Нам не удалось застать актеров врасплох, точнее, констатировать их отсутствие. Скорее всего, администраторши вовремя спохватились и вызвали главных фигурантов в павильон к моменту появления режиссера. Его решение приступить к работе, несмотря на поздний час, совпадало с моими намерениями. Преступник почувствовал опасность, а значит, занервничал, что должно было подстегнуть его к решительным действиям. Своим хорошо развитым профессиональным чутьем я чувствовала скорую развязку. Каждый мускул моего тела готов к любым неожиданностям, да что скрывать, я отчаянно желала их наступления, поскольку была уверена в себе и в правоте некоторых предположений, что сложились в моей голове.

– Что ж, наверное, следует приступить к съемкам? – не дав актерам перевести дух, сразу же включился в работу Всеволод. – Вы, как я полагаю, все уже прорепетировали за время моего отсутствия, так что все отснимем буквально в несколько дублей. Да и простой мы себе позволить не можем, так что буду вычитать издержки из ваших гонораров. – Он горестно вздохнул, но, думаю, не только я, а и все присутствующие уловили издевку, что с плохо скрываемым ехидством в голосе позволил себе Остроликий. Должна отметить, что вид у актеров был удручающий. – А почему вы не в костюмах, друзья мои? – удивился мой клиент, упиваясь собственной властью.

– Мы… э… – нашел в себе силы прервать тягостное молчание Максим Полоцкий.

– Что ты мямлишь? – насупился режиссер.

– Я выходил в город, – понурив голову, как ребенок перед воспитателем, наконец, сознался он.

– Так… – мрачно протянул Остроликий, грозно оглядев остальных. – Я так понимаю, что идея саботировать репетицию была поддержана всеми?!

– Мы прорепетировали и разошлись до вашего возвращения, – вступила в беседу Вера Котова, и ее прекрасные глаза смотрели прямо в лицо Всеволоду. – Разве мы нарушили что-то, или в контракте есть пункт, где говорится, что мы как псы должны ждать своего хозяина, сидя подле оставленного им кресла? – эту фразу она явно воскресила в памяти из некогда отыгранной сцены, однако мой клиент заметно стушевался под ее лучистым взглядом и неожиданно пробормотал совершенно в ином русле:

– Псы у ног хозяина… н-да… а в этом что-то есть! – Он задумался, видимо, решая, в какую часть сценария включить эту фразу. – Что ж, оставим споры, – тон его заметно смягчился после объяснений Веры. – И все же мне придется учесть время, которое вы сейчас потратите на грим, ведь мы приступаем к съемкам! – не изменил он своего первоначального решения.

«Молодец, Остроликий! – похвалила я его мысленно. – Провоцируй их да задевай за живое, пора уже поставить в этом деле точку!»

– Все да не все! – вдруг прерывая неспешный бег моих раздумий, победоносно донеслось откуда-то из темных подсобных помещений павильона. – Моему гонорару, как я понимаю, ничего не грозит! – возник из полумрака с широкой улыбкой на устах Трофимов Игнат, хотя узнать его было сложно – так сильно он был загримирован, словно скрылся под маской. – Я, в отличие от некоторых, – он многозначительно обернулся на Максима Полоцкого, – никуда не отлучался, эпизод свой как следует отрепетировал, хотя, признаюсь, работа шла сложно, без партнеров это больше походило на театр одного актера, но я справился! – Он заметно переигрывал и, как мне показалось, успел подготовиться не только к съемкам, но еще отрепетировал речь и отчего-то был неприятен в этом своем импровизированном триумфе, но Остроликий встретил его по-отечески.

– Вот уж от кого не ожидал! – поднялся он из кресла навстречу актеру второго плана, дружелюбно раскинув руки. – Иди, обниму тебя! – успешно заразившись настроением Игната, воскликнул он. – Не зря я столько лет вкладываю в тебя все силы, теперь вижу, что есть и результат, и посему мыслю и верую, что обязательно будет толк. – Всеволод охотно впал в роль благодетеля, подхватывая заданное Трофимовым настроение, и стиснул актера в объятиях. – Ну что ж, довольно разговоров, – отринул он от груди Трофимова так же же быстро, как и кинулся к нему секунду назад. – Посмотрим на деле, в чьих словах правда, – он сделал знак оператору налаживать оборудование. – А я уж рассужу потом по справедливости, – и с широкой ухмылкой на лице он этаким барином развалился в кресле.

Подготовка места для съемок заняла как раз такое время, чтобы все проштрафившиеся успели принять соответствующие сценарию образы. Предстояло снять один из ключевых эпизодов – решающую схватку соперников с последующей смертью Бористра на руках рыдающей Благомилы, правда, эту сцену предстояло снять на улице в густом сумраке ночи, как я узнала из сценария, поэтому не была уверена, что метаниям экранной героини Котовой между двумя возлюбленными настанет конец именно сегодня – слишком уж длинным выдался день. Но я не стала приставать к Остроликому с расспросами.

Максим и Игнат приступили к репетиции, а Вера задержалась в гримерке, ведь для каждого эпизода стилисты подправляли ей прическу и грим. Когда по моим расчетам преображение Благомилы должно было идти полным входом, в павильон вышла Катя и замерла в тени, подальше от яркого освещения прожекторов, не сводя влюбленных глаз с Полоцкого. Осторожно, чтобы не привлечь ничье внимание, я подошла к двери в грим-уборную ведущей актрисы и заняла позицию таким образом, чтобы не терять из поля зрения Остроликого, но и суметь подслушать происходящее в комнате. Легко прикрепив радиостетоскоп к тонкой двери, я вся обратилась в слух.

– Ты здесь?!

Признаюсь, с трудом разобрала я возбужденный и какой-то испуганный шепот Веры.

– Как видишь, ты не рада?! – не заставил себя ждать ответ.

