Глава 7
Я проснулась оттого, что на мне сидел кот. Пушистый террорист устроился у меня на груди, именно поэтому мне приснился кошмар, как будто меня душат — вес у кота был немаленький. Я похлопала глазами, и вдруг кот приоткрыл пасть, полную мелких белоснежных зубов, острых, точно у щуки, и совершенно явственно сказал:
— Встава-а-ай!
Так. Похоже, я еще не вполне проснулась… Я резко села. Кот одним фантастическим прыжком переместился на стол, оттуда прыгнул на окно и пополз вверх по занавеске.
— Мартин, фу! Слезай оттуда, кому сказал! Женя, да вставай же! — раздался сердитый голос Алеши.
Мой, как это принято называть, бойфренд стоял на пороге спальни и протягивал мне трубку сотового телефона. Алексей Львович был в пижаме, волосы встрепаны. Значит, еще раннее утро — Алеша не любит, когда я вижу его «в затрапезе», и всякий раз встает раньше, приводя себя в порядок к моему пробуждению. Давно собираюсь ему сказать, что это совершенно необязательно… Честно говоря, мне все равно, как выглядит мой любовник. Я ценю его не за приятную внешность. Но не отбирать же у мужчины иллюзии?
— Тебе все утро названивают! — сердито проговорил Алеша. — В конце концов, я не выдержал и решил тебя разбудить. Вдруг там действительно что-то важное?
Я схватила трубку.
— Женя? Женя Охотникова? Здравствуйте, это Кира. Кира Серебрякова…
— Да, Кира, здравствуйте. Что-то случилось?
— Случилось! — Девушка понизила голос до сдавленного шепота. — Вы не могли бы приехать к десяти утра в контору нотариуса? Ну, где мы с вами в первый раз встретились?
Я зевнула:
— А что такое? Нужно отыскать еще одну наследницу? — пошутила я. Но Кире было не до шуток.
— Дело касается Маши. У нее… неприятности. Ну, то есть это мне кажется, что у нее будут неприятности.
Я взглянула на часы. Семь утра, воскресенье.
— Кира, выражайтесь яснее. Я ничего не понимаю.
— Пожалуйста! — простонала в трубку Кира, и связь прервалась.
Я выбралась из кровати и подошла к окну. Раздвинула шторы, впуская в спальню солнечный свет. Стоял август, за окном шелестела выгоревшая за лето листва. День обещал быть жарким и душным.
Я накинула футболку и босиком прошлепала на кухню. Насыпала в джезву кофе, залила водой и поставила на огонь, а сама примостилась на высоком табурете.
Прошло полгода с того времени, когда меня занимали проблемы наследницы Серебряка. Ничего не понимаю… Кира Серебрякова не блещет умом, но понапрасну дергать меня не станет. Если она позвонила, существует серьезная причина. С другой стороны, если проблемы у Маши, почему она сама мне не позвонит? За эти полгода я, честно говоря, и думать забыла о девушке. До меня доходили слухи, что у нее все просто отлично. Мария лихо управлялась со своим наследством, и пусть она пока не имела права ничего продавать или покупать, поскольку в права наследования должна была вступить только сейчас, все знали, что это простая формальность. Маша занималась ресторанами и гостиницами, автосалоном и бывшим ледовым дворцом, превращенным Серебряком в торговый павильон, и еще много чем. Девушка назначала и снимала управляющих, и знающие люди говорили мне, что у нашей Маугли отличная деловая хватка. Империя Серебряка процветала. Я была рада за Машу, но, честно говоря, у меня хватало и своих проблем. Одно дело оказалось особенно сложным и стоило мне много нервных клеток и здоровья, так что мы с Алексеем были вынуждены на какое-то время уехать из города. Мне пришлось даже вывезти в безопасное место тетушку Милу и Алешиного кота и поселить их вместе на вилле моих знакомых. Тетя потом призналась, что это были худшие три недели в ее жизни. И что такими их сделал не наркокартель, чью дорожку я невольно перешла, а кот Мартин…
В кухню вошел Алеша. Мой бойфренд успел привести себя в порядок — на нем были чистые и отглаженные шорты и майка, волосы причесаны, легкий запах туалетной воды наполнил кухню. Я ловко поймала убегающий кофе.
— Женя! Ну зачем ты! — укоризненно проговорил Алексей. — Сказала бы мне, что хочешь кофе прямо сейчас, я бы сварил!
Я вздохнула. Мне нравится Алексей: нравится его чувство юмора, интеллигентные манеры — большая редкость в наше время, нравится заниматься с ним любовью… но иногда я его просто убить готова! Я стиснула зубы, досчитала до пяти, и только потом ответила:
— Да я вообще-то и сама в состоянии сварить. Подумаешь, бином Ньютона!
— Ой, не ставь, пожалуйста, джезву на пластик! От этого могут остаться некрасивые кружочки. Вот же подставка!
Я в три глотка выпила кофе и вскочила:
— Все, Алеш, мне пора. Работа очень срочная! Когда вернусь — не знаю, так что меня не жди, я позвоню.
