Глава 6
Костя сам нашел нас ближе к вечеру.
— Ну как? Пойдете с нами? — спросил он.
— Да, конечно, — ответил Виктор Владимирович.
— У меня сейчас экскурсия со студентами, — сказал Костя. — Мы сначала отправимся на болото. Это километрах в двух отсюда. Там тоже можно взять пробы. А потом спустимся к Чалымке. Там, дальше, хорошее илистое дно — самое то для сбора бентософауны. Так что материал у вас будет. Но если вам не хочется идти, я просто могу дать задание студентам, они все сделают. Ваш отец останется доволен.
— Ну, почему же? Нам очень даже интересно. К тому же, по-моему, это просто замечательно — совершить прогулку на природе. Когда трогаемся?
— В пять. Я дам вам резиновые сапоги, на болоте они необходимы.
— Отлично, тогда пойдемте собираться.
* * *
И вновь переправа, и вновь поросшие степной травой холмы. Я приглядывалась к студентам, размышляя, кого бы так ненавязчиво подвергнуть опросу.
Наконец мы достигли долины, на дне которой располагалось болото. Здесь пахло полуразложившейся растительностью и влагой. Воздух, несший эти запахи, был намного теплее, чем тот, что окружал нас в данный момент.
Над болотом вились стрекозы, мошкара и прочая нечисть. Камыши только-только начали пробиваться к свету в гуще прошлогодних, отживших свой век собратьев. Ближе к центру болота желтели крупные ярко-желтые цветы.
— Что это за цветы? — спросила я у Кости.
— Купальница лесная, кстати, очень приятно пахнет.
— Дайте мне скребок и баночки, — попросил Виктор Владимирович. Было видно, он неплохо разбирается в вопросе. Что, впрочем, не представлялось мне удивительным, так как отец занимался этим всю жизнь и наверняка многому научил сына.
Костя позвал одного из студентов, и вскоре просьба сына ученого была исполнена. Виктор Владимирович облачился в охотничью одежку и полез в болотную жижу. Я осталась на бережку слушать кваканье лягушек. И наблюдать, как мой клиент играет свою роль. Приподнимает при помощи скребка, который представлял собой некую помесь сачка и лопаты, какую-то грязь со дна, промывает ее и складывает оставшуюся массу в баночки.
Пришла пора пообщаться со студентами. К тому же я полагала, что опасность Виктору Владимировичу в данный момент не грозит и можно слегка отвлечься. Я направилась к кучке студентов, которым не достался ловчий инвентарь, вот они и валяли дурака на берегу, дожидаясь очереди.
— Привет, — сказала я и устроилась поближе.
Студенты с любопытством меня оглядели и одарили ответным приветствием. Один даже вызвался со мной поговорить.
— И много у нас в Тарасове женщин-телохранителей?
— Нет, — призналась я, — немного.
— И как оно?
— Ничего.
— Мне бы такого телохранителя! — усмехнулся студент, обращаясь скорее к своим товарищам, нежели ко мне. — Ходил бы себе довольный по городу и в три, и в четыре часа ночи!
— Ладно тебе! — отмахнулся другой студент. — Я вот хожу без телохранителя — и ничего.
— Это как повезет! — сказал третий. — Можно всю жизнь ходить — и ничего, а можно разок прогуляться и таких пряничков отхватить, что о-го-го!
— Просто на роже у некоторых людей написано «бей меня!», вот что! — заявил четвертый. — Карма у них такая, понимаете?
Пока я была как будто в стороне, но не оставила надежды вступить в контакт.
— И как вам в университете учится? — спросила я, обращаясь к одной из студенток.
— Да так, ничего. Во время сессии геморройно, а в остальное время — не жизнь, а малина.
— Ну, сессия у студентов — вечная тема.
— Уж точно.
— А взятки у вас за экзамены не берут?
— О! — поднял руку вверх тот студент, который мечтал бы иметь такого телохранителя, как я. — Есть у нас один товарищ. У пацанов берет деньги, с женщин — натурой!
— Как это — натурой?
— А так! — студент усмехнулся. — По-французски — трояк, классически — четверка, а чтобы на пятерку постараться, надо изобразить перед Леонидом Анатольевичем… хм-м-м… ракообразное. И я даже знаю, кто таким вот зоологическим способом пятерку заработал.
Все покосились на девушку с очень привлекательной, с мужской точки зрения, фигурой, которая, нагнувшись, что-то вылавливала в болоте.
— Вот примерно так и выглядят ракообразные! — хихикнул кто-то.