– Очень рада, – после короткой паузы выдавила Вера. – Но ты же знаешь, я не могу, когда работаю, я вся в образе, я не та, которую ты любишь…

– Да помню я все, помню… – как-то устало и буднично протянул мужчина. – Но неужели это остановит меня, когда я соскучился! – послышался звук шагов, я напряглась, приготовившись ворваться в комнату, чтобы спасти Котову от нападения нежданного гостя, но вместо вскрика или шума драки я уловила нечто иное, что было похоже на долгий и страстный поцелуй.

В том, что Котовой вряд ли угрожает опасность, я была почти уверена, однако для того, чтобы это «почти» исчезло, мне необходимо поговорить с майором Авдеевым, который обещал проследить за актрисой и ее мужем. Едва я об этом подумала, как в кармане у меня завибрировало, информируя о поступившем сигнале вызова. Я отошла от гримерки Котовой и неторопливо направилась к своему месту. Заветный звонок не заставил себя ждать.

– Да, слушаю, – отозвалась я в трубку.

– Евгения, это Авдеев, – послышалось в ответ. – Есть новости?

– Есть, но я должна все проверить, прежде чем передать вам информацию. А что у вас?

– У нас в активе визит в наш город мужа этой актрисы, Котовой. Как удалось выяснить, он приехал тайно, с кем-то должен встретиться сегодня вечером. Ведет себя подозрительно, но от слежки ушел, то ли случайно, то ли наши упустили. – Василий тяжело вздохнул. – В общем, где он сейчас, не знаю. Но я думаю, надо будет брать, как только выйдем на след…

– Поступайте, как считаете нужным, – только и ответила я, так как понимала, что советовать опытному полицейскому не стоит. У меня же были другие мысли по поводу услышанного, однако я привыкла решать свои проблемы сама, поэтому попрощалась с майором и нажала отбой.

Прежде всего, мне надо было максимально обезопасить клиента, который весь растворился в процессе съемок, с упоением выстраивая эпизод под свое авторское видение, и тем не менее работа шла тяжело.

– Зря ты потратил время на грим, – устало, но беззлобно протянул Остроликий, почти с жалостью взглянув на Трофимова. – В твоем случае этот факт, увы, не помог вжиться в образ. Ладно, начало схватки в доме отсняли, уличную сцену, как и было запланировано, переносим на поздний вечер. – Он обреченно махнул рукой и оглядел остальных участников. – Пожалуй, мы все берем тайм-аут, нам ведь предстоят ночные съемки, так что сейчас все в гостиницу на ужин, потом отдых, автобус будет ждать у входа без четверти двенадцать, пора уже заканчивать с ним, – кивнул он в сторону Трофимова. – Точнее, с его Бористром. Да, и никакого алкоголя! Хватит, и так выбиваемся из графика! – спохватился он, глядя на оператора, который в ответ изобразил на лице полнейшее непонимание, с чем связана последняя ремарка режиссера, словно это не он почти каждое утро с похмелья входил в павильон на неверных ногах.

Я с удовольствием отметила некоторое брожение в теле, адреналин начинал постепенно накапливаться в ожидании решающих событий. Я была почти уверена, что преступник поторопится завершить начатое дело. Слишком уж он наследил за это время. Возвращение группы в отель было мне на руку, вот только чтобы все проделать в соответствии с выстроенным в моей голове планом, мне следовало предпринять определенные шаги.

Вслед за Остроликим я покинула в первых рядах павильон, сделав на ходу распоряжение Глебу по поводу маршрута. Всеволод устало откинулся на сиденье.

– Нет, ну что за бездарности, они думают, я вечно буду с ними нянькаться?! – немедленно принялся он возмущаться, стоило мне занять свое место в салоне автомобиля. – Подумать только, сбежали как школьники, едва наставник отлучился по делам! – он картинно закатил глаза. – Разве не понимают они, насколько губителен их мужланский примитивизм для нас – людей искусства, элиты общества…

– Вот как?! – не сдержалась я от комментария.

– Да! – взвился Всеволод. – И я буду настаивать на этом! Мы – богема, люди тонкой душевной организации, мы выше всех этих мелких неурядиц, этого мещанского быта, примитивных страстей… – Он полностью впал в полубожественный образ. – Да, кстати, а почему мы остановились? – все же заметил он, с трудом возвращая резкость затуманенному взору.

– Все в порядке, водитель движется в соответствии с моими инструкциями. – Голос мой был отрезвляюще холоден.

– А, ну ладно, – правильно расценил мой настрой клиент. – Так о чем это я?! – Он поднес палец к виску, растерянно глядя в окно. – Ах да… Все эти низменные страсти, все эти привычки, эта грязная возня, – все это несвойственно нам – выделенным высшими силами, одаренным талантом… – Он вдруг замолчал и буквально прилип лицом к тонированному стеклу автомобиля. – Что?! С кем это она?! Что это за мужик ее тискает?!

– Кто? – невинным тоном осведомилась я, отчаянно пытаясь сдержать смех. Наблюдать за тем, как завсегдатай Олимпа вдруг кубарем скатился с высот, разом обнажив в себе все скрытые людские пороки, было забавно.

– Да она! – визгливо огрызнулся он, тыча дрожащим пальцем в сторону улицы, точнее, второго, пожарного выхода из павильона, откуда, опасливо озираясь, выбралась на улицу Вера под руку с высоким мужчиной.

– Да, действительно странно, – заинтригованно протянула я. – Наверное, придется за ними проследить? – словно бы спрашивая совета, продолжила я.

– Да не то что придется, это необходимо сделать! – Всеволод не на шутку раздухарился. Тем временем Вера с мужем подошли к машине, скрытой за густым рядом акаций. Мужчина галантно открыл перед актрисой дверь и, прежде чем она села, жадно впился ей в губы на правах собственника.