Я поспешно натянула первую попавшуюся майку и джинсы, схватила сумку и выскочила за дверь. Во дворе ждал мой «Фольксваген». Машина нагрелась, пришлось включить кондиционер и подождать. Все это время я то пинала протекторы, то озабоченно устанавливала «дворники» — знала, что Алеша смотрит на меня из окна.
Наконец салон охладился. Я села в машину и поехала куда глаза глядят. По дороге я себя ругала. Нечего было так психовать! Вполне можно было принять душ и вообще привести себя в порядок. Как я поеду к нотариусу в таком виде?! На мне узкие джинсы, кеды и черная майка с надписью по-английски «Правь, Британия, морями!» и еще бейсболка, увешанная значками.
Заехать, что ли, домой? Но Мила разволнуется — тетя прекрасно знает, что в последнее время все выходные я провожу у Алеши Григорьянца. Мила станет спрашивать, не поссорились ли мы. А если поссорились, то почему… нет, лучше я покатаюсь по городу!
Проблему душа я решила просто — съездила на пляж и выкупалась в Волге. На пляже в такой ранний час было пусто, и я почувствовала, что вот теперь проснулась окончательно. Правда, в волосы набился песок да вдобавок разыгрался зверский аппетит. Поэтому я заехала в кафе и заказала штук двенадцать блинчиков. За соседним столиком сидел ребенок — толстый мальчик лет восьми — и лениво ковырял остывшую пиццу. Родители мальчишки выясняли отношения, то и дело отрываясь от ссоры, чтобы прикрикнуть на него: «Ешь давай! Не копайся!»
Пацан смотрел во все глаза, как я ем. Честно сказать, он даже рот приоткрыл. Я подмигнула мальчишке. Тут папаша отвесил ему подзатыльник — не сильный, но все-таки голова парнишки мотнулась. И он едва не ткнулся носом в свою тарелку.
Я встала. Сняла со своей бейсболки значок с надписью «Я имею право», подошла к оторопевшей компании за столиком и приколола значок мальчишке на майку. Потом опрокинула чашку кофе на джинсы папаши. Мужик вскочил, чертыхаясь, но кофе уже остыл, так что его мужское достоинство не пострадало. Когда надо, я умею быть очень ловкой и коварной. Со стороны казалось, что чашку я опрокинула случайно — мне не хотелось ронять престиж папаши в глазах мальчика, но мужик понял, что я это сделала нарочно.
— Извините! — сказала я. — Иногда следует быть повнимательнее и не делать того, о чем потом пожалеешь. Сильно пожалеешь. Верно говорю?
Мужик автоматически кивнул. Его жена смотрела на меня открыв рот. Я потрепала мальчишку по волосам и покинула кафе, оставив деньги под своей чашкой.
Вот вечно я влипаю в подобные ситуации! Один молодой человек — кстати, юный гений преступного мира — как-то сказал, что у меня комплекс Ланселота, причем в тяжелой степени. Это значит, что я рвусь всех спасать, когда меня об этом никто не просит. Но я просто не могла оставить этого типа безнаказанным. Кофе на штаны — это вообще мелочи…
В общем, без пятнадцати десять я подкатила к конторе нотариуса не в лучшем расположении духа. Интересно, с чего это нотариус работает по воскресеньям? Не иначе случилось что-то действительно из ряда вон выходящее…
Сегодня меня секретарша не встречала, а из кабинета слышались голоса. Кто-то разговаривал на повышенных тонах. Я постучалась и, поскольку мне никто не ответил, вошла. Дежавю меня посещает нечасто — слишком уж разнообразна моя жизнь, но тут я испытала это самое ощущение. В кабинете присутствовали те же персонажи, что и во время моего первого визита полгода назад, только одеты они были по-летнему. Так, сам господин Сташевич был облачен в светлый костюм из натурального льна. Конечно, были и некоторые изменения — к примеру, на этой встрече не присутствовали Виталий Витальевич и его супруга. Теперь они проживали в большом селе на самой границе с Казахстаном. Зато остальные Серебряковы были в полном составе.
Солировала Светлана:
— Не понимаю, зачем было вызывать нас сюда в такую рань, да еще в воскресенье!
— Светик, не волнуйся! Тебе вредно! — подал голос ее муж.
Я вздохнула. Влипать в проблемы этой семейки по второму разу — ну уж нет! Такой ошибки я совершать не стану!
— Здравствуй, Евгения! — приветствовала меня Нинель Васильевна. Усатая дама восседала в кресле. Я заметила, что за эти полгода Серебрякова сильно постарела. В отличие от Нинели Кира выглядела просто чудесно и одета была дорого и элегантно.
— Мы занятые люди! — кипятилась Светлана.
— Светик, остынь! — философски откликнулся ее муж.
В этот момент распахнулась дверь. Вошли Маша и Владимир. Демонический красавец ничуть не изменился, только обзавелся дорогущими часами, да и одежда его явно была куплена не на вещевом рынке. А вот Маша меня поразила. Девушка просто светилась достоинством и уверенностью в себе. От чумазой деревенщины, которую я когда-то привезла в Тарасов с продавленным чемоданом, не осталось и следа.