— Слышала я, скандал какой-то был… фамилию только забыла…
— Думин, вот какая у него фамилия. Это же всему универу известно! Специальное собрание факультета было, и Марков — ну тот, которого грохнули, — выступал, хотел добиться увольнения Думина. Да куда там! Замяли дело. У Думина взяли честное слово. Да только честное слово у него…
— Думин принципиален! — хмыкнул какой-то студент. — Он слово дал, а в душе остался бунтарем. Как Галилей. А все-таки ракообразные вертятся!
Студенты дружно рассмеялись.
— А мог Думин убить Маркова?
— Да кто ж его знает? — ответил студент. — Вполне может быть. Марков ведь поклялся, что во что бы то ни стало, рано или поздно, а выведет Леонида Анатольевича на чистую воду. Думин, конечно, ему заявил, что грязной воды больше не может быть в принципе, но… Горбатого могила исправит. Все могло быть. Слушайте, а ведь ваш клиент — сын Владимира Николаевича!
— Ну и что?
— Ну как! Он ведь за Маркова и сидит! Может быть, зря я языком трепал…
— Вообще-то я тебя не допрашивала, — заметила я. — Ты все сам рассказывал.
— А может, ты обучена скрытый допрос вести? Незаметно, незаметно, вроде дружеская беседа, а человек уж все сам открыл.
Студент поморщил нос. В это время к нам подошел Костя в сопровождении группы отработавших студентов.
— А вы что бездельничаете? — прикрикнул он. — Марш работать!
Костя обратился ко мне:
— Не устали от общения с нашими студентами?
— Имела очень приятную беседу.
— Вообще-то они — хорошие ребята, только вот учиться не хотят…
— С кем не бывает. Или вы в студенческие годы были лучше?
— Я в студенческие годы был разгильдяй и пофигист, — признался Костя.
— Ну вот. А вы говорите!
Где-то вдали прогремели один за другим три выстрела.
— Дмитрич с Сергеичем опять на зайца пошли, — устало вздохнул Костя.
К шести часам студенты работу закончили. Костя потрудился забраться в самую глубь болота, нарвал купальницы и вручил букет мне. Пахли цветы и правда изумительно — лесом, прелой свежестью. Виктор Владимирович также закончил сбор неизвестно кому нужного материала.
— Как дела, Евгения? — осведомился он.
— Все в порядке. У меня такое чувство, что миссия выполнена.
Я лукаво поглядела на клиента.
— Нам надо еще собрать материал из Чалымки, — сказал Светин и слегка склонил голову, пытаясь показать мне, что понял меня правильно.
Вместе мы спустились к реке, где Виктор Владимирович продолжал добросовестно играть свою роль. Я же осталась скучать на берегу, наблюдая, как торопливо снует по противоположному берегу то в одну сторону, то в другую птичка трясогузка.
Наконец настала пора отправляться назад в лагерь.
— Эх, и достало же меня это! — чертыхался Виктор Владимирович, переобуваясь в обычные кроссовки.
— Главное — материал набрали! — многозначительно усмехнулась я.
По дороге мы с Виктором Владимировичем переговорили и решили, что останемся в лагере на ночь, а с утра пойдем на электричку и вернемся в Тарасов.
Перед самым лагерем произошло одно неприятное событие. Виктор Владимирович не удержал-таки равновесие и свалился с бревна в Чалымку. Какая-то девушка-студентка от неожиданности вскрикнула. Река была неглубокой, однако промок мой клиент основательно. А главное — запасных штанов и кроссовок он не взял. Зря он все-таки снял с себя снаряжение! Вышел бы из воды сухим. Все-таки на природе городская обувь не всегда бывает самой удобной.
Виктор Владимирович пересек оставшийся участок реки вброд.
— Бегом в лагерь! — скомандовал ему Костя.
В лагере нас встретил Вячеслав Дмитриевич.
— А, искупались? — почти обрадованно заметил он. — М-м-м-а! — приложил пальцы к губам. — Классика! Скорее к костру!
У костра Валерий Сергеевич преподнес Виктору Владимировичу жестяную кружку со спиртом.
— Пей! — приказал он.
— Все? — удивленно спросил Светин.
Мне припомнилась история о девочке-первокурснице.
— Как можно больше!
— А запить?
— Занюхаешь!
Виктор Владимирович пил морщась, кадык его то поднимался, то опускался. А я размышляла о том, какие все-таки грубые люди эти биологи.
Когда процедура оздоровления была закончена, Виктору Владимировичу вручили уже приготовленные сухие штаны, носки и ботинки. Виктор Владимирович переоделся. Вячеслав Дмитриевич установил над костром нелепое сооружение из палок, к которым самым немилосердным образом пристроил наспех выжатую одежду моего клиента — сушиться.