– Да что же это такое! – выпучил глаза режиссер. – Вот нахалка! Да как это возможно! – Его лицо побагровело. – Лижутся, как подростки в подворотне! И она еще твердит про нравственность! – заметив, что Вера ответила на поцелуй, воскликнул он. – Я должен немедленно ее уволить! – Он взялся за ручку дверцы.

– На каких основаниях, позвольте узнать? Или целоваться с собственным мужем – преступление? – резко остановила я его порыв.

– Каким мужем? – Всеволод перевел на меня свирепый взгляд. – Да она моя! – выкрикнул он мне в лицо, в глазах его бушевала ревность.

– Ваша?! – понимая, что играю с огнем, уверенно продолжала провоцировать я Остроликого.

– Моя актриса, я хотел сказать, – тяжело дыша, все же поправился он и опять посмотрел в окно. Мне показалось, что он совершенно потерял ощущение реальности и, кажется, позабыл о моем присутствии. – Но она же говорила, что не может, когда работает, я, как идиот, поверил, людей тороплю, в ожидании благосклонности, а она вот, значит, как… – мрачно процедил он тихо сквозь зубы. Любой другой человек может и не расслышал бы его, но у меня был стопроцентный, притом тренированный слух.

– Глеб, аккуратно за синей иномаркой, не надо, чтобы они нас заметили, – спокойно скомандовала я водителю. Остроликий, воинственно сопя, нервно поежился. Не привлекая внимания режиссера, я вставила наушник, радуясь, что так удачно и своевременно пристроила жучок в личные вещи актрисы.

– Ты надолго, милый? – все тем же настороженным голосом осведомилась Котова.

– Да на пару деньков… – неопределенно ответил он, умолчав, что явился несколько дней назад. – Вот управлюсь с делами, встречусь кое с кем и обратно в Москву, строителей торопить в нашем новом гнездышке, – в голосе его я уловила некоторое нетерпение, свойственное духу бесед молодоженов.

– А у нас сегодня еще съемки ночные, – выждав паузу, вставила Вера.

– Тогда надо торопиться, у меня есть планы на вечер, – игриво проговорил он.

– Чудесно, – не разделяя его энтузиазма, тускло подтвердила Вера.

«Что ж, похоже, за этими двумя можно пока не следить», – оценила я мысленно услышанное, мало удивляясь подавленному состоянию актрисы. Ее реакция на внезапный приезд мужа объяснима, если вспомнить, какими путями она добыла роль.

Это рассуждение плавно вывело меня на новую тему.

– Глеб, давай в гостиницу, – распорядилась я и повернулась к режиссеру, чтобы получить вполне предсказуемую порцию возмущений.

– Это что значит, мы же следим за этими, – он многозначительно глянул вслед стремительно удаляющемуся автомобилю. – Глеб, быстрей за ними!

– Глеб, в гостиницу, – мягко напомнила я, хотя внутри, конечно, ощущала раздражение, но совсем легкое, так что мне не пришлось прилагать усилия, чтобы сохранить прежнюю степень самообладания.

– Да что же это?! – взвился мой клиент. – Да я уволю тебя, глупый дурак! – истерично выкрикнул он, заметив, что водитель поворачивает машину обратно.

– Разорвать контракт со мной может только мой работодатель, а это господин Годян, но никак не вы, уж извините. Да и у меня четкие инструкции подчиняться госпоже Охотниковой, – продолжая движение в заданном мною направлении, очень рассудительно ответил охранник. – Так что все как раз наоборот, если я ее ослушаюсь, меня уволят, думаю, мои объяснения исчерпывающие?! – абсолютно серьезно спросил Глеб, подводя черту.

– Более чем, однако, если я стану настаивать, не думаю, что из-за такой мелкой сошки, как ты, банкир станет рисковать вложенным в съемочный процесс капиталом! – в свою очередь решил восстановить реноме режиссер. – Так что рекомендую еще раз подумать, – с царскими нотками в голосе закончил он.

– Поехали за ними, Глеб, вот только на этом я умываю руки и не буду чувствовать себя виноватой, если господина Остроликого убьют сегодня ночью… Поскольку в моем контракте прописано, что я имею право отказаться от исполнения своих обязанностей телохранителя в том случае, если клиент препятствует моим действиям, причем в этом случае гонорар я получу сполна. Так что мне все равно… – Я беззаботно пожала плечами.

– Так куда нам дальше?! – резко затормозил Глеб, обернулся и уставился на меня со смесью беспомощности и злобы в глазах. Я продолжала хранить молчание.

– В гостиницу, – наконец буркнул Остроликий и демонстративно отвернулся к окну, всем своим видом выражая степень урона, которую понесла его тонкая и ранимая, полная искусством душа, от несправедливой обиды.

– В гостиницу, Глеб, и побыстрей, – повторила я, заметив, что водитель замер в нерешительности. До ночных съемок оставались считаные часы, и я досадовала, что приходится тратить драгоценное время на лишние разговоры. Глеб кивнул, и через несколько минут мы затормозили у входа в гостиницу.

Внутри у меня было полное ощущение, что преступник задумал поставить заключительный аккорд в деле под названием «трагическая смерть режиссера» сегодня ночью. На это указывали факты, все покушения происходили в основном на съемках, что вполне логично, учитывая, что в номере Остроликий все время пребывал не один, а в тесном соседстве с собственной супругой, да и охранники не прекращали наблюдение ни на секунду. Поэтому эти несколько часов в отеле стоило использовать максимально.

Вспомнив о Елизавете Ричардовне, я решила первым делом определиться с ней, ее ролью в происходящем. Сдав охрану номера Остроликих дюжему молодцу, присланному банкиром, я поспешила к себе, к своей технике, которую, надо отметить, искренне любила и считала своей самой главной помощницей. Эти мысли меня позабавили. Я мигом представила выражение лица моей милейшей тетушки, узнай она, отчего мое сердце вздрагивает и к кому, точнее, к чему пылает страстью. Хотя, наверное, когда-нибудь следовало приоткрыть ей глаза на тайные привязанности моей души, чтобы уже окончательно прекратить так надоевшие мне разговоры и причитания о несостоявшемся замужестве.