Ухоженная, дорого и стильно одетая молодая женщина обвела веселым взглядом собравшихся и воскликнула:
— Надо же, все в сборе! Вовка, это и есть твой сюрприз? — Она повернулась к своему спутнику.
Владимир нахмурил угольно-черные брови:
— Нет, это еще не сюрприз. Но он сейчас будет.
— Ах, как интересно!
Маша прошла и села в свободное кресло. По дороге она чмокнула в щеку Киру и погладила по руке Нинель. Уселась поудобнее, сложила руки на коленях и с видом прилежной школьницы приготовилась слушать.
Все взгляды обратились к нотариусу. Тот пожал плечами и утер платком взмокший лоб.
Господин Сташевич явно присутствовал здесь в качестве мебели, а инициатором семейного сбора был, похоже, Владимир.
— Я пригласил вас сюда… — негромко заговорил молодой человек, и все разговоры немедленно стихли, — специально, на нейтральную территорию.
Все Серебряковы смотрели на парня, не отрывая глаз. Даже его мамаша притихла и рот приоткрыла от любопытства.
— Дело в том, — продолжал красавец, — что у меня есть для вас одна новость.
— И для меня? — весело воскликнула Маша.
— И для тебя. Тебя она касается в первую очередь, — кивнул Владимир, и я заметила, как постепенно улыбка сошла с лица Марии.
— В чем дело? — резко, деловым тоном спросила девушка. — Что за представление ты здесь устроил?
— Дело в том, — монотонно продолжал Владимир, — что… все мы помним драматичную историю с появлением наследницы после смерти дяди Иннокентия. Так вот, не все Серебряковы безропотно приняли, так сказать, статус-кво. И я — один из этих людей.
— Вовка, — позвала Маша. — Володя, чего тебе надо, а?
— И тогда я, — неумолимо продолжал Владимир, — во время одного из наших свиданий взял у Марии Иннокентьевны генетический материал… извини, Мария, но тут все свои… и отправил его в лабораторию. Экспертиза обошлась мне в приличную сумму, но в таких вещах не стоит скупиться, верно?
Светлана затаила дыхание. Ее муж вытянул шею, точно гусь. Нинель, не отрываясь, смотрела на Владимира. Мне не понравился цвет ее лица. Руку женщина прижимала к сердцу. А демонический красавец наслаждался ситуацией — и нетерпением родственников, и изумлением Маши, и даже, кажется, приближающимся сердечным приступом Нинели.
— Так вот, результаты экспертизы были готовы давно, но я не спешил их обнародовать… До этого дня. Дня, когда Мария Иннокентьевна становится полноправной наследницей.
В полной тишине кто-то икнул.
— И результаты экспертизы показали, что та, кого мы называем Марией Серебряковой, таковой не является. Ну, может, ее и зовут Маша, но к дяде Иннокентию она не имеет никакого отношения.
Гул голосов напоминал рев футбольных трибун.
— Но ведь все документы у девушки в полном порядке! — воскликнул нотариус. — Мы очень тщательно проверили их подлинность! Уверяю вас, никакой подделки.
— Документы, вероятно, подлинные. А вот наследница фальшивая!
Вова бросил торжествующий взгляд на Марию.
Девушка встала. Все замерли, и разговоры мгновенно стихли.
— Чего тебе не хватало? — задумчиво проговорила девушка. — У тебя было все, что тебе нужно. Но тебе власти хотелось, да?
Больше Маша не произнесла ни слова. Девушка быстро вышла из кабинета. Спустя минуту под окнами взревел мотор.
— Она взяла мой «Астон Мартин»! — заорал Владимир. Но никто не обратил на его слова никакого внимания. Дело в том, что Нинель Васильевна, хватая ртом воздух, повалилась на ковер.
Когда «Скорая» увезла Серебрякову в больницу с подозрением на инфаркт, родственники вернулись в кабинет. А вот я встала и вышла. Мне хотелось глотнуть свежего воздуха. В прямом и переносном смысле… Я села в машину и запустила кондиционер на полную мощность. Спустя несколько минут на пассажирское сиденье проскользнула Кира, девушка выглядела заплаканной и испуганной.
— Женя, почему она ничего не сказала в свое оправдание? Почему она не стала спорить, опровергать эти жуткие обвинения? Можно было потребовать другой экспертизы…
Я обратила внимание, что словарный запас вдовы значительно расширился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я пожала плечами и ответила:
— Вероятно, потому, что это правда. Девушка понимает, что повторная экспертиза покажет то же самое. Она знает, что на самом деле она не дочь Иннокентия Серебрякова. Ну, или догадывается.
Ну, Жанна! Ну, аферистка! Права была Нинель — Стюардесса нагуляла ребенка неизвестно от кого, а потом принялась тянуть деньги с Серебряка.
— И что теперь будет? — всхлипывая, спросила Кира.
— Да ничего не будет! Наследство Серебряка будет поделено в соответствии с законодательством. Кстати, твоя доля возрастет просто фантастически, ты это понимаешь?
