прихожей, а потом существенно более ласковым голосом спросил:

— И скоро подобреешь-то?

— Думаю, что да, — растягивая слова и губы в улыбке, отозвалась я.

— Ну, добрей!

И, чмокнув меня куда-то в угол рта, Вячеслав Георгиевич Грицын соизволил ретироваться.

— «Как обычно»… — пробормотала я ему вслед. — Эх ты!

Еще не хватало ложиться с ним в постель. Пока он ничего вроде и не заподозрил, но определить разницу в поведении женщины можно без проблем. Особенно если учесть, что при занятиях сексом отключаются мозговые центры, ведающие контролем над мимикой и моторикой. Разоблачил бы меня в два счета!.. Нет-нет, совсем уж тесно общаться с Грицыным не стоит.

После его ухода я, удобно расположившись в кресле, крепко задумалась.

Поразмышлять было над чем, хотя вот пищи для конкретных выводов было не так много. К тому же в этой сплошь неудобоваримой «пище» появились два новых продукта или ингредиента, как угодно. Во-первых, Коля Серов, телохранитель Алины и заодно любовник, а во-вторых, Иван Ильич Куманов, по прозвищу Кум, который нежданно-негаданно оказался родным братом Лидии Ильиничны Лукиной, жены Алексея Лукина. Черт знает что!..

Черт не черт, а я Куманова определенно знала. Не лично, но по многочисленным данным, по слухам и через третьих лиц, которые в большинстве своем уже перестали топтать землю на теперешний момент. Куманов-Кум был мужчиной суровым и серьезным. Действительно, он был вором в законе, но не старой формации, а новокоронованным — уже в постсоветское время.

Биография у Куманова довольно пестрая и неоднозначная, как у многих лиц его социального статуса и занятий. Впрочем, биография эта может быть описана занудной довольно-таки схемой, о которой имеет представление, хотя бы по сериалам бандитским, любая старушка-домоседка: преступил — сел — откинулся с зоны — поднялся — стал «смотрящим» по региону.

Кум являлся «смотрящим» сначала в Самарской губернии, потом в нашей Тарасовской, был «положенцем» по Калмыкии, долгое время имел долю в российско-казахском нелегальном транзите, идущем через Тарасов на Москву и Питер. Сейчас же, насколько я знала, Кум от дел отошел и жил себе спокойно в Москве, не влезая особенно в криминальную сферу, в большой бизнес и политику.

По крайней мере, так считалось официально. Как обстоят дела на практике, знают наверняка немногие, а я к тем немногим на данный промежуток времени не относилась.

Кум — родственник Лукина и знакомый Эллера? Вот не знала! Спасибо Грицыну — просветил, провел среди меня разъяснительную работу.

А еще Леонард Леонтьевич и Сережа Вышедкевич почему-то не упоминали о Коле Серове, который был весьма близким телохранителем Алины Эллер. Только почему — был? Он и сейчас — есть. Но не в России.

И о Куманове Иване Ильиче не упоминали, хотя помешанный на безопасности Сережа Вышедкевич назвал мне вроде бы всех из окружения Алины, кто мог оказаться потенциально опасным. Неужто он не знал о такой малости — о наличии у гражданки Лукиной, в девичестве Кумановой, брата, столь известного в криминальном мире, и о знакомстве с ним своего охраняемого объекта Эллера? Не может быть, чтобы Вышедкевич выпустил из внимания такие важные сведения. Тем более что Лукин и его жена вхожи даже в дом семейства Бжезинских-Эллер.

Я набрала номер Сережиного мобильного и, дождавшись ответа, проговорила:

— Это я. Послушай, Вышедкевич, тебе известно, что жена Алексея Лукина Лидия Ильинична имеет девичью фамилию Куманова? Примечательная такая фамилия, особенно для того, кто знает криминальную карту России.

— Известно, известно, — сказал Вышедкевич. — Кстати, я сам тебе собирался позвонить как раз именно по этому поводу.

А то я сам бы тебя упредил.

— Вот как?

— Да. Поступила, видишь ли, информация, что Кум приезжает к нам в Тарасов.

Я помолчала. Важность новости сложно было переоценить. Один из воротил преступного мира, бывший или действительный, приезжает в наш город из Москвы.

Просто так подобные поездки не предпринимаются. Люди вроде Кума предпочитают как можно меньше переезжать с одного места на другое и знают цену насиженному «гнездышку». И если Кум едет в Тарасов, то это не просто так.

— Куманов знаком с Бжезинским, верно? — поинтересовалась я.

— Они партнеры в преферанс и на бильярде. Каждый раз, когда Борис Оттобальдович бывает в столице или Кум приезжает сюда.

— Понятно, — сказала я. — Наверное, опасаясь Бжезинского, наш Лео-Лео заочно боится и Кума?

— Его-то он боится больше всего.

— Что так? По слухам, Кум — меценат и много средств жертвует на искусство. В частности, на кино.

— Только средства уж больно сомнительные, — сказал Вышедкевич, смеясь. — Хотя Леонард Леонтьевич, конечно, не преминул бы тут процитировать императора Веспасиана, мол, деньги не пахнут.

— Ага. Non olet pecunia, если обратиться к языку оригинала. Ладно. С Кумановым пока что прикрыли. А вот что ты скажешь мне о некоем Серове? И почему о его существовании я не знала раньше, хотя это имеет прямое отношение к поставленным передо мной задачам?

— Значит, так, Женя, — сказал Сережа, — при Эллере о Серове даже не упоминай. Конечно, он догадывается, что у Алины было и есть много любовников, однако же с существованием Грицына и, скажем, Леши Лукина он легко мирится, а вот Коля Серов вызывает у него припадки бешеного гнева. Серов — старый знакомый Алины.

Скользкий тип, я тебе скажу. Он сейчас с ней в Австрии, как ты сама понимаешь. Коля Серов — ее личный охранник. Настолько личный, что постельные увеселения с ним Алиночка снимала на видео.

— Я нашла эту кассету.

— Нисколько в этом не сомневался.

Съемки там, конечно, красочные, сочные, но наш режиссер, хоть и любит в свои фильмы вставлять откровенные любовные эпизоды, сцен с участием своей жены не одобрил бы. Если хочешь его угробить, покажи ему кассету. Но все-таки я тебе этого делать не советую, потому что… Не советую, словом. И о Коле Серове упоминать тоже не советую. Кстати, Леонард Леонтьевич усиленно порывался Колю уволить. Не получилось. Алина так прямо ему и заявила: тебе нравится твой охранник — ну, то есть я, — а мне нравится мой, то есть Коля.

Кстати, в то время появилось несколько грязных статей о «голубизне» Леонарда Леонтьевича, а он к «желтым» СМИ очень болезненно относится. Так что своим заявлением Алина в кон попала. Эллер и без того Серова недолюбливал, а после демарша жены — так просто возненавидел. Понимаешь? И больше не будем о Серове. Леонтьичу и без Коли сейчас несладко. А вот Кум…

— Кум — человек серьезный. Просто так в Тарасов приезжать не станет.

— Это верно. Будем начеку.