Вечер прошел спокойно. Были песни у костра под гитару, спиртное, жаркое из зайца и какая-то похлебка, приготовленная дежурными студентками, явно не награжденными богом поварским талантом. Короче, все так, как описывал Виктор Владимирович. А вот ночью, когда все уснули, случилось неожиданное.
Среди прочего у биологов нашлась отдельная палатка и пара спальников. Все это добро предоставили в наше с Виктором Владимировичем распоряжение. Мы разбили палатку сразу после ужина, но отправились спать в числе последних, когда гитарист, чрево которого, казалось, способно было вместить неограниченное количество водки, все же выдохся.
Я уже почти уснула, когда услышала, что Виктор Владимирович освобождается из объятий спальника и собирается покинуть палатку.
— Вы куда? — спросила я.
— Нужда.
— Не опасно?
— Да какая может быть опасность? Здесь полно народу! Все свои!
— И правда, — сказала я, подумав, что, действительно, в таком людном месте вряд ли кто решится на покушение. То была моя ошибка.
Сначала меня насторожил шум ломающихся веток, донесшийся сзади, метров за пятьдесят от палатки, в которой находилась я. Потом я отметила, что шум долгое время не прекращается, а моего клиента все нет и нет. Все это меня насторожило, однако пикантность ситуации некоторое время не позволяла мне решиться проверить, в чем дело. Наконец я не выдержала и отправилась на разведку.
Источник шума располагался в кустах. У меня создалось впечатление, что кто-то ведет там борьбу, и скорее всего там был мой клиент. Не раздумывая больше ни секунды, я бросилась на подмогу.
Сражающиеся, похоже, были столь увлечены битвой, что не заметили моего приближения. А приближалась я, надо сказать, очень шумно. Ветки трещали под ногами так, словно через кусты продирался не человек, а стадо слонов.
Двое незнакомцев — лиц их было не разглядеть, так как на голову они нацепили черные женские чулки, — пытались одолеть Виктора Владимировича. Последний, надо сказать, не плошал, а отчаянно сопротивлялся. Я даже удивилась, откуда у него взялась сила до сих пор противостоять сразу двум, причем не слабым, надо сказать, парням. Все-таки истина, что инстинкт выживания — один из самых мощных, заложенных природой в человека.
Когда я приблизилась вплотную, негодяи наконец почувствовали неладное. Один из них обернулся в мою сторону, и я, не давая ему опомниться, нанесла удар носком ботинка прямо в лоб парня. Покушавшийся на жизнь моего клиента отпрянул. Однако на меня тут же бросился второй. Я произвела «вертушку», и мой противник неуклюже рухнул прямо в гущу колючих веток. В этот момент на ноги поднялся Виктор Владимирович.
Окончание схватки не заставило долго ждать. Первый сраженный мной человек в маске бросился на Светина, но я отбила его атаку ударом кулака в висок. Реакция нападавшего оказалась неожиданной. Он развернулся и со всех ног бросился наутек, прямо через колючие кусты. Я не стала пускаться за ним в погоню, а решила вместо того разобраться с оставшимся негодяем.
Но не тут-то было! Человек в маске перехватил мою руку, вывернул ее самым коварным образом, и я потеряла равновесие. Упала я неудачно, ударившись головой о ствол дерева. Голова моя закружилась, сознание помутилось. Когда я пришла в себя, противник уже удирал следом за своим напарником. Виктор Владимирович сидел на корточках, рассеянно озираясь по сторонам.
— Опять ушли? — грустно спросила я.
Виктор Владимирович кивнул.
— Не стоит за ними гнаться, Евгения Максимовна, — сказал он. — Я устал, а один оставаться не хочу.
На этот раз кивнула я:
— Пойдемте, Виктор Владимирович в палатку. Не беспокойтесь, я буду нести вахту.
— Вы в курсе, Евгения, что они набросились на меня с ножами?
— Я не заметила никакого оружия.
Светин усмехнулся.
— Я выбил ножи у них из рук. Не представляю, как мне это удалось…
— Инстинкт выживания, — философски изрекла я.
* * *
Виктор Владимирович проснулся рано. В шесть утра. Вполне возможно, он не сомкнул глаз всю ночь, но я не стала уточнять подробности.
— Доброе утро, — поприветствовала я.
— Доброе… — Похоже, Светин не был согласен с моей формулировкой, такая у него была интонация.
— Когда ближайшая электричка на Тарасов? — спросила я.
— В восемь тридцать, если не ошибаюсь.
— Времени еще полно.
— Но оставаться здесь я больше не желаю. Как-то мне здесь жутко.