— Да у меня и так все есть, — равнодушно ответила Кира. — Смотри! Рома сделал мне предложение.
И девушка продемонстрировала здоровенный бриллиант на пальчике.
— Поздравляю, — механически ответила я, думая о другом. Мне очень хотелось принять душ и смыть с себя неприятный осадок этой сцены.
— А что теперь будет с Машей?
— Понятия не имею, — честно ответила я. — Возможно, на нее подадут в суд. Но скорее всего, родственники не станут затевать судебный процесс — дело будет громкое, от журналистов спасу не станет. Кому захочется трепать свою фамилию в прессе, выступать в судах? Да еще придется делать эксгумацию тела Иннокентия… ну, для повторной экспертизы. Кстати, где это Владимир взял образцы тканей вашего мужа? Ума не приложу!
Кира странно посмотрела на меня, потом залилась слезами в три ручья.
— Это я… я ему дала…
— Что… дала?
— Мы с Кешей делали ЭКО, — принялась объяснять вдова — И у него брали образцы… спермы. Она была заморожена. Хранилась в клинике. А после того как я выписалась из больницы, мне позвонили из клиники и спросили, что я собираюсь с ней делать. Тут ко мне приехал Володя. Он рассказал, что у одной его знакомой проблемы с мужем… он бесплоден, а она очень хочет ребеночка. И он просил разрешения взять для них… образцы.
Я вытаращила глаза на вдову:
— Кира! И вы поверили?
Девушка кивнула и снова залилась слезами:
— Понимаете, Кеша умер… а я собираюсь замуж. И никто не родит от него ребеночка. А эта пара… они хотели. И я подумала, пусть где-нибудь растет ребенок Кеши, пусть он даже сам об этом не знает…
Да. Это нечто.
— Не плачьте, Кира! Вы ни в чем не виноваты.
Вдова подняла заплаканное личико и спросила:
— Вы ведь поедете за ней?
— За кем? — не поняла я.
— Ну… за Машей.
— Зачем это? — удивилась я. — К тому же она, возможно, вовсе никакая не Маша. Она взрослая, совершеннолетняя девушка. И сама решает, как ей поступить.
— Она напугана! И очень обижена. Все ее предали! Целых полгода прыгали перед ней на задних лапках: «Ах, Машенька!» — и вот теперь все в один миг от нее отвернулись. А если это ошибка?
Я смотрела на вдову во все глаза. Надо же, ни разу не видела Киру Серебрякову такой!
— Если это ошибка, Маша вернется и все докажет. Это не проблема в наши дни. Генетическая экспертиза — рядовая процедура.
— А если она… если она покончит с собой?! — вытаращилась на меня Кира, пораженная внезапной мыслью.
— С чего это? Маша не производит впечатления человека, который чуть что идет топиться.
— Ой, Женя, ты не понимаешь! — Вдова схватила меня за руку. — Она сама мне как-то сказала, что если бы ей пришлось вернуться в эти Волчьи Ямы, она бы этого не пережила!
Странно, а мне показалось, что в родной деревне Мария чувствовала себя вполне неплохо. Как там звали этих трех мушкетеров? Васька, Колька и Серега?
— Маша в состоянии о себе позаботиться, — жестко сказала я. — Давай-ка лучше поедем в больницу и выясним, что там с Нинелью. Кстати, откуда ты в семь утра знала, что уже к десяти у Маши будут неприятности? Сама Мария об этом даже не подозревала!
Кира с чувством высморкалась в салфетку, потом ответила:
— Я не знала, только догадывалась. Владимир обзвонил родню вчера вечером. Он был такой… торжествующий, такой… мерзкий! Я сразу поняла — он что-то задумал. Маша давно на него жаловалась — деньги без спросу снимал со счета… Я всю ночь не спала, думала, а утром решила позвонить тебе…
Дела Нинели Васильевны были плохи. К нам вышел врач, поинтересовался, кем мы приходимся больной, и сообщил, что состояние тяжелое. Никаких прогнозов доктор делать не хотел — Серебрякова много лет страдала запущенной формой ишемической болезни, а сегодня стресс спровоцировал тяжелый приступ. Кира заявила, что ее родственнице должно быть предоставлено все самое лучшее, что только можно достать за деньги, и предложила оплатить VIP-палату. Но доктор скривился и сказал, что до VIP-палаты еще далеко, а в реанимации VIP-клиентов попросту не бывает — там все равны. Меня все-таки пустили к больной — всего на минуту. Нинель никак не хотела успокаиваться и все время требовала Охотникову, поэтому врачи решили для спокойствия больной выполнить ее просьбу. Увидев меня, Нинель стиснула мне руку ледяными пальцами, с которых уже сняли перстни, и прохрипела:
— Найди ее! Найди Машу и привези назад! Я должна с ней поговорить! Я заплачу тебе!
Вид у Серебряковой был хуже некуда, не могла же я отказать умирающей? Поэтому я пообещала, что немедленно поеду разыскивать Машу. Нинель немного расслабилась и закрыла глаза. Пальцы ее разжались, и я, потирая руку, вышла из палаты.