Мадам Остроликая встретила мужа в расслабленном состоянии и в домашнем виде. И хотя все выглядело вполне натурально, я все же решила проверить, и быстренько прокрутила картинки с видеокамер. Хотя Елизавета Ричардовна никуда не отлучалась, придя со свидания, все время до нашего прихода она набирала чей-то номер телефона и жутко бесилась, так и не услышав ответа абонента. Так что ее сонливость была наигранна, но я не спешила посвящать ее в тайну исчезновения любовника.

Заказав в номер легкий ужин, я припала к монитору, параллельно подключив наушник от все еще сохраняющегося в спальне Елизаветы Ричардовны «жучка».

– Севушка, будешь ужинать? – мадам Остроликая была сама любезность.

– Нет, лапушка, я плотно пообедал, до сих пор даже помыслить о еде не могу, – отказался режиссер.

– Где это тебе так повезло? Насколько я помню, кормят вас в час, а сейчас восемь, вот уж никогда не поверю, что ты столько времени держишься на бедном на калории общепите? – проявила она чудеса проницательности.

«Вот ведь, сама недавно от другого мужика вернулась, а продолжает держать руку на пульсе, – похвалила я ее мысленно. – Похоже, не так безразличен ей муж, как она убеждала своего любовника», – вынесла я вполне очевидный вывод.

– Так сегодня я с продюсером пересекался, потому позволил себе расслабиться, – быстро нашелся мой клиент.

«Похоже, ему не впервой выкручиваться», – оценила я его усилия, с положенной справедливостью отметив его догадливость, ведь про наш дневной побег он не проболтался.

– А, ну умница! Однако тебе стоит подумать о фигуре, ты помнишь, что сказал врач?! – и, не дожидаясь ответа, она сама дополнила: – Лишний вес губителен для твоего сердца, я беспокоюсь о тебе, – она органично выглядела в роли заботливой супруги.

– Так я же днем, да и сейчас съемки всю ночь, я потрачу больше, чем съел… Да и вкусно было, как в ресторане лучшем, – мечтательно зажмурился он, вспоминая кулинарные изыски моей талантливой родственницы.

– Так ты вроде и был в ресторане? – настороженно уточнила Елизавета.

– А… ну да… просто странно встретить кухню экстра-класса в такой глухой провинции, – лихо выкрутился режиссер.

– А что ты там говорил про ночные съемки? – удовлетворившись объяснениями, мадам Остроликая легко переключилась на новую тему.

– Так пора заканчивать с исторической частью, аренда места под павильоном истекает, наше время на привычной натуре под Москвой снимем.

– Все правильно, – на этот раз Елизавета Ричардовна не нашла к чему придраться. – Ты, наверное, отдыхать будешь? – Она запнулась, дождалась утвердительного кивка Всеволода и продолжила: – А я у себя прилягу, нам предстоит длинная ночь…

– А тебе-то почему? – не понял Остроликий.

– Я тебя не брошу, я поеду на студию с тобой, – она решительно поджала губы.

Режиссер открыл было рот, но, видимо, он уже порядком устал от препирательств, поэтому лишь миролюбиво заметил: «ну, ну», – и практически рухнул на мягкий диван, где даже засопел от наслаждения, почувствовав гостеприимные мягкие подушки каждой клеточкой своего тела.

Елизавета медленно вплыла в спальню, неторопливо притворила за собой дверь, и моментально вся ее томность куда-то улетучилась. С прытью юной девушки она кинулась к мобильному телефону и лихорадочно нажала несколько клавиш, так и не услышав ответа, она швырнула трубку на кровать и застыла в недоумении.

В том, что в этот вечер Остроликому угрожает реальная опасность, я была уверена, но предупреждать его не спешила. Всеволод, как я успела заметить, был излишне впечатлителен и эмоционален. Реакцию его предсказать было сложно, но в любом случае он обязательно выдал бы себя, то есть свою осведомленность, тем самым спугнул бы преступника. Действия злоумышленника на это, если, конечно, он не полный идиот, тоже вполне очевидны. Он, думаю, на какое-то время «залег бы на дно», и мое тяжкое бремя охраны малоприятного клиента растянулось бы на неопределенный срок. И в конце концов, успокоившийся клиент расторг бы контракт. А это значит, что как только я вернусь под заботливое крылышко моей милейшей тетушки, преступник нанесет решающий смертельный удар.

Чтобы избежать этой абсолютно неприемлемой перспективы, я решила пойти ва-банк. Шестое чувство, именуемое интуицией, подкованное наработанным мною за эти дни материалом, подсказывало, что я на верном пути.

Вся съемочная группа, по сообщению Глеба, шумно ужинала в ресторане отеля. Охранник внимательно следил, чтобы никто не покинул ужин раньше. А если уж это произойдет, Глеб имел четкие инструкции сразу же информировать меня по рации. С трудом дождавшись, пока Елизавета Ричардовна спустится вниз ужинать, я немедленно приступила к действию. Для собственного спокойствия я снабдила Глеба компьютером, чтобы он в режиме онлайн вел наблюдение за спящим на диване в гостиной Остроликим. После чего короткими перебежками без проблем достигла первой цели моей вылазки.

Мария размещалась в обычном номере, с полуторной кроватью, шкафом и санузлом. Вскрыть нехитрый замок я смогла за считаные секунды. Яркие вещи девушки с хлопушкой были разбросаны по всей комнате, создавая типичный для такой особы беспорядок вокруг, но меня эта картина отнюдь не умилила. Маша мне не нравилась, я не разделяла ее суждений и в общем считала их недопустимыми. Злобных и завистливых людей встречать мне, конечно, приходилось, но не так часто, что немного успокаивало. Подобные комнаты я видела не раз, проводить в них обыск умела быстро и качественно. Времени я себе отвела на поиски мало, но и его осталось в избытке, когда я в верхнем отделении выдвижного ящика шкафа, под грудой белья, нашла то, что, собственно, и привело меня в комнату неприятной девицы.