— Да, второй раз вы переживаете нечто кошмарное…
Светин махнул рукой.
— Что мы предпримем в дальнейшем? У вас наверняка имеется очередной план.
— Конечно. Но только… Вы можете меня проводить на то место, где было совершено убийство?
— Да. Это будет неприятный поход, но… Какая разница! Я ведь предупредил народ, что мы уйдем рано утром, не дожидаясь остальных.
— Давайте не будем терять времени и начнем собираться.
* * *
Переход по холмам выдался долгим и нудным. В течение всего времени, которое он занял, я с тоской думала от том, что назад придется идти той же дорогой, только лагерь окажется не конечной остановкой. Виктор Владимирович словно прочел мои мысли.
— Обратно в лагерь мы возвращаться не будем. Тут есть платформа — километрах в трех от того места, где произошло убийство. Билетов мы, конечно, там не купим, но в электричку сядем.
Наконец мы добрались до пункта назначения. Это было ничем не примечательное местечко, кругом все то же, что мы встречали и раньше, прогуливаясь в пойме реки Чалымки, — с одной стороны холмы, лесок, с другой — очередное болото, чуть пониже — сама Чалымка, серебристая, с желтоватым оттенком извивающаяся змейкой лента.
— Вот здесь это и произошло, — показал Виктор Владимирович. — А зачем вам? У вас какие-нибудь догадки на сей счет?
— Нет. Пока нет, — задумчиво ответила я. — Просто хотела выяснить, где это, чтобы потом привести сюда подозреваемого. Я хочу посмотреть на его реакцию.
— И кто ваш подозреваемый?
— На данный момент — Думин Леонид Анатольевич. А у вас есть другие варианты?
— Пока нет.
— Вот и у меня тоже…
* * *
К десяти утра мы были в Тарасове. Пока мы тряслись в электричке, я тщательно разработала дальнейшую стратегию расследования и, прибыв домой, приступила к выполнению первых этапов задуманного. Во первых, я приняла решение попросить своего старого знакомого Володю Курамшова временно заменить меня на должности телохранителя. Я позвонила Курамшову, обратилась к нему с просьбой и, дождавшись согласия, попросила его приехать по соответствующему адресу. Курамшов обещал заехать часикам к трем дня. Чтобы не тратить драгоценные часы зря, я сделала еще один звоночек — Жене Басенкову. Попросила его пробить номер и адрес Думина. Я решила, что называется, «клеиться» к скандально известному преподавателю.
В условленное время приехал Курамшов. Я обсудила с ним проблему, и Володя не отказал мне в содействии. Пока я беседовала с Курамшовым, позвонил Басенков. Как всегда, информации он предоставил с избытком. Так что жаловаться мне было не на что. В пять вечера я оставила дом Виктора Владимировича Светина, намереваясь прежде всего навестить свою любимую тетушку и там переодеться, а уже потом пускаться на поиски приключений.
* * *
Давно мне не приходилось играть роль на столь высоком уровне, на каком я собиралась это делать сейчас. Но вспоминать время от времени о своих талантах необходимо. И сейчас как раз имеется веский повод для этого.
Я сидела на корточках рядом с подъездом Думина, изображала из себя человека, напрочь сраженного горем. Отсутствующие глаза смотрели на шевеление темно-зеленой листвы в кроне тополя, торчащего напротив. Одета я была просто и романтично. Этакая задорная девчонка, у которой неожиданно что-то оборвалось в жизни. Джинсы, рубашка, завязанная у пояса, и бейсболка. Я надеялась произвести на Леонида Анатольевича несколько особое впечатление.
В половине седьмого я увидела Думина. Он точно соответствовал внешности, которую описал мне Басенков, — удлиненное лицо, лихо закрученные усы и слегка вьющиеся, с сединой, волосы. Надо сказать, выглядел Леонид Анатольевич очень даже ничего. Высокий, статный, не лишенный обаяния. Я уронила голову на руки и принялась судорожно вздрагивать всем телом с определенными интервалами, имитируя всхлипывание. Зная характер Леонида Анатольевича — по крайней мере, таковым его мне представляли, — можно было предположить, что он клюнет на подобную провокацию.
И я не ошиблась. Оказавшись рядом, Думин немедленно обратился ко мне:
— Ваш вид, девушка, вызывает у меня содрогание.
Я сделала вид, что не слышу, и принялась «всхлипывать» пуще прежнего.
— Хотите, я сделаю так, чтобы вы перестали плакать? — не унимался Леонид Анатольевич.
Я уж совсем зарыдала. Кажется, мне даже удалось выдавить из себя слезу.
Леонид Анатольевич взял меня за плечи.