Что ж, придется снова ехать в Волчьи Ямы. Вот уж не думала, что судьба еще раз занесет меня в это богом забытое место…
Я позвонила Миле и предупредила, что уезжаю из города по делам. Алеше я отправила эсэмэску, желая избежать лишних объяснений.
Я решила не повторять ошибок прошлой поездки и тщательно изучила карту. Совершенно не желаю провести за рулем восемнадцать часов, как в тот раз! На электронной карте я нашла еще один мост через Волгу — гораздо ближе к деревне Грачи, чем к Тарасову. Вот и отлично, а то в прошлую поездку я тащилась от моста целую вечность. Сумка была со мной, я заехала на заправку и залила полный бак. Теперь ничто не мешало мне отправиться в путь.
Почему-то я была уверена — я найду лже-Машу именно в Волчьих Ямах. Куда еще податься девушке, как не в родную деревню? В Тарасове ей точно не жить — бывшие «родственники» не дадут покоя… Денег у нее теперь нет, домой, насколько я выяснила, Мария даже не заезжала. На всякий случай я позвонила Сусанне и объяснила, что случилось. Домработница долго охала и ахала, но в глубине души, по-моему, была довольна, что все так закончилось.
До Грачей я добралась к вечеру — это было большое село со школой, больницей и клубом. И почему Жанна уехала отсюда, увезла дочку в эти Ямы, куда и автобусы-то не ходят?
На обочине стояла старушка — с клюшкой и корзиной, завязанной цветастым платком. Я притормозила.
— Бабушка, вас подвезти?
— Да я в Мокроус еду, дочка, — бодро отозвалась старушка. — Это не доезжая Волчьих Ям. Туда никому не по пути…
— Вот не поверите — как раз туда и направляюсь! — обрадовала я бабусю, и та ловко взгромоздилась на пассажирское сиденье, а корзинку поставила в ноги. По салону немедленно распространился сильный запах яблок.
— И к кому же ты в Ямах едешь, дочка? — беззастенчиво поинтересовалась старушка.
— К Таракановым, — честно ответила я.
Глаза бабуси вспыхнули, как софиты. Старушка поерзала на сиденье, устраиваясь поудобнее, и сказала:
— Как же, знаю эту семейку. Дочка-то ихняя в Тарасов уехала! Отец, вишь, у нее там отыскался! Слыхала про это?
Я кивнула, поглядывая то на дорогу, то на бабусю. Знаю я психологию деревенских жителей. Стоит мне задать хоть один вопрос, старушка замкнется, словно устрица, намертво захлопнувшая створки. У них тут все про всех всё знают. Слова лишнего не скажи — через час кому надо передадут. А особенно кому не надо станет известно. Так что стоит мне спросить хоть что-то о семье Таракановых, бабуся будет всю дорогу развлекать меня байками про местных волков. Попробуем зайти с другой стороны.
— А скажите, бабушка… я здесь чужая, никого не знаю. Я вообще-то художница, хочу следующим летом приехать — картины писать. Места тут у вас красивые… не посоветуете, у кого остановиться можно?
Старушка пошлепала губами, хитро прищурилась:
— А зачем тебе в Ямах жить? Живи себе в Грачах. Там и гостиница есть, недорого возьмут.
— Нет, я не могу! — покачала я головой. — Мне, понимаете, нужна первозданная природа. Где я такую в Грачах найду? У вас там и школа, и клуб. И вообще народу много. А вот Ямы — самое подходящее место.
— Природа, говоришь? Да, летом там красиво. Только жить там негде. Там и жителей всего ничего. Бабки старые да детишки-дошколята. Народ там бедный. Транспорт только у Соколовых. Три сына у них. Погодки — Колька, Васька и Сережка.
— Ну вот! — притворно огорчилась я. — А я хотела у Таракановых на лето дом снять!
— У кого?! — Бабка вытаращила глаза. — У Жанки?! Да какой у них дом — развалюха одна! Вот в Грачах у нее был дом так дом. Говорят, мужик ейный хорошие отступные дал, она на них дом и купила. Теперь там многодетные Сусалкины живут, им места много надо…
— А зачем Жанна из Грачей переехала? Село большое, дом хороший…
Бабка призадумалась. Я видела, что ей очень хочется поделиться со мной тайной, которая прямо-таки жгла бабусино сердце. Старушка ерзала на сиденье. Я сделала простодушное лицо и сосредоточенно крутила баранку, делая вид, что мне совершенно неинтересен ответ — так, из вежливости спросила…
— Совесть ее мучает. За дочку. За Машеньку, — не удержалась старушка.
— А что не так с Машенькой? — удивилась я.
— Так померла она! — просто ответила бабуся.
— Как померла?! — От неожиданности я крутанула руль, «Фольксваген» вильнул, но тут же выровнялся. Дорога стремительно портилась — видимо, до Волчьих Ям было уже не так далеко.
— От скарлатины померла. Дитё заболело, а Жанка с Лехой горькую пили. Нет чтоб фельдшерицу вызвать. Ну, девочка и задохлась. Недоглядели.