Покончив с первым пунктом плана, я приступила к реализации следующего. Веры Котовой, как сообщил мне Глеб, в отеле не было. Она не присоединилась к веселящимся за ужином коллегам, не было ее и в арендованном автобусе. Я это знала и так, но перестраховка никогда не помешает. Номер Веры был рядом с комнатой Марии. С замком также не возникло проблем. Однако внутреннее убранство временного пристанища звезды кинопроекта существенно отличалось от только что увиденного. Комната была просторней, кровать – шире, ванная стандартная. Шторы на окнах смотрелись побогаче, и телевизор был посовременней. В отличие от неряшливой Марии, у Веры царил идеальный порядок. Одежда в зеркальном шкафу висела на плечиках, белье разложено на полках, а все остальные личные вещи актриса содержала во внушительной косметичке и в тумбочке. У кровати я заметила томик с пьесами Чехова, невольно умилившись такому выбору. Поддавшись порыву, я взяла томик в руки. Не задумываясь, открыла его на середине и неожиданно, вместо чеховских пьес увидела аккуратный, рукописный текст.

«Неужели Вера так запросто хранит у себя написанный рукою Чехова подлинник?!» – мелькнула в голове шальная мысль при виде натуральных синих чернил. Однако не настолько я наивна, чтобы в это поверить. Впившись глазами в строчки, в следующую секунду я поняла, что держу в руках не что иное, как дневник известной актрисы.

Держу пари, что Мария нашла бы самое грязное применение подобной находке, но у меня, честно признаюсь, душа значительно чище. Сверившись с датой, я перелистнула несколько страниц и, наконец, нашла кое-что интересное для себя, для моего расследования.

«…Что мне оставалось?! Ах, я несчастная! Разве стоит вся эта мишура тех душевных мук, что, несомненно, убьют меня?! Но я умница, и не буду унывать, это чудо, что мне пришла в голову идея с обетом, чтобы не выходить за рамки экранного образа, в котором я, полностью следуя учению Станиславского, существую, мыслю и чувствую. Это счастье, хотя и сомнительное в моем случае, что для него работа – главное божество, и он клюнул на мой аргумент, но как долго смогу я отбиваться, да и Н. – он ни в чем не виноват… А получается, что я потенциально не верна ему, из-за всех тех авансов, что пришлось выдать ненавистному О., чтобы избежать унизительной расплаты за столь высокую оценку моего актерского мастерства…Тот злосчастный эпизод в гримерке до сих пор вспоминаю с содроганием, а ведь это была всего лишь попытка поцелуя… Что будет, когда наступит последний съемочный день?! Мне страшно об этом подумать!!! Сейчас кажется, что лучше смерть, чем грядущее унижение… Что за мысли разрывают мое сердце?! Но, если подумать, разве заслуживаю я такого наказания?! Я – жертва, и я должна отомстить за унижение… А еще лучше – сделать все, чтобы это унижение не наступило никогда, и выход, похоже, только один…»

На этом запись обрывалась. Я не смогла прочесть продолжение, так как следующий, он же последний лист был вырван. Что ж, тот, кто это сделал, и есть главный виновник всех бед Остроликого. Осталось только определить, была ли это Котова, или же кто-то решил подставить ее. Но не все было так безнадежно, переплет дневника по-старинному пухлый, с внутренней стороны просто белый, и на нем слабо просматривались оттиски какого-то текста, как будто писавший сильно нажимал на ручку. Ни секунды не сомневаясь, я убрала дневник в свой небольшой заплечный рюкзак, решив, что с помощью простого карандаша постараюсь прочесть запись, и направилась по третьему адресу. Однако времени оставалось слишком мало, на этот раз я все проделала в рекордно короткий срок.

Судя по настроению на площадке, ночные съемки не вселяли в народ особого оптимизма. Я же, наоборот, ощущала необыкновенный подъем. На завершающем этапе съемок в Тарасове востребованы были как раз все те члены команды, среди которых я вот уже несколько дней пыталась определить главного злодея.

Всеволод буквально ворвался в павильон. Сразу за ним, разумеется, появилась я, на полшага опережая Елизавету Ричардовну, терпкие духи которой неприятно терзали мое обоняние. Оператор, на этот раз трезвый и немного раздраженный, с помощником уже были внутри, занимались наладкой оборудования. Маша по случаю позднего времени суток облачилась в совершенно неприличное мини-платье, с асимметричным декольте, обнажающем одну грудь почти полностью. На ее фоне гримерша Катя выглядела блекло, но куда более пристойно, отчего ее образ был мне симпатичнее. Максим Полоцкий, окинув меня печальным взглядом, демонстративно подмигнул Екатерине:

– Ну-с, красавица, готова уединиться со мной в кабинете, где будем только ты, я и пушистые кисточки? – Он шаловливо ей подмигнул, отчего девушка, стремительно краснея лицом, замерла с выпученными глазами, неотрывно глядя на него. Ее горло сдавил спазм, ответ она озвучить так и не смогла и, лишь беспомощно озираясь, неожиданно принялась икать, словно перенесла сильнейший стресс.

– Макс, может, я на что сгожусь? – подала голос Маша, эффектно наклонилась за хлопушкой, так что ее огромная грудь успешно показалась в вырезе платья, и медленно распрямилась, не отводя от него зовущего взора.

– Ну, если ты умеешь профессионально рисовать синяки, ссадины и кровоподтеки, то пошли…

– Я все могу! – выдохнула она, многообещающе облизнув губы.