— Ну же! — подтолкнул он. — Посмотри мне в глаза!
Я подняла голову, выполнила просьбу Думина и тут же вновь отвернулась.
— Что произошло? — продолжал спрашивать Думин. — Скажи! Тебе станет легче. Быть может, я смогу тебе помочь.
— Мне никто теперь не сможет помочь! — изрекла я киношную фразу.
— В таком случае — я хотя бы попытаюсь утешить.
Леонид Анатольевич протянул мне руку.
— Вставай. Пойдем, я угощу тебя вином. Тебе станет легче.
— Хочу напиться, — стараясь придать голосу как можно большую обреченность, заявила я.
— Ну, напиваться не стоит, а чуть-чуть вина выпить можно вполне.
Я отметила про себя, что Леонид Анатольевич вовсе не навязчив, как большинство бабников, и совсем не выглядит откровенно глупо и пошло, что тоже весьма характерно для лиц, относящихся к вышеупомянутой категории. Напротив, он сейчас вел себя как очень даже галантный кавалер.
Думин куда-то меня вел, не переставая развлекать.
— Плакать не надо, — рассказывал он. — Безвыходных ситуаций не бывает. Просто надо бороться до конца. Знаешь ли ты, что все в твоих руках?
Я покачала головой:
— Нет. Я ничего не могу поделать.
— Глупости. Хочешь, я угадаю, что у тебя стряслось?
Я молчала.
— Ты рассталась со своим молодым человеком.
— Да, — мрачно ответствовала я. — Причем навсегда.
— Все в твоих руках.
— Нет.
— Ты можешь вернуть упущенное.
— Нет.
— А хочешь притчу?
— Ладно, послушаю.
— Жили были старик да старуха. Старик любил старуху, а старуха старика — видеть не желала. И вот однажды упал старик перед старухой на колени и говорит: «Помилуй, старуха! Есть ли хоть что-нибудь на свете, что может заставить тебя меня полюбить?» Старуха отвечает, лишь бы отвязаться: «Да. Принеси мне цветок, о котором ни в одном сказании не сказано, ни в одном писании не написано. Тогда я тебя полюблю». И отправился старик на поиски. Обошел весь белый свет — нигде нет цветка, который просила старуха. Все цветы переписаны да переучтены. И вот в отчаянии добрался старик до края света. И увидел он вдруг тот цветок. Ослепительной красоты. Сорвал он его, понюхал и… Превратился в прекрасного юношу. Обрадовался старик, побежал к своей старухе, а та уж у себя в избе помирает. Вот-вот дух испустит. Вошел старик в избу, протянул старухе цветок, а старуха его отталкивает. «Что тебе надобно, прекрасный юноша?» — спрашивает. А старик лишь протягивает цветок и говорит: «Это тебе!» Взяла старуха цветок, понюхала и превратилась в прекрасную деву. И сказала она старику: «Люблю я тебя! И не за то, что ты такой молодой и красивый, не за то, что мне молодость и красоту подарил, а за то, что ради меня сделал невозможное…»
Я смотрела на Думина с широко открытыми глазами. И зачем он все это мне говорит?! Такого потока слов от преподавателя-взяточника я никак не ожидала.
— Мораль сей басни такова, — продолжал Леонид Анатольевич. — Если кого-то любишь, все в твоих руках. Главное — найти во что бы то ни стало волшебный цветок, который для каждого свой. А если ты не хочешь искать цветок, туда тебе и дорога! В случае же…
Тут мне страшно захотелось подколоть Думина, обломать ему весь кайф от философской проповеди, которая, справедливости ради надо заметить, обладала некоторой культурно-эстетической ценностью.
— Боюсь, мне не придется искать цветок. Мой возлюбленный погиб, — сказала я.
Знали бы вы, каких трудов мне стоило сдержать смех, когда я наблюдала, как медленно, но все-таки изменяется физиономия Леонида Анатольевича. Как отступает вдохновение, с которым он пересказывал притчу, сменяясь растерянностью, смешанной с легкой досадой.
— Прости… — пробормотал Леонид Анатольевич.
Некоторое время он не произносил ни слова. Видимо, не знал, как себя вести в подобной ситуации.
— Однако мое предложение по-прежнему в силе, — наконец выдал он.
— Куда мы идем? — осведомилась я.
— В «Вина Кубани».
— Хорошее заведение.
— Я тоже так считаю. Пойдем?
Я кивнула.
Остаток пути мы вышагивали молча. Мне это не очень нравилось, так как в мои планы входило откровенное общение с Леонидом Анатольевичем, а не игра в страдалицу и сострадальца. До сих пор, кстати, Думин не вызывал у меня никаких подозрений.