— А кто же эта девушка… ну, с ними живет? Жанна ее дочкой называет, и зовут ее Маша.
Бабуся хитро прищурилась:
— Жанка-то ведь хитрая! Дочка ейная от большого человека родилась. А ну как он вспомнит про дитёнка? Подавай, скажет, мою кровиночку! И чего они с Лехой Таракановым сделали? Сказали, что это Вика померла!
— Какая… Вика? — переспросила я. Персонажей в этой истории становилось все больше.
— Лехина дочка. Когда Жанка за Леху вышла, он был вдовец, с дочкой. Они — девчонки-то — погодки были. Вика чуток старше. И года вместе не прожили, как все это случилось.
— А откуда вы знаете, что умерла именно Маша? — поинтересовалась я.
— Да уж знаю, — поджала губы старушка. — Я в Грачах бабкой была. Ну, роды там принять, туда-сюда… фельдшерский пункт только потом открыли. Вику Тараканову я у мамки ее сама принимала. У ней ушки такие были… козюльками загнутые. Она когда в гробике лежала, я и заметила, что козюлек-то нету.
— А вы кому-нибудь про это говорили?
— Тебе первой, — отрезала бабка.
Врет, конечно. Наверняка все Грачи в курсе, просто помалкивают. В деревне это дело обычное…
— А как же они свидетельство о смерти получили?
— Да так! Доктора вызвали из Новых Дергачей. Докторица приехала, а там дитенок мертвый. Это кто? Родители плачут-убиваются, говорят, это наша Вика. Ну, докторице не все равно? Она бумаги подписала да и уехала…
Так, теперь понятно. Из двух девочек дочка Серебряка была куда более ценной. Жанна не уберегла свое сокровище, а Маша представляла собой именно долговременные инвестиции. Поэтому они выдали одну девочку за другую, поэтому спешно уехали из Грачей, где их всякая собака знает, и односельчане могли рано или поздно обратить внимание, что Маша — то есть та, которая стала Машей, — подозрительно похожа на Леху Тараканова и его покойную жену… наверняка Жанна и ее муж продали дом сразу же после похорон. Никто и не удивился — как же, такое горе! И забрались в глушь, в Волчьи Ямы. И дочку отдали учиться в далекое село, в интернат, а не в Грачи, до которых не так и далеко на машине…
Теперь остался только один секрет — знала ли Маша, кто она на самом деле? Или родители внушили трехлетней девочке, что ее зовут Машенька, и она выросла в полной уверенности, что Леха Тараканов ее отчим, а Жанна родная мать?
— Ну, спасибо тебе! Вот мой поворот. Дальше ногами добегу, — сказал бабуся. — На-ка, попробуй яблочко.
Я взяла яблоко и высадила бабку. Старуха еще немного помялась, а потом сказала:
— Ты это, вот что… Не езди в Ямы. Ты городская, жизни не знаешь. Нету там ничего хорошего. И природа дрянь. Приезжай лучше к нам в Мокроус. Я уж лет пятнадцать как в Мокроус переехала, к дочке. И места там красивые, и люди добрые.
Кажется, старуха жалела, что не удержалась и сболтнула лишнего.
Я простилась с попутчицей и прибавила скорость. Надкусила яблоко… очень сочное и сладкое…
До Волчьих Ям я доехала к закату. Дом Таракановых выглядел все так же убого — даже с поправкой на лето. Я припарковалась у калитки.
Никто не удосужился сделать ремонт в сгоревшей части хибары, яблоки в саду были мелкие и червивые, много падалицы, и никто ее не собирает.
Я постучала в дверь и вошла. В доме все так же пахло, и куры так же кинулись мне под ноги — только теперь они выскочили в открытую дверь и унеслись во двор.
— Вот с-суки! — посетовал на куриный беспредел в дым пьяный Тараканов.
— Заходи, гостем будешь, — приветствовала меня Жанна. — А я тебя помню!
И Стюардесса навела на меня грязный палец, будто пистолет, и пьяно захихикала.
Я заметила, что деньги в доме водились. Нет, вокруг было все так же грязно, какие-то черные сгнившие тряпки валялись под столом. Но закуска на столе была приличная — сыр, колбаса. На диване, где валялся Леха, новое одеяло и подушки. На Жанне новый спортивный костюм, дорогие кроссовки. Разноцветные банки консервов громоздились на полках, а это значило, что Маша — то есть Вика — сдержала свое слово и действительно помогала мачехе и отцу.
— Садись, налью! — Жанна мне подмигнула.
— Где Маша? То есть Вика?
Я совершенно не собиралась засиживаться в этом доме — не ради пьяного застолья я проехала столько километров. Судя по колбасе, девушка уже побывала здесь. Она опередила меня всего на несколько часов. Машины перед домом Таракановых не было, а это значит, что девушка приехала на такси, заплатив за поездку небольшое состояние. И, видимо, уже успела побеседовать с родственниками. Но вот где она сейчас? Мне нужно поговорить с девушкой, а потом отвезти ее в Тарасов. Нинель не успокоится, пока не увидит девчонку, которую опекала целых полгода. Серебрякова находится на грани жизни и смерти, поэтому мне нужно поторопиться…
— Леха! Глянь! Она все знает! Про Вику-то! — пьяно изумилась Жанна. Леха только икнул в ответ.