– Так! Это что за новости! – неожиданно рявкнул режиссер, кажется, только сейчас обратив внимание на главного героя. – Макс, почему до сих пор не в гриме? Марш в гримерку, и эту куклу поторопи, ишь застыла, как будто я ей простой оплатить обещал! – Он слегка подтолкнул Екатерину. Недовольство Остроликого возымело действия, часто моргая, она резко прекратила икать и стремглав кинулась в сторону подсобных помещений. Не дожидаясь нового замечания, Полоцкий отправился за ней.

– А ты чего вырядилась, дура! – Всеволод переключился на Марию. – Здесь идет серьезная работа, тут тебе не бордель! На вот, срам прикрой, и вперед, хотя бы реквизит, что ли, протри да старый мел смой! – Он швырнул ей свой шарф, который давно уже скучал на спинке кресла режиссера, оставленный не у дел по причине жары несколько дней назад. Мария покорно намотала модный шарф себе на плечи, сразу угадав по настроению и выражению лица начальника, что этим вечером с ним лучше не спорить.

За всем происходящим я наблюдала как бы со стороны. Первым в гримерке скрылся Полоцкий, буквально через секунду после этого в павильон вбежала Вера Котова. К ее счастью, Остроликий, поглощенный отчитыванием Марии, не заметил ее, и она спокойно отправилась переодеваться. Трофимов, уже облаченный в средневековый наряд, гремел мечами у стола с реквизитом, выбирая, по всей видимости, самое достойное его последнего появления на экране оружие.

Этой ночью Остроликий был в ударе. Стоило актерам выстроиться под стенами бутафорской хижины при полном параде, как он немедленно начал репетицию. Бористр Трофимова должен был явиться в кадр в момент поцелуя Благомилы и Святогора, Всеволод с особым наслаждением на лице лично продемонстрировал Полоцкому, как надо обнимать возлюбленную, но Вера стойко вынесла это малоприятное испытание. Когда же режиссер потянулся, чтобы завершить эпизод прописанным в сценарии поцелуем, неожиданно его порыв остановил Трофимов.

– А я, я-то когда показываюсь, прямо сейчас, что ли? – беззастенчиво оттянув Всеволода назад за плечо, встрял он в репетиционный процесс.

– Вот ведь напасть, – закатил глаза к небу мой клиент. – Ты сцену прочитал?! – он раздраженно ткнул пальцем в зажатые в руках Игната листки.

– Ну да… – настороженно протянул Трофимов.

– И когда же должен явить свой лик твой недобитый экранный прототип? – медленно растягивая слова, поинтересовался режиссер.

– Кажись, сейчас? – неуверенно ответил горе-актер.

– Правильно, а следом у нас идет что? – словно профессор на экзамене продолжил допрос Остроликий, не выпуская стан Веры из тесного кольца своих пухленьких ручек.

– Схватка на мечах с Максимом… – сверившись с написанным, отрапортовал Игнат.

– А значит, в кадре ты должен появиться в чем? – оглядев его с ног до головы, не унимался Всеволод.

– В кольчуге, с щитом и мечом, – растерянно пробормотал Трофимов.

– А ты только сейчас об этом узнал?! – Остроликий уже с трудом сдерживал бушующий в нем гнев.

– Да, то есть нет, кажется… – Игнат был похож на попавшую под дождь дворнягу.

– Так иди и прими должный вид, вместо того, чтобы мне мешать работать! – рявкнул Остроликий так, что еще не оправившаяся от выволочки Мария выронила из рук хлопушку. Трофимов быстро затрусил к подсобным помещениям, в притихшем павильоне были отчетливо слышны его шаги. Всеволод перевел взор на Котову.

– Я все поняла, мы могли бы уже попробовать с Максимом, – быстро произнесла она, опережая порыв режиссера вернуться в исходное перед поцелуем положение.

– И в самом деле, время идет, мы все поняли, а еще сложная батальная сцена впереди, – вступил Максим.

– Ну, что ж, поглядим, чего вы там уразумели, – сдался Остроликий и отошел на шаг. На этот раз Благомила и Святогор выполнили сцену идеально. Даже Остроликий признал, что можно с ходу снимать. Оператор засуетился, отдавая приказания по постановке света, администраторши забегали, как куры, завидев лису в прорезь забора. Елизавета Ричардовна, недовольно фыркнула на всеобщий шум и, зажав телефон в руке, поспешила на улицу. Следом за ней вылетела Мария, что-то нашептывая в свою трубку. Вера опустилась на стул, Полоцкий отрабатывал в углу с широким мечом разящий выпад.

– Где опять этот Трофимов?! Мы что, его вечно ждать должны?! – взвизгнул режиссер.

– В кольчуге, наверное, застрял, – пошутил Максим. – Мне позвать его?

– Немедленно! – свирепо прорычал Всеволод.

Максим скрылся было из виду в узком коридоре, ведущем к гримеркам, и сразу вернулся.

– Всеволод Александрович, вас там спрашивают у черного хода… – поманил он рукой гения киноискусства.

– Боже мой, ну что там еще, – взвился режиссер. – Пусть сюда подходят! – добавил он, но Максима уже не было видно. – Так, всем готовиться, через секунду вернусь, и сразу же приступим к съемкам! – скомандовал Всеволод, направляясь вслед за Максимом.