Почему-то в «Винах Кубани» было пусто. Играла какая-то программа радио, передающая ретрохиты. Тусклый свет создавал очень милую обстановку.
— Что будем заказывать? — спросил Думин.
— На ваше усмотрение.
Я выбрала столик в самом темном уголке зала и уселась на высокую табуретку, положив локти на столик, а на них подбородок.
Вернулся Леонид Анатольевич с двумя стаканами красного некрепленого вина.
— Мне кажется, я на всю жизнь останусь в одиночестве, — сказала я, принимая стакан из рук Думина и желая возобновить разговор.
— Почему?
— Потому что никогда не смогу никого полюбить так, как его.
— Ну, почему же? Ты молода. Жизнь не стоит на месте. Все движется, изменяется…
— Вы хотите рассказать мне еще одну притчу? — прервала Леонида Анатольевича я.
— Нет, — смутился тот. — Больше не буду.
Мы пили вино, и Думин на глазах раскрепощался. Притча, которая пришлась некстати, тяготила его все меньше и меньше.
— А как погиб ваш друг? — наконец спросил Леонид Анатольевич.
— Его убили. Застрелили. Он был бандитом.
— Батюшки! — воскликнул Думин. — И что вас всех на бандитов-то тянет! Мода такая, что ли?
— Это была любовь, — заявила я.
На самом деле говорила я не просто так. С одной стороны, я проверяла реакцию Думина на те или иные фразы. Пока что Леонид Анатольевич вел себя как обычный человек, и с каждой минутой мне все меньше и меньше верилось в то, что преподаватель может быть как-то причастен к страшному злодеянию. С другой стороны, я рассчитывала, что упоминание о том, что мой погибший возлюбленный — бандит, заставит Леонида Анатольевича усомниться в глубине и серьезности переживаний моей души. Вряд ли преподаватели возраста Думина считают достойной рассмотрения влюбленность какой-нибудь девчонки в бандита.
— Не желаешь потанцевать? — осведомился Думин, когда из динамиков полился очередной ретрохит. С этими словами он взял мою ладонь в свою руку и потянул к себе. Я не стала возражать.
Мы принялись танцевать. Все выглядело достаточно мило. Вино, старая музыка, танцы. Надо отметить, Леонид Анатольевич очень хорошо танцевал. Такое не часто встретишь в наше время.
Мы засиделись в «Винах Кубани» допоздна. Я несколько захмелела, что вообще-то мне не свойственно. Леонид Анатольевич много рассказывал о своей жизни. Я же предпочитала слушать, лишь изредка высказывая свое мнение. Большая часть моих историй относилась к категории «это было давно и неправда». Причем последнее слово здесь следует воспринимать совершенно буквально — я их выдумала.
Мы оставались в «Винах Кубани» до самого закрытия заведения. Когда нам пришлось выйти на улицу, Думин предложил проводить меня до дома. Я не отказалась. Эту ночь я планировала провести у своей тетушки.
— Чем собираешься заниматься дальше? — поинтересовался Леонид Анатольевич, когда мы уже приближались к дому.
— Теперь я надолго в ступоре. Мне надо прийти в себя, а уж потом размышлять, как жить дальше. Мне хочется завтра на природу. Уединиться, посмотреть на речку, на холмы…
— Я тоже очень люблю природу, — отозвался Думин. — А ты куда собираешься?
— На Чалымку. У меня с теми местами связаны определенные воспоминания.
— Они имеют отношение к твоему возлюбленному, который погиб?
— Нет. Если бы имели, я бы не поехала. А так — можно.
— А что, если я поеду с тобой? У тебя не будет возражений? Я много раз бывал на Чалымке и очень люблю те места. У меня также связана с ними куча воспоминаний, уходящих корнями еще в студенческие годы.
— С удовольствием. Одной мне было бы слишком уж тоскливо. А так…
Мы поболтали еще немного и попрощались. Я отправилась домой, весьма озадаченная. Думин Леонид Анатольевич вел себя даже чересчур хорошо, что противоречило моей теории. И Чалымка не вызвала у него никакой реакции. Я была почти убеждена, что иду по ложному следу. Ладно… Завтра буду знать точно.
* * *
Думин позвонил с утра пораньше. Часы показывали девять. Трубку подняла я.
— Это ты? — услышала я мужской голос и сразу догадалась, кому он принадлежит.
— А, Леонид Анатольевич…
— Да. Ты извини уж, но вчера из головы моей напрочь вылетело спросить твое имя.
— Меня зовут Женя.
— Прекрасно. Надо будет запомнить. А то, видишь ли, у меня очень плохая память на имена.