Я посмотрела на Стюардессу. Если ее отмыть, одеть и избавить от пристрастия к самогону, она еще могла бы начать новую жизнь возле дочери… но разоблачение Владимира поставило крест на будущем Жанны. А несчастная пьяница даже не понимает этого.
— Где девочка? — преодолевая брезгливость, я потрясла женщину за плечи. Голова Стюардессы моталась, как у куклы, зато глаза стали осмысленными:
— Как это — где? Купаться пошла! На Волгу.
Я похолодела. Передо мной возникло лицо Киры, и я услышала голос вдовы: «Она сама мне сказала — если ей придется вернуться в Волчьи Ямы, она этого не переживет!»
— Ты куда? А выпить? — прозвучал мне вдогонку обиженный голос Стюардессы.
Я прыгнула за руль и ударила по газам. Так, где у них тут спуск к Волге?!
Оставив машину на берегу, я стала быстро спускаться к воде.
Девушка узнает, что вся ее жизнь была ложью. Что женщина, которую она называла матерью, ей никто. Что тот, кого она считала отчимом, ее родной отец. Что она вовсе не дочка Серебрякова, а самозванка. Что люди, которые целых полгода были ее семьей, ей не родня. Мало того — они уверены, что девушка затеяла всю эту аферу с целью присвоить миллионы Серебряка. Что она аферистка, преступница, и место ей за решеткой, как мамаше. «Наследницу» предал ее любимый — нанес удар, от которого ей уже не оправиться. Судя по всему, в родительском доме у девочки состоялся разговор начистоту. Теперь мне говорят, что лже-Маша отправилась купаться…
Маша была уже далеко — ее золотистая головка подпрыгивала на волнах в полукилометре от берега. На песке лежала одежда из хорошего бутика — точно сброшенная лягушачья шкурка. Сказка кончилась, Маша…
Я скинула кеды и бейсболку и, не раздеваясь, бросилась в воду. Волга в этом месте была широка — противоположный берег терялся в закатной дымке. Солнце садилось за далекий берег, превращая поверхность воды в алое зеркало. Девушка плавала хорошо, но нас в «Сигме» иногда использовали в качестве боевых пловцов, так что все решают минуты…
Я почти доплыла до девушки, когда лже-наследница нырнула. Я набрала воздуха и нырнула вслед. Маша уходила в глубину, как белая призрачная тень. Я ухватила девочку за волосы и потянула наверх. Дыхания едва хватило.
Мы вынырнули на поверхность, и Мария принялась кашлять и отплевываться. На лице ее было написано глубочайшее изумление:
— Женя?! Откуда ты тут взялась?!
— Хотела помешать тебе сделать глупость, — зло бросила я.
— Какую глупость? — изумилась Маша, убирая с лица прилипшие волосы. На воде она держалась прекрасно.
Я молчала, чувствуя себя идиоткой. Это же надо так ошибиться!
— Ты думала… думала, что я покончу с собой, да? — догадалась Маша.
— Кира мне сказала…
— Кира — дура каких поискать! — засмеялась «наследница». — Ой, не могу! Ты что, и правда решила, что я утоплюсь?
— Поплыли обратно! — сказала я устало. И мы поплыли к берегу, почти невидимому в темноте.
На берегу Маша присела на песок и принялась выжимать воду из длинных волос.
Девушка была обнаженной, в сумерках ее тело белело, как у статуи. Я натянула кеды и села на холодный песок. Начинать разговор первой мне не хотелось.
— Я не из тех, кто идет топиться, Женя, — наконец сказала лже-Мария. — Я приехала сюда, чтобы узнать правду.
— Значит, ты не знала, что не дочка Серебряка?
— Нет, не знала, — «наследница» пожала плечиками и принялась одеваться. — Сколько себя помню, меня звали Машей. Я всегда знала, что Жанна моя мама, а дядя Леша — отчим. И что у меня когда-то была сводная сестра, но она умерла от скарлатины.
— А почему ты уехала из конторы нотариуса, даже не попытавшись ничего объяснить?
— Я что здесь объяснять? — Маша села на песок рядом со мной. — Либо это правда, либо нет. Ответ знал только один человек — мама… то есть Жанна. Вот я и поехала домой, чтобы все выяснить.
— Твоя мачеха слишком долго ждала своего часа. Она просто не смогла упустить такую возможность.
— С чего это вы ее защищаете? — усмехнулась Маша. — Я и так несильно на нее сержусь. Я все понимаю. Гораздо больше я обиделась на родню… то есть на Серебряковых. Полгода они были моей семьей… плохой, хорошей — но все-таки семьей. И тут они поверили Владимиру, поверили ему сразу! Даже ничего не попытались выяснить! Поэтому я и уехала.
— И что ты будешь делать теперь?