Я не питала ложных иллюзий, стоило Полоцкому озвучить приглашение, как я моментально почувствовала приятную дрожь возбуждения, прокатившуюся по всему телу. Осторожно, чтобы не привлекать излишнего внимания, я пошла за клиентом. Вовлеченный в нюансы процесса, он, похоже, позабыл об осторожности и даже не подумал предупредить меня, а преступник, судя по всему, настолько хорошо его знал, что сумел рассчитать такой поворот событий. В узком коридоре, ведущем к заднему выходу, было темно. Но искать выключатель времени не было. Остроликий быстро шел к двери, которая, как я смогла разглядеть, была открыта, и в ней я заметила силуэт человека. Так как с нашей стороны царила абсолютная темень, я понимала, что ночному гостю нас не будет видно, по крайней мере, еще несколько шагов, пока Остроликий идет по коридору. Бесшумно ступая, я сделала один прыжок и, поравнявшись с Остроликим, шепнула ему: «Ни звука!» – и легонько впихнула в боковую дверь, ведущую в женскую гримерку, которая была пуста, так как я в ней давно уже установила камеру наблюдения и отметила, что после Веры в нее никто не заходил.

Всеволод, надо отдать ему должное, все правильно расценил и, даже не пикнув, ретировался в заданном моею железной рукой направлении. Я уверенно продолжила его путь. Когда до двери осталось буквально несколько шагов и поджидавший мужчина пробурчал: «Наконец-то!», – какая-то тень вышла из темного угла и взмахнула рукой над головой поджидавшего Остроликого гостя с чем-то тяжелым. Раздался глухой стук, мужчина сдавленно охнул и стал оседать на пол. Нападавший же, не дав себе и секунды передыха, переключился на меня, точнее, на Всеволода, которого рассчитывал застать врасплох. Прежде чем ответить на первый выпад, я успела позлорадствовать, представляя, какой сюрприз ожидает злоумышленника, не подозревающего о произошедшей подмене.

Света луны, падающего в узкий проем двери заднего выхода, едва хватало, чтоб различить силуэт противника, а лицо его, по всей видимости, скрывала черная шапочка с прорезями для глаз. Что ж, я давно привыкла к битвам в темноте, преступники, как правило, предпочитали действовать ночью, боясь быть узнанными. Мужчина, однако, был настроен решительно. Произведенный им выпад почти достиг цели, да и действовал он наверняка: в миллиметре от моей щеки блеснуло лезвие ножа. Я, естественно, не явилась в коридор с пустыми руками, но выхватывать из-за пояса пистолет не спешила. Очень уж жаждало мое тело разминки, да и пугать звуками выстрелов не хотелось впечатлительную киношную общественность. Легко увернувшись от ножа, я отскочила на шаг и несколько раз элегантно отхлестала по щекам своей ступней в легких босоножках злоумышленника. Он тихо заскулил, как я поняла, не от боли, а от унижения, и с яростным рыком кинулся на меня. Контактного близкого боя избежать я не смогла, так как коридор был слишком узок для маневров, необходимых для отражения атаки. Заняв боевую стойку, я приняла его в свои гостеприимные объятия и, прежде чем мужчина успел опомниться, заломила его кисть, моментально выбив нож. Одновременно я вывернулась, не ослабляя захвата, и удачно закрепила успех болевым приемом, направленным на локтевой сустав противника. Для пущей убедительности я тюкнула его весьма ощутимо под коленную чашечку.

Судя по покорности, с которой оседал на пол позабывший об агрессии преступник свое поражение признал и готов был к окончательной капитуляции. Я занесла руку, чтобы сдернуть с него маскирующую шапочку, как вдруг услышала торопливые шаги за спиной. Коридор был по-прежнему темный. Я не могла разглядеть бежавшего, но, по моим прикидкам, намерения он имел весьма определенные и, похоже, отнюдь не дружелюбные. Прежде чем он добежал до меня, я выставила вперед свободную руку, чтобы немного затормозить его, но у меня не получилось остановить его совсем. Времени разбираться не было. Конечно, я могла бы объяснить новому нападавшему, что я не преступник, но, во-первых, у меня не было возможности, а потом, вопреки всем моим расчетам, он мог оказаться сообщником злоумышленника. Быстро прикинув все варианты, я, не выпуская руку первого, приготовилась отразить нападение второго, причем сделать это необходимо в максимально короткие сроки. Почувствовав подмогу, поверженный соперник несколько воспрял и вяло попытался оказать мне сопротивление. Но одно мое настойчивое нажатие на его руку мигом утихомирило порыв.

Тем временем, оправившись после встречи с моей кистью, второй предпринял новую попытку. Собравшись и выставив голову вперед, как бык на корриде, он прыгнул в мою сторону. Я сумела увернуться, но, признаюсь, угадать его намерение в темноте было сложно, поэтому руководствовалась исключительно наработанными годами тренировок инстинктами. Мое резкое движение имело два результата, и оба, на мой взгляд, можно было оценить как положительные. Моментально истошно завыл от приступа боли первый горе-драчун, и в унисон с ним тоненько пискнул второй, шлепнувшись о стену коридора. Не давая ему опомниться, я приподнялась на цыпочки, изогнулась, выбросила ногу и обвила его шею голеностопом. Спустя несколько секунд тело мужчины обмякло, и он покорно осел на пол, успокоенный кратковременным приступом удушья, который я виртуозно спровоцировала нажатием на его горло в момент захвата ногой.

Однако от всей этой возни я, истосковавшись по настоящей схватке, испытала разочарование, так как все произошедшее можно было назвать разве что разминкой. Годы тренировок научили меня давать отпор любому врагу, вот почему я искренне радовалась, когда получалось обезвредить близкого мне по силе противника. Этих же двух горемык я усмирила за считаные секунды. Но предаваться унынию было некогда. В конце концов, такая скорая схватка имела и положительные стороны: сил у меня оставалось предостаточно, так что я, сгруппировавшись, приготовилась тащить практически на себе первого нападавшего к началу коридора, где, как я помнила, в пожарном шкафу предусмотрительные проектировщики павильона поместили фонарь. Сделав несколько шагов, я услышала впереди, по моим прикидкам у цели пути, некоторое шевеление, словно кто-то торопился в нашу сторону. Вряд ли это были сообщники преступника, охотившегося за Остроликим, так как я уже подозревала, кто стоит за всеми неприятностями, и была практически уверена, что злоумышленник действует в одиночку.