«Неудивительно», — хмыкнула я, вспомнив о репутации Думина.
— Я подумал, что, если мы собираемся на природу, выезжать следует пораньше…
— Пожалуй, вы правы. Но мне нужно время, чтобы подготовиться.
— Полчаса хватит?
— Думаю, да.
— Отлично. Как ты смотришь на то, чтобы я за тобой заехал?
— Нормально. Значит, через полчаса?
— Да. До встречи.
Я попрощалась с Думиным и отправилась к себе в комнату собираться.
* * *
Все это наводило на меня глубокую тоску. Опять электричка, опять то же направление. Ничего интересного. По моей прихоти Леонид Анатольевич согласился сойти на двести пятьдесят первом километре, там, где нет ничего, кроме холмов, поросших ковылем.
— Пойдемте, — сказала я. — Здесь есть одно очень приятное местечко.
Под приятным местечком я подразумевала тот роковой участок земли, где встретил свою смерть Марков. Однако реакция у Леонида Анатольевича на вышеупомянутое место отсутствовала напрочь. Я уже серьезно сомневалась в какой-либо его причастности к страшным событиям.
Думин набрал в ближайшем подлеске дров, и мы развели костер, в котором Леонид Анатольевич планировал запечь картошку, которую захватил с собой. Кроме того, мой спутник рассчитывал на шашлыки.
— Почему вы уделяете мне столько внимания? — спросила я. — Иногда я думаю, что вы, наверное, пытаетесь меня соблазнить. Но ведете вы себя так, будто на самом деле жаждете романтических отношений. Хотя, если судить по вашему возрасту, таковые вряд ли возможны.
Леонид Анатольевич пожал плечами.
— Признаться честно, я сам не знаю, чего хочу, — молвил он. — Я, пожалуй, еще вернусь к этой теме попозже… Давай попробуем вина. Я купил перед тем, как заехать за тобой.
Думин вынул вино, штопор и пластиковые стаканчики. Ситуация казалась мне по меньшей мере странной. Внутренне я оставалась настороже, так как понимала, что со стороны подозреваемого возможны эксцессы. Но Леонид Анатольевич непроизвольно вызывал во мне расслабление.
Лицо Думина постепенно краснело. Вино, видать, впитывалось в кровь и горячило.
— Понимаешь, в чем дело, — сказал наконец он, и вид его был при этом мрачен. — Многие меня считают нехорошим человеком. Аморальным. Меня даже из университета выгнать пытались. При этом все думают, что я имею все, что хочу. За что меня, кстати, недолюбливают. А на самом деле я ничего такого не имею. Того, чего я хочу, у меня как раз и нет, а то, что есть, — всего лишь грубая фальшивка, попытка скрасить скучную серую реальность.
— А чего же вы на самом деле хотите?
— Любви.
Я удивленно взглянула на Леонида Анатольевича.
— Можно я спрошу грубо?
— Можно.
— Вам что, баб не хватает?
— Да не в том дело! Баб-то как раз хватает. И очень даже симпатичных. Но… все это не то.
— Не понимаю…
— Я хочу быть любимым. По-настоящему! Пусть любимым какой-нибудь дурнушкой, но по-настоящему. Мне трудно подобрать слова.
— Вы вроде ничего выглядите. И говорите очень хорошо. Во всех отношениях — положительный человек.
— Я знаю. Мне все так говорят.
— Нет, я искренне.
— Я верю, что искренне. Честное слово! Только все мне так говорят, но никто не любит. И я не знаю, почему.
— Парадоксально как-то выходит.
— Вот-вот. Парадоксально. Только мне от этого не легче.
— Ну, быть может, вы не встретили ту самую, свою единственную.
— Может быть, конечно. Только мне уже не так мало лет, а я все ищу и ищу. Еще подростком был — искал. И до сих пор продолжаю. Все, что я делаю, — своего рода поиск. Поиск, который, как правило, заканчивается ничем. Так грустно… Это какой-то злой рок! Вот и сейчас я как бы ищу, но понимаю, что опять мне ничего не светит. Когда-нибудь я покончу с собой на этой почве…
Леонид Анатольевич наполнил свой стаканчик вином и опустошил его залпом. Мне вдруг стало его непередаваемо жаль. Мне ужасно захотелось помочь ему, но я действительно не могла его полюбить. Не знаю, почему. Просто обстоятельства не те, скорее всего. Или что еще… Может, карма у него такая, что ли?
— А я ведь знаю, о чем ты думаешь, — сказал Леонид Анатольевич.
— О чем же? — я уже догадалась, что он опять прочел мои мысли.