— Как — что? — Маша закурила в темноте. — Буду жить дальше. Переночую у родителей, а дальше… я еще не решила. Может, поеду в Грачи. Работу найду, — девушка усмехнулась. — Я ведь больше не богатая наследница. Жаль, что так вышло. Я не хотела никого обманывать. И мне действительно нравилось всем этим заниматься — в смысле, делами. У меня хорошо получалось, правда?
— Правда, — честно подтвердила я. — Нинель хочет тебя видеть. Она в больнице.
— Зачем?
— Поговорить.
— Мне стыдно смотреть ей в глаза.
— Ты не сделала ничего плохого. Поедем со мной, утром я отвезу тебя в Тарасов.
— Я подумаю. Дайте мне время до утра, ладно?
Маша погасила сигарету и встала.
— Переночуете у нас?
Я вспомнила аромат дома Таракановых и передернулась:
— Нет уж. Я лучше в машине посплю…
На ночь я устроилась на сиденье своего «Фольксвагена». Подняла стекла, чтобы не донимали комары, надвинула на глаза бейсболку и выключилась. Надеюсь, Нинель Серебрякова доживет до нашего приезда…
Мне снилось, что я бегу по лесу вместе со стаей волков. Ночь нежна и прохладна, лес залит серебряным светом полной луны, и мы неслышно скользим среди деревьев. Все вокруг принадлежит нам, мы — короли этого леса, и все живое поспешно убирается с нашего пути… Пусть бегут — до тех пор, пока нам не захочется с ними поиграть. Или съесть. Но вот на нашем пути встает багровое зарево, тревожный запах дыма щекочет мне ноздри. Впереди лесной пожар… Гигантское дерево с грохотом валится прямо перед нами. Волки мечутся в огненной ловушке, а я просыпаюсь с криком.
Дымом пахло и в реальности. Я помотала головой, просыпаясь. Надо бы пойти посмотреть, что там горит… Я уже собиралась выйти из машины, и в этот момент рвануло. На месте дома Таракановых вспух черно-багровый шар огня. Я вспомнила газовые баллоны, что рядком стояли вчера на кухне. Штук шесть их было — видно, купили про запас…
Я бросилась к дому, но тут же остановилась — сплошная стена огня танцевала передо мной, от жара трещали волосы, и подойти ближе было невозможно… Да и незачем. Ничто живое не могло выжить в таком аду. Со всех сторон к дому Таракановых бежали люди. Ковыляли старухи, прыгали дети, пришли даже какие-то мужики. Они тащили ведра, багры и лопаты, но добежав останавливались рядом со мной и просто смотрели на пожар.
— Пустите меня! А-а-а! Машка!
Сквозь толпу прорвался паренек в одних трусах и попытался броситься в огонь. Мы с хромым мужиком поймали его, и хромой стукнул парня по затылку:
— Колька! Куда лезешь, дурной? Не видишь, чего творится?
— Пустите меня! Там Машка! — надрывался паренек.
— Была Машка. Да вся вышла, — зло сказал мужик. — Угли там. И все.
Парнишка уселся на землю и зарыдал. Односельчане принялись обсуждать причину, по которой полыхнуло. Половина стояла за гнилую проводку, другая — за газовые баллоны, которые жадный Леха запасал на кухне. Жители Волчьих Ям на удивление философски отнеслись к гибели семьи Таракановых.
Я стояла и смотрела, как постепенно опадают языки пламени. Гореть там было больше нечему…
Поздно говорить об этом, но если бы Маша не приехала вчера к родителям, она до сих пор была бы жива. Если бы не Владимир с его разоблачениями… Если бы не я… Зачем я позволила девочке остаться ночевать! Надо было посадить ее в машину и гнать в Тарасов!
Сиротское детство, коротенькая жизнь и такая страшная смерть. Маша.
— Ой, мамонька! Папка! Ой, чего это такое, а?
Я резко обернулась. Односельчане расступались, пропуская Машу. Девушка была босой, в ночной рубашке до пят, волосы распущены. Девушка шла как во сне — так ходят лунатики. В широко раскрытых глазах отражались всполохи огня.
— Машка! А мы думали, ты того… — глупо пробормотал Колька.
Из-за плеча девушки выглянул подросток — тоже в семейных трусах, точно такой же расцветки, как у Кольки.
— Серега?! — удивился Николай, а потом вдруг вскочил. — Ах ты, шалава! — завопил парень, но погнался почему-то за братом. Оба скрылись в темноте.
Я подошла к Маше, обняла за плечи и силком усадила в машину. Накинула девушке на плечи свою куртку. Пристегнула ей ремень. Маша сидела послушно, как ребенок.
— Мы уезжаем, — сказала я, садясь за руль. Маша механически кивнула. — Прямо сейчас, — продолжала я. — Теперь ты будешь жить в Тарасове.
— Хорошо.
Я покосилась на девушку. Не думаю, чтобы она понимала смысл моих слов. Ну и ладно. Все равно в Волчьих Ямах ей делать нечего. Больше девушку ничто здесь не держит…