– Кто там?! – намеренно громко, но вполне спокойно, спросила я.

– Охотникова? – немедленно распознал мой голос новый участник, и в следующую секунду в лицо мне ударил до неприятного яркий луч фонаря.

– Она самая, Василий Авдеевич, – сказала я в ответ, сразу же узнав по голосу майора, и добавила: – Свет-то убавьте, мне все равно, а вот, думаю, моему подопечному больно до слез. – С этими словами я впервые обернулась на первого нападавшего, руку которого я продолжала выгибать.

– Понятно… – мрачновато протянул полицейский, – что, опять сама справилась… – все тем же недовольным тоном констатировал он увиденное.

– Как всегда, вы же знаете, мне так проще, и жертв никаких, – промямлила я привычное оправдание, ожидая продолжения пронизанной неодобрением речи о моих приемах и методах работы.

– Вот-вот, да тебе просто повезло, неужели ты думаешь, что мои ребята справились бы хуже?! – Тон, взятый в начале фразы майором, пошел по нарастающей. Должна признаться, что в данный момент у меня не было желания выслушивать выговор до конца, поэтому, едва мое чуткое ухо уловило позади некоторое шевеление, как я обрадованно прервала представителя органов правопорядка.

– Все это так, и вы, несомненно, правы, и в свободное время мы вернемся к этой волнующей теме, но, если мы продолжим сейчас наши дебаты, боюсь, преступник или преступники получат некоторый шанс на спасение. – И, не дожидаясь ответа, я резко крутанулась на месте, перехватила своего пленника теперь уже за две руки, ловко извлекла из кармана наручники и защелкнула их на запястьях горемыки. Он что-то прошипел себе под нос нецензурное и метнул на меня грозный взгляд из-под насупленных бровей. Я хорошо прочитала все те проклятия, что не пытался скрыть его взор, но лишь усмехнулась в ответ. Все его помыслы о мести, которую он планировал обрушить на мою голову, вряд ли когда-нибудь будут претворены в жизнь, поскольку он уже имел честь убедиться в степени моего профессионализма и, думаю, на всю жизнь запомнил силу стального захвата моих тренированных рук. – Второго берите, и мужчине у входа требуется медицинская помощь, – быстро крикнула я Авдееву и выволокла своего заключенного на свет в павильон, где неуверенно переминались в ожидании оставшиеся члены съемочной группы.

– Бригаду срочно! – отрывисто скомандовал по рации Авдеев и продиктовал месторасположение павильона. – А этого в отдел, и второго подберите, – кивнул он сотрудникам, и трое молоденьких полицейских браво промаршировали в коридор.

– Позвольте, а что, собственно, происходит, где Севушка? – первой опомнилась Елизавета Ричардовна.

– Он в порядке, – уверила я ее и, сдав двум дюжим молодцам поверженного лжегероя, поспешила в женскую гримерку.

– Всеволод Александрович, – осторожно позвала я, чтобы не напугать задремавшего в кресле гения киноискусства.

– А?! Что?! Что случилось?! – подскочил он так, словно на него случайно плеснули ледяной воды.

– Ничего не случилось, точнее, все уже закончилось! – уверенно ответила я.

– Как?! – Он выпучил глаза. – И что, я свободен?

– А вы и не были заняты, – не сдержалась я от подначки.

– Ну, то есть я имею в виду, мне больше не угрожают? – В голосе его одновременно звучали и недоверие, и слабая, еще не оформившаяся надежда на лучшее.

– Сейчас проедем в полицию, закончим с необходимыми процедурами, и все, гуляй Вася, как говорится…

– Какой Вася, я Сева! – не понял мой клиент.

– Ну, конечно, – улыбнулась я, заправила упавшую на лицо прядь каштановых волос и кивнула ему на дверь. – Пойдемте, день и так был длинным.

– Пойдемте, – по слогам повторил он и последовал за мной.

Тем временем Василий Авдеевич отвез всех подозреваемых в отделение. Я поспешила к заднему выходу, куда уже подъехала «Скорая». Прежде чем увезут потерпевшего, я хотела сама убедиться, что его жизнь в неопасности.

– Ну как он, доктор? – кинулась я к мужчине в белом халате.

– Вероятно, сильное сотрясение мозга, пару дней проведет в больнице, но, к счастью, череп не проломлен… А вы, собственно, кто? – нахмурился мужчина.

– Я из службы безопасности…

– Что ж вы недоглядели, человек чуть не погиб! – укорил меня доктор.

– По моим подозрениям, погибнуть он должен был не в результате этого удара, преступник уготовил ему несколько иную роль, – задумчиво ответила я. – Но вы правы, доктор, я обязана была его предостеречь и от этого, но, увы, всегда надо чем-то жертвовать, – с грустью закончила я.

– Но ведь мы говорим о человеке, как вы можете так цинично все раскладывать по полочкам, словно пасьянс какой-то?! – возмутился мужчина.

– Приходится, – я открыто посмотрела ему в лицо. – Поверьте, возможно, я уберегла его от гораздо более худшего потрясения… – И с этими словами я развернулась, чтобы пойти в павильон и позвать к раненому его жену. Но, видно, ее любящее сердце само почувствовало нехорошее – в нескольких шагах от «Скорой» я нос к носу столкнулась с Верой Котовой.

– Что случилось? – Взгляд ее заволокла пелена готовых пролиться слез.

– Не волнуйтесь, уже все хорошо, его жизнь вне опасности, – быстро уверила я ее и отступила на шаг, пропуская к мужу.

– Коленька?! Да что же это?! – в следующее мгновение воскликнула Вера, кинувшись на грудь любимого, уложенного на носилки.

– Все в порядке, – слабо успокоил ее мужчина, а я вздохнула с облегчением, услышав голос Николая.