— Ты думаешь о том, что тебе меня жаль, и не понимаешь, почему меня никто не любит. Но сама меня полюбить не можешь. Потому что не те обстоятельства. Еще думаешь, что у меня, быть может, карма такая.
— А про карму-то вы как угадали?
— А все так говорят. Я уж как-то привык. Стандартная ситуация.
Мне вдруг совершенно расхотелось притворяться дальше.
Похоже, Леонид Анатольевич был со мной откровенен. Я решила отплатить ему тем же.
— Понимаете, Леонид Анатольевич, я хочу рассказать вам правду.
Глаза Думина загорелись. Наверное, он подумал совсем о другом.
— Нет, я не о том, почему вас никто до сих пор не полюбил. Ответ на этот вопрос я не знаю. Просто хочу объяснить вам, что я вообще здесь делаю.
Леонид Анатольевич нахмурился.
— На самом деле я веду расследование. И вы у меня фигурировали как подозреваемый.
Думин изумленно вскинул брови:
— Да ну?!
— Как ни странно, это так. Мы расследуем убийство Маркова.
— Так вот почему ты меня сюда привела! — воскликнул Думин. — Маркова ведь убили где-то здесь.
— В метре от того места, где мы сейчас жжем костер.
— Подождите… Подождите-ка! — Думин внезапно перешел на «вы» и сохранял такую манеру до самого конца разговора. Обычно бывает наоборот. — И вы желали проверить, какой будет моя реакция, не так ли?
— Истинно так. Но чем дальше, тем меньше мне верится в вашу причастность.
— Ну вот, теперь обо мне уже думают, что я — убийца… — развел руками Думин. — Чего и следовало ожидать…
В своей меланхолии горе-преподаватель походил сейчас на ослика Иа из всем известной сказки.
— Леонид Анатольевич, можно задать вам откровенный вопрос?
— Конечно, спрашивайте. Я ко всему готов.
— Чем вы занимались в пятницу седьмого апреля вечером, в то время, когда убили Маркова?
— Я был у любовницы. Она пригласила меня на день рождения. Кстати, дату ее рождения я, скорее всего, и не запомнил бы, но я хорошо помню другое — как на следующий день отправился на работу и там мне сообщили печальную новость о гибели Маркова.
— Хорошо. А телефон у любовницы есть?
— Есть.
— Вы уж извините, но проверить придется. Обязанность у меня такая.
— Нет-нет, я ничего.
— Вы мне дадите его?
— Можете позвонить прямо сейчас. Я объясню моей даме ситуацию, чтобы она не отказалась от разговора с вами. А то она капризная.
— Было бы просто замечательно. Вы уж извините…
— Ничего, ничего.
Леонид Анатольевич достал из кармана мобильный телефон и принялся набирать номер.
— Алло? Света? Как дела? «Дела отлично, как обычно, а с личным, да вот только с личным…»
Я поморщилась. Слишком уж пессимистично был настроен Леонид Анатольевич.
— Тут одна дама желает с тобой побеседовать, — продолжал Думин. — Это нужно мне. Лично мне… Ответь, пожалуйста, на ее вопросы честно. Ага… Передаю.
Леонид Анатольевич вручил трубку мне.
— Извините, Светлана, — сказала я. — Мне нужно задать вам несколько вопросов. Это необходимо для расследования совершенного преступления.
— Я вас слушаю, — донесся до меня капризный женский голос.
— Чем вы занимались вечером седьмого апреля? Это была пятница.
— День рождения справляла, — не задумываясь, ответила Светлана.
— Одна?
— Нет. В компании с Леонидом Анатольевичем. Вас что, интимные подробности интересуют?
— Нет, не интересуют. Большое спасибо, вы мне очень помогли.
— Передайте телефон Леониду Анатольевичу.
Я послушно выполнила просьбу. Думин объяснил своей подруге, что означал только что состоявшийся странный разговор. Впрочем, все его объяснения сводились к тому, что тема эта, в общем-то, не для телефонного разговора и он все расскажет при личной встрече.
Отключив телефон, Леонид Анатольевич вновь обратился ко мне:
— Шашлыки-то жарить будем?
Я улыбнулась.
— Будем. Что мы, зря сюда ехали?
— Подозрения с меня снимаются?
— Абсолютно.
Леонид Анатольевич вдруг заметно погрустнел.
— Все о том же размышляете? — поинтересовалась я.
— О том же.
— А зря. Вы ведь сами понимаете, обстоятельства не совсем те…
— Да знаю я… Только они, знаете ли, всегда — не те. А у кого-то те же самые обстоятельства чудесным образом могут попасть в категорию «те».
На этот раз я не смогла подобрать нужного ответа.
